Текст книги "Люди с хвостами и без"

Пергамент

– А вот скажите мне, уважаемый сэр… – поинтересовался Джон, ученик главного придворного писца герцога. – Скажите, к чему все эти Ваши старания изготовить папирус? Ведь у нас есть достаточно пергамента, на котором можно без проблем писать. Я понимаю, что он достаточно дорог и его тоже нелегко сделать, но это не идёт ни в какое сравнение с изготовлением папируса…

– Понимаешь ли, мальчик мой… – главный придворный писец Годфри задумался и посмотрел в окно. – Ты должен понимать, что у людей образованных и ценящих написанное слово, совершенно разное отношение к пергаменту и к папирусу. Те, кто в этом понимают, совершенно по-разному воспринимают написанное на папирусе и на пергаменте.

Годфри продолжил смотреть в окно. Точнее, не столько в окно, сколько на окно. Сквозь слюду всё равно невозможно было ничего разглядеть, поэтому оставалось только разглядывать детали самого окна. Правда, скорее всего, он даже на них не обращал особого внимания.

– Сэр, что значит «по-разному воспримут»? Ведь текст-то один и тот же! Так какая разница, на чём он написан?

– Ты ещё молод, мой мальчик, и, видимо, не дорос до понимания подобных вещей. Ты же знаешь, что папирус появился в незапамятные времена – я полагаю, что его изобрели тогда же, когда появился и первый алфавит. И с глубокой древности люди записывали на нём свои самые важные мысли. Всё, что говорилось великими мудрецами древности, писалось на папирусе. Всё, что сочиняли великие поэты древности, записывалось на папирусе. Пергамент же придумали для каждодневных записей, которые, к тому же, можно соскрести. А чего стоят слова, которые можно стереть скребком? Сейчас мы, конечно, пишем на пергаменте всё – потому что секрет изготовления настоящего папируса, сохраняющегося сотни лет, утерян, но если его удастся открыть снова, то именно на папирусе будут писаться самые важные тексты, которым суждено сохраниться в веках.

Тяжело вздохнув, Годфри повернулся к Джону:

– Пока что ты молод, но с годами к тебе придёт опыт, и ты поймёшь. Но мы заболтались. Пора снова браться за работу.

С этими словами Годфри повернулся к пергаменту, на который он переписывал какой-то мало кому известный философский трактат, а Джон, борясь с желанием продолжить разговор – к списку крестьян, задолжавших герцогу после сбора податей.

Оба заскрипели перьями. При этом, они продолжали думать о папирусе. Джон – о совершенно бесполезных, по его мнениях, исследованиях своего учителя, а Годфри – о молодёжи, не желающей понимать, что такое истинные ценности.

Закончив намеченную на день часть работы, Годфри встал, строгим голосом напомнил ученику, чтобы тот не смел покидать комнату, не выполнив задание до конца, и вышел в коридор. Пройдя десяток шагов, он свернул к винтовой лестнице, спустился по ней и вышел во двор замка из угловой башни, в которой располагалась рабочая комната писцов. Потом он пересёк двор и дошёл до неприметной двери, ведшей в одно из подвальных помещений.

Сам подвал был небольшим – примерно восемь на десять шагов. Когда-то в нём держали злостных неплательщиков податей, но как-то Годфри, застав герцога в хорошем настроении после удачной охоты, выпросил у него этот подвал для опытов. Трёх сидевших там крестьян перевели в основную замковую темницу, помещение отмыли, после чего герцог отдал Годфри ключ от него, потребовав поклясться, что он не будет заниматься там ничем, что не было одобрено Святой Церковью. Как раз недавно по округе прошла очередная волна борьбы с колдовством, в которой герцог принял весьма активное участие, и в любой непонятной деятельности ему чудились занятия магией.

Посреди подвала стоял большой пресс, а у дальней стены – козлы с положенными на них досками. По полу были разбросаны стебли камыша. Около козел стоял неряшливо одетый и небритый мужчина небольшого роста и весьма тщедушного телосложения. Он задумчиво смотрел на сушившийся на досках светло-коричневый прямоугольник.

