Текст книги "Династия Цин. Закат Китайской империи"

Глава 2. Хан Нурхаци, возродитель чжурчжэньского государства Цзинь

«Айсингьоро» можно перевести с маньчжурского как «золотой род». Точнее «айсинь» – это «золото», а «Гьоро» – имя родового объединения. Легендарный Букури Йоншун, согласно преданию, был рожден вследствие непорочного зачатия. Три небесные девы – Энгулэнь, Чжэнгулэнь и Фэкулэнь – имели привычку купаться в чистых водах озера Булхури, расположенного в потухшем кратере на горе Букури, которую китайцы называют Чанбайшань («Вечно белая гора»), а корейцы – Пэктусан («Белоголовая гора») и почитают ее в качестве символа нации, поскольку именно здесь корейская нация и зародилась. А в Северной Корее гора Пэктусан служит также символом революции и государства, поскольку здесь находилась тайная база коммунистических партизан, которыми командовал основатель Корейской Народной Демократической Республики Ким Ир Сен, который и после смерти остался формальным руководителем государства.

Итак, богини в очередной раз явились к озеру, но вернуться обратно в небесные чертоги было суждено лишь двоим. Горный дух, пролетавший вдоль берега в образе сороки, бросил красный плод в платье младшей из дев Фэкулэнь, которая съела его и тут же почувствовала себя беременной, отчего не смогла воспарить на небо и осталась жить на горе, где родила чудесного мальчика, лицо которого сияло небесной красотой. Как только мальчик родился, то сразу же заговорил. Мать назвала его Букури Йоншун и дала родовое имя Айсинь Гьоро. Когда сын вырос, то узнал от матери о своем предназначении – Небо породило его для того, чтобы он усмирил мятущееся царство и правил им. Усадив сына в челнок, который должен был донести его до того царства, мать вернулась на Небо… Достигнув нужного места, находившегося на восточной стороне горы Букури, Йоншун примирил три враждовавших знатных рода, которые признали его своим повелителем. Свою страну Йоншун назвал Маньчжу… Сколько-то времени потомки Йоншуна спокойно правили своим владением, но один из них, будучи несправедливым, восстановил подданных против себя, за что был истреблен вместе со всем родом, и только один мальчик сумел спастись, убежав в степь… Один из потомков беглеца осел в древнем городе Хэту-ала[24]24
  Этот город находится в Синьбинь-Маньчжурском автономном уезде провинции Ляонин на северо-востоке КНР.


[Закрыть], вдали от горы Букури, и стал править там…

Почти у каждого знатного рода есть чудесная история происхождения, обосновывающая его право на управление другими людьми. Но принято считать, что в ныне существующем виде легенда о происхождении рода Айсингьоро появилась при императоре Хунтайцзи. Прежде она была поскромнее и не имела отношения к священной горе Букури, но Хунтайцзи отредактировал ее по аналогии с мифом о Тонмёне, основателе древнего государства Пуё, существовавшего на территории современной Маньчжурии со II века до н. э. по конец V века.

«В древние времена на севере было государство Гаоцзюйли, – говорится в одной из китайских хроник. – Однажды ван[25]25
  Ван – титул правителя, который в зависимости от обстоятельств может переводиться и как «государь», и как «великий князь», и как просто «князь». В иерархии ван стоит ниже императора. Сыновья правителей династии Цин получали титул «цин-ван», который здесь для удобства восприятия переводится как «князь».


[Закрыть] того государства заметил, что его служанка-рабыня беременна, и хотел убить ее, но она рассказала, что забеременела чудесным образом, от того, что в ее чрево вошло облако, размером с куриное яйцо. Когда служанка родила сына, ван бросил его к свиньям, но те не причинили новорожденному ребенку зла, а, напротив, обогревали своим дыханием. То же самое произошло, когда младенца бросили в конюшню – там его согревали своим дыханием лошади и потому он не погиб. Испугавшись того, что чудесный ребенок может быть сыном Неба, ван решил больше не пытаться причинять ему зло, разрешил матери вскормить его и назвал именем Тонмён, а [впоследствии] приказал ему пасти коней. Тонмён стал весьма искусным стрелком из лука, отчего ван испугался, что он может убить его и захватить его владения. Тонмён бежал [от вана] на юг, к реке Шияньшуй, выстрелил из лука в воду, и тогда приплыли рыбы и черепахи, которые составили мост для перехода на другой берег. Как только Тонмён перешел на другой берег, рыбы с черепахами уплыли и потому преследовавшие Тонмёна войска не смогли перейти через реку. Тонмён основал столицу и стал ваном страны Пуё».

