Текст книги "Гран-При для убийцы"

– Он будет через два часа, – ответил недовольным голосом говоривший с Дронго незнакомец.

– Передайте ему привет от Дронго, – попросил он.

– От кого? – не понял его собеседник.

– Он догадается, – заверил его Дронго и положил трубку.

Он вышел на балкон. Весенний Тегеран был по-особенному красив. Несмотря на мрачные статьи, иногда появляющиеся в западной прессе, город стремительно развивался, обновлялся, расширялся. Последствия изнурительной войны с Ираком иногда еще встречались в виде старых разрушенных домов, в которых никто не жил. Но здесь шло довольно интенсивное строительство. Открывались офисы европейских компаний, представительства крупных западных, японских и азиатских фирм. Отстающие в этом вопросе американцы не испытывали особого восторга по поводу сотрудничества своих европейских союзников с Ираном.

Справа от отеля велось строительство многоэтажного здания. Дронго обратил внимание на башенные краны с японской символикой. Он вернулся в номер, когда услышал телефонный звонок. Поднял трубку. Но не успел ничего сказать, так как в трубке послышались гудки. «Странно», – подумал Дронго. Он считал, что иранские спецслужбы могли бы работать и поаккуратнее. Взглянув на часы, он поспешил одеться, чтобы спуститься вниз, в ресторан.

В ресторане, разумеется, не подавали спиртного, алкоголь был строжайше запрещен во всех ресторанах города. Это, правда, не мешало многим местным жителям вволю предаваться пороку у себя дома, за закрытыми дверями.

Он обедал в одиночестве, не обращая внимания на двух молодых парней, скромно устроившихся за одним из соседних столиков. Дронго никогда не любил алкоголь, он не пил пива, почти не принимал крепких напитков, лишь иногда разрешая себе выпить стакан красного вина. Но за обедом он вдруг остро почувствовал, что запрет на алкоголь делает его особенно желанным. Закончив обедать, он расплатился с официантом и вышел из ресторана. Двое молодых людей вежливо проводили его до лифта. Он вошел в большую кабину, нажал на кнопку с цифрой «пять», когда в лифт ворвался еще один мощный тип с широкими квадратными плечами и мрачно о чем-то попросил. Увидев, что Дронго недоуменно пожимает плечами, он потянулся к кнопке с цифрой «шесть».

Двери закрылись, и кабина мягко пошла вверх. Внезапно лифт остановился. Дронго недоуменно оглянулся и увидел, что его мрачный сосед держит в руках пистолет с уже навинченным на него глушителем. Лифт не двигался, а убийца стоял в трех метрах от него с пистолетом в руках. И спастись не было никакой возможности…

Москва. 1 апреля 1997 года

Полковник Арвар Мовсаев был не просто одним из лучших сотрудников Службы внешней разведки по восточным странам. Он был настоящим профессионалом, влюбленным в свою работу. Прилетев в Москву, он не стал терять времени и уже утром первого апреля отправился в Домодедово, чтобы постараться выяснить, зачем Натиг Кур прилетал в столицу на один день. Вместе с ним в Домодедово поехал подполковник Вячеслав Никитин, которому было поручено координировать свои поиски с работой Мовсаева.

В Домодедове их ждало разочарование. Никаких грузов Натиг Кур не оформлял и не отправлял. Его прохождение через границу было зафиксировано пограничной службой сразу после прилета самолета из Баку. После чего его след обрывался. На таможне он не предъявлял никаких дополнительных грузов, и ни один из таможенников, дежуривших в ту смену, не мог вспомнить, заполнял ли он декларацию при прохождении границы и какую именно сумму указывал. В случае, если он ввозил достаточно большую сумму, ее следовало вносить в декларацию, а при выезде он должен был сдать две декларации, въездную и выездную.

Никитин был почти полной копией Мовсаева. Такой же немногословный, неразговорчивый, замкнутый. Лишь внешне он отличался от полковника. Невысокого роста, худощавый, подтянутый, с немного размытыми чертами лица. К полудню оба офицера поняли, что в Домодедове им больше нечего делать. Автомобиль ждал их у въезда на территорию аэропорта, и они отправились в Шереметьево.

