Текст книги "Квинканкс. Том 2"

О многом, о многом не хотелось мне думать в эти ночные часы, тянувшиеся бесконечно долго. Я постарался сосредоточиться на удивительной случайности, сведшей меня с миссис Дигвид. Как могло выйти, что она вновь появилась в моей жизни – и не где-нибудь, а именно в этом месте? Что это – результат бессмысленных совпадений или же тщательно подобранные звенья одной цепи? И то и другое казалось невероятным. Как бы там ни было, в моей жизни она и ее семейство сыграли странную роль – если считать, конечно, что Барни и Салли принадлежат к ее родственникам. И еще Джоуи. Вспомнив о нем, я тут же подумал, что слепо доверяюсь его матери, тогда как именно ее сын заманил меня в эту самую ловушку.

Несмотря на холод, меня бросило в пот. Неужели я добровольно иду на какую-то чудовищную смерть? Если так, то никогда еще жертва столь усердно не готовила гибель сама себе. Но коли худшие мои страхи обоснованы, что я могу предпринять? Если упустить этот шанс, то меня неминуемо ожидает медленная смерть. Выходит, что я доверился миссис Дигвид только потому, что у меня нет выбора? Нет, не так. Миссис Дигвид отнеслась ко мне с неподдельным участием, и невыносимо было думать о том, что она играет роль с целью обречь меня на жестокую расправу. Однако сумела же Эмма обмануть мое доверие! И даже если я прав, полагаясь на миссис Дигвид, что мне даст попытка спрятаться? Ведь гробовщики наверняка меня обнаружат!

Ночной холод все чувствительней пробирал меня под тонким саваном до костей, и меня начали посещать странные мысли: если стужа меня все-таки одолеет, то я, по крайней мере, должным образом облачен и нахожусь в самом для того подходящем месте, а умирать в конце концов вовсе не так уж страшно. Я задался вопросом, кого опечалит мой уход из этого мира. Пожалуй, единственный, кто погорюет, – это мистер Ноллот: вспомнив о нем, я подумал, что сокрушался он не о себе, а скорбел о ближнем – возможно, обо мне. Расстроится, вероятно, и мисс Квиллиам, если услышит о моей смерти, да и Генри Беллринджер тоже. А что Генриетта? Если случайно до нее дойдет эта весть, огорчится она или нет? Единственное, о чем я старался не думать, – это о безмолвном присутствии того, чье место я кощунственно узурпировал.

Наконец послышался лязг ключа в замке: судя по шагам, в комнату вошло несколько человек. Я постарался, насколько возможно, затаить дыхание. Сквозь тонкую ткань можно было даже различить слабое мерцание фонарей.

Затем – в пугающем соседстве – раздался сердитый голос Яллопа:

– Будь я проклят, если возьму в толк, какого черта вы заявились в эдакую рань. До рассвета добрых три часа.

Незнакомый голос ответил:

– Такие были мне распоряжения от мистера Уинтерфлада.

– Никаких распоряжений от него быть не могло, – возразил Яллоп. – Он уже лет двадцать в могиле лежит.

– Ну, может, от второго: я в деле недавно – и почем мне знать, как кого кличут.

– Да Кронк сроду никого спозаранку не присылал. И уж вовсе не порядок – снаряжать этакого недомерка. В жизни ни о чем похожем не слыхивал. Ты, прошу прощения, ростом вроде бы не вышел. И, поди, запросишь у меня помощи – тащить этот ящик?

– Ну да, хозяин дал мне для этого целый шиллинг.

– А, вон как! – Яллоп явно смягчился. – Что ж, ящик на месте. А где этот проклятый малец? Мне велели его сторожить, чтобы не смылся. Ага, да он в углу дрыхнет себе. Колода колодой.

К величайшему моему ужасу, он двинулся в сторону угла, раздраженно ворча:

– Ничего себе, больно скорбит он о папочке! Придется дать ему повод поубиваться.

Второй голос торопливо произнес:

– Пожалуйста, пособите мне с крышкой, мистер Яллоп!

– А не многого ли хочешь за один шиллинг? – недовольно отозвался Яллоп, однако шаги его стали приближаться ко мне.

После короткой паузы, когда слышалось только пыхтение, крышку опустили на гроб так резко, что я едва удержался от вскрика.