– Ну, как дела, друг мой? – спросил его Годфри. – Получается что-нибудь?

– Ничего не получается, – мрачно ответил мужчина. – Опять чёрт знает что вышло. То склеивается плохо, то слишком ломкий выходит. Ничего похожего на то, что ты мне рассказывал. Вроде, всё делаю так, как ты говорил – и всё то же самое.

– Дьявол его знает… – выругавшись, Годфри тут же перекрестился. – Что же у нас не так? Может, сушить надо по-другому? Или камыш неправильный?

– Да где же ты другой камыш-то найдёшь? У нас только такой и растёт…

– Ладно, подумаю ещё. Иди отдыхай – пусть то, что есть, сохнет, может, и выйдет что-нибудь.

– Да не выйдет ничего. Сколько времени уже пытаемся… – ответил собеседник Годфри, ещё раз бросил взгляд на то, что сушилось на козлах, и вышел.

Годфри задумчиво смотрел на результаты работы. Попытки изготовить папирус продолжались уже несколько месяцев, и он постепенно приходил к выводу, что в содержащихся в древних текстах описаниях технологического процесса чего-то не хватало. Самым простым объяснением было то, что росший в тех местах камыш совершенно не подходил для изготовления папируса, но принятие этого объяснения ставило крест на всей идее – другого камыша на много миль вокруг просто не было.

Подумав ещё немного, Годфри понял, что хочет выпить пива. Он поднялся из подвала во двор, пересёк его по направлению к воротам и вышел наружу. Путь его лежал в деревню, находившуюся в полумиле от замка. Пива, конечно, можно было выпить и в самом замке, но оно не шло ни в какое сравнение с тем, что подавали в корчме «У голодного кабана», являвшейся центром общественной жизни деревни. Поговаривали, что когда-то давно дед нынешнего хозяина корчмы договорился с жившей неподалёку ведьмой, и она наложила на его пиво заклятье, действовавшее до сих пор. Никто не знал, правда ли это, а внук героя истории утверждал, что на самом деле ничего такого не было – нынешний герцог славился набожностью, и инквизиторы были желанными гостями в его замке.

Посетителей в корчме было немного. Заказав большую кружку пива, Годфри уселся за самый дальний стол. Его не оставляли мысли о неудачах с папирусом.

Вдруг дверь распахнулась, и в корчму вошёл Дункан – коллега и приятель Годфри. Он жил в деревне и обслуживал нескольких мелких окрестных баронов, у которых не было денег нанять собственного писца. Иногда, когда у Годфри было слишком много работы, он привлекал Дункана для помощи.

Увидев Годфри, Дункан подсел к нему.

– Доброго тебе вечера, друг мой!

– И тебе, – рассеянно ответил Годфри.

– Рад тебя видеть. Но ты выглядишь озабоченным. Что-то не так? Какие-то проблемы?

Годфри грустно вздохнул и рассказал другу о неудачных опытах с папирусом.

– Понимаю тебя, – сочувственно ответил Дункан. – Действительно обидно – хотя я и не разделяю твоего мнения о пергаменте. Всё же, он весьма удобен и очень хорошо сохраняется. Но раз уж мы об этом заговорили, хочу тебе рассказать – я видел недавно совершенно исключительный пергамент. Тоньше и глаже любого, который я когда-либо видел. На таком не стыдно и Аристотеля переписывать. Правда, стоил он столько, что с покупкой пока пришлось повременить.

– А где же ты его видел? – поинтересовался Годфри.

– Да вот не поверишь! Был я недавно в городишке за рекой, и зашёл в лавку к купцу-еврею, который у городских ворот письменными принадлежностями торгует. Шимоном его зовут.

– Знаю я его, – заметил Годфри. – Чернильницу у него недавно покупал.

– Так вот, пока я смотрел товары, разговорился с ним, он и сказал, что у него есть какой-то особо качественный пергамент. Я попросил показать. Как увидел – понял, что такой мне ещё не попадался.

