Текст книги "Чаролом"

Божественная совокупность усмехнулась, и борода, подобно снегу, опала к её ногам. Кожа Дрюна разгладилась, подбородок уменьшился, глаза увеличились, и тело стало телом богини победы.

– Так лучше? – спросила Ника.

– Да.

Леандра начала карабкаться по верёвочной лестнице. Её жилище, самое просторное на острове, на деле было не больше каюты обычной лорнской галеры. Леандра понимала, почему некоторые прячущиеся на Скважине чувствуют себя здесь как в тюрьме.

Она зажгла ароматическую палочку и скрылась за ширмой. Кто-то позаботился принести в ванную бадью свежей воды, бамбуковый ковш и кусок мыла. Леандра осторожно отвязала кошель с отравленными иглами, потом метательные ножи, положила всё это на табурет.

– Раз уж мы выяснили, что ты у нас старая и мудрая, подчёркиваю – «старая», – сказала она Дрюн, раздеваясь, – то, наверное, сможешь дать мне совет по поводу расследования убийства, которое я могу совершить ранним утром.

Леандра вылила себе на голову ковш прохладной воды.

– Ты уже допрашивала и меня, и, полагаю, Холокаи.

Леандра поёжилась, смывая пот и морскую соль.

– Разумеется.

– Кто остался?

– Мой отец, если только он успеет вернуться, может доставить хлопот. Мать?.. Вероятно. Но она на другом берегу океана. Ещё мой бывший любовник…

– Красивый волшебник-недоучка, о котором ты упоминала той ночью, когда мы упились кавой?

– Он. Таддеус.

– Тот самый, с острым умом и жадным интересом к тому, как текст может заставить тебя изменить решение?

– Единственный и неповторимый.

– Ты тогда рассказывала мне о том, какие чудные вещи вы с ним творили в постели.

– Давай согласимся, что языком трепала кава.

– А ещё он мог плести чары даже после курения опиума.

– У тебя замечательная память на всякие постыдные вещи, которые я упоминала мимоходом.

– Упоминала мимоходом спьяну.

– Верно.

– Не он ли разбил тебе сердце, связавшись с другой женщиной?

– С тремя женщинами.

– Что же, надеюсь, ты убьёшь именно его.

– Я тоже, – вздохнула Леандра, окатила себя водой из ковшика и принялась намыливаться, начав с распухших коленей. – Дрюн, этот контрабандист, продавший нам богозаклинание… Он не показался тебе знакомым?

– Что ты имеешь в виду?

– Не могу избавиться от ощущения, что где-то его видела, хотя это совершенно невозможно. Наверное, кто-то мне о нём рассказывал. А ты ничего такого не заметила?

– Нет, – немного подумав, ответила Дрюн. – Но хочу повторить, что я ему не доверяю.

– Ему и нельзя доверять, он же контрабандист.

– Нет-нет, мне кажется подозрительным, что его посредники обращаются к нам с предложением продать пророческое заклинание как раз тогда, когда у нас самое напряжённое время.

– А что ты думаешь о его истории насчёт новой войны между Империей и Лигой?

– Об этом мне сложно судить, – сказала Дрюн. – Хотя я не исключаю вероятность конфликта, вроде осады Огуна.

Двадцать два года назад Империя обложила иксонских купцов тяжёлыми податями. Вдобавок воздушный флот Огунских островов не смог защитить купеческие суда от пиратов. Когда иксонские шпионы разведали, что подкупленный иерофантский маршал взял под покровительство небольшой пиратский клан в обмен на прекращение грабежей огунцев, Лига вторглась на острова под предлогом избавления их от пиратов. Империя восприняла это как нарушение суверенитета, и разразилась кровавая война, длившаяся целый год. В итоге иксонский флот и богиня войны Таграна, способная, фигурально выражаясь, превращать обыкновенных мужчин и женщин в тигров, захватили Огунские острова и осадили город, принуждая Империю пойти на уступки.

Леандра обдумала вероятность роста напряжённости между Иксосом и Триллиноном.

– Со времени той осады Империя старается не враждовать с Иксосом. По-моему, императрица предпочла бы играть в свои политические игрища в Остроземье, на границе с Лорном.

