Текст книги "Збиг: Стратегия и политика Збигнева Бжезинского"

Часть II. В Совет национальной безопасности

Глава 4. Подготовка сцены для текущей эры

Губернатор Джорджии Джимми Картер повстречался со своим будущим советником по национальной безопасности в то время, когда тот, в дополнение к своей преподавательской деятельности в Колумбийском университете, занимал должность исполнительного директора североамериканского филиала Трёхсторонней комиссии. Эта комиссия свела между собой ведущих представителей правительственных и академических кругов из Европы, Соединённых Штатов и Японии, целью которых было оценить проблемы, с которыми сталкиваются лидеры развитого мира, и потенциальные угрозы со стороны развивающегося мира. Бжезинский стал членом этого клуба влиятельных лиц после публикации своей книги «Между двух эпох», привлекшей внимание Дэвида Рокфеллера, председателя банка «Чейз Манхэттен Банк». В этой книге он описал различные трудности, встающие перед развитыми, коммунистическими и развивающимися странами.

Трёхсторонняя комиссия стала одним из тех клубов истеблишмента, которые породили теории заговора о людях в серых костюмах, управляющих судьбами мира. Среди других подобных организаций и мероприятий можно назвать Совет по международным отношениям, Бильдербергский клуб, Пагуошское движение учёных, Богемский клуб и ежегодный Всемирный экономический форум в швейцарском Давосе. Как скажет любой, кто присутствовал на одном из этих собраний, они предлагают прекрасную возможность завести знакомства и обменяться интересными идеями – но редко представляют собой что-то большее. И в самом деле, здравый смысл подсказывает, что удачный заговор должен охватывать гораздо меньшую группу людей, чьи имена и лица должны оставаться в тайне, а не засвечиваться во всех средствах массовой информации. При этом в начале 1970-х годов Трёхсторонняя комиссия переживала свой расцвет, и из её рядов вышли многие члены администрации Картера. Среди них – вице-президент Уолтер Мондейл, государственный секретарь Сайрус Вэнс и министр обороны Гарольд Браун, а вместе с Бжезинским и Картером это означает, что с комиссией был связан каждый член внутреннего аппарата администрации, ответственного за внешнюю политику. Среди других важных членов администрации можно назвать заместителя государственного секретаря Уоррена Кристофера (позже государственного секретаря при Билле Клинтоне), главного помощника Картера в переговорах по ограничению вооружений Пола Уорнке, главу Совета планирования Государственного департамента Тони Лейка, помощника государственного секретаря по вопросам Восточной Азии Ричарда Холбрука и директора военно-политического бюро Государственного департамента Лесли Гелба (будущего главу Совета по международным отношениям) – все они также были членами Трёхсторонней комиссии или писали доклады для выступлений в ней. Вот так и зарождаются теории заговоров; тот факт, что разные члены этой группы в разные периоды были готовы едва ли не вцепиться друг другу в горло, для убеждённых сторонников таких теорий вряд ли имеет значение.

В 1973 году Бжезинский порекомендовал Картера в качестве потенциального члена группы, видя в нём многообещающего, высокопрофессионального политика, заинтересованного в расширении своих горизонтов и углублении знаний в области международной политики. Картер, которому Бжезинский помог вступить в комиссию, впечатлил его, как восходящая звезда. Но Бжезинский также понимал, что заслуг и достоинств самих по себе недостаточно, чтобы предполагаемые патроны или будущие президенты тебя заметили и сделали своим советником. Нужно работать в системе – вступать в различные группы, публиковаться, посещать конференции, заводить связи, отсылать ободряющие письма находящимся на подъёме политикам, предлагать свою помощь.

В 1974 году, когда Бжезинский узнал, что Картер собирается участвовать в президентской кампании, он написал ему письмо с предложением своих услуг. Картер принял предложение, и на протяжении 1975 года они регулярно переписывались. Бжезинский пересылал Картеру записки, статьи, идеи и предложения, которые Картер находил весьма полезными. Через какое-то время Бжезинский рассказал своей жене о том, что впечатлён выступлением Картера на конференции Трёхсторонней комиссии в Японии, где тот призывал к взвешенному подходу при достижении мира на Ближнем Востоке. Мушка Бжезинская посоветовала ему взять на себя более активную роль в кампании Картера. «Докажи свои убеждения делами. Если он тебе так нравится, и ты веришь в него, не жди дальнейшего развития, иди и поддерживай его», – сказала она[124]124
  Zbigniew Brzezinski, Power and Principle: Memoirs of the National Security Adviser 1977–1981 (New York: Farrar, Straus, Giroux, 1983), 6.


