Текст книги "Грустные размышления об ушедшей эпохе"

Ну, а что уж вообще только еще могло быть касаемо некоего пресловутого еврейского заговора, то тут и говорить, собственно вот нечего…

Практически всегда и среди политиков подчас попадаются свои дураки-неудачники, ну, а тупым особям рода людского самих себя было ни в чем никак вовсе не обвинить по крайне мере без слез и сурового тыканья пальцем в кого-либо значит совсем другого.

И надо бы вместо того никогда на деле и не существовавшего еврейского заговора всенепременно узреть весь тот суеверный страх пред ужасающе быстро вширь разрастающейся Российской империей, а также и твердое нежелание иных «настоящих» европейских держав действительно предоставить ей, тот совершенно новый для нее геополитический статус по окончанию Первой Мировой Войны.

И тут вне всяких сомнений, что именно оно и впрямь было фактически до чего подробно еще уж заранее оговорено промеж тех самых весьма вальяжных чопорных западных европейцев.

Сущий развал Российской империи произошел именно что как раз по воле двуличного и коварного Запада или точнее никак не скажешь, а был он им до чего щедро полностью ведь заранее профинансирован, да и словесно полностью этак всесильно явно поддержан.

Однако вовсе тут не было ничего и впрямь сколь изначально на редкость осатанело зловредного, а всего-то навсего Россию попросту захотели (подобно Африке) расчленить на несколько маленьких царств, каждому из которых затем и должно было раз и навсегда беспрестанно находиться под самым неусыпным оком одного из западноевропейских государств.

Климат в России тот же, что и во всей Европе, никаких тебе лихорадок и сам мозг выедающей жары.

А надо бы тут еще и учесть, что кондиционеров в самом начале 20-го столетия никак не было даже в помине!

Ну а в чудовищно страшные времена Второй мировой войны речь до чего, несомненно, явно ведь действительно разом тогда уж пошла именно о почти полнейшем вот тотальном уничтожении абсолютного большинства россиян, чтобы затем обязательно еще заселить Россию всяческими западноевропейскими (или недобровольно) восточноевропейскими колонистами.

Однако снова бы надо о том чисто сходу заметить, что при всем том нет, и не было за всем этим какой-либо до чего злокозненно священнодействующей таинственной руки безудержно дергающей всех политиков за какие-то совершенно никакому глазу невидимые ниточки.

А имели место довольно-то боязливые опасения, всецело базирующиеся на том грядущем сценарии развития событий, при котором не далее чем завтра в России поспешно сменится правительство и место царя займет радикально настроенный блок ярых националистов, что смело, затем и поведет российских солдат на вовсе не столь хорошо укрепленные бастионы западноевропейской культуры.

При этом надо бы и явно так учесть и всю ту сколь существенную разницу между достаточно изнеженным цивилизацией европейским солдатом и ею пока нисколько никак не избалованным солдатом российским.

Атомного оружия тогда попросту пока еще не было, и никто не мог заранее того предсказать, что истинно вскоре оно уж будет ведь произведено на свет чрезмерно порою более чем излишне всемогущим человеческим интеллектом.

А потому тут сам собою до чего наглядно проглядывает сущий же факт того, что старушке Европе было, отчего в начале 20-го столетия и впрямь-таки мелко подрагивать при одном разве что упоминании о том великом властелине, что неизменно располагался на востоке от ее довольно-то часто и обильно помеченной российской кровью территории.

Да только все те долгоиграющие имперские планы всегда были более чем естественно крайне ведь донельзя исключительно неопределенными…

Европейские правители вовсе не были всегда уж разом только лишь за что-либо и впрямь всецело одно!

Да и сами российские либералы тоже совсем не всегда полностью так осознанно ведали, а чего это им самим от всей этой жизни было вот значится, собственно, надобно.

То ли полнейшей свободы или во всем безгрешной жизни безо всякой той русской волынки, да и той еще самой всегдашней безыдейной скуки.

Бездумное подражательство Западу или пренебрежительное отрицание всех его безнадежно утопических ценностей буквально рвало страну на куски, причем почище самых грязных и алчных планов каких-либо неведомых сил, что (для кое-кого совершенно определенно) и крутят все свое кино за спинами так или иначе имеющихся в этом мире политических элит.

