Текст книги "Западная Европа против Византии. Константинополь под натиском крестоносцев"

Сообщается, что особым доверием Андроника пользовался паракоймоменос – управляющий двором евнух Никифор, который был одним из полководцев в войне с норманнами и вступил в Фессалоники с указанием сместить Давида Комнина с поста правителя города. Ниже настоящих чиновников стояли такие фигуры, как евнух Птеригионит, который якобы отравил Андроника.

Ядром администрации был совет, состоявший из близких людей Андроника, отличных от общественных деятелей, входивших в сенат. Предтечей этого совета стали собрания сторонников и советников Андроника, которых Евстафий называет «руководимым демонами сенатом болтунов» в Доме Михаилица – резиденции Андроника до его коронации. Помимо Агиохристофорита и других лидеров толпы низкого происхождения, в число присутствовавших входили: будущий патриарх Василий Каматир и люди, о которых говорили, что они были исключены из официального сената: то есть представители знати и должностные лица – приверженцы Андроника. Эти люди могли свободно разговаривать с ним даже после того, как он был коронован. Прежде чем предпринимать важные шаги, такие как изгнание из дворца императрицы-матери или убийство Алексея II, Андроник советовался с этой группой людей. Ее члены советовали ему подняться на трон и были основными исполнителями этого плана. Позднее, когда император захотел положить конец практике грабежа потерпевших крушение кораблей, он обратился за консультацией к этому совету. Никита Хониат представляет текст его указа, который должен был прозвучать в речи императора, обращенной к его советникам. Наконец, в 1185 г. Андроник принял решение покончить со всеми, кто сидел в его тюрьме, их родственниками и друзьями. Он издал указ, где все они были объявлены вне закона, и во введении к нему говорилось, что это инициатива не императора, а членов совета, подсказанная им Богом, и что именно эти советники, но не император поставили на документ печать. На деле, конечно, совет получал указания от императора; ведь все его члены зависели от него, желая заработать благосклонность императора и должности.

Среди членов администрации существовало яростное соперничество: соперничество между Константином Трипсихом и Агиохристофоритом уже было упомянуто (Трипсих был уничтожен, когда мнимый друг передал императору несколько обычных или сказанных им в состоянии алкогольного опьянения слов).

Когда Андроник только пришел к власти – во время его регентства самое большое влияние имел начальник императорских секретарей Михаил Агиотеодорит. После смерти его преемником стал Феодор Маврозом, который вскоре был заменен на Стефана Агиохристофорита, ставшего правой рукой Андроника. Эту последовательность фаворитов можно выявить по некоторым ремаркам Евстафия Солунского.

И хотя император позволял своим подчиненным вести борьбу между собой и закулисно клеветать друг на друга, он осуществлял строгий контроль за всеми их общественными действиями, требуя не только повиновения своей воле, но и безупречного соответствия принятым нормам поведения. Однажды крестьяне пришли к императору пожаловаться на то, что во время поездки по сельской местности Феодор Дадиврин провел у них ночь и забрал все, что нужно было ему и его свите, не заплатив. Император удостоверился в правдивости жалобы и сурово наказал чиновника.

Такое подавление жадности и коррумпированности чиновников было важной частью программы Андроника. Не только высших чиновников в Константинополе обязывали строго соблюдать общественную мораль, но и правителям провинций, а особенно местным сборщикам налогов и мелким управляющим было запрещено совершать такие действия, как было принято повсеместно во время правления Мануила. Не следовало допускать, чтобы магнаты притесняли крестьян, а налоги должны были быть отрегулированы к большей степени равенства между богатыми и бедными: возможно, даже больше в пользу бедных за счет богатых. Сбор налогов следовало осуществлять на законном основании без дополнительных сборов и пошлин или неоднократных проверок облагаемой налогом собственности. Мотив, стоящий за этой программой позитивных реформ, все еще вызывает сомнения. План Андроника искоренить знать, очевидно, имел своей целью обеспечить спокойное правление своему сыну, и Никита Хониат заявляет, что он начал свои административные реформы по этой же причине. Лишь современный ему панегирист Михаил Хониат приписывает императору более альтруистические намерения. В свете Источниковых данных следует признать следование собственной выгоде руководящим принципом Андроника. Тем не менее, если бы он смог осуществить свою программу, он более чем заслужил бы благодарность своего народа.

