Текст книги "Пройти чистилище"

Часть 2
СТОЛИЦА МИРА

ГЛАВА 1

На Пятой авеню Нью-Йорка даже в будничные дни всегда бывает многолюдно, по-особенному красочно и как-то не по-американски празднично и оживленно. Он любил приходить именно сюда, на пятачок перед отелем «Плаза», в этот небольшой оазис почти европейской жизни. Может, все дело было в самом большом в Америке игрушечном магазине, расположенном напротив отеля, в другом конце площади.

Магазин был подлинным раем для сотен и тысяч маленьких американцев. Здесь разрешали все: брать любимые игрушки и даже играть с ними. Руководство подобного комплекса справедливо рассудило, что, поиграв с понравившейся ему игрушкой, малыш начнет приставать к родителям с требованиями купить этот замечательный предмет, и мало кто из взрослых сумеет в подобном случае устоять перед напором ребенка.

И эта атмосфера радостного оживления детей, кажется, передавалась и взрослым. На площади постоянно играла музыка, работали фокусники и жонглеры. Отель «Плаза» был расположен у главного входа в Центральный парк Нью-Йорка, и здесь тоже всегда было многолюдно. Стояли кареты с четверками лошадей, отсюда проходили специальные экскурсионные маршруты, развозившие людей по городу на специальных двухэтажных автобусах. Именно от этого пятачка начиналась знаменитая Пятая авеню, столь полно представленная в своем блеске и великолепии. Собственно, сама авеню начиналась не здесь и кончалась не здесь. Но подлинный центр авеню и всего Нью-Йорка располагался здесь. Самые известные фирмы и магазины «Балли», «Кристиан Диор», «Тиффани» – одно перечисление громких имен могло занять целую страницу. Здесь было все, что мог предложить цивилизованный мир в конце двадцатого века. Здесь были роскошь и вызов, характерные для крупнейшего города мировой цивилизации. Такой концентрации вложенных средств достичь чрезвычайно трудно. Лишь в нескольких местах мирового сообщества можно было увидеть подобную концентрацию всего, чем богата мировая мода, парфюмерия и человеческая фантазия. Это Беверли-Хиллз в Лос-Анджелесе и Елисейские Поля в Париже. В последнее время к ним стали подтягиваться центральные улицы Москвы, все еще не способные конкурировать с подобными центрами мировой торговли из-за крайне невразумительной инфраструктуры подъездных дорог и неспособности обучить персонал должным манерам. Но это уже проблемы менталитета.

Кемаль любил пить чай в «Сен-Редженсе» – отеле, расположенном совсем недалеко и известном своими абсолютным техническим оснащением и невероятной роскошью. Во время американских ленчей он пил чай, иногда вызывая недоумение даже своего секретаря. Но сегодня он не поехал в привычное место. Сегодняшний маршрут его поездки лежал в итальянский квартал, где в одном из маленьких кафе должна была состояться его встреча с Томом.

В этот февральский день было довольно прохладно, и он, выходя из дома, надел пальто. Кемаль работал в Нью-Йорке уже третий месяц, переехав сюда из Техаса и возглавив объединенную компанию, вобравшую в себя капиталы его дяди и собственные предприятия. Он давно собирался перебираться в Нью-Йорк, тем более что его руководство настаивало на подобном переезде. Семейные проблемы с Мартой накладывались на подобное решение, и наконец, во второй половине 83-го, он решился на переезд, открыв центральный офис своего предприятия на Мэдисон-авеню.

Теперь, дожидаясь Тома, он неторопливо пил дымящийся кофе-эспрессо и поглядывал на часы. Том опаздывал. Это было настолько не похоже на него, что Кемаль невольно нахмурился. За столько лет работы его помощник не опоздал ни разу, несмотря на различные обстоятельства. Кемаль снова посмотрел на часы. Том опаздывал уже на шесть минут. Когда прошло еще десять минут и Кемаль, решив, что Том не придет, кивком головы подозвал официанта, собираясь расплатиться, тот появился.

– Что-нибудь еще, сэр? – спросил любезный черноволосый официант.

Здесь обычно работали только итальянцы.

– Еще две чашечки кофе, – быстро изменил свое решение Кемаль, наблюдая, как к его столику подходит Том. Ему не нравилась сегодня его походка. Но еще больше не нравилось лицо Тома. Подойдя к столику, Том молча кивнул и устало опустился на стул напротив Кемаля.

