Текст книги "Путешествие на Запад. Том 4"

Когда они дошли до ворот сада, ведьма наклонилась к Танскому монаху и стала вкрадчиво нашептывать ему на ухо:

– Дорогой мой! Давай мы с тобой позабавимся тут. Право же, у тебя сразу пройдут тоска и печаль!

Взявшись за руки и прижимаясь друг к другу, они вошли в сад. Танский монах стал осматриваться. Здесь было удивительно красиво!

 
Везде краса, везде отрада взорам!
Обрамлены хвощом и мхом седым,
Дорожки чудным выгнуты узором.
Сквозных шелков струится легкий дым
На окнах и на нишах.
                              Все беседки
Одела сычуаньская парча.
Подует легкий ветерок сквозь ветки,
Качнется шелк, о чем-то лепеча…
 
 
Дождь прошумит… Как тысяча жемчужин,
Сверкают капли.
                         Сбрызнуты росой,
Горды деревья свежею красой.
Но солнца луч всегда с цветами дружен,
И всюду здесь цветы – вблизи, вдали.
Там абрикосов ветви расцвели,
И цвет их, как бессмертных одеянья…
И манит взор и дразнит обонянье
Созревший персик в золотой пыли.
А вот луноподобные бананы.
Их листья, словно веера Тай-чжэнь5858
  Тай-чжэнь – посмертное имя фаворитки Танского императора Ли Лун-цзи (712—755 гг.), погибшей в результате дворцового переворота, якобы превратившейся в небесную фею. Известна под прозвищем Ян Гуй-фэй.


[Закрыть],
Блестят на солнце и не любят тень.
Там бабочки порхают целый день.
Переплетают цепкие лианы
Магнолий ветви, сосен и дубов
И обвиваются вокруг стволов.
Взгляни, за белой каменной оградой,
Вокруг террас, среди пустых дворов,
Порхая, иволги резвиться рады.
Там блещут золотом дворцы, а тут
Сверкающие высятся строенья
И башни островерхие растут.
Причудливы их кровли, украшенья,
Затейливы и странны имена:
Вот «Кровля темных бабочек» видна,
Вот «Зал освобождения от хмеля»,
«Дом, где дождя приятно слушать шум»,
«Сгущенный аромат», «Чертоги дум…»
Пунцовые завесы еле-еле
Колеблются, украшены кругом
То золотом, то крупным жемчугом.
Узор парчи нигде не одинаков.
Везде висит густая бахрома.
Как шримсов щупальца —
                         Подводных раков…
А сколько здесь нарядных павильонов!
«Беседка грусти», «Сень любовных стонов»,
Здесь красят брови и царит сурьма,
Там «Зал забвения всего земного»,
Минуешь их, другие встретишь снова.
На пестрых досках всюду письмена —
Древнейших иероглифов изгибы:
Различных зал, построек имена.
Там изумить озера нас могли бы:
Вот озеро «Счастливая луна»,
Пруд, где полощут чаши для вина,
Вот пруд, где кисти шапок промывают,
Вот озеро, где аисты летают…
Сверкая пестрым золотом хвостов,
Резвятся рыбки, вьются между листьев.
Еще дворцы: вот «Павильон цветов»,
Рисованных по шелку тонкой кистью,
Вот для забав потешный павильон,
Вот «Башня любования закатом».
Шкатулка есть с орнаментом богатым,
И для нее одной дворец сооружен,
Наполненный чудесным ароматом!..
 
 
Какие камни посреди прудов!
Как много пестрых глыб и валунов!
Есть камни, словно перья попугая,
И мрамор есть, и розовый хрусталь.
Там – среди скал – расселина сквозная:
Как на Тай-ху, в ней голубеет даль,
И всюду мох, как бахрома густая,
Колышется, росинками блистая.
Везде растет «Тигровый ус» – камыш.
А вдалеке мелькают из-за крыши
Искусственно воздвигнутые горки.
Вот странный холм – «Зеленой ширмы створки»,
Вот холм «Свистящий ветер», а на том
Растет «Трава бессмертия»…
                              Кругом
Рассажены кусты, покрытые цветами,
И всюду тихо зыблется бамбук —
Хвост феникса…
                         Шагнем, и перед нами
Корзины чайных роз качнутся вдруг…
Здесь, на террасе, разные качели,
Столбы для игр, мячи и карусели.
Все вместе дивный мастер намечтал,
Художник тушью нам нарисовал
И вышил разноцветными шелками
Лазурный город с пестрыми стенами
И кровлями, увитыми плющом.
Взгляни, беседка в соснах перед нами,
В магнолиях напротив спрятан дом,
И в розах утопает напоследок
Вот эта крайняя из всех беседок!
Пионы вдоль перил стоят толпой,
Пунцовые камелии кустятся,
Как будто сотни красок меж собой
Наперебой спешат соревноваться.
Там лилии белеют на холмах.
Жасмин цветет на солнечных откосах.
Магнолии хотят, алея в росах,
Чтоб передал красу их кисти взмах.
От красной туи небо пламенеет,
Но дивный цвет как описать в стихах?
Тот отблеск пусть опишет, кто сумеет!
 