Основой успеха его реформ была налоговая политика. Никита Хониат повествует, что император действительно сократил число налоговых оценок (которые проводились за счет налогоплательщика). Люди платили только справедливый налог, тогда как сборщики налогов должны были делать возврат, если они отняли необходимое для жизни, и подвергались жестокому наказанию, если взимали больше предписанной суммы. То, что Андроник распространил некоторые льготы на города, как сообщает Никита Хониат, могут подтвердить высказывания Михаила Хониата об Афинах и Центральной Греции: митрополит заявляет, что во время правления Алексея II (очевидно, пока Андроник все контролировал, так как едва ли таких действий можно было ожидать от Алексея протосеваста) Афины были освобождены от уплаты налогов. К сожалению, как посетовал Михаил, освобождение от налогов так же применялось и к таким процветающим городам, как Коринф и Эврип (на острове Эвбея), так что сравнительное положение Афин осталось прежним. Михаил, разумеется, хотел особых милостей для своей паствы. Когда Никифор Просух (первый из преторов [правителей] Андроника в Элладе) прибыл в Афины, он немедленно подготовил новый реестр облагаемого налогами имущества, который позволил бы городу в полной мере извлечь пользу из дарованного императором освобождения от налогов. И все же, когда этот реестр был послан в Константинополь для официального одобрения, Феодор Хумн отказался его зарегистрировать; очевидно, он счел, что это слишком дорого обойдется казне. По словам Михаила Хониата, этим отказом Хумн вернул освобождение от налогов тем, кто имел возможность их платить, очевидно имея в виду более богатые города, которые затмили Афины. Следующий правитель Андроника Димитрий Дримис тоже пытался скорректировать неравное распределение освобождений от уплаты налогов, но ввиду смерти императора это перераспределение не состоялось. Особенно пострадал район Аттики по сравнению со своими соседями, так как в Аттике маленькие фермерские хозяйства измерялись для налогообложения невыгодным для них образом. Там было меньше единиц (например, квадратных ярдов) в законном стандарте (например, акре), чем в прилегающих районах. Таким образом, если налоги вычислялись в зависимости от количества акров, то получалось, что ферма в Аттике обладает большим количеством акров, чем аналогичное хозяйство в другом регионе. В конце правления Андроника Михаил Хониат хотел лишь того, чтобы был принят налоговый реестр Просуха, осуществлено перераспределение налогового бремени, как того хотел Дримис, и положен конец разному измерению площадей в Аттике и соседних регионах. Добрые намерения правителей, назначенных Андроником, были отменены предписаниями центральной администрации.

В отношении других форм налогообложения Михаил дает нам мало информации. Он пишет, что нашедших клад больше не пытали, чтобы заставить их выдать его целиком. Налоги на наследство были уменьшены до их обычного уровня так, чтобы имущество попадало в руки его законных наследников. Люди умирали спокойно, а их семьи больше не подвергались безжалостным преследованиям сборщиков налогов. Вместо этого агентам налоговой службы оставалось только тщетно оплакивать свою долю.

Для проведения реформ в провинциях Андроник решил выбрать по возможности самых лучших людей на посты правителей вместо того, чтобы продать эти должности, как это делалось раньше. Недавняя практика позволила магнатам в провинциях получить контроль над этой должностью. Просух и Дримис, видимо, были образцовыми управленцами; Михаил Хониат приветствовал их приезды в Афины и, очевидно, не сохранил о них неблагоприятных воспоминаний даже после падения Андроника, когда он мог дать себе волю, выражая свои мысли. С целью помешать правителям брать взятки и тем самым покровительствовать богатым в ущерб бедным император стал платить им жалованье авансом и даже поднял его до уровня сорок или восемьдесят фунтов серебра в год; сумма, вероятно, варьировалась в зависимости от размеров провинции. За получение взятки налагались суровые наказания. По мере приближения войны с норманнами Андроник понимал, что может положиться только на людей из своей собственной семьи в роли правителей угрожаемых городов; уже упоминались печальные записи, сделанные Романом в Дураццо и Давидом Комнином в Фессалониках. Нам почти ничего не известно о каких-либо других провинциальных правителях, назначенных Андроником, так что невозможно провести никакого анализа выбранных им кандидатур.

