Текст книги "После. Что околосмертный опыт может рассказать нам о жизни, смерти и том, что будет после"

Глава 6
Вне тела

О некоторых аспектах околосмертных переживаний большинству людей рассказывать довольно просто. Например, о жизненном обзоре. Многие из нас время от времени пересматривают какие-то этапы своей жизни, особенно в переходные периоды или в моменты важных жизненных событий. Но есть в ОСП и другие черты, понять которые гораздо сложнее. Как заметил историк науки Томас Кун, именно открытие новых, труднообъяснимых фактов зачастую двигает науку вперед[48]48
  «…именно открытие новых, труднообъяснимых фактов зачастую двигает науку вперед…» – Кун, Томас. Структура научных революций, глава 6 (Thomas Kuhn, «The Structure of Scientific Revolutions», Chicago: University of Chicago Press, 1962)


[Закрыть]. Поэтому я решил попробовать разобраться в тех аспектах ОСП, объяснить которые было сложнее всего. И по счастливой случайности, как раз тогда мне встретился Эл Салливан[49]49
  «…как раз тогда мне встретился Эл Салливан…» – Эл опубликовал описание своего ОСП в небольшой недатированной брошюре «Дорога к свету» (Al Sullivan, «Roadway to the Lights»). Анализ его ОСП изложен также в следующих работах: Emily Williams Cook, Bruce Greyson, and Ian Stevenson, «Do Any Near-Death Experiences Provide Evidence for the Survival of Human Personality after Death? Relevant Features and Illustrative Case Reports» («Могут ли околосмертные переживания служить доказательством продолжения существования человеческой личности после смерти? Соответствующие особенности ОСП и примеры подтверждающих сообщений»), Journal of Scientific Exploration 12(3) (1998) 377–406; Emily Williams Kelly, Bruce Greyson, and Ian Stevenson, «Can Experiences Near Death Provide Evidence of Life After Death?» («Возможно ли найти в околосмертных переживаниях доказательства жизни после смерти?»), Omega 40(4) (2000), 513–19


[Закрыть].

Это был мужчина пятидесяти шести лет, с аккуратно подстриженной белой бородой, по профессии – водитель грузовика. Однажды вечером он пришел в группу поддержки, которую я открыл в Коннектикутском университете для людей, испытавших ОСП, и всех интересующихся этой темой. Эл представился другим участникам, но после весь вечер сидел молча, внимательно слушая и порой улыбаясь или кивая тому, что говорили люди. В конце встречи я спросил его, не хочет ли он, как новичок, рассказать нам что-нибудь из своего опыта. Глаза его засветились улыбкой, но он ответил: «Может, в следующий раз». Когда все начали расходиться, Эл подошел ко мне и спросил, можно ли ему завтра попасть ко мне на прием.

На следующий день Эл пришел на прием в рабочей униформе и тут же, без колебаний пустился рассказывать свою историю:

– Однажды в понедельник на работе я почувствовал боль в груди, – начал он, – и диспетчер вызвал неотложку. Меня повезли прямо в больницу, и пока они проверяли сердце, чтобы понять, в чем дело, одна из главных артерий, ведущих к сердцу, оказалась полностью закупорена.

Эл замолчал, но улыбка не сходила с его лица.

– Ужасно! – сказал я. – А что потом?

– Я не помню точно, потому что уже плохо соображал. Но хирург сказал, что по меньшей мере одна из коронарных артерий забита, и нужно немедленно оперировать. Я подписал бумагу и попросил их позвонить жене. После чего меня срочно покатили в операционную, где мне пришлось проводить четырехкратное коронарное шунтирование. Тогда я, конечно, об этом не знал. Мне это стало известно после, когда я смотрел сверху, как идет операция.

– Должно быть, вы очень удивились? – сказал я.

– Не то чтобы. Я сильно удивился, когда посмотрел сверху и в левом нижнем углу обнаружил – кого бы вы думали? – себя! Я лежал на столе под светло-голубой простыней, а моя грудная полость была вскрыта. Внутри я увидел свое сердце. Я узнал хирурга, который еще минуту назад объяснял мне, как будет проходить операция. Казалось, он чем-то озадачен. Мне подумалось, что он так машет руками, будто хочет взлететь.

– Как это? – спросил я.

Эл положил ладони на грудь и пошевелил локтями вверх-вниз. Это выглядело уж слишком неправдоподобно. Хирург махал руками во время операции? За все годы работы в медицине я никогда не видел и не слышал ничего похожего. Такого не увидишь даже по телевизору. Это больше походило на странный сон под влиянием общего наркоза, чем на реальную картину, которую мог наблюдать Эл.

Я покосился на него, недоуменно вскинув бровь. «Ну хорошо, – произнес я медленно, – а что потом?»

