Текст книги "Тень подозрения"

Когда мы доехали до Спрингер и остановились на светофоре, шофер обернулся и посмотрел на меня через плечо. Он был средних лет, со сдавленным с боков лицом, скорбными карими глазами и плохо подогнанными искусственными зубами, которые были слишком крупными и симметричными, отчего он казался сошедшим с плаката, рекламирующего зубную пасту.

– Скажите, – спросил он, – это не вы сегодня утром вступили в рукопашную с Фрэнки?

– Я не стал бы называть это рукопашной, – ответил я, – так, повздорили немного.

– Вот я и подумал, что ваше лицо мне знакомо, приятель. Вы, наверное, осматривали город? Готов поспорить, что видел вас три-четыре раза за вечер.

Я прожил всю жизнь в большом городе, и такой вариант просто не приходил мне в голову. Я находился в крошечном городишке и был в нем чужаком, к тому же успел стать заметной фигурой. Если прибавить к этому темно-красное лицо и торчащие ежиком рыжие волосы, то вряд ли можно ожидать, что я останусь незамеченным.

– Просто побродил по окрестностям, – объяснил – хотел убить время, пока машина в ремонте.

– Где вы остановились?

– В мотеле «Магнолия-Лодж».

– Ах вот как, – ответил он.

Я, нахмурившись, уставился ему в затылок. Опять то же самое – та же реакция, причем вы даже не смогли бы объяснить, почему она показалась странной. Я вспомнил, как вели себя зеваки, обступившие место аварии, а потом механик в гараже. Включился зеленый, и мы двинулись.

– А в чем, собственно, дело? – поинтересовался я.

Он пожал плечами:

– С самим мотелем все в порядке, как мне кажется. Хотя процветающим его не назовешь.

– Ну, что же, это не такое простое дело для одинокой женщины. Мне сказали, что ее муж умер.

– Да, в общем, можно так сказать.

Это было что-то новенькое. Он выразился так, словно человек мог быть мертвым в общем, а мог быть и в частности, будто существовали разные степени быть мертвым.

– Что вы имеете в виду?

– Это правда, что вы из Калифорнии? Наверное, в тамошних газетах не было такой шумихи? – На следующем перекрестке ему пришлось притормозить – зажегся красный свет. Он обернулся ко мне через плечо. – Лэнгстона убили, – сказал он.

Несколько секунд я молчал, вспоминая тихий мерзкий смешок и шепот: «Мы знаем, что это ты убила его, ведь правда?»

Потом я выбросил это из головы.

– Удалось поймать того, кто это сделал?

– И да и нет.

Такой ответ мог означать все, что угодно. Я вздохнул, прикурил сигарету и сделал новую попытку:

– Так да или нет?

– Одного из них поймали, – ответил он, – мужчину. Но до сегодняшнего дня неизвестно, кто был вторым. По крайней мере, так говорят.

Зажегся зеленый свет, он включил передачу и влился в общий поток. Конечно, все, что он рассказывал, еще ничего не значило. Я ждал, когда он заговорит снова.

– Конечно, теперь каждый может сопоставить, что к чему, и сделать свои выводы, если вы понимаете, что я хочу сказать. Но только никаких имен никто не называл…

Я сразу догадался, что он имеет в виду.

– Одну минутку. Не сомневаюсь, что закон в вашем городе запрещает убивать людей?

– Конечно, сэр. Но закон говорит еще и о том, что нужно иметь доказательства для того, чтобы арестовать человека и отдать его под суд.

Ощущение было такое, как будто дотрагиваешься до оголенного нерва. «Ну ладно же, – сердито подумал я, – я получил такие доказательства, правда, пока их недостаточно».

Мы выехали из деловой части города и теперь проезжали мимо фабричного корпуса и морозильной установки на окраине. Я попросил его ехать помедленнее – мне еще нужно было задать ему добрый десяток вопросов.

– Так вы говорите, что одного из них поймали и он признался, что с ним был еще кто-то, но не сказал, кто именно? Из него так и не смогли вытянуть имя второго?