Да еще, между тем, им это, оказывается, и вообще попросту как есть свойственно делать во всякое время, да и во всяком-то месте.

И уж в России, дело ясное, в самую первую значится очередь…

А между тем русский народ очень долго, хотя и вовсе бессознательно, рвался и рвался к великим благам общественных свобод, но его попросту никто не возглавил, поскольку этого никак не дозволила повседневно существовавшая сумятица и разобщенность, причем не только сугубо внешняя, но в том числе зачастую и в душах отдельных людей…

…а уж она-то попросту совсем никак не оставляла ни малейшей возможности действительно настоящего могучего лидерства.

Да и Федор Достоевский, тоже, зачастую яростно метался промеж двух огней, как между той еще самой средневековой российской дикостью, да точно так порою, несомненно, вполне как-никак и доводилось ему обретаться и близ той до чего утонченной всеми своими сколь яростно своекорыстными помыслами сущей же целесообразностью новых времен.

Его многолетняя скитальческая жизнь с семьей заграницей…

Он смешал все это в некое единое и впрямь-таки до чего еще донельзя же никак неразделимое целое, и вот именно этот вящий сумбур и был, собственно, прозван людьми «достоевщиной».

А между тем та довольно зыбкая почва, на которую некогда в сущем бессилии упали свежие семена светлых помыслов Федора Михайловича Достоевского, была, как есть, беспробудно проникнута всеобъемлюще же всеобщей вековой тьмой, а потому и представляла она из себя тот самый омут с весело и резво и копошащимися в нем бестиями-чертями.

Да и Чехов, пусть и не злонамеренно, но тоже ведь некогда обронил некое зерно во всем, безусловно, весьма сомнительной истины, которое между тем затем и проросло, и нашло свое место в виде колосьев на гербе новоявленного, рабовладельческого государства.

Русские классики общемировой литературы, как-никак породили на свет слишком много мишурного блеска сколь безмерно благих идей.

Причем, надо бы тут чисто уж сходу невозмутимо и веско разом заметить, что все эти их словесные излияния, обильно и яростно порицающие буквально-то всеобщую и всеобъемлющую безыдейность того еще дореволюционного бытия, его сущую аморфность и скуку, всенепременно при этом издавали бесподобно пряный дух на редкость радостно вскоре грядущей близкой свободы.

Да только, в конечном-то счете, оказались они вполне насущной предтечей века, в коем беспроглядно же наглядно фактически ведь преобладало именно то донельзя безусловное и принципиальное отсутствие всяческого гнета общественно проявленной совести, а также и стали те новые времена весьма значимым оплотом беспредельно яростного фанатизма.

Причем всему тому самым-то откровенно явным прологом, да и вполне уж зрело весомым нравственным обоснованием, сколь, несомненно, некогда и послужили именно те вовсе несбыточной красоты мечтания, что до чего неизменно попросту начисто с корнем отрывают, от всей естественной почвы довольно многозначительный пласт о чем-либо трезво думающей интеллигенции.

И уж тогда под вскрывшейся «почвой обыденности» действительно разом затем и начинают шевелиться всевозможные подземные черви, весьма активно и до чего крайне раздольно при всем том разом выползающие оттуда на весь белый свет.

Ну, а вслед затем лучи дневного светила и станут безнадежно, затем затмеваться яростным сверканием в грозных очах, и тогда днем с огнем разом окажется попросту никак невозможно найти себе хотя бы одного того безупречно здравомыслящего человека.

Причем тех еще самых простых людей при таких делах вполне уж запросто можно будет и впрямь-то сходу заставить более чем ответственно всех вот разом поверить даже и в то, что солнце неизменно восходит на западе, ну а заходит оно, как и понятно вовсе не иначе, а только лишь на востоке.

Да и провернуть – это будет проще пареной репы, собственно, говоря, как раз исходя из того, что святая простота доверчивости ко всем тем, кто безбожно так и несет всевозможнейшую чудовищную ахинею, попросту разом становится самой неотъемлемой аксиомой всеобъемлющего восприятия всей-то нас неописуемо же зловредно нынче обступающей, осатанело революционной действительности.

Народ, он всегда бежит никак не за правдой, а за краюхой хлеба, которую ему можно, в принципе, донельзя мастерски более чем торжественно и клятвенно всячески наобещать в том самом до чего ведь блекло освященном светом истины, сладком, словно тот еще дивный сон, наилучшем грядущем.