– Ищем иголку в стоге сена, – вздохнул Никитин, – принеси то, не знаю что, найди то, не знаю что. А если и в Шереметьеве не найдем никаких следов?

– Будем искать в городе, – мрачно ответил Мовсаев, – проверим все гостиницы. Он же где-то останавливался на ночь. Не мог же он провести ее в аэропорту. Возможно, кто-то и вспомнит его.

– А если нет?

– Не знаю, – честно признался Мовсаев, – знаю только, что он сюда приезжал и наверняка приезжал не просто так, раз понадобился столь срочный визит. Дронго предупреждал, что разгадка вполне может находиться в Шереметьеве.

Он помолчал, потом добавил:

– Времени у нас, судя по всему, совсем нет. Если это был Мул, то нельзя исключить и вариант замены. Почему ему не повторить в Москве то, что он сделал в Баку, чтобы окончательно сбить со следа МОССАД. Это вполне в его стиле.

– Мы затребовали его досье, – негромко сообщил Никитин, – очень опасный тип. В конце восьмидесятых имел контакты с представителями восточно-немецкой разведки. Жестокий, мстительный садист. Кого только мы тогда не поддерживали!

Мовсаев удивленно взглянул на подполковника. Потом сказал:

– Мы поддерживали не конкретного человека. Вы же знаете, как было раньше.

Никитин был моложе своего коллеги на несколько лет. И эти несколько лет приходились как раз на начало восьмидесятых, когда идеологическое противостояние достигло своего пика. Но он, не став спорить, согласно кивнул.

– Если не выясним ничего в Шереметьеве, нужно будет проверять по всему городу, – устало заметил Мовсаев.

– Да, – согласился Никитин, – я попрошу, чтобы нам выделили дополнительно несколько сотрудников.

В Шереметьево они приехали в два часа дня. В отличие от аэропорта Шереметьево-два, где всегда была неразбериха и скученность, вызванная огромным потоком пассажиров и грузов, в Шереметьево-один было несколько полегче, что объяснялось меньшим количеством международных рейсов.

Здесь поначалу тоже ничего не получалось. Сначала они проверили прохождение Натига Кура через таможенную службу. Но его декларации не были отмечены, а это значило, что он либо вообще не проходил отсюда границу, либо не привозил с собой крупной суммы валюты. Неожиданности начались, когда они стали проверять прохождение турецкого гражданина через границу. Выяснилось, что он проходил границу через комнату для официальных гостей, или депутатскую, как ее называли до сих пор. Поднявшись в зал для официальных делегаций, оба офицера поспешили найти начальника службы безопасности подполковника Тавроцкого, которому предъявили свои удостоверения.

– Девятнадцатого марта через «депутатскую» выехал в Баку турецкий гражданин Натиг Кур, – сказал Мовсаев, – через кого была заказана депутатская комната для турецкого гражданина и почему его отсюда пропустили?

– Я сейчас проверю, – ответил Тавроцкий, открывая журнал регистрации. Он поднял данные за март.

– Так и есть, – произнес удовлетворенно, – турецкий гражданин Натиг Кур вылетел в Баку девятнадцатого марта. Он проходил вместе с неким Сабировым, для которого была подана заявка из посольства Азербайджана в России. У нас строгий контроль, – добавил он, посмотрев на офицеров.

– Кто такой Сабиров?

– Заместитель председателя Комитета деревообрабатывающей и лесной промышленности. По закону он считается заместителем министра, и на него прислали официальную заявку, указав, что гостей будет двое. Натиг Кур прошел вместе с ним на посадку.

– У них был груз? – быстро уточнил Никитин.

– Не знаю. Но это можно проверить через таможню, – ответил Тавроцкий, поднимая трубку. – Софья Аркадьевна, – попросил он, – проверьте, кто дежурил девятнадцатого марта в депутатской. Да, если можно – пришлите сюда. Сейчас пришлют, – сказал, положив трубку.