Но, так или иначе, предки наших героев переселились в Маньчжурию из области, прилегавшей к горе Букури-Чанбайшань, откуда их вытеснили корейцы. После разгрома государства Цзинь чжурчжэньские племена долгое время были раздробленными – каждое племя жило само по себе и враждовало с соседними. Предпосылки для объединения назрели давно, можно сказать, что они имелись изначально, ведь вместе, сообща, выживать гораздо легче, чем порознь, да и память о былом величии цзиньской эпохи побуждала к тому же. Но одних предпосылок мало, нужна еще и сильная личность, способная собрать все племена под свою руку. Кочевниками управлять сложно, гораздо сложнее, чем оседлым населением, которое крепко привязано к своим домам и наделам и относительно легко контролируется. Кочевники же сегодня здесь, а завтра там. Если правитель не нравится, то можно откочевать от него подальше и жить свободно. «Свободен только тот, кого ничто не удерживает», – говорили древние мудрецы, и эти слова можно отнести к кочевникам.

Но тот, кому удалось повести кочевые племена за собой, становится обладателем мобильного и отважного войска. Землепашец – не воин, а каждый кочевник – воин и скотовод «в одном флаконе». Кочевники встают в строй по первому зову, они привыкли обращаться с оружием с детства и закалены суровой кочевой жизнью… Короче говоря, для того, кто сумел объединить кочевые племена в крупный союз, открывается прямая дорога к завоеваниям по примеру Чингисхана, Тимура или основателя династии Сельджукидов Тогрул-бека.

Изначально Нурхаци или Нурхачи, основатель династии Цин, был минским вассалом. Надо понимать, что вассалитет по отношению к императорам Поднебесной был разным по сути. Он мог быть истинным вассалитетом, когда вассал регулярно выплачивал императору дань и по его зову выступал со своим войском, но мог быть и сугубо номинальным, когда от вассала не требовалось ничего, кроме признания Сына Неба[26]26
  Сын Неба – титул китайских императоров, появившийся в середине Х века до н. э. в правление династии Чжоу (1045–221 годы до н. э.), представители которой именовали себя не «императорами», а «ванами». Иероглиф «ван» (王) состоит из трех горизонтальных черт, олицетворяющих небо, землю и людей, а вертикальная черта, проходящая посередине горизонтальных и словно бы объединяющая их, олицетворяет правителя, посредника или связующее звено между высшими силами и людьми.


[Закрыть] своим отцом-покровителем. А иногда случалось и так, что в роли вассала выступал какой-нибудь воинственный сосед, которому платил дань «за спокойствие» сам император. Но ради сохранения императором лица получатель дани в официальных документах именовался сыном императора, а дань представлялась в качестве императорских даров верному слуге.

Чжурчжэньские племена обитали к северо-востоку от Великой Китайской стены, от Японского моря на западе до монгольских степей в предгорьях Большого Хингана[27]27
  Вулканический горный хребет на северо-востоке КНР (в автономном районе Внутренняя Монголия) и на востоке Монголии.


[Закрыть] на востоке, а на севере чжурчжэньские земли ограничивались рекой Амур. В минскую эпоху китайцы делили чжурчжэней на три группы – дикие чжурчжэни, чжурчжэни Хайси, проживавшие вдоль реки Сунгари[28]28
  Сунгари – река на северо-востоке КНР, правый и самый крупный приток Амура.


[Закрыть], которая тогда носила такое название, и чжурчжэни Цзяньчжоу, обитавшие вдоль реки Муданьцзян[29]29
  Муданьцзян – река в китайской провинции Хэйлунцзян, правый приток Сунгари.


[Закрыть] и в предгорьях горы Чанбайшань[30]30
  Область Цзяньчжоу находилась на территории современных китайских провинций Ляонин и Цзилинь.