[Закрыть]. Бжезинский сделал пожертвование в фонд кампании и начал «более систематически» составлять документы для Картера, даже несмотря на то, что на тот момент губернатор Джорджии едва был заметен на политическом радаре, и по рейтингам общественного мнения он набирал всего лишь два процента. Бжезинский хорошо знал всех участников президентской гонки и вполне мог бы работать с любым из них, но он сделал ставку на самую «тёмную лошадку». Вскоре он стал главным экспертом Картера по международной политике, его постоянным «профессором» в вопросах, которые для кандидата в президенты имели гораздо большее значение, чем для губернатора «Персикового штата», занимавшегося преимущественно местными делами.

Кампания Картера стала переломным моментом в американской внутренней и внешней политике, как обещали он сам, Бжезинский и другие члены его администрации. Нация ещё не опомнилась от Уотергейта и от войны во Вьетнаме. И если немногие рядовые люди могли столь же чётко сформулировать свои мысли по поводу упадка страны, как это могли политологи, то все нутром чуяли, что происходит что-то не то, что это не та Америка, в которую они привыкли верить, и что главная часть вины лежит на Вашингтоне, на истеблишменте и на самом Овальном кабинете. Для многих главным дискредитировавшим себя виновником был Никсон. Помиловавший Никсона Джеральд Форд понимал, что ему придётся отстраниться от человека, назначившего его своим вице-президентом. В противоположность ему Джимми Картер был совсем другим – говорил мягко и спокойно о том, что Америка заслужила правительство столь же хорошее, как и её народ. Это был неизвестный кандидат, отличавшийся от большинства профессиональных политиков, по всей видимости, действительно глубоко верующий христианин с Юга, преподававший в воскресной школе. В общем, почтенный и добропорядочный, иногда даже чересчур. В каком-то отношении он принадлежал популистской традиции американской политики, но в нём было нечто новое, и он сам заявлял о том, что принесёт с собой нечто новое.

Одной из тем кампании Картера стало провозглашение своего отличия от Форда и Никсона, а этих во многом разных людей связывал Генри Киссинджер. В ходе кампании он открыто осуждал дипломатию «одинокого рейнджера» предыдущей администрации. Как он недвусмысленно заявлял: «Что касается внешней политики, президентом этой страны был мистер Киссинджер»[125]125
  «The Second Presidential Debate», 6 октября 1976 г. Доступно по адресу www.pbs.org/news-hour/debatingourdestiny/76debates/2_a.html.


[Закрыть]. После выборов было сделано всё возможное, чтобы процесс принятия внешнеполитических решений значительно отличался от того, каким он был раньше.

Во время переходного периода Бжезинский выполнял роль главного консультанта по национальной безопасности, и они с Картером обсуждали различные комбинации людей и ключевых структур. Как писал Бжезинский:

«Я с самого начала заявил, что ему нужно размышлять о назначениях в контексте трёх альтернативных типов осуществления руководства по внешней политике: во-первых, это прямое руководство со стороны сильного президента (вроде Никсона), которому помогает сильный советник Белого дома (Киссинджер) при слабом государственном секретаре; во-вторых, это модель с доминирующим государственным секретарём, каким был Даллес при Эйзенхауэре или Киссинджер при Форде, с относительно пассивным президентом и не вмешивающимся советником; и, в третьих, разновидность более «сбалансированной» команды, объединяющей сильного президента (вроде Кеннеди) с относительно независимым и сильным государственным секретарём (Раском) с таким же уверенным в себе и энергичным советником Белого дома (Банди). Я тогда предположил, что Картеру следует стремиться к третьей модели. В глубине души я чувствовал, что хотя он и будет естественным образом склоняться к первой модели, но в свете наследия Киссинджера ему будет неудобно в этом признаться… Кроме того, на той стадии я искренне полагал, что командный подход сработает»[126]126
  Brzezinski, Power and Principle, 10–11.


[Закрыть].

