Текст книги "Збиг: Стратегия и политика Збигнева Бжезинского"

В 1960-х и 1970-х годах заявили о себе «мозговые центры» (аналитические центры), по сравнению с университетскими исследовательскими центрами стоящие на шаг ближе к настоящей политике. Старые, вроде Брукингского института, упрочили свою репутацию в области международных отношений; влияние молодых, вроде RAND, росло; появились и совсем новые, вроде Центра стратегических и международных исследований (CSIS). Но в 1950-х и начале 1960-х годов безраздельно господствовал нью-йоркский Совет по международным отношениям. Созданный после отказа США ратифицировать Версальский договор, он воплощал собой внешнюю политику истеблишмента – его предпочтения (интернационализм, атлантизм и осмотрительное, но не вызывающее сомнений лидерство Америки), его социальные ценности (консенсус, рассудительность, ответственность) и его связи с ориентированным на международную арену нью-йоркским сообществом крупнейших инвестиционных банков и юридических фирм. Совет был членской организацией, но при условии достаточных рекомендаций вполне мог открыть двери перед новыми талантами, как это видно на примере Киссинджера, извлёкшего огромнейшие преимущества от вступления в него. Бжезинский стал его членом в 1961 году. Когда он прибыл в Нью-Йорк, его взял под свою опеку Гамильтон Фиш Армстронг, легендарный редактор журнала «Форин афферс»; Армстронг посоветовал Бжезинскому написать ряд статей, укрепивших его растущую репутацию специалиста по Восточной Европе и Советскому блоку[25]25
  Nabil Mikhail, «Zbigniew Brzezinski: The Scholar and the Statesman. A Study of the Thoughts and Policies of the National Security Adviser and His Staff in the Carter Administration» (докторская диссертация, University of Virginia, 1996), 92–93.


[Закрыть].

В 1964 году Совет попросил Бжезинского и Киссинджера провести ряд семинаров по трансатлантическим отношениям и опубликовать свои соображения по их поводу. Год спустя в результате этой инициативы вышли две оказавшие большое влияние книги[26]26
  Henry Kissinger, The Troubled Partnership: A Re-appraisal of the Atlantic Alliance (New York: McGrau-Hill, для Совета по международным отношениям, Atlantic Policy Studies Series, 1965).


[Закрыть]. В «Омрачённом партнёрстве», посвящённом политическим и стратегическим вопросам внутри НАТО, Киссинджер призывал американцев постараться лучше понять дипломатические позиции европейцев, особенно французов и немцев, сетовал на склонность Америки чрезмерно упрощать особенности европейской политики или вовсе не обращать на них внимания и подвергал резкой критике идею ядерных многосторонних сил, предлагаемую его соперником Робертом Боуи. В «Альтернативе разделению» Бжезинский развивал концепцию мирного вовлечения в дела Восточной Европы, которую изложил четырьмя годами ранее в «Форин афферс»[27]27
  Zbigniew Brzezinski and William Griffith, «Peaceful Engagement in Eastern Europe», Foreign Affairs, July 1961.


[Закрыть]. Поскольку идеи «отката» и «освобождения» стран Восточной Европы от советского влияния по своей сути были лишь химерами, а смирение с создавшимся положением оставалось неприемлемым вариантом, то, как утверждал Бжезинский, США следовало бы сблизиться с восточноевропейскими странами и взять их под свою опеку, поощряя культурный и экономический обмен с целью уменьшения натянутости в отношениях времён холодной войны, а заодно и усилить внутренние противоречия и центробежные стремления внутри Советского блока (хотя последнее предположение и не было изложено явно, оно легко читалось между строк).

Помимо Совета, который служил Киссинджеру и Бжезинскому солидной платформой для привлечения внимания к своим персонам, получения качественной информации и заведения полезных знакомств, они охотно сотрудничали и с другими «мозговыми центрами». Киссинджер работал с корпорацией RAND[28]28
  Сокращение от Research and Development (исследования и разработки). – Прим. ред.


[Закрыть], в которой Бжезинский давал консультации в середине 1960-х годов. Бжезинский принимал участие в нескольких внешнеполитических инициативах Брукингского института под руководством Генри Оуэна – особенно это касается группы по изучению израильско-палестинского конфликта в 1974–1975 годах, ратовавшей за самоопределение палестинцев (при условии признания палестинцами суверенности и целостности Израиля), что привело бы либо к образованию независимого палестинского государства, либо к автономному палестинскому самоуправлению в районе реки Иордан[29]29
  «Toward Peace in the Middle East – Reports of a Study Group» (Brookings, 1975). Выводы этого доклада воспроизведены в Zbigniew Brzezinski, Power and Principle: Memoirs of the National Security Adviser 1977–1981 (New York: Farrar, Straus, Giroux, 1983), 85–86.


