Текст книги "Царские и шамилевские крепости в Дагестане"

Зиряни (Зирани)

24 июля 1836 г. Клугенау произвел рекогносцировку вверх по Кази-кумухскому Койсу в направлении селения Зиряни. От этого населенного пункта дорога шла в горы, где находился аул Балахани. После обзора местности генерал пришел к мысли, что путь к названному пункту из Зиряни труднопроходим. Кроме того, ущелье не только заграждено природными препятствиями, но и целой системой завалов, устроенных мюридами. Удивляло то, что горцы, наблюдавшие за рекогносцировкой генерала со свитой, в их сторону не произвели ни одного выстрела. Поэтому штабс-капитану Боргенгейму без особых затруднений удалось снять карту местности и сделать его описание.

В тот же день отряд Клугенау двинулся в сторону плоскости и 26 июля прибыл в Темир-Хан-Шуру.

В октябре русские войска во главе с генералом Реутом прошли через Зиряни и Ирганай. Генерал Е. Головин военному министру Чернышеву от 18 августа 1838 года доносил: «При Зирянах, на правом берегу Койсу, соорудили прочно и красиво новое укрепление, с надеждой для гарнизона оборонною, стены оного сделаны из… кирпича на каменном фундаменте.

На противоположном же этому укреплению берегу, – говорится далее в донесении, – для защиты переправы, построен из камней люнет.

Помещения для гарнизона в этих укреплениях некоторые закончены, а другие с успехом устраиваются.

«… Переправа при зирянинском укреплении производится паромом без затруднения и поспешно. Предназначенного же там моста в нынешнем году нельзя устроить, ибо лес, заготовленный для него, оказался невыгодным. Годный же лес находится в 25 верстах от Зиряни на Гимринском хребте, перевозка коего потребовала бы значительного наряда подвод из шамхальских владений…»

Для защиты дороги, ведущей из Темир-Хан-Шуры в Хунзах, решено было в Зирянах устроить мостовое укрепление на одну или две роты. И, когда все это устроилось, то Шамиль в Балаханах собрал старейшин ряда близлежащих аулов, чтобы обсудить меры по уничтожению укреплений, возникающих то в одном, то в другом месте, как грибы после дождя.

Затем состоялся еще один сход старейшин в Кудухе, т. к. волнения, как пожар охватили Ирганай, Ашильта, Аракани, Анди и другие пункты.

Собравшиеся пришли к мысли, что с приходом весны необходимо напасть на гарнизон Зиряни, а затем двинуться в Аварию с целью захватить Хунзахскую цитадель.

Все эти планы стали известны русскому командованию. С целью предупредить волнения генерал Фезе из Темир-Хан-Шуры направился в Зиряни, где в это время происходили работы по устройству паромной переправы.

По его же приказу из Шуры в Зиряни стали перебрасывать продовольствие и боеприпасы. Кроме того, был дан приказ туда же направить пушки и снаряды.

Автор «Истории Апшеронского полка» Л. Богуславский в первом томе своего труда на стр. 480 сообщал, что для гарнизона укрепления Зиряни и Хунзахской цитадели доставлено 1370 четвертей сухарей и 90 четвертей крупы. Генерал Фезе вторично прибыл в Зиряни и остался доволен произведенными работами. Было от чего радоваться: все делалось прочно из кирпича и камня. В Зирянах находились 4 роты. Одну отправили на Гимринский хребет, чтобы заготовлять лес, а оставшиеся роты должны были продолжать строительные работы и заодно охранять укрепление.

В 1839 году Шамиль дает свое знаменитое сражение на Ахульго, так что Зиряни и другие укрепления на время остаются вне поля действия горцев.

Зирани.

После того, как гора Ахульго перестала защищаться, оставшиеся в живых войска Граббе двинулись из-под еще дымящихся развалин крепости Шамиля в Темир-Хан-Шуру по аробной дороге. Солдаты и офицеры Зиряни осеняли себя крестом, понимая какие потери понесли их товарищи во время 90-дневных боев на Ахульго.

