Текст книги "Это так просто… и прочая ложь"

Глава 11

В пятницу 31 мая 1985 года Слэш выступал в клубе «Country Club» с группой Black Sheep, к которой недавно присоединился. Я уже думал о том, как его манера игры будет хорошо сочетаться с исполнительской манерой Иззи. Так что на концерт мы пошли вместе с Экслом, и там поговорили со Слэшем. На следующий день я позвонил Слэшу и попытался убедить его захватить с собой Стивена Адлера и приехать к нам на репетицию. Оба они знали Эксла, даже отыграли вместе несколько концертов в составе группы Hollywood Rose в 1984 году, вскоре после того как Эксл приехал в Лос-Анджелес, но затем между ними возникла какая-то вражда. Кажется, Эксл переспал с девушкой Слэша. И если бы только это – когда вокалист Black Sheep выяснил причину нашего визита на вчерашний концерт, он сильно разозлился, позвонил маме Слэша и сказал ей, что мы наркоманы (в чем был прав лишь отчасти).

Слэш был склонен принять наше предложение, поскольку Guns N’ Roses казались ему более интересными в музыкальном плане, нежели Black Sheep. Его интерес к работе в Black Sheep был в первую очередь корыстным – из такой группы его можно было вытащить, чтобы заполнить вакансию в известном составе (примерно так, как Оззи Осборн забрал к себе гитариста Рэнди Роудса из группы Quiet Riot). Слэшу понравилась идея: вместо того чтобы ждать в Black Sheep приглашения в Kiss или кому-то подобному, стать участником группы, которая намеревалась строить собственную карьеру.

В конце концов Слэш и Стивен согласились прийти на репетицию – всего за несколько дней до запланированного концерта 6 июня в клубе «Troubadour», который, по замыслу, должен был стать разогревающим выступлением на старте турне. Мы встретились на репетиционной базе в пригороде Лос-Анджелеса, Сильверлейке, она стоила шесть долларов в час вместе с ударной установкой. Как только мы впятером начали играть первую песню, то сразу же услышали и почувствовали, что у нас все получается. Контакт между музыкантами установился мгновенно – это было потрясающе, и все это ощутили.

Иззи разделял мой ужас перед огромными и чересчур перегруженными барабанами и тарелками ударными установками, на которых только хэви-метал играть. Мы заботились о том, чтобы у нашей группы не было второго бас-барабана, – независимо от того, что предлагает репбаза, так что вместе начали строить планы по избавлению Стивена от отдельных частей его собственной ударной установки. Каждый раз, когда бедняга Стивен появлялся на репетиции Guns N’ Roses, набор барабанов и тарелок у него становился все меньше и меньше, пока не осталось только самое необходимое – именно та установка, которая позволила ему отточить уникальное звучание и уже через несколько лет оказать серьезное влияние на других рок-барабанщиков. Без второго бас-барабана скорость его неистового спид-металлического ритма сократилась вдвое, и теперь у меня с ним получалось именно то взаимодействие, что создает ритмический грув. Во время репетиций мы впятером начали работать над новой песней на основе некоторых текстов, привезенных мной из Сиэтла в записной книжке. Песня превратилась в «Paradise City», и она сложилась буквально за несколько дней до нашего шоу в клубе «Troubadour» и поездки в Сиэтл.

В четверг, 6 июня, мы отыграли наш первый концерт тем составом, который потом запишет альбом «Appetite For Destruction». В концертной программе, где Guns N’ Roses были хедлайнерами, также выступили группы Fineline и Mistreated, а школьный друг Слэша Марк Кантер – он оказался из семьи, управлявшей реcтораном «Canter’s Deli», – пришел на концерт с фотоаппаратом. На следующий день, в пятницу, он принес нам фото, которые можно было использовать вместо плакатов в местах выступлений в ходе нашего будущего турне.

В субботу, 8 июня 1985 года, Иззи, Эксл, Слэш, Стивен и я собрались вместе, чтобы отправиться в Сиэтл. Мы были счастливой кучкой недовольных молодых людей, собирающихся отправиться в путь в поисках рок-н-ролльной славы и готовых жить своим умом, чтобы показать миру себя и свою музыку… или провалиться. По меньшей мере мы полагали, что у нашей группы сложилась настоящая музыкальная химия, – это стало очевидно еще до начала тура.

У нашего друга Дэнни был огромный «Бьюик ЛеСабр» с мощным двигателем конфигурации V8 объемом 455 кубических дюймов[39]39
  Около 7.46 л.