– Да-да, – продолжал Эл, – я тоже подумал, что это странно. Но потом я обратил внимание на правый нижний угол того пространства, где находился. И там был свет, а из него возникла фигура в коричневой мантии и двинулась ко мне. От нее исходили тепло, радость, умиротворение, чувство любви. Я ощутил нарастающую эйфорию и был счастлив узнать в ней свою мать. Она умерла много лет назад, когда ей было тридцать семь лет, а мне всего лишь семь. Сейчас мне уже за пятьдесят, и первое, что я заметил, – какой молодой выглядит мама. Вдруг на ее лице отразилась тревога. Она отдалилась от меня и направилась к хирургу. Спустившись вниз, мама положила его руку на мое сердце, слева, а затем вернулась ко мне. Я видел, как врач сделал такое движение, будто пытался отогнать летающее насекомое.

Тут Эл остановился и впервые перестал улыбаться.

– А дальше? – подбодрил я.

– Да, – медленно проговорил он. – Есть еще кое-что, но я не уверен, что сейчас готов об этом рассказать.

– О… – произнес я, пытаясь сообразить, как разговорить его дальше. Но не успел я ничего придумать, как он уже продолжал:

– Потом, – сказал он. – Какое-то создание сказало мне, что у мальчика, который живет по соседству, рак, и я должен сообщить об этом его родителям. – Он снова помолчал и облизал губы. – Но я не уверен, что могу это сделать. Как мне объяснить им, откуда я узнал?

– Пожалуй, это было бы сложно, – согласился я. – Может, вам нужно еще подумать обо всем этом, обсудить с кем-нибудь?

– Но мне не с кем поговорить! Моя жена и слышать не хочет ни о чем, что я пережил во время операции. Говорит, что выходила замуж за веселого, трудолюбивого, приятного парня, а не ветхозаветного пророка.

– Может, вам прийти в группу поддержки вместе с женой через месяц? – предложил я. – Она увидит, что вы не единственный, что многие нормальные люди испытывают подобное.

Эл засмеялся и покачал головой.

– Нет, она ни за что не пойдет. Она даже не хочет, чтобы я туда ходил. Говорит, что я слишком много думаю о своих переживаниях, и пора бы уже забыть о них и вернуться в реальность.

Было ясно, что Эл получил очень глубокий околосмертный опыт, который сильно изменил его, но я все же никак не мог поверить в то, что он «видел» в операционной. Может быть, я смогу выбросить из головы его странное видение после того, как поговорю с врачом или кем-то, кто был тогда в операционной?

– Эл, а вы не рассказывали хирургу, что произошло с вами во время операции? – спросил я.

– Конечно, – ответил мужчина. – Потом, через несколько дней. Он зашел ко мне в палату во время обхода, и я спросил его, почему он так махал руками в операционной, будто пытался взлететь.

– И что он ответил?

– По-моему, ему было стыдно. Он спросил со злостью: «Кто вам сказал?!» Я ответил: «Никто. Я видел вас оттуда», – и показал пальцем на потолок.

– И как отреагировал ваш хирург? – спросил я.

– Он занял оборонительную позицию, как будто решил, что я его в чем-то обвиняю. «Уж наверное, что-нибудь я сделал как надо, раз вы сейчас здесь», – бросил он и вышел.

До сих пор я смотрел на все с точки зрения Эла и сочувствовал ему. Однако, услышав о реакции врача, я вспомнил свою историю с Холли, когда она заявила, что видела пятно на моем галстуке. И я отлично понимал ощущения этого хирурга. Это были не просто стыд и неловкость, скорее чувство, что у тебя выбили почву из-под ног, втянув тебя во что-то совершенно невозможное.

– Эл, вы не против, если я поговорю с ним?

– Пожалуйста! – ответил он.

– Тогда мне нужно ваше письменное разрешение, поскольку мы с ним работаем в разных больницах.

– Без проблем, – ответил Эл. – Я готов.

Кардиохирург, оперировавший Эла, оказался японцем по происхождению, врачом строгих правил и безупречной репутации. Он совсем не походил на человека, склонного шутить в операционной. Он согласился встретиться со мной и был рад услышать новости о состоянии своего пациента. И к моему большому удивлению, он подтвердил рассказ Эла. Еще в Японии, во время медицинской практики он выработал интересную привычку, которой никогда не видел у американских хирургов. Продезинфицировав руки и натянув стерильные перчатки, он очень опасался дотронуться до чего-либо в операционной и вызвать риск даже малейшего загрязнения. Поэтому, наблюдая, как ассистенты начинают операцию, он складывал руки на груди, ладонями к стерильному халату, чтобы случайно ничего не коснуться, и давал указания команде, показывая на нужные вещи локтями.