В декабре 1840 года, как доносил комендант Зирянинского укрепления, переправа через Койсу была повреждена льдом. Стояли большие холода, выпал глубокий снег. В это время в Зирянах находилась одна рота Апшеронского полка.

В ноябре месяце 1841 г. унцукульцы позволили мюридам занять ботлихское ущелье. Это затрудняло сообщение Темир-Хан-Шуры с Аварией и Зирянами. В связи с этим по приказу генерала Клугенау в Зиряни был отправлен сводный батальон. Горцы, видя опасность, ушли из Балахани в Унцукуль.

В это время 12 апшеронцев, следуя из Зиряни в Цатаних, расположились на ночлег близ родника, рядом находились развалины башни. Мюриды, заметя их, хотели взять апшеронцев в плен, если не удастся – истребить. Первый натиск закончился неудачно. Во время второго броска, апшеронцы во главе с унтер-офицером Иваном Куркиным ударили в штыки и сумели занять башню. Атаки следовали друг за другом. Видя бесполезность этого, мюриды предложили солдатам сдаться. 24 часа держались последние. На следующий день пришла им помощь. И. Куркин из 12 своих воинов потерял одного солдата убитым. Это событие было отмечено генералом Клугенау в особом приказе. В ноябре 1842 г. Шамиль имел подавляющие успехи над противником. В его власти находились весь Северный и Нагорный Дагестан. В руках царских войск удерживались укрепления Темир-Хан-Шуры, Евгеньевское около Чиркея и Зиряни.

Аварский отряд 16 ноября выступил из Хунзаха и на другой день, теряя по дороге людей, прибыл в Зиряни, где и оставался, т. к. был окружен многочисленным отрядом Хаджи-Мурата. Отступать в Шуру не было возможности в связи с тем, что Бурундуккалинская башня на Гимринском хребте сдалась горцам.

В Зирянинском укреплении в то время находились две роты во главе с Пассеком. 6-го декабря 1842 г. выпал снег, ударили морозы, достигавшие 15° ниже нуля. Однако осажденные духа не теряли. От подполковника в Шуре был получен рапорт, в котором он извещал, что противник не особенно активен и почти не стреляет из орудий. Неудобства состояли в том, что, во-первых, в укреплении имелись более 120 больных. Во-вторых, на человека в день выдавалось 300 грамм сухарей. Крупы давно не было, так же, как и мяса. Пассек уговорил солдат есть конину. В этом деле пример подал священник Даниил Потруженко. Лошадей же, т. к. не хватало фуража, кормили корнями деревьев и листьями, доставляемыми из-под снега.

16-го декабря из Темир-Хан-Шуры на спасение окруженного укрепления были двинуты 5 батальонов пехоты, сотня казаков и 8 орудий. Отряд в ночной темноте со стороны Казанища взобрался на Гимринский хребет. Горцы, занимавшие Бурундуккалу, сочли за лучшее покинуть башню.

Генерал Гурко отсюда отправил весть Пассеку, что он идет ему на помощь. Но помощь задерживалась, так как, поднимаясь по крутизне и в глубоком снегу на хребет, войска чрезвычайно устали. Мало того, спуск на Ирганай горцами был настолько испорчен, что даже пешему трудно было передвигаться. А тут морозы еще более усилились. На другой день с самого раннего утра, когда горизонт на востоке только заалел, приступили к разработке спуска. К 11 часам дня все было готово. Оставив в Бурундуккале один батальон, Гурко остальных повел вниз. Пассек, узнав о том, что идут ему на помощь, приказал раздать провизию.

Во время блокады Зиряни в 1843 г. произошли два разных по характеру случая, о которых в книге «История Дагестанского конного полка» нам поведал Е. И. Козубский.

