Текст книги "Эта ложь убьет тебя"

12
Дикий ребенок

В день их приезда на Фоллен Оукс обрушилась буря. Двери школы дребезжали, и ветка дуба разбила окно во время урока по углубленному изучению биологии. Затем туман рассеялся и из него вышли два незнакомых человека. Тощие ноги и потрепанная одежда. Бледная кожа и иссиня-черные волосы.

В десять часов, третьего декабря, они вошли в огромную красную дверь школы и принесли с собой дождь. Все повернулись и уставились на них. И нельзя было их винить, правда; Феррики завораживали. Словно они были призраками, проскользнувшими на время в мир смертных, а потом превратившимися в пар.

А после – в ветер.

Руби Валентайн доставала из своего шкафчика книгу, когда это произошло. Позднее она придала этому смысл, словно вселенная была великой колдуньей, плетущей заговор, и все, что она делала, она делала с улыбкой, подмигивая, позволяя на мгновение увидеть фрагмент своего великого плана. «Химия, действительно», – подумала Руби, и жар заполнил ее грудную клетку. Но в то время она не посмотрела на название книги. Она отличала ее по обложке, и, кроме того, ее мысли витали где-то далеко. Она смотрела внутрь себя, поглощенная своими мыслями, когда мимо прошел Шейн Феррик.

Наверное, с ним была его сестра. Тогда они всегда были вместе. Но Руби запомнила присутствие Брианны так же, как запомнила книгу: она имела значение в ретроспективе, но в тот момент не играла никакой роли. Шепот во время бури. Имело значение то, что учебник по химии выпал из рук Руби в ту минуту, когда она встретилась взглядом с Шейном Ферриком. Находящиеся вокруг мальчики наблюдали, они вполне могли поднять ту книгу, совершить такой джентльменский поступок. Но ни один не двинулся с места, то ли потому, что Руби была девочкой Паркера, то ли потому, что им хотелось увидеть ложбинку между ее грудями, когда она нагнется. Руби точно не знала. В конце концов, это не имело значения, потому что Шейн махнул сестре рукой, чтобы она шла дальше, опустился на одно колено и поднял ее книгу.

Руби застыла. Она уже достаточно долго встречалась с Паркером и знала, в какие игры играют мальчики, и она расправила плечи, готовясь сражаться с Шейном за свою книгу. Сначала он сунет ее под мышку и встанет на ноги. Затем сделает шаг назад, держа ее над головой. И она тут же встанет на цыпочки и начнет подпрыгивать, тянуться к ней и выглядеть полной дурой.

Шейн смотрел на нее снизу, не поднимаясь с пола. Руби дрожала, обхватив себя руками. Она была одета в бледно-розовый кардиган, усыпанный маленькими ягодками клубники, и короткую розовую юбку из шуршащей ткани. Она знала, что выглядит восхитительно. Но Шейн смотрел на нее не так, будто она милая или даже красавица. Он смотрел на нее так, будто видел самую суть ее существа, и суть эта вызывала у него благоговение.

Смиренно.

– Вы это уронили, – сказал он, протягивая ей книгу. Руби взяла ее, не успев передумать. А он все продолжал стоять, преклонив колено, глядя на нее снизу вверх, и ей перестало быть холодно. Тепло растекалось от головы до кончиков ступней. Она поджала пальцы ног, ей хотелось танцевать. Кружиться. Вращаться.

В этот момент зазвонил чей-то телефон. Звонок мог заставить Руби подскочить, мог разрушить очарование Шейна, но этого не произошло. Улыбка расплылась по его лицу. Все в нем было небесным – кожа, бледная, как луна, улыбка, яркая, как сверкающие звезды, и эти синие, как сумрак, глаза – и Руби почувствовала, что готова на все ради того, чтобы войти в его вселенную, хоть на секунду.

Под сентиментальную, легкомысленную песенку о любви, несущуюся из телефона рядом с ними, он протянул ей руку.

– Разрешите пригласить вас на этот танец?

Руби не думала. Не дышала. Она сунула книгу в свой рюкзак, потом потянула мальчика за руку и подняла его на ноги. Ее руки обвили его шею, его руки скользнули на ее бедра, и несколько коротких мгновений они танцевали.

Потом Руби помнила точно только то, что он не отрывал глаз от ее лица. Она чувствовала, как ее щеки покрываются румянцем. Но когда она попыталась спрятаться от его взгляда, положив голову ему на плечо, он прошептал:

– Тебе не нужно делать этого со мной.

