Текст книги "Человек на поводке"

Глава 10

Еще двадцать один шаг по щебню, и Ромстед наткнулся ногой на водосточный желоб. Пять шагов по утрамбованной земле, и они снова вышли на щебенку. Центровой повернул его под углом налево, и через три шага Ромстед ступил на бетон, и одновременно солнце перестало припекать голову. Еще раз налево – примерно под углом в девяносто градусов к прежнему направлению – и восемь шагов назад.

– Стоять, – скомандовал Центровой. Ромстед остановился. «Гараж, – догадался он, – выходящий фасадом в ту же сторону, что и дом, и расположенный приблизительно в пятидесяти футах от него».

Ромстед услышал скрежет поднимаемой двери.

– Теперь вперед.

– Чрезвычайно интересное путешествие, – произнесла рядом Полетт. – Прямо как посвящение в члены женского клуба.

– Заткнись, – велел Центровой. – Развернитесь оба.

Ромстед сделал поворот кругом и услышал, как рядом повернулась Полетт. Теперь Центровой должен был оказаться перед Ромстед ом, однако в спину ему уткнулось другое дуло.

– Только не делай резких движений, приятель, как сказала мартышка, попавшая в газонокосилку. – Это Техасец. Кто-то набросил веревку ему на лодыжки. Он вспомнил фотографию отца из полицейского архива и мгновенно ощутил прилив холодной ярости, но постарался подавить ее.

– Я все еще здесь, – произнес впереди голос Центрового. – Ладно, перестегните браслеты. – Ромстед почувствовал, как приподняли его руки и, щелкнув, сняли наручники. – Протяни руки вперед, – приказал Центровой. Ромстед повиновался. – И вы, миссис Кармоди. – Наручники снова защелкнулись на запястьях, и рядом послышался еще один двойной щелчок.

«Как в кино, – подумал он. – Реализм, художественные детали, режиссерский прием». Послышался звук удаляющихся по бетону шагов. Где-то треснула рвущаяся ткань.

– Хорошо, разверните их. – Это уже голос из интеркома, наверное, Кесслера. – И снимите повязки.

Рядом послышался легкий шорох ткани. Техасец – или кто там был сзади – снимал повязку с Полетт Кармоди. Потом чьи-то пальцы занялись узлом на его затылке. Откуда-то спереди женский голос произнес:

– Ты что, в самом деле собираешься трахнуть эту старую кошелку?

– Что за милое дитя! – сказала Полетт.

– Эт-я собираюсь?

– Точно, Техасец сзади. – Эт-все равно, что скакать на быке. – Подражая ведущему родео, он продолжал:

– Из загона номер пять, верхом на Том-Кто-Де-лает-Жен-Вдовами, появляется…

– Кончай придуриваться, – откуда-то справа рявкнул Центровой. – Господи, ты что, больше ни о чем не можешь думать?

В этот момент Ромстед освободился от повязки. Он заморгал, сразу же потеряв способность видеть в до боли ярком свете ламп, направленных прямо в лицо. Потом ему удалось рассмотреть четыре мощных софита на штативах – два спереди и два чуть правее. Все, что находилось за ними, выглядело каким-то неясным и расплывчатым, хотя он смутно различал подъемную дверь гаража на две машины. Слева стоял двухместный седан не очень новой модели, а справа – во всю стену нечто вроде ширмы из какого-то дешевого пластикового покрытия, выкрашенной тонким слоем зеленой краски. Ромстед оглянулся назад и увидел точно такую же ширму. И уже во второй раз он был вынужден признать, что, при всей склонности к театральности, они ничего не упускают. Как и ему самому, бандитам было известно, что эти снимки будет изучать целая команда специальных экспертов ФБР, которая не упустит и малейшего штриха. Так что никаких отверстий от сучков, никакого характерного рисунка на дереве досок, никаких пятен или дыр от старых гвоздей – ничего, что позволило бы потом идентифицировать это место.