120 человек дагестанцев бежали от Шамиля, чтобы получить кров в Зирянинском укреплении. Они заработали горсть сухарей, а дети и женщины – небольшое количество печеного хлеба. Одна из женщин-беглянок во время сильной перестрелки родила сына. Отец сына тотчас отправился к начальнику и с радостью объявил, что у русского царя прибавился солдат. А коль скоро так, то новорожденному следует отпускать провиант. Над наивностью горца офицеры посмеялись, однако продукты отпустили.

Вот другая история. Староста аула Гимры Джафар-Ага с родственниками отправился в Зиряни, под предлогом будто хочет повоевать против русских. И действительно, прибыв туда, Джафар-Ага присоединился к мюридам, стрелял, даже подался несколько вперед, но, улучшив момент, стремительно бросился к русским. Вслед него горцы пустили град пуль, однако Джафар-Ага остался жив и передал Пассеку сведения о том, что укреплению на помощь идет генерал Фрейтаг.

Летом 1974 года, будучи в Зиряни, от участника Отечественной войны Магомеда Дадаева я услышал следующий рассказ: «Царское укрепление имело 4-угольную форму. На каждом углу стоял дом. Сохранился фундамент из цемента. Для переправы через Койсу был устроен висячий мост в полукилометре к западу от Зиряни.

Состоятельным хозяйствам горцев командование укрепления установило налог. Чтобы сообщить об этом, вызвали двух сельчан Кудияв Гимбата и моего прадеда Рекав Махастана и велели к рассвету следующего дня доставить быка с 3-мя рогами. Наверное, речь шла о 3-х быках, а не о рогах. Так как послы Зиряни не знали русского языка, они поняли, что речь шла о быке с тремя рогами.

Кудияв Гимбат поклялся, что такой приказ исполнить он не в силах. Рекав спас положение, пообещав исполнить требование начальства точь-в-точь.

Каково же было изумление укрепленцев, когда они на следующее утро застали безлюдный аул. Кроме того, оказывается, был срублен трос, поддерживающий паром. По дороге в Зиряни Гурко встретился с дагестанским отрядом, и они вместе двинулись к осажденному укреплению. Хаджи-Мурат встретил их выстрелами из единственного орудия, поставленного на горе. Аварский отряд вошел в Зиряни, а Гурко расположился в Ирганае. Генерал решил очистить Зиряни. В этом был резон: окружающие высоты, с которых противник мог вести огонь, находились на расстоянии пистолетного выстрела.

По распоряжению Гурко в 12 часов ночи раненых и больных общим количеством 125 человек и 6 орудий, под прикрытием двух батальонов, отправили в Бурундуккалу. 3 чугунных орудия и все заряды сбросили в Аварское Койсу. 18 декабря за 2 часа до рассвета основные войска стали покидать Зирянинское укрепление, предварительно предав огню все, что могло гореть. А, чтобы противник не догадался об отступлении, развели большие костры, усилив передовые посты.

Ночное движение спасло отряд от потерь. Хаджи-Мурат маневр зирянинцев заметил только на рассвете и вместе с Кебет-Магомой в 10 утра завязал бой с арьергардом. В данной операции участвовали 4 тыс. горцев.

Бои шли в ущелье по пути в Бурундуккалу. Заняв ближайшие гребни гор, они открыли кинжальный огонь по русским войскам. Все же умелые действия подполковника Пассека привели к изменению ситуации, а затем вскоре заставили мюридов отступить со всех позиций.

