Текст книги "На пути к войне"

Странное сооружение темнело у стены туннеля. Рэнд остановился, чтобы взглянуть на него и заодно перевести дыхание.

– Что это?

Палатон пристально вгляделся.

– Световой фонтан.

Тонкие изогнутые части сооружения оставались темными, несмотря на их приближение. Рэнд протянул руку и коснулся фонтана. Он казался почти воздушным, легким, и Рэнд задумался, как этот фонтан может выглядеть, когда внутри него пляшут лучи.

– Невероятно!

– Пять таких же находятся в Чаролоне, – заметил пилот. – Их создательница – Клеота Великолепная. Никто больше не может оживить фонтаны.

– Они сломались?

– Нет, – нехотя ответил Палатон. – По-видимому, мы утратили способность оживлять их.

Рэнд вскинул голову.

– Не понимаю…

Тень прошла по лицу его собеседника.

– И мы тоже. Пойдем. Вскоре заседание конгресса закончится. Не стоит заставлять их ждать.

Охранник подтолкнул Рэнда за Палатоном. Рэнд еще раз оглянулся, чтобы увидеть призрачные очертания мемориала войны среди огромных подземных пещер, заброшенных навсегда. Кто бы ни был творцом этих зданий, дорог, фонтанов, они превосходили живущих сейчас чоя. Неужели именно потому чоя так редко принимают у себя гостей? Неужели их цивилизация изжила себя и теперь рушится? Неужели они стараются утаить это, прикрываясь репутацией, созданной столетия назад, которую им больше нечем подкрепить?

Палатон оглянулся, и их взгляды встретились. Лицо чоя залилось почти человеческим румянцем, как будто на кратчайший миг он уловил, о чем думает Рэнд. Затем Палатон сощурился, разорвал связывающую их нить и отвернулся, двигаясь впереди Рэнда по туннелю, навстречу тихому и теплому летнему вечеру.

Глава 12

Пока они двигались через площадь, тени удлинились и стало значительно прохладнее. Рэнд вытер лоб рукавом, надеясь, что пот не сразу выступит вновь. Улицы были почти пусты. Мимо проплывали машины на воздушных подушках, кружили над уличными стоянками. Рэнд успел рассмотреть одну из них. Люди еще не научились создавать такие легкоуправляемые аппараты, но уже приблизились к этим высотам техники почти вплотную. Еще пара поколений – и у них будут такие же удобные машины.

Множество вопросов вертелось у него на кончике языка, несмотря на отчаянные усилия сдержаться. Рэнд инстинктивно чувствовал, что Палатон не ответит ему, даже если и мог бы. Чоя ускорили шаги, и он тоже заторопился, превозмогая боль в мышцах ног. Рэнд твердо решил сдержаться и идти, не отставая. Поскольку они не желают проявлять слабость, и ему не следует этого делать.

Здание, к которому они шли, после подземных сооружений не впечатлило Рэнда ни размерами, ни внешним видом. Здесь не было ни подвесных аллей, ни кабин, двигающихся по почти невидимым проводам, ни окон, выходящих в немыслимых направлениях. Рэнд не знал, насколько старым было это здание, поскольку снаружи оно казалось уже обветшавшим, но, по-видимому, таким был только фасад. Камень, мрамор и плитка тускло поблескивали под еще разгоряченным солнцем, снижающимся к горизонту.

Он видел, как несколько чоя отделились от бросающих тени колонн и осторожно направились к ним.

– Служба планетных сообщений, – с насмешкой в голосах произнес Палатон.

Траскар заслонил собой Рэнда.

– Им не следует приближаться, – заметил он.

Рэнд поискал взглядом камеры, но ничего не заметил.

– Как же они… – начал он и тут же оборвал вопрос, увидев предмет, похожий на третий глаз, в центре широких лбов чоя. Если это и в самом деле были камеры, то настолько тонкие и плоские, что их можно было носить, как ленты. Чоя были одеты в такие же защитные костюмы, как у Рэнда, и он удивился, каким образом волны проходят через защитное поле. Неужели где-нибудь поблизости есть станция, усиливающая их сигналы, принимающая их сообщения и передающая в эфир? Или же они способны передавать сообщения в эфир безо всякой настройки?