– Пассажиры, проходящие через депутатскую комнату, имеют досмотр? – уточнил Мовсаев.

– Да. Абсолютно все. У нас очень строгие правила безопасности. Все без исключения лица, проходящие к самолетам, досматриваются нашей службой безопасности.

– Исключения бывают?

– Нет. Только если летит президент страны или премьер. Но для них есть специальный аэропорт во Внукове.

– Это мы знаем. Значит, все люди, проходящие к самолету, подлежат досмотру. А их багаж?

– Я же сказал, мы не делаем никаких исключений.

– У заместителя председателя комитета мог быть дипломатический паспорт. В этом случае вы его все равно будете досматривать?

– У нас инструкция, – нахмурился Тавроцкий, – никаких исключений. Даже послы, которые идут со своим багажом к самолету, подлежат досмотру.

– Это хорошо, – одобрительно кивнул Мовсаев.

В этот момент в комнату вошла миловидная светловолосая девушка в голубой форме. Это была сотрудница таможни, которая работала в депутатской комнате девятнадцатого марта.

– Добрый день, – поздоровался Мовсаев, – садитесь, пожалуйста.

Девушка испуганно кивнула и села на краешек стула.

– Как вас зовут? – спросил Мовсаев.

– Света, – нерешительно представилась девушка.

– Успокойтесь, – посоветовал полковник, – скажите, Света, это вы дежурили утром девятнадцатого марта в зале для официальных делегаций?

– Да, – кивнула девушка.

– Вы можете вспомнить, кто именно проходил через зал в это утро?

– У нас за смену бывает человек пятьдесят-сто, – нерешительно произнесла девушка. – Если бы вы сообщили мне рейс…

– На Баку, рейс Аэрофлота. Двое мужчин, из которых один был турецкий гражданин. Вы их досматривали?

– Нет, не помню. Но если у них были дипломатические паспорта, то мы не осматриваем багаж. Только служба безопасности.

– А у них были дипломатические паспорта?

– Я не знаю. Но у нас все записано.

– Вы можете проверить?

– Я сейчас позвоню, – пролепетала вконец испуганная девушка. Она была уверена, что допустила какую-то оплошность.

Мовсаев подвинул к ней телефон, и девушка быстро схватила трубку, словно в ней было ее спасение. Набрав несколько цифр, она попросила проверить данные за девятнадцатое марта, рейс на Баку. Потом посмотрела на Мовсаева.

– Какой рейс? Отсюда вылетают самолеты двух авиакомпаний. Аэрофлот и «Трансаэро».

– Аэрофлот, – подсказал полковник.

Девушка передала название компании и через несколько секунд кивнула.

– Да, – сказала она, – у одного был дипломатический паспорт. У Сабирова. А второй заполнял декларацию, как обычные пассажиры. – Но его багаж все равно проверялся? – настаивал Мовсаев.

– Да, конечно. Но уже службой безопасности. Иначе их не пропускают на рейс.

– Больше вы ничего не можете вспомнить?

– Нет, ничего, – произнесла девушка.

– Можете идти, – разрешил Мовсаев.

Девушка медленно поднялась, взглянула на полковника, словно решая, что еще ей сказать, потом так же медленно кивнула и вышла из комнаты.

– Нам нужно искать в городе, – убежденно сказал Никитин.

– Видимо, да, – согласился Мовсаев, – ясно только одно: догадка Дронго подтвердилась. Натиг Кур действительно прилетел в Москву и улетел отсюда через один день. Но зачем он сюда прилетал?

И словно в ответ на его вопрос дверь чуть скрипнула. На пороге стояла та же девушка в голубой форме.

– У вас есть какие-то вопросы? – спросил Тавроцкий.

– Я вспомнила, – сказала она, робко входя в комнату, – у них было три ящика багажа. Мы хотели досмотреть, но Сабиров сказал, что это его багаж, и ящики пронесли в самолет без досмотра.

– Как это «без досмотра»? – нервно спросил Никитин. – Вы же сказали, что ничего без досмотра не проходит, – обратился он к Тавроцкому.