В ответ он бросил через плечо:

– Мистер, из этого парня никому не удалось вытянуть ни одного слова. Он попытался оказать вооруженное сопротивление Колхауну и умер раньше, чем успел упасть на землю.

– А кто такой Колхаун?

– Тот самый здоровенный коп, который не дал вам отколошматить Фрэнки.

– Черт, да я и не собирался с ним драться… – Я замолчал. Не стоило тратить время на этот идиотский разговор.

– Вы выглядите как человек, который способен постоять за себя, что бы ни случилось, но позвольте мне дать вам один совет: никогда не связывайтесь с Колхауном.

– Я и не собирался, – нетерпеливо возразил я.

И пожалел о том, что задал этот вопрос.

– Вы, может, думаете, что он жирный. Мистер, я только одно вам скажу: никакой он не жирный. Знаете, мне случалось видеть его в деле… – Он помолчал, вздохнул и покачал головой. – Он тертый калач, вот что я имею в виду. Этот парень – тертый калач.

Я надеялся, что теперь он закончит свои рассуждения о Колхауне и перейдет к делу.

– Понятно, – я решил направить разговор в нужное русло, – так вы сказали, что одного застрелили на месте, потому что он оказал сопротивление. Поэтому он не сказал ни слова. Тогда откуда же стало известно, что был еще и второй? Или Колхаун видел его на месте преступления?

– Нет. Точно я не знаю…

Он повернул к стоянке перед «Сильвер Кинг». От жары над шоссе дрожало марево, и блеск белого гравия на стоянке слепил глаза. До меня донеслись звуки музыкального автомата, а через широкое распахнутое окно, возле которого мы остановились, я увидел нескольких мужчин, которые пили кофе у стойки.

Шофер обернулся ко мне и сцепил руки на изголовье сиденья.

– Так чего вы точно не знаете? – спросил я.

– Дело было так. Колхаун взял того парня, его звали Стрейдер, в половине пятого утра, когда он был у реки и пытался избавиться от трупа. Стрейдер приехал туда на машине Лэнгстона, а сам Лэнгстон лежал на заднем сиденье, завернутый в брезент и с проломленным черепом.

– Понятно, что это выглядело довольно подозрительно, – согласился я. – А был ли в машине кто-нибудь еще?

– Нет. Но там была другая машина, она стояла ярдах в пятидесяти ближе к дороге. Потом она уехала.

Колхаун слышал, как завелся мотор, и видел свет фар.

Он побежал туда, но не успел. Тогда он хотел стрелять по машине, но в темноте споткнулся и упал. А к тому времени, когда он поднялся и нашел свое оружие, она уже скрылась за поворотом шоссе. Но номер он разглядел. Ему удалось разглядеть его, потому что сзади горели подфарники…

– Понятно, понятно, – нетерпеливо перебил я, – так удалось узнать, чья это машина?

– Да. Это была машина Стрейдера.

– Вот оно что. И где ее потом нашли?

Он мотнул головой в сторону шоссе:

– Как раз вон там, рядом с тем номером, который Стрейдер снимал в мотеле. И еще одну вещь удалось выяснить достоверно – за рулем машины сидела женщина.

Некоторое время я молчал. Даже то немногое, что мне удалось узнать, объясняло, почему над этим городом нависла зловещая тень, тень подозрения, присутствие которой ощущалось во всем, к чему ни прикоснись.

– Когда все это случилось? – спросил я.

– В прошлом ноябре.

«Семь месяцев назад», – подумал я. Неудивительно, что ее глаза превратились в настоящий серый океан усталости и, судя по всему, она вот-вот окажется на грани нервного срыва., – С вас один доллар, – сказал он. – Мы выехали за черту города.

Я протянул ему два:

– Зайдите со мной. Я угощу вас пивом.

Глава 3

Мы вошли внутрь, и нас охватила кондиционированная прохлада. Здание было выстроено в форме буквы «Г», и на улицу выходили окна обеденного зала.

Слева от двери стояло несколько столиков, а в глубине, напротив окна, которое было видно с дороги, располагалась стойка с шеренгой табуретов перед ней.