До этого разговора я подозревал, что видение Эла, где хирург машет локтями, было лишь сном. Но когда обнаружилось, что это и правда имело место, мне нужно было искать другое объяснение. Я спросил врача, как он объяснил себе, что Эл утверждал, будто видел это. Он пожал плечами: «Я вырос в семье буддистов. Нам вовсе не обязательно всему искать объяснение».

Я предположил, что Эл мог видеть врача, «машущего руками», еще до того, как наркоз полностью подействовал. Чтобы уточнить, я спросил Эла, что еще он заметил одновременно со странным поведением врача. Он отвечал, что грудная полость была вскрыта и ее фиксировали металлические зажимы и что два других хирурга делали что-то с его ногой. Это его озадачило, у него ведь были проблемы с сердцем, и он не мог понять, при чем тут нога. На самом деле врачи в это время подготавливали вену на ноге, которую собирались использовать для шунтирования. Это явно указывало, что Эл был уже полностью без сознания в то время, когда видел хирурга, машущего локтями. Значит, он никак не мог видеть все это своими глазами – наркоз уже полностью подействовал на мозг, и глаза его были закрыты и зафиксированы с помощью клейкой ленты, что часто делается, чтобы предотвратить чрезмерное высыхание глаз за длительное время без возможности моргать. Эл просто не мог ничего видеть. Но он все-таки видел.

 Эл сильно удивился, когда посмотрел сверху и в левом нижнем углу обнаружил – кого бы вы думали? – себя! Грудная полость была вскрыта. Внутри он увидел свое сердце.

Околосмертное переживание Эла выглядело загадочным, но вовсе не было уникальным. Подробные картины, полученные как бы с «внетелесной» точки зрения, – не самая часто встречающаяся особенность ОСП, однако Эл – не единственный, кто рассказал мне о таком опыте. Джейн было двадцать три, когда при первых родах она испытала ОСП. Она тоже говорила, что покинула тело и смогла видеть, что происходит в других местах.

«Из-за потери крови у меня сильно упало давление. Медсестры запаниковали, так как в больнице не было крови моей группы. Я услышала, как одна из них воскликнула: „Боже, мы ее теряем!“ В этот момент я покинула тело и откуда-то с потолка операционной смотрела, что они делают. Я знала, что жива, и не сразу поняла, что это было мое тело там, внизу. Я видела, как приехал врач, как продолжались какие-то процедуры, слышала разговоры и видела, как родилась моя дочь. Я слышала, что говорили о ней врачи, чем они были озабочены. Это была небольшая больница, и вскоре я обнаружила, что смотрю сверху на мою маму в комнате ожидания. Она курила. Вообще-то моя мама не курит, но после она призналась мне, что тогда очень нервничала и раз или два попробовала закурить. Потом я вернулась в операционную. Моей дочке было уже лучше, чего нельзя было сказать обо мне».

Также Джейн рассказала, что встретила покойную бабушку, а потом некоего «проводника», который сказал, что еще не время и, хотя ее тело до сих пор не оправилось от шока, она должна возвращаться. После чего она проснулась в больничной кровати с капельницами в руках. Она пыталась поделиться своим опытом с медсестрами и врачом, но те отвечали, что это ничего не значит, и Джейн почувствовала, что они не поймут.

Похожее околосмертное переживание было у Колин, когда ей было двадцать два и она потеряла много крови при родах. Вот как она описала свои ощущения выхода из тела:

«Я ужасно мучилась и наконец потеряла сознание. Но когда я очнулась, все было совсем не так, как всегда! Я не только была вне своего тела, но и не сразу смогла осознать, что мертвенно-бледное тело, истекающее кровью на операционном столе, – мое! А точка, с которой я все это наблюдала, была где-то наверху, под потолком. Оттуда я смотрела, как медсестры и врачи носятся по палате, словно сумасшедшие, пытаясь вернуть к жизни несчастную девушку.

Между гинекологом и анестезиологом, которого вызвали в палату, разгорелся ужасный спор. Гинеколог утверждал, что делать что-либо бесполезно, потому что совершенно ясно, что уже слишком поздно. Он был абсолютно уверен, что я мертва. Своей жизнью я обязана анестезиологу, который доказывал, что меня можно вернуть. Я до сих пор слышу, как он кричит: „Она же еще ребенок! Мы должны попытаться!“ Он настоял, чтобы медсестры сделали мне какое-то переливание, и буквально заставил гинеколога присоединиться и помогать. Помню, что меня шокировали ругательства, которыми обменивались врачи. Я не могла поверить, что они способны выражаться так грубо, да еще в присутствии медсестер.