В 2 часа ночи, преодолев Гимринский хребет, войска прибыли в Нижнее Казанище. Многодневная оборона Зирянинского укрепления и поведение подполковника Пассека привлекло внимание императора Николая I. 1-го января 1844 года Пассек был произведен в полковники и назначен командиром Апшеронского полка. Кроме того, 26 февраля произошло редко встречающееся событие в русской армии: через 56 дней Диомид Пассек заслужил чин генерал-майора и орден Святого Георгия 4-й степени, а вскоре и орден Владимира 3-й степени. Мало того, 3-го ноября того же 1844 года Пассек сделался командиром 2-й бригады 20-й пехотной дивизии. Чины и награды сыпались на него и дальше. Разумеется, были отмечены и солдаты – защитники укрепления. Среди них родилась и такая песня:

 
… Да кавказские солдаты
Ходят под руку с нуждой;
Горем мы всегда богаты,
Носим ранцы за спиной.
Мы рогатую скотину
Прежде съели, ай-люли!
А потом и лошадину,
Заварили, запекли!
Вместо соли мы солили
Из патронов порошком;
Сено в трубочках курили,
Распростившись с табачком.
Эх, припомните, ребята,
Как мы бились в Зирянах,
И Шамиля супостата
Припугнули мы в горах!..
…И вот снова налетели
Те ж враги на наш отряд;
Градом ядер угощают
И картечью нас громят.
Просим милости, знакомцы,
Нам картечь ведь нипочем;
Дружно, Графцы, Апшеронцы,
Встретим нехристей штыком! [22]22
  Богуславский Л. История Апшеронского полка. СПб, 1892. Т. II. С. 127.


[Закрыть]
 

В военных действиях за 1843 год говорится, что старшина Гимров перебежал к противнику и дал Пассеку, осажденному в Зирянах, важные сведения.

Однако гимринцы М. Гаджидадаев и Г. Базарганов дают совершенно иную трактовку действиям Джафар-аги.

Когда Джафар-ага вернулся в Гимры, его схватили мюриды. При этом они удивлялись, как тот дерзнул заявиться, хотя должен был бы знать, что над ним расправятся.

– Не смейте меня трогать, сказал он мюридам, – и поведите к самому Шамилю!

Имам в это время находился в Балахани. Привели Джафар-агу и сообщили Шамилю о требованиях изменника. Имам велел оставить их наедине. Поступок имама для мюридов оставался загадкой. Шамиль и Джафар-ага долго беседовали с глазу на глаз, после этого тот был отпущен на все четыре стороны. А Джафар-ага снова перебежал к русским в Зиряни, чтобы сообщить Пассеку о том, что самое позднее через два дня осажденных ждет помощь. Но комендант не стал ждать помощи, а сам прорвался. К удивлению Пассека, мюриды не оказали ему особого сопротивления. Теперь только через 150 лет после тех событий выясняется, что Джафар-ага не являлся ни предателем, ни шпионом русских, а, наоборот, агентом Шамиля в стане противника. Чтобы не пало подозрение Пассека на Джафар-агу, мюриды не помешали ему «вырваться из кольца». Гимринец оставался в рядах царских войск до окончания Кавказской войны. Мы его видим и 25 августа 1859 г. на Гуниб-горе, когда Шамиль складывал оружие перед А. Барятинским.

Рассказывают, что имам через доверенных лиц приказал, чтобы гимринцы не трогали Джафар-агу. Земляки послушали имама. Когда тот принялся возводить дом, гимринцы устроили гвай, т. е. оказали ему совместную помощь, начиная с рытья котлована для фундамента и кончая возведением крыши.

В это самое время Джафар-ага трагически погиб. Когда на крутых скалах соснового хребта («Берцинаб-мегъ») спускали готовые бревна, одно из них задело его настолько сильно, что Джафар-ага, не приходя в себя, скончался.

По этому поводу поэт Аминтил-Магома написал блестящее посвящение, где, если вольно перевести, есть такие слова: «Нет, не может тебя одно бревно одолеть, наверное, все, что было вырублено, покатилось на тебя…» В общем, посвящение имело подтекст, намек. Может, не все гимринцы знали, что Джафар-ага был разведчиком Шамиля, а не изменником!