– Любая женщина может передумать, даже императрица.

– Это правда, – согласилась Леандра, окатывая себя водой.

– Возвращаясь к тому, с чего мы начали. Ты уверена в истинности пророчества?

– Да. Если же я сбегу, умрут все мои близкие.

– А если просто обо всём забыть?

– Сомневаюсь, что это сработает. Ведь это ничем не отличается от бегства. В любом случае, как можно забыть о том, что собираешься кого-то убить?

– Много вина?

– А оно тут вообще есть? – сквозь смех спросила Леандра, смывая остатки пены.

Она услышала, как Дрюн обходит небольшую комнату.

– Нет, – с сожалением сказала богиня. – Разве пойти посмотреть, не найдётся ли в кладовой?

– Так мило с твоей стороны.

– Было бы ещё милее, если бы я не планировала составить тебе компанию.

Леандра хихикнула. Под тяжестью богини заскрипела верёвочная лестница. Леандра вылила себе на голову последний ковш воды, вытерлась и натянула одежду, висевшую на ширме.

После чего вышла на террасу. Масляные лампы почти потухли. В доках горел только один факел. В воде под ним несколько рыб описывали вялые круги.

Леандра прислушалась, не утихла ли боль в животе, когда лестница вновь заскрипела. Она обернулась и увидела Дрюн. Верхними руками та перебирала перекладины, в правой нижней держала фарфоровый кувшинчик, а левой – две фарфоровых же чашки. Леандра улыбнулась.

– Вообще-то, мне не стоит пить во время приступа.

– Не стоит, – легко согласилась Дрюн. – Придётся принести себя в жертву и выпить всё за тебя.

Богиня, держа в каждой нижней руке по чашке, плеснула в них рисового вина и протянула одну Леандре. Та взяла.

– Не могу принять от тебя такой жертвы, Дрюн. Кроме того, я не позволяю себе дурных привычек, лишь…

– Лишь всепоглощающие страсти, – закончила Дрюн нарочито скучающим тоном. – Могу тебя заверить, я не добавляла туда тетродотоксин, – и она отсалютовала Леандре чашкой.

– За друзей, которым не нужно травить друг друга, – сказала Леандра, и они по южному обычаю сдвинули свои чашки.

Леандра пригубила вино. Оно было излишне сладким, но приятным.

– Удивительно, как это Ало сподобился потратить рупии на вино для всех.

– А он и не тратил, – откликнулась Дрюн. – У него имеется собственный тайник за книжными полками. Временами там можно разжиться даже бутылочкой манданы. Заметив, что он ещё торчит в доках, я спасла это вино из его покоев.

Леандра расхохоталась.

– Напомни мне, чтобы я купила в городе гостинец для сего замечательного господина.

– Подари ему две тысячи пятьсот тридцать две рупии, иначе его удар хватит.

– Ты права, – со вздохом ответила Леандра и повернулась к бухте. – Завтра нам предстоит напряжённый день.

Они молча пили и смотрели на свет единственного факела, отражающийся в воде. Рыбы продолжали нарезать под ним свои неправильные круги. Наконец, Леандра объявила, что идёт спать. Дрюн вновь стала Дрюнарсоном и встала на страже у лестницы.

Стоило Леандре положить голову на подушку, как она уснула. Ей снилось тёмное море и неустойчивая палуба под ногами. Океан бурлил водоворотами. В ста футах над ней в небо вздымался столб дыма, появившийся из ниоткуда. Холокаи и Таддеус тоже были там, оба ужасно сердитые. Потом она очутилась в дральском лесу, прохладном и зелёном. Высоко над головой простирал ветви дуб. Ветер шелестел его листвой. Она была маленькой девочкой, и отцовский голос всё звал её куда-то… звал…

Леандра проснулась. Сон мигом истаял в ничто. Она попыталась его припомнить, но внутри возникло отвратительное, тошнотворное ощущение, словно она чего-то ужасно боялась. Чем усерднее она пыталась вспомнить свой сон, тем быстрее он исчезал из памяти.