– Что произошло? – спросил Кемаль.

– Не знаю, – выдохнул Том, – но, кажется, у нас на линии провал. Связной не вышел на связь, а я ничего не мог выяснить.

– Может, использовать резервный вариант?

– В том-то все и дело, – вздохнул Том, – я просто решил пока не рисковать. Более того, я обнаружил скрытое наблюдение за собой.

Кемаль невольно вздрогнул. За столько лет в Америке он уже отвык от этих слов, считая себя почти стопроцентным американцем. Казалось, сама судьба решила выдать ему право на все активные действия за рубежом вот уже на столько лет. Если не считать того досадного случая два года назад с мафией, когда ему пришлось выйти на связь с Ронни Седлером, он почти не рисковал, ограничивая круг своего общения только Томом Лоренсбергом.

Разведчики-нелегалы, как правило, проваливались на своих связных. Учтя это обстоятельство, руководство ПГУ выделило ему персонального связного для обеспечения надежной связи. Казалось, все шло прекрасно. Не вызвал никаких подозрений и его долгожданный переезд в Нью-Йорк. Все знали о его семейных неурядицах с Мартой, и это, как ни странно, даже помогло его переезду. И вдруг…

– Ты сумел оторваться? – спросил Кемаль, уже исподтишка оглядываясь.

– Конечно. Поэтому немного опоздал. Пришлось сделать несколько контрольных кругов, чтобы не привести за собой «хвост». Но все равно это очень неприятно, Кемаль. Провален или не работал наш вариант связи? Мне кажется, связного кто-то подставил. Я и раньше замечал некоторые неувязки, но теперь я почти уверен, что на линии работает враг.

– Что думаешь делать?

– Не знаю. В любом случае мне нужно будет уходить. Просто не имею права подставлять и тебя.

– Нужно будет все проверить.

Официант принес им кофе, поставив чашечки перед ними, удалился.

– Каким образом? – спросил Кемаль. – Надеюсь, не собираешься снова туда возвращаться?

– Пока думаю. Но проверить нужно.

– Решил стать героем? – нахмурился Кемаль. – Шпионских фильмов насмотрелся?

– При чем тут шпионские фильмы, – заметно обиделся Том, – ты ведь должен меня понять. Если я не уверен в нашей основной линии, то не имею права прибегать к резервному варианту, пока все не выясню.

– Не нужно выяснять самому, – уже раздражаясь, ответил Кемаль, – для этого есть другие специалисты. Не стоит брать на себя выполнение не свойственных тебе задач. Ты прежде всего связной. Мы работаем по ведомству нелегалов, а контрразведкой должны заниматься совсем другие люди. Выкинь это из головы и никогда больше не появляйся там, где тебя уже видели. Если, конечно, наружное наблюдение за тобой не результат чьей-нибудь ошибки.

– Какой ошибки? – заметно нервничая, спросил Том. – Я тебе говорю серьезно, за мной следили. Трижды проверял. Я оторвался от них с большим трудом. Поэтому и беспокоюсь. За случайным человеком они бы так не следили.

– Где ты остановился?

– В отеле.

– В каком?

– В «Висте».

– Это в Даунтауне?

– Да, рядом с Уолл-стрит.

– Езжай в гостиницу и никуда больше не выходи. Закажи билет на самолет и утром улетай обратно в Техас. Чтобы никто больше тебя здесь не видел. Когда ты мне понадобишься, я тебя вызову.

– А как быть с твоим последним сообщением?

– Забудь о нем. Я передам его сам. У меня есть резервный канал связи. Свой собственный.

Том задумался. Затем осторожно покачал головой.

– Это не выход, Кемаль.

– Почему?

– А если провален и резервный вариант? Если провокатор сидит не здесь в Америке, а в нашем управлении «С» или, еще хуже, в самом Центре ПГУ? Что тогда? Ты понимаешь, как рискуешь? Тебе нельзя выходить на связь ни при каких обстоятельствах. Только в случае моей смерти.

– Не говори глупостей.

– Это не глупости, – упрямо возразил Том, – ты не должен появляться нигде. Слишком много сил и средств было вложено в твою «акклиматизацию» в этой стране. Моя задача – твоя безопасность. Это самое важное мое дело. Все твои сообщения и связь с другими людьми – дело второстепенное. Прежде всего твоя безопасность, Кемаль. Я отвечаю только за тебя.