Когда несколько дней спустя я пришла в сознание – нормально, в своем теле, – я была в реанимации, вся опутана капельницами. Ко мне в палату зашел врач, и я сразу же его узнала, это был анестезиолог. Я поблагодарила его за то, что спас мне жизнь. Он очень удивился и поинтересовался, почему я считаю, что он спас меня и его нужно благодарить. Тогда я ему все рассказала – как я покинула тело и видела извне, что происходит в операционной. Я сказала и о том, как меня шокировали грубости, которыми он обменивался с гинекологом. Сперва он не мог мне поверить, но захотел услышать все, что еще я запомнила. И когда я закончила, он признался, что не так сильно поражен моим рассказом, потому что уже сталкивался с околосмертными переживаниями у нескольких пациентов».

Колин добавила, что признание анестезиолога в том, что он уже слышал об ОСП, было очень важно. Сама она не сомневалась в реальности своего опыта, он ощущался даже реальнее, чем повседневная жизнь. Но возможность поговорить о нем с врачом, который не отмахнулся от этого как от сна или галлюцинации, была очень важна. И я слышал подобное от множества людей, испытавших ОСП. Когда медицинский персонал не обращал внимания на околосмертные переживания, люди чувствовали досаду, злость и депрессию, ощущали, что их личность обесценивают. Но когда врачи или медсестры готовы были выслушать рассказы об ОСП и признавали их значимость для человека, – что бы они сами ни думали об этом явлении, – пациенты чувствовали уважение к себе и понимание.

Более 80 % участников моего исследования говорили об ощущении присутствия вне физического тела. Однако лишь половина из них описывает взгляд извне на собственное тело и наблюдение происходящих вокруг событий откуда-то сверху, как Эл, Джейн и Колин. Многие люди бывают удивлены, увидев свое тело внизу и на расстоянии, а некоторые даже не сразу узнают его. Те, кто узнают себя, часто говорят о чувстве растерянности из-за того, что видят тело отдельно. Некоторые понимают, что умерли, только тогда, когда с удивлением обнаруживают собственное безжизненное тело. Участники моих опросов обычно описывают выход из тела и последующее возвращение в него как внезапные, легкие и безболезненные.

Сообщения о том, что при околосмертных переживаниях люди видят происходящее вокруг с измененного ракурса, извне своего тела, в истории встречались и раньше. Сэр Александр Огстон, выдающийся военный хирург из Шотландии, известный открытием стафилококка, испытал ОСП в 1900 году, когда попал в госпиталь с брюшным тифом во время англо-бурской войны. Ему тогда было пятьдесят шесть лет. Он вспоминал о неоднократном ощущении выхода из своего тела[50]50
  «Он вспоминал о неоднократном ощущении выхода из своего тела…» – Огстон описывает свое ОСП на страницах 222–233 автобиографии: Alexander Ogston, «Reminiscences of Three Campaigns» («Воспоминания о трех военных кампаниях»), London: Hodder and Stoughton, 1919


[Закрыть]:

«Сознание и тело как бы раздвоились, несколько отделились друг от друга. Я знал, что неподвижная бесформенная груда возле двери – мое тело. Оно принадлежало мне, но не было мной. Я чувствовал, что мое духовное Я периодически покидает его… до тех пор, пока что-то не подсказывало мне, что некто потревожил ту холодную груду у двери, которая, как я вспоминал, была моим телом. В такой момент меня стремительно втягивало обратно, я с отвращением соединялся с телом, и оно снова становилось мной. Его кормили, осматривали, говорили с ним. Когда его оставляли в покое, я опять покидал его… И хотя я знал, что смерть постоянно кружила рядом, я не думал о религии, не чувствовал страха перед концом, а просто носился в сумрачном поднебесье спокойно и равнодушно, пока что-нибудь снова не беспокоило тело, лежащее внизу. И снова я рывком возвращался в него, и все более отталкивающим оно мне казалось.

Помню в своих блужданиях странное ощущение, будто я был способен видеть сквозь стены. Хотя я знал, что они на месте, и все-таки мои чувства проникали всюду. Например, я отчетливо видел, как в другой части госпиталя несчастному хирургу из медицинского корпуса стало хуже, как он кричал и умер. Прежде я даже не знал о его существовании. Я видел, как его труп накрыли и незаметно, бесшумно вынесли, разувшись, чтобы мы не слышали, что кто-то умер… Когда я потом рассказывал об этом медсестрам, они соглашались, что все было ровно так, как я видел».