Вращающиеся двери позади стойки вели на кухню. По обеим сторонам двери на стенах висели чучела морских тарпонов, а еще один был укреплен над дверью справа, за которой находился бар. Два дальнобойщика пили кофе и болтали с официанткой.

Бар представлял собой вытянутое помещение, примыкавшее к залу под прямым углом и образовывавшее «перекладину» буквы «Г». В глубине, по левой стороне, стояли множество столиков, музыкальный автомат, который в данную минуту молчал, и телефонная кабинка. Я бросил на нее беглый взгляд – с этим я разберусь потом.

За одним из столиков сидел мужчина в белой ковбойской шляпе и голубой рубашке. Он сидел боком ко мне, повернувшись к темноволосой, худой как щепка девице, во внешности которой угадывалась примесь индейской крови. Еще двое сидели, взгромоздившись на табуреты в глубине бара.

Они оглянулись на нас, когда мы вошли, и один из них кивнул таксисту. Над большим зеркалом висела еще одна рыба, такая огромная, каких я в жизни не видел.

Бармен вышел к нам, бросил в мою сторону любопытный взгляд и кивнул таксисту:

– Привет, Джейк. Что будешь пить?

– Бутылочку «Регал», Олли, – ответил Джейк.

Я заказал то же самое. Олли поставил перед нами заказ и вернулся за стойку, где протирал стаканы. Лет двадцати пяти на вид, он обладал широкими плечами, мускулистыми руками, широким загорелым лицом и хладнокровными карими глазами.

Я отхлебнул пива и закурил сигарету.

– Кто такой был этот Стрейдер? – спросил я таксиста.

Стоило мне только произнести это имя, как бармен и те двое, что сидели в стороне, обернулись и уставились на меня. И это несмотря на то, что прошло уже столько времени, отметил я.

Джейку стало явно не по себе.

– Это и есть самое чудное во всей этой истории.

Он приехал из Майами. И, как удалось установить, даже не был знаком с Лэнгстоном.

Один из мужчин за стойкой отставил свой стакан.

Он пристально смотрел на меня наглыми глазами человека, привыкшего нарываться на неприятности:

– Может, с ним самим он знаком и не был. Но это не значит, что он не мог быть другом кого-нибудь другого из его семьи.

Бармен покосился на него, но промолчал. Второй парень спокойно пил свое пиво. Тишина, которая воцарилась в баре, предвещала угрозу, но они, казалось, ничего не замечали. Это было для них привычным делом.

– Я не говорю, что, он не был знаком с другими, – возразил Джейк. – Я только хотел сказать, что не удалось доказать, что он знал кого-нибудь из Лэнгстонов.

– Тогда какого черта он вообще сюда приехал? – поинтересовался второй тип. – Почему его имя записано в регистрационной книге этого самого мотеля три раза за два месяца? Он приезжал сюда не в командировку, иначе в городе нашелся бы человек, с которым он встречался. К тому же кто поверит, будто он был настолько безмозглым, что пытался продавать здесь недвижимость в Майами?

– Откуда мне знать? – ответил Джейк. – Парень, который оказался настолько безмозглым, чтобы стрелять в Колхауна, способен и не на такое.

– Ерунда. Ты не хуже меня знаешь, для чего он приезжал. Этот жеребец навещал здесь свою леди. Он не смог добиться в своей жизни ничего серьезного, занимался какой-то ерундой, поэтому одна дамочка время от времени подбрасывала ему кое-что.

«Что за чудесное местечко», – мрачно подумал я.

Суд над ней не прекращался ни на одну минуту – каждый день ей предъявляли обвинение за это убийство – и здесь, и во всех остальных барах в городе, и всякий раз, даже когда она шла по супермаркету, катя перед собой тележку с продуктами. Интересно, почему она не продала мотель и не уехала отсюда? Должно быть, ей не давала сделать этого гордость. А по ее лицу было видно, что человек она гордый.

Впрочем, напомнил я себе, меня это не касается.

Я ничего не знал о ней, – может, она и в самом деле убила своего мужа. Среди убийц встречались такие люди, которые не могли солгать не покраснев. Но корысть заставляла их пойти на преступление. Однако на нее это было не похоже.

