Текст книги "Путь домой"

– Я знаю.

– Отсюда ты можешь ходить на работу пешком. И на то, чтобы уладить все формальности с переводом моей субсидии на оплату квартиры на другой адрес, понадобится больше трех дней. К тому же это единственное жилье, которое мы можем себе позволить. И откуда мы возьмем деньги на страховой депозит?

– Но теперь у меня есть работа, Мамуля. Может быть, мы сможем позволить себе платить за квартиру больше.

– Я хочу, чтобы ты откладывал эти деньги на университет, – ответила она.

– Я и откладываю. Но для этого и нужны сбережения – чтобы тратить их, когда возникают непредвиденные расходы.

– Не могу поверить, что нас заставят съехать.

Они снова замолчали. Я подошла к Лукасу, я чувствовала, что его что-то гнетет, хотя и не понимала почему – ведь мы наконец все собрались вместе в нашем доме. Я свернулась у его ног.

– Что же нам делать, Лукас?

– Я что-нибудь придумаю.

* * *

На следующий день после того, как Мамуля вернулась домой, она приложила телефон к щеке. Лукас смотрел на нее, а я грызла резиновую палку, которая называлась «косточка». Я знала, что есть и другие штуки, которые называют «косточки», и они нравились мне куда больше.

– Именно это я и пытаюсь вам сказать. В этом извещении ошибка. Уменя нет собаки, – сказала она.

При звуке слова «собака» я подняла голову. Что она пытается мне сказать? Я посмотрела на Лукаса, но он по-прежнему не сводил глаз с Мамули.

– Ко мне приходил на время щенок, но лично я не имею собаки. – Услышав слово «собака» опять, я снова посмотрела на Мамулю. – Да, вот именно. Большое спасибо. – Она положила телефон на тахту. – Я им не солгала. Лично я не имею собаки. Белла твоя собака.

Я принесла косточку Мамуле, подумав, что она, наверное, хочет бросить ее в подвал, чтобы я сделала «Хороший Моцион».

Лукас усмехнулся.

– Прекрасный юридический аргумент.

Мамуля даже не попыталась взять у меня косточку.

– Но проблема сама собой не рассосется. Рано или поздно нас застукают, – сказала она.

– А может быть, и не застукают. Я буду выводить Беллу гулять только в предрассветное время и после захода солнца. В эти часы никто из персонала не работает. И уверен, соседям будет все равно, если только она не будет лаять. А как только мы окажемся на улице, кто сможет сказать, что я живу в этом доме? Я могу с таким же успехом просто идти мимо, выгуливая свою собаку.

Я не понимала, о чем они говорят, но мне нравилось слышать звук своего имени и слово «собака».

– Но что, если мне придется пойти в клинику? Ты не сможешь каждый раз отпрашиваться ради этого с работы. Я могу ходить на сеансы групповой психотерапии по вечерам, но больше ничего не смогу сделать.

– Может быть, мы сможем нанять кого-нибудь, чтобы сидеть с Беллой, пока нас не будет дома.

– И отказаться ради этого от чего, от покупки еды?

– Мамуля!

– Я просто хочу сказать, что мы не можем себе этого позволить.

– Согласен.

Я удовлетворенно вздохнула.

– Мне очень жаль. Не знаю, как нам удастся сделать так, чтобы нас не застукали. Ведь когда-нибудь, и, наверное, уже скоро, нам придется оставить ее в доме одну, а когда это произойдет, она начнет лаять.

Глава 6

Все следующие два дня мы играли в две новые игры. Одна называлась «Не Лай». Моей работой всегда было оповещать всех, когда я понимала, что за входной дверью кто-то есть. Как правило, я чуяла или слышала, что к двери подошел человек еще до того, как звенел звонок, и лаем оповещала об этом всех, кто был дома, для их же пользы. Иногда Лукас и Мамуля присоединяли свои голоса к моему, крича тому, кто стоял за дверью:

– «Перестань»! или «Замолчи»! Но когда мы играли в «Не Лай», Лукас становился в дверях, высовывал руку наружу, звенел звонок, а потом он строго говорил мне: «Не Лай» и рукой зажимал мою пасть. Мне совсем не нравилась эта игра, но мы играли в нее снова и снова. Потом Мамуля выходила на улицу, пока Лукас сидел в гостиной, и стучала в дверь, хотя обычно в нее звонили, но Лукас все равно говорил: «Не Лай». Все было так, будто они не хотели, чтобы я делала свою работу!