Караул-Тобе – караульный холм

Когда серпантин дороги после Буглена, селения Буйнакского района, начинает взбираться на перевал, слева вырисовывается холм «Караул-Тобе», на котором в хаотическом беспорядке разбросаны каменные глыбы.

– Их на холм затащил нарт, – объяснили мне старики Буглена. Он собирался возвести дворец, но влюбился в ханскую дочь и ушел к аркасским горам.

Если это легенда, то правда состоит в том, что это фундаменты заброшенных построек, говорящие о некогда существовавшем на этом месте укрепленном пункте. Мою догадку подтверждает и название холма: караульный холм. Укрепление, вероятно, строилось в незапамятные времена. В 1396 году «Караул-Тобе» оседлали воины Тамерлана. Он рвался в Нагорный Дагестан, что, в конце концов, ему удалось сделать.

И. С. Костемеревский в своих записках сообщал: «Ноябрь 31-го едем в Шуру. Там и сям туман… На Караул-Тобе было холодно. Вот справа могила сына Тамерлана»[23]23
  Газета «Кавказ». № 60. 2. VIII.1859.


[Закрыть]. Вероятно, на холме дагестанцы дали сражение среднеазиатскому завоевателю, иначе, чем объяснить гибель его сына именно на этой точке.

Холм «Караул-Тобе» был использован и во время Кавказской войны. По этому поводу военный историк В. Потто, рассказывая о действиях генерала А. Д. Лазарева, дает такую справку: «Он начал с укрепления границы. Прежде всего, почти на всех высотах Мехтулинского ханства появились колесные сторожевые башни, которые длинной цепью протянулись по всей пограничной черте, начиная Бугленом и кончая селом Чоглы [Чугли]…

Караул-тобе близ Нижнего Дженгутая

Днем башни стояли пустые, но за час до наступления сумерек их занимали караулы из 4-х или 5 человек, которые оставались в них до восхода солнца, а в туман или дождливые дни даже до новых сумерек, когда к ним приходила смена»[24]24
  Генерал-адъютант А. Д. Лазарев / Сост. Потто. Тифлис, 1900. С. 98, 99.


[Закрыть].

В тех случаях, когда из башен раздавались выстрелы, жители Дженгутая и других сел должны были выезжать по тревоге. Ответственность за выполнение этого приказа лежала на старшинах аулов или офицеров милиции.

Самым укрепленным холмом, учитывая его тактическое значение, являлся Караул-Тобе.

В 1948 г. преподаватель истории сел. Буглен Р. Салаватов [доктор исторических наук, профессор], будучи со своими учениками на Караул-Тобе, нашел медную монету размером с металлический советский рубль. На ней стояла надпись «Юстиниан» и высечен портрет императора Византии. Вот еще одна загадка. Буглен – и монета V века!

И, наконец. От Караул-Тобе в дореволюционные годы до Верхнего Дженгутая проводили скачки на расстоянии версты. Удобство состояло в том, что вся дистанция, от начала до конца, хорошо просматривалась зрителями, которые располагались на возвышенностях и более всего – на скалах «Караул-Тобе».

Победителю вручали оружие, а шею лошади обвязывали яркими платками.

Орталык – середина

Асфальтовая дорога, ведущая из Буйнакска в сторону гор, на 8-м километре раздваивается. Правая – ведет в сторону Ишкарты и двух Каранаев, а левая – в Эрпели и к тоннели на Гимринском хребте. По правую руку от развилки возвышается холм, который кумыки называют Орталык, т. е. середина, что как раз соответствует половине пути между Буйнакском и Ишкартами.

