Текст книги "Алтарь победы"

– Надеюсь, что это я запомню, – пробормотал он, – не так сложно. Газированная вода в два и негазированная в пять. Интересно, в следующий раз снова будете вы или придет кто-то другой?

– Если вы вернетесь в Кандагар и останетесь там, то я полагаю, что мы с вами еще увидимся, – сообщила Саида, – хотя туда очень трудно добираться даже на автомобиле. Есть очень большой риск, что машину обстреляют из-за холмов либо сторонники «Талибана», либо правительственные войска, либо американцы, которые так жестко контролируют движение автомобилей по всем основным дорогам. И хотя мы вывешиваем на своих автомобилях флаги с красным крестом и полумесяцем, это не мешает и тем, и другим, и третьим регулярно обстреливать нас.

– У вас сложная работа, – заметил он, с любопытством глядя на эту женщину.

Саида улыбнулась. Зубы у нее были мелкие и ровные.

– Все, – она посмотрела на часы, – я должна уходить. Ровно через две недели я буду в Кандагаре. В центральной мечети женщины сидят в отведенных им местах, и поэтому я не смогу приблизиться. К вам подойдет мужчина, который назовет вам пароль и отведет на встречу со мной. Можете ему доверять, это мой слуга.

– Хорошо, – усмехнулся Физули, – я все понял. А если мне срочно понадобится связь?

– Сейчас я назову вам номер телефона здесь, в Пакистане, – сказала она, поднимаясь со стула, – запомните его. Он будет включен круглосуточно, и там всегда будут ждать вашего звонка.

Она назвала номер. Он неожиданно улыбнулся.

– Что случилось, – не поняла Саида, – чему вы улыбаетесь?

– У меня есть другой номер телефона, для американцев, – пояснил Физули. – Мне дал его их связной в Кандагаре. Пришлось долго заучивать наизусть.

– Значит, они смогли прислать своего связного в Кандагар, – поняла она.

– Нет. Это был завербованный агент из местных жителей. В отличие от вашей разведки они не столь дорожат таким агентом, как я. Решили, что можно рискнуть, выводя на меня местного жителя.

– Похоже, вы правы, – согласилась она. – Я еще раз продиктую вам номер. Сможете запомнить?

Она вторично продиктовала код и номер телефона, по которому он должен был звонить. Физули закрыл глаза, попытался сосредоточиться. Открыл глаза. Затем покачал головой.

– Нет, – сказал он мрачно, – я не смогу запомнить. Раньше мог, а после ранения и многомесячной комы не могу. Меня не зря списали на пенсию. Это в детективных романах у разведчиков абсолютная память. У меня ее не осталось. Я запишу номер и попытаюсь его заучить. И потом сожгу эту бумагу.

Саида хотела возразить, но, взглянув на него, передумала. Физули как раз повернулся к ней левой стороной, и она увидела его шрамы, заметные даже под волосами. Она не стала больше ничего спрашивать и еще раз продиктовала номер. Он достал ручку и записал все на листок бумаги, лежавший перед ним. Саида надела свой хиджаб, закрыла лицо. Протянула ему руку.

– До встречи.

Гусейнов пожал ей руку. После ее ухода в комнате еще долго витал аромат французского парфюма. Он понюхал свои руки. Впервые за много лет они пахли столь своеобразно. И в эту ночь он впервые заснул крепким сном, его не тревожили кошмары.

Где-то в окрестностях Кандагара. Афганистан. За два с половиной месяца до дня «Х»

Три всадника ехали по пустыне – одна женщина и двое мужчин, вооруженных винтовками. Четвертая лошадь везла тюки с грузом. Небольшая группа шла по отлогим холмам, направляясь к известному им месту, где они собирались сделать привал.

Если бы кто-то наблюдал за этой группой, то принял бы их за обычную семью, совершавшую переход в окрестностях Кандагара вдоль течения реки Тарнак. В этих безжизненных местах переходы совершались таким образом, чтобы не слишком удаляться от реки.

Один из мужчин поднял голову, глядя на заходившее солнце, обернулся к своему спутнику.