Для нас единственным контрольным примером программы Андроника по реформированию управления в провинциях является опять-таки Аттика. Михаил Хониат приветствовал Просуха с большими надеждами, выражая благодарность города за то, что тот уже сделал: своими справедливостью, благочестием, мягкостью к бедным и жесткостью к богатым он поднял должность претора на высоту, на которой она была в древности. Он надеялся, что Просух сможет прогнать пиратов, смягчить проблему голода, ослабить хватку сборщиков налогов и изжить бедность – все эти бедствия Афин. Спустя год или два в аналогичной речи к Дримису снова повторяется тот же набор проблем: что-то было сделано в ходе необходимых реформ, а император прислал хорошего человека, который не будет уклоняться от борьбы с жадностью сборщиков налогов и наказания хватких богатеев; но все же многое еще предстоит предпринять. Эта речь – вопль о справедливости, должном исполнении существующих законов, сдерживании сборщиков налогов, чтобы они оставались в справедливых рамках закона. Очевидно, люди Андроника сделали попытку провести реформу, но честных чиновников было все еще мало, и они не могли находиться одновременно везде.

Что касается других уголков империи во время правления Андроника, мы располагаем лишь отрывочными сведениями. Части Малой Азии подверглись опустошению турками, а также в ходе гражданских войн в Вифинии и окрестностях Филадельфии. Крит оставался, по-видимому, верным Андронику, но, по словам путешественника Ибн Джубара, который проплывал мимо острова в ноябре 1184 г., между островитянами Эгейского моря и константинопольскими властями не было согласия. Атрамиттион в Малой Азии возглавлял кефал (местный или провинциальный правитель в Византийской империи. – Пер.), преданный Андронику. Когда Лапард решил поднять восстание, он счел западную часть империи сторонниками Андроника, тогда как восточная ее часть давала ему больше надежд. Но на самых дальних западных границах Балкан, в тех регионах, которые не были присвоены венграми или сербами, свободно разгуливал лже-Алексей II, получая императорские почести и пользуясь широкой поддержкой. Позднее норманны не встретили никакого сопротивления в походе по этому региону от Дураццо до Фессалоник. Следовательно, провинциальная администрация Андроника не везде добилась успеха, а он сам пользовался популярностью далеко не везде.

Для изучения администрации Андроника на местах и особенно его отношений с крестьянами и крупными землевладельцами у нас есть лишь один-единственный документ. Монахи Великой лавры Святого Афанасия на горе Афон имели права в феме Моглена на северо-западе от Фессалоник. Они обратились к императору с прошением исправить ряд причиненных им несправедливостей, и в феврале 1184 г. Андроник сделал это. В Моглене у монахов в собственности были обширные горные пастбища, где валахам и болгарам было разрешено пасти свои стада в обмен на плату и работы для монастыря. Не так давно, по их заявлению, куманы (они же половцы. – Пер.) этого региона присвоили себе услуги, положенные монахам от валахов и болгар. Такая эксплуатация с нарушением прав монахов была строго запрещена, и куманам было приказано выплатить должную десятину лавре в обмен на выпас своего скота. Все валахи, принадлежавшие монастырю, были освобождены от налогов, а к владениям монастыря были добавлены два овечьих пастбища и мельница – все освобожденные от налогов. Далее, сообщали монахи, когда деревня Хостианес была передана монастырю Святого Иоанна Продрома (территория, зависимая от лавры), некоторых крестьян этой деревни, проживавших на самом деле за ее пределами, местные чиновники не включили в число ее населения. Вместо этого их оставили в государственной налоговой ведомости, а двое из них были даже подарены в качестве пронии каким-то куманам. Теперь все они должны были быть переданы монастырю и, как обычно, освобождены от налогов. А куманам следовало выплатить компенсацию из других источников за утрату их пронии. В этом документе, который далеко не выглядит защитой прав бедных крестьян Моглены, Андроник выступил в роли служителя интересов их угнетателей, владельцев пронии и монастырей. От любого другого императора в XII в. такой дар был бы вполне обычным делом, и опасно придавать слишком большое значение одному-единственному примеру; и все же от такого самопровозглашенного реформатора и друга простого народа, как Андроник, даже одному такому случаю нельзя не придавать значения.