«Орталык» сыграл определенную роль в Кавказскую войну. Постоянную тревогу для гарнизона крепости Темир-Хан-Шура представляли мюриды Шамиля, просачивающиеся из-за Гимринского хребта на плоскость. Чтобы лишить внезапность нападения на Темир-Хан-Шуру, на Орталыке царские войска выстроили две казармы, а в сторону Ишкарты по обе стороны дороги вырубили леса на расстоянии пистолетного выстрела. Одновременно на темирханшуринской скале «Кавалер-Батарея» были установлены приборы оптического телеграфа. При опасности на Орталыке на длинной мачте поднимали черные шары больших размеров. От количества шаров зависело, кого посылать на помощь – пехоту, кавалерию и насколько необходимо их снабдить артиллерией. Орталык не потерял свое значение и тогда, когда в 1848 году возникло укрепление Ишкарты. В неделю несколько раз из последнего в Темир-Хан-Шуру отправлялась оказия за почтой, за выписанными из госпиталя ранеными или больными и еще по каким-либо другим причинам.

Офицеры Ишкарты ездили в Темир-Хан-Шуру, чтобы попариться в бане, посетить базар, встретиться с друзьями, узнать последние российские новости. Не всегда такие посещения кончались благополучно. Опасность подстерегала оказии чаще всего между Ишкартами и Орталыком.

12 января 1852 года командир батальона майор И. А. Самойлов решил искупаться в бане. Вперед он отправил 6 рядовых во главе с унтер-офицером. Через две версты Самойлов догнал оказию, однако, не задерживаясь, поскакал дальше. Но, как только въехал в балку, был обнаружен мюридами и бесславно погиб.

С окончанием Кавказской войны сторожевой пост Орталык постепенно стал терять свое назначение.

Нынче на вершине холма сохранились два глубоких котлована – следы бывших казарм. И более ничего, что напоминало бы о судьбе более 100 солдат и офицеров, несших здесь тяжелейшую и опасную службу.

Не раз и не два я поднимал на Орталык то школьников, то горожан, то приезжих гостей, чтобы рассказать о том, что происходило на земле Дагестана в дни, месяцы и годы Кавказской войны. Меня, дагестанца, почему-то всегда волнует вопрос, что стало с гарнизоном Орталыка? Ответа пока не нашел.

Балахани

Происхождение названия аварского села Балахани местные знатоки прошлого объясняют следующим образом. К северу от аула протянут хребет, в свое время покрытый густыми лесами. В одном из его ущелий имелся мощный родник, куда на водопой наведывались дикие звери.

Рядом на холме жил охотник, покинувший родное место Белоконь из-за какого-то недоразуменья. Место это приглянулось и другим людям. Так возник населенный пункт, который в честь родины первопоселенца стали называть Белоконь. Со временем это слово трансформировалось и стало звучать, как Балахани.

По поводу названия существует еще одно мнение. Происхождение этого слова некоторые связывают с Белоканами в Азербайджане, населенными в основном аварцами.

Балаханцы меня уверяли, что их селу никак не меньше 1500 лет и, что, свидетельствовать об этом могут найденные в окрестностях браслеты, кувшины, медный наконечник стрелы…

В 40 минутах ходьбы от села возвышается гора Атари. На ее макушке была установлена пушка, из которой при опасности производили выстрел. На сигнал с Атари откликались пушки в Ирганае, Арак-меэре и других местах. Горцы по тревоге собирались в отряды, чтобы отразить врагов.

При Шамиле на названной горе стоял наблюдательный пост, так Балахани и того же названия ущелье приобретают важное значение. Это понимали и царские генералы. Поэтому они заняли не только Балахани, но построили оборонительное сооружение.

В Балаханском ущелье постоянно происходили стычки с мюридами. Вот один из примеров. 16 декабря 1841 г. рота солдат выступила из Балахани. Когда она подошла к первым кутанам, обнаружила присутствие в них неприятельских постов. На первых порах мюриды сделали вид, что отступают, однако, улучшив момент, большая группа из них бросилась в шашки.

Звуки выстрелов в ущелье были услышаны в Балаханах. Полковник Ясинский по тревоге повел за собой к месту боя 2-ю мушкетерскую роту. Мюриды вынуждены были отступить в горы, откуда на солдат скатывали большие камни.