Леандра села в постели. Перистые облака, слегка подсвеченные ранней зарёй, плыли по небу. Живот не болел. Однако большая часть её будущих «я» через час испытывала сильнейшее беспокойство. Ах да, пророческое заклинание.

Сегодня утром её что-то огорчит. Скривившись, Леандра потёрла лоб, где должно было находиться богозаклинание. Знай она заранее, что оно собирается будить её на час раньше по утрам, не стала бы его покупать.

Дрюн всё так же стоял на вахте, сложив на груди все четыре руки. Похоже, даже не пошевелился за ночь. Интересно, о чём думают боги, когда вот так застывают?

В надежде вновь уснуть Леандра плюхнулась обратно в тёплую постель, всё ещё раздражённая богозаклинанием. Однако через минуту почувствовала, что мочевой пузырь, как назло, полон. Пришлось сбегать на горшок, прежде чем вновь вернуться под простыни. Но лишь для того, чтобы понять: она не может перестать думать о том, из-за чего именно ей предстоит поволноваться через час. Без толку проворочавшись с боку на бок, она окончательно отказалась от надежды уснуть и вышла на террасу.

Утро помрачнело. Над островом повисла брюхатая туча. Леандра посмотрела на воду и заметила первые дождевые капли. Тёплый тропический ливень.

Был прилив, факел давно догорел. Вглядевшись в прозрачные воды, Леандра содрогнулась, увидев огромное тело, проплывшее между корпусами лодки, в которой она опознала свой катамаран. Кошмарное создание описывало круги по Затону, отчего вся его поверхность покрылась бурунами и водоворотами.

Леандра кинулась к верёвочной лестнице.

– Мне пойти с… – начал, было, Дрюн, но она не дала ему договорить.

– Оставайся здесь. Я скоро за тобой пришлю.

Спустившись по лестнице, она заторопилась по дощатому настилу. К тому моменту, когда она спустилась к докам, Холокаи уже сидел на краю. Мокрый, голый, в человеческом обличии. Он тяжело дышал, но улыбался.

– Быстро я, да? Я же тебе говорил, что моя сила растёт. Думаю, число верующих в меня увеличилось. Но я так голоден, что могу есть три дня подряд.

– Ничего не попалось на зуб на обратном пути?

Обычно Холокаи возвращался из долгого путешествия с желудком, набитым тюленями.

– Времени не было, – покачал он головой. – В пяти милях от Лазоревого пролива я несколько раз обошёл вокруг прибывающего корабля южан. Но стоило мне к нему приблизиться, как я кого-то там пробудил. Никогда прежде не встречал такого. Эй, Леа, в следующий раз предупреждай, что отправляешь меня оседлать прилив, – он засмеялся.

– О чём ты? – живот Леандры болезненно сжался.

– Ну… ты знаешь, каково это. Находясь в своей стихии, я могу чувствовать другого, подобного мне. Мне не нравится приближаться, но, может быть, не нравится мне одному, понимаешь?

– Холокаи, – не выдержала Леандра, – кого ты почувствовал? Другого бога?

– Да, что-то в этом роде, – его лицо сделалось задумчивым. – Только, по-моему, это не бог. Забавно, но его присутствие было похоже на… похоже…

– Ты всплывал на поверхность? – Живот окончательно скрутило.

– На краткое время, чтобы одним глазком поглядеть над водой. Временами эти южные парни воображают себя мастерами-гарпунщиками, а я… Я голоден, конечно, но не алчен, – он поморщился, видимо, вспомнив, как в последний раз проглотил моряка.

– А название корабля, Кай? Ты его разобрал? Такая большая золотая надпись на борту.

Холокаи нахмурился. Когда его глаза чернели, чтение не было его сильной стороной. Наконец, он произнёс:

– «Острая королевская пика».

Леандра застонала. Её родители полюбили друг друга в остроземском городе Авил во время политических интриг, в которых было замешано воздушное судно «Королевская пика».

– Леа, знаешь, на что было похоже присутствие существа, которое я почуял? Да знаешь, знаешь, сама же мне рассказывала. Думаю, это было похоже на…

– На дракона? – предположила Леандра.