– Что делать? – Она посмотрела на него.

– Тебе не нужно прятаться.

В глазах Руби блеснули слезы. С тех пор, как пропал отец и люди начали смотреть на нее с жалостью, она заколотила досками окна своей души и надела маску.

Никто не мог пробраться в ее душу.

А теперь этот чужак смотрел на нее, и печаль в его глазах отражала ее собственную. Неужели он понимал, что она пережила? Может, он тоже это пережил? Руби отчаянно хотелось узнать о нем больше, и она открыла рот, чтобы спросить, как его зовут.

Когда прозвенел звонок на урок, она чуть было из кожи не выпрыгнула. Мальчик шагнул назад, низко поклонился, будто это происходило на каком-то грандиозном бале-маскараде и она сама выбрала его своим партнером. Будто он был польщен, что она выбрала его. И, когда он смотрел на нее, она почувствовала, что они оба носят маски и только он видит ее истинное лицо. И только она может посмотреть в его глаза и понять его душу.

Они отступила от него, потрясенная. Звонок перестал звенеть, но она все еще слышала его эхо, и этот звук был гораздо менее приятным, чем даже сентиментальная, легкомысленная любовная песенка. Руби съежилась при мысли о том, что сейчас надо будет с ним попрощаться. Она раньше не заметила, во что одет этот мальчик, но теперь увидела, что его джинсы выцвели, а на майке виднеется пара дыр. Он был диким ребенком, попавшим на землю домашних, послушных людей, и Руби захотелось убежать вместе с ним в лес.

Ей хотелось продолжить танец.

Он выпрямился после поклона, его щеки порозовели, а волосы упали на глаза.

– До следующего раза, Клубничка.

Она нахмурилась.

– Клубничка?

Он кивнул, глядя на ее кофточку. На глупый розовый кардиган, усыпанный ягодами. Внезапно в этом наряде она почувствовала себя ребенком. Но он приблизил к ней лицо, будто хотел прикоснуться губами к ее щеке, и прошептал:

– Это мои самые любимые ягоды. Как ты узнала?

– Мне рассказала вселенная, – ответила она, больше не желая играть роль сбитой с толку, краснеющей девочки. Это была не она. Не настоящая она. – Только она была похожа на морщинистую злую колдунью, и она обещала, что моя жизнь изменится, если я сегодня это надену.

Его брови взлетели вверх. Они были черные и выразительные, и Руби хотелось провести по ним пальцами, ощутить, как он прижмется к ее пальцам, прикасающимся к нему.

– Она была права? – спросил он.

Руби пожала плечами, она вдруг осознала, что вокруг них собираются люди.

– Посмотрим, – ответила она и исчезла в толпе.

* * *

K началу четвертой перемены на ланч все говорили об этой беседе в коридоре младших классов. Руби понимала, что совершила ошибку. Когда Паркер нашел ее на школьном дворе, он сел рядом с ней так резко, что скамейка задрожала под его тяжестью. А он посмотрел на нее своим испепеляющим взглядом, который, казалось, говорил: «Ты можешь что-то сказать в свое оправдание?»

Руби не могла. Так действовала мельница школьных слухов, и, если бы она не поддалась давлению взгляда Паркера, он бы никогда не узнал правду. Не узнал бы наверняка. И все же, позднее, она подумала: «Может быть, больше ничего бы и не понадобилось». Один танец в коридоре, и Паркер начал готовить свою месть. В конце концов, Руби была его девушкой, и все в Фоллен Оукс это знали.

А Шейну Феррику очень скоро предстояло это узнать.

13
Бесстрастное лицо

– Он идет за нами, – произнесла Руби, пятясь от лестницы. Прочь от Гэвина и от ужасных красных слов, написанных на его коже. – Нам надо уходить сейчас же.

Паркер поспешно подошел к ней. Он не мог позволить ей покинуть этот дом. Если она уйдет, он никогда уже не сможет снова завоевать ее. И поэтому он обнял ее рукой за талию, повел прямо к двери в патио… и остановился.

– Парк? – спросила она. – В чем дело?

Паркер помолчал, резко втянул воздух. Прищурив глаза, он пристально смотрел на патио и на искрящийся бассейн за ним.

– Пустяки, – пробормотал он, протягивая руку к двери.

Как он и предвидел, Руби его остановила.