2-го сентября 1842 года мюриды ряда наибов в количестве нескольких тысяч человек появились на виду Балаханского укрепления. Гарнизон сопротивлялся сутки, но к закату солнца 3-го сентября, когда с помощью снарядов атакующие разломали стену и ворвались вовнутрь, защитники сложили оружие. В руках горцев оказались несколько офицеров, во главе с поручиками Ломадзе и Даманским, три роты солдат с амуницией и продовольствием и в придачу еще и одна пушка. На следующий день пленные были отправлены к Шамилю. В дальнейшем обстановка так сложилась, что русские очень скоро вернули укрепление в свои руки, куда 29 августа 1843 года прибыл Клугенау.

Генерал, сделав несколько распоряжений, собирался отправиться на помощь Унцукульскому гарнизону, находящемуся в осаде, однако пришло известие, что укрепление сложило оружие, и Клугенау пришлось изменить свое расписание.

Балаханское укрепление к этому времени находилось в захудалом положении, валы почти со всех сторон были разрушены, оборонительные казармы также не отличались прочностью. К сентябрю 1843 г. гарнизон состоял из роты Апшеронского полка в составе 123 человек и 20 человек рабочей команды. В вооружении укрепления имелись горное орудие и мортира.

В самом конце августа 1843 г. над русским гарнизоном нависла угроза. 1-го сентября к начальнику, поручику Даманскому, явился старшина аула Балахани, который посоветовал ночью покинуть укрепление. Поручик поблагодарил за добрый совет, но исполнять его категорически отказался.

Через сутки после этого разговора мюриды как туча обложили укрепление. По приказанию Шамиля одна пушка открыла огонь, после чего его люди бросились на штурм. На них посыпались пули и картечь, а тех, что ворвались в укрепление, солдаты закололи штыками.

В ночь на 3 сентября мюриды снова приблизились непосредственно к укреплению. На этот раз огонь открыли из двух орудий, отчего стены бастиона на глазах стали разваливаться. На рассвете имам бросил своих бойцов на новый штурм. 80 защитников, хотя и отвечали пулями и штыками, но все же с такой массой людей, какая имелась у имама, ничего не могли поделать. Все офицеры были ранены, а рядовые большей частью оказались истребленными.

Поручиков Даманского, Кротковского и подполковника Шинвсчкого отправили в Дарго, где они, не выкупленные никем, умерли через 2 года.

В Балаханах Шамиль оставался до 4 сентября, а на следующий день отбыл, чтобы обложить Моксохскую башню, которую 6 числа заставил капитулировать.

Наиб Закари Нахибашев (Шагау).

Через короткое время царские войска сумели снова укрепиться в Балаханах.

Сентябрь месяц снова оказался неудачным для защитников. В 1844 году гарнизон составлял чуть более 200 солдат и офицеров. 2-го сентября мюриды, к которым примкнули жители Балахани, атаковали укрепление.

В ответ солдаты из двух орудий произвели залп. Как и год назад, к начальнику гарнизона явился старшина аула. Он передал, что если защитники уйдут в Зиряни, то мюриды этому препятствовать не станут. Начальник отвечал в том смысле, что без распоряжения свыше на такой шаг ни он, ни его подчиненные идти не могут.

Видя такое дело, 3-го сентября горцы так стремительно атаковали укрепление, что в их руках оказались до 70 нижних чинов и офицеры. В качестве трофеев им достались и две пушки.

После 1844 г. какие-либо особые событий, связанные с Балаханским укреплением, мне неизвестны.

А из местных историй сообщу такие факты. Автор знаменитого труда «Асари Дагестан» Гасан Эфенди Алкадари сообщает, что он родился в Балаханах 15 октября 1834 г. Сакля, где на свет появился знаменитый дагестанец, сохранилась. Я посетил ее и записал в блокноте, что в ней нельзя ни пить спиртного, ни курить, ни громко разговаривать.

