Текст книги "Приближаясь к буддийскому пути"

Возможность прекращения дукхи

Если возможность прекращения страданий существует, в стремлении к этой цели есть смысл. Но если дукха – данность, попытки ее устранить будут пустой тратой времени. С буддийской точки зрения освобождение возможно в силу двух факторов: того, что природа ума есть ясный свет, и того, что загрязнения носят поверхностный характер. Ясный свет как природа ума – это его базовая способность постигать объекты, природа ясная и познающая[7]7
  Термин «ясный свет» имеет разные значения в зависимости от контекста: он также может указывать на пустотность от неотъемлемого бытия или на тончайший ум.


[Закрыть]. Получается, что неспособность ума постичь объекты должна быть вызвана препятствующими факторами. В некоторых случаях препятствующие факторы могут иметь физическое происхождение: прикрыв глаза рукой, мы неспособны видеть. Тем не менее на более глубоком уровне нашему постижению мешают два вида преград: омрачающие завесы, которые препятствуют освобождению от циклического бытия, и завесы познания, которые препятствуют всеведению.

Каждая буддийская система положений по-своему объясняет, что именно представляют собой эти две завесы. Наше описание будет основано на трактатах Нагарджуны, индийского мудреца II века. В «Семидесяти строфах о пустотности» (Шуньяташаптати) он отмечает: представление о том, что возникающие из причин и условий явления существуют сами по себе, – это неведение. Ясный свет как природа ума способен познавать все объекты, но неведение и его латентные формы этому препятствуют. Все ошибочные состояния ума основаны на неведении и зависят от него, а 12 звеньев зависимого возникновения – цепочка, в силу которой циклическое существование проявляется жизнь за жизнью, – из неведения вытекают. Главный последователь Нагарджуны Арьядева утверждает (CŚ 350):

Сферой активности сознания, что есть семя бытия, являются объекты.

При лицезрении бессамостности в объектах семя бытия уничтожается.

Какое сознание составляет семя циклического бытия? Если бы корнем бытия было сознание в целом, преодолеть циклическое существование было бы невозможно, ведь сознание имеет ясную и познающую природу; противодействовать его природе или разорвать его непрерывность ничто не может. Здесь Арьядева указывает не на сознание в целом, а на конкретный вид сознания – неведение. Он говорит о том, что циклическое бытие не возникает без причины, не возникает из несоответствующей причины и не исходит от некоего постоянного творца. Циклическое существование возникает из недисциплинированного, невежественного ума.

Говоря, что сферой активности сознания являются объекты, Арьядева указывает на способность ума их познавать. Затем он подчеркивает: благодаря постижению бессамостности можно устранить цепляющееся за «я» неведение. Поскольку неведение цепляется за неотъемлемое существование («я»), его можно преодолеть мудростью, которая постигает обратное – бессамостность или пустотность от неотъемлемого существования. За счет устранения неведения, которое препятствует познанию нами явлений, становится возможной способность воспринимать все объекты.

В «Трактате о срединном пути» (Муламадхьямика-карика, 24.18) Нагарджуна утверждает: «Зависимо возникающее, как объясняется, пустотно». Тем не менее когда объекты предстают перед нами, они не кажутся зависимыми или связанными с другими факторами. Явления кажутся независимыми, обособленными объектами, которые существуют сами по себе – в силу собственной неотъемлемой сущности, со своей собственной стороны. Эта видимость объекта как существующего сам по себе – нечто ложное: представление, что объекты существуют таким образом, ошибочно, и его можно опровергнуть с помощью логических рассуждений. Используя исследование и анализ, мы можем на уровне личного понимания установить пустотность от неотъемлемого существования. Неотъемлемое существование – также именуемое самобытием – называется объектом отрицания: это то, что мы отвергаем или отрицаем с помощью анализа и логических рассуждений. Когда анализ завершен, в нашем потоке ума порождается сознание, которое постигает, что явления и личности не существуют с собственной стороны. Это сознание мудрости повреждает и в конечном итоге полностью преодолевает представление, что объекты существуют неотъемлемо, и устраняет цепляние за подобное существование.

В «Комментарии к собранию достоверного постижения» (Праманавартика)[8]8
  Здесь и далее название этого труда сокращенно приводится как «Разъяснение достоверного постижения».