Ощущения освобождения от физического тела, подобные тем, о которых говорит Огстон, присутствуют и в современных сообщениях. Чувство выхода из тела сопровождает людей в моменты, когда состояние здоровья становится критическим. Нейроанатом Джилл Болти Тейлор перенесла обширный инсульт и на несколько лет лишилась возможности ходить, говорить, читать, писать и что-либо вспомнить. Когда она все-таки поправилась, то написала книгу, где в красках описала свои наблюдения за тем, как инсульт постепенно поражал мозг:

«Я вспоминаю тот первый день после инсульта со смешанным чувством сладости и горечи… Восприятие собственных физических границ больше не ограничивалось той областью, где кожа контактирует с воздухом. Я чувствовала себя джинном, выпущенным из бутылки[51]51
  «Я чувствовала себя джинном, выпущенным из бутылки…» – Тейлор, Джилл Болти. «Мой инсульт был мне наукой». (Jill Bolte Taylor, «My Stroke of Insight», New York: Viking/Penguin, 2006)


[Закрыть]. Казалось, энергия моего духа плывет, как огромный кит, скользящий по морю безмолвной эйфории. Это отсутствие физических границ давало ощущение дивного блаженства, превосходящего изысканнейшие из наслаждений, которые мы можем испытывать как телесные существа. Мое сознание пребывало в этом потоке сладостной безмятежности, и мне было очевидно, что я уже никогда не смогу втиснуть громаду своего духа обратно в эту крошечную клеточную матрицу».

Большинство внетелесных видений, описываемых людьми, трудно проверить. Что, если это всего лишь плоды воображения или удачные догадки о том, что с большой вероятностью могло произойти? На первый взгляд, многие сообщения попадают в любую из категорий. Есть две работы, в которых исследуется точность описания больными тех реанимационных мероприятий, которые проводились с ними при остановке сердца. Сообщения пациентов, испытавших околосмертные переживания, сравниваются с теми, у кого ОСП отсутствовали.

Кардиолог Майкл Сабом выяснил, что люди, имеющие околосмертный опыт, очень точно, в мельчайших подробностях описывали собственные реанимационные процедуры[52]52
  «Кардиолог Майкл Сабом выяснил, что люди, имеющие околосмертный опыт, очень точно, в мельчайших подробностях описывали собственные реанимационные процедуры…» – Сабом, Майкл. «Воспоминания о смерти». Michael Sabom, «Recollections of Death» (New York: Harper & Row, 1982)


[Закрыть], в том числе сопутствующие им неожиданности. Но когда он просил пациентов, не упоминавших об ОСП, представить себе, как проводилась их реанимация, им удавалось описать ее лишь в общих чертах и с большим количеством неточностей. Пенни Сартори, медсестра интенсивной терапии, исследовавшая опыт пациентов своего отделения в течение пяти лет, пришла к тому же выводу, что и Сабом[53]53
  «Пенни Сартори… пришла к тому же выводу, что и Сабом» – Penny Sartori, «The Near-Death Experiences of Hospitalized Intensive Care Patients» («Околосмертные переживания пациентов отделения интенсивной терапии»), Lewiston, NY: Edwin Mellen, 2008


[Закрыть]. Люди, которые говорили о чувстве выхода из тела во время остановки сердца, точно знали, как проходили реанимационные мероприятия. Однако пациенты, пережившие остановку сердца, но не упоминавшие о выходе из тела, все как один допускали серьезные ошибки в описании реанимационного оборудования и процедур.

ЧУВСТВО ВЫХОДА ИЗ ТЕЛА СОПРОВОЖДАЕТ ЛЮДЕЙ В МОМЕНТЫ, КОГДА СОСТОЯНИЕ ЗДОРОВЬЯ СТАНОВИТСЯ КРИТИЧЕСКИМ.

Насколько часто люди, испытавшие ОСП, способны в точности воспроизводить события, происходившие вокруг, пока они были без сознания? Профессор Дженис Холден, глава консультативного отдела в Университете Северного Техаса, исследовала девяносто три сообщения о внетелесных ощущениях[54]54
  «…девяносто три сообщения о внетелесных ощущениях…» – Janice Miner Holden, «Veridical Perception in Near-Death Experiences» («Ощущения, соответствующие реальности, в околосмертных переживаниях»), The Handbook of Near-Death Experiences, ed. by Janice Miner Holden, Bruce Greyson, and Debbie James (Santa Barbara, CA: Praeger/ABC–CLIO, 2009), 185–211


[Закрыть] во время ОСП. По итогам ее работы 92 % описаний оказались абсолютно точными, 6 % содержали небольшие ошибки и лишь 1 % совершенно не соответствовал действительности. Сам факт того, что некоторые внетелесные переживания точно описывают реальность, уже вызывает недоумение. Как писал еще столетие назад родоначальник американской психологии Уильям Джеймс, «если хочешь опровергнуть теорию, что все вороны черные, не требуется доказывать, что они не таковы. Достаточно предъявить одну лишь белую ворону»[55]55
  «Достаточно предъявить одну лишь белую ворону…» – William James, «Address by the President» («Обращение президента Американской психологической ассоциации»), Proceedings of the Society for Psychical Research 12(1) (1897), 2–10, цитата со стр. 5.