– Как догадалась?

Леандра по слогам, как может только рассерженный, но уже выросший ребёнок, произнесла:

– Ма-ма.

Глава 7

Никодимус и неодемон с лицом его дочери непонимающе смотрели друг на друга.

– Твоей дочери? – переспросила Речная Воровка.

– Ты… – Никодимус запнулся. – Ты олицетворяешь её?

– Леандру Марку? Хранительницу Иксоса? То есть у неё моё лицо?

– Нет, это у тебя – её.

Речная Воровка прищурилась, словно до неё вдруг что-то дошло.

– Значит…

Все шесть рук сжали ножи.

Никодимус едва увернулся, когда правая рука неодемона взметнулась, бросая клинок. Тот просвистел всего в дюйме от его плеча. Никодимус как раз взломал последнее цензурное заклинание, связывающее разум. Речная Воровка прыгнула вперёд, метнув сразу три ножа. Никодимус отшатнулся, но одно лезвие зацепил-таки бедро.

– Прекрати! – завопил он.

Сорвал правой рукой с живота взрывное заклинание, метнул его под ноги неодемону, а левой бросил щитовые чары на палубу перед собой.

Стена защитных индиговых слов поднялась перед грудью Никодимуса. Речная Воровка метнула ещё один нож, на сей раз – крис, который держала в средней левой руке. Никодимус нырнул за щит. И тут грянул взрыв. Ударная волна выбила из головы все мысли, в ушах зазвенело. В следующий миг он обнаружил, что стоит на нетвёрдых ногах, а к нему бегут два пирата с ножами наперевес.

– Рори! – завопил он, снимая с бедра два ослепительных параграфа, которые образовали двуручный текстуальный меч. – Рори, пора!

К облегчению и ужасу Никодимуса, палуба перед пиратами взметнулась лесом острых, как стрелы, шипов длиной в пять-шесть футов. Гигантские занозы целились в ноги и животы пиратов.

Ночь наполнилась воплями. Никодимус огляделся и увидел, что вся команда ошеломлена жуткой порослью.

Грохот заставил Никодимуса развернуться к правому борту. Его взрывное заклинание ударило неодемона о ганвейл. Одна или две пики из ожившего дерева Рори попали богине в бок, но большинство их сломалось, ничем ей не повредив. Толстые, похожие на корни побеги проросли из ганвейла, пытаясь схватить неодемона за руки, но голубовато-зелёная аура Речной Воровки легко испепеляла их.

Внезапно баржа накренилась, Никодимус пошатнулся. Фонтан воды взметнулся из реки позади неодемона, уже окончательно освободившегося от побегов.

– Богиня, остановись! – закричал Никодимус. – Это не выход!

Та оглянулась. Её глаза горели беспощадным белым огнём. Она пошла на него уже более осмотрительно. Баржа снова дёрнулась, Никодимус споткнулся. Речная Воровка легко, словно танцуя, шагнула вперёд, взмахнула сначала левой средней рукой, затем правой. Первый выпад Никодимус встретил текстуальным мечом, от второго ушёл, отпрыгнув назад. Дико закричав, он нанёс удар снизу и отрубил ей правую верхнюю руку по локоть.

Она с визгом отшатнулась. Никодимус удвоил напор и выбил у неё один из ножей. Он уже готов был вонзить меч ей в живот, когда она отпрыгнула и упала. Откуда-то сзади послышался новый грохот воды, баржа закачалась.

– Богиня, сдавайся! Это не выход! – повторил Никодимус.

– Для меня нет безопасного места! – она воздела кулаки к небу.

Палуба встала на дыбы, и Никодимус повалился вперёд.

– Баржа тонет! – услышал он приглушённый крик Рори.

Обернулся и увидел белую мантию друида, выбирающегося из трюма.

– Нико, она использовала богозаклинание, чтобы потопить судно. Если мы останемся здесь, нам конец!

Речная Воровка зашипела как змея. Одна из её рук схватила Никодимуса за ногу, другая – вонзила кинжал в лодыжку. Однако там, где она прикасалась к его телу, голубовато-зелёное свечение угасало, разрушенное какографией. Богиня завопила и отдёрнула руки, нож воткнулся лишь на какой-то дюйм.