– Скажи мне, – потребовала она, заглядывая ему в глаза.

– Шейн не может прийти за нами. Ты же понимаешь, что не может.

– Я понимаю, – тихо ответила Руби. Потом, еще тише, прибавила: – Я понимаю и не понимаю.

– Послушай, я знаю, что ты думаешь. Мы все об этом думаем: записи дантиста могли подменить. Что, если в прошлом году он организовал какую-то грандиозную иллюзию и теперь возвращается, чтобы…

– Меня даже не было на той вечеринке, – перебила Руби.

– Я знаю. – Паркер вздохнул, отводя красные волосы с ее лица. – И ты этого не заслуживаешь. Ты не заслуживаешь, чтобы тебе устраивали пакости. Но нам действительно кто-то устраивает пакости, Руби. Какой-то подлец слишком много видел на той прошлогодней вечеринке и хочет задурить нам головы. Шейн Феррик находится там, где мы его видели в последний раз. На кладбище в Фоллен Оукс…

– Прошу тебя. – Она вырвалась из его рук. – Я не могу о нем говорить. Я просто хочу уйти домой.

– Мы уйдем. – Паркер опять помолчал, глядя в темноту снаружи. – Но ты вспомни ту ночь, Руби. Вспомни, как она закончилась. Если кто-то не играет с нами… Если они действительно пытаются причинить нам вред, то, что случилось с Гэвином, – это только начало. Первое нападение в длинной череде нападений. И все это закончится…

– В машине, – прошептала Руби, прижимая пальцы в перчатке к стеклу. Брет и Джунипер последовали за ними в столовую, тело Гэвина висело на руках у Брета.

– Послушай, вероятно, это какой-то осел пытается нас разыграть, – сказал Паркер, уводя Руби прочь от двери.

– А если нет? – спросила она. – Если этот человек старается нам навредить?

Паркер поймал ее взгляд и удержал его.

– Тогда самое опасное сейчас – это забраться в машину.

Руби втянула воздух. Она выглядела маленькой и беспомощной, смотрела на Паркера своими большими голубыми глазами. Ему хотелось обнять ее. Вместо этого он вывел ее из столовой. Теперь он стал лидером, защитником, он собирался возглавить эту компанию детишек и спасти их.

Он взмахом руки велел им идти в коридор.

– Подожди! Куда ты собрался? – спросила Джунипер резко, оглядываясь назад, туда, откуда они пришли. Паркеру было жаль ее больше всех остальных. Наказание Гэвина было довольно мягким. А вот Джунипер… Паркер до сих пор не понимал, почему она так набросилась тогда на Шейна Феррика. Даже если это была отчаянная попытка залезть к Руби в трусики, он этого не понимал. Джунипер была по натуре человеком, который спасает мир или погибает, пытаясь это сделать.

Такие девушки не пытаются утопить человека.

– В гостиную, – крикнул Паркер, не оборачиваясь, и повел группу мимо лестницы. Он почувствовал, что напряжение Руби растет по мере того, как они удаляются от выхода. Наклонившись к ней, он прошептал: – Нам нужно держать Джунипер подальше от бассейна.

Она кивнула, прижимаясь к нему.

Они подошли к двойным дверям, таким темным, что они казались почти черными, и Паркер толчком распахнул их, абсолютно бесстрашно. Внутри стояли черные бархатные диваны, раскинувшиеся, как ленивые пантеры. Кто-то развел огонь в камине. Остальных это встревожило, они ощущали присутствие своего мучителя за каждой закрытой дверью, но Паркера тепло обрадовало. Благодаря этим мягким диванам и мерцающему свету камина Руби очень быстро окажется в его объятиях. Но сначала – расследование. При любом расследовании тайны есть детектив, возглавляющий шоу, и Паркер был рад сыграть эту роль. Когда Брет уложил Гэвина на диван, Паркер попросил его помочь ему заблокировать двери. Замков в дверях не было, но стеклянный кофейный столик был достаточно прочным, чтобы помешать войти в комнату незаметно, и при этом достаточно легким, чтобы отбросить его в сторону, если им потребуется бежать.

Он указал рукой на двери.

– Я хочу, чтобы вы все были настороже. Пока мы не знаем, с чем имеем дело, лучше предполагать самое худшее.

– По-моему, ты сказал, что нас пытается разыграть какой-то подлец, – сказала Руби, садясь на краешек дивана. Никто не чувствовал себя комфортно, несмотря на теплую комнату.

