Текст книги "Рассудок маньяка"

Левитин вышел, попрощавшись только с Архиповым. На Сыркина он лишь сверкнул глазами. Дронго холодно кивнул. Когда они ушли, Архипов обратился к своему гостю:

– Извините нас, я не думал, что он так быстро все узнает.

– Это вы меня извините. Я, кажется, начинаю причинять вам неудобства, еще ничего не узнав.

– Неужели убийцей был этот молодой человек? – вздохнул Архипов. – Как все это страшно.

– Мы больше не будем вам мешать, – предложил Дронго, – если вы разрешите, мы пройдем в кабинет Михаила Михайловича и немного побеседуем.

– Да, да, конечно, – рассеянно согласился Архипов, – поступайте как считаете нужным.

Глава 4

Кабинет у Сыркина был небольшой, скромный, но уютный. На двух подоконниках стояли рядком цветы в красивых расписных горшках. Поймав взгляд гостя, хозяин кабинета кивнул, улыбаясь:

– Это моя жена расписывает. Она любит цветы. У нас весь дом в зелени, вот я и решил часть сюда переместить. Садитесь, я сейчас попрошу принести чай.

– Спасибо, – поблагодарил Дронго, – давайте сначала пройдемся по нашим спискам. Как я понял, люди из ФСБ проверяли в основном мужчин. И хотя я пока не знаю, на чем основывается уверенность следователя прокуратуры, но начнем-ка с прекрасного пола.

– Климов прав, – заметил Сыркин, – женщин-маньяков не бывает. Это мне говорили и на моей прежней работе. Вообще не бывает.

– Тогда тем более пробежимся по их списку и перейдем к мужчинам. Кто эти восемь женщин, которые в тот вечер задержались?

– Четыре уборщицы. Они обычно работают по вечерам, когда все уходят. Вообще-то в тот вечер их должно было быть пять человек, но Сойкина не смогла выйти, заболел ребенок. И они работали вчетвером, – Михаил Михайлович поднял телефонную трубку и попросил принести в кабинет чаю.

– Давайте по порядку, – предложил Дронго. – Первой идет Моисеева. Она у вас тоже заместитель директора?

– Да, по науке. Профессор Моисеева, Елена Витальевна. Ей пятьдесят пять лет. Я поверю скорее, что это я совершил убийство, чем Моисеева. Настоящий ученый, прекрасная женщина. У нее немного плохое зрение, она носит очки. Кажется, минус пять. В тот вечер она задержалась в своем кабинете.

– Если вы и дальше будете давать характеристики подобным же образом, то я просто не смогу работать, – засмеялся Дронго. – Вы так охарактеризовали Моисееву, что мне уже не хочется ничего спрашивать.

– Она одержима наукой. Даже замуж не вышла. Есть такие одержимые женщины.

– Согласен. Второй указана Фирсова.

– Да, Людмила Фирсова. Начальник отдела. Очень интересный человек, умница, работает у нас восемь лет. Четыре года назад она потеряла мужа, погиб в автокатастрофе. Она очень сильно переживала. Даже попала в больницу с сердечным приступом. А в прошлом году немного отошла, вышла замуж за нашего сотрудника, руководителя другого отдела – Георгия Зинкова. Вообще-то они давно знали друг друга. Очень интересная женщина.

– Третьей указана Сулахметова.

– Раиса Сулахметова работает у нас уже шесть лет. Старший научный сотрудник. Скромная, отзывчивая женщина. У нее, правда, есть судимый брат, но он сейчас отбывает наказание. Ей тридцать девять лет.

– За что судимый?

– Не знаю. Не интересовался. Кажется, хищение, но все точно записано в ее личном деле.

– Узнайте, пожалуйста, мне интересно, за что именно его посадили. Раз вы все равно не даете мне поработать в отделе кадров.

– Хорошо, – смущенно сказал Михаил Михайлович, делая отметку в своем блокноте, – я сам все проверю. Вы должны понимать наши особенности. Мы действительно не имеем права никого из посторонних знакомить с личными досье на наших сотрудников.

– Вы мне это уже говорили. Я только хотел подчеркнуть, как трудно мне будет работать. Давайте следующую. Четвертой у вас указана Ольга Финкель.

– Младший научный сотрудник. Работает у нас полтора года. Хорошая девочка. Два года назад закончила институт. Она племянница академика Финкеля, близкого друга нашего Сергея Алексеевича.

– Я его знаю, – кивнул Дронго, – остается еще четыре фамилии.