Они не приблизились, но Рэнд чувствовал направленные на него глаза камер, пока поднимался по широким ступеням здания конгресса. Его бахдар был надежно защищен, однако переполнял Рэнда недоверием, страхом и раздражением, исходящими от наблюдателей.

Палатон замедлил шаг, дожидаясь Рэнда. Осторожным движением он обхватил рукой плечи Рэнда, и их защитные поля слились в одно большое поле.

– Спокойнее, – пробормотал Палатон, и Рэнд кивнул.

Они прошли под аркой, и их щиты мгновенно погасли. Механический голос безучастно проговорил:

– Вас ждут.

Рэнд не понял, откуда доносится голос, и огляделся в поисках сенсоров. Ничто не привлекло его внимания. Траскар торопливо шагал следом, его каблуки выбивали по мраморному полу частую дробь. Защитные поля вновь появились в тот момент, когда они пересекли вестибюль. Палатон негромко заметил:

– Отключи поле. Может быть, Йорана и права, заботясь о нашей безопасности, но здесь это вопрос вежливости.

Рэнд так и поступил. В ярком свете вестибюля его зрение ухудшилось, и мерцающее защитное поле только мешало ему. Он без сожалений выключил щит, не пропускающий прохладу. Палатон снял руку с его плеча и тоже убрал щит.

– Если понадобится вновь включить его, – предупредил он, – все будут решать доли секунды.

– Если понадобится включить его, – ответил Рэнд, – я сначала брошусь на пол.

Палатон не ответил, но Траскар мрачно усмехнулся.

Рэнд чувствовал, как отовсюду за ним следят глаза чоя. У него заныло в животе, пульс участился. Теперь его изучала в упор элита Домов, и он понял разницу между ними и теми чоя, которых видел движущимися по улицам, включив экран в своей комнате. Их роговые гребни были тонкими и элегантными, а совсем не грубыми и развесистыми. Покрой одежды он не мог оценить, лишь заметил, что ткани пестрели всеми цветами, названия которым он не мог подобрать – цвета смешивались и переливались, струясь вдоль одежды, как капли воды по навощенной поверхности, и снова разделяясь. Рэнд понял, что находится среди сливок аристократии, и эти надменные чоя провожали его пронзительными изучающими взглядами.

Это были избранные, знающие лучше других, что такое благо планеты и ее народа – потому что обладали даром предвидения, знали свои возможности и судьбу.

Среди чужих эмоций, которые чувствовал Рэнд, преобладали высокомерие, пренебрежение и спесь. Рэнд заморгал, пытаясь сдержать отданную ему Палатоном силу. Он подавил желание вновь включить защитное поле – хотя вряд ли оно спасло бы от этих испытующих взглядов.

Палатон положил ладонь на широкую резную дверь. Она раздвинулась, открывая огромный зал. В центре его виднелось возвышение. Проходы зала были достаточно широки, чтобы по ним мог проехать автомобиль. Куполообразный потолок выгибался высоко над головами, через него просвечивало солнце.

– Я буду здесь поблизости, – предупредил Траскар.

Палатон кивнул – немного рассеянно, подумалось Рэнду – и вновь взял мальчика за плечо. При этом прикосновении Рэнда охватила теплота, и на пугающий миг ему показалось, что вся его душа устремилась к плечу, чтобы перелиться в ладонь чоя, оставив его опустошенным. Ему показалось, что он умирает, и колени его задрожали.

Сила Палатона стремилась вернуться к хозяину. Инстинктивно Рэнд начал сопротивляться, но тут же задумался, сможет ли она проникнуть сквозь разделяющую их завесу. Слишком поздно, ибо охвативший его прилив исчез, не прошло и секунды. Рэнд поднял голову. Неужели Палатон понял его?

Чоя не взглянул на него, обводя взглядом присутствующих в зале, которые встали, пока они шли к возвышению в центре. Рэнд почувствовал решительный настрой Палатона.

Хотя не все кресла занимали чоя, остальные не пустовали. Там и тут на них виднелись тонкие, прозрачные экраны. Рэнд удивленно смотрел на них, проходя мимо. Палатон замедлил шаг.