– Она что, тоже из Майами? – вмешался второй мужчина. Тон, каким он это произнес, говорил о том, что, по его мнению, быть родом из Майами – предосудительно уже само по себе.

– Черт, Руп, – с вызовом бросил Джейк, – не нужно представлять дело так, как будто я защищаю ее или Стрейдера. Я просто сказал, что знать о чем-то и доказать это – разные вещи.

– Доказать! – презрительно протянул Руп. – Слишком много носятся с этой ерундой. У них и так были все доказательства. Иначе почему Стрейдер вообще полез в это дело и попытался обставить все как несчастный случай?

Я отвернулся. Все было безнадежно. Но я вспомнил, что собирался задать один вопрос, который не давал мне покоя, и решил воспользоваться случаем.

– Зачем они взяли обе машины? – спросил я Джейка.

Они уже совершенно позабыли обо мне, увлекшись своей перепалкой, и после моего вопроса в зале повисла полная тишина, от которой по спине пополз холодок, не имевший ничего общего с прохладой от работающих кондиционеров. Джейк залпом допил свое пиво и поднялся.

– Ладно, мне пора. Спасибо вам, мистер. – Он вышел. Те двое некоторое время еще разглядывали меня, потом вернулись к своему разговору.

Я заказал еще пива. Олли откупорил бутылку и поставил передо мной. Из всех троих он казался мне наиболее разумным и наименее враждебно настроенным.

– Так почему они взяли обе машины? – спросил я его.

Он протер стойку, окинул меня оценивающим взглядом и уже было открыл рот, как в разговор вмешался Руп. Он уставился на меня своими черными блестящими глазами и спросил:

– Кто вы такой?

– Моя фамилия Чатхэм, – коротко ответил я.

– Я не об этом, мистер. Зачем вы задаете ваши вопросы?

– Просто так. А что?

– По-моему, вас очень интересует это дело, и можно подумать, что оно вас каким-то образом касается.

– Я просто интересуюсь местными обычаями, – объяснил я. – Там, где я вырос, людей осуждали за убийство в суде, а не за стойкой бара.

– Вы приезжий?

– Мне повезло еще больше – я здесь проездом.

– Тогда зачем вам понадобилось такси? Чтобы вытянуть что-нибудь у Джейка?

Неожиданно я почувствовал, что сыт этим разговором по горло.

– Заткнись, – бросил я.

Его глаза мгновенно налились злобой, и он сделал движение, как будто собирался встать с табурета. Бармен взглянул на него, и он снова сел. Его приятель, гораздо более крупный мужчина, с отвращением смерил меня взглядом, как будто прицениваясь, не попросить ли ему завернуть кусочек. Но все кончилось ничем и через мгновение уже отошло в прошлое.

Я нашарил в кармане никель и направился к телефону. Темноволосая девица и ее спутник в ковбойской шляпе, казалось, вообще ничего не замечали.

Когда я проходил мимо них, девушка оглянулась. На вид ей было не больше восемнадцати, но выражение ее лица говорило о том, что она, по крайней мере, вдвое дольше ведет яростную и непримиримую борьбу с любыми проявлениями невинности. Она вытянула под столом левую ногу, отчего юбка на ней задралась, а мужчина, ухмыляясь, писал что-то губной помадой на оголившейся ляжке. Девушка перехватила мой взгляд и пожала плечами.

Я зашел в кабинку, закрыл за собой дверь, и в ту же секунду мне стало ясно, что мои поиски завершены. Вентилятор включился и начал вращаться, издавая необычное жужжание, которое объяснялось не правильным креплением. Я начал быстро соображать.

Из обеденного зала он, скорее всего, видел, как она возвращалась из города, – вот почему он позвонил почти сразу же. , Но горничная сказала, что он звонил еще дважды до этого, когда ее еще не было дома. Ну, что ж, до этого он мог звонить из другого места, а на третий раз подобрался поближе. Можно ставить тысячу к одному, что им был один из этих троих.

Я сделал вид, что набираю номер, и, выйдя из будки, искоса взглянул на чрезмерно грамотного ковбоя.