– Это наши уборщицы. Они работают по всей территории. Первая…

– Не нужно представлять каждую. Достаточно если вы назовете мне фамилию той, которая убирала в здании, где было совершено убийство.

– В том-то все и дело, – оживился Сыркин, – там должна была работать в тот вечер Сойкина. Поэтому убитую нашли так поздно. Иначе бы уборщица ее обязательно нашла.

– Ее, конечно, проверяли?

– Еще как, – вздохнул Михаил Михайлович. – Ее проверяли в первую очередь. Но ребенок действительно болел, даже два раза «Скорую» вызывали. Почти сорок температура была. Вообще никакая мать никогда не будет врать насчет своего ребенка. Из суеверия. Женщина может придумать что угодно, только не ложную болезнь своего дитяти из страха, что тот заболеет на самом деле. У ее сына была очень высокая температура, это выяснили на следующий день, когда мальчик еще болел.

В этот момент в кабинет вошла молодая девушка с подносом. Высокая, стройная, в вызывающе короткой мини-юбке, красавица была обладательницей маленького носика, темных миндалевидных глаз и модной короткой прически. Девушка сложила в улыбку свои тонкие губки, расставляя чай на столике.

– Это наша Оля, – представил ее Михаил Михайлович.

– Очень приятно, – кивнул Дронго.

– А это наш эксперт. Он знает твоего дядю, – Сыркин показал на гостя.

– И мне приятно, – улыбнулась девушка, выходя из кабинета.

– Красивая, – кивнул Дронго. – Когда в институте узнали, что Сойкина не приедет на работу? Она звонила, предупреждала о своей задержке?

– Да, но она позвонила мне где-то часов в пять. Вообще-то никто не знал, что она не придет. Только я и мой помощник Сережа Носов. Мы подумали, что ничего не случится, если она один день и не выйдет. Я даже Архипову ничего не сказал.

– Понятно. Значит, восемь женщин. А кто были остальные девятнадцать мужчин? Один из них Мастуков, это я уже понял. А остальные восемнадцать человек?

– Кого только в списке не было, – вздохнул Сыркин, протягивая бумагу. – Вы чай пейте, а то остынет.

– Ничего, – усмехнулся Дронго, – я люблю не очень горячий. У вас в списке указаны все мужчины, начиная с Архипова и вас.

– Да, верно. Я тоже в тот вечер задержался на работе, – подтвердил Михаил Михайлович, – мы с помощником оставались примерно до семи вечера в моем кабинете. Как подумаю, что я мог увидеть убийцу, даже не по себе становится.

– С тем самым Носовым, который знал про Сойкину?

– Да, с ним. Но про Сойкину знал и я.

– Носов никуда не отлучался из вашего кабинета с шести до семи вечера?

– Вы его тоже подозреваете? Кажется, один раз он пошел за документами в свой кабинет, на второй этаж. Но быстро вернулся. Его тоже проверяли.

– Значит, троих я уже знаю, если считать вместе с Архиповым.

– Надеюсь, его вы не подозреваете? – усмехнулся Михаил Михайлович.

– Его пока нет. Впрочем, я не подозреваю и остальных. Просто нет никаких оснований. Кто остальные пятнадцать?

– В основном наши сотрудники. Несколько человек из технического отдела, где работала убитая.

– Давайте пока остановимся на них. Кто именно из технического отдела задержался в тот вечер на работе?

– Коренев, Алексанян, Шунько и руководитель отдела Зинков. Они работали практически в одном помещении. Примерно до половины седьмого. И ушли все вместе. У них сейчас много работы, они часто уходят позже обычного. Вообще у нас люди просто золотые. Им деньги месяцами не платят, а они трудятся на одном энтузиазме. Все очень тяжело переживали смерть Хохловой.

– Они работали вместе с Хохловой?

– Нет, они находились в другом конце коридора. Но никто не слышал ни криков, ни мольбы о помощи. Ничего не слышали. Впрочем, это и неудивительно. У них стоял такой шум. А лаборатория находится за первой комнатой. Сотрудники ФСБ проверяли, оттуда ничего невозможно услышать, даже если в комнате, где убили Хохлову, кричали бы изо всех сил.

В этот момент зазвонил телефон. Сыркин поднял трубку и, выслушав сообщение, нахмурился и сказал:

– Пусть зайдет ко мне.

– Что случилось? – спросил Дронго.

– Мастуков приехал. Раньше времени. Хочет со мной поговорить.

– Интересно. Вы разрешите мне присутствовать при вашем разговоре?