Игра «Не Лай» была очень похожа на игру «Ждать», которая мне тоже была не по душе. Когда Лукас говорил: «Ждать», я должна была сесть и не двигаться с места, пока он не вернется и не скажет мне: «Отдыхай». Иногда он давал мне лакомство и говорил: «Хорошо выполнила команду Ждать», и эта часть мне нравилась, но «Ждать» все равно требовало концентрации и было утомительным и скучным. Человеческие существа, похоже, не чувствуют, как течет время, и не понимают, какого удовольствия они лишаются, когда их собаке приходится просто сидеть и не играть. То же самое относилось и к «Не Лай». Я была хорошей собакой, только если помнила, что должна поступать так всегда. Когда кто-нибудь звонил в дверь и я выполняла команду «Не Лай», Лукас мог дать мне лакомство, а мог и не дать. Это меня выматывало, и я продолжала надеяться, что он позабудет об игре «Не Лай», но он все повторял и повторял эту игру, и Мамуля тоже.

Намного интереснее была игра «Иди Домой». Это означало, что Лукас сейчас отстегнет от ошейника мой поводок, и после этого я должна побежать к нашему дому и улечься перед входной дверью. Лукас настаивал, чтобы я все время ложилась именно там, где он хотел.

– Нет, ты должна лежать вот здесь, на этом пятачке, Белла. Здесь, где тебя не видно с улицы. Поняла? – Он хлопал по бетону до тех пор, пока я не ложилась, и давал мне лакомство. Когда мы делали «Иди Домой», я была хорошей собакой, и мне давали еду. Но когда я выполняла «Не Лай», я не чувствовала себя хорошей собакой, даже если Лукас давал мне лакомство.

– Она все поняла. Если мне это понадобится, она прибежит прямиком домой и ляжет у стены под живой изгородью, где ее никто не сможет увидеть, – сказал Лукас Мамуле.

Мамуля погладила меня по голове.

– Она хорошая собака.

Я завиляла хвостом.

– Но ей все еще трудно выполнять команду «Не Лай», – продолжал Лукас.

Я заскулила.

Мне больше всего на свете хотелось, чтобы Лукас говорил мне, что я хорошая собака, – это и еще «Крохотный Кусочек Сыра», что означало, что Лукас меня любит и дает мне вкуснейшее лакомство.

Несколько раз Лукас закрывал меня в вольере и клал передо мной телефон. Но телефон был мне неинтересен.

– «Не Лай», – строго говорил Лукас. Потом он и Мамуля выходили за дверь. Мне становилось одиноко, и я начинала лаять, и тогда Лукас бегом возвращался в дом, чего я и хотела! Но он всякий раз сердился на меня и несколько раз повторял мне: «Не Лай», не выпуская меня из вольера и даже не гладя меня, несмотря на то что я была безумно рада его видеть.

Я решила, что выполнять «Не Лай» еще более неприятно, когда ты заперта в вольере.

– По-моему, она по-прежнему не понимает, что от нее требуется, – сказал как-то вечером Лукас, обращаясь к Мамуле. В этот день мы ходили гулять в парк и играли с мячиком, и я чувствовала себя восхитительно сонной.

– Но она больше не лает, когда звенит звонок, – ответила Мамуля.

– Верно. Когда звенит звонок, Белла теперь ведет себя как хорошая собака.

Я сонно постучала хвостом по полу. Да, я была хорошая собака.

– На завтра я записана к невропатологу, – сказала Мамуля.

– Может быть, мне сказаться больным? Мы не можем рисковать, оставляя ее одну.

– Нет, Лукас, ты не должен отпрашиваться с работы.

Я завиляла хвостом при слове «Лукас» и встала на лапы на тот случай, если он собирается со мной погулять.