Свой меч Никодимус выронил, но это не имело значения: она была совсем рядом. Он упал вперёд и схватил неодемона за запястье. Бирюзовая аура замерцала, Речная Воровка вновь завизжала.

– Сдавайся, богиня!

Баржа накренилась сильнее. Никодимус вместе с неодемоном покатился по палубе и врезался в ганвейл.

– У нас пробоина в трюме! – заорал Рори.

– Сдавайся, богиня!

– Не могу, – всхлипнула Речная Воровка, пытаясь выдернуть руку из его хватки, а двумя другими руками вцепившись в ганвейл.

– Не пускай её в воду! – продолжал надрываться Рори.

– Отпусти меня! – одновременно с ним вопила богиня.

– Сдавайся! – ревел Никодимус.

Но она продолжала вырываться, молотя руками. Что-то острое резануло Никодимуса по плечу.

– Мы не сможем больше жить в мире! – закричала она. – Я теперь ясно это вижу. Она всё разрушит, разрушит весь свет!

Никодимус поймал ещё одну её руку. Их лица находились почти вплотную друг к другу, белые пустые глаза смотрели в его зелёные.

– Не будет нам мира, – прошептала богиня, а затем, вместо того, чтобы вырываться, обвила его всеми руками и ногами.

Воздух вокруг них взорвался, когда его какография принялась разрушать её богозаклинание.

– Постой, – жалобно умолял Никодимус. – Постой…

Ему нужно было знать, кто она такая, кто посмел нацепить лицо его дочери, действительно ли Речная Воровка – демон Древнего континента. Но та лишь прижималась к нему всё плотнее. Вспыхнул сноп голубых и зелёных искр, и она исчезла, став светом и воздухом.

Никодимус обнаружил, что лежит на палубе весь в крови.

Глава 8

Франческа Де Вега наблюдала за матросами, бегающими по палубе и лезущими на такелаж. На востоке полоска зари уже осветила иксонский берег. Занимался новый день, весь рябой от плывущих над морем облаков.

От этой картины сердце у Франчески сжалось, знакомое чувство посетило её впервые с тех пор, как она месяц тому назад покинула остров Звездопада. Сведения, которые она везла Никодимусу, нельзя было доверить ни посланцу, ни заклинанию колаборис, поэтому ей пришлось оставить дральский пантеон в хаосе, который они называли самоуправлением. Если Совет прошёл успешно, к Шандралу уже шли военные корабли. Политические заботы усугубляло ожидание встречи с мужем и дочерью. Романтической прогулки по тропикам не предвиделось. А жаль. Ей бы она не повредила.

Ночью Франческа проснулась в своей каюте, почувствовав, что какое-то незнакомое божество кружит под её кораблём. Божественное присутствие ощущалось совершенно определённо, и текстуальный мозг Франчески тут же приступил к лихорадочным пророческим выкладкам. Как уже случалось с ней после сражения с Тайфоном, Франческа воспринимала будущее в виде ландшафта, по которому она путешествовала.

Мимолётный взгляд, и её посетило три озарения. Во-первых, божество, плавающее в глубине, могло в ближайшие дни её убить. Во-вторых, большая часть её собственных будущих «я» и будущих «я» морского божества пересекутся в лазарете Шандралу. Каким образом это произойдёт, она не знала. В-третьих, происходящее ныне в Шандралу окажет огромное влияние на все шесть человеческих королевств.

Последнее озарение подтверждало то, что Франческа уже подозревала, именно эту новость она везла Никодимусу. Она взмолилась создателю, чтобы Совет прошёл успешно, и к Иксосу выступили войска Драла и Лорна.

Почувствовав морское божество, она встала с койки, нечаянно разбудив свою ученицу и соседку по каюте. Выскочив на палубу, она вгляделась в освещённые звёздами волны, надеясь разглядеть своего будущего противника. Может быть, это бог-кракен? Или богиня-косатка? Божественная совокупность человека и морского животного? Увидеть хотя бы мельком, хоть кончик щупальца. Но божество, покружив вокруг корабля, с умопомрачительной скоростью уплыло в сторону Шандралу.