Ромстед посмотрел направо. Техасец – а может, Центровой – стоял достаточно далеко, чтобы попасть в объектив. В руках он держал обрез дробовика. Шесть футов два дюйма, мощные плечи, черный комбинезон и балахон. Прищурив глаза, он разглядел еще три расплывчатые фигуры, стоявшие за прожектором Немного правее. Одна явно принадлежала девушке, не выше пяти футов пяти дюймов роста, вторая вполне соответствовала описанию Кесслера, тогда как третья была такой же громадной, как и у державшего дробовик. Все в одинаковых одеяниях.

Для съемок не нужно такое освещение; они могли воспользоваться фотовспышкой. Софиты для того, чтобы лишить Ромстеда возможности толком рассмотреть все. Он перевел взгляд на машину. Теперь он увидел, что на ней были установлены две короткие антенны – одна на крыше, а другая на багажнике. В левой двери просверлено отверстие размером в половину или три четверти дюйма, а рядом на бетонном полу лежал стальной стержень около шести футов длиной и резьбой на обоих концах.

– Подойдите, Ромстед, и хорошенько все рассмотрите, – произнес голос из интеркома. – Теперь это ваше.

Из тени выступила стройная фигура с «Полароидом» в руках. Сделав вперед несколько шагов, человек навел на него видоискатель и отступил на шаг назад – видимо, для того, чтобы в кадр попали наручники.

Щелкнул фотоаппарат. Ромстед продолжал осматривать машину. Антенны свидетельствовали о том, что вторая операция по основному замыслу мало чем отличается от предыдущей, только эта будет на колесах. Одна антенна предназначалась для передатчика от подслушивающих устройств внутри автомобиля, установленных для контроля за Ромстедом. А другая должна принимать радиосигнал, который будет держать его на поводке. В тот момент, когда Ромстед догадался о предназначении стального стержня, Кесслер – разумеется, это был именно он – вынул снимок и принялся изучать результат.

– С первого раза то, что надо. – Ромстед обратил внимание, что на нем были нейлоновые перчатки. – Ну ладно, теперь в машину, – скомандовал Кесслер. – Оба. Ромстед – за руль.

Подталкиваемый в спину дробовиком, Ромстед заковылял к автомобилю. Второй верзила открыл дверцу, и он сел на место водителя. Потом Полетт помогли забраться на соседнее сиденье.

– Не понимаю, что мы делаем, – заметила она, – разве что снимаем рекламу для сумасшедшего дома.

Никто не обратил на ее слова ни малейшего внимания. Ромстед тоже промолчал; он углубился в анализ происходящего в поисках какого-нибудь упущения, которое подарило бы им хоть маленький лучик надежды. Очевидно, Полетт тоже поедет, а этого он совсем не ожидал. Пока тот, кто находился рядом с Полетт, держал его на мушке, другой открыл наручники и достал короткую цепь со стальными кольцами на концах. Один из наручников остался на левом запястье Ромстеда, а другой пристегнули к одному из колец цепи. Дверцы были закрыты, и Ромстед заметил, что в правой дверце тоже проделано отверстие. Значит, он оказался прав насчет стержня. Тот, кто находился рядом с ним, нагнулся. Конец стержня появился слева из отверстия в дверце, прямо над ручкой. Он прошел сквозь нижнее кольцо цепи, затем между скованными руками Полетт и через отверстие в правой дверце. Ромстед услышал, как на концы стержня надели шайбы и навернули гайки, затянув их гаечным ключом. «Ничего себе, – подумал он. – Из машины не выбраться, пока добрый дядя не выпустит».

Полудюймовый стержень прошел между животом и коленями, пригвоздив их к сиденьям. Даже без наручников отсюда не выбраться, как из кресла с пристегнутым ремнем безопасности. Намертво закрепленный стержень не даст открыть двери. Правая рука Ромстеда оставалась свободной, а длина цепи на левой позволяла положить руку на руль и вести машину – но это все. Он не смог бы даже приподняться с сиденья или дотянуться до чего-нибудь в машине.

– Она тоже должна ехать? – спросил он.

– Эт-точна, – ответил Техасец справа. – Конешна, ты не сможешь сама опустить стекла, детка, но зато не буш беспокоиться о своей прическе.