– Сказал, – ответил ей Паркер и отошел от нее. Теперь, когда он привел ее сюда, он не собирался подходить к ней слишком близко. – Но до тех пор, пока у нас не будет доказательств, ты лучше поверь: я сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить тебя от опасности.

Глаза Руби потеплели, и Паркер возликовал в душе. Внешне он оставался совершенно серьезным, его рот был сжат в твердую линию.

– Нет, мне это не нравится. – Джунипер стояла у двери. – Мы не можем прятаться здесь всю ночь.

– Почему бы и нет? – Руби достала из сумочки щипчики вместе с ключами. – Утром мы обыщем свои машины, нет ли в них чего-нибудь подозрительного. Но в данный момент снаружи темно, хоть глаз выколи. И во дворе полно живых изгородей, подстриженных в виде чудовищ. Там десятки мест, где можно спрятаться, и если этот человек опасен…

– Этот человек опасен! Он вырубил Гэвина! Мы можем понести его на руках…

– А если на нас нападут? Мы не сможем защищаться, если будем нести человека, а если положим его, то оставим без защиты его. – Руби мрачно посмотрела на Гэвина. – Мне очень жаль, Джунбаг, но это правильный выбор.

Гордость наполнила грудь Паркера. Вот что ему нравилось больше всего в Руби Валентайн. Она – королева. И пока она в своем замке, Джунипер останется с ней и будет ее защищать.

– Видите, поэтому вы – моя группа защиты, – сказал он девочкам. – Вы всегда придумываете способы защитить нас.

– Группа защиты? – Руби нахмурила брови. – А ты тогда кем становишься? Нападающим?

– Да. – Паркер взял кочергу со стойки возле камина. – Я считаю, что двойной подход самый лучший. Мы с Бретом выследим этого негодяя, а вы, девочки, останетесь здесь и будете охранять Гэвина. – Он улыбнулся, будто чертовски гордится, глядя на Руби, которая сидела и сжимала свои щипчики, словно оружие. – Честно, не позавидую тому идиоту, который попытается бросить вам вызов.

Руби сглотнула, прикусив губу, и Паркер с трудом удержался, чтобы не прижать ее к стене. Поднять на руки и почувствовать, как она обнимает его ногами. Наверху, прямо над ними, находится спальня, на двери которой стоит ее имя, фантастический дворец с атласными простынями и кроватью под балдахином. Но Паркер приказал себе ждать. Когда третья жертва попадет под удар, Руби будет умолять его запереть ее в этой комнате.

И тогда… блаженство.

И все же, подумал он, не помешает проверить еще раз, и он украдкой подошел к ней.

– Если я не вернусь…

– Прекрати. – Голос ее звучал холодно, но она прижалась к нему. Эта грубость была всего лишь игрой, в которую она играла, ерунда типа «меня не так просто завоевать», из-за которой он желал ее еще больше. – Ты вернешься. Ты мне сказал, что опасности нет.

– Сказал, – согласился он. – Но я и раньше ошибался. – В первый раз он в этом признался. В первый раз эти слова слетели с его губ. – И я хочу, чтобы ты знала, я готов тысячу раз умереть за тебя.

– Это легко сказать…

– Хорошо. – Он отошел от нее с оскорбленным видом. – Может быть, если тебе повезет, будет по-твоему, и я это докажу.

– Парк.

Он повернулся и пошел к двери раньше, чем она успела его остановить. Он думал, что было бы хорошо уйти на сентиментальной ноте, но, если честно, так было намного лучше. Теперь она все это время будет чувствовать себя виноватой. Она все это время будет думать о том, как будет ужасно, если он умрет раньше, чем она успеет взять свои слова обратно. K тому времени, когда он вернется, она будет отчаянно желать его.

С помощью Брета он с трудом отодвинул кофейный столик от двери и выглянул в коридор. Обнаружив, что путь свободен (сюрприз, сюрприз), он выскользнул наружу, а Брет последовал за ним. Дверь за ними закрылась.

14
Блюстители кармы

Когда Паркер закрыл за собой дверь, Брет смотрел прямо перед собой. Он был потрясен, давно уже не испытывал такого потрясения, и слова на коже Гэвина были всего лишь вершиной айсберга. Когда Паркер повернулся к нему с сосредоточенным видом, Брет понял, что дело вовсе не в том, что Паркеру необходимо его общество. Тот явно видел, что Брет расползается по швам, и хотел исправить положение.