[Закрыть].

При такой достоверности внетелесного чувственного опыта при ОСП становится сложно отнести околосмертный опыт к галлюцинациям. Тем не менее, даже когда сообщения подтверждаются независимыми источниками, – как, например, когда хирург Эла признался, что «махал руками», – они по-прежнему остаются анекдотическими свидетельствами уже прошедшего события. Если люди действительно способны выходить из тела и видеть все происходящее вокруг извне, будучи без сознания, не найдется ли способа поставить контролируемый эксперимент, чтобы это проверить?

С 1990 года было опубликовано шесть работ, посвященных попыткам протестировать точность внетелесных ощущений при околосмертных переживаниях[56]56
  «…попыткам протестировать точность внетелесных ощущений при околосмертных переживаниях…» – Janice Miner Holden and Leroy Joesten, «Near-Death Veridicality Research in the Hospital Setting: Problems and Promise» («Исследование адекватности восприятия пациентов больницы при околосмертных переживаниях: проблемы и возможности»), Journal of Near-Death Studies 9(1) (1990), 45–54; Madelaine Lawrence, In a World of Their Own («В собственном мире»), Westport, CT: Praeger, 1997; Sam Parnia, Derek G. Waller, Rebekah Yeates, and Peter Fenwick, «A Qualitative and Quantitative Study of the Incidence, Features and Aetiology of Near Death Experiences in Cardiac Arrest Survivors» («Количественное и качественное исследование частоты, характеристик и этиологии околосмертных переживаний у людей, переживших остановку сердца»), Resuscitation 48(2) (2001), 149–56; Penny Sartori, The Near-Death Experiences of Hospitalized Intensive Care Patients («Околосмертные переживания пациентов отделения интенсивной терапии»), Lewiston, NY, Edwin Mellen Press, 2008; Bruce Greyson, Janice Miner Holden, and J. Paul Mounsey, «Failure to Elicit Near-Death Experiences in Induced Cardiac Arrest» («Неудачная попытка вызвать околосмертные переживания при намеренной контролируемой остановке сердца у пациентов»), Journal of Near-Death Studies 25(2) (2006), 85–98; Sam Parnia, Ken Spearpoint, Peter Fenwick, et al., «AWARE-AWAreness during Resuscitation – A Prospective Case Study» («Проект AWARE: сохранение сознания пациентов во время реанимационных мероприятий – проспективное исследование»), Resuscitation 85(12) (2014), 1799–1805


[Закрыть]. В ходе экспериментов исследователи расставляли неожиданные «визуальные цели» в тех местах, где их могли бы увидеть люди, испытывающие ОСП. Обычно такие объекты располагались под потолком в углу палаты пациента в отделении неотложной помощи или интенсивной терапии, или в кардиологическом блоке реанимации – там, где с большей вероятностью может произойти остановка сердца пациента. Людям ничего не говорили об этих визуальных целях, однако в случае, когда человек описывал чувство выхода из тела, у него спрашивали, не заметил ли он чего-то необычного и неожиданного в палате.

Данные шесть работ выявили в общей сложности двенадцать пациентов с ОСП и ощущением выхода из тела. Ни один из них не смог описать визуальную цель, таким образом, доказательств тому, что люди действительно видят извне своего тела во время околосмертных переживаний, найти не удалось, и вопрос оставался открытым.

В детстве я часто смотрел передачи о медицине по телевизору. В них, если речь шла об остановке сердца, почти каждого пациента успешно возвращали к жизни. Когда же я поступил в медицинский институт, то с удивлением узнал, что мало кому удается пережить остановку сердца даже в больнице. По данным Американской кардиологической ассоциации за 2018 год[57]57
  «По данным Американской кардиологической ассоциации за 2018 год…» – Emilia J. Benjamin, Salim S. Virani, Clifton W. Callaway, et al., «Heart Disease and Stroke Statistics – 2018 Update: A Report from the American Heart Association» («Статистика сердечно-сосудистых заболеваний и инсультов: отчет Американской кардиологической ассоциации 2018 года, обновленные данные»), Circulation 137(12) (2018), e67–e492


[Закрыть], частота выживания в такой ситуации составляет всего лишь 10 % вне больницы, и 25 % при госпитализации. Но в эту оценку входит и кратковременное возвращение к жизни. На самом деле лишь 11 % пациентов возвращаются из больницы домой.