Полетт не обратила внимания на его слова. Один из софитов на штативе подтащили к машине и поставили так, чтобы он светил через ветровое стекло. Кесслер с «Полароидом» встал слева от Ромстеда.

– Левую руку на руль, Ромстед, – приказал он. – И оба смотрите сюда. – Они повернулись. Кесслер щелкнул.

«Очень уж осторожен, – отметил Ромстед, – старается, чтобы ничего из внутреннего интерьера машины не попало в кадр. Только мы двое и задник с другой стороны». Когда появился снимок, Кесслер удовлетворенно кивнул. Приблизившись, он сделал снимок под углом, чтобы запечатлеть в деталях стержень и наручники.

Потом стержень убрали и их выпустили из машины. Руки Ромстеда снова сковали впереди, и пока Кесслер фотографировал что-то на полу машины за передним сиденьем – на этот раз со вспышкой, – Техасец держал их под прицелом дробовика. Когда Кесслер сделал два снимка, он кивнул Техасцу:

– Ну ладно, теперь покажите им. Шевельнув дробовиком, Техасец кивнул. Ромстед проковылял вперед и заглянул за откинутое вперед сиденье. Света от софитов хватило, чтобы разглядеть все как следует. Но увиденное мало о чем ему говорило, кроме одного предмета, от которого его бросило в дрожь. Квадратный алюминиевый ящик с электронной начинкой, – явно самодельной, потому что нигде не было видно пластинки с клеймом производителя, – установленный на пористую резину и прикрепленный к полу в дальнем конце салона. С ближней стороны стоял комплект аккумуляторов, а между ними и ящиком по полу свободно лежали соединительные провода. Динамитные машинки были почти не заметны, но Ромстед знал, что Кесслер вписал его в кадр именно так, как ему хотелось.

От двух связок динамита – по одной под каждым сиденьем – виднелись только края. В каждой связке по семь динамитных шашек, скрепленных вместе, а к центральной шашке каждой связки прикреплена капсула взрывателя. Оголенные провода взрывателя соединялись с теми, что тянулись, по полу.

– Это только для снимков, – пояснил Кесслер. – Мы разрядим устройство, пока вас не посадят в машину.

«Какое великодушие, какое благородство, – подумал Ромстед. – Только чего оно стоит, если кто-то из бандитов должен вести машину до места. На меня-то уж наверняка наденут наручники и завяжут глаза». Потом Кесслер принялся снимать со вспышкой внутренности багажника. Получившийся снимок его вполне устроил.

– Ну ладно, – сказал он, – пусть посмотрят.

Техасец махнул дробовиком. Ромстед вперевалку подошел к багажнику. Он тоже был нашпигован колдовской электроникой на пористой резине, – и опять все самодельное, соединенное изолированными проводами и кабелями. Но внимание Ромстеда привлек ящик, не менее зловещий с виду, чем динамит. Ящик занимал почти весь багажник, в него вместилась бы пара больших чемоданов. Он был сделан из покрытой асбестом четвертьдюймовой стали, а на откидной крышке имелся мощный запор.

– Все ясно? – спросил Кесслер.

– Само собой, – мрачно подтвердил Ромстед. – Только зачем нам тогда ехать?

– Вы не правильно интерпретируете наши намерения. Вам надо знать, что мы не блефуем; если вы нас вынудите, мы взорвем машину. Вы опасный человек, Ромстед, и мы это признаем. Начать с того, что вы слишком уж похожи на того старого черта. К тому же мы разузнали кое-что из вашего прошлого, так что если случится непредвиденное, нам не придется опасаться, что взрыв разбросает деньги по доброй половине штата. Даже не надейтесь. Мы не хотим вас искушать. Если вы попытаетесь сопротивляться, то как бы нам ни было неприятно взрывать вас, мы это сделаем. Однако деньги останутся целы.

Ромстед ничего не сказал, однако, пока их вели обратно в дом, на его лице, почти скрытом под повязкой, отражалась напряженная работа мысли. Даже гений иногда допускает мелкие просчеты, а может быть, мания величия и уверенность в собственной непогрешимости приведет его к крупной ошибке.