– Скоро зайдет солнце, – крикнул он ему.

Второй подъехал ближе. Большой платок, наброшенный на голову, не позволял разглядеть черты его лица.

– Сколько нам еще осталось?

– Не больше часа, – уверенно ответил первый, – мы успеем на место еще до захода.

– Это очень важно, – кивнул его собеседник, – они следят за всеми передвижениями в этом районе с помощью своих спутников. Пусть видят, как мы подъедем к дому. Нас уже ждут?

– Они находятся там уже два дня, никто не выходит из дома.

– И учти, Мансур, что нужно разговаривать так, чтобы не поднимать головы. Спутники видят не только наши перемещения. Они могут зафиксировать наши лица, а специалисты даже прочитать по губам, о чем именно мы говорим.

– Проклятые кяфиры, – с ненавистью произнес Мансур. – Неужели у них есть такая техника?

– У них есть все, что может придумать человек, – ответил второй, – и поэтому нам нужно быть осторожнее.

– Зато у них нет Аллаха, – уверенно ответил Мансур, – и мы все равно победим их, какие бы новые спутники они ни изобрели.

Второй мужчина усмехнулся, ничего не сказав.

Если бы спутник сумел зафиксировать, кто именно передвигался вдоль реки в составе этой группы, и наблюдавшие могли узнать, чем именно он занимается, то наверняка уже через несколько минут сюда бы ударили высокоточные снаряды. Но имя и деятельность этого человека были окружены абсолютной тайной. Идрис аль-Исфахани, офицер пакистанской разведки, официально сотрудничавший с американцами и британцами, был на самом деле главой службы безопасности самой мощной террористической организации, когда-либо существовавшей в этом мире и под этим солнцем.

Получивший блестящее образование в Гарварде и Кембридже, он работал в разведке уже давно. Его способность быть двойным, тройным агентом очень пригодилась. Никто даже не мог предположить, что этот высокопоставленный офицер пакистанской разведки является именно той скалой, о которую разбиваются все планы зарубежных разведслужб.

Он умело использовал все новейшие достижения и технологии, которые считались приоритетом западных спецслужб. Он использовал лучших экономистов, чтобы незаметно переводить крупные суммы денег, уводя их от наблюдения заинтересованных лиц; его агенты проникали в офисы крупнейших западных компаний, имели доступ в штаб-квартиры многих разведслужб мира. Огромные деньги, которыми он мог бесконтрольно распоряжаться, делали его не только неуловимым, но и позволяли эффективно бороться против всех агентов, так или иначе засылаемых в его организацию. Именно его деятельность в последние несколько лет не позволяла западным спецслужбам добиваться ощутимых успехов.

Идрис аль-Исфахани и был тем самым Козырным валетом, вычислить которого пытались разведки мира. Его активно искали индийские и китайские разведчики, пакистанская и иранская контрразведки. Он знал, как много личных врагов есть у него в этом мире, и поэтому никому не доверял.

Следовавшая за ним женщина была одной из его личных телохранительниц. Под хиджабом у нее были два автоматических пистолета, а вьючная лошадь везла короткие израильские автоматы «узи». Идрис точно знал, что передвижение в этом опасном районе фиксируется многочисленными спутниками, которые нацелены именно на этот участок афгано-пакистанской границы, и принял меры. Со стороны казалось, что это обычная пуштунская семья передвигается на лошадях вдоль реки.

Примерно через час они достигли небольшого селения. Солнце светило еще достаточно ярко. Всадники спешились и вошли в дом. Там их ждали трое. Эти люди были даже внешне похожи на прибывших. Минут через двадцать, пока еще было светло, из дома вышли трое путников: те же платки, тот же хиджаб и те же винтовки, с которыми они подъехали к дому. Люди сели на лошадей и тронулись дальше на северо-восток в городок Шахджой, находящийся выше в горах. Даже если кто-то и наблюдал за этой группой, то не смог бы заметить подмены первых трех всадников.