Ему могло быть от двадцати восьми до сорока лет, у него было гладкое, круглое лицо, как у младенца-переростка, и намечающееся брюшко. Рубашка, как выяснилось при ближайшем рассмотрении, была не голубой, по крайней мере не целиком голубой; Спереди она была светло-серой с жемчужными пуговицами и клапанами на нагрудных карманах, и на ней виднелись пятна в двух или трех местах, как будто он опрокинул на себя еду. Небесно-голубые глаза снова рождали мысль о младенце, если не брать в расчет выражение деревенской въедливости и хитроватой ухмылки, с которой он хватал девицу за ногу и предлагал ей прочитать то, что он написал у нее на бедре.

Скорее всего, он был карточным шулером.

Я вернулся к своему пиву. Исключительно лишь ради порядка я окинул взглядом Рупа и его приятеля – они отличались друг от друга так же разительно, как партнеры в дуэте комиков. Руп был худым, смуглым и со злобным выражением лица, в нем угадывался человек того сорта, который всегда оказывается зачинщиком разного рода неприятностей, что время от времени случаются в барах, однако в целом он показался мне вполне нормальным. Его приятель был крупным мужчиной с редеющими рыжими волосами и топорными чертами лица – оно вполне могло бы показаться бандитским, но никаких признаков порочности или развращенности я не заметил. Одет он был в испачканный маслом комбинезон защитного цвета, а под ногтями виднелась черная каемка, из чего можно было заключить, что он работает механиком.

Таким, как они, бесполезно задавать какие бы то ни было вопросы. Потребовалось бы часа два на то, чтобы подвести их к разговору, но, принимая во внимание враждебность и подозрительность, которыми была насыщена здешняя атмосфера, я подумал, что вообще не добьюсь от них никакого ответа. Я отставил свой стакан с пивом и собрался уходить.

– По-моему, вы сказали, что не местный, – подал голос Руп.

И я решил все же закинуть удочку:

– Да, я так и сказал.

– Тогда, наверное, у вас здесь есть знакомые. Вы только что кому-то звонили.

– Да, звонил.

– И даже не посмотрели в справочнике номер.

– Вы что-то имеете против?

– Где вы остановились?

Я обернулся и смерил его холодным взглядом:

– Через дорогу, и что из того?

– Я так и думал.

Олли поставил стакан, который он протирал.

– Вы уже уходите? – обратился он ко мне.

– Собирался, – ответил я.

– Может, это и к лучшему.

– Почему?

Он пожал плечами:

– Только из соображений выгоды, приятель. Он мой постоянный клиент.

– О'кей, – ответил я, – но, раз уж вы так им дорожите, может быть, придержите его, пока я выйду.

Руп начал сползать со своего табурета, а рыжеволосый гигант с вызовом уставился на меня.

– Бросьте это, – спокойно произнес Олли, обращаясь к ним обоим, – я не хочу, чтобы ко мне заявились легавые.

– Правильно, – поддержал я. Потом положил в карман сдачу и через обеденный зал вышел на улицу.

Происшествие показалось мне глупым и не заслуживающим внимания, но я чувствовал, что это только легкий намек, указывающий на то, насколько накалилась здешняя атмосфера, – так рябь на поверхности воды говорит о том, что где-то в глубине проходит мощное течение, или зловещее мерцание тлеющего под пеплом огня предвещает готовый вспыхнуть пожар. Я удивился, почему так сильна неприязнь к ней. Казалось, никто не сомневается, что она причастна к убийству своего мужа, но, очевидно, никаких доказательств ее вины найти не удалось, иначе почему же ее не арестовали?

Я перешел на другую сторону шоссе, оглушенный свинцовой послеполуденной жарой, и меня снова поразил убогий вид территории, окружавшей мотель, как, должно быть, он поражал всех путешественников, которые размышляли, не свернуть ли им сюда. Здесь веяло разрухой. Почему она не занималась благоустройством, раз уж не хотела его продать? Я пожал плечами.

Почему я все время лезу не в свое дело?

Миссис Лэнгстон была в офисе и занималась бухгалтерией; на столе перед ней лежали две раскрытые амбарные книги. Она взглянула на меня и произнесла с едва заметной улыбкой:

– Разбираюсь с бумагами.