[Закрыть] и буксировочным устройством. В тот субботний день мы набились в машину всемером: пятеро музыкантов группы, плюс Дэнни и еще один наш друг, Джо-Джо, который вызвался быть у нас роуди. Эти ребята готовы были вписаться за своих надежных друзей, то есть за нас, и нас радовало, что они тоже и глазом не моргнули перед лицом неопределенности, которую подразумевала наша малобюджетная поездка. Для перевозки оборудования мы арендовали прицеп для «ЛеСабра» в компании «U-Haul»[40]40
  Американская компания, предоставляющая услуги в области домашних переездов и аренды грузовиков, прицепов и малых складов. Основана в 1945 г.


[Закрыть]. План состоял в том, чтобы ехать прямо в Сиэтл – на это потребуется примерно двадцать один час – и прибыть туда в воскресенье. Мой приятель Доннер разрешил нам ночевать у него дома до нашего выступления в среду.

Когда мы выехали из «Виноградной лозы», извилистого участка автомагистрали I-5 к югу от Бейкерсфилда в Калифорнии, двигатель машины начал кашлять и бунтовать против веса, с которым ему пришлось справляться в палящей послеполуденной жаре долины Сан-Хоакин. К тому времени, как мы проехали Бейкерсфилд, находящийся всего в 105 милях от Лос-Анджелеса, машина Дэнни заглохла. Проезжавший мимо водитель остановился и попытался нам помочь, но лучшее, что он мог сделать, – это поехать на следующую заправку и позвонить оттуда в Американскую автомобильную ассоциацию. Надежда, что завтра вечером мы будем жарить гамбургеры на гриле на заднем дворе у Доннера быстро угасла, когда мы осознали, что машина Дэнни вообще никуда не поедет без глобального ремонта. Мы были подавлены, голодны и изнемогали от жары, сидя на корточках на обочине шоссе. Медленно опустились сумерки, но жара не спадала. Когда появился эвакуатор, его водитель был несколько удивлен, обнаружив целую банду потных и тощих юных рокеров, желавших прокатиться на его грузовике. В итоге мы дошли пешком до следующего съезда с магистрали, где была стоянка грузовиков и автозаправка.

В этот момент мы наконец-то смогли оценить положение дел. Время за полночь, у нас $37 на всех, и если мы вернемся в Лос-Анджелес, то турне, очевидно, сорвано – и это не вариант, независимо от сложившейся ситуации. Мы решили, что музыканты впятером с тремя гитарами должны ехать автостопом на север, пока Дэнни и Джо попытаются починить машину. Затем они вместе с нашим оборудованием нагонят нас – либо где-то по пути, либо уже в Сиэтле.

С автозаправки я позвонил Ким Уорник из The Fastbacks – наш первый концерт в Сиэтле должен был быть на разогреве у них. Я начал объяснять, в чем дело, но мне пришлось рассказать ей о замене в составе, ведь это случилось уже после того, как я договорился о концерте.

– Итак, Иззи, Эксл и я убедили Слэша…

– Иззи, Эксл, Слэш и Дафф, – ответила она, – что это за имена?

– Хорошо, еще тут есть чувак по имени Стивен.

Ким сказала, что мы можем играть на аппаратуре The Fastbacks, если Дэнни не доберется вовремя в Сиэтл. Хорошо, с этим мы разобрались, и теперь пришло время найти попутчика – кого-то, кто согласился бы везти пятерых парней и их гитары. Задача не из простых.

Мы понимали, что впятером сложно путешествовать автостопом. И я должен добавить, что, несмотря на мое длинное кожаное сутенерское пальто, я был самым ужасным на вид персонажем в нашей компании. Однако даже тот водитель, кто был готов остановиться ради одного потрепанного рокера, никогда не взял бы в машину пятерых. Поэтому мы решили попытаться поймать дальнобойщика, направляющегося на север, – у дальнобойщиков на машинах установлены большие спальные кабины, и они наверняка хотели бы ехать с компанией, не так ли? Ехать с теми, с кем можно поговорить на этом длинном и пустынном участке дороги I-5, пролегающей через сельскохозяйственную глубинку Калифорнии.