Ну, а восторженно и угловато мыслящая интеллигенция может и впрямь довольно-таки искренне радоваться всему тому и вправду наконец-таки ныне вернувшемуся относительному же внешнему порядку.

Ну, а кроме того, всеми теми необычайно спешными темпами ныне уж строится то самое до чего безупречное социалистическое общество, о котором им весьма долго в розовых снах некогда ранее только лишь весьма сладко мечталось.

Лапша она уж разве что в мирное и спокойное время этак-то довольно ведь быстро вниз с ушей оседает, а во время бурное и вовсе неспокойное она с них слазит медленно и крайне болезненно.

И это, кстати, касается абсолютно всех тех или иных слоев общества.

Народ и интеллигенция, варясь в одном котле колоссального социального потрясения, как есть еще разом встряхнувшего буквально-то все те или иные доселе незыблемо существовавшие основы, полностью одинаково донельзя же безрадостно выживают и видят при этом кошмарные сны.

А сны те целиком при этом так и состоят из тех еще истинно чудовищных революционных явей.

И уж представляло нечто подобное из себя самое естественное следствие того-то самого бешеного энтузиазма, вырвавшегося наружу именно в связи с тем, что была буквально враз тогда истинно вот всеми обретена та самая до чего беспардонно дармовая свобода.

Ну, а ею сколь всласть смогли тогда воспользоваться разве что те, кто всею черной своею душой жаждал безвластия и полной безнаказанности за абсолютно все немыслимо ужасные проявления того еще самого чрезвычайно ведь чудовищного своего своеволия.

Причем довольно малое наличие грамотных людей из своих, то есть именно тех, кому и вправду доверять было бы чисто так на деле и впрямь поистине можно, и привело как раз к тому, что большевистская агитация взяла ведь полностью вверх над всяким иным здравым смыслом.

Ну, а те «великограмотные правители», видать весьма же ответственно полностью до чего взвешенно осознавали, чего это именно, и когда они на редкость последовательно совершали, раз столь властно, они всеми теми беспрекословными (к их самому незамедлительному исполнению) распоряжениями более чем бесцеремонно и беспрестанно тогда так и разбрасывались.

В принципе, природа этого явления, безусловно, была заключена также и в самом том сколь же беспрецедентно насильственном отмирании всей той прежней, нынче вовсе вот напрочь отринутой веры, как и самой явной необходимости поиска, ей более чем достойной замены, куда только значительно поболее во всем соответствующей духу данной новой эпохи.

Причем зародилось все это никак и близко совсем не в России, а в той самой крайне ведь агностически настроенной Западной Европе, ну а оттуда затем с попутным ветром все это, в конце концов, донеслось и донельзя же далекого российского берега.

А заодно и великие русские классики 19-го столетия явно уж захотели посильно приблизить интеллигенцию к своему народу, а потому и приложили они все старания, дабы через созданную ими перемычку в средневековое российское общество и впрямь полилось широчайшей рекой суровое безверие буквально ни во что, хоть сколько-то ранее истинно святое.

Европа им довольно-таки быстро и легко переболела, ну а Россия посредством всего этого недуга и заразилась же самой ужаснейшей «общественной чахоткой».

Причем наиболее наглядной тому первопричиной и послужило именно то, что европейская цивилизация с самого начала своего существования до чего ведь искусственно стушевывала и упраздняла многие прежние (дикие) представления обо всем этом мире, бессердечно обезличивая отдельного человека, ставя во главу угла, прежде всего его, чрезмерно возвышенные жизненные приоритеты и идеалы.

И уж при всем своем донельзя наглядном перерождении религиозный фанатизм, став фанатизмом высокоидейным, только-то и всего, что присовокупил в потемках душ своих адептов самое безмерное множество свежих сил для того самого донельзя безнадежного преумножения сущего же стародавнего мракобесья в его разве что весьма полновластно вновь обновленном виде и форме.

Еще вот так называемый просвещенный 19-й век до чего еще безнадежно породил абсолютное безверие в высшие силы, разом как есть, наделив человеческий разум вовсе-то изначально ему нисколько не свойственной самой ведь более чем безупречной полной непогрешимостью.