Её ученица, целительница Эллен Д'Вейлин, вышла вслед за Франческой на палубу. К ним присоединились два друида, Тэм и Кенна, оба из Терновника. На помятом со сна лице Эллен была написана тревога врача, поднятого среди ночи с постели. Близнецы-друиды с неотличимо похожими лицами заспанно моргали. Эта троица и была, собственно, отрядом Франчески, самым маленьким за все последние годы.

Если бы Франческа могла лучше контролировать свою способность превращаться в дракона, она бы оставила их и полетела в Шандралу. Но её воплощения были такими, какими были, поэтому пришлось пуститься в очередное морское путешествие. По крайней мере она получала удовольствие от приятной компании.

Франческа попробовала отправить своих спутников обратно спать, но те, услышав о морском божестве, наотрез отказались оставлять её одну.

Интересно, что они рассчитывают сделать для дракона такого, чего она не могла сделать для себя сама? Если бы морское божество напало, в ней, без сомнения, сразу бы пробудился дракон. Однако не стоило лишний раз напоминать об этом товарищам, они бы почувствовали себя маленькими и незначительными. И в следующий раз, когда она попытается отослать их под предлогом какого-нибудь мелкого и незначительного дела, они начнут возражать именно по причине малости и незначительности.

Когда-то Франческе трудно было удержать язык на привязи, но за годы правления она научилась понимать, как важно иногда хранить молчание. Ну, почти. Почти.

Так что она осталась вместе со своими спутниками, пока не пробили склянки и не сменился вахтенный. Франческа ощутила удар колокола как восхитительное алое облако, превратившееся в угасающую дрожащую искру, а затем и вовсе растворившееся в тишине.

Тридцать четыре года назад они с Никодимусом были втянуты в аферу Тайфона, узурпировавшего власть в Авиле. Полудракон по прозвищу Саванный Скиталец напал на Франческу, навсегда изменив её разум. В действительности Саванный Скиталец был тем, что осталось от древнего какографа по имени Джеймс Берр. Его прикосновение заставило её уши передавать услышанное той части мозга, которая отвечала за зрение.

Сначала такое синестетическое восприятие звука сделало Франческу практически глухой. Потом она приспособилась к особенностям своего мозга, научившись интерпретировать видения как звук, распознавать слова по очертаниям и цвету, голоса – по оттенкам и образам. Музыка поначалу обескураживала её, производя практически галлюциногенный эффект: река цвета и света, текущая по ландшафту времени, иногда – пульсирующая, иногда – привольно разливающаяся. Картина, которую невозможно описать людям с нормальным слухом. В итоге поэтические и музыкальные вкусы Франчески изменились, классике она теперь предпочитала новизну и естественность. В общем, обратила свою удручающую инвалидность в неповторимый способ познавать окружающий мир.

Сейчас она так привыкла к своему синестетическому слуху, что не испытывала ни малейших затруднений в распознавании звуков и общении.

Увидев ярко-красный корабельный колокол, она посоветовала своим спутникам не путаться под ногами у матросов. Но ей удалось убедить их отправиться спать только после того, как первый помощник капитана в не совсем вежливой манере предложил тем вернуться в каюты.

Они оставили её наедине с ночным небом раздумывать о морском божестве. То, что ему хватило хитрости скрыть свою сущность, намекало на солидный возраст воплощения неодемона. Однако ни один неодемон, вошедший на законных основаниях в иксонский пантеон, никогда не приблизился бы, не представившись. Настроение у Франчески испортилось, она стояла на палубе, морщась от ветра.

Ещё она размышляла о том, как быстро меняется мир. Каких-нибудь пятьдесят лет назад посланцы всех магических сообществ, от волшебников до пиромантов, встречались на советах, чтобы убедиться, что ни одно из них не участвует в войнах между королевствами, по крайней мере – открыто. Теперь Империя, никого не стесняясь, пополняла свои войска иерофантами, пиромантами, шаманами и волшебниками Астрофелла. Между тем как волшебники из Цитадели Звездопада, друиды и вещие кузнецы во всех происходящих конфликтах поддерживали Лигу.