Мы поговорили с несколькими дальнобойщиками и наконец нашли того, который согласился подвезти нас до города Медфорд в Орегоне в обмен на всю нашу наличку. Собственно, он ехал в Медфорд, а для нас это было на 600 миль ближе к нашему первому выездному концерту. Сделка, весьма удачная для обеих сторон: водитель получает 37 баксов, а мы двигаемся на север на максимальной скорости, разрешенной на шоссе. С самого начала было очевидно, что этот дальнобойщик сидит на амфетаминах, и наши $37 уйдут на его наркоту. Вероятно, он уже несколько дней не спал, и ехать с ним в таком состоянии на тягаче с огромным полуприцепом было рискованно. Ну и черт с ним! Это наша миссия, и мы обязаны добраться до Сиэтла.

Я надеялся, что Ким растрезвонит по Сиэтлу, что наша машина сломалась, и, быть может, кто-то согласится приехать в Портленд, чтобы забрать нас, если нам удастся самостоятельно забраться настолько далеко. А пока мы влезли в тягач с гитарами и всем прочим – четверо впихнулись в спальную кабину, и там было очень тесно. Я же ехал в одиночестве на переднем пассажирском сиденье.

Водитель не мог поверить нашим рассказам.

– Разъясните-ка мне, – сказал он, – вы, мужики, так вас и не так, едете автостопом на концерт – за тысячу миль отсюда?

– Ага, – ответил я.

– И у вас нет никакого аппарата, или даже жратвы?

– Типа да, но наш аппарат…

– Не хочу выглядеть идиотом, но вы что, типа, не можете играть концерты в Лос-Анджелесе?

Я попытался объяснить магию игры перед незнакомым зрителем, в неизвестных местах, всю эту стратегию «мы против публики, мы против мира», упомянул я и про то, как мы хотим завоевать новую аудиторию…

Водила только пожал плечами.

Вызванный амфетаминами недосып начал сказываться на водителе примерно через 200 миль после начала пути. Когда мы утром добрались до Сакраменто, он сказал, что ему нужно дать отдых глазам и прочистить башку от амфетамина. Меня это устраивало – я разговаривал с чуваком всю дорогу и заметил, что он все время смотрит в зеркала заднего вида и несколько подпрыгивает на сиденье. Такое случается, если ты не спишь несколько дней. С амфетаминами я немного баловался, будучи подростком, но этого хватило, чтобы понимать, что происходит с водителем.

Город Сакраменто расположен в верхней части засушливой долины центральной Калифорнии – этот район стал центром сельского хозяйства только благодаря интенсивному орошению. Если в долине стоит жара, то самая высокая температура – именно в Сакраменто, и наше путешествие через долину совпало с невероятной палящей жарой. И вот водитель почему-то остановился перед зданием Капитолия.

– Отлично, ребята, мне нужно, чтобы вы спрыгнули здесь.

Мы не знали, что на это сказать, но в любом случае были не в том положении, чтобы спорить.

– Я должен кое-что сделать, – сказал водитель, – но я вернусь за вами, не беспокойтесь.

Да уж. Я был убежден, что водитель просто обманул нас и бросил на дороге. Уверен, что и парней терзали те же подозрения.

Мы так и остались сидеть на обочине. Никто не произнес ни слова, даже не поморщился, не вздохнул и не повел бровью.

Когда мы сидели перед Капитолием, изнывая от жары прямо под палящим солнцем, стало ясно – с этого момента Guns N’ Roses больше не просто группа, но наша общая группа. Эти чертовы парни – да они готовы пройти через все что угодно! Я уже знал, что благодаря этой поездке планка того, на что мы способны, через что готовы пройти ради достижения общей цели, взлетела до небес. Группа Guns N’ Roses превратилась в братство под гнетущим солнцем Сакраменто. Да, черт возьми!

Я сидел, мысленно вознося хвалу друзьям и нашей коллективной решимости, и тут внезапно подъехала наша фура и водила кивнул нам из кабины:

– Поехали, ребята!

Он и вправду вернулся, чтобы забрать нас. Невероятно!

– Вам нужно попасть на чертов концерт, – прибавил водила.

Я снова запрыгнул на пассажирское сиденье. Водитель явно был не в себе. Наверное, он высадил нас, чтобы прикупить еще амфетаминов и закинуться ими, и я до сих пор не понимаю, как в таком состоянии он ухитрился о нас не позабыть вовсе.