Я отметил, что она оказалась красивее, чем мне показалось сначала. В контрасте между молочной бледностью кожи и блеском волос цвета темного красного дерева было что-то на редкость притягательное. «Бывают такие лица, – подумал я, – их красота не бросается в глаза, она открывается вам постепенно, раз за разом».

Ее тонкие, необыкновенно женственные руки грациозно порхали над бумажным хаосом.

Я вошел внутрь и закурил сигарету:

– Он звонил из телефонного автомата в «Сильвер Кинг».

Она подняла на меня глаза, и я подумал, что этими словами только еще больше напугал ее, – теперь она знает, что он подобрался к ней совсем близко.

– Как вы узнали? – спросила она. – Значит, вы были…

Я кивнул:

– Вентилятор. Я проверил их по всему городу и нашел наконец тот, который гудит.

– Не знаю, как мне вас благодарить.

– За что? Ведь его я так и не нашел. Наверное, теперь он исчезнет на некоторое время. Но вы можете сообщить об этом шерифу, может, им это пригодится.

– Да, – ответила она, пытаясь придать своему голосу оптимизм, но я чувствовал, что она не надеется на то, что полиция предпримет какие-нибудь меры.

Меня охватило глубокое отвращение ко всему этому местечку. Давно пора предать эту историю забвению.

Я прошел в свою комнату и налил виски. Потом снял мокрую от пота рубашку, улегся на кровать с сигаретой и мрачно уставился на потолок. Теперь я жалел, что не отделал Фрэнки, пока у меня была такая возможность. Тогда я застрял бы здесь, по крайней мере, еще на тридцать шесть часов.

«Плохи твои дела, – сказал я себе. – Ты не можешь выносить собственного общества, а сам брюзжишь на всех подряд. Единственное, на что ты способен, – это ехать все дальше и дальше, а это не решает никаких проблем. Таким же ненужным ты будешь чувствовать себя и в Сент-Питерсберге, и в Майами…»

В дверь тихо постучали.

– Войдите, – ответил я.

Миссис Лэнгстон показалась на пороге и застыла в нерешительности при виде моего покрытого растительностью торса. Я не сделал ни малейшей попытки подняться. Она, наверное, подумала, что я воспитан как настоящая свинья, но мне это было совершенно безразлично.

Я равнодушно показал ей рукой на кресло:

– Садитесь.

Она оставила дверь слегка приоткрытой и подошла к стулу. Села, плотно сжав колени, и нервно одернула платье, очевидно чувствуя себя неловко.

– Я… я хотела с вами поговорить, – произнесла она, явно не зная, с чего начать.

– О чем? – Я приподнялся на локте и кивнул в сторону комода. – Виски, сигареты. Возьмите сами.

Отлично, Чатхэм. Ты совершенно утратил всякое представление о вежливости. У тебя есть все шансы вскоре стать настоящим хамом и брюзгой.

Она покачала головой:

– Спасибо. – Потом помолчала и неуверенно продолжила:

– Вы говорили, что раньше служили в полиции, но теперь ушли со службы?

– Да, так я и сказал.

– Могу ли я поинтересоваться, есть ли у вас работа в настоящее время?

– Я отвечу отрицательно. Сейчас у меня нет никакой работы, к тому же я здесь по дороге в Майами.

Зачем я туда еду – я и сам не знаю.

Она слегка сдвинула брови, очевидно не поняв, что я хотел сказать.

– Не согласитесь ли вы поработать для меня, если, конечно, это окажется мне по карману?

– Смотря что за работа.

– Я как раз собираюсь вам объяснить. Не могли бы вы узнать, кто этот человек?

– А почему именно я?

Она набрала в грудь побольше воздуха и решилась:

– Потому что я думала о том, как вы ловко выяснили, откуда он звонил. Вы справитесь. Я больше не выдержу, мистер Чатхэм. Я не могу обходиться совсем без телефона, но, когда он звонит, мне иногда кажется, что я вот-вот сойду с ума. Я не знаю ни кто он, ни откуда он говорит, – может быть, в эту минуту он смотрит на меня, я хожу по улицам, съежившись от страха…

Я вспомнил о том фарсе, который разыграл передо мной этот тупица Магрудер. «Никому не удавалось нанести человеку вред, позвонив ему по телефону…»

– Нет, – ответил я.

