Текст книги "Всегда вчерашнее завтра"

Глава 11

На следующий день Алексеев позвонил Владимиру Владимировичу.

– Доброе утро, – поздоровался он вежливо, – кто со мной говорит?

– Мой телефон обычно никто не знает, – весело сообщил старый разведчик, – но раз вы звоните в половине десятого утра и так вежливо обращаетесь, вы наверняка товарищ, как раньше говорили, «из компетентных органов»? Угадал?

– Да, – засмеялся Алексеев, – вы всегда так угадываете? Или только в случае со мной?

– Специально берегу для цирка, – снова пошутил Владимир Владимирович и уже серьезнее добавил: – Конечно, я вас вычислил. Был уверен, что мне позвонят. Так зачем же строить из себя дурачка? По-моему, все правильно.

– Можно мне к вам приехать? – спросил Алексеев.

– Нет уж, увольте. Я же сейчас один, соседи могут обратить внимание, что ко мне стали ходить молодые люди. Не стоит будоражить их и без того не очень устойчивую психику. Лучше я сам к вам приеду.

Алексеев назвал адрес и попытался объяснить, как лучше проехать, но тут же услышал веселый смех старика.

– Я проработал в КГБ полвека и как-нибудь сумею найти и здание, где вы сидите, и ваше бюро пропусков. Мне действительно удобнее самому к вам приехать. Только, если можно, к концу дня.

Ровно в пять в кабинет к Алексееву вошел пожилой человек с упругой, почти молодой походкой. Несмотря на возраст, держался он молодцом, очки надевал, только когда необходимо было что-либо прочесть. И рукопожатие оставалось достаточно крепким. Единственное, что его выдавало, – это палка, на которую он опирался при ходьбе.

– Владимир Владимирович, – представился вошедший.

Алексеев пожал протянутую руку.

– Много о вас слышал, – признался он. – Говорят, ваш портрет висит в Ясеневе среди портретов других Героев Советского Союза. Вы живая легенда советской разведки.

– Это уже история, – махнул рукой Владимир Владимирович, усаживаясь напротив полковника, – кому сейчас интересно, кто там успел отличиться в уже не существующей разведке ушедшего в небытие государства. Но вам все равно спасибо. Вы сказали: «живая легенда советской разведки». Обычно добавляют слово «бывшей», которое лично меня очень обижает. «Бывшими» бывают секретари обкомов или райкомов, а разведки – нет. Даже английская разведка времен Елизаветы или российская разведка времен последнего царя – это никак не «бывшие». Это самая настоящая история разведки в своем развитии.

– Согласен, – рассмеялся Алексеев, – но я пригласил вас по более прозаическому делу.

– Я даже знаю, по какому, – улыбнулся Владимир Владимирович. – Вчера я имел неосторожность несколько более подробно расспрашивать своих бывших коллег про одно дело, что, очевидно, и вызвало ваш повышенный интерес.

– Вы опасный человек, – снова улыбнулся Алексеев, – мне кажется, вы заранее догадываетесь обо всем, что я могу спросить.

– И тем не менее попытайтесь.

– Нас действительно заинтересовали ваши вчерашние звонки. Хотелось бы услышать, почему именно сейчас вы стали интересоваться событиями лета девяносто первого года? По-моему, вопрос вполне обоснованный. Вы можете удовлетворить мое любопытство?

– Постараюсь. Во-первых, меня попросил об этой услуге мой знакомый. Он начал собирать материалы по группе Савельева. Ведь вас интересует именно эта группа? Но, к сожалению или к счастью, я не в силах ему помочь. Вот, собственно, и все.

– И вы не знаете, почему ваш друг интересуется группой Савельева?

– Даже не спрашивал. Вам ведь известно, что разведчики никогда не отличаются особым любопытством.

– У нас не получается разговора, – покачал головой Алексеев, – вы не хотите мне ничего рассказывать.

– А вы ничего не спрашиваете. Вас интересует, почему я звонил своим бывшим товарищам, я вам объяснил. По-моему, вы задали мне не совсем тот вопрос. Вас волнует другое: почему именно мой друг начал заниматься этим расследованием и кто он такой?

– Я знаю, кто он такой, – сказал Алексеев, – это Дронго, бывший аналитик ООН. У нас есть его досье.