Наступило молчание. Кемаль, вспомнив про остывший кофе, потянулся за чашкой.

– Тогда скажи, что ты предлагаешь? – спросил он уже более примирительным тоном.

– Проверить всю линию связи, подставив им дезинформацию.

Кемаль отпил кофе, поставил чашку на стол.

– Я не совсем тебя понимаю. – Он и так говорил достаточно тихо, но теперь невольно еще больше понизил голос: – Объясни конкретнее. Ты хочешь, чтобы я дал тебе неправильные сведения?

– Вот именно.

– И ты передашь их в Центр?

– Точно.

– Ты сам понимаешь, что говоришь? – прошипел Кемаль, не сдержавшись. – Не хватает только того, чтобы они решили, будто мы ведем двойную игру. Продумывай проверку линии без моей помощи. Это такая глупость.

– Не глупость, – разозлился Том и, заметив, что на них начинают оглядываться, спросил: – Машина у тебя на улице?

– Да, прямо у входа.

– Поехали куда-нибудь отсюда. Я по дороге все объясню. Жду тебя на углу.

Поспешно поднявшись, Том прошагал к выходу. Кемаль допил кофе, неспешно подозвал официанта и, расплатившись, по-прежнему не торопясь, вышел из здания. Подошел к своему автомобилю. Достал ключи, открыл дверцу и, не оглядываясь, сел в машину. Затем очень медленно тронулся с места. На углу в машину быстро сел Том Лоренсберг.

– Теперь постарайся все объяснить как можно более внятно и четко, – попросил Кемаль, – чтобы я наконец понял твои слова.

– Последнее твое сообщение было о базах НАТО в Великобритании, – напомнил ему Том, – твои данные, полученные от Маккерфи. Ты еще тогда обратил внимание, что туда пойдут американские подводные лодки «Трайдент». Помнишь?

– Конечно, помню, ну и что?

– Они туда не пошли. Я только недавно об этом узнал. Есть сообщение в газетах, что по причинам технических неполадок обе лодки решили вернуться в порт приписки.

– Я тоже читал. Возможно, простое совпадение. Это было два месяца назад.

– Обе лодки сразу? – иронически спросил Том. – И для чего такое сообщение в газеты? Они словно давали понять всем, что никаких других обстоятельств отмены рейса быть не может.

– Так и есть. Я это тоже так понял.

– А я нет. Я не верю в подобные совпадения и в напечатанное открытым текстом извинение, что лодки не могут следовать туда, куда они должны были следовать. Понимаешь?

– Дальше, – потребовал Кемаль. Он не любил делать быстрые выводы.

– Наша прошлогодняя информация по кандидатуре Патерлини. Мы передали в Москву, что он будет назначен представителем ЦРУ в Англии. Помнишь?

– Не нужно каждый раз проверять мою память, – хмуро ответил Кемаль, – я все прекрасно помню. Ну и что?

– Ведь Патерлини не прошел. Его решили вместо Англии послать на Багамы. Там, в лучшем случае, можно найти двух бывших шпионов на пенсии с удочками в руках. И Патерлини до сих пор сидит на Багамах. И, наконец, наша последняя информация тоже не прошла. О твоих связях с англичанами и создании своего филиала в Ливерпуле. И сразу американцы вышли на нашего связного. Я только туда сунулся, как меня засекли. Понимаешь, что из этого следует? На линии сидит их человек. И он просто информирует другую сторону о наших донесениях. Совпадения быть не может. Все очень четко спланировано.

– Понятно. – Он смотрел в зеркала справа и слева. Кажется, никакого наблюдения за своей машиной не замечал.

– Поэтому я предлагаю проверить, передав по нашей линии донесение с очевидной дезинформацией. При этом отмечая пункты ее прохождения. Только таким образом мы сможем установить, где именно находится предатель.

– А как ты думаешь переслать сообщение?

– По нашей старой линии. Вернуться и переслать.

– Если следят за связным, значит, ты сразу попадешь под наблюдение. И уже не сможешь никогда оторваться.

– Верно. Но зато ты в это время передашь мой план по резервному варианту и в Центре сумеют точнее установить, откуда идет утечка информации.

– Это рискованный план, – подумав, ответил Кемаль, – фактически ты подставляешь самого себя под сильный удар. Тебя могут сразу арестовать и выяснить, на кого ты работал.