– Это экраны связи, – объяснил он, – для тех, кто не может или не желает присутствовать на заседании лично. Экраны не обязательно передают изображение, зато это дань вежливости приглашенным на заседание, то есть нам. Иногда бывает трудно отличить переданное изображение от реального присутствия лица.

Один из экранов осветился, как только они подошли поближе, и Рэнд обнаружил, что смотрит на трехмерное изображение старой чоя, серебристые волосы которой были подняты надо лбом и так искусно прикрывали роговой гребень, что его было почти невозможно разглядеть. Несмотря на то, что это было всего лишь переданное изображение, глаза чоя вонзились в Рэнда, и он почувствовал ее яростное желание проникнуть внутрь него. Вид ее еще крепкого тела заставлял забыть о еле заметном экране.

Спустя мгновение чоя заметила ответный взгляд Рэнда и слегка кивнула. Рэнд почувствовал, как рука Палатона на его плече напряглась, увлекая вперед.

– Не теряй времени, наживая друзей или врагов, – еле слышно произнес Палатон.

Нарастающий гул голосов, послышавшийся при их появлении, набрал силу, как только они достигли возвышения в центре зала. Ряды кресел поднимались вокруг амфитеатром, и с возвышения можно было разглядеть их все, кроме находящихся прямо за спиной – но при таком положении за спиной всегда кто-нибудь, да был. Рэнд чувствовал внезапное, резкое напряжение гибкого тела Палатона, как только они достигли своей цели.

Кресла заполнились, бездействующие экраны осветились. Только несколько кресел были по-прежнему пусты. Голоса утихли. Внушительного вида чоя поднялся. Его белые волосы были в таком беспорядке, что Рэнд так и не смог разглядеть его роговой гребень.

– Мы рады приветствовать наследника, – произнес он. Его голоса загрохотали, как два барабана, и Рэнд вздрогнул от этого звука.

– Приветствуем наследника, – присоединились к его словам остальные присутствующие. Палатон ответил легким поклоном.

– Благодарю за то, что вы позволили мне вернуться домой, – ответил он, как будто ничего не произошло, и эти пятьсот чоя по доброй воле сотворили чудо.

Палатон не повысил свои голоса, но Рэнд услышал, как они эхом отозвались от стен зала. Он испытал благоговейный трепет, перебитый мыслью: «Держись. Греки знали, как это делать».

И сразу при этом воспоминании на него обрушился шквал вопросов. Кто были египтянами и греками этого народа? Как зародилась их культура? Какие тайны остались у них в прошлом, кроме световых фонтанов, о которых не знали современники?

Палатон потянулся и вновь прикоснулся к Рэнду, взяв его за запястье.

– Достойное собрание, позвольте представить вам человека, находящегося под моей защитой. Его имя – Рэнд.

Рэнд почувствовал, как его тело наливается жаром, проникающим, казалось, во все поры, и он сосредоточился, отрезая доступ к себе вовнутрь. Бахдар внутри него настороженно мигнул, как только Рэнд прибегнул к защите, которой научил его Палатон.

Палатон искоса взглянул на него, и к своему удивлению, Рэнд почувствовал гордость в этом взгляде. Он подавил поднявшуюся внутри бурю чувств.

Беловолосый чоя резко отозвался:

– Его я предпочитаю не приветствовать. Пальцы Палатона сжались на руке Рэнда.

Рэнд вновь почувствовал головокружительное, невероятное ощущение того, что бахдар уходит из его тела, и понял, что Палатон, должно быть, пытается уловить его – и именно потому продолжает держать за руку, желая поймать частицы временно утраченного бахдара, как будто подкрепляясь дымящейся чашкой брена. Неожиданно Рэнд осознал все потрясение и настороженность Палатона.

– Приношу извинения конгрессу, – Палатон выпрямился, не отпуская руку Рэнда, – что не могу сообщить вам подробности этой опеки, и повторяю еще раз, что человек находится под моей защитой и что его безопасность важна для безопасности всей Чо. С Союзом или без него, у нас всегда хватало врагов, которых нам удавалось держать в рамках веками только благодаря своему искусству и благоразумию.

Большинство находящихся в зале село. Высокая старая чоя с сутулой спиной оставалась на ногах достаточно долго и теперь громогласно объявила:

– Я не из тех, кто обвиняет тезара в поспешности, но то решение, которое ты принял один, касается всех нас.