– Держите этот гвоздь попрямее, мистер Яллоп, – сказал незнакомый голос.

– А ваш мальчонка? – запротестовал Яллоп.

– Ему до стола не дотянуться.

От грохота молотка я чуть не оглох. Слушая, как гвозди один за другим заколачиваются в крышку гроба, я с замиранием сердца гадал, смогу ли дышать в этом замкнутом пространстве, и старался отогнать от себя мысли о жуткой перспективе.

– Разрази меня гром, – прохрипел Яллоп, – если мальчонка не дрыхнет, будто сурок, а ведь такая колотьба и мертвяков из могил подымет. Ну-ка погляжу, каково ему придется от моего пинка?

Едва ли не с облегчением я покорился неизбежному.

Однако тотчас же я почувствовал, что меня опрокидывают, и незнакомый голос завопил:

– Скорее сюда, мистер Яллоп, помогите! Мне за один конец не удержать.

– Какого дьявола ты полез раньше? – вознегодовал Яллоп. – Надо было меня обождать.

С руганью и кряхтением гроб подняли повыше, а затем слегка опустили – должно быть, на плечи двоих носильщиков. Несколько нетвердых шагов – и, как я догадался, наша процессия оказалась в коридоре.

Вдруг Яллоп свирепо приказал:

– А ну, опусти на пол, слышишь?

Меня охватил ужас: неужели обман раскрыт? Теперь, когда мне отчаянно хотелось, чтобы план удался?

– Надо снова запереть дверь – а то этот растреклятый малец удерет.

Дверь с гулом захлопнулась, ключ проскрежетал в замке.

И в эту минуту – совсем близко от меня – послышался шепот, чьи-то губы прижались, похоже, прямо к крышке гроба:

– Потерпите еще капельку, мастер Джонни!

Голос я узнал: это был тот самый мальчишка, который довел меня до дома в Излингтоне!

Гроб снова подняли на воздух и скоро, судя по всему, мы начали спускаться вниз по лестнице. Наконец тяжелую ношу с глухим стуком брякнули о землю, и я услышал лязг замысловатых запоров и засовов на входной двери. Под подошвами зашуршал гравий, а потом гроб втолкнули, как я понял, на задок телеги.

– Возьмите ваш шиллинг, – проговорил прерывистый от усталости голос.

– Вот так так, ну и ну! – тоже отдуваясь, воскликнул Яллоп. – Да это совсем не та повозка! Уинтерфлад и Кронк завсегда другую присылают.

Незнакомец прищелкнул языком:

– Порох, пошел!

Голова у меня начинала кружиться – и, хотя слово показалось мне знакомым, я никак не мог вспомнить, где его слышал.

– Что это за имечко? – закричал Яллоп.

– И такое сойдет! – откликнулся мальчишка, и повозка тронулась с места.

– Почему вы не Уинтерфлад и Кронк? – надрывался Яллоп. – Кто таков, к черту, этот Избистер?

Избистер! Ну, конечно! Его лошадь, его повозка! Итак, я все же угодил в зловещий капкан! Я пытался кричать и колотить в стенки гроба; задыхаясь, глотал остатки горячего воздуха, но с губ моих не слетало ни звука. Напряжение оказалось чрезмерным: в ушах зашумел нарастающий прилив; воды, казалось, сомкнулись у меня над головой, унося с собой сознание.

Не знаю, как долго мы находились в пути, прежде чем повозка остановилась. Над крышкой гроба загромыхали инструменты, ее – к несказанному моему облегчению – сняли, и сквозь ткань в мои ноздри проник поток свежего прохладного воздуха. Чья-то рука помогла мне сесть и сорвала с моей головы зловещую пелену.

Мои глаза, приноровившиеся к темноте, ослепил яркий свет. Я не сразу сообразил, что кто-то, сидя в повозке, держал фонарь перед собой, не давая мне себя разглядеть.

– Прикрой свет, Джоуи, и поберегись Яллопа! – произнес незнакомый голос.