Причем все это однозначно произошло разве что из-за всего того весьма уж безотчетного самовозвышения культуры на некий «Эверест», где лишь избранным и было дано… и впрямь-то как есть вполне предоставлялось никем и нечем неоспоримое право безвозмездно (в силу одних лишь свойств возвышенной души) употреблять ее и впрямь-таки сколь живительный кислород.

А чего же тогда могло быть предоставлено всем тем остальным простым смертным?

Ну так им для полнейшего счастья только и надо было… значит, на всех их одно как есть общее корыто, ну, а кроме того и весьма простенькое массовое искусство.

Потребовалось то самое довольно-то длительное время, да и самый конкретный и совершенно вот зримый пример, дабы духовная элита и власть предержащие, безусловно-то, вполне осознали, что как следует, его до самых краев не наполнив, они истинно многим при этом уж более чем наглядно разом рискуют.

А именно как-никак, а всецело оказаться попросту же совершенно низложенными в результате ярого народного бунта.

Однако для всего того на редкость достоверного понимания данного факта их явно еще надобно было буквально до самых чертиков раз и навсегда сколь этак здорово напугать.

Да только, как то и впрямь более чем наглядно видится автору этих строк для вполне стоящей того полноценности эффекта непременно бы хватило и очень даже многих относительно мирных забастовок.

Так, что и близко тут не было какой-либо вообще явной необходимости в том самом до чего безнадежно весьма же уродливом создании некоего того великого псевдосоциалистического монстра.

Причем теоретическая база для всего его замогильного жития-небытия была как есть, еще первоначально уж создана именно теми-то широкими кругами общественной мысли, и лишь затем только была она сколь еще беззастенчиво и впрямь узурпирована довольно-то малой группкой псевдосоциалистических монстров во главе с Ильичом.

И это именно те, кто и ныне более чем явно желают буквально все народное добро именно что по-своему безо всякого вообще остатка разом перераспределить, лучше всего, затем и поделят все ими на самую скорую руку безжалостно и скрупулезно у тех самых господ буржуев до того заправски бесслезно награбленное…

И никто из них это теперь совсем естественно сходу снова чье-либо личное добро в то самое весьма эфемерное и чисто абстрактное народное пользование совершенно не отдаст – вовсе не та это людская порода.

Да этого точно у них никак при всем том желании совсем не отнимешь!

Зато про всякие те более чем и впрямь будто бы совсем этак легко достижимые общественные блага они исключительно ведь мужественно и стойко и вправду умеют языком своим безо всяких костей попросту до чего на редкость совсем уж безостановочно все время без конца и края молоть и молоть.

Да вот, однако, нисколько не преумножать их при помощи каких-либо своих действительно вполне того стоящих интеллектуальных усилий.

А еще и весьма же насущное моральное обоснование для абсолютно любых насильственных действий у всей той совсем на редкость разношерстной шушеры неизменно зиждилось разве что на ослепительно чудной самоубежденности всем блаженным духом своим восторженной интеллигенции.

А она между тем никак и близко не сопротивлялась всей той революционной этике, причем как раз же именно в силу всех тех своих чисто собственных сколь безмерно острейше безжалостных убеждений.

И ведь все это исключительно разве что потому, что над чьим-либо большим и светлым разумом до чего безраздельно преобладала одна та донельзя куцая правда книжных истин.

Да вот, однако, были эти задушевно душистые аксиомы весьма и весьма безответственно далеки от тех самых до чего обыденных реалий быта почти уж повсеместно вовсе этак совсем невежественного народа.

И он никак не был способен проснуться, раз он и не спал, а только жил тем, чем он жил, а спала и дифирамбы себе под нос в сладком сне пела именно та дивно же восторженная интеллигенция, и этот ее сон и обернулся для всего народа вековым кошмаром осатанелого, идеологического маразма.

И главное все это предстало именно в подобном виде разве что исключительно потому, что по представлениям ревностно и революционно настроенных демагогов, богатство неизменно же всегда находится в руках сильных, что только лишь то и делают, что до чего беззастенчиво и беспрестанно угнетают всех тех слабых и немощных.

Ну, а из всего этого явно следует, что у них его и впрямь-то полагалось с ходу отобрать, дабы максимально затем промеж всех сирых и обиженных на скорую руку разом и перераспределить.

