Текст книги "Смерть под парусом"

Она подняла своё заплаканное лицо. Все как один подались вперёд.

– Обещаю молчать, – произнесла она и добавила с жалкой улыбкой: – Только теперь, по-видимому, это не имеет ровно никакого значения.

Обстановка разрядилась. С чувством глубокого облегчения я закрыл глаза и, словно сквозь сон, услышал гортанный смех Тони, от которого всем стало как-то легче. Только что со смешанным чувством недоверия, страха и надежды мы испытующе вглядывались друг в друга, пытаясь распознать убийцу, только что мы торжественно поклялись, что тайна преступления умрёт вместе с нами, а оказалось, что тайны-то никакой и не было. Мы весело рассмеялись – это была разрядка после напряжения.

Первым опомнился Уильям.

– А все-таки один из нас – убийца, – резко бросил он. – Надо решать, что делать дальше.

Кристофер, постукивая ногой по полу, предложил:

– Я полагаю, нужно сообщить куда следует. Филипп вяло поддержал его:

– Если этот безмозглый кретин не хочет признаваться, не остаётся ничего другого, по-моему…

– …как пойти в полицию и заявить, – перебил его Уильям.

Я сделал ещё одну последнюю попытку:

– Досадно, однако, – сказал я, – что из-за одного всем нам придётся фигурировать в качестве свидетелей в деле об убийстве. А вы хорошо представляете, что это за пытка – допросы?

– Вообще это ад кромешный, – с горечью заметила Тони, – для всех без исключения.

– Ну что ж, ничего не поделаешь, – резко сказал Уильям. – Придётся все-таки заявить в полицию, чтобы они, не откладывая дела в долгий ящик, взялись за расследование. Один из нас рано или поздно будет выведен на чистую воду. И тогда он… или она (если раньше это пресловутое «или она», встречаясь в юридических документах, вызывало у меня лишь ироническую улыбку, то теперь, когда я увидел, как вздрогнула Эвис, эта оговорка прозвучала зловеще) будет приговорён к позорной смерти.

Опять повисла тяжёлая тишина. Атмосфера в каюте с низко нависшим потолком становилась напряжённой и гнетущей. Эвис начала всхлипывать. Снова раздался голос Уильяма:

– Итак, все. Поговорили и хватит. Я отправляюсь за полицией.

– А не лучше ли позвонить прямо в Норидж и попросить прислать оттуда компетентного человека? – предложил Кристофер. – А то пришлют какого-нибудь местного увальня из соседней деревушки, хлебнём тогда горя, пока втолкуем ему что к чему.

– Ладно, – согласился Уильям. – Мы трое – Кристофер, Иен и я – едем на шлюпке в Горнинг и попытаемся дозвониться до Нориджа. Кристофер и Иен сядут на весла… кроме того, мы все трое будем на глазах друг у друга, чтоб никто не попытался скрыться. Ведь мы теперь все под подозрением, не забывайте.

– Разумеется, – подтвердил я.

– А это значит, – глубокомысленно изрёк Кристофер, – что полиция будет держать нас под своим неусыпным оком. Где мы переночуем? Не можем же мы оставаться на яхте.

– Да, проблема… – подтвердил Уильям.

– А не махнуть ли нам куда-нибудь в гостиницу, – предложила Тони.

– Боюсь, что мы поставим себя в неловкое положение, – возразил Уильям. – Сбегутся зеваки, чтобы поглазеть на нас, – шутка ли, увидеть своими глазами настоящего убийцу.

– Я знаю, что делать, – неожиданно сказал Кристофер. – У моего друга по ту сторону Поттер-Хайгема есть собственная вилла. Он приютит нас у себя. В тесноте да не в обиде.

Тони засмеялась.

– И полицейский в любую минуту к нашим услугам. Между прочим, дорогой мой Филипп, я питаю слабость к полицейским.

– Вот и прекрасно, – подытожил Уильям. – Если тебе удастся заполучить тот дом, Кристофер, – это для нас лучший выход из положения. Там мы будем предоставлены сами себе, пока полиция не покончит с формальностями.

– В таком случае, мы там сегодня и переночуем, – поддержал я.