Фонарь притушили, и взору моему предстало безобразно изуродованное лицо, чудовищней которого мне еще не приходилось видеть. Сплошь изрытое оспой и покрытое глубокими шрамами, оно было безжалостно смято и сплющено; нос выступал распухшим комком, рот искривлен так, что немногие из уцелевших зубов торчали наружу, а в довершение жуткого зрелища вместо одного глаза насмешливо зияла пустая кровавая впадина. У этой страхолюдной фигуры имелась, как я успел заметить, только одна рука: из второго рукава высовывался уродливый крючок. Я отшатнулся в испуге, не понимая, в чьи руки попал. Неужели я и в самом деле умер – и все, что вокруг меня происходит, лежит за гранью смерти?

Мой ужас, по-видимому, не ускользнул от внимания незнакомца, потому что он неожиданно мягким тоном произнес:

– Не тревожьтесь, молодой хозяин. На букет роз я не похож – но что ж поделаешь?

– Пришли в себя, мастер Джонни? – спросил мальчишка.

Я кивнул и огляделся вокруг, приложив ладонь ко лбу козырьком, чтобы защититься от бьющего в глаза света.

– Притуши фонарь, – сказал мой избавитель. – Караульным незачем нас видеть. Коли заметят нас, сразу заподозрят, что дело нечисто – верно, Джоуи? Одна повозка с лошадью чего стоят.

Глазок прикрыли, и свет от фонаря внезапно сузился до тонкого лучика. Теперь я мог убедиться, что мальчишка с фонарем в руке – именно тот, кто подошел ко мне возле дома дедушки.

– Джоуи Дигвид! – воскликнул я.

Он бросил на меня сконфуженный взгляд и проскользнул на сиденье возчика, ухватив поводья.

– Он самый, – подтвердил старший. – А я его отец, Джордж.

Пока я пытался докопаться до значения этих родственных связей, мистер Дигвид помог мне выбраться из гроба и освободиться наконец от савана. Затем, к моему удивлению – хотя я уже ничему не удивлялся, – ловко скатал ткань, сунул сверток обратно в домовину и заново прибил крышку парой гвоздей.

Я тем временем озирался по сторонам: повозка катилась по краю широкой немощеной дороги, вокруг было пусто и темно. Дома тонули во мраке: лишь изредка кое-где в окне мерцала свеча в доме тех, кто привык вставать спозаранку.

– Мы и на полсотню ярдов не отъехали, – заметил мистер Дигвид. – Яллоп поднял в доме переполох, ударив в колокол, когда смекнул, будто нас раскусил. Они вот-вот нас догонят.

– Так почему же мы медлим? – вскричал я.

Мистер Дигвид рассмеялся:

– Запрячь лошадь об эту пору – дело непростое. А если явятся на своих двоих, за нами им не угнаться. – Он кивнул на гроб, который, несмотря на свое увечье, ухитрился приподнять. – Но эту штуку я им оставлю. В жизни чужого не брал – и не собираюсь.

– Они тут! – закричал Джоуи.

Я оглянулся и увидел приближавшиеся к нам огни.

Мистер Дигвид невозмутимо слез с повозки и бережно опустил гроб на землю.

– Дай-ка мне вон тот фонарь, – велел он Джоуи, который сначала передал его мне. Меня изумило, что фонарь мистер Дигвид поставил на крышку гроба. – Порядок, Джоуи! – крикнул он и вскочил на повозку, а Джоуи дернул за поводья. – Фонарь им укажет, где что, – пояснил он, – и капельку их подзадержит.

Порох – конь, как я отлично помнил, себе на уме – даже не шелохнулся. Я снова поглядел назад и увидел, что нас и преследователей разделяла всего какая-то сотня ярдов. В темноте, кроме Яллопа, вырисовывались еще две фигуры в ночных сорочках – наверняка это были Рукьярд и Скиллитер.

Мистер Дигвид перебрался мимо меня на переднее сиденье и отнял у сына поводья, тряхнул ими, цокнул языком – но ни малейшего результата это не возымело. Наши преследователи, уже наступавшие нам на пятки, видя нашу участь, принялись издавать торжествующие вопли. Заметив это, Порох испуганно навострил уши и немедля пустился рысью вперед. Я сидел, прижавшись спиной к своим спутникам, и описывал им происходящее. Рукьярд и Скиллитер продолжали погоню, а более корпулентный Яллоп задержался у гроба. К счастью, оба наши преследователя быстро выдохлись, начали неуклонно отставать и вскоре отказались от своего намерения.