 
Да, этот сад с другими несравним, —
Что парки Ланьюаня перед ним?
А если сопоставить ароматы,
То пахнут здесь цветы еще живей
Прославленных цветов из сада Вэй.5959
  Сад Вэй – сад древней родовой семьи Вэй, прославившейся выращиванием редких ароматных цветов.


[Закрыть]
И если, друг, весной придешь сюда ты,
Осмотришь все беседки, все цветы,
Вдохнешь их запах, нежный и целебный,
Все, все ты здесь найдешь!
                              Не встретишь ты
Цветов одной гортензии волшебной.
 

Танский монах, держа за руку деву-оборотня, шел по саду, восторгался его красой и не мог наглядеться на замечательные цветы и растения. Они шли мимо теремов и беседок и незаметно очутились в самой красивой части сада, где росли плодовые деревья. Подняв голову невзначай, Танский монах увидел перед собой персиковое дерево. Сунь У-кун ущипнул наставника, и тот понял, что надо остановиться.

Взлетев на сучок, Сунь У-кун встряхнулся и превратился в румяный персик, очень лакомый на вид.

– Владычица, – обратился Танский монах к деве-оборотню, – сколько в твоем саду ароматных цветов и спелых плодов! – и он тут же сложил стих:

 
Сотни пчел золотых
     Над цветами летают,
Собирая нектар там и тут…
 
 
Сотни птичек
     По веткам деревьев порхают
И плоды золотые клюют!
 

Разглядывая персиковое дерево, он с невинным видом спросил:

– Почему на этом дереве есть и красные и зеленые персики? Чем это объясняется?

– Не будь на небе двух сил – Инь и Ян, – отвечала ему дева-оборотень, – Солнце и Луна не светили бы нам; не будь на Земле Инь и Ян – не росли бы ни деревья, ни травы; не будь Инь и Ян среди людей – они не разделялись бы на мужчин и женщин. Те плоды, что обращены к солнцу, поспевают скорее, потому что солнышко, обладатель великой силы Ян, греет их своими лучами, оттого они и красные; а на северной стороне, где солнышка не бывает, плоды еще незрелые, а потому зеленые. Таков уж закон сил природы: Инь и Ян!

– Спасибо тебе, что вразумила меня, – отвечал Танский монах. – Я, право, не знал этого!

С этими словами он подошел к дереву, протянул руку к красному персику и сорвал его. Дева тоже сорвала персик, но зеленый. Изогнувшись в поклоне, Сюань-цзан обеими руками поднес деве персик и произнес:

– Владычица! Ты любишь яркие цвета6060
  Непереводимая игра слов: «яркие цвета» в переносном смысле – страсти, вожделение.


[Закрыть], вот и скушай, пожалуйста, этот румяный персик! А зеленый дай мне!

Дева-оборотень сразу же согласилась, подумав про себя: «Ах, какой милый монах! Вот уж поистине праведник! Еще не стал моим супругом, а уже так заботлив ко мне!»

Радостная и довольная, она уважила просьбу Танского монаха и поблагодарила его. Сюань-цзан принял у нее зеленый персик и сразу же начал его есть. Дева последовала его примеру. Она раскрыла свой алый ротик, блеснули белоснежные зубки. Но не успела она поднести персик ко рту, как Сунь У-кун, который вообще отличался нетерпеливостью, перекувыркнулся и мигом проскочил ей в горло, а оттуда прямо в живот. Дева-оборотень перепугалась и кинулась к Танскому монаху.

– Наставник! Какой злой персик! – в ужасе воскликнула она. – Проскочил целиком, не позволив мне даже надкусить его! Как же это получилось?

– Наверное, тебе самой не терпелось скушать только что созревший спелый плод, вот ты и проглотила его, – объяснил Сюань-цзан.

– Я даже косточку не успела выплюнуть! Он сам пролез мне в горло! – жаловалась дева.

– Да что ты! – успокаивал ее Танский монах. – Просто тебе так понравился этот персик, что ты на радостях не выплюнула косточки и целиком проглотила его!

Тем временем Сунь У-кун, пробравшийся в живот к деве, принял свой настоящий облик и стал звать Танского монаха.

– Наставник! – кричал он. – Не говори с ней! Теперь она в моих руках!