Ромстед лежал, вытянувшись на кровати, и глядел на чековую книжку и чек на закрытие счета в «Саузленд траст». Он слушал голос Кесслера из интеркома, который в данный момент обращался к Полетт Кармоди:

– ..Для того чтобы вы не отнимали у нас время в надежде, что мы не знаем, о чем ведем речь и пытаемся блефовать, я перескажу вам все по главам и стихам, как в Библии. Ваш муж оставил вам состояние, которое после уплаты налогов составляет чуть более трех миллионов долларов. Примерно семьсот тысяч из этой суммы приходится на недвижимость – дома в Ла-Джолле и Колвиле, кое-что в приморском районе города и утаенное от налоговой службы ранчо неподалеку от Элко. Около полумиллиона содержится в акциях компании по застройке земельных участков, которую Стив Кармоди основал в 1953 году. Остальное – без малого миллион девятьсот тысяч – вложено в облигации, некоторые из которых освобождены от налогов, а большинство принадлежит промышленным и правительственным организациям. Душеприказчиком вашего мужа был его младший брат, Джером Кармоди, адвокат в Ла-Джолле, а также и ваш адвокат.

Требование выкупа адресовано именно ему, и оно подкрепляется телефонным сообщением, которое он уже получил. Требование вместе с фотографиями, чтобы убедить его в серьезности наших намерений, отправится сегодня вечером специальной авиапочтой из места, расположенного, ну скажем… севернее Техачаписа. Нам нужен от вас один миллион восемьсот тридцать тысяч. Деньги не его, и он не станет сильно переживать. В вашем лице мы имеем дело с весьма уникальным случаем киднеппинга: ведь каждый из вас сам платит за себя.

Он получит требование завтра рано утром и вполне успеет управиться за один день. Мы хотим, чтобы деньги доставили нам послезавтра. Он может либо заложить всю вашу собственность на эту сумму, или продать облигации…

– Забудьте об этом, – перебила его Полетт Кармоди. – Облигации на мое имя, и никто, кроме меня, не может их продать. Он не сделает это, даже если захочет. А закладную необходимо проводить через нотариуса…

– Отлично, – теперь пришла очередь Кесслера перебить Полетт. – Но мы случайно узнали, что он имеет право распоряжаться состоянием от вашего имени.

Ромстед заметил, что при этих словах Полетт слегка вздрогнула, но быстро пришла в себя.

– Которая аннулируется с момента моей смерти, – возразила она. – А как выпускник Стэндфордской юридической академии, он это прекрасно знает.

– Но вы не мертвы, и мы сделали несколько снимков, подтверждающих это. Но если мы не получим денег, вы умрете, так что давайте с этим покончим. Он переведет деньги в «Саузленд траст» и договорится, чтобы они были обналичены послезавтра к полудню. Это делается без проблем в случае необходимости, особенно когда сумма достаточно велика.

А теперь вы, Ромстед. От вас мы хотим сто семьдесят тысяч. Вам остается только подписать чек на снятие счета. Это деньги не банка, а ваши личные, и что вы с ними делаете, касается только вас. Мы уже связались по телефону с вашим другом, Кэрролом Бруксом…

– Ничего не выйдет, – теперь настал черед Ромстеда перебить Кесслера. – Подпись сама по себе ничего не значит. Банк обязан возвращать деньги только лично мне или тому, кого я назначил своим полномочным агентом.

– Именно так банк и поступит. Доставит деньги лично вам. – В голосе Кесслера звучало самодовольство. – Вместе с деньгами миссис Кармоди, раз уж она тоже здесь. И сделает это Кэррол Брукс.

«Ну вот он и допустил вторую ошибку», – подумал Ромстед, однако помня, что за ним наблюдают сквозь зеркало, постарался сохранить невозмутимое выражение лица.

– Черта с два это будет Брукс, – насмешливо произнес он. – Вам не хуже меня известно, что это сделает специальный агент ФБР.

Вы же не думаете, что они до сих пор не занялись этим делом?