[Закрыть] Дхармакирти объясняет: подобно любым другим неверным представлениям и ошибочным состояниям сознания, умственные состояния, находящиеся под влиянием неведения, не имеют достоверной основы. В то же время умственные состояния, находящиеся под влиянием мудрости, – подобно любым другим правильным формам сознания – достоверную основу имеют. Итак, чем больше мы знакомимся с верными формами сознания, тем больше будут угасать ошибочные. Способ постижения, свойственный мудрости, напрямую противодействует способу постижения, используемому неведением, – так что когда мы приучаем себя к мудрости, мы ослабляем и в конечном итоге устраняем неведение.

Здесь мы видим уникальное качество буддийского подхода: ошибочные умственные состояния можно устранить, развивая их противоположности – достоверные состояния ума. Ошибочные состояния не устранить лишь молитвами, просьбами о благословениях Будды или божеств или обретением однонаправленного сосредоточения (самадхи).

Поскольку от неведения есть противоядие, его можно устранить – в этом заключается смысл утверждения, что оно представляет собой нечто добавочное. Таким образом, благодаря двум упомянутым ранее факторам – что природа ума есть ясный свет и что загрязнения суть нечто добавочное – освобождение оказывается чем-то достижимым. «Высший поток» (1.62) утверждает:

Эта ясная и светоносная природа ума столь же неизменна, как пространство. Ее не омрачают желание и тому подобное – добавочные загрязнения, что проистекают из ложных представлений.

У каждой из различных буддийских систем философских положений есть свое собственное, в чем-то уникальное объяснение нирваны, или освобождения. При этом все они согласны, что нирвана – это определенное качество ума. Это качество состоит в том, что ум навсегда освободился от вызывающих циклическое существование загрязнений благодаря применению соответствующих противоядий.

Изучая тему расставания с загрязнениями, мы выясняем, что от них свободна именно окончательная природа ума. Эта окончательная природа ума существовала с безначальных времен: она существует, пока есть ум. В потоках бытия живых существ она называется природой будды, или потенциалом будды. Когда эта природа обретает качество расставания с загрязнениями, она начинает называться нирваной. Таким образом, сама основа нирваны – пустотность ума – всегда с нами: она не является чем-то созданным с нуля или полученным извне.

Глава 3
Ум и эмоции

Мы – существа эмоциональные. Наши чувства удовольствия и боли вызывают различные эмоции, а эмоции побуждают нас действовать. Одни из них омрачают нас и нереалистичны, другие более реалистичны и благотворны. В результате некоторые из наших действий приносят еще больше боли, а другие ведут к счастью. Научиться отличать деструктивные эмоции от конструктивных – с тем чтобы укротить первые и напитать вторые – это стоящее начинание и на личном, и на общественном уровне.

Будды устранили все омрачающие эмоции – но это не означает, что они безэмоциональны, апатичны и невосприимчивы при взаимодействии с людьми. На самом деле все наоборот: благодаря тому, что будды прошли последовательный процесс преодоления таких деструктивных эмоций, как жадность и гнев, они простроили и укрепили конструктивные – такие как любовь и сострадание. В результате внутреннего преображения их работа в мире оказывается мудрее и эффективнее. В этой главе вы познакомитесь с буддийским представлением об эмоциях и его сравнением с западными парадигмами: мы их сопоставим. Мы также рассмотрим вопросы о том, как конкретные эмоции влияют на нашу повседневную жизнь и как работать со сложными эмоциями и развивать позитивные.

Буддизм, наука и эмоции

У буддистов и ученых есть несколько сходных и несколько весьма различных представлений об эмоциях. Говоря в целом, ученые описывают эмоцию как имеющую три компонента: физиологический, опытный и поведенческий. Физиологическая составляющая включает химические и электрические изменения в мозге, а также электрическую активность кожи, ритм сердца и другие изменения в теле. Опытная составляющая – это субъективное переживание: аспект эмоции, который относится к психологическому настроению или чувствам. Поведенческая составляющая включает слова и действия человека, побуждаемого конкретной эмоцией.

С буддийской точки зрения эмоции – это умственные состояния и субъективные переживания. Они могут сопровождаться изменениями в физиологии тела, но активность мозга – это не сама эмоция. Например, если бы мы могли поместить какое-то количество живых клеток мозга в чашку Петри перед собой, нельзя было бы сказать, что их химические или электрические взаимодействия – это гнев или нежность, потому что гнев и нежность – это внутренние умственные переживания живого существа. Эти переживания, возможно, коррелируют с активностью в конкретной области мозга, но сама неврологическая активность – не переживание гнева. Верно и то, что эмоция может вести к действию, но это действие – результат эмоции, а не она сама. Следовательно, в контексте трех упомянутых выше составляющих буддисты описывают эмоции только с точки зрения второй – того, что мы переживаем, чувствуем и думаем.