– Да, конечно. Он сейчас придет. Ваш чай совсем остыл.

Они успели выпить свой чай, когда в кабинет вошел высокий молодой человек лет тридцати. У него были длинные волосы, закрывавшие уши. Чуть вытянутый нос, небольшие глаза, одутловатые щеки.

– Здравствуйте, Михаил Михайлович, – вежливо поздоровался вошедший.

– Садись, Мастуков. – Сыркин показал на стул. – Ты чего так рано прикатил? Или дело есть?

– Хотел с вами поговорить, – нерешительно начал охранник, взглянув на Дронго.

– Можешь говорить, – понял его взгляд Сыркин, – при нем можно все говорить.

– Я хотел наедине, – упрямо сказал Мастуков.

– А я тебе говорю, что при нем можно, – повысил голос хозяин кабинета, – и кончай темнить. Секреты у него, понимаешь. Говори, зачем пришел?

– У меня к вам личное дело.

– Ну вот и говори про свое личное дело.

– Хотел вам показать вот эту картинку. – Мастуков достал из кармана фотографию и передал ее Сыркину. Тот посмотрел на фотографию, огорченно крякнул и передал ее Дронго. Это была фотография из обычного «Плейбоя». Обнаженная женщина.

– Откуда? – коротко спросил Михаил Михайлович.

– Из мужского туалета. Кто-то «забыл» на подоконнике.

– Когда нашел?

– Два дня назад. Ночью.

– Вот видите, какая гадость, – раздраженно фыркнул Сыркин.

– Держите осторожнее, – предложил Дронго, – там могут быть отпечатки пальцев.

– Не могут, – сокрушенно заметил Михаил Михайлович, – мы проверяли все журналы, которые находили до сих пор. Никаких отпечатков ни разу не нашли. Я даже, используя свои связи, просил проверить в лаборатории на Петровке. Никаких отпечатков.

– Странный маньяк, – задумчиво покачал головой Дронго, – нигде не оставляет отпечатков, словно сознательно вас провоцирует.

– Почему не сказал сразу? – спросил Сыркин у Мастукова.

– Боялся. Думал, опять за меня возьмутся. Два дня мучился. Но потом вспомнил про Пашу. Он ведь тоже боялся и потому сбежал. А его арестовали и до сих пор держат. Вот поэтому и принес это… эти… в общем, эту фотографию.

– А почему вы считаете, что Павел Мовчан ни в чем не виноват? – спросил Дронго.

– Да не убивал он, – упрямо сказал Мастуков. – Я с ним в паре столько ночей вместе провел. Он вообще жену свою очень любил. Не убивал он никого. Напрасно они на него все вешают.

– Раньше журналы были, и к ним цветные картинки. А это какая-то блеклая фотография. Наверно, у подонка просто деньги кончились, – решил Михаил Михайлович.

Дронго посмотрел на фотографию.

– Не думаю, – задумчиво заметил он, – здесь что-то не стыкуется.

– Если опять случится что-нибудь в нашем институте, – вздохнул Сыркин, – даже трудно представить, что будет. У нас и так слухи до сих пор будоражат институт. Все женщины боятся по вечерам оставаться в своих кабинетах. Рассказывают всякие ужасы. Выкопали старую историю, что на месте института раньше был монастырь, который снесли. Вот многие и верят, что здесь срабатывает старое проклятие. Мистика какая-то, но многие верят.

– Можно мне задать несколько вопросов? – спросил Дронго.

– Да, конечно.

– Вы были первым, кто нашел убитую, – уточнил Дронго.

– Вторым, – поправил его Мастуков, – первым был Паша.

– Ну да, конечно. Но он сбежал. Когда он выходил с территории, он прошел мимо вас?

– Да.

– И в каком он был состоянии?

– Словно не в себе. Он выходил на улицу, а я ему крикнул, спросил, куда он идет. Он только рукой махнул. Лица его я не видел.

– И вы ждали несколько часов, пока он вернется?

– Ждал. Минут сорок. А потом понял, что у него случилось что-то. Думал, может, дома что-то. Вообще-то у нас иногда такое бывает. А тут еще я свет увидел включенный. Но мы же вдвоем дежурим, вот я и решил двери запереть и пойти свет выключить в техотделе. У нас ведь три здания. Два прямо у ворот, и одно в глубине двора. Но туда нас не пускают. Там обычно включают сигнализацию.

– Расскажите подробно, что вы увидели. Что вы помните.