– Братец мой, – жалостливо отозвался Танский монах, – не будь очень жесток с ней, не терзай ее!

– С кем это ты переговариваешься? – встревожилась дева.

– Со своим учеником Сунь У-куном, – ответил он.

– А где он, этот Сунь У-кун? – продолжала расспрашивать дева.

– У тебя в животе! Неужто ты не понимаешь, что персик, который ты только что проглотила, как раз и есть он сам!

От этих слов дева-оборотень совсем растерялась.

– Все кончено! Все кончено! – восклицала она. – Смерть моя пришла, раз эта обезьянья морда пролезла в мою утробу! Сунь У-кун! – крикнула она. – Скажи мне, зачем ты пробрался ко мне в утробу?

– Да просто так, – злобно ответил ей Сунь У-кун. – Я съем твои легкие и печенку, твое сердце с семью отверстиями и тремя ворсинками, переберу все твое нутро, и получится из тебя пустой, как барабан, оборотень.

От этих слов дева пришла в такой ужас, что чуть было не лишилась чувств. Она обняла Танского монаха и, дрожа от страха, стала причитать:

– О дорогой наставник! Послушай, что я скажу тебе:

 
В прошедшем бытии
     Нам накрепко связали
«Шнурами красными»6161
  «Красные шнуры». – В древнем Китае красными шнурами перевязывали руки младенцев, считая, что этим можно отогнать от них злых духов. Такими же шнурами перевязывались щиколотки ног у жениха и невесты в знак нерушимого брачного союза.


[Закрыть]
     И судьбы и труды.
Как нам в разлуке быть?
     Нет тяжелей печали!
Так рыба жить
     Не может без воды.
Разрушена любовь
     У нас двоих отныне:
Ты будешь одинок,
     Я буду жить в пустыне.
Под «Голубым мостом»6262
  «Голубой мост» – название грота к юго-востоку от уездного города Ланьтянь в провинции Шэньси. По преданию, некий Пэй Хан, живший в годы Танской империи, проезжал это место, где тогда был мост через реку. Ему повстречалась женщина, которая через свою служанку передала листок с вещими стихами. В стихах говорилось, что он встретит здесь девушку и женится на ней. Пэй Хан зашел в корчму близ Голубого моста и попросил поесть. Хозяйка корчмы велела дочери Юнь Ин накормить путника. Пэй Хан сразу же влюбился в Юнь Ин. Он упросил хозяйку корчмы выдать за него дочь замуж и жил с ней очень счастливо.


[Закрыть]
     Река разбушевалась,
Мост залила, и нам
     К молельне не пройти.
Развеян фимиам…
     Увы, какая жалость,
Что разошлись у нас
     Заветные пути!
Пророчил счастье день,
     Но он без свадьбы прожит.
А встретимся ль еще когда-нибудь?
     Быть может!
 

Сунь У-кун слышал ее жалобные причитанья и боялся, как бы наставник по своему мягкосердечию не разжалобился и не поддался на обман ведьмы. Он начал размахивать кулаками и колотить ногами, распирая внутренности ведьмы в разные стороны. Изнемогая от боли, дева-оборотень повалилась прямо в пыль и больше не могла вымолвить ни словечка. Сунь У-кун подумал, что она околела, и прекратил свои упражнения. Однако дева очнулась и стала кричать:

– Эй, слуги! Где вы?

Слуги и служанки, которые сопровождали свою хозяйку до ворот сада, оставили ее с Танским монахом, а сами разбрелись в разные стороны и принялись забавляться кому как вздумается: кто собирал цветы, кто травы, лишь бы не мешать любовным утехам девы-оборотня.

Услышав истошные крики хозяйки, слуги со всех ног бросились к ней и увидели ее лежащей на земле, с перекосившимся от нестерпимой боли лицом. Она силилась подняться на ноги, ползая на четвереньках. Подбежав к своей госпоже, слуги поспешно подхватили ее под руки и подняли.

– Сударыня! Госпожа наша! – забеспокоились они. – Что с тобой? Где у тебя болит? Не сердце ли?

– Нет! Нет! Нет! – с трудом вымолвила дева-оборотень. – Не спрашивайте меня ни о чем. У меня в животе сидит бес. Живо проводите монаха отсюда, тогда меня пощадят!

Слуги обступили Танского монаха и хотели понести его на руках.

Но Сунь У-кун закричал:

– Это еще что? Кто смеет нести на руках моего учителя?! Я требую, чтобы ты сама вынесла его на волю, тогда только я пощажу тебя!

Дева-оборотень послушалась Сунь У-куна. Она встряхнулась, взвалила Танского монаха себе на спину и быстрыми шагами направилась к выходу.