Во время того же разговора Бжезинский обсудил с Картером сильные и слабые стороны различных кандидатов на должность государственного секретаря, включая Джорджа Болла, которого Бжезинский воспринимал как безупречного в связи с его жёсткой позицией по Израилю; Сайруса Вэнса, который, как выразился Бжезинский, «прекрасно вписался бы в мою третью модель сбалансированного руководства в области международных отношений»; и Пола Уорнке, который, по его мнению, проявлял некоторую мягкость по отношению к Советскому Союзу. Они также обсудили различных кандидатов на пост советника по национальной безопасности, и Бжезинский назвал разные имена, включая Гарольда Брауна, бывшего министра ВВС и президента Калифорнийского технологического института.

Позже, после назначения Сайруса Вэнса госсекретарём, Картер и Бжезинский обсуждали, какую роль может занять сам Бжезинский – предположительно заместителя госсекретаря Вэнса или помощника самого президента по национальной безопасности, склоняясь к последней. Через неделю после этого Картер позвонил Бжезинскому, когда тот находился на званом обеде в Нью-Йорке. Как вспоминает Бжезинский, Картер говорил лёгким и непринуждённым тоном, подчёркивая свои дружеские отношения:

– Збиг, хочу, чтобы ты оказал мне услугу – хотелось бы назначить тебя моим советником по национальной безопасности.

– Это не услуга, это честь. И я надеюсь, что вы не пожалеете о своём решении. В этом я уверен, – ответил Бжезинский.

– Вообще-то я принял это решение ещё несколько месяцев назад, просто мне нужно было подготовится ко всем этим назначениям. Но я знал с самого начала, – заметил Картер[127]127
  Brzezinski, Power and Principle, 4.


[Закрыть].

Поскольку Картер, как считалось, склонялся к более сбалансированному и командному подходу (в отличие от политики Киссинджера), Бжезинский разработал план вместе со своим предполагаемым заместителем, Дэвидом Аароном, бывшим членом Совета национальной безопасности и советником нового вице-президента Уолтера Мондейла в бытность того сенатором. Согласно предложенному ими плану, Картер должен был учредить семь разных комитетов, большинство из которых возглавлялось бы кабинетными министрами, такими как Вэнс (государственный секретарь); Браун (министр обороны), Майкл Блументаль (будущий министр финансов) или адмирал Стэнсфилд Тёрнер (будущий директор ЦРУ). Непосредственно Бжезинскому подчинялись бы только три комитета: относящиеся к контролю над вооружениями, расследованию особо важных дел и управлению в кризисных ситуациях – то есть к тому, что требовало личного вовлечения или внимания президента.

На совещании по планированию на острове Сент-Саймон у побережья Джорджии Картер отверг это предложение. «Слишком много комитетов, – сказал недавно избранный президент. – Мне хотелось бы видеть более простую и чёткую структуру». Поэтому тогда же, в коттедже на острове, Бжезинский и Картер разработали другую схему, на этот раз всего из двух комитетов. Комитет по анализу политики (Policy Review Committee, PRC) занимался бы вопросами международной политики, обороны и международной экономики. Его бы возглавлял тот из министров, кабинет которого на текущий момент был ближе всего к рассматриваемым вопросам (на практике, помимо нескольких отдельных случаев, им был государственный секретарь, то есть министр иностранных дел США). Дважды в год, при обсуждении бюджета разведки, его бы возглавлял директор ЦРУ. Другой комитет, Специальный координационный комитет (Special Coordination Committee, SCC), занимался бы секретными разведывательными операциями, контролем над вооружениями и управлением в кризисных ситуациях. Эту группу возглавлял бы Бжезинский. По возможности на совещаниях присутствовали бы сами министры, а не их заместители или представители министерств, как это бывало в комитетах Киссинджера. Для улучшения функционирования этой структуры Картер на первом же совещании заявил, что повышает советника по национальной безопасности до статуса кабинетного министра. Его заявление прозвучало как недвусмысленное послание по поводу дальнейшей политики.

Столь же чётко прозвучало и другое послание Картера во время очередного совещания на Сент-Саймоне, когда он удивил других членов кабинета сообщением о новой структуре. Поскольку это было уже свершившимся фактом, то им оставалось только принять его или сделать вид, что принимают. Бжезинский перевёл это послание на язык двух президентских директив, переданных Картеру через несколько дней после его инаугурации. В составлении одной из них принимал участие Аарон, как и особый помощник Бжезинского, Карл Инденфурт («Рик»). Оба они, как и многие члены команды Картера, впоследствии, более десятилетия спустя, заняли ведущие посты в администрации другого президента-демократа, Билла Клинтона.