Ближе к вечеру, сразу после того как мы проехали город Реддинг, я осторожно предложил водителю на следующей стоянке немного передохнуть. Я понимал, что ехать с ним в огромной несущейся фуре становится все опаснее: под глазами у парня чернели круги, и он сильно потел. Каким-то чудом он согласился остановиться – и действительно проспал несколько часов, пока мы болтались поблизости, стараясь вести себя как можно незаметнее. У нас не было денег ни на выпивку, ни на еду. Не уверен, что у Иззи были с собой наркотики, но никаких признаков ломки он пока не проявлял. После того как водитель пришел в себя, он проехал еще 150 миль, прямо до Медфорда.

– Мне и впрямь жаль, что я не могу отвезти вас дальше, – сказал он на прощание, – черт, попытался бы даже попасть в среду на ваш концерт!

Итак, наступил вечер воскресенья. Мы разыскали телефон-автомат и позвонили в Лос-Анджелес нашему знакомому, с которым Дэнни должен был связаться и сообщить, как идут дела с машиной. Выяснилось, что Дэнни еще не починил ее – нужную запчасть могли доставить в Бейкерсфилд из Сан-Франциско только в рабочий день.

У нас не осталось денег, и теперь оставалась одна надежда: добраться до Сиэтла автостопом. С точки зрения нерешительного человека дело выглядело безнадежным: едва ли кто-то возьмет в машину пятерых подозрительно выглядящих парней с гитарами – если в машине вообще хватит места. Но мы тогда думали совсем по-другому (может, оттого, что выбора у нас просто не было).

Но через каких-то сорок пять минут возле нас затормозил мексиканский работник с местной фермы на пикапе «Датсун-компакт». На ломаном английском он дал понять, что едет только до города Юджина в Орегоне, но что мы можем напихаться к нему на заднее сиденье. Всего через несколько миль пути стало ясно, что поездка не продлится долго. Маленький пикап не выдержал нашего веса: задние крылья начали давить на шины, резина стиралась. Триумфальное чувство, охватившее нас всего несколько мгновений назад, испарилось, когда мексиканец притормозил и мы вылезли из машины. Я никогда не забуду, как он извинялся. Надеюсь, что хотя бы теперь он узнает, как мы были благодарны за то, что он хотя бы попытался помочь.

Мы пошли вперед по обочине, голосуя проезжающим машинам. Я знал, что до следующего города очень далеко – я не раз ездил из Сиэтла в Сан-Франциско во время туров, и это точно было слишком большое расстояние, чтобы пройти его пешком. Но в тот момент мы были такими целеустремленными, что решили: главное – двигаться вперед. Пусть и пешком. В какой-то момент мы забрели на луковое поле. Когда вы голодны и не знаете, где и когда будете есть в следующий раз, то можете съесть практически все что угодно. Это был лучший лук, который мне случалось пробовать за всю свою жизнь: луковицы казались сладкими, как яблоки.

Прошло еще несколько часов, и я уже едва обращал внимание на проезжающие машины. Никто не хочет нас подобрать, думал я. Оставалась надежда добраться до какой-нибудь фермы, где есть телефон, и позвонить Доннеру или Ким в Сиэтл. Авось кто-нибудь да сможет за нами подъехать.

К утру я, как и все остальные, был чертовски голоден и совершенно измучен жаждой. Как раз в этот момент перед нами свернул на обочину и остановился большой пикап. Две женщины (обеим было по виду лет за тридцать) сказали, чтобы мы садились в машину. Они рассказали, что сперва проехали мимо, – наш внешний вид напугал их, – но потом сжалились. Во времена их хипповской молодости в начале 1970-х их тоже нередко игнорировали проезжающие автомобилисты, так что в итоге на следующем съезде они развернулись и вернулись за нами (предварительно немного поругавшись).

Они спросили, голодны ли мы, хотим ли мы пить, и не растратились ли мы в дороге. Еще бы! На следующей заправке женщины купили нам сэндвичей с пивом и сказали, что могут подбросить нас до самого Портленда – почти 300 миль! Они были подобны ангелам, посланным нам с небес. Еда и выпивка никогда не казались настолько вкусными. Помощь от незнакомцев пришла в лучшее возможное время.

Я набрал Доннера с телефона-автомата на заправке, и он ответил мне.

– Чувак, тут такое дело. Наша машина поломалась в Бейкерсфилде, и мы вот уже полтора дня добираемся автостопом. Мы сейчас в Медфорде, одни девушки собираются подбросить нас до Портленда. Будем там сегодня сразу после полудня.