Мистер Дигвид, обернувшись, расплылся в ехидной улыбке:

– Хотел бы я глянуть сейчас на физиономию Яллопа. Поломают же они голову над своей находкой – ох, поломают!

Лицо Джоуи впервые прояснилось, и он перевел взгляд с отца на меня.

– Догадываюсь, что́, по ихнему разумению, мы везем, – продолжал мистер Дигвид. – Но если стража нас остановит, они того самого не найдут. Попозже-то Яллоп с приятелями сообразят, что к чему, когда увидят – вас и след простыл, а… – Он вдруг осекся и строго добавил: – Прошу простить, молодой господин, я к вам со всем почтением.

Я стиснул его руку и попытался найти слова благодарности. Мое лицо было, наверное, красноречивее слов, потому что мой спаситель тряхнул головой и сказал:

– Это все моя старушка затеяла, я тут, сэр, и ни при чем.

– Не знаю даже, с чего и начать, – вымолвил я с усилием.

– А ничего и не надо говорить, сэр. Это, по-моему, завсегда лучше.

– Но почему вы…

– Это пускай лучше вам она сама объяснит, сэр.

– Вот, возьмите это – она велела вам передать. – Джоуи взял лежавший с ним рядом просторный верхний сюртук и сунул его мне в руки – поношенный, но вполне годный.

Я с благодарностью в него закутался: ночь выдалась на редкость холодной. Одеваясь, я наткнулся на что-то, свисавшее с бока повозки: это была та самая хорошо мне знакомая просмоленная дерюга, которую совсем недавно трогал Яллоп.

– Но, мистер Дигвид, – начал я, – объясните мне, пожалуйста, каким образом эта повозка, принадлежащая человеку по имени Избистер с Парламент-стрит, Бетнал-Грин – человеку, род занятий которого, как мне известно… – Я умолк.

– Ах, вот как, вы его знаете? – удивленно воззрился на меня мистер Дигвид. – Странно, странно. Но жена вам все растолкует как надо. Я, если и возьмусь, только еще больше все запутаю, а у вас голова пойдет кругом.

Повозка с дребезжанием катила по темной дороге. По контрасту с окружающим мраком впереди начали проступать слабо мерцавшие огоньки: там, к югу от нас, простиралась столица. Тьма постепенно рассеивалась, затянутое серыми тучами небо неохотно светлело, но более радостного утра я еще никогда не встречал.

Мне доставляли удовольствие самые заурядные и ничем не примечательные виды. Огней в домах, мимо которых мы проезжали, зажигалось все больше, и я представлял себе, как их обитатели поднимаются с постели, умываются, одеваются, готовят завтрак и собираются либо на работу, либо в школу, либо к помойкам – искать еду.

В этот час дорогу заполнял транспорт, устремлявшийся к рынкам: нас то и дело обгоняли громыхавшие тележки и фургоны, которые направлялись в Ковент-Гарден или Спиталфилдз; все они были тяжело нагружены сельской провизией, а тянули их крупные ломовые лошади в шорах, с дребезжавшими колокольцами: эти упряжки вызывали у меня в памяти давнее бегство от Квиггов и повозку, сослужившую мне добрую службу. Рыночные торговки двигались в том же направлении по обочине, удерживая на головах громадные корзины с яйцами, домашней птицей и зеленью: их широкие размеренные шаги деревенских жительниц разительно отличались от торопливой, нервной походки горожанок.

Скотину погоняли к Смитфилду в сопровождении собак гуртовщики с длинными кнутами: однажды дорогу нам преградили коровы, которые разбрелись по проезжей части, словно затеяли бунт против своей судьбы, и мне припомнились неуклюжие животные, сгрудившиеся как-то на фермерской дорожке за нашей садовой калиткой в ту пору, когда я был еще ребенком.

Однажды позади нас возникла почтовая карета, и ее сторож подал нам сигнал освободить дорогу, с переливами протрубив в пронзительный рожок. И я в глупом порыве – будучи, наверное, не в себе от истощения и перевозбужденности – вскочил с места в нашей колыхавшейся с боку на бок колымаге и, пока мистер Дигвид и Джоуи удерживали меня за ноги, махал руками и выкрикивал приветствия. Карета величаво пронеслась мимо, но я успел разглядеть усталые лица пассажиров, сидевших снаружи: одни спали, уронив головы на плечи соседей, другие смотрели на меня с хмурым безразличием, а я громко расхохотался оттого, что кто-то способен сохранять угрюмость на заре нового дня.