– Не арестуют, – махнул рукой Том, – у меня есть свои резервные возможности. Всегда я сумею от них уйти. Но только таким образом мы сумеем установить, в каком месте сидит их человек. Только таким образом.

Кемаль молча вел автомобиль. Он обдумывал сказанные Томом слова. Понимал, что его связной прав. Поражало обилие неслучайных совпадений, выстроенных в один ряд, которые в итоге давали удручающую картину предательства. Сомневаться не приходилось. Их сообщения в Центр читали и в американских спецслужбах. Это было даже не так важно, где именно – в ЦРУ, ФБР или АНБ. Главное, что их читали и делали соответствующие выводы. А появление наблюдателей у нью-йоркского связного Тома означало, что американцы постепенно начали выходить и на человека, передавшего эту информацию в Центр. В такой ситуации либо нужно немедленно сворачивать свою деятельность, дабы успеть вовремя избежать ареста и скрыться из страны, либо, с огромным риском для собственной безопасности, попытаться установить, кто именно и на каком этапе выдает их информацию американцам.

– Это очень большой риск, Том. Практически после этого тебе придется уехать из страны. И это в лучшем случае, в самом лучшем. Но тебя просто арестуют.

– Нет, – убежденно сказал Том, – никак не могут. Им нужно поддерживать иллюзию наших активных действий, чтобы не раскрыть своего агента. Поэтому они не станут меня сразу брать, это полностью исключено. И у меня будут неплохие шансы снова удрать от своих наблюдателей, конечно, если они позволят мне это сделать вторично.

– Кажется, я начинаю тебя понимать. – Кемаль повернул руль в сторону старого города. – Сейчас я отвезу тебя в гостиницу. А по дороге давай еще раз обсудим все наши проблемы.

ГЛАВА 2

По вечерам он лично просматривал бумаги. Самые важные и самые срочные смотрел всегда сам. И всегда советовался со всеми службами. Решения принимал только на основе вдумчивого анализа. Так приучил его работать еще Юрий Владимирович в Венгрии. Так они работали в ЦК КПСС. Так вместе они работали в КГБ.

Последние несколько месяцев Андропов лежал в больнице. И Крючков знал, что шеф почти не имеет шансов выйти оттуда живым. Но по привычке каждое свое решение он мысленно согласовывал с Вождем. Для него всю его жизнь был только один Вождь. Не придурковатый Хрущев и не вальяжный Брежнев. Он признавал только своего бога, и этим всемогущим существом для него был Юрий Андропов.

Сменивший хамовитого Федорчука на должности председателя КГБ, Виктор Михайлович Чебриков слыл человеком осторожным и достаточно трезвым. Он знал реальную силу и возможности своего начальника разведки. Знал, насколько тот близок к Генеральному секретарю и какие имеет связи во всех управлениях и отделах как КГБ, так и ЦК КПСС. И всегда относился подчеркнуто сердечно и радушно к руководителю ПГУ, предпочитая не вмешиваться в работу внешней разведки.

В мае восемьдесят второго Андропов, уже знавший, что дни Брежнева сочтены, и решившийся наконец на переход в ЦК КПСС, стал фактически преемником Генерального секретаря на этом посту. И хотя Константин Устинович Черненко по-прежнему садился всегда только с правой стороны от Леонида Ильича и по-прежнему контролировал поступление всех бумаг и документов через Общий отдел к Генеральному секретарю, многие уже понимали – реальный преемник определен. И им может стать только человек, контролирующий органы госбезопасности и армию. Все знали, что Устинов был близок с Андроповым. И все понимали, что эта сладкая парочка прорвется к власти и ее нельзя будет остановить никакими мерами. Может, именно поэтому на место Андропова был посажен Виталий Васильевич Федорчук, имевший достаточно тесные связи с Украиной, откуда и была «днепродзержинская группа» старцев из Политбюро.

Кроме всего прочего, в Политбюро начали появляться сравнительно молодые креатуры Андропова – Михаил Горбачев и Гейдар Алиев, – на которых он мог опереться в случае необходимости. Последний в своей жизни вояж Брежнев с подачи Андропова совершил именно в Баку. В столице Азербайджана все уже знали, что вскоре Первый секретарь ЦК компартии и бывший глава госбезопасности республики генерал Гейдар Алиев должен пойти на повышение в Москву – членом Политбюро. Конкретную должность не оговаривали, но не сомневались, что Брежнев предложит Алиеву очень высокое место.