Другим реформам Андроника Никита Хониат уделяет немало внимания. Жители приморья обычно занимались тем, что забирали себе ценный груз потерпевших крушение кораблей; против такой практики предыдущие императоры тщетно принимали законы. Но Андроник, наверное с намерением защитить представителей среднего класса – собственников кораблей или поощрить западноевропейских купцов возвращаться в византийские воды, принял решение положить конец такой постыдной практике. По словам Никиты Хониата, он обратился с речью на эту тему к своему совету министров, в которой запретил грабить обломки кораблей и установил суровое наказание для тех, кто окажется в этом виновным: их должны были повесить на мачте разграбленного корабля или посадить на кол на самой высокой оставшейся его части в назидание всем, кто на суше и в море. По словам историка, волю императора неукоснительно исполняли.

Успешность реформ Андроника трудно оценить. Никита Хониат рисует идиллическую картину того, как налоги снизились до определенного законом уровня, так что крестьяне получили возможность оставлять себе достаточную часть своих доходов, стали процветать, и их численность увеличилась, а в это время провинциальные города таким же чудодейственным образом возродились. Но этот же автор при написании или пересмотре уже написанной истории после 1204 г. пожелал повлиять на никейского императора Феодора Ласкариса, чтобы тот провел аналогичные реформы, так что он вполне мог преувеличить их результаты. На самом деле на необходимые налоговые реформы было наложено вето центральной властью. Администрации были необходимы доходы, и она успешно получала их любыми средствами: после смерти Андроника в сокровищнице Большого дворца хранились двенадцать сотен фунтов золотых монет, три тысячи фунтов серебряных монет и двадцать тысяч фунтов бронзовых монет плюс еще какое-то количество слитков. Вдобавок незадолго до своего падения он отправил сто фунтов золотых монет в Венецию. Когда на трон сел Исаак Ангел, он имел возможность немедленно отправить четыре тысячи фунтов золота, которые не дошли из Большого дворца до полевых войск. Большая часть вышеперечисленного представляла собой собственные накопления Андроника после вычитания его военных расходов, так как Алексей протосеваст растратил почти все, что оставил Мануил. Иногда необходимые реформы, вероятно, приносились в жертву доходам.

В сохранившихся письмах Михаила Хониата содержатся отголоски жалоб, которые звучат в его речах, обращенных к правителям, как планы реформ. В начале правления Андроника он написал Михаилу Авториану письмо, в котором противопоставил древние Афины с процветающими литературой и производством нынешним Афинам, пребывающим в упадке. В них не было больше механиков, мастеровых по металлу или оружейников – ремесел, которые, как он утверждает, процветали в былые дни. Остались только женщины, дети и старики, обедневшие и голодающие. Точно так же в 1182 или 1183 г. он горько жаловался Мацукесу на лютый голод, вызванный пиратскими грабежами, и несправедливое распределение налогов. В начале правления следующего монарха Михаил написал Димитрию Торнику, могущественному деятелю в новой администрации, что наконец при императоре, который любит образованные Афины, источник мудрости получит передышку от сетований. Он уже не упоминал о грозящем голоде, а просто выражал надежду на то, что что-то можно сделать с начислением налогов. Даже тогда он выражал желание, чтобы новый правитель вел себя так, как Просух и Дримис, являвшиеся для него образцом, и чтобы он часто жил в Афинах – об этом желании он впоследствии жалел. Если коротко, то за три с половиной года реформы дали какой-то результат, но этого было недостаточно, чтобы исчезли плоды полуторавекового все нарастающего дурного управления провинциями.