– И только? – усмехнулся Владимир Владимирович. – Если бы в свое время не разделили КГБ на несколько отдельных ведомств, в том числе разведку и контрразведку, вы бы имели о нем гораздо больше сведений. Во всяком случае, в Ясеневе на него досье намного объемнее, чем у вас.

– Я попрошу их поделиться, – теряя терпение, сказал полковник. – Но в любом случае будет неплохо, если вы мне объясните, почему ваш друг заинтересовался именно группой полковника Савельева.

– Я же вам сказал, что действительно не знаю, – ответил Владимир Владимирович, – но подозреваю, что кто-то попросил его заняться поисками группы Савельева и исчезнувших документов. И попросили на достаточно солидном уровне. Возможно, это либо СВР, которых эти документы должны очень интересовать, либо литовское правительство, чрезвычайно заинтересованное материалами группы Савельева, либо разведки третьих стран. Последнее я исключаю полностью.

– Почему?

– Дронго никогда не станет искать материалы КГБ для разведки другой страны. Это исключено. Поэтому остаются только два заказчика: либо Литва, либо Россия. Согласитесь, что к Литве они имеют гораздо больше отношения, чем к России. Хотя, с точки зрения разведки, для вторых они, наверное, несколько ценнее.

– В общем, он обычный наемник, – презрительно произнес полковник, – кто ему больше заплатит, тому и служит.

Его собеседник вспыхнул, хотел что-то возразить, но передумал. Просто отложил вдруг свою палку и как-то грустно усмехнулся.

– Значит, вы ничего не поняли, полковник. Дронго никогда не был наемником. Вы сказали, что мой портрет висит в Ясеневе. Он действительно там есть. Но вот портрета Дронго там нет, хотя он должен находиться на самом видном месте. Этот человек сделал больше, чем целые институты.

– Риторика, Владимир Владимирович, схоластическая риторика. Возможно, у него и имелись заслуги в прошлом. Но только в прошлом.

– В восемьдесят восьмом году он получил тяжелое ранение, предотвратив покушение на жизнь президентов США и СССР во время их встречи в Нью-Йорке. А в девяностые годы сделал больше, чем любой из бывших сотрудников ПГУ. Вам не кажется, что мы должны испытывать хотя бы чувство благодарности к такому человеку? Повторяю, он никогда не был наемником. Это фанатик идеи. При его способностях и талантах он давно мог бы неплохо устроиться в любом месте земного шара, в том числе и на Западе. Поэтому не стоит обвинять человека, не зная его.

– Этот человек – частное лицо, – по слогам сказал Алексеев, – причем гражданин другого государства. Пусть даже когда-то он помогал нашей разведке. И этот человек сегодня при помощи другого бывшего разведчика пытается проникнуть в государственную тайну страны. Вам не кажется, что ваша позиция, мягко говоря, не совсем правильная? Прокуратура может возбудить уголовное дело по этому факту.

– Ах, вот вы о чем! – грустно усмехнулся Владимир Владимирович. – Да нет, думаю, прокуратура тут ни при чем. Нельзя же меня всерьез судить за звонки некоторым моим товарищам. Я, кстати, даже догадываюсь, кто именно из них решил, что я задаю слишком «профессиональные вопросы», и поспешил доложить вашему руководству. Всегда обидно в преклонных годах разочаровываться в старых друзьях. Ну ничего, думаю, я и это переживу.

– Давайте поговорим без обид, – предложил Алексеев. – Мне нужен ваш Дронго. Я хочу с ним встретиться. Вчера мы пытались прослушать вашу беседу, но вы поставили дешифратор. Правда, нам все-таки удалось установить, откуда был звонок. Но когда мы туда приехали, дома никого не оказалось. Дверь ломать не стали, проверили инфракрасным излучением. Квартира была пуста. Догадываюсь, что и вы приложили к этому руку. Но сейчас я прошу вас – найдите его. Он мне необходим.

– Вы можете мне сказать, что происходит?

– Несколько месяцев назад у своего дома был убит мой коллега, мой друг, переехавший сюда из Литвы. Полковник Лякутис. Мне поручено расследование этого дела. Мы считаем, что оно каким-то образом связано с деятельностью группы Савельева на территории Литвы летом девяносто первого года. И хотя Лякутис непосредственно не работал с документами, он тем не менее координировал деятельность группы по своей линии. Поэтому мы и хотим знать: может, его убили именно за это?