Однако все получилось несколько иначе. Брежнев прилетел в Баку уже очень больным человеком. Он отказался даже от участия в праздничных мероприятиях, посвященных его приезду. И во время торжественного заседания перепутал тексты докладов, начав читать подготовленный тост за банкетным столом вместо приветственного обращения ЦК КПСС и назвав тружеников Азербайджана тружениками… Афганистана. Правда, он честно извинился, когда забегавшие помощники быстро поменяли ему доклад. Он растерянно огляделся по сторонам и как-то очень доверительно, мягко, по-домашнему, на весь мир сказал:

– Я не виноват, товарищи. Это они мне все перепутали.

И зал взорвался сочувственными аплодисментами. Вскоре после возвращения Леонид Ильич Брежнев скончался, и на его место сел единственный человек, кто реально знал обстановку в государстве и в партии, – Юрий Андропов, жесткий и трезвый прагматик, последовательный политик и достаточно гибкий практик. Почти сразу в Москву был переведен Гейдар Алиев, избранный членом Политбюро и ставший первым заместителем Председателя Совета Министров при немощном Тихонове.

Из КГБ в МВД на «укрепление» был переведен Федорчук, отличавшийся самодурством и непродуманностью решений, который начал разгонять старых специалистов, решив, что таким образом можно навести порядок. Вместе с ним в МВД пришли тысячи сотрудников КГБ, помогать органам внутренних дел избавляться от коррупции.

Особых успехов они, конечно, не добились, но систему МВД потрясли основательно. Это были, пожалуй, немногие месяцы, когда офицеры МВД, а особенно ГАИ и ОБХСС стали бояться брать привычные и милые их сердцу взятки. Андропов начал с наведения жесткого порядка в стране. В кинотеатрах и в магазинах стали останавливать праздношатающихся, проверяя их документы и выясняя, почему задержанные в данный момент не на работе.

Андропов прекрасно знал, что именно происходило в стране, до какой степени все прогнило, но верил в возможность перемен. Но перемен, направленных на укрепление существующего строя, истовым идолопоклонником которого он был. После смерти Андропова появилось много книг и статей, в которых авторы пытаются доказать, что «пионером перестройки» был именно Юрий Андропов, а Михаил Горбачев лишь продолжатель его дела.

Лозунг «перестройки» общества и особенно экономики государства действительно мог быть взят на вооружение Андроповым. Но только «перестройки» в смысле укрепления мощи государства и его жизнеспособности. Крах, к которому привел страну Горбачев, был бы немыслим при его наставнике. Это нужно четко себе представлять. Горбачев, в отличие от Андропова, оказался человеком более импульсивным, непоследовательным, трусливым. Приняв огромный корабль, он не справился с управлением и выбросил его на мель, разбив вверенное ему судно. И как бы ни оправдывал свои действия в будущем сам Горбачев, капитан, потерявший свое судно, независимо от причин, все равно виновен в его гибели.

Но пока за окнами февраль восемьдесят четвертого года, и Крючков, вызвав к себе начальника управления «С», читает последнее донесение агента-нелегала из Америки. Ему явно не нравится это донесение, и он даже не пытается скрыть свое настроение от генерала Дроздова, сидящего напротив.

– Когда пришло это сообщение? – наконец спрашивает он.

– Сегодня, – с готовностью отвечает генерал, – мы решили сразу показать его вам. Это насчет нашего последнего разговора о провалах в Скандинавии и в Англии.

– Данные подтверждаются? – уточнил Крючков.

– Не все, но некоторые совпадают. Подряд три явных провала. Я не хотел вам докладывать, Владимир Александрович, пока сам все не проверю. Однако проведенная проверка подтвердила наши худшие опасения. Похоже, мы имеем дело с агентом английских или американских спецслужб, действующим как раз на этом направлении.

Крючков нахмурился. Долгие годы работы в разведке научили его верному пониманию и осмыслению того страшного факта, о котором ему сказал генерал.

– Что думаете делать? – жестко спросил он.

– Еще раз все проверить. Нам необходимо хотя бы локализовать источник утечки информации. А затем мы сможем выйти и на самого агента.

Крючков посмотрел на лежавшие перед ним бумаги. Управление «С» занималось нелегалами. Это было их ведомство.

– Что сообщает Юджин? – спросил он.