[Закрыть]. Огромную роль в усилении роли аналитических центров и расширения этого «промежуточного мира» играли фонды. Фонд Форда не только помог в развитии Университета холодной войны, в том числе международных семинаров Киссинджера и исследовательского Института по вопросам коммунизма Бжезинского при Колумбийском университете, но и финансировал важные семинары по внешней политике в своём центре в Белладжо в Италии, которые посещали оба политолога. Он же предоставил Бжезинскому грант на посещение Японии в 1971 году, что привело к созданию Трёхсторонней комиссии.

Учреждение Трёхсторонней комиссии иллюстрирует ещё один аспект рождавшегося промежуточного мира внешней политики, в котором так уверенно чувствовали себя Киссинджер и Бжезинский, – образование политических групп и целой сети связей в Соединённых Штатах и за их пределами. Как мы видели, Киссинджер создал обширную сеть зарубежных контактов на Гарвардском Международном семинаре, которым руководил с 1951 по 1965 год (и ещё раз в 1967 году). Его карьерный рост также ускорила работа в Фонде братьев Рокфеллеров в качестве директора Проекта специальных исследований фонда; немало пользы принесло и знакомство с губернатором штата Нью-Йорк и кандидатом в президенты Нельсоном Рокфеллером. Бжезинский поддерживал выгодное знакомство с другим Рокфеллером, братом Нельсона Дэвидом, председателем банка «Чейз Манхэттен Банк» и председателем Совета по международным отношениям (с 1970 года). В 1972 году Дэвид Рокфеллер и Бжезинский вместе с Робертом Боуи, Генри Оуэном, Макджорджем Банди и другими договорились об учреждении Трёхсторонней комиссии – частной организации представителей элит Европы, Северной Америки и Японии с целью обсуждения и поиска решений мировых проблем, возникающих в связи с растущей зависимостью государств друг от друга. Любопытно, что поводом для создания этой комиссии отчасти стало нежелание другой организации, созданной в разгар холодной войны Бильдербергской группы, или Бильдербергского клуба, принимать в свои ряды японцев для обсуждения трансатлантических вопросов[30]30
  Збигнев Бжезинский, интервью с автором, 2 июня 2011 г.; также «Minutes of the May 9th Meeting on the proposed Commission for Peace and Prosperity», в «Джордж Франклин Бжезинскому и другим», 11 мая 1972 г., папка «Корреспонденция: 5/11/72–2/28/73», ящик 33.1, Предоставленные исторические материалы, Коллекция Збигнева Бжезинского (33), Досье Трёхсторонней комиссии, Библиотека Джимми Картера, Атланта, GA. См. также David Rockefeller, Memoirs (New York: Random House, 2002), 416.


[Закрыть]. Как Киссинджер, так и Бжезинский, конечно же, посещали некоторые заседания Бильдербергского клуба, на которых присутствовали влиятельные европейцы и американцы, и были частью этой трансатлантической сети, созданной в послевоенные десятилетия, которая включала в себя Атлантический совет, Институт Аспена, Зальцбургские семинары и Мюнхенскую конференцию по военным вопросам.

Если в ведущих кругах старого истеблишмента до сих пор ценились скрытность и конфиденциальность, то ситуация быстро менялась. В 1960-х и 1970-х годах ещё одним ключевым фактором той среды, в которой вращались Киссинджер и Бжезинский, стали средства массовой информации. Если вопросы международных отношений раньше освещались, преимущественно, в «высокой прессе» – примером тому служат Уолтер Липпман или Джозеф Элсоп, – то со временем большое влияние обрели радио и телевидение. Средства массовой информации становились всё более активными и даже агрессивными, не стеснявшимися выражать свою точку зрения (переломными моментами здесь можно назвать Вьетнамскую войну и Уотергейт) – например, в эту эпоху возникли редакционные статьи и колонки комментаторов. Киссинджер и Бжезинский высоко ценились, как комментаторы по международным отношениям, не только в «Форин афферс», но и писали статьи для таких изданий, как «Нью Рипаблик», «Ньюсуик» и, конечно же, «Вашингтон пост» и «Нью-Йорк таймс». Они умели увлечь читателя, чётко изложить суть вопроса и привести запоминающуюся цитату. И, конечно же, им нравилось внимание публики, способствующее их известности.

Оба рано начали выступать по телевидению. Например, в июне 1965 года Бжезинский выступил в прямом эфире на канале Си-би-эс вместе с исследователем из RAND, чтобы помочь бывшему декану Гарварда Макджорджу Банди, на тот момент советнику по национальной безопасности при президенте Линдоне Джонсоне, привести аргументы в пользу войны во Вьетнаме. Всем троим противостоял Ганс Мортентау, известный профессор Чикагского университета и основатель реалистичной школы международных отношений, при содействии двух других настроенных против войны экспертов[31]31
  «The Debate», Time, неподписанная редакторская статья, 2 июля 1965 г.