– Понятно, – задумчиво сказал Владимир Владимирович. – Вполне возможно, что и Дронго ведет свое самостоятельное расследование. Но я действительно не знаю, где он находится в данный момент. Хотя сильно подозреваю, где он объявится потом и кого именно начнет искать.

Алексеев посмотрел на него. Он ничего не спросил, просто посмотрел.

– Погибший действительно был вашим другом? – уточнил Владимир Владимирович.

– Да, – кивнул Алексеев.

– Сколько человек входили в группу Савельева? Четверо? Вы можете назвать мне их имена?

– Зачем? – удивился полковник.

– Считайте это платой за информацию. Если мне вдруг позвонит Дронго, я постараюсь обменять вашу информацию на его. И, кстати, укажу вам точное место поисков самого Дронго. Кроме того, вы ничем не рискуете: по вашим данным, Савельев и Семенов уже давно мертвы.

Алексеев подвинул к себе чистый лист бумаги. Нахмурился.

– Здесь не торгуются… – начал он, но, заметив укоризненный взгляд Владимира Владимировича, резко сменил тон. – Савельев, Лозинский, Семенов, Потапчук, – назвал он имена, – последние двое были «ликвидаторами».

– Я так и полагал. Поэтому все сведения проходили под грифом документов «особой важности».

Владимир Владимирович задумался, ушел в себя. Алексеев терпеливо ждал.

– Проверьте, – наконец сказал Владимир Владимирович, – не было ли у Савельева друзей в группе советских войск в Германии. Близких друзей, очень близких. Или родственников. Это может помочь вам в поиске.

– Спасибо, – кивнул Алексеев.

– И свяжитесь со Службой внешней разведки, – предложил Владимир Владимирович, – мне кажется, они тоже заняты подобным поиском, просто не афишируют.

– Обязательно, – кивнул Алексеев, – мы уже проверили. По нашим данным, Лозинский живет на Украине, мы попросили сотрудника нашего посольства связаться с ним. Он где-то под Киевом.

– И все-таки это дело скорее разведки. Там все-таки чисто агентурный материал, – сказал, вставая, Владимир Владимирович.

Полковник тоже поднялся, чтобы проводить гостя, и в этот момент зазвонил телефон. Он извинился, подошел к столу, поднял трубку.

– Я понимаю, – сказал глухо, – спасибо за сообщение. Да, конечно, мы будем ждать. – Он положил трубку. – Ваш Дронго к тому же и убийца. Его и еще одного человека видели в деревне, где проживал Лозинский. Последний убит. Это меняет дело, не правда ли?

– Правда, – согласился Владимир Владимирович, – но Дронго не убийца. А вас я хотел все время спросить. На стене в этом кабинете раньше висел портрет Феликса Эдмундовича Дзержинского. Вы не знаете, где этот портрет сейчас?

– Не знаю, – насторожился Алексеев. Он почувствовал следующую фразу гостя каким-то шестым чувством.

– Не нужно так легко отказываться от наших традиций, молодой человек, – сказал Владимир Владимирович. – Дело совсем не в портрете. И тем более не в памятнике, который демонтировали перед нашим зданием. Памятник всегда можно убрать, а как демонтировать наши души? И можно ли вообще это сделать? Вы об этом когда-нибудь думали?

Он вышел, а оставшийся в кабинете Алексеев растерянно посмотрел вслед гостю. Странные они люди, эти старики. По-прежнему упрямо цепляются за свои взгляды. Наверное, иначе они просто не могут, тогда вся их жизнь окажется никому не нужной, бессмысленной. Только оправдав действия того строя, в котором они жили и которому служили, можно оправдать их собственное существование.

Алексеев задумался и затем поднял трубку.

– Снимите наблюдение за квартирой Владимира Владимировича. И свяжите меня с Киевом, с нашим посольством.

Глава 12

В комнате лежал Лозинский со связанными проволокой руками. Потапчук, который в своей жизни видел не одно мертвое тело, тем не менее казался смущенным. Не самим фактом убийства. Его поражало, что его совершили накануне их приезда, о чем красноречиво свидетельствовал вид мертвого Лозинского.

– Вас ничего не удивляет? – спросил Дронго, все еще сидя на корточках и осматривая тело.

– Они нас опередили. Они опережают нас на несколько часов или день, не больше, – угрюмо заметил Потапчук.