Когда она села, Рэнд разглядел за ее спиной проекционный экран и понял, что отсутствие чоя в зале не сделало ее изображение менее отчетливым. Ее заявление сопроводили согласные возгласы.

Палатон не стал дожидаться, пока крики прекратятся, и произнес:

– В трудные времена некогда вспоминать о демократии. Сейчас как раз такое время.

Чоя со вздыбленными волосами фыркнул так, что этот звук разнесся по всему залу.

– Докажи это, – потребовал он. Палатон удостоил его взгляда.

– Я – тезар, – ответил он, – и не привык к обсуждению своих решений.

– Ты наследник, и будет гораздо лучше, если ты побыстрее привыкнешь к этому, – воскликнул другой чоя с огненно-рыжими волосами и горделиво изогнутым гребнем. На нем была одежда черных и серебристых тонов, и Рэнд припомнил, что этот чоя не встал вместе со всеми, когда они вошли в зал.

Едва повернувшись в его сторону, Палатон возразил:

– Я наследник не по рождению, а потому, что я тезар – я знаю свой долг и исполняю его.

– С таким же успехом наследником мог бы быть и я, – отозвался рыжий.

– Можешь стать им, – ответил Палатон, – если у тебя хватит на это смелости и если Паншинеа согласится.

Лицо рыжего чоя залилось краской в тон его шевелюре, но он сжал губы и не произнес ни слова. Слова Палатона вызвали громкий ропот, который постепенно затих.

– Сегодня я шел императорским туннелем, – произнес в тишине Палатон. – Я видел там пыль и беспорядок. Интересно, как давно многие из вас видели эти руины и вспоминали, что они означают для нас?

Старая чоя произнесла:

– Не упрекай нас, Палатон. Все мы тоже служим, через наши руки проходят все законы, мы пристально следим за ресурсами истощающейся планеты. Ты летаешь среди звезд. Мы следуем узкими дорогами возможностей, которые диктует нам то, что осталось от Чо, – и она потерла поднятое плечо, как от боли. Ее изображение пошло волнами, как будто движения нарушили связь.

– Наш народ, – ответил Палатон, – остается нашим величайшим ресурсом, и я считаю, что добрую половину этого ресурса вы просмотрели.

Его слова оказались подобными взрыву бомбы, и чоя вскочили на ноги. Рэнд невольно сделал шаг назад, когда их ропот превратился в оглушительный крик. Он видел, как Траскар выпрямился и пошел по проходу между креслами, чтобы быть поближе на всякий случай.

Крики замирали один за другим, но вот в зале вновь воцарилась тишина, и Рэнд уловил только обрывок фразы: «… они не понимают, что есть благо для них…».

Палатон произнес:

– Я не сделал для них то, что отказываете сделать вы.

Ропот смягчился, как будто конгресс в чем-то соглашался, но не решался признать это.

– Отошли их домой, – услышал он сзади. Палатон обернулся.

– Я уже просил об этом, – ответил он, – и буду просить вновь.

Чоя со встрепанными волосами поднялся.

– Мы провели голосование, Палатон, – его слова падали в тишину, как удары, – о введении цензуры со стороны конгресса. Тебе придется принять этот вердикт. Твое положение наследника остается нетвердым до тех пор, пока мы не придем к соглашению. От себя самого, от моего Дома и округа добавлю, что в целях твоей безопасности я советую быть с нами как можно осторожнее. Мы – чоя. Но хотя мы постоянно помним об этом, нам вовсе необязательно взваливать на себя ответственность за миллионы планет, жители которых не способны позаботиться о себе сами.

Палатон стиснул запястье Рэнда – оно одновременно онемело и приобрело необычную чувствительность. Рэнд почувствовал шок, как будто ему дали пощечину.

– Что он имеет в виду? – прошептал он.

– Он говорит, – с мрачной усмешкой отозвался Палатон, – что впредь мы предоставлены самим себе.

Глава 13

Рэнду снилась любовь, наполнившая его тело, свернувшаяся рядом, ласкающая его и шепчущая на ухо. Не открыв глаз, он не мог видеть, кто прикасается к его телу с такой страстью и нежностью, но узнал прикосновение. Алекса, пропавшая на Аризаре, первая и единственная любовь в его жизни.