– Но почему? – беспомощно спросила она. – Денег у меня немного, но я готова без возражений уплатить вам любую сумму.

– Во-первых, потому что это дело полиции. А я не полицейский.

– Но частные детективы…

– Имеют лицензию. И тот, кто работает без лицензии, рискует навлечь на себя серьезные неприятности.

А во-вторых, только выяснить, кто он такой, – бессмысленно. Единственный способ его остановить – это собрать достаточно доказательств для того, чтобы отправить его в тюрьму или в сумасшедший дом, а это подразумевает рассмотрение дела в судебном порядке.

Что снова возвращает нас к необходимости обратиться в полицию и к окружному прокурору. Если они не захотят ради этого оторваться от своих кресел, значит, мы ничего не сможем поделать.

– Понятно, – устало ответила она.

Я ненавидел себя за то, что лишил ее последней надежды. Она была чертовски славной и очень ранимой, испытания, выпавшие на ее долю, были ей непосильны, и я чувствовал, что она относится ко мне с симпатией, если вообще можно доверять подобному впечатлению. Она была храброй, а это говорило о том, что в ней есть класс, другого слова я подобрать не мог, но силы ее были на исходе – она вот-вот могла сломаться. Я свирепо спросил себя, почему мне пришло в голову переживать о ее проблемах. Ведь я же решил, что мне нет до нее никакого дела.

– Почему бы вам не продать мотель и не уехать отсюда? – спросил я.

– Нет! – Меня поразила горячность в ее голосе.

Потом она немного успокоилась и объяснила:

– Мой муж вложил в мотель все, что у него было, я не хочу бросить все и бежать, как испуганная девчонка.

– Тогда почему вы не благоустраиваете территорию? Она выглядит настолько убого, что люди просто проезжают мимо.

Она встала:

– Я знаю. Но на это у меня просто нет денег.

«А у меня есть», – подумал я. К тому же я, очевидно, подсознательно искал себе что-то в этом роде, но с ней мне связываться не хотелось. Мне ни с кем не хотелось связываться. Такой уж у меня был период.

У двери она замешкалась:

– Значит, вы не хотите обсудить мое предложение?

– Нет. – Мне не понравилось, что она так откровенно надеется на меня, и мне хотелось раз и навсегда отделаться от нее и всех ее проблем. – Я знаю только один способ его остановить, если, конечно, смогу его вычислить. Но не станете же вы нанимать меня для того, чтобы я поколотил психически больного человека?

Ее передернуло:

– Нет. Какой ужас…

Я бесцеремонно перебил ее и продолжил:

– Не уверен, что смогу это сделать. Когда я работал в полиции Сан-Франциско, меня отстранили от должности за жестокое обращение, но тот человек, которого я избил тогда, был, по крайней мере, в своем уме. Мне кажется, это совсем другое дело, так что давайте оставим этот разговор.

Она снова нахмурилась, очевидно, в недоумении:

– Жестокое обращение?

– Именно так.

Она постояла еще несколько секунд, очевидно ожидая моих объяснений, и, поскольку никакого продолжения не последовало, сказала:

– Простите меня за беспокойство, мистер Чатхэм. – Потом вышла и закрыла за собой дверь.

Я возобновил изучение потолка. Он ничем не отличался от всех других, которые мне случалось разглядывать.

Около шести я снова вызвал такси и поехал в город.

Там я в одиночестве поужинал в «Стейк-Хаус», купил себе несколько журналов и пешком отправился обратно в мотель. В воздухе уже повисла голубая дымка – от пыли и опускающихся на город сумерек. Только перед тремя номерами стояли машины. С полчаса я лежал на кровати и читал, потом услышал, как на вымощенной гравием площадке затормозила еще одна машина, а минут через пять послышались громкие спорящие голоса. По крайней мере, один из спорящих говорил на повышенных тонах. Голос был мужской. Другой, судя по всему, принадлежал миссис Лэнгстон. Спор не прекращался, и мужской голос звучал все громче. Я встал с постели и выглянул за дверь.