Учитывая этот непростой момент, я разработал исследование с участием лишь тех пациентов, о которых я мог сказать точно, что они переживут остановку сердца[58]58
  «…исследование с участием лишь тех пациентов, о которых я мог сказать точно, что они переживут остановку сердца…» – Bruce Greyson, Janice Miner Holden, and J. Paul Mounsey, «Failure to Elicit Near-Death Experiences in Induced Cardiac Arrest» («Неудачная попытка вызвать околосмертные переживания при намеренной контролируемой остановке сердца у пациентов»), Journal of Near-Death Studies 25(2) (2006), 85–98


[Закрыть]. В моем эксперименте люди, сердце которых перестало биться, находились под строгим контролем и наблюдением врачей. Опасные повторяющиеся нарушения сердечного ритма у таких людей приводят к высокому риску внезапной остановки сердца. Поэтому им рекомендована имплантация в грудную клетку миниатюрного прибора. Такая операция проводится в кардиохирургической клинике. Устройство называется ИКД, или имплантируемый кардиовертер-дефибриллятор. Он постоянно отслеживает сердечный ритм пациента и в случае остановки сердца проводит автоматическую стимуляцию, восстанавливая нормальное сердцебиение. После установки ИКД в грудную клетку кардиохирургам необходимо проверить его исправность, прежде чем зашивать. Для этого производится намеренная остановка сердца с помощью электрического разряда, а затем врачи наблюдают, сработает ли прибор, восстановив сердцебиение. Поскольку при такой операции точно известно, когда и где человек перенесет остановку сердца, можно установить визуальную цель в нужное время и в нужном месте. Это повышает шансы того, что человек, покидающий тело, увидит ее.

Десять лет назад медсестра кардиологической клиники Кэти Милн изучала частоту возникновения ОСП[59]59
  «…медсестра кардиологической клиники Кэти Милн изучала частоту возникновения ОСП…» – Catherine T. Milne, «Cardiac Electrophysiology Studies and the Near-Death Experience» («Исследования электрофизиологии сердца и околосмертный опыт»), CACCN: The Journal of the Canadian Association of Critical Cared Nurses 6(1) (1995), 16–19


[Закрыть] у людей, подвергавшихся такой процедуре. Согласно ее наблюдениям, околосмертные переживания возникали в 14 % случаев. Поэтому у меня были все основания предполагать, что найдется достаточное число участников для моего эксперимента с визуальной целью. Вместе с Дженис Холден мы обсудили детали исследования и планируемых объектов. Сверху на экран рентгеноскопа, расположенный над хирургическим столом, я установил ноутбук. Специальная программа в нем случайным образом выводила на экран одно из семидесяти двух необычных анимированных изображений, например скачущую фиолетовую лягушку. Анимация длилась пять минут, периодически прерываясь мигающим сообщением о времени, а затем отключалась. Если бы пациенты оказались способны выйти из тела при остановке сердца, они бы увидели это изображение. Компьютер сохранял данные о том, какое изображение было показано каждому из пациентов, однако больше никто из присутствующих в палате не видел его.

Когда заканчивалось действие наркоза, я задавал каждому из пациентов стандартный вопрос, который всегда использовал при исследованиях с участием людей, госпитализированных с остановкой сердца: «Назовите последнее, что вы помните перед тем, как потеряли сознание».

 Люди, имеющие околосмертный опыт, очень точно, в мельчайших подробностях описывали собственные реанимационные процедуры.

Однако половина из опрошенных мной пациентов отвечала мне с недоуменным видом: «Я не терял сознание, о чем вы?»

Оказалось, что в своем эксперименте я не учел действие нового седативного препарата, мидазолама. Его получали все пациенты перед процедурой, так как он помогал меньше волноваться и легче уснуть. Также мидазолам используется потому, что после него человек часто не помнит о перенесенной операции. Это очень удобно, если цель – помочь пациенту забыть о болевом шоке при разряде в сердце. Но если цель – исследовать воспоминания об ощущении выхода из тела в момент остановки сердца, такой эффект скорее мешает. Мидазолам делает процедуру менее болезненной, но вспомнить какие-либо переживания при операции становится гораздо сложнее. Изучив в ходе этого эксперимента более пятидесяти случаев специально вызванной остановки сердца, я не нашел ни одного человека, запомнившего что-либо, хотя бы отдаленно напоминающее ОСП или чувство выхода из тела во время операции.

Помимо сложности с памятью и мидазоламом в своей работе я столкнулся с еще одной непредвиденной проблемой. Когда я обсуждал результаты данного исследования на конференции с участием большого числа людей, испытавших ОСП, оказалось, что, с их точки зрения, мой опыт выглядит поразительно наивным. «С чего это, – удивлялись они, – человеку, у которого остановилось сердце и которого пытаются реанимировать врачи, в состоянии неожиданного выхода из тела отправляться на поиски некоего изображения, спрятанного в палате и не имеющего к нему никакого отношения? Лишь потому, что какой-то ученый назначил его „визуальной целью“?»