– Ну, я не сомневаюсь, что линии связи с Вашингтоном накалены докрасна. Но мы позаботились, чтобы это не был специальный агент ФБР.

– Послушайте, пошевелите мозгами, а? Вы претендуете на роль очередного Д.Б. Купера, и если вам позволят безнаказанно уйти, то каждый недоумок в стране, способный заменить батарейки в фонарике, сделается электронным преступником, требующим миллионные выкупы и взрывающим людей почем зря. Поверьте мне, на этот раз ФБР доберется до вас, даже если для этого потребуется задействовать всех до единого агентов из Бюро. Они медленно сдерут с вас шкуру тупым ножом и во всех газетах на первой странице поместят снимок, чтобы восторженные подражатели вашего искусства не поперли на свет Божий как грибы после дождя.

– Если вы помните, – возразил голос Кесслера, – Д.Б. Купер ушел безнаказанным именно потому, что был первым и самым изобретательным.

За стеной снова начала скрипеть кровать. Переглянувшись, Ромстед и Полетт Кармоди пожали плечами.

– Так что распишитесь, Ромстед, – продолжал голос. – А вы, миссис Кармоди, просто черкните: «Дорогой Джерри», запятая, «вышли деньги», точка – вот на этом листе бумаги. Я хочу, чтобы записка была отправлена через десять минут.

– А если мы не подпишем? – спросил Ромстед, зная бесполезность вопроса и то, каким будет ответ.

– Тогда мы займемся миссис Кармоди. Прямо перед интеркомом, чтобы вам было слышно.

Ромстед вспомнил бурро. Он подписал чек и передал ручку Полетт. Лист бумаги лежал на ночном столике между кроватями. Из-за стены доносились слабые хрипы и стоны.

– Я с радостью подпишу это, – устало произнесла она, обращаясь к интеркому, – если вы только переведете эту школу верховой езды в другое место.

Полетт написала записку и расписалась. Ромстед положил оба листка вместе с чековой книжкой на комод под панелью. Появившаяся рука забрала их. Панель задвинулась, и Ромстед услышал, как щелкнул замок. Экстаз за стеной достиг кульминационной точки, ознаменовавшейся финальным воплем, и снова воцарилась тишина. Полетт Кармоди теперь даже не пыталась куда-то укрыться от этих звуков; Ромстед подумал, что она смирилась с ними, как с частью процесса, направленного на подавление их воли.

Он размышлял, не могла ли эта девица оказаться Деброй. Хотя нет, вряд ли. Судя по всему, Дебра сидела на героине, который, как известно, отбивает всякие сексуальные желания. А с этой горячей шлюшкой, пока она не остынет, лучше не встречаться где-нибудь в темной аллее. Ромстед услышал, как где-то перед домом завелся мотор автомобиля. Это отправилось в путь требование выкупа.

– А что случилось с этим Д.Б. – как его там? – спросила Полетт.

– Да вы и сами должны помнить, – отозвался Ромстед. – Д. Б. Купер – так, по крайней мере, его называют. С него началась волна захвата самолетов с требованием выкупа; он выпрыгнул с парашютом где-то на северо-западе Тихоокеанского побережья с двумястами тысячами долларов и то ли скрылся с ними, то ли разбился. Я думаю, он погиб. Прыжок в густой лес да еще в темноте никогда не сделает из вас желанного клиента страховых компаний.

– Да, точно, – подтвердила Полетт. – Теперь я вспомнила. И вы считаете, что если этот съехавший с ума бандит уйдет безнаказанным, то электронное вымогательство станет повальным увлечением? Да, я понимаю, что вы имеете в виду. А какие, по вашему, у него шансы уйти от расплаты?

– Чертовски неплохие, – ответил Ромстед. – Но только на время. В конце концов до него доберутся, но нам от этого не легче. – Зачем вселять в нее надежду, тем более, что их подслушивают.

Интерком молчал. День тянулся нескончаемо медленно. В полдень через панель передали две миски какого-то супа, несколько банок пива и пачку сигарет, которые курила Полетт. Они уже начали надеяться, что неугомонная девица уехала вместе с посланием, однако вскоре после обеда она снова взялась за дело.