– Минуточку, ещё одна вещь, – сказал Уильям, потирая подбородок, – нам предстоит прожить бок о бок в атмосфере, отравленной взаимными подозрениями. Мы будем действовать друг другу на нервы. Возникает вопрос: как вести себя в создавшихся условиях?

– Как будто ничего не произошло, – ответила Тони.

– Разве это возможно, ведь мы знаем, что произошло, – вмешался Кристофер. – Хотя я лично за то, чтобы все у нас было по-старому. И однако чем скорее все это выяснится, тем лучше.

Уильям нетерпеливо продолжал:

– Я хочу сказать, не случилось бы так: каждый возомнит себя сыщиком и начнёт шпионить за другими, надеясь разоблачить убийцу.

– Да мы и не сможем, – возразил Филипп. – Мы же не детективы.

– С другой стороны, – твёрдо гнул свою линию Уильям, – этот пример может оказаться заразительным. Аппетит приходит во время еды. А мне совсем не улыбается быть подстреленным, как заяц.

– Единственно разумный выход – это вести себя по возможности естественно, – предложил я и, почувствовав беспомощность своих слов, поспешил добавить: – А впрочем, лучше не устанавливать непреложных правил, что можно и чего нельзя.

– Пожалуй, вы правы, – согласился Уильям и, как бы завершая разговор, произнёс: – Итак, мы обо всем договорились. А сейчас мы втроём отправляемся в полицию и заодно выясним насчёт нашего временного пристанища.

Уильям и Кристофер первыми выскочили из каюты и как по команде направились к носовому трапу (ибо кормовой находился в непосредственной близости от зеленого тента). Они вышли на озарённую светом палубу. Река искрилась под солнцем. Тони и Филипп, взявшись за руки, последовали за ними. Я уже был на пороге, когда услышал сдавленный голос Эвис:

– Постойте, Иен, прошу вас!

– Что, дорогая? – ответил я, обернувшись. На неё было жалко смотреть: лицо Эвис было залито слезами. – Что случилось?

– Полиция решит, что это моих рук дело. Я уверена, что будет именно так!

Я взял её за плечи.

– Успокойтесь же, не будьте глупышкой! – сказал я как можно строже. – И почему, собственно, кто-то должен подозревать вас?

– Иначе быть не может. Вот увидите. Вы же знаете, что после Роджера наследницей всех денег его дяди являюсь я. Иен, я погибла. Меня повесят…

– Да на вас ни за что не подумают. Это просто немыслимо, – пробовал я её утешить.

– Меня повесят, – дрожа, твердила она. – Иен, вы должны убедить их, что я тут ни при чем, что кто-то другой повинен в этом, но не я. Вы должны спасти меня.

Я чувствовал себя беспомощным. В некоторых обстоятельствах я, видимо, ещё более беспомощен, чем большинство мужчин. У меня отличная наблюдательность, и я прекрасно запоминаю всякие мелкие детали, но я встаю в тупик, когда сталкиваюсь со сложными жизненными проблемами, – такой уж у меня характер. Мне было ясно, что я не в состоянии ей ничем помочь. И все же я не мог заставить себя честно признаться в этом девушке, которая стояла передо мной и, еле сдерживая рыдания, умоляюще заглядывала мне в глаза.

– Я сделаю все, что в моих силах, – пролепетал я, и вдруг меня осенило: есть такой человек! Он и только он способен раскрыть это преступление; кроме того, на его порядочность можно целиком и полностью положиться: что бы он ни узнал в процессе расследования, он будет держать язык за зубами. Я никак не мог побороть в себе страх за последствия, которые может повлечь за собой это расследование.

– Я знаю, кто нам нужен, – ликующе возвестил я. – Я когда-нибудь рассказывал вам о своём друге Финбоу?

– Рассказывали, – ответила она.

– Я попрошу его приехать и заняться этим преступлением. Не надо зря волноваться, Эвис. А теперь я должен идти… Уильям ждёт.

Я вышел и оставил её сиротливо стоять посреди пустой каюты.

Когда я спустился в шлюпку, там уже сидели, зло поглядывая друг на друга, Уильям и Кристофер.

– А я тебе говорю, греби, – кипятился Уильям.

– Дорогой Уильям, – парировал Кристофер, – до сих пор мы подчинялись тебе во всем, но должен же ты в конце концов уразуметь, что твоё слово для нас вовсе не закон.