– Госпожа! Ты куда? – спрашивали слуги, еле поспевая за ней.

– Сейчас я вынесу вон этого негодяя, – ответила им дева, – а себе поищу другого в мужья. Недаром говорят: «Лишь бы пять озер да луна оставались на месте. Тогда в них всегда будет отражение золотого серпа!»

Ну и оборотень! Вы бы видели, как ловко он поднялся вверх по сияющему лучу прямо к выходу. Но вот послышался громкий звон оружия.

– Братец! – воскликнул Танский монах. – Там наверху кто-то есть!

– Это, наверное, Чжу Ба-цзе со своими граблями, – отозвался Сунь У-кун. – Ну-ка, окликни его!

Танский монах стал кричать:

– Чжу Ба-цзе! Чжу Ба-цзе!

Чжу Ба-цзе услыхал голос наставника и заорал:

– Ша-сэн! Наш наставник сейчас будет здесь!

Они оба освободили проход, и оттуда выскочила дева-оборотень с Танским монахом за спиной. Вот и получилось, что

 
Царь обезьян премудрый
     Заклятья знал и зелья.
И оборотня злобного
     Все ж развенчал обман,
А Чжу Ба-цзе с Ша-сэном
     У входа в подземелье
Стояли не напрасно:
     Вернулся Сюань-цзан.
 

Если вы хотите узнать, осталась ли в живых дева-оборотень, прочтите следующую главу.

Глава восемьдесят третья,
повествуются о том, как смышленая обезьяна узнала, кому подвластна дева-оборотень, и как эта дева возвратилась к своей истинной природе

Мы остановились на том, как дева-оборотень вынесла Танского монаха из пещеры.

Ша-сэн подбежал к наставнику, приветствовал его, а затем спросил:

– Где же наш старший брат, Сунь У-кун?

Чжу Ба-цзе не удержался, чтобы не съехидничать.

– У него, наверное, свои расчеты, – сказал он. – Даю голову наотрез, что он остался в пещере вместо наставника!

Но Танский монах, указывая рукой на живот девы, сказал:

– Вот он где!

Чжу Ба-цзе рассмеялся.

– Ну, Сунь У-кун мастер потрошить! Что же он там делает? Эй ты, – крикнул Чжу Ба-цзе, – вылезай скорее!

В этот момент раздался голос Сунь У-куна:

– Открой рот пошире! Сейчас вылезу!

Дева разинула рот, а Великий Мудрец, став совсем маленьким, подобрался к ее горлу и уже хотел выскочить, но побоялся, как бы дева, чего доброго, не перекусила его. Тогда он поспешно достал свой посох, дунул на него волшебным дыханием и воскликнул: «Изменись!» Посох тотчас же превратился в косточку с краями острыми, как шипы. Один край Сунь У-кун вонзил в верхнее нёбо девы, а сам вытянулся и одним прыжком выскочил изо рта, причем успел на лету подцепить и посох, превращенный в косточку. Очутившись на земле, Сунь У-кун принял свой обычный облик и, взмахнув своим волшебным посохом, кинулся бить деву-оборотня. Но у девы в руках неизвестно откуда появились два меча, и она со звоном стала отбивать удары железного посоха. Противники вступили в бой прямо на вершине горы. Ну и жаркий это был бой! Вот послушайте:

 
Два клинка в руках у колдуньи,
     Взад-вперед летая, пляшут.
Отражают все удары
     Два отточенных меча.
Сунь У-кун в великом гневе
     Посохом железным машет
С золотыми ободками, —
     Оборотня бьет сплеча!
 
 
Сунь У-кун, рожденный небом,
     Полон мести, полон гнева,
Он сражается, могучий, —
     Всем воителям пример!
А рожденная землею,
     Обольстительница-дева,
Оборотень и лисица,
     Все ж прелестней всех гетер.
 
 
Злоба грудь им распирает.
     Злоба ярость пробудила.
Каждый чары применяет,
     Завоеванные встарь.
Ведьма побороть стремится
     Ян – таинственную силу,
Силу Инь изгнать стремится.
     Обезьян отважный Царь.
 
 
Вновь от посоха по небу
     Мгла морозная клубится!
Огненную пыль взметают
     Звонкие клинки мечей.
Чародей и чародейка,
     Оба насмерть стали биться
За наставника-монаха,
     Бой кипит все горячей!
 
 
Ведь огонь с водой не могут
     Никогда перемешаться.
Сила Инь не уживется
     С благородной силой Ян.
И святой не примирится
     С черным духом святотатца,
И не пощадит колдунью
     Царь могучий обезьян.
 