– Досмотр проходят только багаж и ручная кладь пассажиров, которые они берут с собой в самолет, – пояснил Тавроцкий, – и сами пассажиры. Но за багаж, который они сдают в багажное отделение самолета и не берут с собой, наша служба безопасности ответственности не несет.

– И таможня не досматривает? – уточнил Мовсаев.

– Нет, – объяснила девушка, – если багаж у владельца дипломатического паспорта, то мы его не досматриваем.

– Значит, багаж этих двоих пассажиров прошел в самолет без досмотра? – прикусил губу Никитин.

– Да, – кивнул Тавроцкий.

Мовсаев переглянулся с Никитиным. Очевидно, обоим пришла в голову одна и та же мысль. Получалось, что именно за этим багажом так срочно стремился в Москву Натиг Кур.

– Черт побери! – выругался Мовсаев. – Неужели мы опять опоздали?

Тегеран. 1 апреля 1997 года

Человек, который никогда не был на волосок от смерти, не сможет понять это ощущение последнего шага перед уходом в небытие. В этот момент испытываешь даже не страх, а какое-то оцепенение, словно последний шаг от тебя уже не зависит. И тебе все равно, в какую сторону будет сделан этот шаг. Находясь на разделительной линии между жизнью и смертью, трудно быть сознательным до конца. И уж тем более делать резкие движения в большой кабине лифта, когда в трех метрах от тебя стоит профессиональный убийца. Дронго иногда думал, что такое может случиться, но никогда не предполагал, что это случится именно в Тегеране, в одном из самых закрытых городов мира.

Убийце что-то мешало. Он медлил нажать на курок. Он словно чего-то ждал. Потом недоверчиво повертел головой, прислушиваясь к шуму. Дронго не понимал, почему он медлит. Он всматривался в жесткие черты небритого лица. Неужели это последнее лицо, которое он видит в своей жизни? Убийца по-прежнему медлил. Он сжимал в руке пистолет и чего-то ждал. Дронго вдруг заметил, как чуть дрожит направленное на него оружие.

Нет, убийца не боялся стрелять. Вряд ли он испытывал скованность перед тем, как выстрелить. Тогда почему он медлит? Это не тот тип, который пугается вида крови. Тогда в чем дело? Лифт по-прежнему стоял. «Лифт», – догадался Дронго. Он не понимает, почему остановился лифт. И ждет, когда его пустят. Он боится остаться в лифте с убитым. Он думает о том, как выйти из этого лифта.

Убийца по-прежнему медлил. Дронго измерил расстояние до его пистолета. Не получается. Кабина лифта слишком велика. Но ждать, когда тебя пристрелят, просто оскорбительно. Как только кабина лифта тронется, убийца выстрелит. Договариваться с ним бесполезно. Он наверняка не знает европейских языков. Но нужно что-нибудь предпринять.

И в этот момент он услышал шум у себя за спиной. Он не мог обернуться, понимая, что на любое резкое движение убийца выстрелит, так напряжены его нервы. Он стоял, глядя в глаза своему убийце и продолжая слышать шум у себя за спиной. А вот у стоявшего напротив него убийцы, наоборот, начали расширяться зрачки, словно он увидел за спиной Дронго нечто ужасное. Он быстро поднял пистолет, словно намереваясь выстрелить над плечом Дронго. Раздался негромкий щелчок, затем второй, какие бывают обычно при стрельбе из пистолета с глушителем, и Дронго словно почувствовал некий удар, настолько сильным было напряжение в кабине лифта. Но он не почувствовал боли. Наоборот, две пули вошли в его убийцу, прямо в грудь, и он растянулся в кабине лифта, выпустив из рук пистолет. На груди расплывались два темно-красных пятна. Его убийца дернулся и затих. Пистолет лежал рядом с ним, но наклоняться за оружием было бы верхом безрассудства. Дронго медленно обернулся, словно ожидая увидеть нечто невероятное.