Уильям стиснул зубы.

– При чем здесь это? Ты гребёшь лучше меня, а нам нужно добраться до Горнинга как можно скорее.

Кристофер пожал плечами:

– Вот это другое дело, умные речи и слушать приятно. Так бы и сказал с самого начала, нечего было кричать. – Он налёг на весла, и шлюпка понеслась к Горнингу.

Я с тревогой отметил, что нервозная обстановка уже давала себя знать и даже пустячное расхождение становится поводом для конфликта. Однако вскоре, успокоенный мерным движением шлюпки, я перестал думать об этой ссоре и благословлял ту минуту, когда мне пришла счастливая мысль о Финбоу. Познакомился я с ним сразу после войны, в Гонконге. Я оказался там случайно по делу (тогда я ещё не был в отставке), а Финбоу, находясь на государственной службе в министерстве колоний, где продолжает служить и по сей день, жил там постоянно. Он в ту пору занимал должность третьего помощника министра колоний или что-то в этом роде. Финбоу был ещё совсем молод, но и тогда уже мне не понадобилось много времени, чтобы узнать и оценить в нем тонкого знатока человеческой души, каких редко встретишь.

Почему он заживо похоронил себя на Востоке и почему продолжал жить там, для меня осталось загадкой, но, так или иначе, он создал себе там свой особый мирок и, кажется, был счастлив. Он умел ценить радости жизни, был гурманом, хорошо разбирался в винах и любил провести время за приятной беседой. Он читал китайских поэтов и играл в крикет, но истинную радость приносила ему единственная страсть – изучение рода человеческого с его слабостями и чудачествами. Он вёл свои наблюдения каким-то особым, научным методом и очень скрупулёзно. Мне припоминается случай, когда Финбоу удивил меня, рассказав в подробностях, о которых я сам не подозревал, перипетии одной моей глупой любовной интрижки в дни пребывания в Китае.

Первое, на что я обратил внимание, когда познакомился с Финбоу, была его несколько отпугивающая бесстрастность – он как бы со стороны, с усмешечкой наблюдал жизнь. Но когда я узнал его ближе, я открыл в нем доброту и сердечность, которые он тщательно пытался скрыть, и полюбил его за это. За месяц до нашей злополучной прогулки на яхте мы с ним встретились в Лондоне, куда он приехал провести свой ежегодный отпуск. Я осмелился сказать ему, что не так уж чуждо ему все человеческое, как он хочет изобразить. В ответ он улыбнулся и сказал, что я бы удивился, узнав, какой он чёрствый, бездушный сухарь.

Впрочем, каким бы он ни был, никто, кроме него, не смог бы помочь мне и Эвис и никто не сумел бы в такой короткий срок пролить свет на тайные движения души человека, который решился на это преступление. Я благословлял судьбу за то, что Финбоу оказался в Англии как раз тогда, когда он был больше всего нужен.

Пока Кристофер без передышки грёб к Горнингу, Уильям сосредоточенно всматривался в красные коттеджи, показавшиеся из-за поворота.

Я обратился к ним, стараясь говорить как можно непринуждённее:

– Если вы оба ничего не имеете против, я бы хотел пригласить в нашу компанию одного моего друга.

Уильям сразу насупился.

– Не очень подходящее время принимать гостей, – заметил он. – А кто этот человек?

– Его зовут Финбоу, – ответил я, Кристофер усмехнулся.

– Что за дурацкая фамилия! В жизни такой не встречал, – заметил он. – А кто он такой, этот ваш Финбоу?

– Он работает в Гонконге. Его присутствие нам не помешает, а вот польза от него может быть несомненная, уж поверьте мне. Совсем неплохо иметь рядом человека, который не запутан в эту историю и на которого можно положиться А Финбоу к тому же искушён в юридических делах и сумеет найти лазейки в сетях законов.

Я притворялся, как мог, чтобы никто не догадался об истинной цели приезда Финбоу, ибо считал, что так будет разумнее.

– Мы и сами за себя постоять сумеем, – заявил Уильям.

– Без Финбоу нам не обойтись, уверяю вас, – упорствовал я.