Политика Андроника в отношении латинян с трудом поддается толкованию. Он поднялся к власти, взывая к анти-латинским чувствам и настроениям константинопольской толпы, но был ли он сам (будь то предрассудки или политика) против латинян? Задолго до этого он находился в ссылке в королевстве Иерусалимском и был знаком с обычаями франков и, возможно, их языком. Видимо, немало латинян бежали из империи во время его правления, но, вероятно, не только из-за геноцида латинян, но и самого императора. По приказу Андроника был убит Ренье-Иоанн Монферратский – самый известный европеец в Константинополе, но это было лишь необходимое следствие смерти его супруги Марии Порфирородной. Латиняне продолжали жить в Константинополе: например, пизанец Лев Туск был официальным переводчиком при византийском правительстве. В декабре 1182 г. папа римский отправил в Константинополь своего посланника – некоего Мастера Фабрициуса, чтобы тот выяснил тамошнее положение дел: спустя восемь месяцев после резни латинян у папы не было никаких подозрений, что западноевропейцы могут встретить нерадушный прием в Византии. Более того, наемники-латиняне продолжали служить в византийской армии и императорской охране.

Андроник поощрял присутствие латинян в Константинополе. Он окружил себя охраной из варваров, многие из которых были, вероятно, франками, и женился на французской принцессе, которую он любил достаточно, чтобы взять ее с собой, когда бежал из города. Прежде всего он вернул в Константинополь купцов-латинян. Венецианцы были единственными итальянскими торговцами, не пострадавшими при избиении латинян, потому что им так и не удалось добиться чего-то большего, чем доля своего былого статуса. Теперь Андроник обратился к ним как средству обеспечения морской обороны государства от грозящего вторжения норманнов. (Возможно, он также ощущал необходимость восстановления торговли с Западом, для которой существовавший византийский торговый флот был совершенно непригоден. Был заключен договор, и венецианский квартал в годы его правления был заселен заново.

Тогда Андроник, по-видимому, ни в коем случае не был фанатическим приверженцем антилатинских настроений, а просто приспосабливал свою политику к нуждам текущей ситуации. Во время похода на Константинополь от его имени шел поток антизападной пропаганды, игравшей на зависти и ненависти, которые испытывали к латинянам средний и низший классы. Теперь он позволил латинянам вернуться в империю. Чувство разочарования и ощущение предательства, которые пережили жители Константинополя, вероятно, способствовали его краху. Он проявил недостаточное политическое чутье, когда не сумел принять в расчет чувства толпы. На момент его свержения, например, он лишь подозревал магнатов и полагался на мощные репрессии для поддержания своей власти. Его политика в отношении латинян, основанная исключительно на приспособленчестве, в такой же степени способствовала его краху, как и когда-то приходу к власти.

Проблемой, которую Андроник так и не решил удовлетворительным образом, была проблема его преемника. Сначала он был расположен к незаконнорожденному сыну Мануила Алексею протостратору, за которого он выдал свою собственную дочь. Поговаривали, что Андроник называл Алексея своим наследником, но затем решил, что молодой человек слишком не похож на него, чтобы быть достойным трона. Обойдя своего старшего сына Мануила, Андроник избрал наследником младшего сына Иоанна: Мануил постоянно противился крайностям в политическом курсе своего отца и пользовался хорошим отношением населения за свою умеренность, а Иоанн был более жестоким – по образу и подобию своего отца. Поводом к тому, чтобы Андроник отказался от кандидатуры протостратора и обошел старшего сына Мануила, было то, что имя следующего императора должно было начинаться с буквы И. Суеверие, существовавшее в XII в., состояло в том, что начальные буквы имен императоров-Комнинов – AIMA – составляют греческое слово «кровь». Вот почему Андроник как основатель новой династии должен был сделать своим преемником Иоанна. В действительности Иоанн был, видимо, в немалой степени фигляром или повесой, по описанию Трипсиха. Когда в отчаянии Андроник попытался снова привлечь на свою сторону толпу, он предложил, что уйдет в отставку и оставит императорский трон популярному в народе своему старшему сыну Мануилу.