[Закрыть]. Двумя годами ранее между Киссинджером и Бжезинским произошёл забавный обмен мнениями. Киссинджер жаловался: «Я слышал, что вы советуете нью-йоркской образовательной передаче пригласить меня в качестве проповедника «жёсткой» позиции [в американо-советских отношениях]. Я, разумеется, польщён таким вниманием ко мне. Но мне не нравится навешивание ярлыков, и я не знал, что вы, оказывается, гораздо мягче меня. К тому же, как я могу надеяться сохранить свою репутацию здравомыслящего [wize] человека, если вы не позволите мне хотя бы сделать вид, что я занимаю взвешенную среднюю позицию?» Через несколько дней Бжезинский отправил свой ироничный ответ: «В том смысле, в каком Эрих Фромм называет некоторые типы «мягкими», вы, несомненно, служите образцом «твёрдого», то есть трезвого, свойственного государственному деятелю реалистичного подхода. Я только собирался сделать небольшое умеренное вступление, чтобы заложить основы для разгрома «мягкотелых». Так что ваша репутация здравомыслящего (кстати, в Колумбии мы пишем это слово [wise] через букву s, как в словах ‘Soviet’ и ‘Stalin’) человека нисколько бы не пострадала»[32]32
  Киссинджер Бжезинскому, 24 октября 1963 г.; Бжезинский Киссинджеру, 30 октября 1963 г., папка «Киссинджер, Генри 1956–1969», ящик I.16, Документы Бжезинского.


[Закрыть].

Роберт Ловетт или Джон Маклой ни за что бы не согласились выступить по телевидению, но представители новой элиты состязались между собой за право быть увиденными и услышанными в новой среде, в которой освещение международной ситуации средствами массовой информации становилось всё более и более важным. В этой новой социальной системе социальные связи и публичность дополняли и усиливали друг друга. Человек, опубликовавший книгу и какую-нибудь более специализированную статью в «Форин афферс», привлекал к себе внимание как потенциальный автор «Нью-Йорк таймс». Колонка комментатора в «Таймс» или статья в «Ньюсуик» (где Бжезинский публиковался с 1970 года) могла попасться на глаза администрации и послужить поводом для общения. После этого какой-нибудь из «мозговых центров» мог пригласить его в свой штат, а Бильдербергский клуб принять в свои ряды, благодаря чему у автора появлялись новые знакомства и он становился ценным сотрудником, потенциальным университетским профессором или влиятельным общественным экспертом. Благодаря своей работе в Совете по международным отношениям, а также публикации книг и статей, Киссинджер, как уже было сказано, в 1958 году был назначен Макджорджем Банди заместителем директора CFIA, а после ему предложили временную должность консультанта Совета по национальной безопасности (впрочем, с этим вышло не всё благополучно, поскольку в 1961 году Банди постарался отстранить Киссинджера). На основании примерно того же опыта Генри Оуэн, тогдашний директор Совета планирования Государственного департамента, и Уолт Ростоу, сменивший Банди на посту советника по национальной безопасности, предложили Бжезинскому должность в Совете планирования в 1966–1968 годах.

Но чтобы занять ведущие позиции и по-настоящему определять внешнюю политику США, а не просто выполнять второстепенную роль помощников истеблишмента, необходим был успех в другой области – в избирательных кампаниях. Ещё в 1960 году Кеннеди по-прежнему предлагал ключевые позиции в своём кабинете Роберту Ловетту и другим представителям старой элиты, обладающим престижем и связями, причём вне зависимости от партийной принадлежности. Но эта эпоха подходила к концу, и сам Кеннеди начал нанимать новых профессионалов, таких как Уолт Ростоу, – профессоров и экспертов, служивших ему советниками во время предвыборной кампании.

Киссинджер и Бжезинский довольно рано стали советниками по международной политике и, обладая такими незаурядными талантами, предлагали свои услуги разным кандидатам. Киссинджер, как было отмечено, в своё время работал на Нельсона Рокфеллера, безуспешно пытавшегося выдвинуть свою кандидатуру от Республиканской партии в 1960, 1965 и 1968 годах. После проигрыша кампании 1968 года помощники вице-президента и кандидата от демократов Хьюберта Хамфри через его главного советника по международной политике Бжезинского спросили Киссинджера, не соблаговолит ли он поделиться так называемым «досье Никсона» – различными компрометирующими материалами на главного оппонента Рокфеллера. Киссинджер ответил согласием, продемонстрировав тем самым стремление к сотрудничеству – таким образом, он в какой-то степени мог бы поспособствовать победе демократов. Но когда Бжезинский договорился о передаче материалов в Центре Рокфеллера, встречу отменили. Киссинджера официально назначили советником Никсона по внешней политике[33]33
  Ted Van Dyk, Heroes, Hacks and Fools: Memoirs from the Political Inside (Seattle: University of Washington Press, 2007), 101. В своей биографии Киссинджера (с. 133) Уолтер Айзексон упоминает о том, что Сэмюэл Хантингтон, ещё один эксперт, работавший на Хамфри во время избирательной кампании, тем летом также получил предложение поделиться документами по Никсону от Киссинджера на Мартас-Винъярд.