Оказалось, что отец Гасана Эфенди какое-то время исполнял должность имама балаханской мечети.

При моем посещении сакля и дом принадлежали участнику Великой Отечественной войны М. Алимуллаеву.

Сыном славного аула является знаменитый шейх Магома Балаханский. Историк-академик Расул Магомедов считает, что М. Балаханский был образован, обладал выдающимися качествами, и уважаем народом. Поэтому-то, когда началась гражданская война, Н. Гоцинский хотел привлечь его к себе на помощь. Однако шейх не особенно торопился.

И, когда в 1918 г. Махач Дахадаев пришел в Унцукуль, то балаханцы стали укреплять свое село. Один только шейх Магома не вышел на постройку завалов и ушел с семьей в лес. За ним последовали и некоторые жители.

М. Дахадаев не собирался идти в Балахани, поэтому все успокоились. В другой раз Муслим Атаев приехал в это село с целью набрать людей в партизанский отряд. Атаев прожил в Балаханах неделю.

Однако и в этот раз шейх держал нейтралитет, не поддаваясь ни той, ни другой стороне, хотя большинство населения склонялось к Гоцинскому.

Жители решили проверить, на чьей стороне их шейх. Во время пятничной молитвы они призвали его в мечеть. Джамаат потребовал, чтобы он повел их против большевиков. Шейх дал согласие. Магома Балаханский участвовал в разгроме красных в долине Ширшерек, где погибло до 700 красноармейцев и красных партизан. В руки шейха попали, кроме прочего, снаряды и пушки, которые решено было использовать против Аранинской крепости, где обороной руководил Муслим Атаев.

Вожди контрреволюции собрались для выработки плана в Тануси, там присутствовал и шейх Балаханский. Выступили Н. Гоцинский, затем полковник Кайтмаз Алиханов. Остальные молчали. Молчал и шейх Магома. Его уговаривали Гоцинский, Алиханов, а затем это же стали делать земляки. Он сказал примерно следующее: «Я лаг, я самый бедный человек в ауле, мой дом похож на шалаш и расположен на окраине села. Ни я, ни мой отец никогда не имели со своей земли такого урожая, которого хватило бы, чтобы прокормить семью. Я с детства батрачил в своем ауле, и если бы я сейчас сказал другие слова, кроме тех, что я говорю, то мои хозяева в душе смеялись бы надо мной. У меня только одна жена. Она такая черная и худая, такая некрасивая, что на нее никто не позарится, если даже на улице ее найдут. И если бы дело было только в том, что большевики отнимают у богатых лишнее и отдают его беднякам, тогда не нужно было бы опоясываться оружием и идти против них, так как богатство не у всех богатых получено честным путем и даровано оно не только Аллахом…».

И далее шейх продолжал в таком же духе. Почему он не поддерживает большевиков? – «Потому, что они (большевики. – Б. Г.) уничтожают наши обычаи, оскорбляют нашу религию и зеленое знамя Ислама. Я думал, что мы поэтому и объединимся. Но Ваши заботы – только о ваших богатствах. Я же считаю: каждый мусульманин должен думать о своих семьях и напрасно крови не проливать. Гоцинский и Алиханов поняли свою оплошность и стали обхаживать шейха. Он им был нужен. При всей своей бедности, он был ученым и храбрым человеком…»[25]25
  Магомедов Р. Дагестан. Исторические эпизоды. Махачкала, 1971. С. 185–189.


[Закрыть].

Шейх Балаханский под Левашами потерпел поражение, и после дела в Гергебиле ушел в Чечню, где во время встречи с Н. Гоцинским оба признали, что война ими проиграна.

Своим землякам ученый-теолог и воин приказал седлать лошадей и собираться домой. Об этом человеке ходили легенды. Многие уверяли, что у шейха светятся все 10 пальцев на руках и, что в ночное время он ими освещал в походах дорогу мюридам.