– Не знаю, что еще можно придумать, – мрачно сказал он. – Тебе нельзя пропускать этот визит к невропатологу, ведь чтобы попасть к нему на прием, нужно ждать целую вечность.

Я села и посмотрела на Лукаса, моего человека, насторожившись, несмотря на усталость. Что-то было не так – и он, и Мамуля были очень, очень напряжены.

Я выполнила «Ждать» и, как хорошая собака, продолжала выполнять «Не Лай», но это, похоже, не помогло.

На следующий день рано поутру, примерно в то время, когда Лукас обычно делал «Идти на Работу», мы все втроем пошли гулять. Мне нравилось, когда мы гуляли вместе!

Едва выйдя из дома, мы, как всегда, перешли улицу. Я почуяла запах Мамы-Кошки, идущий из логова.

– Видишь? – сказал Лукас. – Теперь здесь новый забор. С обеих сторон нейлон, так что нельзя упереться носком и перелезть. А новая сетка сделана из толстой проволоки, которая приварена прямо к столбам. Чтобы ее перерезать, понадобились бы промышленные ножницы для болтов.

Мамуля нахмурилась.

– Погоди, стало быть, ты все-таки резал старый забор?

– Нет. Гантер заявлял, что я его резал, но мне ни разу не пришлось этого делать. Я просто разматывал проволоку с помощью плоскогубцев.

– Рада это слышать. А ты не мог бы подпрыгнуть, ухватиться за верхнюю кромку и, подтянувшись, залезть на нее и соскочить с той стороны?

– Может быть, и смог бы. – Лукас кивнул. – Но тогда Белла все равно осталась бы на внешней стороне забора, а мне нужно, чтобы она залезла в подпол и выгнала оттуда кошек прямо в мою сеть.

– А если внутрь залезешь ты сам, ты сможешь набросить на них сеть?

– Вероятно. Можно попытаться.

– А что, если с тобой туда залезу и я?

Лукас усмехнулся.

– Мамуля, там внутри довольно мерзко.

– Думаю, я видала места и похуже.

– Очень может быть.

– А кошки хоть могут сами выбираться за пределы двора? – Мамуля пощупала ткань, которой был покрыт забор. – Сдается мне, они могут вскарабкаться по этому нейлону.

– Наверное, да, но они прорыли лаз в задней части двора, еще когда здесь стоял старый забор, прорыли там, где нижняя часть его рамы была погнута. Так что, скорее всего, они входят и выходят именно там.

– Как ты думаешь, зачем он установил новый забор? – спросила Мамуля.

– По правде говоря, наверное, затем, чтобы не дать мне изловить остальных кошек. Этим он как бы говорит мне, что может помешать мне их спасти и что я ничего не смогу с этим поделать.

– Ничего не скажешь, красавец.

Мы подошли к дороге, по которой быстро мчалось множество машин. За каждой из них тянулся шлейф различных запахов, а с лужаек и кустов доносились чудесные ароматы, так что я то и дело останавливалась, чтобы по достоинству оценить их. Из-за заборчика на меня залаял белый пес, и мне захотелось подойти и обнюхать его, но я была на поводке.

Когда мы подошли к большому зданию, Мамуля оставила нас и пошла в другую сторону. Я то и дело останавливалась и смотрела ей вслед, но она продолжала идти и ни разу не обернулась. Это меня очень огорчило. Мы только что начали так замечательно гулять всей семьей, и вдруг зачем-то разделились. Я этого не понимала. Ведь мы должны были быть вместе! Я нервно заскулила.

– Перестань, Белла. Она просто пошла на прием к врачу. Когда он закончится, она придет за тобой. А мне надо идти на работу.

Я была сбита с толку, когда он сказал «Идти на Работу», что означало, что он уходит и оставляет меня дома с Мамулей. Но ведь сейчас мы гуляли.

Лукас подвел меня к двери, которая при открытии запищала. Он вошел, опасливо огляделся по сторонам, потом втащил меня внутрь за собой. Пол был очень гладким и пахнул разными химикатами и множеством людей, хотя вокруг никого не было видно. Это было очень хорошее новое место, особенно тогда, когда Лукас вдруг побежал по коридору! Лукас закрыл нас в маленькой комнатке, где стоял еще более сильный химический запах. Он встал на колени, и я радостно завиляла хвостом.