– Верно, – согласился Дронго, – но из этого следует вывод, что убийцы знали о нашем предстоящем приезде в Киев. Следовательно, один из нас связан с убийцами. Интересное у нас путешествие.

– Что вы хотите сказать? – разозлился Потапчук. – Что я сначала послал убийцу, а потом привез сюда вас? Зачем мне это нужно? Чтобы вас напугать? Так вы не из пугливых, все равно не успокоитесь. И для чего я сам поперся в такую даль?

– Я не это имел в виду, – возразил Дронго, – просто кто-то догадался о нашем предстоящем визите к Лозинскому и поспешил его убрать. Вы никого не подозреваете?

– Нет, – покачал головой Потапчук.

– А ваш племянник? Он знал, куда мы едем?

– Не знал. Кроме меня и вас, никто об этом даже не подозревал.

Дронго дотронулся до проволоки, впившейся в тело несчастного.

– Кто же это такое делает? – спросил он. – И почему убийцы пытали Лозинского? Чего они хотели от него добиться?

– А почему вы думаете, что их было несколько?

– Один человек здесь бы не справился. Посмотрите, руки связывали тщательно, явно в спокойном состоянии, очевидно, напарник держал его под прицелом. Нет, тут как минимум действовали двое.

– Думаете, Савельев и Семенов приехали сюда, чтобы убить нашего четвертого члена группы? – прохрипел Потапчук. – Так я вас должен понимать?

– Зачем? Зачем им появляться здесь, подвергать себя риску, да еще и мучить несчастного Лозинского? Нет, это были не они. Что такого мог знать Лозинский, из-за чего его подвергли пытке? Какие такие секреты? Он ведь жил в Киеве, а документы забрал с собой Савельев. Или, может, он оставил их Лозинскому? – спросил, вставая, Дронго.

– В жизни не поверю, чтобы хитрый как лиса Савельев кому-нибудь доверил документы. Нет, документы оставались у него, это точно.

– Тогда у нас появилась конкурирующая фирма, – подвел итог Дронго, – Безенчук и «Нимфы».

– Что? – не понял Потапчук.

– Больше книг нужно читать, – пояснил Дронго, – в вашем возрасте это помогает заглушить муки совести. Что же нам теперь предпринять? Нас видели здесь как минимум трое соседей, пока мы спрашивали дорогу к дому. Значит, эти люди покажут, что именно мы приходили к Лозинскому. А работники милиции уж сделают вывод о том, кто так мучил и убил несчастного. Нужно что-то делать с телом. Нельзя его здесь оставлять.

– Хотите, чтобы я стал еще и гробовщиком? – возмутился Потапчук.

– Как вам не стыдно! Это же ваш бывший товарищ.

– Гусь свинье не товарищ, – зло огрызнулся «ликвидатор», – трус он был большой и мямля. Из-за него тогда чуть вообще все не погорели. Не любил я его никогда. Я и сюда приехал с одной целью: узнать, где Игнат Савельев прячется, а не для того, чтобы лобызаться с покойным.

– Убедительно, – пробормотал Дронго, – но нам все-таки придется прятать тело, иначе нас примут за убийц.

– А как вы это сделаете – на части его разрежете?

– Ну и дикая у вас фантазия! Понадобится какой-нибудь большой чемодан, чтобы его увезти. А уже потом подумаем о дальнейших действиях. Поищите в другой комнате, а я посмотрю здесь.

Потапчук, бормоча нечто невразумительное, прошел в другую комнату. Раздался шум падающего стула.

– Поосторожнее, пожалуйста! – крикнул Дронго. – И постарайтесь не оставлять отпечатков пальцев. Криминалисты придут в восторг от такой улики.

– Сам знаю, – зло ответил Потапчук.

Дронго снова наклонился над телом убитого. Нужно посмотреть, что у него в карманах. Но как это сделать, не оставляя следов? Он опять достал из кармана носовой платок. На всякий случай он всегда имел при себе несколько больших носовых платков. Это стало привычкой: выходя из дома, он всегда проверял их наличие. Сейчас, используя платок, он осторожно стал раздвигать проволоку, пытаясь залезть в карман убитого. Наконец ему это удалось. Затем он так же осторожно проверил другой карман. За исключением нескольких смятых бумажек, украинских денег, ни в одном кармане ничего не обнаружилось.