 
Два меча в пылу сраженья
     С грозным посохом встречались.
Два врага в дыму сражались
     В вихре гибельной борьбы.
Тучи пламенем венчались,
     Горы гнулись и качались,
Бури огненные мчались,
     Наземь рушились дубы!
 

Чжу Ба-цзе смотрел, смотрел, как Сунь У-кун сражается с девой-оборотнем, и, наконец, стал ворчать.

– Братец! – сказал он Ша-сэну. – Чего же это Сунь У-кун дурака валяет? Ведь только что он был в брюхе у ведьмы, что стоило ему пустить в ход кулаки, порвать ей внутренности, пробить живот и вылезти наружу, – тогда с этой чертовкой было бы покончено! А он зачем-то вылез через рот и вступил с ней в бой, – вот теперь она ему покажет.

– А ты ведь прав! – отозвался Ша-сэн. – Но как бы там ни было, спасением наставника мы обязаны старшему брату. Давай поможем ему, возьмем наше оружие и разделаемся с ведьмой, а наставника попросим пока посидеть в сторонке.

– Да что ты! Нет-нет-нет! – замахал руками Чжу Ба-цзе. – Знаешь, какие у ведьмы чары? Нам с ней не справиться.

– С чего это ты взял? – возразил Ша-сэн. – Если даже мы и не справимся, то все же поможем брату. Ведь это наше общее дело.

Дурень встрепенулся, схватил грабли и крикнул:

– Ну, пошли!

Ни слова не сказав наставнику, они вскочили на облако и помчались, – один с граблями, другой с волшебным посохом, – и принялись колотить деву-оборотня. Между тем дева уже утомилась и, когда увидела еще двоих противников, поняла, что ей не устоять. Она быстро повернулась и бросилась бежать. Сунь У-кун закричал:

– Братцы! Держи ее!

Но когда те стали настигать деву, она вдруг сбросила с правой ноги башмачок, дунула на него своим волшебным дыханием, произнесла заклинание и промолвила: «Изменись!» Башмачок тут же принял облик девы, которая так же ловко размахивала двумя мечами. Сама же она вдруг скрылась из глаз, превратилась в легкий ветерок и понеслась обратно. Ей и на этот раз не удалось одолеть монахов. Пора бы ей, казалось, подумать о спасении своей жизни, а между тем вышло иначе. Видно, зловещая звезда не покидала несчастного Танского монаха! Подлетев к арке у отверстия, служившего входом в пещеру, ведьма увидела Сюань-цзана, подлетела к нему и потащила с собой. Попутно она подцепила и поклажу, перекусила зубами поводья, которыми был привязан конь, и его тоже увела с собой. Здесь мы пока и оставим ее.

Тем временем Чжу Ба-цзе изловчился и изо всех сил хватил граблями деву-оборотня. Но, увы! На ее месте теперь лежал расшитый башмачок.

– Эх вы, дурачье! – вскричал Сунь У-кун, глядя на башмачок. – Вам бы надо было сторожить наставника! Кто вас звал сюда?! Что вы натворили?

– Ну что, Ша-сэн? – торжествующе сказал Чжу Ба-цзе. – Говорил я, что не надо соваться! На эту обезьяну никогда не угодишь! Мы помогли ему расправиться с оборотнем, а он еще ругается!

– Хороша помощь! – воскликнул Сунь У-кун с досадой. – Эта ведьма сыграла точно такую же шутку еще вчера, когда я бился с ней, и я попался на ее удочку. Не знаю, что там с наставником, ведь вы оставили его одного. Давайте поспешим к нему!

Все трое помчались обратно, но учителя и след простыл. Вместе с ним пропали поклажа и белый конь.

Чжу Ба-цзе заметался из стороны в сторону. Ша-сэн бегал за ним и всюду искал наставника. Великий Мудрец Сунь У-кун тоже был взволнован и раздосадован. Вдруг он заметил обрывок поводьев на краю дороги. Он поднял его, и слезы неудержимым потоком хлынули из его глаз.

– О наставник! – громко зарыдал он. – Когда я уходил, были здесь и всадник и конь, а вернулся – нашел лишь обрывки поводьев!

Получилось так, как сказано в одном стихотворении:

 
Я коня вспоминаю,
     Лишь только увижу седло,
О любимой рыдаю —
     Оттого на душе тяжело!
 

Неожиданно Чжу Ба-цзе захохотал.

– Ну и негодяй же ты! – возмутился Сунь У-кун. – Опять небось вздумал отправиться к своим родственникам?

Продолжая смеяться, Чжу Ба-цзе стал объяснять.

– Не в этом дело, братец! – проговорил он. – Я уверен, что ведьма опять уволокла наставника в свою пещеру! Мне вспомнилась поговорка: «Нет дела, которое бы не вышло на третий раз». Ты уже два раза побывал в пещере, придется и в третий раз пролезть туда. И я ручаюсь, что теперь тебя ждет удача.