Идрис позволил себе прилечь на кровать, закрыть глаза. Он знал, что его спутники будут охранять его и никого не впустят в дом. Все его передвижения планировались только им самим, и это была единственная гарантия от возможных неудач.

Солнце зашло за горизонт, когда Идрис открыл глаза. На часах было около восьми вечера. В этих местах ночь приходит внезапно; солнце исчезает, и наступает не только тьма, но и необычный холод, характерный для здешних горных и пустынных мест.

Идрис быстро поднялся, умылся. Нужно было подождать еще немного, чтобы выйти из дома. Теперь они переоделись в одежду обычных пастухов, которые обычно перегоняли стада баранов на север. В полночь все трое вышли из дома. Дорога пешком заняла около четырех часов. Мансур уверенно двигался в темноте. Это были его родные места, и он здесь прекрасно ориентировался. В половине второго ночи они наконец достигли условного места, где рядом с пещерой их ждали. Пересев на лошадей, они совершили еще один короткий переход к дальним пещерам на востоке. Сверху их невозможно было заметить: утренний туман и горные вершины не позволяли наблюдать за их передвижением. К пяти часам утра они наконец оказались на месте. На их лошадей пересели другие, и группа всадников поскакала дальше. А Идрис наконец вошел в пещеру, где его ждали.

– Рад вас видеть, уважаемый Идрис, – приветствовал его Ибрагим, один из тех помощников, которым Идрис вынужден был доверять.

Аль-Исфахани кивнул в знак приветствия, проходя в отведенное для него помещение. Это было похоже на вполне комфортабельную комнату с хорошим освещением и удобной обстановкой. Идрис снял парик, накладные усы и бороду, надел очки. Внешне он походил на молодого профессора Гарварда. В таком виде его мало кто видел. Он переоделся и только затем позвал Ибрагима.

– Мне нужно знать, что произошло в Исламабаде, – холодно сказал Идрис.

– Все прошло нормально, – ответил Ибрагим.

Это был высокий мужчина с бритой головой, больше похожий на профессионального боксера или борца. Черную бороду, которая придавала его облику колоритный вид, он коротко подстригал. Ибрагим стоял перед сидевшим на стуле Идрисом, ожидая, когда тот разрешит ему сесть.

– Что значит нормально? – недовольно уточнил аль-Исфахани.

– Его застрелили, когда он был рядом с посольством, – сообщил Ибрагим, – в кармане нашли его паспорт и документы. Вчера тело Хозвана Джабри отправили на родину, в Дамаск. Отпевание будет в их православном храме. Вы знаете, что он христианин. Его похоронят на христианском кладбище. Мой человек из Сирии сообщил, что гроб не будут открывать – учитывая, что первый выстрел был в голову и лицо было обезображено.

– А второй?

– В сердце, как мы и планировали.

– Слишком профессионально. Нужно было стрелять в третий раз. Об этом мы не подумали.

– Почему в третий? – не понял Ибрагим.

– Чтобы промахнуться, – пояснил Идрис. – Тогда никто бы не подумал, что стрелял опытный профессионал. Слишком много чести для обычного ученого из Германии, чтобы его убивал такой опытный убийца. Садись, – наконец разрешил он своему помощнику.

Тот сел на стул.

– Нужно всегда помнить, что мы имеем дело с очень умными противниками, – напомнил Идрис. – Этот убитый хотя бы внешне был похож на Джабри?

– Конечно. Мы искали его несколько дней, – обиженно засопел Ибрагим.

– Как только я узнал, что его ищут, я понял, что его исчезновение стало известно и американцам, и израильтянам. Значит, нужно было сделать так, чтобы он «погиб». Передай в Дамаск, чтобы организовали круглосуточное наблюдение за могилой погибшего. Если кто-нибудь захочет проверить, кто именно там похоронен.

– Ему разнесли полчерепа, – возразил Ибрагим.

– Они могут проверить его ДНК или группу крови, – поморщился Идрис. – Голову ему разнесли для родственников, а обмануть израильтян все равно не удастся. Если они заподозрят, что мы подставили им другого человека, то начнут поиски Хозвана Джабри с удвоенной энергией. И передадут эти сведения американцам.