Заключительный период правления Андроника был омрачен войной с норманнами. Когда в начале 1185 г. стало очевидно, что приготовления Вильгельма II были направлены на Византию, император решил следовать стратегии Комнинов – задержать врага на Балканах. Его приготовления оказались совершенно недостаточными, и его войска отказались воевать. Однако падение его популярности было еще более катастрофическим, чем его военные неудачи. Никита Хониат утверждает, что население впервые осознало ужасающую кровавость правления Андроника 30 мая 1185 г., когда были забросаны камнями и посажены на кол Константин Макродука и Андроник Дука; до этого момента деяния императора носили тайный характер, а люди закрывали уши для слухов. Позднее, когда он отправил Давида Комнина править Фессалониками, он прилюдно дал ему указания изводить, всячески причинять беспокойство и наносить урон норманнам. Горожане обиделись на его напускную храбрость и ответили неприятными просторечными словами, которые Никита Хониат отказался повторить, так как выражения императора почти совпали с тем, что он сам им причинил. После падения Фессалоник Андроник публично не придал значения этому событию, заявив, что норманнское вторжение настолько ничтожно, что не стоит победных празднеств, а города и раньше сдавались под вражеским напором, не причиняя вреда империи. По его словам, захватчики, как дикие звери, попадут в ловушку. Тем не менее, когда сицилийская армия двинулась к столице, население Константинополя охватила паника. Ситуация была на грани взрыва.

Андроник сознавал, что его авторитет слабеет, а народ испытывает все большую неприязнь к его власти. Поговаривали, что он боялся вторжения с моря правителя Кипра Исаака Комнина и знал, что Исаака везде примут с радостью. После коварного заточения в тюрьму матери и брата Давида Комнина император перебрался из города во дворец Мелудион, расположенный на азиатской стороне Босфора. Здесь он собрал свой совет, чтобы обсудить меры против возможного предательского сотрудничества между городской знатью и норманнскими захватчиками. Те, кто желал его краха, по его словам, не сумев добиться этого самостоятельно, призвали себе на помощь чужеземную армию. Он видел себя в окружении легионов врагов и сравнил себя с Геркулесом, сражавшимся с Гидрой: всякий раз, когда он бросал в тюрьму или казнил представителя знати, все друзья и родные жертвы немедленно становились ему враждебны. Словно оракул, он сказал членам совета, что его враги побуждают его ко злу, но они раньше его попадут в мир иной. Поняв намек, императорские советники потребовали убрать предателей с лица земли. Под руководством Стефана Агиохристофорита и других деятелей был составлен указ, который якобы исходил от советников, а не от императора. Все находившиеся в тюрьме или ссылке люди приговаривались к немедленной смерти, равно как и все их родные и друзья. Был подготовлен список приговоренных к смертной казни с указанием ее вида возле каждого имени. Андроник приказал своему сыну Мануилу исполнить этот указ, но тот отказался, сказав, что не возьмет на себя ответственность за такие убийства, не имея на то прямого приказа императора. Император положил указ, составленный советом, в свои бумаги, где он и был найден после его смерти.

И хотя этот указ так и не был опубликован, Андроник решил покончить с одним видным деятелем, имя которого, вероятно, было в списке. С лета 1184 г., когда Исаак Ангел был захвачен в Никее, он тихо жил в Константинополе. Если верить Никите Хониату, внимание Андроника снова странным образом обратилось на него. Подобно другим византийским аристократам в XII в. Андроник верил в прорицания и в этот ключевой момент своего правления пожелал узнать будущее. Он отказался участвовать в магических ритуалах, но вместо себя послал Агиохристофорита к предсказателю Сету, который раньше был советником Мануила. Духа, вызванного с помощью черной магии, спросили, кто станет преемником Андроника, и тот ответил: «ИС». Император сделал вывод, что эти буквы означают «Исавриан», то есть это Исаак Комнин Кипрский, бывший правитель Киликии и Исаврии. Андроник велел прорицателю узнать, когда его преемник займет трон. Ответ был такой: это произойдет до празднования Воздвижения Креста Господня 14 сентября. Так как сентябрь уже начался, Андроник посмеялся над таким ответом и спросил, как же киприоты смогут приплыть так быстро. Судья велума Иоанн Апотир предположил, что имеется в виду Исаак Ангел. Император сначала засмеялся от такого предположения, указав на то, насколько Ангел не способен править, но Агиохристофорит подхватил высказанную точку зрения и привел такие веские доказательства, что Андроник в конце концов согласился на «превентивные» тюремное заключение и казнь Исаака.