Думая об этом, Франческа мрачнела всё сильнее. Встающее солнце уже поглотило полоску земли на востоке, а тропический ветер был пока довольно прохладен и приятен. Он наводил на мысли, что вот-вот после месяца на качающейся палубе и солонины с галетами её ждёт твёрдая земля под ногами и иксонское карри. Настроение Франчески улучшилось.

Она посмотрела на восток, чувствуя, как ветер развевает её длинные тёмные волосы, потом – на север, и увидела Бюрюзовый пролив – узкий участок воды между полуостровом Шандралу и северным мысом. Он соединял залив Стоячих островов с океаном. Самих знаменитых известняковых глыб видно пока не было, они находились на восточной стороне залива.

Десятилетия назад Франческа была написана древним демоном Тайфоном и помещена в город Авил с целью завербовать Никодимуса. Но они с Нико избавились от контроля демона и повергли его.

Создавая Франческу, Тайфон наделил её воспоминаниями целительницы, которая училась в клирикальной академии Порта Милосердия, а затем работала в прославленной лечебнице Шандралу. В результате у Франчески оказалось много и личных, и исторических воспоминаний об архипелаге.

Прошло много времени с тех пор, как она была здесь в последний раз. Ныне Иксос – к лучшему или худшему – был вотчиной её дочери, и к воспоминаниям Франчески об истории архипелага примешивалась изрядная доля вины, тоски и гнева, которые она ощущала всякий раз, когда думала о Леандре.

Фактически Франческа явилась посмотреть, как дочь прижилась на Иксосе. Вот, скажем, иксонские летописи сообщали, что древний народ Лотоса построил Сукрапор, свой единственный и великий город, на широком известняковом основании, в том месте, где теперь находился залив Стоячих островов. Самого залива в ту пору ещё не было, только узкое устье, где Матрунда впадала в море. Сукрапор процветал, пока морской народ не решил покинуть цепь внутренних островов на своих катамаранах и каноэ. Войны между двумя народами были жесточайшими.

И самые кровавые битвы произошли в устье реки. Древние боги морского народа не раз таранили каменное основание под Сукрапором, превратив известняк в сотни высоких столбов, теснящихся в восточной части залива.

Морской народ одержал бы больше побед, если бы народ Лотоса в отчаянии не заключил бы союз с людьми Облаков, жившими на другой островной цепи. Облачный народ не отличался многочисленностью, зато владел примитивной формой магического языка гидромантов. Но окончательно баланс сил на архипелаге был восстановлен только с появлением первого водяного храма и самого ордена гидромантов.

Те войны тянулись столетиями, ослабляя народы, и закончились только тогда, когда разросшаяся Первая Новосолнечная империя Триллинона не подчинила себе весь архипелаг. Под имперским правлением лотоссцы отошли в верховья Матрунды и возвели там Матрундапор. Когда Первая Новосолнечная империя рухнула, божества, по одному от каждого народа архипелага, слились в Тримурил, став первой божественной совокупностью. Объединённые этим божеством иксонцы завоевали независимость и основали королевство Иксос со столицей Шандралу.

Но, как это часто случается в истории, распри между народами никуда не делись. Древние предрассудки сильны. Стычки, а то и мелкие войны между морским народом и людьми Лотоса, облачным народом и морским, лотоссцами и облачниками случались и по сию пору.

Франческа вновь задалась вопросом, не в перипетиях ли истории Иксоса причина того, что Леандра решила посвятить свою коротенькую жизнь архипелагу. Народы Лотоса, Моря и Облака вместе составляли тело Иксоса. Они зависели друг от друга и воевали друг с другом.

Архипелаг был кипуче живым и находился в состоянии войны с самим собой, точь-в-точь как тело Леандры.