Сунь У-кун вытер слезы.

– Что поделаешь? – вздохнул он. – Сейчас не время думать о себе. Придется снова лезть в пещеру. Теперь нет ни поклажи, ни коня, и всем нужно будет охранять лишь выход из пещеры.

Великий Мудрец тут же повернулся и прыгнул через отверстие вниз. Ну и молодец! На этот раз он решил появиться в пещере в своем первоначальном облике.

Вот послушайте:

 
Он с малолетства
     Выглядел чудно:
Глаза, как щелки,
     Обезьяньи щеки,
Но было с детских лет
     Ему дано
Возвышенное сердце,
     Ум глубокий.
 
 
Глаза сверкают
     Золотым огнем.
Лоб разделен
     Широкой седловиной.
Он весь покрыт
     Колючею щетиной,
Как будто иглы
     Выросли на нем.
 
 
Пугает недруга
     Его наряд:
На бедрах
     Юбка из тигровой шкуры,
На поясе
     Сверкают и гремят
Подвески,
     Амулеты и фигуры.
 
 
Когда в лазурь
     Взмывает он легко,
Туманы тают
     И редеют тучи,
А лишь нырнет он
     В море глубоко,
Как сотни волн
     Вздымаются все круче.
 
 
И он привык
     Держать двумя руками,
Разя врага,
     Кидаясь в грозный бой,
Железный,
     С золотыми ободками,
Губительный,
     Всесильный посох свой.
 
 
Во всеоружье
     Сил своих чудесных
С князьями высших сфер
     Он начал воевать.
И он один погнал
     Великую их рать —
Сто восемь тысяч
     Воевод небесных!
 
 
Но Буддою святым
     Обузданный воитель,
Тогда-то получил он
     Наконец
Высокий чин:
     «Возвышенный мудрец,
Всех обезьяньих царств
     Правитель и властитель».
 
 
Храня наставника
     На западном пути,
Он вместе с ним
     Стремится обрести
Святые книги —
     Клад старинной веры,
И он на облаке
     Слетел на дно пещеры,
Чтоб Сюань-цзана
     От беды спасти.
 

Покинув облако, Сунь У-кун прыгнул прямо к тому месту, где было жилье девы-оборотня. Входные ворота, однако, оказались запертыми, и Сунь У-кун разнес их своим посохом. Теперь путь был свободен. Сунь У-кун огляделся. Вокруг было тихо и безлюдно. На восточной веранде тоже никого не было. Из цветочной беседки исчезли куда-то все столы и стулья, а также разная утварь и безделушки.

Как вы помните, пещера занимала по окружности более трехсот ли, и у оборотня здесь было видимо-невидимо всяких потайных логовищ. Когда дева-оборотень в первый раз похитила Танского монаха, она доставила его на это место. Теперь же, опасаясь как бы Сунь У-кун вновь не отыскал его, она сразу же переселилась, но куда – этого Великий Мудрец не знал. От досады и негодования он стал топать ногами и колотить себя в грудь.

– Наставник! Откликнись! – закричал он во всю глотку. Никто не отзывался. – Бедный мой учитель, что за несчастная твоя судьба, видно, на беду свою отправился ты за священными книгами! Почему ты не откликаешься? Где же мне искать тебя? – Сунь У-кун уже потерял всякую надежду и впал в отчаяние, но в этот момент до него донесся легкий аромат. Сунь У-куна сразу же осенило: «Видно, там кто-то есть», – подумал он, оглянувшись.

Он быстро повернул назад, держа посох наготове. Но всюду было тихо и спокойно. Неожиданно внимание его привлекла постройка из трех комнат, обращенных на север. Внутри стоял лакированный столик с украшением в виде дракона с разинутой пастью, предназначенный для жертвоприношений. На столике была золотая курильница, из которой шел ароматный дым. На стене висела табличка с золотыми иероглифами. Вот что на ней было написано: «Место для достопочтенного отца небесного князя Ли!» Немного пониже стояла другая табличка с надписью: «Место для уважаемого старшего брата Ночжа».

Увидев таблички, Сунь У-кун очень обрадовался, не стал больше искать ни деву-оборотня, ни Танского монаха, превратил свой посох в иголку, засунул ее в ухо, взял в обе руки таблички и курильницу, вернулся к своему облачку и направился прямо к выходу. Подлетев к отверстию, служившему выходом из пещеры, он стал смеяться.

Чжу Ба-цзе и Ша-сэн, услышав голос Сунь У-куна, освободили проход в отверстии.