– Расслабься, – произнес Паркер, так небрежно, как будто паника была собственным выбором Брета, а не результатом всей жизни, полной страданий. Жизни, полной чувства вины.

В голосе Паркера было столько энергии, что Брет почувствовал, как его окатило теплой, медовой волной, снимающей боль в его изломанном теле. Он пережил тот прекрасный момент, когда ему казалось, что все будет хорошо, что бы они ни сделали и что бы ни сделали с ними. Затем он заметил какое-то мимолетное движение, и страх со всей силой обрушился на него, так что даже перехватило дыхание. Он поднял руку и показал в сторону двери на кухню.

– Я что-то видел, – сказал он.

Паркер не усомнился в его словах. В этом и заключалась прелесть их взаимоотношений, именно это всегда заставляло Брета возвращаться. Он мог сказать что угодно, сделать любое смехотворное заявление, и Паркер поверил бы ему. Полная противоположность тому, как к нему относились дома, где все, что бы он ни говорил, считалось неправильным. Или несуществующим. Он не мог сосчитать, сколько раз его слова полностью игнорировали, будто в квартире отца он лишался способности издавать звуки. Отец смотрел сквозь него, а его друг просто кивнул головой.

– Тогда пойдем, – сказал Паркер, сжимая кочергу, которую захватил в гостиной.

Они поспешили на кухню. Белый мраморный остров казался обманчиво веселым, все кухонные принадлежности сверкали, будто их недавно начистили. Все в этой комнате было точно таким же, каким они видели в прошлый раз, за исключением двух вещей: их сотовые телефоны исчезли с подноса, а грифельную доску, вроде тех, на которых рестораны пишут список своих фирменных блюд на день, прислонили к дальней стене.

Паркер первым подошел к доске, бормоча:

– Она была здесь раньше?

– Если и была, то я ее не заметил. Но в любом случае кто-то побывал здесь после того, как мы ушли. – Сейчас это было очевидно. Брет не мог считать промелькнувшее белое пятно обманом зрения. Кто-то был здесь несколько секунд назад, и этот человек написал все их имена на маленькой доске для фирменных блюд. Все имена их персонажей. Но теперь имя Человека-невидимки было зачеркнуто.

– Значит, это правда, – прошептал Брет. – Кто-то охотится на нас. Это не может быть Шейн, но что, если…

– О, господи, Брет. – Паркер улыбался или даже ухмылялся, в то время как сердце Брета лихорадочно билось в груди. Оно сильно стучало о его ребра. – Разве ты еще не догадался?

– О чем не догадался? – Стучащее, как молот, сердце. Трясущиеся руки. Боже, где его фляга? Как только он об этом подумал, он понял, что не может поддаться этой тяге. После того, что он сделал в своей спальне, ему необходимо сохранить здравый рассудок.

Он навалился на столешницу, отвернувшись от грифельной доски. Он не какой-то деликатес, который надо разрезать на ломтики. Он не Железный желудок. Он мальчик. Мальчик, который в прошлом году оказался замешанным в некрасивую, темную историю и с тех самых пор расплачивается за это.

– Пойдем. – Паркер побежал в столовую. Карточка шестого персонажа стояла в конце стола, и он схватил ее. – Нам это понадобится, если мы собираемся заполнить пробелы. У тебя есть ручка?

– Ты продолжаешь играть в эту игру? После всего, что случилось? – Брет подошел ближе, понизил голос. – После всего, что мы сделали?

– Лично я ничего не делал, – огрызнулся Паркер. – Я только наблюдал за тобой… – Он покачал головой, придвинулся к нему. – С тобой все будет в порядке. Я не позволю, чтобы с тобой что-то случилось, понятно?

Брет кивнул головой, завороженный этим золотисто-медовым голосом. Все его мышцы расслабились. Сначала он не среагировал, увидев девочку, стоящую по другую сторону стекла, призрачно-бледную, словно привидение. С темными губами, напоминавшими кровавую рану. Будто кто-то нанес ножом удар по ее лицу и вырезал ей рот из крови и шрамов.

Она подняла предмет, который держала в руках.

– Веревка, – произнес Брет, указывая на стекло.

Паркер резко обернулся. Но девочка исчезла так же внезапно, как появилась.

Брет заморгал, бросился к двери в патио. Никаких следов. Ничего белого. Только холодная, холодная тьма.