– Слушай меня внимательно. Тебе нельзя находиться здесь, в госпитале. Если тебя найдут, у меня будут большие неприятности. Возможно, меня уволят. Это ненадолго. Мама сейчас на приеме у врача. А мне надо идти на работу. Я приду к тебе, как только отмечусь и заступлю на свою смену. Прошу, «Не Лай», Белла. Пожалуйста.

Только не это. Он сжал рукой мою пасть и потряс ее.

– «Не Лай».

А ведь я и не лаяла.

Я была в полнейшем недоумении, когда он вышел и закрыл за собой дверь. И что теперь?

Может быть, это такая разновидность «Не Лай», в которой, когда я залаю, Лукас откроет дверь? Даже если он рассердится на меня, это все же лучше, чем быть оставленной одной в этом незнакомом месте. Я чуяла, что за дверью его нет, но он находился где-то недалеко. Это было похоже на то, что я чувствовала, когда он подходил к дому все ближе и ближе, возвращаясь после «Идти на Работу». Так что хотя он и оставил меня, он был где-то в этом здании или недалеко от него. Но где? И куда подевалась Мамуля? Я заскулила. Не могли же они и впрямь захотеть оставить меня совсем одну в этой комнатке! Что-то тут было не так!

Я выполняла «Сидеть» как хорошая собака, уставившись на дверь и всем своим существом желая, чтобы она открылась. Из-за нее до меня не доносилось вообще никаких звуков. В конце концов, не имея сил терпеть это и дальше, я принялась лаять.

* * *

Лукас открыл дверь только после того, как прошло много-много времени, столько, что я успела гавкнуть много раз. Еще до того, как он открыл ее, я почуяла, что он здесь и что с ним еще один человек, а когда он вошел в комнату, за ним вслед вошла какая-то женщина. От нее пахло цветами и еще чем-то приятным и вкусным. Я была ужасно рада видеть Лукаса и прыгнула на него, упершись в него лапами, чтобы он наклонился и я могла поцеловать его в лицо. Мой человек вернулся ко мне! Теперь мы могли выйти из этой крошечной комнатки и, быть может, пойти в парк, где он даст мне лакомства.

– Ну что, видишь ее? – сказал Лукас женщине.

– Но ты же сказал мне, что это щенок! А она уже вполне взрослая. – Женщина нагнулась и протянула мне руку, от которой слегка пахло чем-то сладким. Я нежно облизала ее пальцы, и она сразу же ужасно мне понравилась, потому что они были такие сладкие.

– Нет, она все еще щенок, ей где-то восемь месяцев от роду. Ветеринар сказал мне, что она родилась в марте или в начале апреля.

Женщина почесала меня за ушами.

– Знаешь, когда у парня есть щенок, это здорово действует на девушек. – Я прижала голову к ее руке.

– Я что-то об этом слышал.

Женщина выпрямилась.

– Но не на меня.

– Неужели? А ведь я взял к себе Беллу именно ради того, чтобы произвести впечатление на Оливию из отдела техобслуживания.

– Последнее время я стала замечать, что ты делаешь вообще все именно ради этого.

– Должно быть, мой метод все-таки действует, если ты начала это замечать.

– Я также заметила, что мусоропровод опять засорился. Прежде всего я замечаю именно это. Мой главный приоритет.

– Хорошо знать, какое место я занимаю в списке твоих приоритетов.

– Так что ты намерен делать? Ты же знаешь, если тебя застукают здесь с собакой, то уволят. В электронном письме доктора Ганна с перечнем миллиона тех вещей, которые его сотрудники ни в коем случае не должны делать, не-приводи-на-работу-свою-собаку вроде как стоит на одном из первых мест.

– Я тут подумал, ты же из отдела техобслуживания здания, а эта подсобка находится в вашем ведении, так, может быть, ты смогла бы заняться здесь уборкой или еще чем-нибудь и потратить на это где-то около часа? Просто чтобы составить компанию Белле, и тогда она не будет лаять.