Доннер выращивал травку в паре заброшенных зданий, и у него всегда водились деньги. К тому же он познакомился с некоторыми участниками группы, когда навещал меня в Лос-Анджелесе. Я спросил:

– Ты можешь нам чем-то помочь?

Быть может, у Доннера получится заказать нам билеты на автобус? Но он выпалил:

– К черту все это, я приеду за вами! Сегодня вечером закатим вечеринку у меня дома, устроим пир, будут девчонки, и это будет радушный прием в вашу честь в Сиэтле!

Мы добрались до Портленда в понедельник днем, и Доннер уже был там. К моменту нашего приезда в Сиэтл мне показалось, что все мои знакомые уже в курсе наших приключений. Они встретили нас с распростертыми объятиями, с бутылками спиртного и заначками травки. В Сиэтле все знали, что я люблю выпить и что из-за панических атак я не употребляю серьезные наркотики. Полагаю, именно поэтому нам их тогда и не предлагали. Думаю, Иззи такой прием немного разочаровал, и ему, наверное, было худо от ломки.

Однако Доннер испек брауни[41]41
  Шоколадное пирожное в виде прямоугольных кусков нарезанного шоколадного пирога. Является традиционным для американской кухни и в зависимости от рецептуры приготовления может иметь консистенцию торта, кекса или печенья.


[Закрыть] с травкой. Думаю, что они предназначались для тех, кто должен был прийти на вечеринку попозже, – то есть для тех, кто знаком с силой местной травы. А Иззи просто хотел кайфануть, хоть от чего, и, должно быть, решил, что брауни с травкой решат все его проблемы. Эксл последовал примеру Иззи – не бросать же друга.

– Эти штуки очень сильные, – предупредил их Доннер, но они даже не обратили внимания.

В 1980-х Сиэтл лидировал по части выращивания травки в гидропонных горшках. Не знаю, почему именно местные так преуспели в этом, но трава с годами становилась все «злее» и действительно мощно давала по мозгам. Примерно в 1982 году вывели новый сорт травки для гидропоники, и самые удачливые и богатые дельцы начали выращивать то, что позже назовут «штаммом “A”», а затем – «хронической травкой». У себя на северо-западе мы знали силу этой дряни, равно как и то, что шутить с ней не стоит: она действовала одновременно как сильный миорелаксант и как ЛСД. Если вы пока не знаете, какая трава подходит именно вам, лучше сделать самую маленькую затяжку и оценить результат, потому что важно выработать своего рода терпимость к ней.

Следующее, что я помню, – Эксл и Иззи в позе эмбрионов на диване Доннера с широко раскрытыми испуганными глазами. Я подошел, чтобы убедиться, что с ними все в порядке.

– Что, черт побери, было в этих брауни? – спросил у меня Иззи.

– Ничего, – заверил я их, – просто очень крепкая трава.

– Не может быть, – ответил он, – думаю, это ЛСД.

Их накрыло паранойей по полной. Я сказал, чтобы они не волновались, но сам чувствовал себя ужасно. Я весьма трепетно следил за тем, как встречают в Сиэтле моих новых коллег по группе, потому что они, естественно, будили любопытство в моих старых друзьях. Но мы все смертельно устали и проголодались, и я хотел убедиться, что об Эксле, Иззи, Слэше и Стивене позаботились как следует. Я гордился своим городом и своими друзьями и хотел представить их парням в лучшем свете, но Иззи и Экслу потребовались долгие часы и немало пива, чтобы прийти в себя после неудачной попытки словить кайф. К счастью, к тому времени, когда вечеринка приблизилась к кульминации, они уже вернулись на землю. Уверен, что и по сей день Иззи и Эксл все еще думают, что в тот раз им что-то подсыпали. Доннер в тот вечер закатил настоящую вечеринку: барбекю, пиво, девчонки. Жизнь внезапно расцвела яркими красками.

Дэнни, Джо-Джо и наш аппарат все еще не прибыли в Сиэтл, но вечером в среду мы сыграли в клубе «Gorilla Garden». На чужом аппарате мы звучали не очень, и, хотя послушать нас пришло человек десять, Курт Блох из The Fastbacks был мил и заверил парней, что все было просто отлично. Мы знали, что способны на большее – или, по крайней мере, однажды будем способны. Но куда важнее то, что мы вместе все-таки добрались до Сиэтла.