– Она держала веревку.

– Кто держал веревку?

– Это была… – Он даже не мог подобрать нужных слов. Та девочка, ну, она показалась знакомой. Он видел ее наверху. Но только девочка наверху была сделана из фарфора, а эта была из плоти и крови.

– Брет. – Паркер прервал его мысли. – Ты что-то видишь?

– Я видел… – «Ее», – хотел сказать Брет, но он боялся. Признание сделает все реальным. События выйдут из области невозможного, и реальность врежется в него, как кулак врезается в тело, снова и снова, выбивая воздух из легких темноволосого мальчика, пока кровь не расцветет на его губах.

– Я тебе говорил, – заикаясь, произнес Брет, его шея стала липкой от пота. – Это был не Шейн Феррик. Это была…

– Кукольное личико. – Паркер поднял ее карточку. – «Меня зовут Кукольное личико. Мое оружие – элемент неожиданности, потому что никто не заметит моего приближения. Моя самая большая тайна…»

– «…то, что я уже здесь», – закончил вместо него Брет. – Парк, я видел ее наверху. Джунипер дотронулась до ее плеча, и ее глаза раскрылись, и у нее… были его глаза.

– О чем ты говоришь?

– Глаза Шейна Феррика. Веревка Шейна Феррика. Пойдем, я должен показать тебе, иначе ты никогда не поверишь.

– Старик, ты меня с ума сводишь, – сказал Паркер, шагая вслед за ним к лестнице. В кои-то веки Брет шел впереди, и ему нравилось быть хозяином своей судьбы. Решать проблемы, а не создавать их.

Он взбежал по лестнице, шагая через две ступени. Он одним прыжком преодолевал высокие пролеты. Он вихрем пронесся мимо спален девочек. Когда он пробегал мимо своей двери, его сердце вдруг стремительно забилось. Там краем глаза он увидел конфетти, усеявшее пол. Простыню, которой он накрыл изголовье кровати, чтобы спрятать то, что на нем написано. Это изголовье имело форму могильного памятника, а простыни были цвета серого камня. Когда Брет вошел в комнату в первый раз, ему захотелось просто лечь на кровать и узнать, что ты чувствуешь, когда исчезаешь.

Но тогда он не исчез, а теперь слышал, как в его кармане звякает кастет, еле слышно и успокаивающе. Напоминание о том, что он все еще здесь. Он все еще сражается по-своему и стремится выжить в этом ночном кошмаре.

Он должен выжить.

Потом, когда Брет вошел в пятую спальню, у него сердце ушло в пятки. На стуле справа, где раньше сидела девочка, теперь никого не было. Ни девочки. Ни куклы. Взгляд Брета метнулся влево. Там по-прежнему сидел мальчик, одетый в черный костюм, но с него кто-то сорвал пиджак. И на каждом открытом участке кожи кто-то написал ярко-красным маркером слова.

«Придурок. Извращенец. Белая шваль».

Здесь, на мальчике с ярко-синими глазами, эти слова имели определенный смысл, но не потому, что Брет был с ними согласен. Сколько раз Паркер в коридорах Фоллен Оукс отпускал злобные замечания об этом «белом придурке»? Сколько раз он умолял Брета уничтожить «извращенца», который опозорил Руби Валентайн? Сначала Брет сопротивлялся, потому что Шейн Феррик казался ему приятным. Заботливым. Таким парнем, с которым хотелось подружиться. Потом, однажды утром, перед рождественской вечеринкой у Далии Кейн, в школе появилась видеозапись Руби.

И мнение Брета изменилось.

– Это я сделал, – сказал он, указывая на куклу. – Джунипер заманила его к бассейну, а Гэвин написал на нем эти слова, но уничтожил его я.

– Нет. – Паркер сжал зубы. – Он погубил Руби, и ты ему отомстил.

– Нет.

– Ты это сделал. – Паркер протянул руку. У Брета жгло в желудке, в глазах все плыло, но рука сделала то, что делала всегда, когда друг протягивал ему руку. Он протянул ему свою руку. – Что бы ни произошло сегодня, мне необходимо, чтобы ты помнил об одном, – произнес Паркер.

Брет кивнул головой, вглядываясь в его глаза. Он искал золотые искры в зеленых глазах. Изумруды, искрящиеся светом. Но глаза Паркера были черными, когда он прошептал:

– Ты оказал миру услугу.