– Ну зовите его, если уж вам так хочется, – не очень любезно сказал Уильям. – Хотя должен сказать, все это кажется мне странным. Впрочем, нет худа без добра: у нас будет четвёртый партнёр для бриджа, когда Филиппу вздумается целоваться со своей Тони.

Кристофер с улыбкой поддержал его:

– Я не возражаю, Иен. Зовите хоть всех Финбоу, вместе взятых, мне все равно.

Мы добрались до Горнинга, позвонили из гостиницы «Лебедь». Уильям взял на себя переговоры с полицейским участком Нориджа. Его резкий голос становился все нетерпеливее, по мере того как разговор затягивался. Мы с Кристофером, слыша только одну часть телефонного диалога, терялись в догадках, что происходит на другом конце провода; как проходил этот разговор, мы узнали позднее.

– Полицейский участок Нориджа? – начал Уильям.

– Да. А кто это говорит?

– Слушайте. Около часа назад на борту своей яхты «Сирена» убит доктор Роджер Миллз.

– Кто?

– Доктор Роджер Миллз.

– Что с ним стряслось?

– Его убили.

– Кого убили?

– Доктора Роджера Миллза.

– А вы уверены в этом? Уильям начал выходить из себя.

– Помолчите минуту и постарайтесь уяснить то, что я вам скажу, – проговорил он ледяным тоном. – Яхта «Сирена» пришвартована сейчас в полумиле от Горнинга у Роксемского берега. На борту находится с пулей в груди её владелец…

– С че-ем? Уильям закусил губу.

– С пулей… с пулей в груди. Он умер насильственной смертью. Можете вы немедленно прислать сюда своего человека?

Наступила долгая пауза, затем, повернувшись к нам, Уильям сказал:

– Все в порядке. Для расследования сюда выезжает некто Беррелл, сержант полиции Беррелл.

Когда мы впервые услышали это имя, оно не произвело на нас никакого впечатления, зато потом, спустя несколько часов, при упоминании его у нас возникали совсем иные ощущения.

Кристофер довольно быстро дозвонился до своего приятеля и с непринуждённой самоуверенностью, которой я всегда восхищался, договорился о вилле. Мне же пришлось потратить немало времени, прежде чем меня соединили с квартирой Финбоу на Портленд-Плейс: сначала была занята линия, потом я ждал, когда он изволит выбраться из своей постели и подойдёт к телефону. Кристофер с Уильямом потеряли терпение и вернулись к шлюпке. Наконец я услышал искажённый до неузнаваемости голос друга и в двух словах изложил ему суть дела.

В ответ послышалось протяжное «та-ак» – любимое словцо Финбоу.

– Непременно приеду, – отчётливо услышал я. Право, мне нечасто приходилось испытывать подобную радость. Финбоу помолчал, а затем в трубке снова послышался его голос: – Буду на яхте часа через два. До скорой встречи.

С чувством облегчения я вернулся на шлюпку. Фигура убитого мрачной тенью заслоняла свет ясного дня. Меня преследовали страшные видения: мёртвый Роджер с улыбкой на губах и плачущая у меня на груди Эвис. Но я знал, что поступил так, как диктовал мне разум. Через час-другой я расскажу все Финбоу, и пусть он занимается этим тёмным делом сам.

Как только я сел в шлюпку, Кристофер спросил:

– Ну как, ваш друг приедет?

– Да, – ответил я, – он с радостью ухватился за такую возможность, он просто не знает, куда себя девать.

Уильям хмыкнул и взялся было за весла, но тут Кристофер отстранил его:

– На весла сяду я, – заявил он.

– Ты же грёб, когда мы ехали в эту сторону, – возразил Уильям, – обратно буду грести я.

– Нет, тебя надо проучить, чтобы ты зарубил себе на носу: не всегда все будет по-твоему, – заметил Кристофер, – В эту сторону я грёб, так как ты убедил меня, что это необходимо, а теперь я сяду на весла, потому что сам этого хочу.

Уильям проворчал что-то, и Кристофер молча, мерными рывками повёл шлюпку к месту стоянки яхты.