– Он сейчас в нашей лаборатории в Мултане. Там его не будут искать.

– Будут. Обязательно будут. Ни одна лаборатория не может быть надежно замаскирована, я тебе об этом много раз говорил. Предельный срок – шесть или семь месяцев. Потом нужно уходить. Все равно лабораторию вычислят, в каком бы месте мы ее ни спрятали. Люди, техника, оборудование, материалы… Все спрятать невозможно. И у нас не так много времени. Когда приедет профессор Гюльсум?

– Она уже здесь.

– Тогда позови ее. И учти, что твои люди должны круглосуточно следить за могилой Джабри. Круглосуточно, Ибрагим. Это очень важно. Если кто-то придет проверять – значит, они не поверили в его смерть. А теперь позови профессора.

Помощник поднялся и вышел. Идрис подошел к небольшому шкафчику, открыл дверцу. Здесь стояли флаконы с парфюмом. Это была его слабость. Он любил хороший и дорогой парфюм. В последнее время ему стали нравиться парфюмы от фирмы «Гермес». Их апельсиновый запах напоминал ему детские годы.

Кто-то постучал в дверь, и он поспешил открыть. На пороге стояла женщина. Ей было около пятидесяти. Немного вытянутое лицо, смуглая кожа, черные волосы с заметной сединой, которые она принципиально не красила, крупные черты лица. Перед ним была профессор Бегум Гюльсум Сайед, которую вот уже два года безрезультатно искали спецслужбы Австралии, откуда она уехала, Канады, США, Великобритании и Израиля. Профессор Гюльсум Сайед была специалистом по физическим свойствам химических соединений.

Она приняла осознанное решение помогать им еще несколько лет назад, когда ее единственный сын погиб в Афганистане. Он был американским журналистом, прибывшим на встречу с талибами. Будучи посланцем американского журнала, он был гражданином Пакистана. О месте его встречи с руководством талибов узнали американцы, которым он заранее сообщил о предстоящей встрече. Уничтожить сразу нескольких руководителей опасного движения было главной целью американского военного командования. Разумеется, при этом никто не принимал в расчет, что заодно с афганцами погибнет и пакистанец, даже если он работает на американский журнал. В дом, где происходила встреча, попала высокоточная ракета, и все погибли. Гюльсум Сайед узнала об этом через несколько дней. Смерть сына потрясла ее так сильно, что она приняла решение встать в этой войне на сторону талибов. И с тех пор она работала на организацию Идриса аль-Исфахани.

Как цинично заявил женщине один из американских журналистов, военное командование заранее уточнило, какой журналист отправился на встречу. Американский журналист с пакистанским паспортом был для них не так важен, как американский журналист с паспортом гражданина США. И участь молодого человека была решена. Это было неоправданно жестоко, но шла война, и военное командование принимало решения, исходя из конкретной обстановки. Такие потери считались допустимыми для военного командования и американского общественного мнения. Но недопустимыми для матери, потерявшей своего единственного сына.

Идрис поздоровался с женщиной за руку. Они провели много времени в Америке и Европе, переняв тамошние привычки, и познакомились уже давно. Когда-то они разговаривали только по телефону. Гюльсум Сайед вошла в комнату и, не дожидаясь разрешения, уселась на стул, доставая пачку сигарет. Идрис чуть поморщился: он не выносил даже запаха сигарет – с тех пор, как сам бросил курить. Но говорить об этом женщине ему не хотелось. Она была единственным человеком, кто имел право курить в его присутствии.

– Мы закончим свою работу через полтора-два месяца, – сообщила профессор, щелкнув зажигалкой. – Благодаря помощи профессора Джабри мы значительно продвинулись в нашей работе. Остались чисто технические вопросы, которые мы успешно решим.

– Вы уверены, что справитесь за это время? – уточнил Идрис.

– Теперь – да. Почти уверена. Зачем вы хотели меня видеть?