– Да я все помню. Меня столько раз спрашивали. Я вошел в наше здание, осмотрел коридор. Я еще с улицы увидел, что в одном из кабинетов забыли выключить свет, – повторил Мастуков. – Дошел до конца коридора, толкнул дверь, вижу, она открыта. Вошел внутрь и увидел убитую. Она на полу лежала, вся в крови. Очень страшно стало. Я даже крикнуть хотел, но потом решил, что кричать нельзя. Убийца может быть где-нибудь рядом. Я выскочил из кабинета, побежал по коридору, потом через двор к проходной. Сразу позвонил. А потом все приехали. И Михаил Михайлович тоже приехал.

– Когда вы вошли в кабинет, свет был включен? – еще раз уточнил Дронго.

– Да, – подтвердил Мастуков, – но я ничего не трогал. Как только увидел убитую, сразу побежал звонить. Уже потом я про Пашу вспомнил.

– Вы можете вспомнить, как она лежала на полу. С поднятыми руками или с опущенными?

– Одна рука была вдоль тела, а другая была откинута в сторону. Лицо убитой я не видел. Она в другую сторону смотрела, а я сразу выскочил. Испугался очень.

– А в коридоре был свет?

– Его обычно не выключают всю ночь, – ответил Мастуков.

– В чем вы были одеты?

– Я был в обычной одежде, в своем костюме. А Павел был в джемпере и в джинсах. Он всегда ходил на работу в таком виде. Тогда было достаточно тепло.

– Ясно. Спасибо большое. У меня больше нет вопросов.

– Ладно, Мастуков, – сказал мрачный Сыркин, – иди и помалкивай. Никому и ничего не говори. Ни про свою находку, ни про наш разговор. Посмотрим, что будет дальше, что предпринять.

– До свидания. – Молодой человек поднялся и вышел из кабинета.

– Вот видите, – сказал Сыркин, – я же вам говорил, что это очень необычное и сложное дело. Хотите, чтобы мы поговорили об остальных сотрудниках, задержавшихся в тот вечер?

– Обязательно, – сказал Дронго. – Я не уйду, пока не выясню про каждого все. Итак, давайте начнем снова.

Глава 5

В обычные дни Дронго спал до полудня, предпочитая ложиться очень поздно, не раньше четырех-пяти утра. В этот день он как обычно заснул в половине пятого, раздумывая над всем, что ему довелось услышать за весь день в институте Архипова. Примерно до четырех часов он работал на своем компьютере, подбирая нужную информацию. Его интересовали публикации в периодической прессе примерно шестимесячной давности. Не найдя ничего интересного, он начал проверять более отдаленные сроки. Многие газеты уже были подключены в сеть Интернета, и поиск не был особенно трудным. В эту ночь он пытался осмыслить первый день, проведенный в институте. Приняв таблетку аспирина, он отправился спать. Но уже на следующее утро поднялся в половине десятого, чтобы успеть побриться, принять душ и съездить в прокуратуру. По утрам он обычно не завтракал, предпочитая чашку чая.

Он уже собирался выходить из дому, когда раздался звонок. Дронго услышал, как включился автоответчик, интересовавшийся, кто именно позвонил. И тревожный знакомый голос Михаила Михайловича попросил не ездить в прокуратуру. Это было достаточно интересно, и Дронго поднял трубку.

– Доброе утро, – поздоровался он. – Почему мне не нужно ехать в прокуратуру?

– Только что Сергею Алексеевичу звонил полковник Левитин, сообщил потрясающую новость – он во всем признался. Павел признался в убийстве. У Архипова заседание в академии, и он просил меня позвонить вам и извиниться за вчерашнее беспокойство. Очевидно, мы ошибались, наш бывший охранник действительно оказался убийцей.

– Не может быть, – убежденно сказал Дронго, – этого просто не может быть.

– И тем не менее, это так. Левитин даже поинтересовался, как можно вам позвонить, но Сергей Алексеевич не дал вашего домашнего телефона. Видимо, полковнику не терпелось информировать вас, чтобы и вы узнали о его правоте.

– Я поеду в прокуратуру, – решительно заявил Дронго, – мне нужно убедиться во всем на месте. Я почти уверен, что Павел Мовчан не совершал этого убийства. И дело даже не в найденных журналах. Они ошибаются, решив, что признание Мовчана – это главное доказательство.

– Не знаю, – честно признался Сыркин, – я уж больше ничего не знаю и никому не могу верить. Если Павел признался…

– Закажите мне пропуск, – попросил Дронго, – я приеду к вам после перерыва.