Ему снилось, что он открыл глаза и увидел, как она смотрит на него. Над ним нависло ее бледное лицо, обрамленное короткими, кудрявыми черными волосами, мерцающими в темноте.

– Почему ты здесь? – спросил он, потому что в последние дни в школе она постоянно была с Беваном, и они вдвоем старательно избегали Рэнда – правда, он так и не понял, почему.

– Потому что ты жив, а Беван – нет, – прошептала во сне Алекса.

Его язык прилип к небу. Ее губы прикоснулись к его шее, как будто помогая вырваться наружу словам:

– Но ведь ты тоже погибла…

– Нет, – возразила Алекса. – Не более, чем ты. Я осталась одна. Ты тоже одинок, – и она легко провела ладонью по его телу.

Даже во сне он начал возбуждаться, и сон перепутался с реальностью. Черные и серые тона ночи превратились в полыхающее пламя. Пламя окутало его, заслоняя от ее взгляда, превращая его в факел, разлучая их.

– Нет! – запротестовал он, пытаясь избавиться от окутывающей его завесы. Алекса отдалялась до тех пор, пока не встала за кроватью. Ее тонкая фигура едва вырисовывалась в сумерках.

– Найди меня, – прошептала она. – Прошу тебя…

– Алекса!.. Но где?

– Ищи меня, – и она сделала рукой умоляющий, почти детский жест, контрастирующий с женственностью ее форм. – Пожалуйста!

Он попытался позвать ее еще раз, но слова застряли в горле. Фигура Алексы задрожала и растаяла в золотом мерцании.

Рэнд привстал, тяжело дыша. Его горло как будто парализовало, все усилия закричать кончились хрипом. Его тело ныло при воспоминании о любви. Напрягшись, он сбросил ноги с ложа, поняв, что больше не сможет заснуть.

Постепенно справляясь со своими чувствами, Рэнд обвел глазами комнату, но золотой огонь, который он видел, казалось, окутал все предметы в ней, оставляя за собой блестящий след. К нему подкралась слепота, не позволяя отличить свет от тьмы, но едва он сосредоточился, как золотистое сияние превратилось в контуры предметов, очерчивая их. Он одновременно и мог, и не мог видеть.

Его рука и нога отвратительно зудели. Из здания конгресса они вернулись в машине, но все равно Рэнду пришлось лечь в постель от сильной боли. Повязки раздражали его до такой степени, что Рэнд больше не мог носить их. Он нетерпеливо развязал повязку на руке, освобождая ее. Боль не исчезла, но ослабела. Он осторожно покрутил кистью.

Склонившись, он снял повязку с ноги, с трудом нащупывая узлы, поскольку замутившееся зрение почти ничем не могло помочь ему. Он поднялся, и нога выдержала его вес. Кости обычно начинали болеть, как только становилось холодно или сыро, и эта боль напоминала старческий ревматизм; но теперь они вновь становились молодыми и сильными, и Рэнд с облегчением вздохнул.

Алексы здесь не было. Его мозг понимал это, но тело не хотело с этим смириться. Насколько же реальным был этот сон! Его грудь сжалась от внезапного ощущения одиночества и боли новой потери.

Неужели он вспомнил о ней потому, что остался один, без защиты Палатона, на планете, которой нет дела ни до него, ни до остальных людей и их страданий?

Он нашел стул и рухнул на него – ноги подкосились не столько от слабости, сколько от потрясения. Алекса искала эмоциональной поддержки и у него, и у Бевана, но под конец пренебрегла им. Рэнд никогда не понимал ее. «Ты недостаточно темный», – говорила она и уходила. И хотя кожа Рэнда была светлее, чем у южноамериканца Бевана, он понимал, что Алекса совсем не имеет в виду цвет.

Ее часто мучали кошмары, она просыпалась посреди ночи с воплем или визгом, опутанная простынями, как будто с трудом стремилась обрести сознание. Их любовь была хороша, когда Алекса сама приходила к Рэнду, забиралась к нему в постель и обнимала его, пока ими не овладевала дремота – и тут она уходила, поскольку вместе их сон был слишком беспокойным.