– Интересно, – ответил Годфри, дослушав. – Я в следующее воскресенье собираюсь в город, может, зайду к нему, посмотрю.

Поговорив ещё немного о разных мелочах, они разошлись – Дункан пошёл домой доделывать какой-то заказ, а Годфри обратно в замок, чтобы успеть к закрытию ворот.

В воскресенье сразу после завтрака Годфри дождался отъезда герцога на охоту, сел на осла и отправился в город. Дорога заняла около часа. Въехав в город, Годфри сразу увидел лавку, о которой говорил Дункан. Одноэтажный деревянный дом стоял практически вплотную к городской стене. Годфри уже бывал там раньше, и знал, что в передней части находится собственно лавка, в которой хозяин торгует, а в задней части – комнаты, где живут он и его семья. Когда-то хозяин лавки торговал за городскими воротами, но неспокойная обстановка и наличие в округе разбойников вынудили его перенести лавку в город, даже несмотря на особую подать, которой были обложены купцы-евреи.

Привязав осла у входа в лавку, Годфри зашёл внутрь. Там он увидел пару покупателей и хозяина – очень высокого худого мужчину, одетого в длинный чёрный кафтан.

– Доброго тебе дня, Шимон! – поприветствовал его Годфри.

– И тебе доброго дня, – отозвался Шимон тихим голосом.

– Прежде всего, хотел бы поблагодарить тебя за чернильницу, которую недавно купил – она оказалась весьма удобной.

– А что привело тебя ко мне на этот раз? – поинтересовался Шимон.

– Встретил я несколько дней назад своего друга – тоже писца, и он рассказал мне, что видел у тебя какой-то очень хороший пергамент. Он так мне его хвалил, что и я решил к тебе выбраться, чтобы хотя бы его увидеть, а может, и купить. Уж очень он мне этот пергамент расписывал…

– Это о каком писце ты говоришь?

– О Дункане, из деревни около герцогского замка.

– А… Да, было дело, показывал я ему. Подожди немного, с покупателями разберусь только.

Ждать пришлось недолго. Двое покупателей, бывших в лавке, ушли, купив какую-то мелочь. После этого Шимон закрыл дверь и позвал Годфри в заднюю комнату. Там он открыл стоявший в углу сундук, достал несколько листов пергамента и протянул Годфри:

– Вот они, посмотри.

Пергамент действительно был необыкновенный. Очень тонкий и гладкий. Проведя по нему ладонью, Годфри спросил:

– И по чём ты его продаёшь?

Вздохнув, Шимон ответил:

– По золотому за лист.

– А не сошёл ли ты с ума, друг мой? – поинтересовался Годфри. – Я, конечно, понимаю, что пергамент недёшев, но где же это видано, чтобы его по золотому за лист продавали?

– А ты видишь, какое у него качество? – отозвался Шимон. – Найди мне где-нибудь ещё такой же пергамент, тогда продам дешевле. Да ведь не найдёшь – потому что нет. Ты же писец, посмотри на него ещё раз – ты такого никогда не видел.

В этом Шимон был прав. Годфри действительно никогда не видел такого пергамента – даже в скрипториях богатых монастырей, где ему приходилось бывать. Вздохнув, он вынул из висящего у пояса кошеля десять золотых, протянул их Шимону и сказал:

– Так и быть… Куплю у тебя десять листов.

– Ну вот! Евреям, вообще-то, клясться запрещено, но если бы мог – поклялся бы, что не пожалеешь, – Шимон взял деньги, отсчитал десять листов пергамента и вручил Годфри. Тот свернул их в рулон, сунул за пазуху и двинулся к выходу.

– Приятной тебе работы, – сказал ему вслед Шимон. – И чтобы ты к этому пергаменту привык!

– Лучше пожелай мне, чтобы герцог платил так, чтобы я мог этот пергамент у тебя покупать, – пошутил в ответ писец и вышел из лавки.