Он поднялся, разочарованный, затем еще раз осмотрел комнату. Нужно определить энергетику дома, квартиры, прочертить неведомые силовые поля, по которым перемещался хозяин, наконец просто все это прочувствовать, и тогда можно заметить любимое место хозяина дома. Он подошел к креслу, стоявшему рядом с окном.

Лозинский жил один. Нужно узнать, почему он жил один. Наверное, ему удобно было сидеть в этом кресле, глядя и в окно, и в телевизор. Отсюда хорошо просматривалась и улица. Какие еще могут быть радости у пожилого человека? Лозинский выглядел старше Потапчука. Значит, здесь он все время сидел, в старом кресле с потертой обивкой. Дронго опустился в кресло. В комнату вошел Потапчук.

– Вот как вы чемодан ищете? – покачал он головой. – Нету там чемодана. Не было вообще у покойного больших чемоданов. Он всегда с сумкой ездил. Или портфель брал. А вы все в кресле посиживаете.

– Подождите, – сказал Дронго, – посмотрите сюда. Вы ведь профессиональный «ликвидатор». От вашей наблюдательности часто зависело не только успешное выполнение задания, но и сама жизнь. Вы видите, здесь, на столике, стоит недопитая чашка кофе. Он ведь жил один, а когда кофе остается в чашке, ее потом трудно отмыть. Почему он не вымыл эту чашку?

– Откуда я знаю? Мне еще его психологию нужно изучать? – проворчал Потапчук, но к столику подошел, на чашку посмотрел. – Вообще-то Лозинский был человеком аккуратным, – добавил он нерешительно.

– А почему он жил один?

– Не знаю. Там какая-то темная история. То ли жена от него ушла, то ли он от нее. Ну, в общем, это давно произошло, еще лет десять назад. Но я ничего точно не помню.

– По-моему, он сидел в кресле, когда к нему постучались, – задумчиво сказал Дронго, – и поэтому он оставил свою чашку кофе недопитой. Встал и пошел к дверям открыть. – Он поднялся с кресла и пошел к дверям, по дороге обходя стол и прижимаясь вплотную к старинному серванту. – Вот здесь он прошел, – показал Дронго.

– Вы что, эксперимент решили поставить? – спросил Потапчук.

И вдруг Дронго поднял руку и достал из стоявшей в серванте вазы какую-то записку, скорее телеграмму. Он прочел ее сам и протянул Потапчуку.

– Я был прав. Посмотрите. Он держал телеграмму в руках, когда к нему постучались.

В телеграмме оказалось всего несколько слов: «Встречаемся двадцатого в три у Андрея». И подпись – «Игнат».

– Это телеграмма Савельева, – поднял изумленное лицо Потапчук, – значит, он в России, в Москве.

– Что значит «встречаемся у Андрея»? Вам это что-нибудь говорит?

– Да. Это церковь такая в Москве. Маленькая церквушка. В восемьдесят третьем там служил священником Андрей, фамилию сейчас не помню. Он работал на контрразведку, давая нужную информацию. А рядом находилась неплохая пивная. И офицеры, приходившие на встречу с Андреем, обычно любили сидеть в этой пивной. Так мне рассказывал сам Игнат Савельев.

– Вы думаете, это его телеграмма? – спросил Дронго.

– Не знаю, но «встречаемся у Андрея» мог написать только он.

– Кажется, я понял, почему убийцы появились именно сейчас, – вдруг сказал Дронго. – Они сумели установить адрес Лозинского по этой телеграмме. И пришли сразу вслед за ней. Поэтому он и спрятал телеграмму перед тем, как его убили. Наверное, он им ничего не сказал. А вы говорили «мямля». Иначе он показал бы эту телеграмму.

– Он мог просто рассказать словами, – пожал плечами Потапчук.

– В той ситуации, в которой он оказался, ему понадобились веские доказательства. А лучшим доказательством служила эта телеграмма. Раз она еще здесь, значит, он им ничего не сказал. Нам придется возвращаться в Москву.

– А с телом как?

– Вы же «ликвидатор». Придумайте что-нибудь.

– Я не гробовщик, – снова возразил Потапчук.

– Ладно, – вздохнул Дронго, – несите какое-нибудь одеяло или простыню. Нужно его завернуть. А потом вы найдете машину, чтобы мы могли отсюда уехать. И желательно сделать это как можно быстрее и незаметнее.

Потапчук ушел в другую комнату и скоро вернулся с большим цветным одеялом.