С Беваном у Алексы было все почти так же – Беван сам рассказывал об этом. С какими демонами она боролась во сне, каких демонов надеялась встретить рядом с Беваном, и почему он, Рэнд, не мог помочь ей? Почему сейчас она позвала его… неужели он слышал зов ее духа, ее памяти – или Алекса каким-то образом выжила в адовом пекле Аризара?

Рэнд сидел, дрожа от прохладного и влажного воздуха летней ночи, и размышлял. Когда небо за окном начало светлеть, он больше не смог оставаться один, поэтому встал, оделся и вышел из комнаты.

Палатон услышал шаги у двери. Он повернул голову, увидел, кто нарушил систему охраны, и улыбнулся, несмотря на секундное беспокойство.

– Длинный же у тебя рабочий день, – сказал он, – если ты только сейчас идешь спать.

– У тебя тоже, – ответила Йорана. Она сбросила мундир и кобуру с оружием, которую была обязана носить. Инфорсер глухо стукнулся об пол. Подойдя поближе и склонившись над ним, Йорана тихо спросила: – Мне уйти?

– Нет, не стоит, – он отодвинулся от стола вместе с креслом и притянул ее к себе на колени. – Мне казалось, ты сердишься на меня.

– Постоянно сержусь, – подтвердила она, отводя прядь волос с его лба. Ласковые прикосновение пальцев, перебирающие его волосы, вызвали у Палатона теплую волну. – Ты – тезар, я знаю это и помню, что ты каждый раз будешь оставлять меня. Но это не избавляет меня от беспокойства, когда ты возвращаешься.

Он с минуту прислушивался к медленному биению ее сердца.

– Прежде, чем мы вновь встретимся, – произнес он, – давай поговорим. На что ты рассчитываешь?

– Ни на что.

Он поднял голову, пристально глядя ей в глаза.

– Ни на что?

Она проследила, как на его лице появляется недоверчивое выражение.

– Нет. Я ни о чем не прошу тебя, да и как я могу, пока ты связан с Паншинеа? А если я попрошу, твой ответ ничего не решит. Ты не свободен.

– А ты? Ты свободна?

Она нахмурилась, морщины всего на мгновение прорезали гладкий лоб, однако Палатон успел заметить тонкие нити их следов – признак начала старения чоя.

– Я знаю саму себя, – произнесла она, склоняясь и целуя его в основание рогового гребня. – В этом и состоит свобода.

Палатон не ответил, ибо ее обвинение задело его гораздо глубже, чем предполагала Йорана. Что бы она сказала, узнав о его незаконном рождении, запрещенном у чоя из Домов, о том, что он не знает своего отца и заложенные в его генах способности? Что сказали бы другие чоя из Домов? Все это, вместе с ослабевшим бахдаром, делало Палатона гораздо более жалким, чем простолюдины, толпящиеся на улицах Чаролона. В ее глазах он был бы сущим ничтожеством. Неужели она продолжала бы любить его?

Он закрыл глаза и позволил ее рукам прогнать страх, который растекался вместе с кровью по всему его телу.

Рэнд застыл у порога огромного лабиринта коридоров. Он знал, куда хочет пойти, какое направление избрать, но ночные тени и путаница коридоров остановили его. Он закрыл глаза ладонью. Желание достичь чего-то ошеломило его своей внезапной силой, но тут же исчезло, оставив Рэнда изумленным, прислонившимся спиной к стене. Он вытер вспотевший лоб, пытаясь избавиться от неожиданной слабости.

Его сердце постепенно забилось спокойно. Казалось, что у него есть два тела, два сердца, две кожи – и ничто не в силах разделить их. Когда же он предчувствовал это разделение, его отчаяние становилось невыносимым, как будто исчезала какая-то часть его самого, но в то же время принадлежащая другому существу. Казалось, без этого раздвоения он не в состоянии жить – так же, как без собственной кожи.

Рэнд опустил голову и сосредоточился. Нечто жило в его груди, и это нечто было его надеждой. Он обещал сохранить это нечто, пока не найдется способ вернуть его, обменяв на что-то другое, в уплату за охрану неизвестного нечто. Он подождал, пока его страх не исчезнет и можно будет продолжать идти. Пустота в его душе по-прежнему оставалась, и Рэнд понимал только, что должен заполнить ее, хотя и не надеялся на удачу.