Я очень надеялся, что эксперимент подтвердит или опровергнет сообщения о способности видеть окружающую реальность во время ОСП. И когда исследование зашло в тупик, я был, мягко говоря, разочарован. Мой внутренний скептик продолжал утверждать, что до тех пор, пока мы не сумеем подтвердить контролируемым экспериментом точность внетелесных ощущений при ОСП, мы так и будем заниматься самообманом. Ведь мог же Эл Салливан услышать, как медсестры обсуждают забавную привычку хирурга «махать руками», а после вообразить, что видел это собственными глазами? Могло сообщение Холли о пятне на моем галстуке быть случайным совпадением или простой догадкой? Ведь оно было всего лишь «единичным случаем», а не результатом контролируемого испытания. Но разве оттого, что я не специально посадил на галстук пятно от соуса, рассказ Холли становился менее впечатляющим? Разве вы сомневаетесь в том, что парашюты помогают не разбиться, оттого что доказательством этому служат анекдотические свидетельства, а не рандомизированные эксперименты?

Всего в моих исследованиях, посвященных внетелесным видениям, участвовало около 700 человек. В среднем на каждые десять участников четверо говорили о способности узнавать об окружающих событиях способами, выходящими за рамки обычных физических ощущений. Половина из этих людей сообщала, что впоследствии их впечатления об «увиденном» или «услышанном» подтвердили другие люди. А другая половина не рассказывала о своем опыте окружающим, участвовавшим в подобных видениях – чаще всего, медсестрам и врачам, – из опасений, что это сочтут бредом. Я отлично понимал, почему люди боятся показаться другим, в особенности врачам, сумасшедшими, поделившись такими необычными ощущениями. Достаточно было вспомнить Билла Харнланда, пожарного, пострадавшего при взрыве самолета. Когда он сказал своему врачу, что умер и вернулся к жизни, тот отправил его на обследование к психологу.

Рассказы людей о том, что они видят и слышат происходящее вокруг, будучи без сознания, заставили меня усомниться в том, в чем я был убежден с детства: существует лишь то, что можно увидеть, услышать или почувствовать. История с Холли и пятном на галстуке стала испытанием для моих представлений. Но, взятая в отдельности, она не была убедительна. Я не мог отрицать, что рассказ Холли соответствует реальности, однако продолжал считать, что девушка получила информацию каким-либо «нормальным» способом, который я просто не сумел установить. Многие ученые, – в какой-то мере к ним принадлежал и я, – пытаются игнорировать подобные необъяснимые события, а когда это становится слишком непросто, начинают отрицать сам факт того, что такие события имели место. Как писал антрополог и нейробиолог Чарльз Уайтхед, «аномалии – сор, который мы не любим выносить из избы[60]60
  «…аномалии – сор, который мы не любим выносить из избы…» – Charles Whitehead, «Everything I Believe Might Be a Delusion. Whoa! Tucson, 2004: Ten Years On, and Are We Any Nearer to a Science of Consciousness?» («Все, во что я верю, может оказаться иллюзией. Стоп! Тусон, год 2004: насколько мы продвинулись в изучении сознания за прошедшие десять лет?») Journal of Consciousness Studies 11(12) (2004), 68–88, цитата со стр. 72


[Закрыть]. Но однажды их становится так много, что они начинают вываливаться сами». Множество необъяснимых случаев, когда ученых-рационалистов ставили в тупик сообщения людей о том, что они видели и слышали вещи, которые никак не могли видеть и слышать – подобные моей истории с Холли или рассказу Эла о хирурге, машущем руками, или сотням других историй, записанных Дженис Холден, – перестали помещаться в избушку моего мировоззрения и грозили ее опрокинуть.

Для большинства людей – и я не исключение – приведенные выше особенности ОСП настолько поразительны, что переходят «границы постижимого», ту черту, за которой рассказ, казавшийся правдивым, превращается в абсурд, и ты не можешь удержаться от сомнений в его достоверности. Иногда описанные в таких сообщениях события можно проверить. Но даже при отсутствии независимых свидетельств я видел, что абсолютно все люди рассказывали свои истории искренне. Околосмертный опыт оказывал на них столь глубокое влияние, что не возникало даже мысли о том, что кто-то из них меня обманывает. Следовало признать значимость такого опыта и относиться к нему серьезно. Однако сложно объяснить, каким образом человек может из-под потолка смотреть на свое тело, лежащее на операционном столе. Мне было необходимо предложить хотя бы несколько рабочих гипотез о том, как это возможно. Люди, которые стремятся опровергнуть феномен ОСП, часто предлагают считать их фантазиями, имеющими место исключительно в воображении человека. И я, как психиатр, не мог ничего не ответить на эту версию.