Я сидел и думал – ручаюсь, что мои попутчики думали о том же, – что по возвращении на яхту мы снова увидим зелёный тент там, где ещё совсем недавно сидел у штурвала своей яхты благодушный, пышущий здоровьем Роджер. На воду тёмной ровной полосой падала тень от высокого тростника. Все вокруг было мирно и спокойно. Смерть с виду тоже иногда кажется мирной и спокойной, подумал я. Что-то ожидает нас впереди?

У меня больно сжималось сердце. Взглянув случайно на Кристофера, я заметил, что ему тоже явно не по себе.

– Надеюсь, – сказал он, делая, взмах вёслами, – что на яхте в наше отсутствие ничего не случилось. Надеюсь, что Эвис…

Уильям оборвал:

– Уж она-то в полной безопасности.

Однако мне, несмотря на такое заверение, захотелось, чтобы она была с нами в эту минуту.

Внезапно со стороны Горнинга послышался рокот мотора, и я увидел, что прямо на нас на бешеной скорости несётся моторная лодка. Проскочив мимо, она обдала нас волной, которая вырвала из уключины одно весло, Кристофер выругался. Шлюпка повернулась и встала боком к волне. Ещё секунда – и я барахтался в воде рядом с Кристофером и Уильямом, а в нескольких ярдах от нас плавала опрокинутая шлюпка.

Развернувшись, моторная лодка возвратилась к нам, уже значительно снизив скорость. За рулём сидел темноволосый мужчина с широким румяным лицом.

Он крикнул нам громким, отнюдь не виноватым голосом:

– Что за глупые шутки! Надеюсь, вас спасать не нужно?

– Надо полагать, ко дну не пойдём, чурбан вы эдакий, – свирепо ответил Уильям. Он подплыл к шлюпке и пытался перевернуть её, а Кристофер в это время выуживал из воды весло. – Уж как-нибудь выберемся без вашей помощи. Какого дьявола вы носитесь по реке как сумасшедший?

– У меня важное дело. Очень важное, – ответил круглолицый. – Я сержант сыскной полиции Нориджа Алоиз Беррелл. Имею срочное задание расследовать преступление, совершённое где-то здесь неподалёку. Так что мне некогда, выбирайтесь сами.

И моторка рванулась вверх по течению. Так произошла наша первая встреча с Алоизом Берреллом.

Глава четвёртая
АЛОИЗ БЕРРЕЛЛ И ФИНБОУ

Побарахтавшись в воде, мы наконец вскарабкались в шлюпку. Уильям сел на весла и, срывая на них свой гнев, повёл шлюпку дальше. Это маленькое происшествие на время вытеснило мои дурные предчувствия, мокрая одежда, прилипшая к телу, доставляла мне немало неприятностей.

Но когда наконец из-за крутого поворота показалась наша яхта с аккуратно натянутым тентом на корме, страх охватил меня с новой силой, страх перед тем, что ожидает нас на борту. На палубу вышла Эвис и, заметив нас, стала следить за шлюпкой. Она стояла, прислонившись к мачте, и при нашем приближении сделала рукой какой-то неопределённый жест, отдалённо напоминающий приветствие.

Мою тревогу как рукой сняло, когда я услышал голос Эвис:

– У нас на борту какой-то странный тип. Он суёт свой нос повсюду.

Уильям презрительно фыркнул.

– Это тот сумасшедший, что искупал нас, чтоб ему неладно было!

Когда мы, мокрые с ног до головы, выбрались на палубу, Эвис сочувственно улыбнулась.

– Вам бы не мешало переодеться, – заметила она.

– Мы как раз и собираемся это сделать, дорогая, – сказал Кристофер, ласково потрепав её по щеке мокрой рукой, – это чтобы и ты тоже немного вымокла.

Эвис улыбнулась ему, и я с радостью заметил, что она оправилась настолько, что уже способна откликнуться на шутку.

– Иди и смени одежду, Кристофер, – проворковала она. – Я не прочь была бы понянчиться с тобой, но боюсь, что сиделка из меня не выйдет.

– Тебе в лапки только попадись… – сказал он. – Пойду-ка я действительно переоденусь… а может, следует сначала доложиться этому Берреллу?

Эвис сразу нахмурилась, и тень пробежала по её лицу.

– Он расспрашивал меня буквально обо всех, – возмущённо заметила она. – А сейчас он, по-моему, рыскает вокруг… Роджера.