Все вокруг вызывало у меня интерес и восторг. И почему это вдруг обнаружилось, что по щекам у меня текут слезы – и лицо приходится прикрывать рукавом? Сначала мне подумалось, что слезы льются от радости – свобода свалилась на меня так неожиданно, но на самом деле это сказывалось горе утраты, которую я толком еще не успел осознать, и еще горше плакал я оттого, что не осознавал, насколько она велика.

Хоть я и пытался бодриться, мистер Дигвид заметил, что щеки у меня мокрые, и, растерянно приговаривая: «Ах ты, господи! Ах ты, господи!», вдруг стукнул себя по лбу:

– Да о чем только я думаю?

Порывшись у себя в сюртуке, он извлек из просторного кармана фляжку с горячим кофе и сверток с сэндвичами и стал настойчиво мне их предлагать. При виде этих припасов я ощутил зверский голод и с жадностью набросился на еду.

Пока я уписывал сэндвичи, повозка катила вперед и вперед, а мистер Дигвид, поминутно оглядываясь с козел, подбадривал меня кивками: мол, ешьте сколько захочется, мне не надо ни крошки. Подкрепившись, я вновь воспрял духом и принялся размышлять, куда мы едем и что меня там ожидает. Смущало меня только одно – суровое выражение на лице Джоуи Дигвида: оборачиваясь, чтобы взять сэндвич или сделать глоток из фляжки, он взглядывал на меня в упор с явной и нескрываемой враждебностью.

Миновав Брик-лейн, мы свернули вправо – на Флауэрэнд-Дин-стрит. Чуть дальше, на углу, мистер Дигвид остановился – вблизи чернел остов сгоревшего здания. Он сошел с козел и повел лошадь по узкому проходу в небольшой дворик, образованный пятью-шестью низкими, убогими сооружениями, похожими (несмотря на то, что они были из двух этажей) на домики, которые строятся на задах больших домов.

Одна из дверей при нашем приближении распахнулась, и навстречу нам, широко улыбаясь, поспешила миссис Дигвид.

Я спустился с повозки.

– Как мне вас благодарить? – Пылко ухватив миссис Дигвид за руку, я начал с силой ее трясти.

Миссис Дигвид, вглядевшись в меня, вдруг крепко меня обняла и прижала к груди.

– Да благословит вас Бог! – воскликнула она, но тут же, спохватившись, попросила прощения за фамильярность. Потом схватила снова и начала душить в объятиях. Она шмыгала носом, бормотала что-то невнятное (я сумел разобрать только «Ваша бедная матушка, благослови ее Бог!»), а на глазах у нее блестели слезы. Она вытащила откуда-то из складок платья неимоверных размеров красный носовой платок, промокнула им глаза и так яростно принялась тереть им нос, словно он в чем-то перед ней провинился.

– Моя матушка… – произнес я, но миссис Дигвид меня прервала:

– Я знаю. Не надо ничего говорить.

Мистер Дигвид, благодушно на нас взиравший, произнес:

– Мне, хозяйка, надо вернуть лошадь и повозку. Обещался управиться до половины восьмого, а сейчас, поди, уже восьмой час идет.

– Хорошо, Джордж, – ответила миссис Дигвид, и голос ее слегка дрогнул.

Пока мистер Дигвид и Джоуи разворачивали повозку и собирались в обратный путь, миссис Дигвид повела меня в дом.

Жилище их состояло из двух комнат: одна была на нижнем этаже, который возвышался над землей лишь на пару футов, другая – на верхнем. Переступив порог, я сразу оказался в помещении, служившем, несмотря на тесноту, кухней, гостиной и спальней. При скудости обстановки здесь царили чистота и порядок: от обиталищ бедняков, какие мне довелось видеть, дом Дигвидов отличался в значительно лучшую сторону. Наверх вела деревянная лестница, за дверью в противоположной от входа стене, во дворике, имелась небольшая прачечная.

Миссис Дигвид усадила меня за столик возле очага и, отступив на шаг, чтобы лучше меня разглядеть, весело сказала:

– Я так и знала, что они справятся.