Через полчаса он уже сидел в кабинете Климова. Следователь принял его в своем кабинете, когда на часах было ровно одиннадцать. Вероятно, Климов любил точность.

– Добрый день, – мрачно приветствовал его Дронго, – говорят, у вас новости.

– Ох уж этот Левитин, – улыбнулся Климов. – Ему не терпелось позвонить в институт и сообщить о признании Мовчана. Хотя я просил не торопиться. Вчера днем, когда мы вернулись из института, арестованный сам попросился на допрос. Он признался в том, что убил Хохлову. Рассказал, что нож выбросил в реку, когда вышел из института. Собственно, никаких других вариантов просто не было.

– И вы поверили в его признание? – спросил Дронго. – Вы же опытный человек, должны понимать, что признание – это еще не доказательство.

– Я это понимаю. Но в комнате были только его отпечатки пальцев. И на дверной ручке. Мастуков дверь просто толкнул, а Мовчан дверь открывал. Это разные вещи. Он вполне мог убить молодую женщину, взять нож с собой и покинуть территорию института. Меня смущает его несколько неожиданное признание. Поэтому я пытаюсь все проверить.

В этот момент дверь в кабинет открылась, вошел Левитин. По его торжествующему лицу Дронго понял, что полковник считал себя победителем.

– Добрый день, – подчеркнуто церемонно поздоровался Левитин. – Как у вас дела? Кажется, вчера еще вы мне не верили. Вы считали, что мы как обычно пытаемся навесить обвинение на невиновного. Или «пришить», как говорят блатные. Но мы оказались правы, а вы… Я же говорил вам, что время Шерлоков Холмсов и комиссаров Мегрэ давно прошло. Хотя, я думаю, вы не должны очень переживать. Все было ясно с самого первого дня.

– Абсолютно не переживаю, – спокойно сказал Дронго, – тем более, что Мовчан не убивал Хохлову.

– Как это не убивал? – растерялся Левитин. – А его признание?

– Нужно узнать у него, почему он пошел на такое признание. Но я уверен, что он не убивал.

– Так, – крякнул Левитин, – значит, вы и теперь не верите. Тогда можно у вас узнать, кто именно убил Хохлову. Или вы этого пока не знаете?

– Пока не знаю, но убежден, что не Мовчан.

– Почему? – вмешался Климов. – Почему вы так уверены, что это не наш арестованный?

– Начнем с того, что убийца совершил преступление в шесть-семь часов, а у Мовчана было алиби. Он ведь появился в институте в восемь часов вечера?

– Он появился в половине восьмого, – улыбнулся Левитин, – а женщина была убита примерно в семь часов. Полчаса ошибки вполне могут иметь место. Тем более что дверь была открыта. Вы же были там в коридоре. В помещениях довольно сыро, и эксперты-патологоанатомы могли не учесть влияния низкой температуры. И потом, Мастуков ждал слишком долго, когда наконец вернется его напарник.

– Теперь понятно, – пробормотал Дронго. – Вы все-таки хотите подогнать под это убийство Мовчана.

– Ничего мы не хотим, – возразил Климов, – меня тоже настораживают некоторые нестыковки, которые я пытаюсь понять. Но ясно, что, кроме Мовчана, этого никто сделать не мог.

– Тогда чем вы объясните то обстоятельство, что Мовчан, выходя из кабинета, где было совершено убийство, не погасил свет. Словно нарочно оставил его включенным, чтобы туда вошел Мастуков или кто-нибудь из посторонних. Это ведь нелогично.

– А убийцы не всегда бывают логичными, – резонно возразил Левитин. – Он мог действительно испугаться. Поэтому и сбежал. Убил женщину и сбежал.

– А куда он дел нож?

– Взял его с собой, – пожал плечами полковник.

– Значит, свет он забыл выключить, поддавшись панике, а орудие убийства взял с собой, – сказал Дронго. – Но свой платок он взять забыл. Почему в одном случае он так нелогичен, а в другом потрясающе последователен. Вам не кажется, что вы все-таки ошибаетесь?

– Ваши доводы не совсем убедительны, – возразил Климов, нахмурившись. Очевидно, слова Дронго на него все-таки действовали.

– Убийца может забыть какой-то предмет на месте преступления и решить, что он должен спрятать прежде всего орудие убийства. В моей собственной практике таких случаев было сколько угодно. Платок не доказательство.

– А невыключенный свет?

– Состояние шока. Он все-таки не убийца, а нормальный человек.