Он сделал шаг от стены в коридор и замер, в страхе оглянувшись, ибо неподалеку стоял чоя. Неужели он стоял здесь уже давно?

Он не различал его лица, так как мешал туман перед глазами и тусклое освещение коридора. Он с трудом сглотнул, заметив в левой руке чоя нечто, напоминающее оружие.

Но чоя внезапно расслабился, и его силуэт изменился.

– Человек?

– Да.

– Тебе не следует бродить здесь. Отряд Йораны надежен, только дворцовая охрана сможет обеспечить тебе безопасность… но даже в этом случае ты не застрахован от случайного выстрела в темноте.

– Я не думал…

Чоя оборвал его, не желая выслушивать оправдание. Он наклонился, и Рэнд успел заметить только пару огромных бледно-голубых глаз.

– Ты знаешь, где находишься?

– Нет. Но я знаю, куда иду.

Бледно-голубые глаза вновь скрылись в тени.

– Похвально для любого разумного существа. Тогда я не стану мешать тебе.

Рэнд хотел пройти мимо, но жесткая рука придержала его за плечо.

– Ты – чужак в Чаролоне. Лучше не гуляй по ночам. Среди нас есть те, кто не любит чужаков, есть и такие, кто сочтет тебя легкой добычей.

Ледяной холод, последовавший за этими словами, пронзил Рэнда с силой удара, и он на миг потерял равновесие от испуга. Это было похоже на ощущение пристального внимания, которое он испытал вчера вечером, перед конгрессом, и в то же время чем-то отличалось. Грубостью. Чоя не заботило, нанесет ли он ему вред – или же сила его воздействия была случайной. Рэнд облизнул губы и постарался сконцентрироваться на том, чтобы оттолкнуть чоя, делая это со всей осторожностью. В голове Рэнда вспыхнула мысль, как будто произнесенная чужим, никогда прежде не слышанным голосом, и он инстинктивно понял, что она исходит от этого высокого чоя. «У него мозгов не больше, чем у камня» – эта мысль неожиданно доставила Рэнду удовольствие.

Атака прекратилась столь же внезапно, как и началась.

Рэнд произнес:

– Спасибо за совет.

Рука отдернулась с его плеча, слегка подтолкнув его в сторону коридора. Рэнд подавил желание оглянуться и встретить чужой взгляд – пока он не мог на это решиться. Его недавно зажившая нога ослабела, и Рэнд понял, что должен как можно скорее найти Палатона, или он просто упадет посреди коридора.

Палатон проснулся. Его постель еще была гнездом из льняных простынь, сладко пахнущих Йораной. Они занимались любовью, но так и не завершили ее, и сейчас он проснулся с желанием, особенно острым от недавнего присутствия Йораны. Протерев глаза, он увидел тонкую фигурку, неподвижно стоящую у порога комнаты и смотрящую на него.

Палатон вскочил, отбросив одеяло. Сначала он выругался на языке чоя, потом с трудом подобрал слова на трейде:

– Как ты сюда попал?

– Какая разница? – тихо ответил Рэнд.

– Разница есть, – Палатон обернулся вокруг пояса простыней. – В этом крыле достаточно надежная защита, чтобы убить батальон непрошенных гостей.

– Я просто вошел.

– Вошел? – Палатон прищурился. – Где твои повязки?

– Они мне надоели. Я снял их, – голос Рэнда стал слабым и утомленным. – Да, я просто вошел.

Палатон приблизился к порогу своей комнаты. Индикатор системы сигнализации горел на полную мощность. Он поборол искушение проверить сигнализацию – мощный звуковой барьер, предназначенный против вторжения. Ему не хотелось проходить барьер самому. Он взглянул на Рэнда, который добрел до большого, мягкого кресла у камина и рухнул в него.

– Ты что-нибудь чувствовал?

– В ушах немного гудело.

– И все? – Палатон недоверчиво повысил голоса.

Юноша пожал плечами – движение, которое выглядело таким изящным у чоя, но совершенно неловким у человека.

– Напомни, чтобы я сообщил охране, что слух людей не настолько… подвержен влиянию известного диапазона звуковых волн.

Рэнд скорчил гримасу.