Была уже ночь, но в коридоре горел свет. У открытой двери в двухместный номер стояли трое: миссис Лэнгстон, упрямого вида парень лет двадцати и затянутая в сыромятную кожу девица, лет на пять моложе своего спутника, которой для завершения образа не хватало мотоцикла и шлема. Под окнами номера стоял седан 1950 года выпуска. Я вышел и прислонился к стене, ощущая приближение скандала.

Миссис Лэнгстон держала в протянутой руке какие-то деньги:

– Убирайтесь отсюда, или я вызову полицию.

– Зови легавых! – ответил парень. – Ты мне надоела. – У него было наглое лицо, глаза орехового цвета, а темные волосы причесаны в виде утиного хвоста; он был облачен в сапоги «казак», джинсы и пуловер, наброшенный на плечи.

– Какие проблемы? – поинтересовался я.

Миссис Лэнгстон оглянулась:

– Он зарегистрировался один, а когда я через минуту выглянула, то увидела, как она выпрыгивает с заднего сиденья. Я сказала ему, чтобы он уезжал. И попыталась вернуть ему деньги, но он не хочет их брать.

– Хотите, я сам отдам их ему?

Парень смерил меня злобным взглядом:

– Не нарывайся, папаша, я кое-что умею.

– Я тоже, – ответил я, не удостаивая его особым вниманием. Вся эта ситуация отдавала какой-то фальшью. – Она сдавала комнаты по шесть долларов.

Миссис Лэнгстон забеспокоилась:

– Может быть, лучше вызвать полицию?

– Не стоит, – ответил я. Потом взял у нее деньги и посмотрел на парня:

– Кто вам заплатил?

– Кто мне заплатил? Ты что, совсем рехнулся? Я не понимаю, о чем ты говоришь. У нас с женой медовый месяц, и мы решили остановиться в этом поганом мотеле…

– Так, значит, вот почему она пряталась на заднем сиденье среди рисовых зерен и старых туфель, пока ты ходил регистрироваться.

– Она у меня застенчивая, папаша.

– Еще бы. В пинке под зад и то больше девичьего стыда. Где ваш багаж?

– Мы его потеряли.

– Интересная мысль. – Я свернул деньги и сунул их в нагрудный карман его майки. – Убирайся отсюда.

Реакция у него была хорошая, но он выдал себя глазами. Я успел заблокировать его левую, но почувствовал, как он уперся коленом мне в пах.

– Врежь ему, Джери! – взвизгнула девица.

Я сделал обманное движение и нанес удар. Его отбросило на машину, и он свалился лицом в гравий. Я подошел и встал над ним. Мне как будто показывали фильм в замедленной съемке или какой-нибудь надоевший отрывок из старого футбольного матча, который видел уже столько раз, что заранее знаешь, что произойдет в следующую секунду: он перекатился, вскочил, быстрое сунул руку в правый карман брюк и, вынув ее, сделал легкое движение запястьем. Послышался металлический щелчок – это выскочило лезвие. Я ударил его по руке, и нож отлетел на гравий. Он схватился за ушибленную руку и наклонился вперед, но не издал ни звука. Я закрыл нож и отшвырнул его назад, на крышу здания. Он стоял передо мной, держась за свою руку.

– Перелома нет, – сказал я. – Но в следующий раз будет.

Они сели в машину, таращась на меня, как два диких зверька. Девица была за рулем. Седан вырулил на шоссе и исчез, держа курс на восток. Я обернулся. Миссис Лэнгстон стояла привалившись к столбу, поддерживающему навес над крыльцом. Она обхватила столб руками, прижалась к ним щекой и смотрела на меня.

Она не показалась мне ни испуганной, ни взволнованной или потрясенной; единственное, что я заметил в ее глазах, – это усталость, всепоглощающая усталость, от всей жестокости и злобы, которые ее окружали. Она вздрогнула и провела рукой по волосам:

– Спасибо вам.

– Не за что.

– Что вы имели в виду, когда спросили, кто ему заплатил?

– Это было просто предположение. Они могли доставить вам массу неприятностей.