– Как вы думаете, – спросила Полетт, – существуют ли монастыри, куда принимают новообращенных моего возраста?

Ромстед улыбнулся, но промолчал. Он лишь вполуха слушал ее. Вот если бы Кесслер выложил по интеркому план того, как он собирается забрать выкуп! А так пока думать было не о чем. Немного погодя Ромстед подошел к интеркому и спросил:

– Когда нам сообщат, что и где мы должны делать?

Ответа не последовало. Возможно, его слова записывались на пленку. Сколько их там осталось? Около получаса царила полная тишина. Может, они ушли готовиться к операции? Ромстед снял тяжелый башмак, подошел к комоду и замахнулся, делая вид, что собирается разбить зеркало. Панель немедленно отодвинулась, и стволы дробовика уставились ему в грудь.

– Это еще что такое? – спросил голос Центрового.

– Благодарю. Вы ответили на мой вопрос, – сказал Ромстед. Он обул башмак и зашагал по комнате, снедаемый беспокойством и разочарованием.

– Я никогда не могла понять, – начала Полетт Кармоди, – какие у вас с вашим отцом были отношения? И были ли они вообще?

– Мы редко виделись.

– Это мне известно. Давайте смотреть правде в глаза – отцовский долг значил для него не больше, чем для обыкновенного племенного жеребца или быка. И я совершенно не могу представить его в роли рыдающего плакальщика, который идет впереди похоронной процессии, посыпает голову пеплом и бьет себя в грудь и вопит: «За что мне такое горе?!» Он помогал вам, пока вы не стали достаточно взрослым, чтобы заботиться о себе, а когда вы время от времени встречались с ним, то он просто угощал вас выпивкой – но не более того. Однако это не мешало ему любить вас, восхищаться вашими спортивными достижениями и вообще гордиться вами, своим сыном. Вы не жалели о том, что почти не виделись с ним? Не чувствовали себя брошенным?

– Нет. – Ромстед перестал мерить шагами комнату и задумался. Ему и раньше задавали подобные вопросы, и он никогда не знал, как на них отвечать. Они с отцом уважали друг друга, пожалуй, даже испытывали взаимное восхищение, но просто-напросто не были нужны друг другу. Может, действительно им обоим никто не был нужен? Независимость и самостоятельность были наследственными, врожденными и, похоже, единственными роднившими их чертами характеров.

– У вас есть девушка? – спросила Полетт.

– Да. И какая!

– Мне бы хотелось с ней познакомиться. Но помоги ей Господи, если она когда-нибудь выйдет за вас замуж! Вы слишком сильно похожи на отца.

Ромстед пожал плечами:

– То же самое сказал и Кесслер.

– Интересно, что он имел в виду? Они ведь убили вашего отца, но я не уверена, что больше ничего не случилось. Уж слишком они осторожничают.

Ромстед принялся уверять Полетт, что всегда следует вести себя осторожно с теми, кому нечего терять, но похоже, в этом не было нужды. Полетт была упряма и достаточно трезво смотрела на вещи, чтобы разобраться во всем самой.

На ужин им дали еще супу. С наступлением сумерек зажегся свет. Он мешал заснуть, однако, как отметил про себя Ромстед, и в темноте это было бы не так-то просто. Оставалось лишь смириться и ждать. В одиннадцать утра следующего дня они услышали, как к дому подъехала машина. А через несколько минут на связь по интеркому вышел Кесслер.

– Вам будет приятно услышать, что Джером Кармоди и банк согласились на два миллиона, – сообщил он, – а также с условиями доставки.

– А как насчет полиции? – спросил Ромстед. – И ФБР?

– Они уверяют, что не обращались к ним. В газетах и по телевидению ничего нет, но они, конечно, это сделали. Я не сомневаюсь, что целые кабинеты федералов раз за разом прокручивают записи телефонного разговора, выдирая себе волосы целыми горстями и пытаясь разобрать голос или уловить какой-либо фон. Однако голосовой вибратор, прижатый к горлу, вряд ли им сильно помог.