– Мне сказали, что вам нужно помочь. Ибрагим говорил о каких-то необходимых компонентах для вашей работы…

– Мы могли бы решить этот вопрос самостоятельно. Ничего особенного. Там нужно закупить…

– Простите, – перебил ее Идрис, – мы с вами сразу договаривались, что вы ничего и никогда не будете закупать самостоятельно. Даже обычную бумагу и обычные одноразовые ручки. Только через меня. Поймите, что вас и вашу лабораторию ищут самые лучшие разведчики всего мира. И даже если вы купите две пачки бумаги для ксерокса, то и тогда они могут вычислить, где именно находится ваша лаборатория. Насколько я помню, мы уже дважды меняли ваше местонахождение.

– И каждый раз это была ваша инициатива… – В клубах дыма трудно было различить выражение лица женщины.

– Я делаю все, чтобы защитить вас, – вежливо напомнил Идрис.

– Не нужно лицемерить, – поморщилась она, – вы делаете все, чтобы мы поскорее закончили свою работу и передали вам наши результаты. Вы защищаете не меня и не моих сотрудников, а собственное дело.

Эта женщина никого и ничего не боялась. После смерти своего сына она перестала бояться – ведь самое страшное, что могло случиться, уже произошло.

– Да, – сдержанно согласился Идрис, – мы защищаем собственное дело. И рассчитываем на вас и ваших людей.

Она потушила сигарету, достала вторую. Снова щелкнула зажигалкой.

– Даже сигареты, которые вы курите, тоже должны быть куплены через нас, – жестко сказал Идрис, – ведь ваши бывшие сослуживцы могут вспомнить, какой сорт сигарет вы любили.

– Понятно, – усмехнулась она, – я составлю вам список наших требований. Туалетную бумагу тоже будете закупать для нас вы?

– Да. Мусульмане пользуются автофой[1]1
  Автофа – специальный кувшин, которым пользуются мусульмане.


[Закрыть] для подмывания, – цинично заявил Идрис, – а афганцы используют камни и песок. Только сотрудники вашей лаборатории могут использовать туалетную бумагу. Видите, даже в таком вопросе у нас есть свои особенности.

– Вы меня убедили, – кивнула она, – хотя мне всегда неприятно с вами разговаривать. Такое ощущение, что вы каждый раз пытаетесь меня поймать, уличить во лжи, найти какой-нибудь повод, чтобы унизить меня. Я даже думаю, что знаю, чем все закончится. Как только мы сделаем свою работу, вы снова уничтожите нашу лабораторию, на этот раз вместе с нами.

Он не вздрогнул. Для этого он был слишком опытным профессионалом. Но зрачки глаз… Его могли выдать чуть расширившиеся зрачки глаз. К счастью, она слишком много курила.

– Не говорите глупостей, – постарался придать голосу суровость Идрис, – иначе зачем мы вам так хорошо платим?

– Чтобы обеспечить нашу лояльность на нашем этапе, – бесстрастно сказала она. – А в общем, все правильно. Как только мы сделаем свое дело, вы пришлете своих людей. Чтобы гарантировать полную сохранность вашей тайны. Верно?

– Неверно, – быстро ответил он, – и знаете почему? Нет никакой гарантии, что у нас все получится с первого раза. Возможны неудачи. Тогда придется пробовать во второй и в третий. Вы еще долго будете нам нужны, профессор.

– Меня это не успокаивает. Может, это утешит наших людей, которые верят, что когда-нибудь смогут потратить полученные от вас деньги. Я в это не верю. Либо вы, либо ваши друзья, либо ваши враги – кто-нибудь рано или поздно до нас доберется. То, что мы делаем, настолько противоречит здравому смыслу и понятию нормальной человеческой морали, что мы все равно обречены. Разве вы, сидя в своей пещере, этого еще не поняли?

Идрис незаметно перевел дыхание. Трудно беседовать с этой женщиной. Она была единственной, кто мог так открыто возражать ему, не беспокоясь о последствиях своих слов.