[Закрыть]. Девять лет спустя, на церемонии в честь Хьюберта Хамфри в сенате США, Бжезинский в своей речи намёками упомянул об этом эпизоде. «Участие в вашей кампании 1968 года было для меня величайшей честью, – сказал он, обращаясь к Хамфри, а затем, повернувшись к Киссинджеру, добавил: – И я хочу во всеуслышание поблагодарить доктора Киссинджера за его помощь в этой кампании»[34]34
  Isaacson, Kissinger, 133.


[Закрыть]. Но это еще не всё. Прежде чем стать официальным советником Никсона, Киссинджер, будучи одно время консультантом и даже эмиссаром администрации Джонсона во Вьетнаме и обладая хорошими связями с делегацией США в Париже, возглавляемой Авереллом Гарриманом, передал людям Никсона инсайдерскую информацию об идущих переговорах с Северным Вьетнамом[35]35
  David Halberman, «The New Establishment: The Decline and Fall of the Eastern Empire», Vanity Fair, октябрь 1994. Источник Киссинджера подтверждает Richard Nixon, RN: The Memoirs of Richard Nixon (New York: Grosset and Dulnap, 1978), 323. Известно, что Генри Киссинджер не соглашался с такой интерпретацией его роли в кампании 1968 года.


[Закрыть].

Таким образом, Киссинджеру в каком-то смысле удалось принять участие в трёх кампаниях, невзирая на партийную принадлежность. Это принесло свои плоды, когда через несколько недель Никсон предложил ему должность советника по национальной безопасности. Это ключевое назначение в конце 1968 года ознаменовало собой переход власти от старого истеблишмента к новой элите в области международной политики. Многие такого не ожидали, и это известие удивило даже Бжезинского.

«В 68 году я работал на Хьюберта Хамфри. Был его главным советником по внешней политике… Чтобы дать представление о том… насколько скромными были мои притязания, я думал, что, возможно, мне удастся стать помощником государственного секретаря по Европе. Да, это странно, но я не был готов к большему, и подстегнул мои ожидания только Генри. Победив, Никсон назначил Генри. Я и не думал, что он так поступит. Когда я был советником Хамфри, я никогда не думал, что займу должность советника по национальной безопасности. Согласно моим представлениям об Америке того времени это было невозможно»[36]36
  Збигнев Бжезинский, интервью с автором, 15 февраля 2011 г.


[Закрыть].

Во время работы в Совете планирования Бжезинский познакомился с вице-президентом и принял его предложение возглавить отделение его предвыборного штаба по внешней политике. После поражения Хамфри Бжезинский продолжал помогать ему в вопросах внешней политики, и когда Хамфри снова выдвинул свою кандидатуру от Демократической партии на выборах 1972 года, Бжезинский пересылал ему аналитические статьи, тезисы и советы через Дэвида Фромкина и Макса Кэмпелмана, которые заведовали внешней политикой во время этой кампании[37]37
  См., например, Бжезинский Максу Кэмпелману, 16 марта 1972 г., и 6 мая 1972 г., включая черновик речи под названием «Сообщество индустриальных наций», папка «Президентские избирательные кампании 1972, Хамфри, Хьюберт Х. 1971–72, n.d.», ящик I.94, Документы Бжезинского.


[Закрыть]. Пусть он на этот раз и не находился настолько близко к Хамфри, как в 1968 году, но это компенсировал тот факт, что он содействовал и другим кандидатам. Некоторые статьи и тезисы, которые он отсылал Хамфри, были копией того, что он предоставлял Эдмунду Маски и Теду Кеннеди в более старой версии, и ещё он предоставлял материалы Генри Джексону «Скупу»[38]38
  См., например, Бжезинский Хамфри, 25 мая 1970 г., папка «Хамфри, Хьюберт Х. 1970–1977», ящик I.13; Бжезинский Маски, 26 мая 1970 г., папка «Маски, Эдмунд С., 1969–1975», ящик I.21; Бжезинский Эдварду Кеннеди, 3 июня 1970 г., папка «Кеннеди, Эдвард Мур, 1964–1976», ящик I.16, Документы Бжезинского. В 1972 году использование одних и тех же материалов для нескольких кандидатов было ограничено кандидатурами Маски и Хамфри; см. Бжезинский Максу Кэмпелману, 6 марта 1972 г., папка «Президентские избирательные кампании 1972, Хамфри, Хьюберт Х. 1971–72, n.d.», ящик I.94; и Бжезинский Тони Лейку, 6 марта 1972 г., папка «Президентские избирательные кампании 1972, Маски, Эдмунд М. 1972, nd.», ящик I.94, Документы Бжезинского.