Первая из этих директив завершала предсказуемый, хотя и немного абсурдный процесс переименования меморандумов президента. То, что раньше называлось «меморандумом по исследованиям в области национальной безопасности» (NSSM), стало «Обзорным меморандумом президента» (PRM), а «меморандум о решениях по национальной безопасности» (NSDM) стал «президентской директивой» (PD). Вторая директива описывала новую структуру комитетов и процессов на период президентства Картера. Эти документы были подписаны перед самой инаугурацией Картера и распространены среди членов кабинета сразу же, как президент дал клятву. Неудивительно, что некоторые ощущали определенный дискомфорт в связи с такой системой. Это был настоящий бюрократический удар высшего порядка. Согласно такой системе ответственность за самые важные и щекотливые вопросы возлагалась на Бжезинского, а поскольку определение того, что такое управление в кризисные ситуации, оставалось размытым, то получалось, что всё важное возлагал на себя Белый дом.

Вэнс был недоволен и заявил, что с ним не проконсультировались, несмотря на то, что план составляли на островном курорте. В конце концов, после обсуждений с Бжезинским, Вэнс согласился с новой системой. Спустя три с лишним десятилетия сторонники Вэнса до сих пор сокрушаются по поводу «хода Бжезинского» и утверждают, что этим шагом он сделал именно то, что президент сказал ему не делать, и что таким образом он стал «вторым Киссинджером». И действительно, это разделение вылилось в одно из самых жестоких соперничеств в истории исполнительной власти и в конечном итоге привело к отставке Вэнса в связи с разногласиями по поводу подходящей реакции на кризис с заложниками в Иране, который омрачил последние годы администрации Картера и долго ещё отзывался эхом.

При этом это не было простое соперничество между Государственным департаментом и Белым домом с его Советом национальной безопасности, а целая война с переменным успехом за право высказывать от имени президента окончательное мнение по поводу ключевых вопросов внешней политики. Вэнс, представитель старой элиты, не гнался за популярностью в средствах массовой информации, как это должен делать любой политик современной эпохи (в конце 1970-х годов дипломатия уже осуществлялась во многом посредством телевидения), и в результате, по уверениям Бжезинского, Картер сам попросил его занять роль медийной персоны. Как сказал Бжезинский, Вэнс «не слишком хорошо продавал политику, и поэтому на телевидении оказался я, несмотря на изначальное намерение держать меня в тени. Затем, когда госсекретарь пожаловался на это и обвинил меня в том, что я пропагандирую себя на телевидении, президент отчетливо выразился: «Я сам ему это посоветовал». И это было правдой. Я никогда не появлялся на экране без недвусмысленной просьбы со стороны президента»[128]128
  Zbigniew Brzezinski, интервью с автором, 21 мая 2004 г.


[Закрыть].

Протеже Вэнса утверждают, что Бжезинский умалчивает о своём собственном желании стать главным политическим советником президента, но в действительности, какими бы честолюбивыми устремлениями и какой бы бюрократической прямотой он ни отличался, он бы никогда не создал своей структуры без прямой поддержки президента. Фактически президент не только поддерживал такую структуру, но и приложил руку к её созданию. Джимми Картер пришёл к власти под непрекращающиеся обвинения критиков в том, что он, губернатор Джорджии, плохо подходит для решения насущных внешнеполитических вопросов (с такой же критикой пришлось столкнуться Биллу Клинтону и Джорджу У. Бушу), но его действия с самого начала показали, что международным делам он придавал важнейшее значение и что он сам собирается активно участвовать в решении этих вопросов. Свидетельством тому служит хотя бы тот факт, что 80 процентов его книги «Храня веру: мемуары президента» посвящены международным делам – во многом они были его увлечением, его достижениями и причинами его неудач (хотя в этом повинны также стремительная инфляция и плохая экономическая ситуация).

Несмотря на то что, занимаясь государственными делами, Картер старался лично руководить собранной им командой, члены этой команды никогда не занимали откровенно второстепенных ролей, в отличие от членов команды Никсона, кроме Киссинджера. Несмотря на то что распри между Вэнсом и Бжезинским по поводу политических вопросов и первенства воспринимались как знак слабости администрации Картера, это также и свидетельство того, что они оба играли важные роли и что Картер ценил обоих за их различия и за индивидуальный вклад.