Вернувшись в замок, Годфри тут же побежал в скрипторий. Хотелось опробовать новый пергамент сразу, не дожидаясь утра понедельника. Вытащив из-за пазухи листы, он распрямил их и положил один на стол. Наполнил чернильницу, поставил её справа от себя, взял перо, сел и вдруг задумался. Он не знал, что можно было бы написать на этом листе. Понятно, что для переписывания чего-нибудь бытового он явно не подходил. С другой стороны, для серьёзного текста имеющегося запаса пергамента было недостаточно. Подумав ещё немного, Годфри принял решение, обмакнул перо в чернила и начал выводить на листе пергамента текст молитвы «Отче наш».

Дописав до конца, он откинулся на спинку стула и удовлетворённым взглядом окинул написанное. Пергамент действительно был высочайшего качества. Годфри даже не представлял себе, что кожу можно обработать до такой степени. Он даже, грешным делом, подумал, что этот пергамент почти что достоин заменить папирус. Оглядев написанное ещё раз, Годфри закрыл глаза и задремал прямо в кресле.

Проснувшись через полчаса, он посмотрел на пергамент и обомлел – текста на нём не было. Он крепко зажмурился, открыл глаза и посмотрел ещё раз. Зрение его не обманывало. Пергамент был совершенно чист. Ошарашенный, Годфри провёл по нему рукой – ничего не изменилось. На всякий случай, он решил проверить чернила, которыми писал. Чернила были в порядке, равно как и написанное этими же чернилами накануне. Первое, о чём подумал Годфри, это о каком-то мошенничестве со стороны Шимона, но достаточно быстро отбросил эту мысль – Шимона он знал не первый год и до сих пор никаких претензий к его товару не возникало. Подумав ещё немного, Годфри собрал купленные у Шимона листы пергамента, взял тот лист, на котором писал, положил их за пазуху и вышел из скриптория. Дойдя до конюшни, он отвязал того осла, которого брал с утра, сел на него и снова двинулся в город.

Когда он доехал до города, лавка Шимона ещё была открыта. Покупателей не было, и Шимон скучал за прилавком.

– Что случилось, Годфри? Уж не забыл ли ты чего-нибудь у меня?

– Нет, Шимон, не забыл. Просто случилось нечто весьма странное, и я сразу поехал к тебе. Скажи мне честно, не заколдован ли этот пергамент?

– Как ты можешь так говорить? – возмутился Шимон. – Моя религия строго настрого запрещает любые занятия магией!

– Тогда скажи, почему с купленного у тебя пергамента исчез написанный текст?

– Как исчез? – Шимон был явно изумлён.

– Да вот так. Просто исчез. Я решил написать для пробы короткий текст, задремал в кресле, а когда проснулся – лист был чист.

– Ты уверен, что не ошибся?

– Совершенно уверен, – Годфри уже начинал терять терпение.

Шимон задумался, после чего проговорил:

– А скажи мне, что ты написал на пергаменте?

– «Отче наш».

Услышав это, Шимон упал на стул.

– Да… Значит, и с вами это случается…

– Да что же это такое, чёрт побери… – взорвался Годфри. – Не темни! Ты можешь говорить всё, что угодно, но это точно попахивает колдовством!

– Да нет там никакого колдовства… – сказал Шимон упавшим голосом и вздохнул. – Сейчас тебе расскажу. Просто я думал, что это случается только с нами…

– С кем это – с вами?

– С евреями, Годфри, с евреями. Понимаешь ли, мастера, который сделал этот пергамент, проклял раввин. Писать на сделанном им пергаменте свитки Торы было нельзя. Попробовали бытовое что-нибудь писать – долговые расписки, например – тоже не получилось. Текст-то не святой, но писали на иврите, и буквы святого языка с пергамента исчезали. Ну, мастер, с которым я очень много лет знаком, и прислал его мне, полагая, что у христиан с ним проблем не будет – что им раввинское проклятие? А выяснилось, что и у вас с ним проблемы…

Внимательно выслушав Шимона, Годфри понял, что что-то в его рассказе вызывает подозрения.