Буддизм не отрицает, что ум и тело сказываются друг на друге и друг на друга влияют. Когда мы ударяемся коленкой о стол, наш ум переживает боль; мы можем ощутить раздражение. Когда наш ум спокоен, наше физическое здоровье улучшается. В «Разъяснении достоверного постижения» Дхармакирти говорит: когда тело здорово, в уме усиливается привязанность к сексуальному удовольствию; когда тело слабо, проще возникнуть гневу.

На более тонком уровне конкретные эмоции коррелируют с конкретными химическими и электрическими изменениями в мозге. Свидетельствует ли эта корреляция о связи на уровне причины и следствия? Наука сделала захватывающие открытия относительно корреляции между конкретными когнитивными и эмоциональными состояниями, с одной стороны, и конкретными областями в мозге и видами нейронной активности – с другой. Тем не менее нам нужно быть осторожными: нельзя приписывать причинно-следственные связи тому, что представляет собой просто корреляцию. Хотя некоторые ученые верят, что эмоции вызваны физиологическими событиями в мозге, буддисты полагают: говоря в целом, умственные состояния предшествуют физиологическим изменениям. Это важная область, открытая для исследований; в последние годы ее начали рассматривать многие ученые. Независимо от того, вызывают ли тонкие изменения в мозге эмоции, вызваны ли они сами эмоциями или просто с эмоциями коррелируют, буддизм подчеркивает: эмоции и чувства – это умственные состояния живых существ. Без ума нет и переживания: у трупа, безусловно, нет любви или ненависти, а группа нейронов или кластер генов не ощущают удовольствия или боли. Эти состояния испытывают живые существа. Чувства, эмоции, мысли, воззрения, настрои и так далее разворачиваются в уме: это умственные состояния, переживаемые живыми существами.

Эти умственные состояния мотивируют наши действия тела и речи. Говорить «Мое биологическое устройство вынуждает меня вредить другим» неразумно и даже опасно. Подобное отношение влечет нас к скользкой тропе, где мы отказываемся от ответственности за свои действия и приписываем их причины физическим элементам, над которыми у нас нет контроля. Это не просто порождает в нас чувство беспомощности: такими рассуждениями кто-то может оправдывать истребление людей с конкретным генетическим или неврологическим устройством.

Подавляющее большинство наших физических и вербальных действий вызваны намерениями в уме, а на эти намерения влияют наши чувства, эмоции и воззрения. Хотя многие из намерений уловить чрезвычайно сложно – а некоторые из них кажутся скорее первобытными побуждениями, чем продуманными планами, – они все равно присутствуют. Наши намерения и эмоции – это силы, стоящие за тем, что мы говорим и делаем, – а значит, изменив их, мы сможем изменить свои действия и свою жизнь. Мы не обречены на жизнь, очерченную ограничениями наших генов, нейронных путей и биологических процессов, применительно к которым у нас почти нет выбора и над которыми почти нет контроля. Хотя нам в любом случае необходимо иметь дело с влиянием генетических или физиологических процессов, не стоит относиться к ним пораженчески. У нас есть человеческий разум; в нас живут семена любви, сострадания, мудрости и других великолепных качеств. Эти семена можно сознательно развивать – и многие великие мудрецы различных культур и духовных традиций это осуществили.

Много лет назад я призвал одного из научных деятелей, участвовавших в наших конференциях «Ум и жизнь», изучить влияние, которое взращивание благополучия и позитивных эмоций оказывает на мозг. По окончании исследований, продолжавшихся несколько лет, он сообщил: благодаря сочетанию нейропластичности и практики медитации, в нейронных цепях участников, которые развивали четыре избранных качества: устойчивость, позитивное мировосприятие, внимание и щедрость, – произошли изменения. Каждому из этих качеств соответствуют определенные буддийские практики, позволяющие их развивать. Устойчивость – это скорость нашего восстановления после столкновения с тяготами; позитивное мировосприятие – видение основополагающей благости в других, которому мы позволяем повлиять на все, что мы делаем; внимание – это способность сосредотачиваться на объекте, позволяющая нам доводить до завершения все, что мы начинаем; щедрость – настрой даяния и способность делиться. Все эти качества активируют нейронные цепи, которые коррелируют с чувством благополучия. Исследователи пришли к выводу, что благополучию можно научиться, и потому стали развивать программы, обучающие медитации и осознанности, и с огромным успехом использовать эти программы в школах, больницах и других учреждениях.