Но кроме традиционных ролей традиционных игроков в Совете национальной безопасности, во внутреннем круге Картера наметились и новые игроки. Один из них явно был вице-президент Мондейл. По словам Мондейла, Картер с самого начала намекнул на нечто большее, чем обычное «сотрудничество» с вице-президентом, о котором другие президенты часто забывали. «Меня всегда открыто приглашали на все встречи, субботние совещания и тому подобные мероприятия. Если приезжал Дэн Сяопин, то я должен был встречать его вместе с Картером и так далее. Между нами также бывали частные беседы. Я понимал, что могу получить доступ к нему всякий раз, как мне это понадобится»[129]129
  Walter Mondale, интервью с автором, 19 мая 2004 г.


[Закрыть].

Команда Картера встречалась гораздо чаще неформально, чем официально. На пятничном завтраке присутствовали Картер, Мондейл, Вэнс, Браун и Бжезинский, позже также глава администрации Гамильтон Джордан и иногда другие. Как и в предыдущих администрациях, на такие неформальные встречи приходилась основная часть всей работы, и на них же принимались важные решения. Вэнс, Браун и Бжезинский также устраивали свои собственные еженедельные обеды, а Картер и Мондейл обычно раз в неделю обедали наедине, как и Картер со своей женой, первой леди Розалинн Картер. По четвергам они обсуждали различные вопросы администрации Белого дома, составляли расписание и решали другие важные вопросы. По словам Бжезинского: «Более мелкие группы обычно позволяют провести больше обсуждений и предоставляют президенту возможность ближе ознакомиться со всеми вопросами. Невозможно проводить политику посредством неформальных процедур, но можно определиться с направлением, а затем следить за выполнением решений и координацией с помощью формальных процессов»[130]130
  Интервью с Бжезинским.


[Закрыть].

Как и в большинстве администраций Бжезинский и Картер начинали свои операции с ряда «обзорных меморандумов», определяющих насущные проблемы или проблемы, которые могут проявиться в ближайшем будущем. Среди них были меморандумы по политике США в отношении Панамского канала и передачи его управления Панаме; меморандум по Переговорам по ограничению стратегических вооружений (ОСВ); меморандум по Ближнему Востоку; меморандум по Южной Африке и Родезии; меморандум по Кипру; меморандум по взаимному сокращению вооружённых сил и вооружений; меморандум по экономическому саммиту и трёхсторонней политике (США – Европа – Япония); меморандум по стратегии Север-Юг; меморандум по европейской политике; меморандум по стратегии применения вооружённых сил; меморандум по структуре и задачам органов разведки; меморандум по Корее; меморандум по переговорам о базе на Филиппинах и меморандум по нераспространению ядерного оружия.

В ходе такого устанавливающего политические рамки процесса Бжезинский со своей командой также составили список из десяти целей, среди которых было укрепление трёхсторонних отношений; расширение политических и экономических связей с государствами с растущим влиянием; развитие отношений между Севером и Югом посредством стимулирования большей экономической стабильности в развивающемся мире; переход от переговоров об ограничении стратегических вооружений к переговорам о сокращении стратегических вооружений; нормализация американо-китайских отношений; достижение всеобъемлющих договорённостей по Ближнему Востоку; обеспечение мирных преобразований в ЮАР и отпор растущему присутствию СССР и Кубы в Южной Африке; сокращение уровня глобальных вооружений; защита прав человека и поддержание обороны. При том, что Картер продержался только один срок, многие из этих целей были достигнуты в поразительной степени, хотя впоследствии деятельности его администрации давали довольно скромные оценки, а кризисы, с которыми столкнулись Картер и его команда, затмили их значительные достижения.