– Сначала лучше обернуть его простыней, чтобы кровь по дороге не испачкала машину, – деловито сказал «ликвидатор».

Дронго, взглянув на него, не стал комментировать. Вдвоем они завернули тело в простыню и только потом уложили этот страшный пакет в одеяло. Получился довольно объемистый сверток, к тому же очень тяжелый и громоздкий.

– Идите за машиной, – велел Дронго, – и пусть она заедет во двор.

– А почему я? – возразил Потапчук. – Меня тоже могут запомнить.

– Вы же прекрасно знаете, почему. Посмотрите на меня и на себя. Кого быстрее запомнят? Я уж не говорю о том, что вы украинец.

– Я русский, – поправил Потапчук, – у меня просто фамилия украинская.

– Вы пойдете за машиной? – теряя терпение, спросил Дронго.

Потапчук вышел, сильно хлопнув дверью. Минут через двадцать к дому подъехали желтовато-грязного цвета «Жигули» четвертой модели.

– Нашел машину, – бросил Потапчук, войдя.

– Лучше бы другую, – покачал головой Дронго, – труп в автомобиле может пахнуть. Там же нет багажника.

– Идите сами и ищите! – огрызнулся Потапчук. – Думаете, легко отыскать даже такую развалюху?

– Вообще-то вы правы. Спасибо и на этом. Берите с другой стороны, мы его вынесем.

Они вытащили из дома громоздкий тюк и стали укладывать в машину. В этот момент во двор вошла женщина лет шестидесяти с острым, мышиным лицом. Увидев ее, Дронго помрачнел. Это был типичный образец сварливой соседки-говоруньи, все знающей и все видящей.

– Х Лозинскому приехали? – улыбнулась женщина. Как и многие местные жители, она вместо «к» и «г» произносила «х».

– К нему, – кивнул Дронго, умещая тюк.

– Небось вещи хрузите, а сам хозяин хде?

– В доме он, вещи собирает, – терпеливо ответил Дронго. Потапчук покосился на нее, но, ничего не сказав, вернулся в дом.

– Попрощайся с хозяином и скажи, что мы уже едем! – крикнул вслед ему Дронго. – Пусть замок посмотрит, он что-то барахлил!

Замок на входной двери они выбили, когда проникали в дом, и теперь он давал понять своему напарнику, чтобы тот постарался его как-то привести в порядок и захлопнуть дверь. Потапчук его понял. Водитель, молодой парень лет двадцати пяти, равнодушно стоял рядом с автомобилем, дымя дешевой сигаретой без фильтра.

– А почему сам хозяин не едет? – допытывалась соседка.

– Не знаю, – с трудом улыбнулся Дронго, – спросите у него. Но сейчас он очень занят.

– Это понятно, – закивала головой неприятная особа, кажется, собирающаяся уходить. – А вы его друзья или родственнихи?

– Знакомые. Бабушка, вы нам не мешайте, – строго сказал Дронго.

– Какая я тебе бабушка? – Она обиделась. – Мне почитай стольхо ходхов, схольхо и тебе.

Несмотря на обиду, женщина уходить не спешила. Из дома показался Потапчук, захлопнувший за собой дверь.

– Все в порядке, – сказал он, подходя к машине.

– А хозяин хде? – не отставала любопытная. – Вещей много увозите.

Потапчук помрачнел и, проходя мимо, как бы нечаянно толкнул ее в лужу. Она полетела прямо в грязь.

– Что же ты так, тетка, ничего не замечаешь? – укоризненно сказал Потапчук, с трудом скрывая довольную улыбку и протягивая ей руку.

– Што надо, то и замечаю. Ты мне свой дохумент дай. Хто ты тахой? Отхуда вы взялись? Я про вас ничаво не слыхала.

– Поехали! – крикнул Дронго, уже потерявший терпение. Он уселся в автомобиль. Потапчук махнул рукой на женщину и тоже устроился на сиденье.

– Люди добрые! – запричитала женщина. – Што же такое делается! Бандиты среди бела дня дом храбят.

Водитель оглянулся. Потапчук больно ткнул его в спину.

– Быстрее, мы опаздываем.

Они выехали со двора под причитания соседки.

– Через минуту она полезет в дом, – мрачно сказал Дронго, – начнет искать хозяина. Надеюсь, в ближайшие несколько лет мы на Украину не попадем.