[Закрыть]. Как и Киссинджер за четыре года до этого, Бжезинский распределял свои ставки (хотя и в одной партии), но никто из кандидатов, кроме Хамфри, на самом деле ему не нравился. И особенно он критиковал главного кандидата, Джорджа Макговерна, который, по его мнению, занимал слишком левые позиции по международным вопросам. Некоторые из советников сенаторов, тем не менее, попытались заручиться поддержкой Бжезинского в августе 1972 года, но он по-прежнему проявлял осторожность и даже отослал открытое письмо редактору «Вашингтон пост», в котором писал, что он вовсе не сторонник Макговерна, как предполагали некоторые[39]39
  Rowland Evans and Robert Novak, «McGovern’s Odd Braintrust», Washington Post, September 3, 1972, C7; и Zbigniew Brzezinski, «Not In Agreement» (письмо редактору), там же.


[Закрыть]. Несколько недель спустя Макговерн потерпел сокрушительное поражение в борьбе с Никсоном, как и предсказывал Бжезинский, и тем самым укрепил позиции Киссинджера (вскоре тот получил назначение на пост государственного секретаря).

Бжезинский же вернулся к преподавательской деятельности в Колумбийском университете, писал статьи о международном положении и руководил нарождающейся Трёхсторонней комиссией, воплощением новой политической элиты. Вместе с тем в 1970-х годах Бжезинский значительно расширил свои горизонты: помимо своей специализации по Советскому блоку и Европе он заинтересовался Азией (проведя 1971 год в Японии и написав книгу «Хрупкий цветок»)[40]40
  Zbigniew Brzezinski, The Fragile Blossom: Crisis and Change in Japan (New York: Harper and Row, 1972).


[Закрыть], а также постарался рассмотреть политику и дипломатию с более широкой социологической точки зрения на международные отношения, включая влияние технологии как на передовые страны, так и страны третьего мира (в книге 1970 года «Технотронная эра»)[41]41
  Zbigniew Brzezinski, Between Two Ages: America’s Role in the Technetronic Era (New York: Viking Press, 1970), 334.


[Закрыть]. Участие в Трёхсторонней комиссии помимо чисто академической деятельности позволяло ему ещё сильнее погружаться в «промежуточный» мир.

Именно благодаря Трёхсторонней комиссии он познакомился с губернатором Джорджии Джимми Картером. В 1973 году, составляя список представителей от США, Бжезинский с коллегами решили включить в него какого-нибудь губернатора-демократа с быстро развивавшегося в промышленном направлении Юга; они выбрали Картера, который стал усердно посещать все конференции, поскольку ему недоставало опыта в международной политике. Бжезинский предложил ему (как и другим политикам) свои услуги, и на протяжении 1975 года присылал быстро постигающему премудрость Картеру свои статьи и заметки; в результате проницательность и сила губернатора настолько впечатлили Бжезинского, что он пообещал Картеру свою поддержку[42]42
  См., например, Бжезинский Картеру, 17 декабря 1974 г., папка «Корреспонденция Збигнева Бжезинского: 12/1/74–12/31/74», ящик 33.7; Бжезинский Картеру, 17 июня 1975 г., папка «Хронологическое досье Збигнева Бжезинского: 6/1/75-6/30/75», ящик 33.6, Предоставленные исторические материалы, Коллекция Збигнева Бжезинского (33), Досье Трёхсторонней комиссии, Библиотека Джимми Картера, Атланта, GA.


[Закрыть]. Впрочем, на этот раз тот был единственным, кому Бжезинский намеревался помогать в избирательной кампании. В начале 1976 года Бжезинский заявил о себе как о главном советнике по внешней политике Картера – в этом ему должен был помогать Ричард Гарднер, коллега по Трёхсторонней комиссии и профессор Колумбийского университета – и он провёл достаточно убедительную кампанию, которая способствовала ноябрьской победе Картера в борьбе с Джеральдом Фордом, проложившей ему дорогу в Белый дом.

Итак, получив подготовку в Университете холодной войны 1950-х годов и исследовав зарождающийся «промежуточный» мир международных отношений в 1960-х и 1970-х, удачно для себя приняв участие в нескольких избирательных кампаниях, Киссинджер и Бжезинский, дошедшие до Белого дома, способствовали созданию новой элиты американской внешней политики, отправив старый истеблишмент – уже дискредитировавший себя войной во Вьетнаме – в историю. Во второй главе своей книги 1984 года «Наш собственный худший враг» И. М. Дестлер, Лесли Гелб и Энтони Лейк описывают как раз такую смену караула и приход того, что они проницательно называют «профессиональной элитой»[43]43
  Destler, Gelb, and Lake, Our Own Worst Enemy, глава 2.