– Мы ведем священную борьбу, – начал Идрис, – и я полагал, что вы, как мусульманка, хотя бы разделяете наши взгляды и наши надежды…

– Хватит, – поморщилась она, – не лгите. В вашей пещере воняет западным парфюмом. Посмотрите, как вы одеты. Вы меньше всего похожи на аскета, который думает о священной борьбе. Вы хотите уничтожить их мир на их деньги и с помощью их технологий. Но при этом еще хотите пользоваться их достижениями и их благами. У вас стоит японский компьютер, вы одеты в итальянскую одежду, пользуетесь французским парфюмом. Летаете на их самолетах, ездите на их машинах. И вы еще смеете говорить о священной борьбе?

– Мы используем их возможности против них самих, – сдерживаясь, произнес Идрис.

– Вы же не фанатик, – возразила она, – вы интеллектуал, умница, сибарит, любящий роскошь и западный образ жизни. Поэтому вы их так сильно ненавидите. С одной стороны, вы им немного завидуете и подражаете, а с другой – боретесь и пытаетесь уничтожить. Такое вот внутреннее противоречие…

Он резко поднялся и произнес:

– У каждого из нас есть свои комплексы и свои внутренние причины поступать так или иначе. Я не приглашал вас в качестве моего психоаналитика. Мне нужен список всего того, что необходимо для завершения работы. И учтите, что Хозван Джабри не сможет долго оставаться в вашей лаборатории. Нам придется забрать его от вас через месяц.

– Тогда мы не успеем, – возразила она, – мы ведь договаривались, что он останется у нас.

– Не слишком долго. И вообще, давайте договоримся, что вы больше не будете покидать свою лабораторию. Это слишком опасно. Все, что вам необходимо, мы вам предоставим. Договорились?

Она потушила вторую сигарету.

– Не хотите больше со мной встречаться? Боитесь отвечать на мои вопросы?

– Я никого и ничего не боюсь, – сжав кулаки, ответил Идрис. Кажется, она все-таки сумела вывести его из состояния равновесия.

– В этом я как раз не сомневаюсь, – сказала она, поднимаясь со стула, – вы же явно неверующий человек. И значит, не боитесь ни Аллаха, ни Иблиса. Как, впрочем, и я.

Он промолчал, заставляя себя не комментировать ее слова. В конце концов она права. Эта стерва им еще будет нужна.

Через час после ее ухода, немного успокоившись, Идрис позвал Ибрагима.

– Мне нужны новые люди, – холодно приказал он. – Нужно найти тех, кто никогда не был задействован в наших операциях. Это не должны быть ни афганцы и ни пакистанцы. Но в любом случае смелые и решительные люди. У тебя есть такие?

– Есть, – сразу ответил Ибрагим, – два турецких курда, которых мы проверяли. Они уже давно находятся в Кандагаре, ждут моего вызова. Один из них сейчас поехал в Пешавар, но через несколько дней вернется.

– Он поехал по своему желанию, или ты послал его туда?

– Я послал.

– Тогда все правильно. Найди их. Они нам понадобятся.

Ибрагим согласно кивнул головой. На следующий день он послал сообщение в Кандагар.

Кандагар. Афганистан. За два месяца до дня «Х»

Сначала пришло долгожданное известие о том, что они будут нужны. Затем в их лавке появился посланец Ибрагима – Мансур, который добирался к ним целых два дня. Напарник Физули, Иззет Гюндуз, был особенно доволен. Длительное пребывание в чужом Кандагаре очень плохо на него действовало. Мансур вошел в их дом как посланец, суливший новые надежды. После традиционных приветствий они прошли в большую комнату, усаживаясь на стулья, расставленные вокруг стола.

– Как вы живете в этом благословенном городе? – поинтересовался Мансур.

– Плохо, – ответил Иззет Гюндуз. – Уже столько месяцев изображаем из себя обычных торговцев… Если бы я знал, что вы оставите меня здесь на такой длительный срок, я бы вернулся к себе в Турцию.

– Ваш срок пребывания в нашем городе закончился, – сообщил Мансур.