– Ты чего радуешься, братец? – спросили они в один голос. – Уж не выручил ли ты наставника из беды?

– А нам и незачем его спасать! – отвечал Сунь У-кун. – Потребуем его у этой таблички.

– Братец! Ведь табличка не оборотень, – удивился Чжу Ба-цзе, – она даже говорить не умеет. Как же можно требовать, чтобы она вернула нам наставника?

Сунь У-кун положил табличку на землю.

– Ты прочти! – сказал он.

Ша-сэн подошел поближе и стал читать: «Место для достопочтенного отца небесного князя Ли», «Место для уважаемого старшего брата Ночжа».

– Что это значит? – спросил он.– Не понимаю!

– А вот что! На табличках написаны имена тех, кому дева– оборотень приносит жертвы, – пояснил Сунь У-кун. – Когда я проник в ее жилье, – продолжал он, – там никого не оказалось, исчезла даже вся утварь, и я обнаружил только эти таблички. Уверен, что дева-оборотень – дочь небесного князя Ли и младшая сестра его сына Ночжа. Она, видимо, задумала спуститься на грешную землю, превратилась в оборотня и похитила нашего наставника. К кому же обращаться за помощью, как не к небесному князю и его сыну? Вы пока побудьте здесь и покараульте у входа, а я возьму эти таблички, отправлюсь в небесные чертоги к Нефритовому императору и подам ему жалобу, пусть велит небесному князю и его сыну вернуть нам наставника.

– Братец! Постой! – сказал Чжу Ба-цзе. – Знаешь пословицу: «Кто желает смерти ближнему, тот сам ее не избежит». Нужно, чтобы жалоба была справедлива, тем более что подаешь ты ее самому императору. Тут уж никак нельзя быть неосмотрительным! Ну-ка, скажи мне, что собираешься изложить в жалобе?

– Я знаю, что сказать, – отвечал Великий Мудрец, – во– первых, я покажу эти таблички и курильницу в качестве вещественных улик, а кроме того, подам еще и письменную жалобу.

– Что же ты там пишешь? – нетерпеливо спросил Чжу Ба-цзе. – Прочти!

Сунь У-кун стал читать:

– «Податель сей жалобы Сунь У-кун. Возраст указан в родословной книге, ныне ученик и последователь Танского монаха по прозванию «Трипитака», который по повелению Танского императора направляется к Будде за священными книгами.

Жалоба по делу о похищении человека оборотнем.

Ныне, по недосмотру небесного князя Ли, по имени Цзин, а по прозванию То-та, и его наследного сына по имени Ночжа, из их хором сбежала родная дочь, каковая превратилась в злого оборотня и поселилась в пещере под названием Бездонная, что на горе Провал в пустоту, находящейся на грешной земле. Она уже успела завлечь и погубить несметное число людей. Совсем недавно она похитила моего наставника и упрятала в свое логово, которое никак нельзя найти. Мне не хотелось бы подавать сию жалобу, но, опасаясь, что отец и брат не проявят человечности и дадут сей деве, которая является их дочерью и сестрой, продолжать творить зло и причинять пагубу всем людям, я вынужден это сделать.

Покорно прошу явить сострадание, приказать привести их на суд, повелеть им прибрать к рукам оборотня, спасти моего наставника и определить справедливое наказание за совершенные преступления, что будет великим благодеянием.

По сему делу подаю жалобу верховному владыке».

Чжу Ба-цзе и Ша-сэн внимательно выслушали Сунь У-куна и очень обрадовались.

– Братец! Жалоба твоя вполне справедлива, – сказали они, – и ты, безусловно, выиграешь тяжбу. Но только не медли и поскорей возвращайся, не то эта ведьма что-нибудь натворит с нашим наставником и погубит его.

– Я мигом! – весело ответил Сунь У-кун. – Самое большее – пока рис разварится, а то и скорее – пока чайник вскипит!

Молодец Сунь У-кун! Держа в руке таблички и курильницу, он поднатужился и вскочил на благодатное облачко, которое доставило его прямо к Южным небесным воротам. Как раз в это время там оказались небесный князь Великой силы и небесный князь Хранитель государства, которые, завидев Сунь У-куна, изогнулись в три погибели и, конечно, не посмели задержать его. Сунь У-кун направился прямо в зал Правосудия. Там его с почтительным поклоном приветствовали великие небесные наставники: Чжан Лао-лин, Гэ Сюань, Сюй Чжэнь-цзюнь и Цю Чу-цзи.

– Зачем пожаловал, Великий Мудрец? – спросили они.

– Принес письменную жалобу, – отвечал Сунь У-кун.

Небесные наставники перепугались и стали переговариваться между собой:

– На кого же из нас вздумал жаловаться этот бездельник?