[Закрыть]. Это описание и по сию пору остаётся лучшим среди прочих, и, кроме того, оно выполнено отчасти в автобиографическом ключе: Гелб и Лейк сами принадлежали к той самой профессиональной элите. Но при более пристальном рассмотрении Киссинджер и Бжезинский были не совсем типичными представителями этого нового класса. Их, скорее, можно назвать первопроходцами и образцами для подражания, задавшими высокий стандарт будущим поколениям, особенно в области интеллектуальной отдачи. По крайней мере, одна биографическая черта сближает Киссинджера и Бжезинского, отделяя их от остальной «профессиональной элиты»: их отношение к политике.

Оба, как мы видели, добились своего положения благодаря участию в избирательных кампаниях. Но ни тот, ни другой не были настолько уж убеждёнными сторонниками какого-то одного кандидата. Конечно, у Киссинджера были более консервативные взгляды, но он нисколько не смущался, работая на администрацию Кеннеди и Джонсона (пусть даже и опосредованно), и он поддерживал отношения с Нельсоном Рокфеллером, имя которого ассоциировалось с умеренным и даже либеральным крылом Республиканской партии («республиканцы Рокфеллера»). Несмотря на несогласие с неоконсерваторами и на то, что «новые правые» называли его отступником, он был достаточно гибок, чтобы намекать на сотрудничество с Рейганом, и даже произнёс жёсткую антисоветскую речь в фонде «Наследие». Пусть этого и не было достаточно для того, чтобы войти в администрацию Рейгана, но с ним поддерживал связи Джордж Г. У. Буш, лично его недолюбливавший, и это позволило Киссинджеру сохранять некоторый доступ ко всем администрациям республиканцев, особенно при Буше. Бжезинский же, со своей стороны, – традиционный либерал, долгое время поддерживавший Демократическую партию, насколько это соответствовало его взглядам на внутреннюю политику. Но реальное значение имеют его взгляды на международные отношения. Как мы видели, в 1972 году он не согласился поддержать Макговерна. Он поддерживал дружеские отношения с «ястребом» Рейганом и открыто поддержал Джорджа Г. У. Буша в кампании 1988 года, поскольку воспринимал Майкла Дукакиса как слишком левого (к разочарованию своей бывшей студентки по Колумбийскому университету и члена Совета национальной безопасности Мадлен Олбрайт, служившей советником Дукакиса по внешней политике) и как реинкарнацию Макговерна. В общей сложности он тем или иным образом имел отношение к каждому американскому президенту от Кеннеди до Обамы, за исключением Джорджа Г. У. Буша, которому противостоял.

Эти факты не совсем согласуются с отчётливой политизацией «новой элиты». Во многом это вопрос поколений. Если Киссинджер и Бжезинский родились в 1920-х годах, то основная масса профессиональной элиты родилась в 1940-х и после. Молодой Киссинджер принимал участие во Второй мировой войне, а Бжезинский хорошо помнил её подростком, пристально следившим за всеми событиями по радио и записывавшим свои размышления в дневнике. И именно эта война сформировала их политические взгляды. Но для новой профессиональной элиты формирующим событием стала война во Вьетнаме и бурные 1960-е, породившие новую эру идеологии и заставившие политологов разойтись по разным лагерям. Являются ли Соединённые Штаты государством, империалистическим по своей природе, которое слишком охотно применяет военную силу? Или это праведная нация, которую предаёт её собственная либеральная элита? Война во Вьетнаме усилила внутриамериканские политические разногласия, разделив левых (таких как Тони Лейк, Лесли Гелб, Ричард Холбрук и Мортон Халперин) и правых, часто происходивших из тех же демократических рядов (таких как Джин Киркпатрик, Ричард Перл, Пол Вулфовиц и Эллиот Абрамс). Промежуточный мир международных отношений быстро поляризовался, и правые аналитические центры и журналы (фонд «Наследие»; Американский институт предпринимательства; «Комментари» и т. д.) сражались со своими левыми соперниками (Фонд Карнеги; до некоторой степени Брукингский институт; «Форин полиси», представлявший, впрочем, довольно разные взгляды; «Уорл Полиси джорнал» и т. д.), тогда как Совет по международным отношениям старался преодолеть возникшую пропасть, широко открывая свои ряды в 1970-х, но с исчезновением старого истеблишмента его влияние падало.

Киссинджер и Бжезинский олицетворяли собой разрыв с традиционным истеблишментом, но они никогда полностью так и не слились с новой профессиональной элитой и не стали её неотъемлемой составной частью. В каком-то смысле можно утверждать, что они сами по себе составляют отдельную категорию – решающую переходную группу. И, возможно, это объясняет природу их личных отношений – они жили в одном и том же мире. В конце концов, несмотря на все свои разногласия и вполне обоснованное противостояние, между ними не наблюдалось яркой вражды, они не старались по любому поводу нападать друг на друга и не навешивали друг на друга ярлыки.