– Давно пора, – одобрительно пробормотал Гюндуз. – Ваши проверки всегда длятся так долго? Это было оскорбительно и для меня, и для моего друга.

– У нас такое правило, – ответил Мансур, – каждый вновь прибывший должен провести несколько месяцев в одном из наших городов. Если он тот, за кого себя выдает, то спокойно подождет эти несколько месяцев. А если он враг, то рядом с ним должны появиться другие люди, которые будут искать встречи с ним. И таким образом его выдадут. Здесь все знают друг о друге.

– Меня вы могли проверять сколько угодно, – разозлился Иззет Гюндуз, – но ведь Ахмеда Саразлы знает вся Турция, весь мир! Они вместе с братом пытались взорвать военную базу. Его брат погиб, а он чудом остался жив, когда солдаты охраны стреляли в него и взорвали его грузовик со взрывчаткой. И такого человека вы смеете проверять?

– Мы проверяем всех прибывших, – спокойно парировал Мансур, – вы же встречались с самим Ибрагимом и знаете наши правила. Неверные очень хитры, они все время пытаются нас обмануть, забрасывая к нам своих агентов. Но с помощью Аллаха мы разоблачаем все их попытки проникнуть к нам.

– Что мы должны делать? – спросил Физули.

– Завтра мы вместе поедем к уважаемому Ибрагиму, – сообщил Мансур, – он скажет вам, куда и зачем нужно отправляться. Рано утром я заеду за вами. Будьте готовы. Свою лавку закроете, ключи передадите мне. После вас здесь поселятся другие люди, которым вы официально продадите свою лавку.

В этом городе часто появлялись военные патрули американцев и европейцев, которые проверяли документы всех горожан. Паспорта двух турецких граждан вызывали у них подчеркнутое уважение. Все знали, что Турция является членом НАТО и активно борется с террористами. Поэтому документы прибывших были в абсолютном порядке. Только по этим документам Физули был не Ахмедом Саразлы, а Ахмедом Сабанчи.

На следующий день они выехали вместе с Мансуром на его помятом грузовике, в котором обычно перевозили баранов. Дважды они меняли машины и еще один раз пересели на лошадей, прежде чем оказались рядом с пещерами, где их должен был дожидаться сам Ибрагим. Перед входом их тщательно обыскали, заставили снять одежду, даже ботинки, выдали другую одежду. Коран, висевший на шее Физули, вызвал уважение охранников, которые не решились до него дотрагиваться, но появившийся Мансур в последний момент приказал снять и его.

– Это священный Коран, – попытался объяснить ему один из охранников.

– У нас есть свой Коран, – пояснил Мансур, – а у меня приказ, чтобы у гостей не было ничего своего. Ни часов, ни цепей, ни Корана, ни серьги, если вдруг кто-то из них проколол себе ухо. Ибрагим приказал снять все, и я выполняю этот приказ.

Физули снял с себя Коран, оставив его вместе с одеждой. Очевидно, его снова проверяли, или на этот раз он должен был действительно встретиться с очень важным лицом. Нужно было только по-особому нажать на эту маленькую золотую коробочку, в которую был вложен Коран, чтобы сработал заложенный туда миниатюрный передатчик, посылающий условные сигналы. Но он не стал этого делать. Вполне вероятно, что их снова пытаются проверить, и его сигнал будет лишь подтверждением его измены. Из пещеры сигнал мог не дойти до спутника. Поэтому он убрал Коран и не подал сигнал, предпочитая дождаться встречи, для которой их доставили в эти пещеры.

Сначала была встреча с уже знакомым им Ибрагимом. Он вышел к ним сам, в своем привычном пуштунском одеянии. Борода его была коротко подстрижена. Энергично пожав обоим гостям руки, он предложил им садиться прямо на ковер, который расстелили на земле. Гостям предложили зеленый чай. Ибрагим неторопливо пил чай, иногда посматривая на часы. Очевидно, он кого-то ждал.

– Как вам понравился Пешавар? – уточнил он у приехавшего Ахмеда Саразлы.