Стараясь не дергаться, он повернулся всем телом к тем, кто так вовремя пришел ему на помощь. Двое молодых людей, которые обедали в ресторане за соседним столиком, стояли напротив кабины лифта с оружием в руках. Кабину остановили точно на третьем этаже. За их спинами блеснули очки в дорогой оправе Али Гадыра Тебризли. Он улыбался.

– Кажется, я остановил этот лифт вовремя, – весело сказал он.

– Да, – чужим голосом ответил Дронго. – Это самая приятная авария в моей жизни.

– Выходите, – поманил его Али Гадыр, – и благодарите Аллаха, что я успел вовремя.

– Тогда, наверное, вас в первую очередь, – пошутил Дронго и вышел из кабины, даже не взглянув на оставшегося там убийцу.

– Я думаю, нам лучше побеседовать где-нибудь в другом месте, – сказал Али Гадыр, не поясняя при этом, что речь идет вовсе не о номере самого Дронго. Но тот его понял, кивнул.

Они пошли по коридору. Двое молодых людей быстро вошли в кабину лифта, чтобы обыскать убитого. Дронго все-таки обернулся.

– Как вы узнали? – спросил он.

– Я был уверен, что Ахмед Мурсал нанесет удар именно в Тегеране, – вздохнул Али Гадыр, – представляете, как радовались бы все, если бы вас убили прямо здесь? Тогда не оставалось бы никаких сомнений, что именно мы поддерживаем подлеца Мула и его безумцев.

Они были уже на втором этаже, дошли до небольшого холла, где не было посторонних. Али Гадыр показал Дронго на диван и уселся первым.

– Здесь нет микрофонов, – пошутил Дронго, усаживаясь напротив.

– Этого я не могу гарантировать, – очень серьезно ответил его собеседник.

– Вы действительно считаете, что убийцу послал Ахмед Мурсал?

– Я не предполагаю, я знаю. Мне передали сообщение нашей агентуры из Сирии. Он прилетел еще вчера ночью. Мои люди потеряли его сегодня утром и хорошо еще, что я, быстро приехав сюда, успел отключить лифт.

– Как он мог узнать? – мрачно поинтересовался Дронго. – Об этом не мог знать почти никто.

– Значит, кто-то знал. И этот кто-то сообщил Мулу в Сирию, а он прореагировал так быстро, как только мог, прислав сюда своего человека.

– И я должен поверить, что это не вы сообщили ему о моем визите в Тегеран?

– Должны, – вздохнул Али Гадыр, – вы ведь не дилетант, Дронго, и обязаны понимать, что мы никогда не сможем простить убийцу хаджи Карима. Мул психически ненормален. Он готов стрелять во врагов и в друзей.

– Поэтому я здесь, – вздохнул Дронго.

– Я понимаю, – спокойно сказал Али Гадыр, – и даже знаю, что вы сообщите о результатах вашей беседы в МОССАД. Это единственный случай, когда я молю Аллаха, чтобы он помог им остановить Мула.

– В Тель-Авиве считают, что убийство хаджи Карима было хорошо разыгранным спектаклем, а вы по-прежнему помогаете Ахмеду Мурсалу и вместе с ним готовите новую террористическую акцию.

– В кабине лифта мы тоже все разыграли? – нахмурился Али Гадыр. – Из-за ненависти к нам израильтяне готовы предположить все что угодно, свалив на нас любое преступление, любой террористический акт. Но, по моим сведениям, на этот раз Мул нанесет удар во Франции. А это нас беспокоит не меньше, чем МОССАД.

– Я могу узнать почему?

– Можете. Наше правительство подписало грандиозный контракт с французской компанией «Тотал». На несколько миллиардов долларов. После того, как мы свернули наши отношения с Германией и Великобританией, Франция стала нашим самым крупным партнером в Европе. Несмотря на все упреки американцев в том, что они сотрудничают с нашей страной. И если в этот момент во Франции произойдет новый террористический акт, который совершит проиранская группировка, контракт почти наверняка будет разорван. В лучшем случае заморожен на несколько лет. Теперь вы понимаете, как сильно мы не заинтересованы в успехах Мула? Я уже не говорю об убийстве хаджи Сеида Карима, одного из признанных лидеров шиитской общины Ливана. Такие вещи мы не прощаем. Как не прощают в МОССАД убийства их агентов.