– Ничего себе. А с какой стати ты решил, что я тебе вообще что-то должна?

– Не мне. Сделай это ради собаки.

– Белла, – сказала женщина, гладя меня по голове, – твой папочка просто нахал.

– Ты же говорила, что я ботан. По-моему, одно с другим не сочетается.

– О, твой случай – исключение.

– Значит, ты находишь меня исключительным?

Женщина рассмеялась.

– В тебе нет ни капли того, что я считаю исключительным. Или удивительным. Или интересным.

– Тут ты не права. На самом деле я очень удивительный.

– Да ну?

– Честное слово.

– Ну, тогда скажи мне про себя хоть что-нибудь, что могло бы меня удивить.

– Идет. – Лукас на мгновение замолчал.

– Вот видишь.

– Ну ладно, а как насчет вот этого – я живу напротив кошачьего дома.

– Что? – женщина рассмеялась.

– Я же тебе говорил. Я полон сюрпризов.

– Ну хорошо, но я все равно не могу проторчать здесь целый час. Я не такая, как ты, – я не могу все время бегать, находясь незнамо где и не занимаясь ничем путным. У меня есть начальница, и она, скорее всего, уже гадает, куда это я запропастилась.

– Но именно это и было ставкой в нашем споре. Я тебя удивлю, а ты присмотришь за моей собакой.

– Никакого спора не было. Я ничего не делаю на спор.

– Ну да. Но если меня застукают здесь с собакой, то уволят нас обоих.

Послышался стук в дверь. Мне показалось, что к такому случаю «Не Лай» не относится, и я дала Лукасу знать, что там кто-то есть. Он и женщина застыли, уставившись друг на друга.

* * *

Когда Лукас открыл дверь, я увидела, что за ней стоит худой мужчина. От его ботинок пахло землей и травой, и у него были длинные волосы и волосатое лицо. Я подалась вперед, чтобы поприветствовать его, но путь мне преградил вставший перед моим носом Лукас.

– Надеюсь, я не прерываю ваше свидание, – с иронией сказал он.

– Ему бы хотелось, чтобы это было свидание, – ответила женщина. – Он только об этом и думает.

Лукас рассмеялся.

– Привет, Тай. Оливия затащила меня в эту подсобку. Ты явился как раз вовремя, чтобы спасти меня от нее.

– Так что же это за лай я слышал с того конца коридора? – Мужчина сел на корточки, и я подошла к нему, виляя хвостом. – Неужели в госпитале Администрации по делам ветеранов завелась собака? Не может быть. – У него были ласковые руки, и от них пахло кофе и разными людьми.

Лукас вскинул руки, потом опустил их.

– Мы не можем оставить ее в доме одну. Когда ее оставляешь одну, она лает, а в компании, у которой мы арендуем квартиру, нам сказали, что если застукают нас с собакой, то выселят, а Беллу отправят в приют для бездомных животных. Я понимаю, что это против правил, но я просто не знал, что еще можно предпринять.

– Так что он решил попросить меня присмотреть за Беллой в этой подсобке, – добавила женщина.

– Только пока моя мать не вернется от врача.

– Он вечно впадает в панику, – сказала женщина. – Пусть он и на два года старше меня, но я куда взрослее.

– Что ж, думаю, у меня есть решение для этой проблемы, – объявил мужчина. – Я просто возьму Беллу с собой в отделение.

– А если об этом узнает доктор Ганн? – с тревогой в голосе спросил Лукас.

– Доктору Ганну приходится руководить всем этим госпиталем в условиях жесточайшей нехватки финансирования, и у него просто нет времени, чтобы выследить собаку, которая зашла в гости. К тому же, я думаю, нам удастся пару часов держать пребывание здесь Беллы в тайне.

Мужчина взял мой поводок и начал водить меня по другим комнатам. Пол в них был застелен жестким ковром, и кругом стояли кресла, на которых сидели люди. От ковра пахло людьми, химикатами и едой, но там не было запахов собак. Мне не нравилось, что меня увели от Лукаса, но все люди здесь любили меня, гладили и произносили мое имя. Многие из людей были старыми, но не все были рады меня видеть. Кресла были мягкими, когда я клала на них голову, чтобы люди могли погладить мои уши.