В команду Бжезинского в Совете национальной безопасности входило несколько членов администрации Форда, таких как Боб Хорматс, заведовавший международной экономикой (а ныне служащий в администрации Обамы заместителем государственного секретаря по экономическим отношениям), и Роберт Моландер, заведовавший вопросами ОСВ. Военным советником Бжезинского стал полковник Уильям Одом (повышенный до генерала на службе в СНБ), работавший с Бжезинским в Колумбийском университете. Другой его коллега по университету, Сэмюэл Хантингтон, был ответственным за оценку отношений между Соединёнными Штатами и Советским Союзом. Также в группу входили специалисты по регионам, такие как Роберт Пастор, вошедший в СНБ сразу же после защиты докторской диссертации по странам Латинской Америки; Роберт Хантер, заведовавший Западной Европой; Уильям Куандт, заведовавший Ближним Востоком, и, среди прочих, тридцатиоднолетняя Джессика Тачмен, ранее помощник конгрессмена Морриса Юдалла, заведовавшая различными глобальными вопросами, в том числе правами человека. Среди особых помощников Бжезинского был Боб Гейтс, который впоследствии стал заместителем советника по национальной безопасности, главой ЦРУ и относительно недавно министром обороны при Джордже У. Буше и Бараке Обаме. Связь с Конгрессом обеспечивала бывший помощник сенатора Эдмунда Маски, Мадлен Олбрайт. Бжезинский установил ещё один прецедент, взяв в команду представителя прессы, Джеррольда Шектера, бывшего сотрудника журнала «Таймс». Это назначение обеспокоило тех, кто считал, что Бжезинский стремится к своей популярности, но оно оказалось очень полезным для освещения политических вопросов. Такую практику позже переняли в администрации Клинтона и в администрации Буша-младшего; при последнем заведующий прессой при СНБ был повышен до должности заместителя советника по национальной безопасности. В целом Бжезинский попытался сократить размеры штата СНБ, каким он был при Киссинджере, и в начале сплотил под своим командованием двадцать пять профессионалов.

До неожиданного предложения стать членом СНБ Мадлен Олбрайт работала при сенаторе Эдмунде Маски от штата Мэн. Свои первые впечатления от работы в СНБ она описывала следующим образом:

«До того, как однажды в пятницу перейти в Белый дом/СНБ, я работала на Маски. Маски входил в Консультативный комитет по морю, а, как известно, у штата Мэн длинная береговая линия. Поэтому по поручению Маски я написала письмо президенту Картеру, в котором признавала важную роль морского права, но просила его понять, что у нас в штате очень много рыбаков и что не следует лишать их источника заработка. Поставив подпись автопером, мы отослали письмо в Белый дом. Несколько дней спустя я перешла на работу в СНБ. После переезда я нашла то самое письмо, которое отсылала за неделю до этого. Так что я поступила как настоящий бюрократ – написала ответ фактически самой себе от имени президента, выражая сожаление по поводу рыбаков, но утверждая, что национальные интересы гораздо важнее. Мы подписали его «Джимми Картер» и отправили обратно. Таким образом подтвердилось вашингтонское изречение о том, что твоя позиция зависит от твоего положения»[131]131
  Madeleine Albright, интервью с автором, 10 сентября 2004 г.


[Закрыть].

Одним из первых триумфов Картера стал Договор о Панамском канале, особенно если учесть, насколько непопулярной была идея о передаче канала. Картер с командой задолго до инаугурации знали, что им придётся иметь дело с очень трудным вопросом. Они поняли, что переговоры с панамцами обязательны, что США рано или поздно будут вынуждены уступить контроль над каналом и что признать суверенитет Панамы необходимо. И ещё они знали, что за год до этого тридцать восемь сенаторов – более необходимого количества для отмены переговоров – поддержали резолюцию о том, чтобы не принимать новый договор. Согласно опросам, эти сенаторы пользовались большой поддержкой среди американского народа.

Переговоры касались нескольких ключевых пунктов, описываемых в двух договорах. Один предполагал совместное управление каналом до конца двадцатого века, после чего Панама должна была взять на себя полную ответственность за канал. Второй гарантировал нейтралитет канала и право Соединённых Штатов защищать свои интересы в его районе. Переговоры шли нелегко, и буквально споткнулись о требования Панамы выплатить им огромную сумму компенсации. В конечном итоге потребовалось вмешательство Картера, отославшего письмо президенту панамы Омару Торрихосу, и в начале августа они были завершены. Хотя на завершение переговоров потребовалось больше времени, чем предполагалось, за восемь месяцев команда Картера сделала то, что предыдущим переговорщикам не удалось сделать за четырнадцать лет.

В феврале 1978 года (в год выборов в Конгресс) общественное мнение в отношении договоров наконец-то стало положительным – 45 процентов высказались за и 42 процентов высказались против. Но к тому времени – возможно, именно благодаря такому повороту общественного мнения – на сцену вышла новая оппозиция в лице сенаторов Роберта Доула, Ричарда Хелмса и других, предъявивших различные претензии, от обвинения семьи Торрихоса в торговле наркотиками до обвинений высокопоставленных государственных служащих США во взяточничестве. И хотя в конечном итоге все обвинения оказались ложными, эта кампания показала, и по сию пору показывает, насколько грязной может быть американская политика, скандалы в которой начались ещё со времён Александра Гамильтона, Томаса Джефферсона и других членов вашингтонской администрации. Каждое поколение утверждает, что в его время ситуация хуже всего, и мечтает о «честности и цивилизованности» прошлых лет. Но никаких «честности и цивилизованности» в прошлом никогда не было. Как сказал мне один из бывших высокопоставленных служащих администрации Картера: «Ставки для тех, кто играет честно, слишком высоки, особенно если у них за плечами нет никаких других заслуг»[132]132
  Служащий администрации, интервью с автором.