– Значит, он уже не маньяк?

– Я думаю, что нет.

– А я думаю, что да. Но маньяк, полностью осознающий свои действия, – вставил Левитин.

– Черт вас возьми! – разозлился Дронго. – Хорошо, если вы мне не верите, может, вас убедит еще одно обстоятельство. У вас есть фотографии убитой?

– Конечно, – удивился Климов, – в деле есть фотографии.

– Покажите их, – попросил Дронго.

Климов кивнул, достал объемистую папку и пододвинул ее к Дронго. Тот, раскрыв папку, внимательно изучал на фотографии убитую.

Левитин почувствовал, что столь трудно обретенная победа может ускользнуть, и поспешил с вопросом:

– При чем тут фотографии?

– Посмотрите на снимки убитой, – предложил Дронго.

– Я не понимаю, куда вы клоните, – разозлился полковник.

– Мастуков рассказал мне, в каком положении лежала убитая. Вот видите, здесь четко видно, как именно она себя вела. Очевидно, она пыталась защититься. Одна рука была приподнята. Другая была прижата к животу. Посмотрите на снимки, и вы все поймете.

– Что мы поймем?! – не сдержавшись, закричал Левитин.

– Если бы убийцей был действительно Павел Мовчан, он должен был весь перепачкаться в ее крови. Весь! При таких прямых ударах он не сумел бы уберечь свой джемпер и брюки, которые на нем были, от пятен крови. Но, судя по показаниям Мастукова, он ушел на проверку и пришел с проверки в одной и той же одежде. Неужели и это вам ничего не говорит?

Климов нахмурился. Он молчал, обдумывая сказанное Дронго. Сориентировался Левитин.

– Он мог убить ее до своего обхода, а потом переодеться в другую одежду. Или вообще снять свой джемпер во время преступления. А может, он и был в крови, но Мастуков просто не увидел этого поздно ночью.

– А может, он успел переодеться в одежду убийцы, убил женщину и снова надел другую одежду, – съязвил Дронго. – Вам не кажется, что ваше неистовое желание подогнать под это убийство Мовчана уже немного переходит границы разумного?

– Он сбежал с места преступления. Бывший уголовник, рецидивист, сбежал и прятался целый месяц! – закричал, теряя терпение, Левитин.

– А вы его искали, – понял Дронго, – и, когда нашли, радостно рапортовали, что убийца найден. Именно поэтому вам теперь так необходимо доказать, что именно он и есть убийца.

– Не совсем, – возразил примирительным голосом Климов. – Дело в том, что он сам сознался. Я не применял к нему никаких особых методов воздействия.

– Но вы же опытный человек, Климов, – покачал головой Дронго, – вы должны были понять, что значит посадить за такое преступление молодого человека. Если в камере знают, что арестованный посажен за убийство женщины, да еще идут всякие разговоры о сексуальных отклонениях убийцы, то этому парню в камере не выжить. Вы представляете, как с ним обращаются, если он сам дает такие показания? Сексуальных маньяков в тюрьмах ненавидят. Там могут простить все: убийство, грабеж, воровство, хищение. Но преступлений на сексуальной почве не прощают. Вы же знаете это лучше меня. Переведите его в одиночку и через день допросите. Он наверняка изменит свои показания.

– Все у вас разложено по полочкам, все учтено, – прошипел Левитин, – а я вам докажу, что убийца был Мовчан, и никто другой.

– Докажите, – спокойно ответил Дронго, – но учтите, что там снова стали появляться эти журналы. Вы считаете, что просто кто-то дурачится. А мне кажется, что там происходят не просто странные, но и страшные вещи.

Дронго поднялся, кивнув на прощание своим обоим собеседникам. Когда он уже открывал дверь, Климов спросил:

– Вы думаете, маньяк работает в институте?

– Я пока ничего не могу заявить определенно. Но убийца не Мовчан, в этом я убежден. До свидания.

Он вышел из кабинета, оставив их одних. Когда он ушел, Климов посмотрел на Левитина.

– Может, мы с вами действительно немного поторопились, и Мовчан не виновен?

– Он сам признался, – упрямо сжал губы Левитин, – там повсюду его отпечатки. Что вам еще нужно? Какие доказательства? Или вы поверили этому авантюристу?

– Мне нужно найти убийцу, – ответил Климов, – и передать дело в суд. А я на сто процентов не уверен, что убийство совершил Мовчан. И пока у меня не будет этих ста процентов, я не смогу передать дело в суд.