Уильям внезапно взорвался:

– Ну, я иду переодеваться, и ему придётся подождать, если он вообще желает со мной разговаривать. – И он грубо окликнул: – Сержант Беррелл!

– Я занят, – послышалось откуда-то со стороны штурвала.

– А я вымок до нитки! – нетерпеливо повысил голос Уильям.

Через минуту на палубу вышел Беррелл. Когда он сидел за рулём моторки, я заметил только лунообразное лицо и вынес весьма смутное представление о его внешности; теперь же я увидел перед собой маленького круглого человечка, очень живого, добродушного и энергичного.

– О-о, – сказал он, – так вы те самые парни, что бултыхались в воде?

– Они самые, – ответил Уильям, холодно глядя на него.

– Итак, все шестеро в сборе, – продолжал Беррелл. – Парочка внизу, эта молодая леди и вы трое. Я самолично должен допросить каждого из вас в отдельности. Вот только возьму свои бумаги.

– Вы, вероятно, заметили, – сказал Уильям, – что на нас сухой нитки нет. Так вот, мы сперва пойдём переоденемся, а потом расскажем вам все, что сможем.

Я готов был увидеть раздражение на круглом, румяном лице Беррелла, но вместе этого увидел лицо обиженного ребёнка, у которого отняли любимую игрушку. Очевидно, мы обманули его ожидания.

– А мне казалось, что вы должны были бы проявить больше заинтересованности и хоть на минуту забыть о том, что вы вымокли.

– Какой заинтересованности? – с любопытством спросил я.

– Как какой? В расследовании преступления, – ответил он глубоким, звучным голосом. – Вы не находите, что расследование преступлений – романтика в полном смысле этого слова? Неужели вы не понимаете, что это прекрасно? Это ли не романтика – заставить служить доброму делу все самое тёмное, что есть в человеке?! Когда-то слагали баллады, прославляющие войны, насилие и похоть (я не могу воспроизвести отвращение, которое он вложил в последнее слово). Теперь же сочиняют детективные романы, и здесь энергия человека направлена на разоблачение зла. Неужели вы не чувствуете разницы? Если взглянуть на это явление без предубеждения, то получается, что детективная литература – признак цивилизации и расследование преступлений – символ всего положительного, что есть в современном мире!

Я был просто ошарашен этим монологом. Во взгляде Беррелла горел огонь исступлённой веры. Очевидно, сам он не находил ничего из ряда вон выходящего в этой своей декларации. Более того, слова лились так гладко, что я заподозрил, что он уже произносил их прежде, и не однажды. Впрочем, я был слишком встревожен, чтобы задумываться над эксцентричным поведением полицейского сыщика. Я заметил только, что остальные были ошеломлены не в меньшей степени. По лицу Кристофера пробежала усмешка, он сказал:

– Мы сделаем все, что в наших силах, сержант, но прежде переоденемся. Мы вас не задержим.

– Вот и отлично, – воскликнул Беррелл, смягчившись. – А я тем временем произведу кое-какие измерения около э-э… незадачливого джентльмена.

Эвис побелела и отвела глаза. Уильям и Кристофер направились к носовому трапу, а Беррелл, окинув нас с Эвис взглядом, засеменил к румпелю. Я шепнул Эвис:

– Он не станет вас очень допекать.

– От этого одержимого всего можно ожидать, – процедила она сквозь зубы.

– Примерно через час здесь будет Финбоу, – сообщил я.

– О Иен, вы просто чудо! – улыбнулась она мне, но горькая складка, обозначившаяся между бровями, так и не разгладилась.

Я переоделся как можно быстрее и в целях профилактики выпил глоток крепкого виски. Затем пошёл к Берреллу и Кристоферу в среднюю каюту. Уильям переоделся и вышел на палубу. Беррелл что-то записывал в огромную тетрадь, старательно, как школьник, помогая себе кончиком языка. Когда я вошёл, он, взглянув на меня, сказал:

– Вот ведь какое странное дело, мистер Кейпл.

Я уже собирался в отпуск и заскочил на участок за перочинным ножиком – я его там забыл – и в результате получил это задание. Это лишний раз доказывает, что мелочи могут привести к серьёзным последствиям.