Я узнала, что мужчину, который водит меня по комнатам, зовут Тай. Он был очень хороший и дал мне немного курицы, хлеба и яичницы. У одной женщины, ее звали Лейла, дрожали руки, когда она гладила меня по голове.

– Хорошая собака, – шепнула она мне на ухо.

Потом один мужчина дал мне ложку соуса, такого восхитительного, что мне захотелось от удовольствия лечь на спину и покататься по полу.

– Не корми ее десертом, Стив, – сказал Тай.

Мужчина опять засунул ложку в соус.

– Ванильный, – сказал он. Соус находился в пластмассовой баночке, которая стояла на столике рядом с его мягким креслом, и там же стояла горящая лампа, которая нагревала еду, так что от нее шел сладкий аромат. Я смотрела на руку мужчины так же пристально, как когда я видела перед собой «Крохотный Кусочек Сыра». Ложка опустилась, и я облизнулась, ожидая, пока она не опустится достаточно низко, чтобы я могла осторожно взять лакомство у мужчины.

Тай постучал пальцем по спинке кресла, на котором сидел этот мужчина.

– Ну все, Стив, это последняя ложка, – сказал он.

Мужчину с соусом звали Стив.

– Эта собака напоминает мне бульдога-полукровку, который был у меня в детстве. Можешь приходить сюда, когда захочешь, Белла. – Я облизала его пальцы.

Тай пожал плечами.

– Не уверен, что это возможно, Стив. Если доктор Ганн проведает, что здесь побывала Белла, с ним случится истерика.

– Ну и пусть. – Голос Стива зазвучал резко, и он сжал клок моей шерсти в кулаке. Я посмотрела не него, не понимая, в чем дело. – Он понятия не имеет, что нам приходится терпеть.

Тай погладил меня по голове.

– Да нет, Стив, он хороший человек. Просто у него забот полон рот, а тут ему еще и спускают сверху кучу всяких правил.

Стив разжал кулак и отпустил мою шерсть.

– Ну что ж, ладно. Тогда просто ничего ему не говори.

– Хм. – Тай потер рукой подбородок.

– Еще ложечку. – Стив повернулся в своем кресле, взял со столика ложку, и я уставилась на него, не мигая.

– Нет, хватит. Нам пора идти. – Тай потянул за поводок, и я нехотя пошла за ним, то и дело оборачиваясь и бросая жалобные взгляды на Стива. – Ты хорошая собака, Белла. Я хочу кое с кем тебя познакомить.

Тай подвел меня к мужчине, сидящему в большом широком кресле у окна. Его звали Мак, у него не было на голове волос, и руки у него были такие мягкие, когда он провел ими по моим ушам. У него была очень темная кожа, а от его пальцев пахло мылом и немножко беконом.

Маку было грустно, так же грустно, как иногда бывало Мамуле, – это была тоска, смешанная с отчаянием и страхом. Я вспомнила, как ложилась рядом с Мамулей, когда на нее накатывали такие чувства, и я положила передние лапы на кресло Мака, а потом залезла вся, чтобы побыть с ним.

– Ух ты! – Тай рассмеялся.

С подушек кресла поднялась пыль, и я глубоко вдохнула ее. Мак крепко обнял меня и долго не отпускал.

– Как дела, Мак? Держишься?

– Ага, – сказал Мак. Он произнес только одно слово. Но я чувствовала, что чем дольше он прижимает меня к себе, тем слабее становится терзающая его боль. Я была хорошей собакой, делающей свою работу и приносящей успокоение Маку. Я была уверена, что Лукас это одобрит.

Наконец в комнату вошла Мамуля. Он обняла некоторых из сидящих в комнате людей.

– Тебе надо будет приводить сюда Беллу почаще, – сказал ей Тай. – Она имела умопомрачительный успех.

– Ну… посмотрим, – ответила Мамуля.

– Я серьезно, Терри. Если бы ты видела, как приободрился Мак.

– Мак? В самом деле?