– Вряд ли это поможет.

Палатон застыл посреди комнаты, погруженный в свои размышления, но тон Рэнда привлек его внимание. Подойдя к нему, он сел напротив Рэнда.

– Почему ты пришел?

– Мне не хотелось быть одному. И… я почувствовал, что ты тоже устал от одиночества.

– И поэтому ты разыскал меня. Но каким образом?

Ответом вновь стало пожатие плеч, такое неуклюжее, что Палатону было больно его видеть.

– Просто нашел.

Коридоры и переходы дворца были запутанными и длинными, хотя Рэнда поселили не слишком далеко от комнат, предоставленных наследнику. Палатон покачал головой, пытаясь найти случившемуся разумное объяснение.

– Ты ведь знаешь, между нами есть связь.

– Значит, я следовал ей, – Рэнд взглянул в сторону зашторенного окна, через которое пробивался розоватый утренний свет. – Может, именно благодаря ей я и прошел через защитное поле.

Пользуясь его бахдаром? Эта мысль не обрадовала Палатона. Он долго выбирал следующие слова:

– Тебя тянуло ко мне?

– Нет, просто я ответил на призыв. Я знал, что должен быть здесь. Я знал, что я, или ты, устал от одиночества.

На мгновение Палатон замолчал.

– Откуда ты это знаешь?

– Ничего я не знаю, – Рэнд перевел на него свои бирюзовые глаза. – Я не знаю, где кончаюсь «я» и начинаешься «ты». Яне знаю, кто я такой – я или ты. Мне снились свои воспоминания, и вдруг они прервались, и это меня встревожило. Я просидел в комнате полночи, а затем понял, что мне снились не только мои, но и твои сны, – он остановился и взглянул на постель: – Твоя гостья ушла слишком рано.

– Пусть так, – сухо заметил Палатон, – но я не стану об этом распространяться.

– Я ведь не спрашиваю, что у тебя стряслось. Я просто хочу знать… нет, ничего не знаю, – он закрыл лицо руками и с трудом выговорил: – Я не знаю, кто я такой – я или ты.

Никто не знал, что происходит, когда бахдар оказывается переданным другому, особенно совершенно чужому существу. Мысль о том, что Рэнд невольно пользуется резервами бахдара, преследовала Палатона, но он не хотел тревожить Рэнда. Он чувствовал связь между ними в зале конгресса, и это давало ему силу, хотя бы на краткие мгновения. Палатон впервые за много дней обрел надежду снова стать целиком самим собой.

– С тобой ничего не произошло, – объяснил он. – Ты просто носишь в себе мою сущность, как свеча – тепло, но в отличие от пламени и тепла, она не поглощает тебя.

Рэнд поднял голову, и его лицо ожесточилось.

– Ты так думаешь? А знаешь, что мне снилось вчера?

– Нет, – спокойно ответил Палатон.

– Мне снился полет – не на космическом корабле. Мне снилось, что я летел над горами, парил в воздухе, на чем-то вроде планера, и ловил ветер. Под крыльями были видны золотистые вспышки, я обозревал местность с высоты и распознавал термальные потоки по их свечению, определяя, куда они направлены. Я парил долго, почти целую вечность. Мне не хотелось приземляться. Но это летел не я, а ты. Даже сны теперь не принадлежат мне… – он остановился и поднес ладонь к глазам. – Сегодня я чуть не ослеп – препараты еще действуют. Я не знаю, как долго это будет продолжаться. Но… я не слепой. Все, что я вижу, как будто охвачено огнем. Я вижу, как ты горишь, все вы горите, все в этой комнате тоже горит – и только потому я вижу.

На миг у Палатона перехватило дыхание. Мальчик видел с помощью бахдара. Больше он не был его пассивным хранилищем. Но как же Рэнд пользовался им? Данные Союза подтверждали наличие у людей низких парапсихологических способностей, несмотря на их странные легенды. Неужели бахдар, очищенный Рэндом, горит так ярко, что выплескивается наружу? И если так, как Рэнду удается справляться с ним? Палатон уставился на человека, который обязан быть Заблудшим, но теперь не был им. Но что сказать ему? И надо ли давать объяснения? Он не мог видеть его глазами, он не знал, что видит Рэнд.