Я был озадачен таким выводом, но ничего не возразил ему.

А он продолжал:

– Если бы я не вернулся в участок, у меня бы из рук ускользнуло самое интересное дело, с каким мне приходилось сталкиваться. Это просто находка для меня. Главное, здесь потребуется некоторая доля воображения. А вы, наверное, считаете, что у нашего брата оно отсутствует.

– После знакомства с вами подобная мысль не могла бы прийти мне в голову, – ответил я уверенно.

И я не покривил душой. Как всякому здравомыслящему человеку, мне претят любые предрассудки независимо от того, идёт ли речь о представителях одной профессии, одного пола или одной национальности. И все-таки в моем представлении образ полицейского сыщика – до того, как я встретился с Алоизом Берреллом, – никак не ассоциировался с тем, что я увидел воочию: передо мной был человек с моложавым, свежим лицом, неугомонный и болтливый, способный загореться при одном только слове «преступление».

Окончив свою речь в защиту воображения у полицейских, он обрушил на мою голову целый поток вопросов и тут же записывал ответы крупным круглым почерком. Он был на редкость многословен, выяснял массу ненужных подробностей, но я обнаружил, что, несмотря на это, он по-своему умен и, возможно, сумеет докопаться до сути преступления.

Его особенно интересовало, где я был и что делал с того момента, как проснулся, до того, как вернулся в каюту, чтобы переодеться.

– Вы говорите, что окликнули доктора Миллза? – спросил он.

– Да, – ответил я.

– И он отозвался?

– Да.

– Это значит, – резюмировал Беррелл, – что около девяти часов он был ещё жив… если вы не ослышались.

Он испытующе посмотрел на меня. Неужели, мелькнуло у меня в голове, эта дубина подозревает меня? – Я не ослышался, – грубо ответил я.

– Может быть. Вот когда у меня в руках будут показания остальных свидетелей, я лучше смогу судить об этом. Темп – вот что самое интригующее в этом деле.

Я никак не мог догадаться, что он подразумевает под словом «темп», и решил, что я, должно быть, ослышался, А Беррелл без передышки продолжал:

– Вы видели пистолет?

– Нет, – ответил я.

– Я имею в виду не только сегодня утром, а вообще, с того времени, что вы на яхте?

– Да я на яхте всего со вчерашнего вечера.

– Верно, – согласился Беррелл.

– Ещё бы не верно, – ответил я. – У меня просто не было времени выяснить, где что лежит. Если на борту и были какие-то пистолеты, я бы все равно не успел их заметить.

– Гм, – произнёс Беррелл. – Один-то наверняка был. Итак… Как вы обнаружили убитого?

– Я вышел на палубу с мисс Лоринг. И тут мы увидели, что доктор Миллз убит.

– То же самое показала и мисс Лоринг, – согласился он. – А кто из вас двоих предложил выйти на палубу?

– Кажется, она… но я бы и сам через минуту вышел. Беррелл снова хмыкнул.

– Какой вид имел доктор Миллз, когда вы его увидели? В какой позе он лежал?

– Почти в той же, что и сейчас… не лежал, он сидел у штурвала. Только, когда мы увидели его утром первый раз, он сидел, зажав румпель так, будто все ещё правил яхтой, – ответил я.

– А кто же изменил эту позу? – с вызовом спросил Беррелл.

– Доктор Гарнет, когда пришвартовывал яхту.

– О-о, – заметил Беррелл, приоткрыв рот и постукивая карандашом по зубам. – С вас пока достаточно, мистер Кейпл. Я должен немедленно поговорить с доктором Гарнетом.

Кристофер слышал наш разговор. Порой он еле сдерживался, чтобы не рассмеяться. При последних словах Беррелла он вышел позвать Уильяма.

– А-а, доктор Гарнет, – приступил к делу Беррелл, как только Уильям появился на пороге, – зачем это вам понадобилось трогать румпель и нарушать первоначальное положение тела?

Уильям не спеша уселся на свою койку и насмешливо посмотрел на Беррелла.

– А вы знаете способ, при котором можно было бы пришвартоваться, не прикасаясь к штурвалу? – ответил он вопросом на вопрос.