– А вот скажи-ка мне, как вы вообще могли пергамент этого мастера использовать, если его раввин проклял?

– Так на пергаменте мастер сам писать попробовал. А когда понял, что на иврите на нём писать невозможно, прислал мне, чтобы я попробовал его христианам продать – думал, что на них раввинское проклятие не подействует. А я не мог ему отказать – мы с ним очень давно знакомы. Вот и взял грех на душу.

Годфри чувствовал, что понимает всё меньше и меньше.

– А из-за чего его раввин-то проклял?

– Не знаю, правда не знаю. Про проклятие мне другие рассказали, сам он мне не писал, из-за чего, а я его и не спрашивал.

– Шимон, ты-то понимаешь, что тут что-то не чисто?

– Да как не понимать… Особенно после того, что с тобой случилось.

– Так надо выяснить, что там произошло.

– Нет, нет, нет, это без меня. Боюсь я в это лезть.

– Ну а я как выясню? Я бы попробовал, но со мной же никто из ваших и говорить не будет.

Шимон задумался. Годфри чувствовал, что Шимону страшно лезть в это дело, но и любопытство его тоже гложет.

– Может, всё-таки, стоит прояснить это дело? Хотя бы для того, чтобы на ещё большие неприятности не нарваться… – зашёл Годфри с другого конца.

– Возможно, что ты и прав… Я подумаю.

– Ты давай думай, а я через неделю к тебе загляну.

Годфри вернулся в замок и занялся обычными делами, которых вдруг оказалось неожиданно много, но отвлечься от мыслей о пергаменте не мог. Он настолько сосредоточился на этом, что даже пропустил событие, обсуждавшееся почти всеми обитателями замка – остановившийся на ночлег монах рассказал про пожар, случившийся некоторое время назад в соседнем графстве. Слухи про это уже ходили, но теперь обитатели замка услышали подробности. Чуть не сгорело предместье одного из городов – в которое несколькими годами ранее местный граф выселил из города всех евреев. Вдруг начался сильный пожар, причём, никто не мог понять, откуда огонь взялся. Потом пожар так же внезапно прекратился – что было ещё менее объяснимо. В городе начали поговаривать о колдовстве, отцы-инквизиторы уже проявили живейший интерес к событиям, но потом решили, что у прислужников нечистой силы не было совершенно никаких причин устраивать пакости там, где жили нехристиане.

Спустя несколько дней один из слуг принёс из города Годфри записку от Шимона. Тот просил зайти к нему как можно быстрее.

Годфри убедился, что срочных и особо важных работ не предвидится, на всякий случай предупредил Джона, чтобы тот никуда не отлучался, сел на осла и двинулся в город. Всю дорогу он сгорал от любопытства, и когда он, в конце концов, добрался до лавки Шимона, то наспех привязал осла и стремительно ворвался внутрь, даже не пытаясь вести себя солидно, как подобает почтенному образованному человеку.

В лавке не было никого, кроме хозяина.

– Ну, ты что-то выяснил? – бросился к нему Годфри.

– Похоже, что да, – не очень уверенным голосом ответил Шимон.

– И что там такое? И как ты смог так быстро?

– Понимаешь… Я даже не успел придумать, что бы мне сделать… А вчера, после вечерней молитвы, наш раввин сказал нам, что получил письмо от раввина из одного городка неподалёку… Там случилось большое несчастье, и он попросил у нашей общины помощи.

– Ну, и как это связано с пергаментом?

– Дело в том, что мастер, изготовивший этот пергамент, живёт в том же городе.

– А что за город-то? – поинтересовался Годфри, всё ещё не понимая, как это может быть связано с интересующим его вопросом.

– Днях в четырёх пути отсюда, в соседнем графстве…

– Постой, постой! – подскочил Годфри. – Это не тот ли, где несколько месяцев назад случился пожар в еврейском предместье?

– Именно тот. И поэтому раввин и попросил помощи – община там небогатая, и у них нет денег, чтобы самим всё исправить.

– Так… А какое отношение это может иметь к пергаменту?