[Закрыть]. Что же касается диких чжурчжэней, то они жили к северо-западу от предгорий Хингана, в долинах рек Уссури и Амур, а также на морском побережье. Из названия ясно, что дикие чжурчжэни жили охотой и рыболовством. Восточная часть чжурчжэней Хайси уже перешла к оседлому образу жизни, а западная продолжала заниматься скотоводством. Цзяньчжоуские чжурчжэни занимались и сельским хозяйством, и охотой, и рыболовством, а также собирали женьшень и речной жемчуг. Короче говоря, чжурчжэньские племена были разными, «от пестроты в глазах рябит», как сказали бы в старину. Это к тому, что их объединение представляло весьма непростую задачу.

Минская империя, следуя древнему принципу ослаблять одних варваров[31]31
  «Варварами» китайцы называли иностранцев, не перенявших китайскую культуру. Корейцы, японцы, или, скажем, вьетнамцы, варварами не считались.


[Закрыть] руками других, использовала чжурчжэней для ослабления монголов, а монголов, соответственно – для ослабления чжурчжэней. Сталкивая «варваров» лбами, китайцы не забывали о торговых выгодах. Расклад был таким: от чжурчжэней китайцы получали коней, в небольших количествах – верблюдов, меха и шкуры, женьшень, речной жемчуг, мед и воск. Некоторые чжурчжэньские роды занимались выплавкой серебра и меди, и эти «валютные» металлы тоже пользовались спросом у китайцев. Взамен чжурчжэни получали от китайцев рис, который не рос в их землях, свиней, соль, ткани, железные изделия… Основная торговля шла через Цзяньчжоу, что способствовало развитию этой области и укрепляло авторитет ее правителей.

В XVI веке в цзяньчжоуские чжурчжэни объединились в племенную конфедерацию. В 1575 году, после казни китайцами вождя по имени Ван Гао, часто вторгавшегося в пределы империи, между предводителями племен разгорелась ожесточенная борьба за власть, главными участниками которой были сын Ван Гао Атай, вождь племени Суксуху по имени Никан Вайлан[32]32
  «Никан», в переводе с чжурчжэньского, означает «китаец», а «Вайлан», скорее всего, является искаженным китайским титулом «юань-вай-ланг» (дословно: «преданный молодец»).


[Закрыть] и Гиочанга, предводитель так называемых Шести бэйлэ (владетелей) из рода Гьоро. Ставка Гиочанги находилась в упомянутом выше городе Хэту-ала. Борьба затянулась надолго, как можно предположить – не без участия китайцев, которые в отношениях с чжурчжэнями и прочими «северными варварами» руководствовались правилом «не дать сильному возвыситься и не позволить слабому упасть».

Гиочанга и его сын Такши, которые были вассалами Ван Гао и теперь находились в подчиненном положении по отношению к его сыну Атаю, заключили тайный союз с ляодунским[33]33
  Ляодун – полуостров (область) на северо-востоке КНР.


[Закрыть] наместником Ли Чэнляном, тем самым, который казнил Ван Гао. Они рассчитывали получить поддержку в обмен на обещанную верность и в 1582 году, когда Атай совершил набег на минские пограничье, выступили против него в рядах императорского войска, которым командовал Ли Чэнлян. Также к Ли присоединился Никан Вайлан и, по некоторым сведениям, он был вдохновителем этого карательного похода и обещал Ли содействие для легкой победы над Атаем. Ли Чэнлян был опытным и решительным военачальником, но походы на чужую, большей частью враждебную, территорию – предприятие опасное, и здесь нужно действовать наверняка, иначе вместо вразумления непокорных может выйти позор для вразумляющих.

Крепость Гурэ, в которой укрылся Атай, была из числа тех труднодоступных горных крепостей, которые принято называть «орлиными гнездами». Кроме того, защитники крепости сражались отважно и стойко, припасов у них было вдоволь, и время играло на их стороне. Раздосадованный Ли Чэнлян, войско которого таяло день ото дня, обратил свой гнев против Никана Вайлана и потребовал от него склонить защитников крепости к сдаче. В противном случае Ли пригрозил выдать Никана Атаю в качестве «примирительного дара» и, поверьте, что эта угроза была не пустой – если не удалось вразумить врага, то нужно хотя бы заключить с ним мир, иначе поход, в котором погибло много воинов, будет выглядеть совершенно напрасным. А голова одного чжурчжэньского вождя – вполне годная плата за мир с другим чжурчжэньским вождем… Секрет могущества китайцев заключается в том, что они могут отступить, если обстоятельства складываются неблагоприятным образом, но никогда не отказываются от своих намерений и ничего не забывают.