Более того, между собой их сближал и статус «аутсайдеров». «Несмотря на всю свою славу и всё своё влияние, Киссинджер в американском обществе оставался чужаком, – пишет Джереми Сури. – Его происхождение из немецких евреев сыграло свою роль в его карьере, но оно же мешало ему обрести полную легитимность в глазах общественности»[44]44
  Suri, Kissinger and the American Century, 11.


[Закрыть]. Бжезинского тоже постоянно подозревали в том, что его взгляды на американо-советские отношения полностью определяются его польским происхождением. Нападки со стороны старого истеблишмента бывали порой очень болезненными. «Не следовало бы нам делать советником по национальной безопасности ненастоящего американца, – снисходительно заметил Роберт Ловетт после назначения Бжезинского в Белый дом. – Не могу представить, как он будет вести переговоры с русскими, с его-то предубеждениями и подозрительностью»[45]45
  Isaacson and Thomas, Wise Men, 736.


[Закрыть]. Несколькими годами ранее, придерживаясь обычной для него в такой ситуации стратегии, Бжезинский написал едкое письмо ещё одной ключевой фигуре уходящего истеблишмента, Авереллу Гарриману (другу Ловетта)[46]46
  Бжезинский Авереллу Гарриману, 21 июня 1974 г., папка «Гарриман, У. Аверелл 1964, 1974–1976», ящик I.12, Документы Бжезинского.


[Закрыть]:

21 июня 1974 года

«Уважаемый мистер Гарриман!

Кое-какие мои знакомые сообщили о вашем высказывании, согласно которому моё польское происхождение мешает мне объективно оценивать американо-советские отношения… Поскольку вы человек прямой, позвольте и мне сказать прямо, что я вовсе не считаю, что происхождение Генри Киссинджера мешает ему эффективно заниматься ближневосточными проблемами, как я не думаю и то, что вы, будучи по происхождению капиталистом-миллионером, не можете руководствоваться разумом в отношениях с советскими коммунистами.

Искренне ваш, Збигнев Бжезинский».

Позже Бжезинский и Гарриман примирились – до такой степени, что Гарриман в 1977 году пригласил только что назначенного советника по национальной безопасности пожить несколько месяцев в его вашингтонской квартире, пока тот занимался переездом своей семьи и вместе с Маршаллом Шульманом, Ричардом Холбруком и другими представителями администрации Картера устраивался на новом месте. Но сомнения по поводу его происхождения оставались, как они остаются и по сей день. 6 декабря 1973 года государственный секретарь Киссинджер принимал в Фогги-Боттом девять представителей академической среды, включая Маршалла Шульмана, Стэнли Хоффмана и Бжезинского. Обрисовав весьма мрачные перспективы изоляции Америки во враждебном мире на 1976–1980-е годы, он пошутил, что в любом случае будет рад, что Бжезинский унаследует его должность, потому что прецедент того, как выходец из другой страны успешно занимал такой высокий и престижный пост, уже есть. Бжезинский просто добавил: «Надеюсь, это станет прочной традицией!»[47]47
  Среди девяти профессоров были Стэнли Хоффман, Маршалл Шульман, Дэвид Лэндес, Ник Валь, Ричард Улльман, Стивен Гробар, Роберт Пфальграфф, Уолтер Лакер и Бжезинский. Записка о беседе, «Meeting with Secretary of State, luncheon given by Henry Kissinger, Dec. 61973, 1:pm-3:15pm», папка «Киссинджер Генри 1970–1973», ящик I.16, Документы Бжезинского.


[Закрыть]

Факт состоит в том, что Киссинджер и Бжезинский поддерживали неплохие отношения, несмотря на усиливавшиеся разногласия во взглядах и на само собой разумеющееся соперничество, из-за которого у них с 1969 по 1980 год возникали некоторые трения. Стороннему наблюдателю может показаться, что перед ним два заклятых врага. Но перед историком, имеющим доступ к их переписке и анализирующим сближавшие их социальные силы, предстаёт совсем иная картина.

Киссинджер регулярно принимал Бжезинского в Белом доме и в Государственном департаменте, часто наедине. Например, на обеде в июле 1969 года они говорили о насущных вопросах – о запланированном возобновлении отношений с Китаем, об отношениях с Москвой и, разумеется, о том, как быть с Вьетнамом. На следующий день по просьбе Киссинджера Бжезинский отослал свои идеи по поводу «значения мира» Никсону, и тот позже в том же месяце произнёс их в своём тосте в Нью-Дели[48]48
  «Talk + dinner with Henry Kissinger», 14 июля 1969 г.; Бжезинский Киссинджеру, 15 июля 1969 г.; Киссинджер Бжезинскому, 22 июля 1969 г., папка «Киссинджер, Генри 1956–1969», ящик I.16, Документы Бжезинского.