– Насчёт пергамента – не знаю, но ещё он написал, из-за чего пожар случился. Точнее, из-за кого – не знаю, что они там точно сделали, но он написал, что их проклял.

– Что-то я не понимаю. Путаница какая-то. Из-за чего – непонятно, а из-за кого – понятно. Кто это «они» и что они такого сделали?

– Ты меня послушай, а потом уже будешь вопросы задавать. Тут, собственно, всё с каббалистов началось.

– С кого?

– С каббалистов. Было в том городе несколько таких – я про них слышал, считал, что они просто сумасшедшие, но раввины их всерьёз восприняли и запретили Каббалой заниматься. Не знаю уж, что они там хотели сделать – я в их премудростях ничего не понимаю, но что-то пошло не так. Из-за этого пожар и произошёл.

Дальнейшие попытки Годфри вытянуть из собеседника ещё какие-то подробности успехом не увенчались. Постепенно он пришёл к выводу, что Шимон действительно не знает деталей происшедшего, а не пытается что-то от него скрыть. Понять же, что произошло, при помощи логики тоже не получалось. Любопытство, тем не менее, одолевало не только Годфри, но и Шимона – настолько, что в конце концов он пообещал, что вернёт Годфри деньги за пергамент, если тот сможет разгадать загадку.

Вернувшись в замок, Годфри заперся в своей комнате и стал обдумывать всё, что узнал. Достаточно быстро он пришёл к выводу, что узнал крайне немного. Тем не менее, кое-какие факты, всё же, притягивали внимание.

Утром следующего дня Годфри поговорил с управляющим замком, преподнёс ему в подарок какую-то завалявшуюся у него мелочь, которой была приписана исключительно впечатляющая и благородная история, оседлал осла и отправился в соседний монастырь. Его целью была монастырская библиотека.

С братом-библиотекарем Годфри был знаком давно и хорошо, поэтому особых препятствий ему не чинили и даже давали читать книги, собранные в небольшой комнате, вход в которую скрывался в дальнем углу и к которым подпускали далеко не всех. Судя по количеству скопившейся на них пыли, даже среди тех, кто их читать мог, желающих делать это было немного. Уже к полудню Годфри, надышавшийся пылью, чувствовал себя чрезвычайно обогащённым знаниями о дьявольской природе сверхъестественных явлений, но никоим образом не приблизился к разгадке. Он перерывал свитки и фолианты, пока не наткнулся на один свиток, который, судя по количеству пыли на нём, не читали с того самого дня, как он был написан. Сначала он пробежал глазами текст, написанный на крайне архаичной латыни, но после этого не отложил свиток в сторону, а стал читать его гораздо внимательнее, изумляясь всё больше и больше. Дочитав до конца, он встал, вышел из библиотеки, вернул ключ от комнаты библиотекарю и поехал обратно в замок. Несмотря на сильную усталость, он не лёг спать, а всю ночь обдумывал прочитанное. Зародившаяся в голове догадка поразила его до глубины души, и еле дождавшись рассвета, он сел на осла и поехал в город, к Шимону.

Когда Годфри приехал в город, Шимон только открыл лавку. Покупателей ещё не было. Годфри, обычно старавшийся двигаться медленно и чинно, на этот раз почти что влетел внутрь. Увидев его, Шимон подскочил:

– Ты что-то смог узнать, друг мой? Так быстро?

– По-моему, да. Закрой-ка двери.

Шимон закрыл дверь лавки и запер её на засов. Годфри придвинул стул, сел на него и, внимательно глядя на Шимона, заговорил:

– Я не знал, где и что искать, но предположил, опираясь на твой рассказ, что речь идёт о чём-то сверхъестественном. Так как я не самый большой знаток подобных вещей, то решил поехать в монастырскую библиотеку – я хорошо знаком с братом-библиотекарем, и он позволил мне почитать записи инквизиторов, описывавших случаи колдовства.

– И что ты нашёл? Ну, не тяни.