Явственного понимания того, что подобным путем лишь только разом всецело растравливаются самые кровожадные стадные инстинкты, у тех самых весьма благодушных дореволюционных доброхотов попросту не было даже в помине…

Они хотели святого добра и только одного добра, а уж, дабы всеми силами искренне так радостно его достичь они до чего бесцеремонно и намеривались разом ведь вымазать простонародные массы в безудержно обильной крови всех их давнишних и кровных вековых угнетателей.

И ох уж это немыслимо цепкое до всяческих тех мелких фактиков лицемерие, до чего незыблемо заключавшееся в самом вот бездумном братании с идеалами, выношенными на щите еще теми кое-кем и впрямь до чего идиллически воспеваемыми историческими личностями, а именно Робеспьером, а ранее Кромвелем.

И это именно оно и сослужило России самую ужасную службу, собственно, и, оказавшись одним из наиболее важных факторов, превративших ее в некий новый Египет, хотя она всегда искренне жила светлой мечтой являть собой лик Третьего Рима, то есть попросту быть во всем наиболее естественным продолжением Византии.

И это ее явное перерождение проистекало, собственно, лишь оттого уж крайне ведь исключительно до чего весьма непритязательного обстоятельства, что людей вполне всерьез некогда возжелали возглавить, взнуздать и отправить по всему тому крайне нужному кому-либо навеки вечные безупречно «правильному» пути.

И ясное дело, что подобная безоглядно и безапелляционно идейная тенденция ничего хорошего… кроме разве что чего-либо беспредельно плохого, в самой уж себе нисколько так вовсе никак не несла…

Вот бы понять всяческим горе-воякам с тем безумно же великим общественным злом, ту неимоверно гигантскую разницу между добром всецело отлаженным и подогнанным к действительности и его полнейшим антиподом, наилучшим из всех орудий Сатаны ВЕЛИКОЙ ЛЮТОСТИ благом, сплошь нашпигованным лихостью и ухарством, а главное, еще и предначертанном без разбора всем разом.

А между тем писатели гуманисты, такие, например, как Сергей Довлатов всегдашне стремятся донести до нашего сведения на всех страницах своих книг ту ярко искрящуюся собственным светом мысль о том, что в принципе-то невозможно, обустроить наше житейское бытие на том самом крайне зыбкой основе излишне прекраснодушных, аморфно праведных логических доктрин.

На чистой от буквально всяческой житейской грязи бумаге они, может, и вправду выглядят весьма заманчиво, но жизнь – это река, а вовсе не костер и уж тем более не доменная печь.

А потому, вот, значит, чем оно будет разве что поближе ко всему тому, так и сверкающему в ночи искрами очистительному огню, тем оно вполне ведь как есть соответствующе отныне и окажется на редкость, куда подалее от всех тех доселе полностью естественных норм никак и близко неизменной общественной жизни.

Прекрасные идеалы, во всем на редкость безупречно хороши разве что как некие далекие маяки во всем том чисто же одиночном, а никак не наскоро и безбожно откуда-то извне яростно подстегиваемом «заплыве» по всему тому непомерно безбрежному морю нашего пока до чего и впрямь еще сколь этак всеобщего невежества.

Ну, а когда их путем слепо же бездушных логических умозаключений, изощренно и искусственно довольно-то сурово и агрессивно со всей основательностью спешно приближают ко всей той безмерно ведь суетливо обыденной житейской реальности, они только-то всех нас вот затем и приведут к одним лишь грозным рифам всеобщей житейской разрухи.

Поскольку безнадежно утяжеляющие ходьбу по слякоти повседневных невзгод вериги идеалистически будто бы и впрямь изумительно так единственно верного восприятия жизни, безусловно-то, разве что только и утянут нас за собой во всепоглощающую бездну безумно осатанелого зла.

Причем, той еще на редкость несомненной первоосновой буквально всех подобного рода довольно сомнительных общественных начинаний совсем неизбежно являются именно те вовсе-то бесполые порывы чьих-либо безудержно благонравственных душ, что и вправду устремились сходу пошатнуть издревле устоявшееся основы сколь незыблемо же существующей социальной вселенной.