[Закрыть]. В мае 1970 года оба долго обсуждали осложнения во внутренней политике в связи с вторжением в Камбоджу. Киссинджер выражал свои страхи по поводу внутреннего разделения – не столько в связи с возмущением левых, сколько в связи с возможным реакционным уклоном Никсона – и признавался, что подумывает о том, чтобы оставить должность до конца срока Никсона, но не собирается возвращаться в Гарвард. Ему не хотелось встречаться со своими прежними коллегами, которые, по его мнению, поддерживали студенческие волнения. Они также говорили о Ближнем Востоке, о Германии (оба не видели особых шансов на успех «Остполитики»), о ситуации с радио «Свободная Европа/Радио Свобода», активность которого власти Западной Германии собирались свернуть в угоду Москве[49]49
  Записка о беседе с Генри Киссинджером, 23 мая 1970 г., папка «Киссинджер, Генри 1970–1973», ящик I.16, Документы Бжезинского.


[Закрыть].

Такие встречи проходили несмотря на критику, которой Бжезинский подвергал президентскую администрацию. Например, на следующий день после беседы с Киссинджером о камбоджийском кризисе, отослав конфиденциальные замечания по поводу выхода из кризиса, Бжезинский опубликовал комментаторскую статью в «Вашингтон пост», озаглавленную «Камбоджа подорвала наше столь необходимое доверие», в которой он критиковал отношение к проблеме со стороны интеллектуалов, но в ещё большей степени решение Никсона, как и «некоторых советников мистера Никсона». «В наши дни ситуация несравненно сложнее, и она требует более взвешенной оценки международных реалий», – писал он[50]50
  Записка «Камбоджийский кризис», 25 мая 1970 г., папка «Kissinger, Henry 1970–1973», ящик I.16, Документы Бжезинского; Zbigniew Brzezinski, «Cambodia Has Undermined Our Vital Credibility», Washington Post, May 24, 1970, 35.


[Закрыть]. Но Киссинджер поблагодарил его за конфиденциальные заметки и в приписке пообещал «держать ситуацию с радио «Свободная Европа» под контролем»[51]51
  Киссинджер Бжезинскому, 22 июня 1970 г., папка «Киссинджер, Генри 1970–1973», ящик I.16, Документы Бжезинского.


[Закрыть].

Конечно, в их отношениях могла быть некоторая доля расчётливости. Принимая регулярно Бжезинского, Киссинджер хотел убедиться в том, что его товарищ сохранит умеренность в своей критике, не перекроет себе доступ к администрации и продолжит информировать её о важных обстоятельствах и идеях. Бжезинский же, делясь своими заметками, идеями и советами с администрацией, получал информацию из первых рук. а также следил за тем, как решаются вопросы, представляющие для него особый интерес, такие как судьба и финансирование радио «Свободная Европа» – это был предмет его отдельной заботы в ходе холодной войны[52]52
  См., например, Киссинджер Бжезинскому, 14 ноября 1970 г., папка «Киссинджер, Генри 1970–1973», ящик I.16, Документы Бжезинского.


[Закрыть]. И всё же из их переписки видно, что их связывало не только соглашение о взаимовыгодном сотрудничестве.

Такие регулярные встречи продолжались до выборного 1976 года и проходили как в Вашингтоне, так и за границей. Например, в апреле 1973 года Киссинджер и Бжезинский вместе обедали в Сан-Суси под Берлином – Киссинджеру очень хотелось разузнать побольше о создаваемой Трёхсторонней комиссии[53]53
  Zbigniew Brzezinski, «Half Past Nixon», Foreign Policy, номер 3 (лето 1971): 3-21. См. Также «The Balance of Power Delusion», Foreign Policy, номер 7 (лето 1972): 54–59.


[Закрыть]. Но иногда напряжение давало о себе знать. В своей известной «ведомости успеваемости», опубликованной в журнале «Форин полиси», Бжезинский поставил Никсону и Киссинджеру общую «B» (четвёрку) за лето 1971 года. Но в марте 1974 года он оценил их гораздо более критично. Киссинджера обеспокоила не столько общая оценка «C+» (тройка с плюсом), сколько нападки на политику разрядки и его личный стиль дипломатии. В своей острой статье Бжезинский заклеймил три чрезмерных предпочтения администрации (читай Киссинджера): «личное выше политического», «скрытое выше концептуального» и «акробатика выше архитектуры». Он утверждал, что дипломатия администрации не позволяет найти ответы на новые вызовы – не столько международные, сколько уже глобальные – особенно в отношениях Севера-Юга, а политика разрядки, по его мнению, походила на улицу с односторонним движением. Она отстраняла союзников-демократов и давала неоправданные преимущества СССР (Бжезинский писал о «восхищении врагами и скуке по отношению к друзьям» Киссинджера), в то время как Соединённые Штаты слишком мало получали в обмен на переговоры по ограничению стратегических вооружений (ОСВ), по Ближнему Востоку или по торговле[54]54
  Zbigniew Brzezinski, «The Deceptive Structure of Peace,» Foreign Policy, номер 14 (весна 1974): 35–55.


[Закрыть].