– Нормальный город, – ответил тот, – но, конечно, не такой большой, как Кандагар.

При упоминании Кандагара его напарник Иззет Гюндуз чуть поморщился. Он считал его самой большой провинциальной дырой в Азии. После оживленных турецких городов с их обилием товаров Кандагар вызывал у него лишь тихую ярость. Но Ибрагиму такой ответ понравился. Он был пуштуном и не любил пакистанские города. Поэтому он согласно кивнул головой.

Дальше беседа протекала неторопливо, говорили о погоде, о видах на урожай, о ценах на шерсть. И лишь через некоторое время Ибрагим поднялся, предложив обоим гостям следовать за ним. Физули понял, что, возможно, теперь состоится встреча, ради которой он столько месяцев провел в Кандагаре. Вслед за Ибрагимом они долго шли, переходя из одной пещеры в другую. Пещеры были соединены специально пробитыми проходами.

Через некоторое время они оказались совсем в другом месте, где их снова, в очередной раз, тщательно обыскали. Охрана была такой, какую не позволяли себе даже американские президенты. Наконец они оказались перед вышедшим к ним человеком. Ему было лет сорок или немного больше. У него были темные волосы, спрятанные под чалмой, красивая короткая борода и темные усы. Физули обратил внимание на брови вошедшего. Они были несколько иного цвета, чем усы. Этот тип вышел к ним в парике, наклеив усы и бороду, понял Физули.

Прозвучали традиционные приветствия. Незнакомец цепко оглядел обоих гостей. Затем обратился к ним по-арабски, которым владели оба гостя.

– Я рад, что могу встретить здесь наших братьев из Курдистана. – Этот человек явно хорошо разбирался в политике. Турецких курдов он приветствовал как посланцев независимого Курдистана, за который и боролось их движение.

– Борьба с неверными означает, что мы боремся не только с теми, кто выступает против нашего образа жизни, нашей религии и наших традиций, но и против тех, кто продался западному дьяволу, готовый предавать своих братьев и свою религию.

Он имел в виду правительство Турции, с которым боролись курды. Учитывая, что правительство вот уже много лет состояло из представителей Исламской турецкой партии, то его тезис прозвучал несколько напыщенно и не очень искренне. Ведь сами турки и их правительство никогда не боролись против исламской религии или Аллаха. Но любое турецкое правительство изначально считалось прозападным, как и страна, входящая в НАТО и намеревавшаяся вступить в Европейское сообщество.

– Я знаю, как вам было тяжело в Кандагаре, где вы провели столько месяцев, – продолжал незнакомец, – но наши враги очень сильны, а мы обязаны проверять всех, кто прибывает в эту страну.

Физули внимательно слушал, стараясь запомнить тембр голоса, который сложно было бы изменить. Он отметил и рост незнакомца – около ста восьмидесяти сантиметров. Было понятно, что этот человек сделал все, чтобы предстать перед ними загримированным до неузнаваемости.

– Мы хотим поручить вам самое важное дело, которое только можно поручить единомышленникам и братьям, – высокопарно продолжал незнакомец. – Мы знаем, что вы не просто очень смелые и надежные люди, но и те, кто не раз доказывал свою преданность нашему общему делу.

«Он не похож ни на одного из тех руководителей движения «Талибан» или «Аль-Каиды», о которых я знаю, – думал Физули. – Значит, это кто-то другой. И этот другой не доверяет даже своим людям, появляясь здесь в таком клоунском виде. Похоже, что у него даже британский акцент. Или нет. Скорее североамериканский. Нужно будет потом послушать тех, кто живет в США, в Новой Англии. Наверно, он много времени провел именно там. Его арабский слишком правильный и четкий. Да, он точно не араб. Скорее пуштун или пакистанец. Темные брови. Хорошо поставленный голос. Подтянутый, сильный. У него скорее европейская фигура, чем азиатская. У пакистанцев и индусов характерные фигуры с чуть раздувшимися животиками и немного кривыми ногами. Только кадровые военные имеют такой подтянутый вид. Получается, что он бывший военный или выпускник военного училища».