«Давай-давай, – подумал Ромстед, – хвастай дальше. Эгомания – это то немногое, что играет нам на руку; эгомания и жадность».

– Сначала мы хотели, чтобы деньги доставил Джером Кармоди, – продолжал Кесслер, – но нам стало известно, что у него серьезные проблемы с сердцем, а я не хочу, чтобы кто-то загнулся за рулем на скорости в семьдесят миль в час с моими двумя миллионами долларов в машине.

– Вы не должны поддаваться подобным сентиментальным порывам, – перебила его Полетт.

– Если хотите слушать дальше, то заткнитесь. Поэтому мы остановились на Бруксе. Он работает на банк, поэтому выходит, что сам банк доставляет вам ваши же деньги. Двое из нас видели Брукса в лицо, поэтому им не удастся подослать к нам его дубликат из ФБР.

У них есть все факты и фотографии. Вы будете находиться на поводке. Взрывчатки в машине вполне достаточно, чтобы разнести ее ко всем чертям, и только радиосигнал передатчика будет удерживать схему детонатора от срабатывания. Чтобы обеспечить более широкий простор для операции, я воспользовался низкой частотой. Поэтому не будет слепых для приема пятен, даже когда вы окажетесь за холмами или в каньонах. Сам передатчик тоже будет управляться на расстоянии. Они смогут обнаружить его локаторами и за пять-шесть часов добраться до этого места на мулах, но зачем им это? Если его выключить, то вы погибнете. Их предупредили, что любое отклонение от установленной мной процедуры будет стоить вам жизни. Кроме того, им известно, что на протяжении всего пути мы будем контролировать машину, чтобы наверняка знать, что за рулем Брукс.

Доставка денег произойдет в пустыне Мохава, между Барстоу и Лас-Вегасом. Если по шоссе за Бруксом будет следовать другая машина, а также появится самолет или вертолет, мы сворачиваем дело, возвращаемся на исходные позиции и…

– Хорошо, хорошо, – перебил Кесслера Ромстед. – Будем считать, что они приняли ваши правила игры – Брукс едет один и никто за ним не следует. Вы так настаивали, что они вынуждены были уступить. Но, ради Бога, пошевелите мозгами. Во-первых, вам не хуже меня известно, что Брукс будет держать постоянную связь с ФБР по радио. У правительства США есть свои эксперты по электронике. Во-вторых, машина будет оборудована устройством, позволяющим определить направление ее движения. И в-третьих, – и тут вам крыть нечем – вы окажетесь в блокаде. Вы будете окружены со всех сторон полицией, заместителями шерифов из ближайших округов и агентами ФБР. Они перекроют каждую нору, через которую способен проскочить заяц. И не думайте, что у них ничего не получится.

– Конечно получится, – весело согласился Кесслер. – Блокада, кордон – называйте как вам нравится – являются одной из старейших тактик сил правопорядка во всем мире, и она успешно действует, если известно, какой район нужно блокировать. А они узнают это слишком поздно, к тому же от Барстоу до Лас-Вегаса достаточно большое расстояние. Если быть точным, более ста пятидесяти миль… Ну хорошо, дайте ему карты.

Последнее явно относилось к кому-то по другую сторону зеркала. Ромстед подошел к комоду. Панель сдвинулась. На комод вместе со сложенным в несколько раз листом белой бумаги и кнопками положили карты шоссейных дорог Калифорнии и Невады, выпущенные нефтяной компанией. Панель закрылась, и Ромстед услышал, как щелкнул замок.

– Разверните большую карту и приколите ее к стене, – велел Кесслер, – так вам будет удобнее следить.

Ромстед так и сделал. Это была тщательно нарисованная от руки и раскрашенная карта; он решил, что это крупномасштабное увеличение шоссе от Барстоу до Лас-Вегаса, и приколол ее к стене между кроватями.