Счастье и несчастье, добродетель и недобродетель

И буддизм, и психология стремятся помочь людям в обретении больших уровней счастья и удовлетворения и в ослаблении несчастья и страданий – но между ними есть определенные расхождения в том, что именно считается позитивными и негативными эмоциями. Некоторые психологи и ученые, с которыми мне доводилось беседовать, утверждают, что негативная эмоция – это эмоция, которая ощущается как неприятная и делает человека несчастным в тот период, когда проявлена в уме. Позитивная эмоция в период своего присутствия вызывает у человека чувство счастья.

В буддизме разграничение между позитивными и негативными эмоциями состоит не в переживаемом нами в текущий момент чувстве счастья или дискомфорта, а в счастье или страдании, которые представляют собой долгосрочные последствия этих эмоций. Дело здесь в том, что долгосрочные последствия наших действий считаются более важными, чем их сравнительно мимолетное краткосрочное влияние. Если эмоция вызывает неприятные переживания в долгосрочной перспективе, она считается негативной; если же в долгосрочной перспективе она ведет к счастью, это эмоция позитивная. Буддизм объясняет: добродетельные (позитивные, конструктивные, благотворные) эмоции в долгосрочной перспективе ведут к счастью, эмоции недобродетельные (негативные, деструктивные, неблаготворные) – к страданию.

Будда описывает четыре сценария, в которых задействованы текущие счастье/боль и добродетель/недобродетель (MN 70.7):

Итак, когда кто-то ощущает определенный вид приятного чувства, недобродетельные состояния в нем усиливаются, а добродетельные угасают; но когда кто-то ощущает иной вид приятного чувства, недобродетельные состояния в нем угасают, а добродетельные усиливаются.

Итак, когда кто-то ощущает определенный вид болезненного чувства, недобродетельные состояния в нем возрастают, а добродетельные угасают; но когда кто-то ощущает иной вид болезненного чувства, недобродетельные состояния в нем угасают, а добродетельные усиливаются.

Этот заставляющий задуматься отрывок заслуживает примеров-иллюстраций. Как в нем и сказано, существуют четыре возможных комбинации чувств и этических ценностей. В первом случае приятное чувство сопровождает рост недобродетели и ослабление добродетели. Пример подобного – чувство счастья от того, что мы успешно солгали другим по поводу совершенного нами неблаговидного действия. Хотя такой процесс и может сопровождаться приятным чувством, наше действие недобродетельно, ведь это причина будущих страданий.

Во второй комбинации приятное чувство сопровождает ослабление недобродетельного состояния и усиление добродетельного. Пример – радость по поводу щедрого подношения на благотворительный проект, который помогает беженцам или бедным и голодающим. Этого рода счастье во всем выигрышно: мы ощущаем радость прямо сейчас, а наше действие создает причины будущего счастья – и нашего, и других существ.

В третьем варианте неприятное чувство сопровождает усиление недобродетели и ослабление добродетели. Пример – это мучения человека, который после судебного приговора за хищение средств с гневом отвергает перспективу тюремного заключения. Не принимая ответственность за свои недобродетельные действия, человек с гневом винит других, создавая еще больше недобродетели. Если бы он принял ответственность за свои действия и раскаялся в них, его добродетель бы возросла, а боль привела бы к изменению поведения.

В четвертом случае мы испытываем болезненное чувство, но наша недобродетель угасает, а добродетель усиливается. Пример – переход на менее высокооплачиваемую должность с тем, чтобы избежать необходимости лгать клиентам и посетителям. В этом случае создание добродетели, которая в будущем принесет счастье, а сейчас приносит спокойствие ума, также вызывает определенное несчастье по поводу сокращения доходов. Тем не менее в долгосрочной перспективе это, безусловно, решение стоящее.

Полезно было бы привести какие-то примеры этих четырех вариантов на основе вашего собственного опыта. Подобное упражнение помогает нам ценить свою этическую порядочность больше, чем преходящее счастье от исполнения сиюминутных желаний. Поскольку наше самоуважение и чувство собственного достоинства больше зависят от нравственной порядочности, чем от чувственного удовольствия, стоит находить время на то, чтобы напоминать себе об этих ценностях еще до возникновения конкретных импульсов – с тем чтобы в соответствующий момент мы приняли мудрые решения.

Размышления

1. Поступая вопреки своим нравственным ценностям, что вы чувствуете в момент совершения действия? Что вы ощущаете позже, размышляя над действием?