– По установленному каналу его связной не стал выходить на связь. Мы предполагаем, что там возможна утечка информации. Именно последние сообщения Юджина по Великобритании оказались известны противной стороне.

– Вы подозреваете конкретно его? – уточнил Крючков.

Генерал смутился. Он только недавно был назначен на должность начальника управления «С» и не знал лично самого Юджина. Но он был осведомлен, что этого агента знает сам Крючков, отправивший его десять лет назад в Турцию.

– У нас пока нет оснований подозревать Юджина, – осторожно ответил он.

– А его связной? – напомнил Крючков. – Вы проверили всю линию связи?

– Конечно. Непосредственный его контактер – наш офицер. Нелегал, посланный в Америку почти сразу после закрепления Юджина. С ним у нас никогда не было проблем. Мы несколько раз проверяли все его сообщения. Ему вообще запрещены любые активные действия. Его задача – только координация действий и помощь Юджину. Два года назад у них были какие-то неприятности с контрабандистами…

– Я помню, – кивнул Крючков. Он действительно помнил ту историю. Когда ему доложили о неслыханных действиях агента-нелегала, едва не ставшего жертвой мафии, он даже хотел отозвать Юджина из Америки. Но потом все обошлось. Агенту удалось выкрутиться из этой ситуации почти чудом. Хотя он мог и не выкрутиться… Крючков снова нахмурился. Нужно будет опять проверить все сообщения Юджина.

По натуре подозрительный и замкнутый человек, Крючков не особенно доверял нелегалам, долгие годы находящимся за рубежом. Насмотревшись на выступления «антисоциалистических сил» в Венгрии в пятьдесят шестом году, он на всю жизнь сохранил в душе стойкое предубеждение к Западу, его культуре и морали. В отличие от своего бессменного шефа Юрия Андропова, он не обладал широтой кругозора и эрудицией своего руководителя. И это всегда сказывалось на его отношении к работе.

Скорее педант, чем мыслитель, скорее добросовестный тактик, чем гениальный стратег, Крючков двадцать девять лет сидел «под Андроповым», и это неминуемо должно было сказаться. В августе девяносто первого, когда от его решительных действий зависела судьба страны, он по привычке ждал руководящих указаний полупарализованного Янаева. Но так и не дождался. Теперь, обдумывая ситуацию с Юджином, он вспоминал того молодого агента, которого они навестили с Андроповым перед засылкой. Ему тогда еще не понравилось излишнее красноречие агента. Может, и в Америке агент Юджин так и не сумел избавиться от этого столь губительного для нелегала недостатка. В любом случае самого агента следует теперь проверить. И его связного тоже, постараться проверить всю цепочку связных от Юджина.

– Дайте указание Казакову [10]10
  Казаков Владимир Михайлович – резидент ПГУ КГБ СССР в 1984 году в Нью-Йорке.


[Закрыть] в Нью-Йорк, – распорядился Крючков, – пусть проверит всю линию связи этого Юджина. Но только связных. Самого Юджина пусть проверяет его управление. Так будет вернее. Мы не должны подставлять своего нелегала ни в коем случае [11]11
  В Первом главном управлении было специальное управление «С», занимавшееся разработкой нелегалов и их внедрением. В данном случае Крючков говорит об этом управлении, структурно входящем в ПГУ.


[Закрыть]. Проконтролируйте это лично.

– Мы проверим всю линию связи, – быстро ответил генерал.

– Об этих подводных лодках в Шотландии нам, кажется, сообщил Юджин, – заметил Крючков. Память у него действительно была изумительная. Кроме того, он ее специально тренировал.

– Да, – растерянно согласился генерал. Он не помнил этого факта.

– Нужно будет еще раз проверить все сообщения Юджина, – приказал Крючков, – проанализируйте его работу в Америке за последние несколько лет.

– Понимаю, – осторожно сказал генерал, и, не удержавшись, добавил: – Но данные по лондонской резидентуре он знать не мог. А у нас там тоже было несколько провалов. Юджин сообщал лишь сведения по Англии, получаемые из своих источников.

– Значит, утечка информации идет не от него, – холодно заметил Крючков, блеснув стеклами очков, – но проверить все равно нужно. Хотя бы для того, чтобы не подставлять нашу сеть связных по всей Америке.

– Хорошо. – Дроздов собрал бумаги и, поднявшись, спросил: – Я вам больше не нужен?