Но делать было нечего, и им пришлось ввести его в зал Чудотворного неба и доложить о нем. Сразу же последовало высочайшее повеление подвести Сунь У-куна к трону верховного Владыки.

Сунь У-кун положил рядом с собой таблички и курильницу, обратился лицом к Нефритовому императору и совершил положенные поклоны, после чего и подал жалобу. Небесный наставник Гэ Сюань принял жалобу, развернул ее и положил на столик перед Владыкой. Нефритовый император прочел жалобу от начала до конца и, уяснив, в чем дело, начертал на этой же бумаге свое повеление, чтобы немедленно послать духа Долголетия к небесному князю Ли, пребывающему во дворце Облачные хоромы, и велеть ему явиться на суд! Тут Сунь У-кун выступил вперед.

– О великий Владыка! – сказал он. – Прошу тебя построже наказать виновных, иначе они еще чего-нибудь сотворят.

– Пусть истец отправится вместе с посланцем! – повелел Нефритовый император в ответ на просьбу Сунь У-куна.

– Как, и мне тоже идти? – изумился Сунь У-кун.

– Раз Владыка приказал, значит, ты должен отправиться вместе с духом Долголетия, – отвечали четыре небесных наставника.

Сунь У-кун так и сделал и, вскочив на облако, последовал за духом. Вскоре они прибыли ко дворцу Облачные хоромы. Это было постоянное жилье небесного князя Ли. Отрок, стоявший у входа во дворец, узнал духа Долголетия и побежал докладывать о нем.

– Дух Долголетия изволил пожаловать! – возвестил он. Небесный князь тотчас же вышел встречать гостя. И когда увидел, что прибывший держит в руках бумагу от Нефритового императора, велел немедленно воскурить фимиам. Повернувшись снова лицом к гостю, он заметил Сунь У-куна, который следовал позади. Чувство гнева сразу же охватило небесного князя. И почему бы, вы думали, он разгневался? А вот почему. Еще когда Великий Мудрец Сунь У-кун учинил буйство в небесных чертогах, Нефритовый император назначил небесного князя главным предводителем небесного войска, а его сына Ночжа – духом– правителем в Саньтань и Хайхуэй. Оба они повели тогда небесное войско, чтобы усмирить Сунь У-куна. Произошло несколько сражений, но победы они не смогли одержать. Хотя и прошло с тех пор пятьсот лет, а чувство злобы и мести еще не покинуло небесного князя, вот почему при виде Сунь У-куна гнев охватил его. Однако любопытство взяло верх, поэтому он не сдержался и спросил:

– Почтенный дух! Какой же высочайший указ доставил ты мне?

– Указ, начертанный на жалобе Великого Мудреца Сунь У-куна, которую он подал на тебя! – отвечал дух звезды Долголетия.

Небесный князь и без того был зол, а тут, услышав слово «жалоба», заорал громовым голосом:

– Что за жалобу он подал на меня?

– Он обвиняет тебя в том, что ты вскормил оборотня, который похищает и губит людей. Ты лучше воскури фимиам и прочти, пожалуйста, сам, что написано, – посоветовал дух Долголетия.

Тяжело дыша, разгневанный князь возжег фимиам, обратил лицо к небу и поблагодарил за монаршую милость. Затем он распечатал бумагу, прочел указ и от негодования стукнул кулаком по жертвенному столику.

– Этакая обезьянья морда! – вскричал князь. – Ведь все это одна клевета!

– Смири свой гнев! – становил его дух звезды Долголетия. – У него есть вещественные улики, которые он представил владыке: таблички с твоим именем и именем сына и курильница. Он утверждает, что дева-оборотень – твоя родная дочь!

– У меня есть три сына и одна дочь! – сказал небесный князь. – Старшего сына зовут Цзинь-ча. Он прислуживает самому Будде Татагате и состоит в должности хранителя веры передней палаты. Второго сына зовут Муча. Он находится у Южного моря и является учеником бодисатвы Гуаньинь. Третьего сына зовут Ночжа. Он находится при мне и всюду сопровождает меня. Дочери же всего семь лет, зовут ее Чжэнь-ин. Она еще ничего не смыслит в людских делах, как же может она быть оборотнем?! Если не веришь, я сейчас вынесу ее и покажу! Ну и наглая же обезьяна! Клеветать нельзя даже на простых смертных, живущих на грешной земле, а не то что на меня, главного из всех небожителей, которому предоставлено право сперва казнить, а потом докладывать! В законе сказано: «За клевету взыскивать втройне»! – И он тут же кликнул своих подчиненных: – Несите сюда веревки для связывания оборотней и свяжите эту обезьянью морду! – распорядился он.