– Не нужно говорить так, словно я на них работаю, – поморщился Дронго.

– Вы с ними сотрудничаете, это одно и то же, – рассудительно сказал Али Гадыр, разведя руками.

– Ахмед Мурсал несколько дней назад прилетал в Баку. Мы до сих пор не знаем, что именно он там делал.

– Мы тоже пока этого не знаем, хотя о его приезде мы слышали. И про громкий арест канадского гражданина тоже знаем. Наша агентура в Баку все проверяет, но пока мы не имеем подтвержденных фактов.

– Вы исключаете возможность сотрудничества ваших людей с Мулом?

– Абсолютно исключаю. О вашем приезде знали только три-четыре человека. И раньше всех об этом узнал я. Надеюсь, меня вы не подозреваете?

– Тогда кто мог ему сообщить?

– Кто угодно. В Баку наверняка есть его осведомители. В том числе и среди официальных структур. Я уже не говорю про многочисленную агентуру российской разведки, которая довольно часто мешает нашим сотрудникам нормально работать. У Мула могли сохраниться его прежние связи с восточно-германской разведкой, а через них с Москвой. Такой вариант нельзя исключать.

– Бедный город, – вздохнул Дронго, – если только две разведки соседних государств имеют там столь развитую агентуру, то что говорить про других.

– Город шпионов, – засмеялся Али Гадыр, – так говорят сейчас повсюду в мире. Кроме нашей агентуры, там очень сильны позиции Москвы. Но уже сейчас в Баку действует мощная американская резидентура, английская, которая пытается восстановить позиции своей разведки на Среднем Востоке, французская, даже китайская. Я думаю, по концентрации сотрудников секретных служб Баку сейчас занимает безусловно первое место в мире. Не секрет, что многие разведки специально размещают там свои резидентуры и для работы против нас. А американцы обнаглели настолько, что, обосновавшись в Баку, уже пытаются вести электронную разведку против нас.

– Один день, – задумчиво сказал Дронго, – у террориста был в запасе один день, и он узнал о моем путешествии в Иран. Значит, ему сообщил кто-то из моего близкого окружения. Другой вариант просто исключен.

– Возможно, – согласился Али Гадыр, – но сейчас Мул в Сирии. И мы его ищем.

– Я вылечу в Дамаск через два дня, – решил Дронго, – но сначала узнаю, почему он приезжал в Баку. Ключ к разгадке этой тайны в Баку, я в этом убежден.

– Возможно. Если вам понадобится наша консультация, можете звонить сразу мне. Вот моя визитная карточка, – протянул свою карточку Али Гадыр.

– Спасибо. Я возвращусь завтра утром. Вообще-то, я думал пробыть у вас несколько дней, но сегодняшнее покушение сорвало все мои планы.

– Хорошо, что оно состоялось, – вдруг сказал Али Гадыр, – иначе вы бы слишком долго пытались установить истину.

– Подождите, – воскликнул пораженный своей догадкой Дронго, – вы сказали, что едва успели остановить лифт. А ведь он точно замер на третьем этаже. И ваши люди сразу стали стрелять. Значит, вы не теряли этого убийцу. Вы специально дали ему возможность войти в лифт, чтобы потом столь эффектно продемонстрировать свои возможности.

– У вас бурная фантазия, Дронго, – нахмурился Али Гадыр.

– А у вас странные методы работы. Ваши люди открыли стрельбу, как только увидели моего возможного убийцу. Они даже не предложили ему сдаться, хотя ему некуда было бежать из кабины лифта. Значит, вы сделали это нарочно.

– Вы знаете, о чем я очень жалею? – хмуро спросил Али Гадыр и сам ответил: – Почему у такого толкового специалиста, как вы, нет тормоза на языке. Неужели все нужно рассказывать? Вы могли бы и промолчать.

– Я буду считать это вашим советом, – печально ответил Дронго, – и вашим предостережением тоже.