Однако – это один разве что тот высокий ум (безо всяких вкраплений к его внутренней самой-то сокровенной сути весьма неприглядных черт донельзя самовлюбленного эгоизма) и будет способен со временем ниспослать всему этому миру то самое безвременно же великое и всеобщее благоденствие.

Правда, подобным образом все это случится только лишь в том единственном случае, если уж он и впрямь-таки будет, вот вполне зиждется именно  на здравых принципах, полнейшего осознания необходимости повседневного  задействования сколь недюжих сил всесторонне развитого интеллекта, а не только горячего, и зачастую совершенно во всем бессмысленно безрассудного сердца.

Именно этакий (коллективный) разум, собственно, и создаст светлый путь общественных перемен, а не одну ту ни с чем, что было ранее никак несопоставимую разруху, и прежде-то всего именно  в тех и без того полностью пустых головах.

Да нет, это именно данного рода яркий проблеск в черных тучах слепой обыденности затем и претворит в жизнь именно то, что и станет во всем том дальнейшем главными составляющими элементами, куда значительно же поболее справедливого общества.

При этом явно использовав весь тот вдоволь имеющийся в массах задушевный энтузиазм как раз-таки в его-то наиболее стоящем того ключе, а именно в смысле постепенного приучения всего людского социума к вящему состраданию ко всякому ближнему своему.

Война классов отбрасывает человеческое общество обратно в животный мир.

Люди беспрестанно страдают, потому мир скроен плохо, но его плоть и кровь, однако никак ведь нельзя резать совсем по живому, а только лишь взращивать новые и новые поколения в несколько же принципиально другом духе при этом, не отрицая старое, а целиком так на него весьма надежно во всем опираясь.

При этом еще и крайне важно вполне осознавать отчего – это именно все страдания всякого человека, собственно, и берут свое начало, причем и тогда нисколько нельзя разом рубить с плеча обрубая канаты, от века, связывающие общественную жизнь со всем тем сколь надежным причалом, на котором, кстати, и зиждется всякая законная власть.

Ее недостатки зачастую отчасти нивелируются ее весьма существенными достоинствами.

Да и вообще всю ту бессердечную несправедливость совершенно так нисколько неправого общественного мироустройства полностью извести сможет одно лишь всестороннее просвещение, и именно поэтому его до чего еще всегда неистово опасались буквально-то все вездесущие мракобесы той самой, давно ныне, как бы это, ни было печально, всецело-то бывшей Российской империи.

Ну а что еще вообще могло быть и вправду касаемо тех и впрямь на редкость совсем так мгновенных и молниеносных перемен, то тут как не крути, а те самые адски жаркие, словно угли глаза всех тех, чьи сердца были целиком и полностью разом изъедены пламенем бесовской революции…

Нет, то уж далее были никак не настоящие люди, а только лишь одни черные тени былых людей.

Все то, что они совсем неспешно и заправски самоуверенно сотворили со своею страной, и близко не имело никакого отношения к каким-либо уж истинно новообретенным житейским свободам, а только-то к самому безусловному закабалению граждан извечно опричной державы, разве что весьма ведь значительными чисто так дополнительными, тяжелейшими оковами безукоризненно деконструктивной идеи.

Причем буквально все в ней еще изначально было, ну совершенно во всем без всяческих в том сомнений именно же мертворожденное.

Причем дальневосточное осуществление идей Карла Маркса всею своей живучестью явно обязано именно как раз тому, что сама идея была ведь создана именно что в расчете на некий тот большой общечеловеческий муравейник.

И всему тому вышеизложенному можно отыскать вполне и впрямь уж исключительно полноценное подтверждение, причем именно в той на редкость достойной самого еще многократного прочтения и почтения художественной литературе.

И, конечно же, такие писатели как Сергей Довлатов, да и другие, подходят к описанию данных, некогда произошедших в стране событий несколько иначе.

Однако сама суть – она ВСЕГДА ТОЛЬКО ОДНА, и разве что было им дано ее раскрыть, никак не в каком-либо весьма вот на редкость самом-то более чем конкретном их произведении, скажем, той же «Иностранке» Довлатова, а буквально во всем изумительно до чего прекрасном их творчестве.

Далее цитата из классика эмигрантской литературы Сергея Довлатова «Иностранка»:

«Так что же выше справедливости?

– Да что угодно, – отвечаю.