– А вам и не нужно было пришвартовываться. Могли бы сообразить, что мёртвое тело не полагается трогать. Если мы не знаем, в каком положении находилось тело пострадавшего, когда его обнаружили, всегда возникают дополнительные трудности для следствия.

– Что же, по-вашему, мне надо было оставить яхту без управления, чтобы она врезалась в берег на первом же повороте? Только потому, что это устраивает полицию? – спросил Уильям, выставив подбородок.

– Да, – невозмутимо ответил Беррелл. – Яхту, возможно, тряхнуло бы, и все же это было бы лучше для следствия.

– Ну, я пока ещё в своём уме, – заявил Уильям.

– Вам, очевидно, небезынтересно будет узнать, – Беррелл вытаращил глаза и внушительно продолжал, – что единственные отпечатки пальцев найдены на штурвальном колесе и только на нем.

Легковозбудимый от природы, Уильям готов был взорваться в любую минуту.

– Мне нет до этого ровным счётом никакого дела, – заявил он.

– Не так давно я прослушал специальный курс лекций о роли дактилоскопии в криминалистике, – сообщил нам Беррелл. – И первым делом я проверил все предметы, находящиеся в непосредственной близости от пострадавшего. Отпечатки пальцев имеются только на штурвальном колесе. Вот они.

И он показал нам три небольших карандашных наброска. Затем бесцеремонно заявил:

– Мне нужны отпечатки ваших пальцев, доктор Гарнет.

– Берите, если угодно, – ответил Уильям. Беррелл извлёк из кармана маленькую чёрную подушечку.

– Приложите пальцы сюда, – указал он на подушечку, – а затем надавите ими вот на этот лист бумаги.

Мы с Кристофером следили за короткопалой, ловкой рукой Уильяма, пока он послушно проделывал эти манипуляции. Беррелл, внимательно сличив отпечатки, воскликнул:

– Доктор Гарнет, отпечатки пальцев на штурвале оставлены вами.

– Едва ли приходится удивляться этому, – ответил Уильям. – Ведь я прикасался к нему, когда швартовал яхту. Было бы странно, если бы их там не оказалось.

– Гм, – произнёс Беррелл без прежней уверенности, – это, пожалуй, резонно. Мисс Лоринг и мистер Кейпл оба показали, что вы действительно вели яхту.

– Ещё бы, – огрызнулся Уильям.

– Ладно, оставим это пока, – сдался Беррелл. – А теперь я хочу задать вам ещё один вопрос: был ли, по-вашему, на борту яхты пистолет?

– Что-то в этом роде было, я знаю, – ответил Уильям.

– А что именно? Какой пистолет? Чей? – Беррелл сгорал от любопытства.

– Личный пистолет доктора Миллза, – ответил Уильям, потирая подбородок. – Ему преподнесли его, когда доктор выступал в качестве эксперта по делу Купера.

– Какого калибра? – перебил Уильяма Беррелл.

– Небольшой автоматический пистолет, не знаю, какого образца, – ответил Уильям.

– А где он его держал?

– Не знаю. Он упомянул как-то, что взял пистолет с собой, собираясь пострелять птиц.

– А где он сейчас? – настаивал Беррелл.

– Откуда мне знать?

– В таком случае придётся устроить обыск, – заявил Беррелл.

– Вот и отлично, – откликнулся Уильям.

– Где он мог держать пистолет? – спросил Кристофер.

– Да скорей всего, в каком-нибудь месте вроде той полочки возле кормового трапа, куда он обычно прятал судовой журнал. Но он мог устроить тайник и в любом другом месте, – предположил Уильям.

– Я проверю эту полку в первую очередь, – заявил Беррелл.

Он задал Уильяму ещё массу вопросов, главным образом о том, что тот делал между 9 и 9.10, когда его не было в каюте, затем он оглядел нас с победоносным видом.

– Теперь мною сняты показания со всех. Каждому был задан вопрос о том, что он делал сегодня утром с 9 до 9.30. Вы, наверно, хотели бы знать, каковы результаты.

И Беррелл прочитал по бумажке:

«1. Убийство произошло между 8.55 и 9.25.

2. Выстрела не слышал никто из экипажа.

3. Полного алиби не имеет никто.

4. Пистолет вблизи трупа не найден».

– Какой же из всего этого напрашивается вывод?