– Но почему вы это сделали? И каким образом, миссис Дигвид, вам удалось меня найти?

– Потом-потом, – улыбнулась она, словно бы довольная какой-то тайной. – Это долгая история, и Джоуи тоже должен быть под боком, чтобы вставить словечко. Я вижу, вы измотались дальше некуда, возьмемся за главное.

Миссис Дигвид принялась разогревать на огне уже готовый бульон, и я, несмотря на сэндвичи, вновь почувствовал голод. Глотая бульон и жуя толстые ломти хлеба, я не переставал засыпать ее вопросами, однако вместо ответов она только улыбалась и качала головой.

Когда я насытился, миссис Дигвид постелила мне постель на скамье в углу.

Внезапно меня охватила усталость, я улегся, а миссис Дигвид укрыла меня одеялами. Мне вдруг пришло в голову, что я сейчас нахожусь в Спиталфилдзе – той части Лондона, которая каким-то таинственным образом связана с прошлым моей матушки, хотя в ее записях об этом говорилось очень туманно. Я быстро заснул и обрел покой, какого не знал с того дня – не более недели тому назад, когда меня заставили предстать перед канцлерским судом.

* * *

Заслышав сквозь сон говор, я открыл глаза: мистер и миссис Дигвиды, вместе с Джоуи, сидели у столика перед очагом в дальнем конце каморки и о чем-то негромко совещались. Мое волнение, связанное с побегом, улеглось и уступило место все возрастающей подозрительности. Минуты две-три я через полусомкнутые веки наблюдал за моими спасителями, прикидывая, стоит ли до конца верить тому, что они вызволили меня из беды, руководствуясь исключительно желанием помочь ближнему, или же благодаря тому, что состоят в головоломном заговоре, против меня направленном. Убедившись, что слов мне не разобрать, я невольно решил: голос они приглушают только для того, чтобы их не подслушали. Что ж, придется выждать и, пока силы мои не восстановятся, попытаться выяснить их действительные побуждения. А пока надо будет придерживать язык, не болтать лишнего и следить – вдруг они проговорятся. В этот миг миссис Дигвид взглянула в мою сторону с таким выражением доброты и озабоченности на лице, что я вмиг позабыл о своей маленькой хитрости и широко открыл глаза.

Миссис Дигвид улыбнулась:

– Давайте-ка идите с нами завтракать. Мы вас заждались.

Обрядившись в одежонку, позаимствованную у Джоуи, я подсел к столику и с аппетитом накинулся на хлеб с селедкой. Жуя, я все-таки не совладал с любопытством и сказал:

– Многого я все же никак не могу понять.

– Все по порядку, – отозвалась миссис Дигвид. – Об этом Джоуи должен порассказать. Так или иначе, а сперва не кто-то, а он вас разыскал.

– Как же вышло, – обратился я к Джоуи, – что ты встретился со мной у того дома на Чаринг-Кросс?

– Ну да, я следил за вами от притона Барни.

– Я так и знал, что кто-то идет за мной по пятам! Значит, упомянув Джоуи, Барни говорил о тебе? – (Говорил о мальчишке, который требовался в ту ночь для какого-то тайного дела. Расскажет ли Джоуи для какого?) – Но зачем? – спросил я вслух.

– Когда я тем вечером туда, к Нарядным Домикам, заявился, – пояснил Джоуи, – Барни велел мне глаз с вас не спускать – на тот случай, если вы вздумаете улизнуть. Вреда, дескать, от этого никакого не будет. Ну, я ничего такого от вас в ту ночь и не ожидал, уснул, а так вышло, что спустя пару часов проснулся – заслышал, как засов лязгнул, когда вы наружу выскочили.

– И все эти два-три дня ходил за мной по пятам?

– Да, – смущенно подтвердил Джоуи.

Так-так, Барни платили за то, чтобы он за мной следил: именно это я и подозревал. Платил, возможно, Сансью – по наущению Клоудиров. После ответа Джоуи возник вопрос о том, что происходило раньше.

– Но каким образом, – спросил я, – мы с тобой оба могли оказаться вместе в обществе Барни?

Наступило молчание, на меня никто не смотрел.

– Случайно, – выдавил из себя Джоуи.