– Я уже сказал, что не знал, что искать, поэтому стал просматривать книги и записи, которые у них были, пока не наткнулся на весьма древний свиток, повествующий об огне, добытом при помощи магии – точнее, о том, как с ним бороться. И в этом свитке были описания пожаров, вызванных ошибками тех, кто пытался заниматься магией…

– Прошу тебя, не тяни, – прервал его Шимон. – Я понимаю, что предыстория может быть сколь угодно долгой…

– Сейчас, сейчас. Подожди минуту, то, что я говорю, достаточно важно. Хотя бы для того, чтобы ты понял, что это не пустая догадка, а обоснованный вывод, – ответил Годфри. – Так вот, как я уже говорил, в магии я ничего не понимаю и никогда, в общем, не стремился понимать. А потому был сильно удивлён тем, что разные виды магии могут вызвать разные виды пожаров. И тот пожар, который случился там, где живёт твой знакомый мастер, по изготовлению пергамента, произошёл, судя по всему, из-за дракона.

– Из-за чего? – Шимон побледнел, и, как показалось Годфри, был на грани обморока.

– Из-за дракона. Судя по всему, те самые каббалисты, про которых ты рассказывал, что-то перепутали – не знаю, заклинания у них там, или что-то ещё, и случайно вызвали дракона. Скорее всего, случайно – не понимаю, для чего человеку, находящемуся в здравом уме, может понадобиться дракон… Ну, он и пожёг много чего, пока его смогли обезвредить.

– Так вот почему раввин их проклял… Ты понимаешь, Годфри, дракон – это порождение сатаны. Хуже него может быть только сам дьявол…

– Вполне естественно, – заметил Годфри. – И я полагаю, что если бы дракона вызвал какой-нибудь христианин, святые отцы не были бы от этого в таком уж восторге…

Шимон, внимательно смотревший на Годфри, вдруг опомнился:

– Подожди, а как это связано с пергаментом?

– Сейчас объясню, только прекрати меня перебивать. Ты же мне не дал до этого дойти. Так вот, когда я догадался, в чём была причина пожара, я стал искать хоть что-нибудь про драконов. Потом я целую ночь обдумывал прочитанное…

– Ну, и что там было?

– Я думаю, что они, случайно вызвав дракона, смогли потом его обезвредить, а потом, чтобы скрыть следы, сделали из его кожи пергамент. Не знаю, правда, куда они дели скелет, когти и зубы. Ты, случайно, не знаешь, в той общине нет мастера, который делал бы изделия из кости?

– Да как сделать пергамент из кожи дракона? Во всех книгах, где они упоминаются, написано, что они покрыты чешуёй!

– Именно. А почему? Потому что у них очень нежная кожа, и чешуя её защищает!

– Годфри, друг мой, я понимаю, что ты, скорее всего, прав, но мне, всё же, сложно в это поверить…

– Понимаю. Мне тоже сложно. Но посмотри на то, что случилось с нами. Буквы святого языка с этого пергамента исчезают. Текст молитвы – тоже. Если честно, мне хотелось бы проверить, что произойдёт с этим пергаментом, если окропить святой водой – но я не хотел бы пересказывать эту историю священникам, так что от проведения подобного эксперимента придётся отказаться.

Шимон внимательно посмотрел на Годфри, потом вынул из висящего на поясе кошеля десять золотых и протянул их своему гостю:

– Возьми. Я ведь обещал вернуть тебе деньги, если ты разгадаешь эту загадку.

Годфри взял деньги, отсчитал пять золотых, положил их себе в кошель, а остальное вернул Шимону:

– Оставь себе половину – за беспокойство, так сказать. Всё же, твоей вины в этой истории нет.

С этими словами Годфри встал и пошёл к выходу. Уже сев на осла и тронувшись в обратный путь, он с удивлением понял, что сожалеет о том, что такой качественный пергамент оказался непригоден к использованию. Подумав об этом, он решил, что на следующий же день вернётся к попыткам найти способ изготовления папируса – всё же, для записи великих произведений был необходим благородный материал.