– На тех картах шоссейных дорог, которыми мы пользовались, указаны не все дороги в пустыне, – начал Кесслер. – А моя указывает даже те, которые таковыми не считаются. Она нарисована в соответствии с масштабом, и я сам изъездил вдоль и поперек те дороги, которые мы собираемся использовать. Карта охватывает тридцать миль на восток и на запад вдоль участка шоссе номер пятнадцать, что восточное Барстоу, и покрывает местность от десяти миль на юг до двадцати миль на север от шоссе, другими словами, всего девятьсот квадратных миль.

Далее, Брукс пока не знает, куда он едет, – только то, что ему нужно воспользоваться открытой «тойотой-лендкрузер», чтобы мы могли видеть, не пристроился ли в ней шутник из ФБР. За десять минут до выезда из банка ему позвонят в последний раз, после чего полиция и ФБР по сигналу тревоги третьей степени бросятся на поиски того места, откуда был произведен звонок. А ему позвонят через междугороднюю станцию из длинного-предлинного ряда телефонов-автоматов в международном аэропорту Лос-Анджелеса. И сделает это девушка в парике и темных очках и всего лишь за пять секунд, так что шансов на удачу…

– Какая всесторонне развитая юная леди! – пробормотала Полетт Кармоди. – Она на что-то способна и в вертикальном положении.

Кесслер не обратил внимания на ее слова и продолжил:

– В сообщении будет сказано, чтобы Брукс ехал в Барстоу – на это у него уйдет менее четырех часов – и зарегистрировался в мотеле «Кехо» под именем Джорджа Мелона. Там его уже ожидает доставленная две недели назад посылка. В посылке собранный на кристаллах радиоприемник, настроенный на одну-единственную волну. Цель всех этих манипуляций – не дать парням из ФБР заполучить приемник задолго до того, как он им воспользуется, чтобы они не успели определить частоту волны. Конечно, они нагрянут в «Кехо» в ту же минуту, как только узнают об этом, и заграбастают приемник раньше, чем Брукс доберется до места, но у них все равно, будет мало времени, и потом, у них в Барстоу нет возможности для изучения приемника в лабораторных условиях. К нему приложена записка, сообщающая, что Бруксу следует двигаться на восток по шоссе номер пятнадцать с подключенными к приемнику наушниками для получения дополнительных инструкций…

Ромстед прервал Кесслера:

– От этого мало проку. Они будут впереди и позади него и даже если не смогут поймать сигнал, то увидят, в каком месте он свернул с шоссе.

– Само собой, – согласился Кесслер. – Однако потребуется время, чтобы оцепить район площадью в несколько сот квадратных миль. А когда им это удастся, то тут выяснится, что они оцепили не тот район. Брукс свернет с шоссе и будет двигаться на юг, но вы будете ждать его с совершенно противоположной стороны, на севере. Вон там, среди шести сотен квадратных миль.

Ромстед почти беззвучно присвистнул. Кажется, с этим невозможно справиться, даже если он попытается. Но каким образом?

– По радио ему сообщат, – продолжал Кесслер, – чтобы он свернул на ту дорогу, которую я пометил на карте буквой «А», и проехал по ней 5, 8 мили , никуда не сворачивая; там он получит дальнейшие инструкции. Но на этот раз не по радио. Один из нас будет наблюдать за Бруксом в бинокль – у нас их два, к тому же будет задействована собственная система связи. Если кто-то последует за ним, то дело на том и кончится. В другом случае через четыре мили он окажется в такой пересеченной местности, что станет совершенно не виден с шоссе.

Когда его счетчик покажет 5, 8 мили , у дороги будет стоять грузовой пикап – обыкновенный пыльный, побитый грузовик, каких полно в этих местах. Он, как и номера на нем, украден. Ключ зажигания будет на месте, вместе с запиской и переменой одежды. Голубая рубашка «Ливайс» и соломенное сомбреро ранчеро. Здесь Брукс оставит свою «тойоту», переоденется, переложит чемоданы с деньгами в грузовик и поедет дальше. Через милю он свернет направо; еще через четыре с половиной мили будет еще одна дорога, ведущая в сторону шоссе. Он пересечет шоссе в точке, которую я пометил «В», и будет двигаться вперед еще немногим более шести миль, где и встретится с вами. Даже если шоссе окажется забитым федералами, его все равно не узнают.