– Нет, – ответил Крючков и, помолчав, вдруг сказал: – На всякий случай дайте указание в Вашингтон Андросову [12]12
  Андросов Станислав Андреевич – резидент ПГУ КГБ СССР в Вашингтоне в 1984 году.


[Закрыть] и в Сан-Франциско Зайцеву [13]13
  Зайцев Лев Николаевич – резидент ПГУ КГБ СССР в Сан-Франциско в 1984 году.


[Закрыть], чтобы они избегали любых контактов с визитерами от Юджина, если он или его связные попытаются на них выйти.

– Вы думаете, это все-таки он? – понял генерал.

– Я ничего не думаю, – желчно сказал Крючков, – я просто прошу вас передать эту информацию.

– Разумеется. – Генерал понял, что задерживаться более не стоит. Шеф не любил долго распространяться на тему измены в их собственных рядах. Он всегда болезненно переживал подобные факты, словно оказавшийся двойным агентом сотрудник изменял не Родине и партии, а лично ему – Владимиру Крючкову, бессменному главе советской разведки на протяжении стольких лет.

После ухода генерала Крючков долго сидел над разложенными на столе бумагами. И только когда часы показали половину одиннадцатого, он снял трубку телефона правительственной АТС, набирая известный ему номер.

– Аркадий Иванович, здравствуйте, – осторожно сказал он. – Это вас беспокоит Крючков.

– Здравствуйте, – услышал он характерный гортанный голос Вольского.

– Как здоровье Юрия Владимировича? – спросил Крючков. Он редко звонил по правительственному телефону, спрашивая о здоровье Генерального секретаря ЦК КПСС. Подозрительный Крючков не очень верил в техническое совершенство линии правительственной связи, хотя за это отвечал целый отдел Комитета государственной безопасности. Но сегодня он не мог не позвонить. По его сведениям, здоровье бывшего шефа КГБ буквально таяло на глазах. И он хотел уточнить эти данные у Вольского, ставшего с восемьдесят третьего года помощником Генерального секретаря ЦК КПСС.

Вольский знал об особом характере отношений между Андроповым и Крючковым и не очень удивился этому звонку.

– Неважное, – честно ответил он собеседнику, – врачи ожидают дальнейшего ухудшения ситуации. Пока сердце больного работает, у нас остается хоть какая-то надежда. Звонил Константин Устинович, – ядовито добавил Вольский, – интересовался здоровьем Юрия Владимировича.

– Понимаю, – печально ответил Крючков: как и все выдвиженцы Андропова, он не любил второго человека в партии и государстве, члена Политбюро и секретаря ЦК КПСС Константина Устиновича Черненко, справедливо считая, что вместе с ним вернется и весь маразм уже отмирающей брежневской системы управления. Но и он, и Вольский хорошо понимали – других претендентов просто не пропустят. Черненко, однажды уже проигравший схватку за кресло Генерального секретаря ЦК КПСС, не захочет дважды проигрывать решающую в его жизни ставку и ходить «вечно вторым». И никаких шансов остановить Черненко ни у кого не было. В том числе и у молодого Горбачева, которого Андропов искренне хотел видеть своим преемником.

По его поручению в его отсутствие вести заседание Секретариата ЦК КПСС должен был именно Горбачев. Но во время Пленума ЦК КПСС, когда по указанию Андропова Вольский сообщил об этом членам Политбюро, подобное решение не встретило горячего одобрения у «кремлевских старцев», и они почти единодушно решили выбросить этот абзац из опубликованной речи Андропова, якобы произнесенной на Пленуме. Горбачев проглотил обиду и смирился. Но не забыл. Через несколько лет он просто разгонит старое Политбюро, постепенно заменяя его своими выдвиженцами.

– Спасибо, – поблагодарил Вольского Крючков, – до свидания.

– До свидания. – Вольский положил трубку. Крючков посмотрел на телефон и затем, резко встав, начал собирать со стола бумаги. Он не оставлял их даже в своем, самом охраняемом, кабинете КГБ СССР. Собрав бумаги, он положил их в темную папку, убрал ее в сейф, закрыл на ключ, подошел к столу и посмотрел на календарь. Потом перевернул страницу. «Восьмое февраля тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года», – прочел он. Крючков не знал, что на следующий день весь мир облетит известие о кончине Юрия Андропова. И это будет первый шаг к краху великой державы и к его личному краху. Ничего этого он пока не знал. И поэтому, посмотрев на календарь, поспешил к выходу.