После выступления The Fastbacks мы помогли убрать их аппарат, а затем затусили с толпой в клубе (в значительной степени толпа состояла из моих старых друзей). Тусоваться, конечно, означало пить – причем пить много.

Одним из тех, кого я был больше всего рад видеть, был Большой Джим Норрис. Крутой парень, настоящий нарушитель спокойствия, который наконец-то обрел свою зону комфорта на нашей маленькой панк-сцене Сиэтла. У Джима вечно были проблемы с наркотиками и алкоголем, но он принадлежал к той категории парней, в глазах у которых светился настоящий энтузиазм. Джим был лидером по жизни, и, когда я уехал в Лос-Анджелес, он взял за правило общаться со мной. Как только я снял там квартиру, он стал писать мне письма, и мы трепались по телефону, когда могли себе это позволить. Наша дружба действительно стала крепче с того момента, как я уехал из Сиэтла.

Наконец, когда клуб опустел, музыканты Guns N’ Roses зашли в офис к владельцу клуба, чтобы забрать гонорар за концерт, – и мы, конечно, выглядели как стая голодных волков. Мне каким-то образом удалось заранее договориться о гарантированной оплате в $200. Конечно, никакого письменного контракта – ни на этот концерт, ни на какой другой. Но я отродясь в глаза не видел контрактов: в былые времена панк-рокеры всегда заключали сделки на уровне рукопожатия – и часто это рукопожатие было мысленным, потому что договаривались вы по телефону. Теперь наш план состоял в том, чтобы перевести на следующий день эти первые $200 Дэнни и Джо-Джо и продолжить турне.

Английский не был родным языком владельца клуба, но он быстро дал понять, что вообще не собирается платить. Мы были ошеломлены, я пытался урезонить парня, разыграл карту сочувствия, рассказав ему о нашем бедственном положении в пути и долгой дороге в Сиэтл, о солнечных ожогах и голоде, о луковых полях и психически неуравновешенных дальнобойщиках. Но владельцу клуба было плевать.

– Вам не удалось собрать хоть сколько-нибудь людей на концерт, – сказал он, – так как я могу заплатить вам, если не получил денег на продаже билетов?

Дело дошло до расплывчатых – а затем и более явных – угроз насильственной расправы. Однако хозяин клуба держал в руке трубку рабочего телефона, готовый быстро набрать номер полиции, что он нам и продемонстрировал. В конце концов мы покинули его офис и вернулись в опустевший клуб.

– Черт бы побрал этого гада! – сказал Эксл, – да мы прошли через ад, чтобы попасть сюда и сыграть этот концерт. И он обращается с нами как с дерьмом?

Внезапно моим умом овладела мысль – единственно возможное решение, единственный способ добиться справедливости.

– А давайте сожжем это поганое место!

Музыканты группы посмотрели на пустой зал, друг на друга. Возражений не было.

– Сожжем клуб к чертовой бабушке! – воскликнул я.

Мы с Экслом бросили спички в мусорное ведро, полное бумажных полотенец, и все впятером выскочили на улицу. Но ничего не случилось. У нас не получилось стать поджигателями, но этой попытки было достаточно, чтобы выместить злость, пусть и на одну ночь. Наверное, нам просто повезло, что мы избежали тюрьмы.

После бегства из «Gorilla Garden» мы отправились слушать местную группу Soundgarden – тогда только начинали формироваться первые ростки будущего «сиэтлского звучания». Воодушевленные нашим недавно укрепившимся товариществом и большим количеством выпивки, мы рванули на сцену, когда Soundgarden закончили выступление, и попросили разрешения сыграть несколько песен на их аппарате. Они непонимающе посмотрели на нас и объяснили таким занудным тоном, каким ребенок на детской площадке может ответить на просьбу другого поделиться своими игрушками: «Э, нет, это наш аппарат». Но это уже не имело значения. Ничто не могло расстроить нас в тот вечер – мы сыграли концерт за пределами Лос-Анджелеса!

Наутро мы узнали, что то было наше последнее выездное шоу в обозримом будущем, – Дэнни и Джо-Джо так и не добрались до Сиэтла. Все это тоже не имело значения: беспорядочно организованное турне из единственного концерта принесло все, на что я надеялся, и даже больше. Через несколько дней один из друзей Доннера отвез нас назад в Лос-Анджелес. Мы вернулись домой уже настоящей группой – бандой с общим опытом неудачной поездки, выездного концерта и осознанием того, что все мы полностью преданы делу группы Guns N’ Roses.