Думая о недуге дочери, Франческа почувствовала во рту привкус пепла. Вспомнила пациентов, которых спасла. Она не колеблясь отказалась бы от них всех, если бы это позволило излечить дочь. Вместо этого детство Леандры превратилось в бесконечную череду анализов и осмотров. Но единственное, что удалось установить, это то, что во время вспышки болезни ей помогают высокие дозы гормона стресса. Они заставляют организм прекратить атаки на текстуальную составляющую.

До этого открытия Франческа вообще сомневалась, что Леандра переживёт свой десятый день рождения. Теперь, принимая во время приступов гормон стресса, дочь могла вполне дотянуть до сорока лет: весьма скромный возраст, учитывая её происхождение. Леандра была прекраснейшим произведением Франчески и одновременно – её самой большой неудачей.

Франческа подумала о других своих ошибках на ниве материнства. Когда-то ей казалось, что у неё просто нет иного выбора. Особенно если говорить о четырнадцати годах, проведённых в Порту Милосердия. Похоже, именно в ту ночь, в ту злополучную ночь она и потеряла Леандру.

– Магистра!

Франческа обернулась и увидела Эллен. Эллен была невысокой, смуглой, с глубоко посаженными глазами и коротко стриженными антрацитовыми волосами. На ней была чёрная мантия великой волшебницы. Франческе всегда было приятно её видеть.

– Эллен, ты вообще спишь когда-нибудь?

– Только что спала мертвецким сном, что всегда меня радует, – Эллен встала рядом у борта.

– Я не дала тебе выспаться, да?

– Вовсе нет, – возразила Эллен, глядя на море. – Наверное, если мне так нравится погружаться в мёртвый сон, полагаю, это доказательство того, что мне понравится быть мёртвой и наяву.

– Что за мрачные мысли в такое чудное утро?

Эллен улыбнулась.

– Совсем из головы вон, что госпожа магистра стала бессмертной ещё до того, как сделалась врачом, и чёрный юмор потерян для неё навсегда.

– Боюсь, моя лучшая ученица, что твой юмор не по зубам вообще никому.

– Ну, лучше уж такой, чем вообще никакого.

– А сама всегда смеёшься моим шуткам, – скривилась Франческа.

– Молодым целителям надлежит смеяться над шутками старших в их присутствии. Это помогает скрывать то, что они смеются над старшими в их отсутствие.

Франческа иронично покосилась на Эллен.

– О, я вспомнила, почему выбрала тебя в качестве своего лорнского эмиссара.

– Потому, что уважаете мои суждения и наслаждаетесь моим сухим остроумием?

– Нет, потому что ты – коротышка.

– Говорят, что краткость – душа остроумия, – Эллен взглянула куда-то в область ключицы Франчески, затем нарочито долго разглядывала все её шесть футов роста. – О, моя магистра, мне кажется, я поняла, почему, глядя на вас, не хочется смеяться.

– Иными словами, – вздохнула Франческа, – у тебя нет никаких соображений насчёт того, кем было то морское божество.

– Нет, – Эллен сразу поскучнела.

Молодая целительница воспринимала любую неудачу, даже в совершенно невыполнимых делах, как личное оскорбление. Поэтому, наверное, она и нравилась Франческе.

Они ещё постояли, прислушиваясь к крикам матросов. Наконец, Эллен нарушила молчание:

– Магистра, похоже, вы совершенно не волнуетесь перед встречей с дочерью.

– Рада это слышать, потому что на самом деле я чувствую себя так, словно вот-вот сблюю.

– Надеюсь, огнём?

– Ещё одна шуточка, и я действительно его изрыгну.

– Вам не кажется, что такого рода лицемерие мелковато для вас?

– В моём лицемерии нет ничего мелкого. Я тоже повинна в шутовстве.

– Короче говоря, – вздохнула Эллен, – вы так и не поняли, зачем нас посетило то морское божество.

– Нет.

Они вновь замолчали. Солнце, уже вполне взошедшее, подсвечивало белые облака и тёмные иксонские джунгли. За Бюрюзовым проливом показался первый Стоячий остров.

– Магистра, может, не совсем кстати, но раз уж мы заговорили о вашем прошлом, могу я задать вам один личный вопрос?

– Если я отвечу «нет», это тебя остановит?

– Опыт показывает, что вряд ли.