Конечно же, он лгал – как, наверное, и его родители. Известно ли им, что не кто иной, как Барни, проник ночью ко мне с матушкой в дом в Мелторпе? Бесспорно, известно. Но понимают ли они, что я это обнаружил и потому уверен: подобное совпадение слишком разительно – а, следовательно, связь между ними и Барни более чем очевидна. Я почти не сомневался, что Барни приходится Джоуи дядюшкой – и, значит, братом кому-то из его родителей. А Салли, разумеется, их дочка. Что ж, надо дать им шанс признаться.

– Каким образом ты связан с Барни? – спросил я, поочередно взглянув всем троим в лицо.

Никто не поднял глаз, а потом родители посмотрели на сына.

– Да так, – проронил Джоуи. – Спутался с ним, и все тут.

Все пристально уставились на свои деревянные тарелки, подготовленные для пудинга.

Выходит, я прав. Кто-то – хотя я и помыслить не мог, кто именно – заплатил им, надо полагать, за то, чтобы меня вызволить и вкрасться ко мне в доверие. Но с какой стати, если Барни в сговоре с Сансью заманил меня в капкан к моим врагам – семейству Портьюсов, вкупе с их пособником Алабастером, – с какой стати Джоуи вместе с его родителями меня освобождать? Неужели мое спасение – простой розыгрыш? Наверняка тут приложили руку Момпессоны! Если нет, то в чьих интересах они действовали, спасая меня от Портьюсов?

– Как вы оказались в таком месте, мастер Джонни? – спросила после паузы миссис Дигвид.

Я подробно описал, как два года тому назад мы с матушкой отправились на Кокс-Сквер на поиски миссис Дигвид, как старик по имени Сэмюел сообщил нам адреса Избистера и Палвертафта и как, хотя мы пошли тогда к первому, я вспомнил адрес Палвертафта и, оказавшись недавно у него, был им послан к Барни.

– Ну, тогда этим все и объясняется! – воскликнула миссис Дигвид. – Старик Сэмюел все перепутал. У него мозги всегда были набекрень. Мой Джордж сроду воровством не занимался.

– Тогда откуда вы знаете Избистера? – спросил я.

– Мы когда-то были соседями, – вставил мистер Дигвид. – И время от времени я нанимаю у него – верней, заимствую – лошадь с повозкой.

Я задумался. В самом деле, Сэмюел мог перепутать Джорджа с Барни, и в этом случае, вероятно, он с Дигвидами никак не связан – во всяком случае, этого имени он не упоминал, – и совпадение заключалось только в том, что Барни и Дигвиды были друзьями или соседями Сэмюела. Выходит, я попал к Барни из-за ошибки старика. Однако, поскольку мне было известно, что Барни проник в матушкин дом до того, как туда явились Джоуи со своей матерью, подобное объяснение представлялось мне недостаточным. Более того, поведение Дигвидов внушало подозрения: они словно чувствовали за собой какую-то вину.

У меня оставался еще один вопрос, который помог бы определить, лжет Джоуи или нет:

– Почему ты привел меня именно к тому самому дому в Излингтоне?

– Ни к какому тому самому, – буркнул Джоуи, упорно отводя глаза. – Дом я наугад выбрал.

Это, конечно же, было ложью: мне стало ясно, что вся эта история – сплошная выдумка или в крайнем случае изобилует массой важнейших пропусков. Но мне подумалось о другом.

– Джоуи, в тот вечер, как раз перед тем, как я сбежал, Барни кое-что у меня украл. Ты не знаешь, что с этими вещами сталось? Они мне очень дороги, хотя ни для кого ни малейшей ценности не имеют.

– Это вы про записную книжку и еще какие-то бумажки, которые он отдал… отдал одной из девчонок?

– Да, ее имя Салли. А разве ты не знаешь, как ее зовут?

Джоуи покраснел и опустил глаза. Его родители выглядели не лучше.

– Угу, точно. Салли. Она мне потом сказала, что у нее их сразу же стащили.

Порвалось последнее звено, которое связывало меня с матушкой.

– Но я еще не сказал, что сделал после, – продолжал Джоуи. – Мне стало стыдно. Помните, мастер Джонни, что я сказал, когда привел вас под крышу, а вы меня так славно поблагодарили?

– Ты спросил, можно ли прийти меня навестить.