– Можно минутку с тобой поговорить? – тихо спросил ее Тай.

Они отошли в угол, чтобы побыть со мной.

– Ты понимаешь, зачем большинство этих ребят приходят сюда каждый день? – спросил Тай.

Мамуля посмотрела на людей, сидящих в креслах.

– Чтобы побыть с такими же, как они сами.

– Верно, но только отчасти. Дело в том, что им, кроме всего прочего, просто некуда больше идти. В отличие от тебя у них нет сыновей, о которых нужно заботиться.

– Заботиться, – медленно проговорила Мамуля. – Не уверена, что я так уж забочусь о нем. В основном это он обо мне заботится.

– Усек. Я просто хочу тебе сказать, что когда они узнали, что вы с сыном тайком привели сюда собаку, это дало им чувство, что они кому-то нужны. Знаешь что? Дай им одержать какую-никакую победу. Они все солдаты, и им будет полезно почувствовать, что они снова ведут бой, даже если это будет всего лишь восстание против глупого запрета на собак. Почему бы завтра тебе не привести ее сюда опять?

– Ну, не думаю, что это хорошая идея. Если доктор Ганн об этом узнает, положение Лукаса окажется…

– Он ничего не узнает, – перебил ее Тай. – Мы спрячем Беллу и от него, и от всех прочих, кто стал бы возражать. Ну как, согласна? Давай сделаем это, Терри.

* * *

На следующий день, когда Лукас собрался «Идти на Работу», мы с Мамулей пошли с ним! Меня опять отвели в большую комнату, где в креслах сидели мои друзья, и Мамуля тоже села и стала с ними говорить. Все были очень рады меня видеть.

На этот раз у мужчины по имени Стив не было с собой потрясающе сладкого соуса.

– Хочешь пирожного? – сказал мне он.

Это было чудесно. Мне понравился Марти, который немного поборолся со мной на полу. И Дрю, у которого не было ног, но который покатал меня на своем кресле, как будто на машине. Я сидела у него на коленях и виляла хвостом, и все смеялись. Правда, пахло при этом не так, как когда катаешься на машине. Мне нравилось прижиматься к Дрю, когда он вел свое кресло. Может быть, когда-нибудь Лукас будет водить машину, и тогда он позволит мне сидеть у него на коленях? Это был замечательный день. Все тискали меня и дарили мне лакомства и свою любовь.

Я выполняла «Сидеть» для Джордана, который давал мне маленькие кусочки гамбургера один за другим, когда Лейла сказала:

– Сюда идет доктор Ганн! – и Тай подхватил меня и отнес на диван, где сидел Мак.

– «Лежать», Белла! – сказал мне Тай. Мак протянул руки и прижал меня к себе, и я легла рядом с ним, чтобы дать ему успокоение. Кто-то накрыл меня сверху одеялом. Я не могла понять, в чем суть этой игры, но всякий раз, когда я чуть-чуть шевелилась, Мак клал на меня руку и заставлял лежать смирно. Его сердце колотилось часто-часто.

– Доктор Ганн, – громко сказал Тай, – можно попросить вас подключить сюда еще несколько кабельных каналов вдобавок к тому, по которому передают погоду?

Слышала я другие голоса. Я лежала смирно, прижавшись к Маку.

– Хорошая собака, – похвалил он меня так тихо, что я едва его расслышала.

Когда с меня сняли одеяло, люди захлопали в ладоши и стали говорить мне, что я хорошая собака, и я в радостном волнении виляла хвостом.

Позднее я узнала, что женщину из подсобки зовут Оливия. Она пришла проведать меня и дала мне несколько кусочков еды и говорила с Мамулей.

В тот вечер Мамуля произнесла ее имя несколько раз.

– Почему бы тебе не пригласить ее куда-нибудь? – спросила она Лукаса.

Я принесла мячик и теперь не сводила с него глаз, надеясь, что Лукас покатает его по полу.

– Ну, не знаю. Она ведь меня терпеть не может.

– Если бы она тебя терпеть не могла, то игнорировала бы, а не дразнила.