2. Что вы ощущаете, когда из чувства личной принципиальности или ради долгосрочного счастья отказываетесь от сиюминутного удовольствия? Что вы ощущаете позже, размышляя над своим действием?

3. Насколько большую роль в вашем счастье играет нравственное поведение? На основе сделанных здесь выводов зародите некую решимость относительно того, как хотели бы жить.

Эмоции и клеши

Перед тем как глубже погружаться в обсуждение эмоций, нужно прояснить термины. Хотя смысл слова «эмоция» понимают все жители Запада, в тибетском языке аналогичного понятия не существует. Когда я, Чодрон, сверяла эту главу с Его Святейшеством, он и его переводчики погрузились в обширную дискуссию о смысле термина «эмоция» и о том, как его можно перевести на тибетский. Некоторые тибетцы предложили в качестве перевода слово «ньонг цор»[9]9
  Вайли: myong ’tshor.


[Закрыть], хотя оно не слишком часто используется. Этимология здесь такова: «ньонг» – это «опыт», а «цор» – «чувство». Обе эти составляющие – иные умственные состояния, которые эмоциями не являются. Другие тибетцы предложили слово «гьер баг»[10]10
  Вайли: gyer bag.


[Закрыть], которое встречается в написанном Гьялцабом Ринпоче комментарии к «Разъяснению достоверного постижения» Дхармакирти. Однако это архаичный термин, и вдобавок он не включает в себя то, что на английском языке мы считаем эмоциями позитивными.

Наше обсуждение привело к выводу о том, что на данном этапе в тибетском языке нет широко распространенного слова, которое напрямую передавало бы смысл англоязычного понятия «эмоция» (emotion). При этом тибетский язык имеет термины для обозначения самих различных эмоций, которые описываются в западных языках. Отсутствие термина и самого понятия эмоции пробудило мой интерес – ведь мы, жители Запада, о своих эмоциях рассуждаем непрестанно. Я стала думать: каково было бы расти в культуре, которая на «моих эмоциях» не сосредоточена?

Один из толковых словарей определяет эмоцию как «мощное чувство по поводу кого-то или чего-то». Слово «чувство» (ведана) также имеет расплывчатый смысл и уже используется в буддийских переводах для обозначения совокупности переживаний: приятных (счастливых), неприятных (несчастливых, болезненных) и нейтральных. При этом данная совокупность не включает в себя то, что мы назвали бы чувствами на английском и русском – например, гнев или любовь.

Санскритское слово клеша – распространенный в буддийских текстах термин, обозначающий те из умственных факторов, которые омрачают ум и не позволяют ему пребывать в умиротворении. Эти беспокоящие эмоции и воззрения порабощают ум, ограничивая его мировосприятие и побуждая нас совершать действия, которые мешают счастью – нашему собственному и других существ. Таким образом, клеши – это завесы на пути к освобождению; буддийские тексты описывают их недостатки и противоядия от них. Тем не менее в английском и русском языках нет аналога слову «клеша» – нет понятия, которое охватывало бы такие разнообразные умственные факторы, как эмоции, настрои, философские воззрения и врожденные допущения о нас самих и мире, которые мы не подвергаем сомнению. Для простоты в этой серии книг мы переводим понятие «клеша» как «омрачения» и иногда расширяем перевод до словосочетания «беспокоящие эмоции и ошибочные воззрения». Некоторые омрачения – например, воззрение личной самости – в русском и английском языках называются воззрениями; другие – например, гнев и зависть – называются эмоциями. Такие умственные состояния, как отсутствие веры относительно достижимости освобождения, также называются воззрениями.

Всем людям свойственны одни и те же типы эмоций, а также сходные настрои и воззрения относительно того, как существуют они сами и весь мир. Некоторые из этих состояний благоприятствуют долгосрочному счастью и покою, другие им мешают. Тем не менее слова, используемые нами для описания этих состояний, и понятия, влияющие на наше к ним отношение, различаются. Аналогичным образом продиктованное определенными эмоциями поведение будет социально приемлемым в одних культурах, но неприемлемым в других. Например, высунутый язык – признак дружелюбия и уважения среди тибетцев – в западной культуре не поощряется. Хлопанье в ладоши – знак удовольствия на Западе – у тибетцев выражает отторжение.

Используемые для обозначения эмоций слова могут передавать множество нюансов. Кроме того, между смыслом санскритских или тибетских слов и используемыми для перевода английскими/русскими словами не всегда будет точное соответствие. При чтении буддийских трудов на своем языке нам нужно стараться не проецировать обычный смысл разных слов на термины, которые в буддийском контексте имеют конкретное значение.