– Да, мне хотелось знать, не причинят ли вам какого вреда. А все из-за тех слов, которые вы тогда сказали. Помните, вы сказали им: «Пожалуйста, пожалейте и этого мальчика»? И вот после я все простить себе не мог, что натворил. Барни дал мне пять шиллингов, и от этого мне сделалось еще тошней. Разве правильно ставить подножку тому, у кого монет не больше, чем у меня? То есть забрать у того, кто не знает, куда их девать, и такой лопух, что не умеет их уберечь, – это, по-моему, другое дело.

Последнюю фразу он с вызовом адресовал родителям, которые обменялись многозначительными взглядами.

– Я вернулся к Барни, но ему после случившегося той ночью туго пришлось, и мы кочевали с места на место как загнанные крысы. Я начал мозгами раскидывать и посчитал – может, он и не такой уж лихой, как мне чудилось. Я-то раньше всю дорогу думал, будто он рисковый парень – отчаянная голова, мастак деньги швырять и на закон поплевывает с высокой горки. Ну, короче говоря, решил я с Барни порвать и как-то ночью взял да и сделал ноги – и вот вернулся сюда.

– Слава тебе, Господи! – произнесла миссис Дигвид.

– И рассказал папаше с мамашей обо всем, что наделал.

– И вот тогда мы дали слово вам помочь, – подхватила миссис Дигвид, – чтобы загладить проступок Джоуи и в память о доброте вашей милой матушки в то Рождество.

– Но если ты выбрал дом, куда меня повел, наугад, – не отставал я от Джоуи, – то почему позднее решил, что я в опасности?

Джоуи залился краской, все трое старались в мою сторону не смотреть. Наконец Джоуи вымолвил:

– А вот когда я сказал Барни о том, что сделал, он был очень доволен. И я сообразил, что вы в опасности.

Жалкая увертка. Я, однако, притворился, что поверил ей, и просил Джоуи рассказывать дальше.

– И вот мы – то есть я и папаша – начали следить за этим домом и днем, и ночью. И неделю-другую спустя услышали на задах дома ваши крики и стук, а слуги нам объяснили, что там держат беднягу – помешанного мальчонку и что никому не велено обращать на него внимание, какой бы шум он ни поднимал. Мы здорово обеспокоились, но как вас оттуда вызволить – не могли придумать. И вот однажды ночью – три-четыре дня тому назад – я сторожил на улице и увидел: подъехала карета, в дом вошли люди, потом вышли обратно, крепко вас удерживая, и втолкнули в карету. Я бежал за ней всю дорогу до Клэптона. Потом вернулся сюда и рассказал мамаше и папаше, куда вас забрали.

– А мы догадались, что это за место, – вмешалась миссис Дигвид, – и нам захотелось вас оттуда вызволить как можно быстрее. Я тогда пару дней провела в ближайшем кабачке, надеясь подружиться со слугами, которые туда забегали промочить горло.

– Моя супружница ловко умеет заводить знакомства, – вставил мистер Дигвид.

– У меня появилась мысль наняться прачкой: все последние годы я на жизнь стиркой зарабатываю. Но мне сказали, ничего не получится – белье они на сторону отправляют. А потом, – миссис Дигвид понизила голос, и лицо ее сделалось серьезным, – два дня назад одна из служанок, с которой я сошлась поближе, пришла и говорит: мол, в доме мертвец и не могу ли я обрядить? Я, конечно, сказала, что могу, и это чистая правда: мне это дело не раз приходилось делать. – Голос ее задрожал, и она немного помолчала. – Девушка отправилась с кем-то переговорить, потом вернулась и сообщила мне, что все устроилось. Но только в тот же день сначала должен был провести дознание коронер. А происходило это в комнате наверху той же самой распивочной. Я туда поднялась и просидела за стенкой. Конечно, я не знала, что это ваш бедный батюшка, но тут же смекнула – вот и способ пробраться в дом.

– Как он умер? – спросил я.

– Он в ту ночь ухитрился высвободиться, – медленно проговорила миссис Дигвид, – разбил бутылку и… – Она запнулась. – Одному из надзирателей велено было сказать, что он не закрепил цепь так, как следовало. Коронер заключил, что надзирателям впредь необходимо обращаться с подопечными построже. Он даже высказал предположение, что надзирателя подкупили.