Никану удалось уговорить защитников крепости сдаться. Они убили своего вождя и открыли ворота перед Ли Чэнляном, но предательство не принесло им счастья – гнев Ли был настолько велик, что он приказал истребить всех сдавшихся до единого. Желая выслужиться перед императорским наместником и доказать ему свою безграничную преданность, а заодно и избавиться от конкурентов в борьбе за власть, Никан Вайлан очернил перед Ли Чэнляном Гиочангу и Такши, а тот поверил и приказал своим солдатам убить обоих. Есть предположение, что Никан мог использовать факт родства с мятежником – Атай был женат на внучке Гиочанги, – и представить дело так, будто Гиочанга с сыном присоединились к Ли Чэнляну не с намерением оказать поддержку, а лишь для того, чтобы попытаться спасти свою родственницу.

Предводителем Шести бэйлэ стал двадцатитрехлетний Нурхаци, сын Такши, которого Ли Чэнлян взял под свое покровительство… На первый взгляд, поступок Ли выглядит странно, если не сказать – глупо. Не проще ли и спокойнее было бы после убийства Гиочанга и Такши заодно избавиться и от Нурхаци?

Нет, не проще. Во-первых, высокое происхождение имело большое значение: будучи сыном своего отца и внуком своего деда, Нурхаци имел законное право главенства над Шестью бэйлэ. Если попробовать поставить над ними другого правителя, то неизвестно как оно обернется – станут ли бэйлэ подчиняться ему или выступят против? Во-вторых, Ли Чэнляну был нужен «противовес», уравновешивающий Никана Вайлана, ставшего фактическим главой цзяньчжоуских чжурчжэней. В-третьих, сам Ли Чэнлян никакой вины перед Нурхаци за собой не чувствовал, поскольку действовал в рамках своих полномочий и по справедливости – на основании доказательств вины убитых, которые представил Никан Вайлан. Да и вообще «весовые категории» императорского наместника и одного из многих чжурчжэньских правителей были несравнимы, к тому же покровительство Ли защищало Нурхаци от происков других правителей, в том числе и от Никана Вайлана (впрочем, дальнейшее развитие событий показало, что это Никану следует бояться Нурхаци). Поэтому Ли официально подтвердил право Нурхаци на наследование отцовских владений и присвоил ему статус (титул) младшего вождя цзяньчжоуских чжурчжэней.

К слову будь сказано, в юности, еще при жизни отца и деда, Нурхаци жил в качестве заложника (обычная практика) в доме Ли Чэнляна, где выучил китайский язык и перенял китайские традиции, а знание языка и традиций в глазах китайцев превращало варвара в достойного образованного человека. Покровительство Ли Чэнляна имело для Нурхаци очень важное значение, поскольку Ли пользовался расположением тринадцатого минского императора Ваньли, правившего с 1572 по 1620 год (выйдя в отставку, Ли переехал в Пекин, где получил от императора высокий почетный титул тайфу, «великого наставника двора»).

Ах, если бы только Ли Чэнлян мог знать, какого дракона он пригрел! Но до поры до времени Нурхаци умело скрывал свои амбиции. Он не только учил язык и перенимал традиции, но и присматривался к состоянию дел в империи, благо ему не раз приходилось ездить с посольством в Пекин – то для доставки собранной дани, то по другим делам. Поняв, что империя Мин похожа на бумажного тигра, который с виду грозен, но силой не обладает, Нурхаци начал действовать – стал потихоньку, не привлекая особого внимания, собирать под свою руку чжурчжэньские племена. Эта задача облегчалась тем, что в качестве доверенного лица минского правительства Нурхаци контролировал часть пограничных областей, так что его деятельность по расширению собственного влияния выглядела как старания по поддержанию порядка.