Вечером 11 сентября 1185 г. Стефан Агиохристофорит въехал в город, чтобы исполнить приказ императора. В сопровождении двух-трех человек он направился ко дворцу Исаака Ангела, находившемуся в юго-западной части Константинополя. Въехав во двор, они потребовали, чтобы Исаак поехал с ними. Несчастный мужчина понял, в чем состоит их поручение и какая судьба его ждет, и попытался тянуть время в доме, чтобы решить, что ему делать. Наконец он вооружился, сел на коня и выскочил из конюшни во двор. Его враги были захвачены врасплох. Агиохристофорит повернул своего мула, чтобы ускакать, но не сумел проехать в ворота, и Исаак опередил его и раскроил ему череп одним отчаянным ударом меча. Он напугал других смельчаков тем, что отсек одному из них ухо.

Устрашившись результатов своих действий, Исаак не думал ни о чем, кроме как спастись от последствий. Не останавливаясь ни на минуту, он поехал по Месе (главной городской улице) и через различные площади к Святой Софии, находившейся на другом конце города. Во время скачки он размахивал своим окровавленным мечом и кричал, что убил Агиохристофорита. В Святой Софии он нашел себе убежище в склепе, предназначенном для убийц. Горожане, встревоженные его шумным появлением и привлеченные слухами, начали собираться вокруг храма. Дядя Исаака Иоанн (Ангел) Дука и сын последнего Исаак тоже прибыли в Святую Софию. Нам недвусмысленно сообщают, что они не участвовали в свершившемся деянии, но взаимные клятвы верности Андронику делали их виновными вместе с Исааком. Три представителя знати умоляли толпу стоять рядом с ними и защитить их, и какие-то люди согласились на это. Исаак провел ночь в мучительном ожидании ареста. Остатки толпы осмелели и стали заявлять о своей верности его делу. На рассвете 12 сентября начала собираться еще большая толпа, и впервые люди озвучили надежду на то, что Андроник будет свергнут, а Исаак Ангел станет править вместо него.

Причина того, что Исаак Ангел выжил, состояла в том, что император отсутствовал в городе – об этом факте толпе не было известно до утра. В Мелудионе в первую половину ночи с 11 на 12 сентября Андроник получил весть о смерти Агиохристофорита и начале народного возмущения. Зная, что неустойчивое настроение толпы требует немедленных действий, он послал населению воззвание, в котором были такие фразы, как «хозян держит, а наказание ударяет». Он приказал своим приверженцам прекратить беспорядки и готовиться к его приезду, потому что он принял решение продемонстрировать силу. Он приказал императорским конюшням в Пере переправить через Золотой Рог и провести коней в полной конской сбруе к Большому дворцу. Очевидно, он полагался на воздействие своего красноречия, силу своей личности, большой авторитет и все еще живущую популярность вместе с великолепием императорского шествия, чтобы утихомирить гражданские волнения. Было приказано к утру подготовить его галеру к переправе через Босфор.

Рано утром 12 сентября Андроник прибыл в Большой дворец; но ситуация уже вышла из-под контроля, так как его приверженцам не удалось успокоить народ, и им самим пришлось искать убежища. Все больше и больше горожан собирались на Августионе у Святой Софии и на Ипподроме. Впервые стало появляться оружие – в основном дубинки и – редко – мечи. Двери в тюрьмах были взломаны, а преступники и политические заключенные – освобождены. Имя Исаака зазвучало с императорским титулом, а один из священнослужителей принес из алтаря корону Константина Великого. Когда Исаак, все еще пребывавший в смертельном страхе перед гневом Андроника, запротестовал против коронации, его дядя Иоанн Дука вышел вперед и предложил свою кандидатуру на императорский пурпур. Люди отказались принять его, говоря, что они уже устали жить под властью старого бородача и не хотят больше такого. Толпа вытащила из резиденции патриарха Василия Каматира и заставила его начать коронацию Исаака II. Благоприятное событие ознаменовало новое правление: одна из императорских лошадей, которых приказал провести шествием Андроник, убежала от своего конюха после высадки с корабля на сушу. Она бежала по улицам до тех пор, пока не была поймана и приведена к Исааку, чтобы он на ней поехал.