[Закрыть].

Другой вопрос, который постаралась разрешить администрация Картера в ранний период его срока, также доказывает сложность работы в современном политическом окружении, хотя для самой команды Картера он закончился не так удачно, как в случае с договорами по Панамскому каналу. Речь идёт о контроле над вооружениями.

Джимми Картер, бывший инженер-атомщик, был заинтересован в сокращении ядерных вооружений и вскоре после того, как стал президентом, поручил Пентагону исследовать, насколько возможно воплотить в жизнь концепцию «минимального устрашения» и ограничить количество средств доставки ядерного оружия до 200–250 единиц. Перед вступлением в должность нового президента он и его команда по национальной безопасности получили отчёты о планах войны США с применением стратегического ядерного вооружения, а вскоре после инаугурации Совет национальной безопасности издал ряд обзорных меморандумов об обороне США. Меморандум PRM-10, озаглавленный «Обзор комплексной оценки и стратегии применения вооружённых сил», а также последующее рассчитанное на пять месяцев межведомственное исследование под руководством Сэмюэля Хантингтона из СНБ, подразумевали пересмотр концепции Никсона – Форда.

Бжезинский надеялся на то, что такой пересмотр «подтолкнёт министерство обороны к расширению взглядов на нашу стратегическую доктрину, а также привлечёт внимание самого президента к этому трудному и сложному вопросу»[133]133
  Brzezinski, Power and Principle, 456.


[Закрыть]. Но недовольный медленной реакцией со стороны Пентагона Бжезинский сам попытался подтолкнуть администрацию к составлению новой ядерной доктрины и начал с «усиления» той группы СНБ, что заведовала военными вопросами. Как вспоминал его главный военный советник Уильям Одом: «Следующие два года мы постепенно работали над реализацией указанных в анализе PRM-10 направлений, стараясь обратить на них внимание президента, министра обороны, государственного секретаря, и дать им понять, что нам нужно развивать некоторые из этих политик в фундаментально ином направлении». Бжезинский так прокомментировал развитие этой и других инициатив: «Министерство обороны не занималось внешней политикой, как не занимался ею и Госдепартамент. Направление и темп обоим задавал Белый дом».

Несмотря на скептицизм Вэнса, в июле 1980 года Картер подписал президентскую директиву «Политика применения ядерного оружия», в которой менялась концепция применения ядерного оружия и увеличивалось количество целей его применения по сравнению с политикой администрации Никсона (с 25 000 до 40 000 потенциальных целей).

Одновременно с этим администрация в лице Специального координационного комитета СНБ работала над параллельной инициативой – американо-советскими переговорами по ограничению стратегических вооружений (ОСВ). Картер посетил первое заседание по этим переговорам 3 февраля 1977 года. Перед началом дискуссии он сделал ряд общих ободряющих высказываний по поводу подобранной им команды и созданной им системы, и, прежде чем удалиться, выразил надежду на то, что переговоры по ОСВ с Советским Союзом приведут к действительно большому сокращению вооружений. Ведущую роль на заседаниях по ОСВ должен был играть Бжезинский; как в своей книге «Хранители ключей» вспоминает Джон Прадос: «Бжезинский намеренно старался вызывать ораторов в таком порядке, чтобы сбалансировать их выступления и чтобы они высказывали разные точки зрения. Последнее слово Збиг предоставил Сайрусу Вэнсу, а затем подвел итоги и отослал протокол заседания комитета президенту. Сразу же после этого Картер завтракал вместе Вэнсом, Мондейлом и Збигом. И только потом на такие политические завтраки были допущены Гарольд Браун, Гамильтон Джордан, Джоди Пауэлл и специальный советник Хедли Донован»[134]134
  John Prados, Keeper of the Keys: A History of the National Security Council from Truman to Bush (New York: Morrow, 1991), 390.


[Закрыть].