– Она меня вовсе не дразнит. Мы с ней просто совсем разные. Она вроде как гот. Оливия называет меня Типичным Американским Занудой и говорит, что я для нее – лекарство от бессонницы.

Мамуля мгновение помолчала.

– Это, случайно, не из-за меня?

– Что ты имеешь в виду?

– Ты не можешь присматривать за мной постоянно, а если бы и мог, мне бы это не понравилось. Для матери нет ничего хуже, чем быть для своего ребенка обузой. Если ты от всего отказываешься из-за меня, это значит, что вся моя жизнь прожита зря.

– Не говори так!

– Я говорю это не потому, что меня изводят мрачные мысли, а потому что это правда. Тебе известно, что я больше всего на свете сожалею о том, что бросала тебя. Я оставила тебя одного, когда пошла в армию, и едва не покинула насовсем, когда попыталась покончить с собой. Но теперь все это для меня в прошлом, Лукас. Я больше никогда тебя не брошу, и я хочу только одного – чтобы у тебя было будущее. Пожалуйста, поверь мне – для меня нет ничего важнее этого.

– Хорошо, хорошо, Мамуля, только и ты поверь – у меня есть будущее. Меня ждет замечательное будущее. И я ничему не позволю этому помешать.

Немного спустя Мамуля ушла, а мы с Лукасом пошли кормить кошек. Вместо того чтобы повести меня прямо к логову, Лукас привел меня к задней части двора, где под забором был прокопан лаз. От земли и забора здесь исходили запахи сразу нескольких кошек, и я поняла, что теперь их в логове стало еще больше. Среди них была и Мама-Кошка. Лукас насыпал корм из пакета в миску и подсунул ее под забор.

– Придется им приходить за едой сюда, – сказал он, словно с чем-то смирившись. – Я не могу подобраться к ним ближе. Я стала ждать, когда он толкнет забор, чтобы тот открылся, но вместо этого Лукас повел меня вокруг забора к передней его части, а потом остановился, глядя на что-то белеющее на темной ткани, которой забор был покрыт.

– Это извещение о сносе, Белла. Значит, ему все-таки удалось получить разрешение.

Я почувствовала, что Лукаса что-то гнетет, и посмотрела на него, гадая, что же это. Мы с ним побежали обратно к двери нашего дома и зашли внутрь. Мамули там не было. Лукас подошел к своему стенному шкафу и достал из него тонкие пахнущие кошками одеяла с деревяшками в углах, которые я у него уже видела. Потом схватил телефон и взялся за мой поводок.

– Ты готова, Белла?

Мы побежали через улицу обратно к забору.

– Эх, – сказал Лукас, – похоже, мой план не сработает. Даже если я сумею залезть вместе с тобой на забор, не знаю, как мне удастся спустить тебя на землю с той стороны так, чтобы тебя не покалечить. – Он потрепал меня по голове. – Тогда сделаем вот что. – Он отстегнул мой поводок от ошейника. Я завиляла хвостом. – Это будет для тебя хорошей практикой. Ну что, готова? Белла, «Иди Домой»!

Я знала, что должна делать. Я перебежала через улицу, а затем свернулась калачиком именно на том месте, на котором мне надо было лечь. Это было так здорово!

И тут я услышала, как Лукас чем-то загромыхал, и подняла голову. Я знала, что должна продолжать играть в игру «Иди Домой», но ничего не могла с собой поделать. Я увидела, что Лукас сидит на заборе, качаясь вместе с ним, а потом он исчез из виду с другой его стороны.

Мы никогда раньше не делали этого, когда играли в «Иди Домой». Обычно, он подходил ко мне и давал мне лакомство, или же Мамуля открывала дверь и давала мне лакомство. Вся суть игры «Иди Домой» состояла именно в том, чтобы кто-нибудь из них дал мне лакомство.

Я заскулила. Я ничего не понимала.

И тут из-за угла вдруг выбежала Мама-Кошка! И помчалась по улице. Это было чем-то совершенно новым и, похоже, означало, что «Иди Домой» отменяется.

Моя мама скрылась в темноте, но я могла легко найти ее по запаху.

И я радостно побежала вслед за ней.