– Ну, а если более конкретно?

– Если более конкретно – милосердие…»

Милосердие – отнюдь никак не поповское слово, ему только-то и вправду должно было проявляться именно к людям действительно уж того вполне до конца достойным, скажем так, к будущим жертвам кровавого маньяка, если он, не дай Бог, еще возьмет да сбежит.

И это как раз в эдаком случае очень даже необычайно доброе за чей-либо вовсе вот явно разве что чужой счет общество и может проявить сущее ханжество: оно, мол, против всякого убийства как такового.

Однако все это, в свою очередь, должно бы обозначать, в том числе и его самое обязательное предотвращение, пусть и ценой крови того, кто был явно уж всецело достоин именно подобной, далеко не худшей участи.

А всех тех политических смутьянов в той еще старой России действительно же следовало повсеместно выкашивать, словно сорную траву, для буквально всеобщего счастья и благоденствия всей той ныне навеки как есть полностью былой империи.

Эдвард Радзинский в книге «Наполеон, Жизнь после смерти» цитирует слова этого доблестного полководца, который более чем искренне рассуждает о том, чего это вообще только ведь происходит, когда правители из-за одной сердечной своей мягкотелости этого никак и близко вовсе-то совсем не делают.

А между тем речь тут идет никак не о России, а о той якобы до чего вполне достойно просвещенной европейской стране с многовековым опытом цивилизации и культуры.

И вот они истины, что попросту явно уж сами собой так и выскакивают чертиком из табакерки европейской, а не только-то исключительно чисто российской истории:

«В революции есть всего два сорта вождей – те, кто ее совершают, и те, кто пользуются ее плодами…

Пришло время срывать плоды с дерева революции, и к власти пришли воры и негодяи. Началась "охота на ведьм". Под радостные крики толпа разбивала статуи великих революционеров, которым еще вчера поклонялась».

А впрочем, надо бы тут именно что сразу весьма вот безапелляционно как раз-таки про то самое на редкость же строго сходу заметить, что в некотором смысле все те западноевропейские представления о том, что кто, мол, победитель тот, и свят, светел и прав…

Нет уж, все этакого рода их добропорядочные воззрения вполне ведь, во всей своей сущности, сколь на редкость более чем восторженно совсем безоблачно глубочайше искренни…

Да только в России подобного рода конформизма попросту и близко никак ведь никогда вовсе и не бывало, однако при всем том до чего неизменно имелось то самое донельзя странное и полумистическое устремление буквально всегда быть только за родину, каковой бы она нынче теперь уж ни стала…

А, кроме того, явно существовал и тот довольно хорошо прижившийся на российской почве европейский стиль духовной жизни высших классов, что всегда до чего вполне во строго так церемониально подавлял всю ту еще издревле существующую пасторальную российскую действительность.

А также и само, то довольно «премилое» сочетание простой «домотканой обыденности» и логических абстракций совсем уж донельзя вычурного вида и толка на редкость вот отрицательно сказывалось на буквально всеобщем-то духе той никак вовсе небезызвестной предсталинской эпохи.

Да светлые мечтания той поры вселили яркие надежды в конечном итоге ставшие одним только фиговым листочком ранее и никогда и небывалой тирании…

И ведь все это более чем наглядное производное сколь откровенно пафосного энтузиазма и впрямь в те времена разом вознамерившегося сходу низвести на нет всякую несносную темень и гнусь довольно недавнего Средневековья.

Или с точностью до наоборот, безусловно, как есть весьма вот всесторонне создать всему тому стародавнему образ некой наивысшей святейшей святости духовного единства всего того нынче да и всегдашне именно что подобным образом чисто так повседневно уж нынче существующего общества.

И вот и пришли те чертовы бесы-большевики да и вымели все подчистую, никак нигде не оставив никакого места для каких-либо существенных разногласий, что между тем явно и оказалось на вящую радость просвещенной прослойки образованного общества, нисколько-то не привыкшей куда-либо идти самой, а всегда предпочитающей быть кем-либо под руку слепо ведомой…

А именно поэтому сущим же бестиям безликого террора большевикам и удалось разом вытеснить все и вся, объединив славянофильство с западничеством, заодно и придав весьма деланного пафоса всей той совсем несусветно вымученной великорусскости…