Текст книги "Нереал"

Глава вторая.
О том, как уголовщина обросла мистикой, а к этому безобразию примешалась еще и попытка изнасилования

Вася Горчаков, кроме дикой истории с киллером, имел и другие дела. И еще он в глубине души надеялся, что часть работы за него выполнят люди, никакого формального отношения к угрозыску не имеющие.

«Бастион», естественно, имел «крышу». «Крыша» за то и стригла купоны, что якобы обеспечивала условия работы фирме – чтобы, по крайней мере, никто другой из той же братии не наезжал! И тут вдруг – такой основательный наезд! Идиотский, правда, но все же… Ради своего собственного реноме «крыше» полагалось совершить какие-то телодвижения и по своим каналам попробовать найти заказчика. Во всяком случае, предъявить кандидатуру, которая бы всех устроила.

Или же доказать, что киллер – обыкновенный шизофреник, живущий по принципу «дважды два – сковородка», и с тем же успехом мог забрести в любую другую контору.

Но официально беглого Башарина искать полагалось все же Васе.

И совсем уж было собрался он выходить из кабинета, как зазвонил телефон.

– Горчакова позовите! – потребовал молодой, приятный, по-детски взволнованный голос. – Это мы, Саша с Лешей! Тут у нас опять какой-то киллер бродит!

– По «Бастиону», что ли? – Вася ушам своим не поверил, однако Саша с Лешей, говорившие почему-то не хором, а всего одним голосом, подтвердили – да, вокруг бродил и вовнутрь заявился!

Очевидно, получив нагоняй с двух сторон – от Ротмана с приближенными и от «крыши», которой тоже полагалось как-то свою заинтересованность проявить, ребята довели бдительность до маразма.

– Кому-нибудь про этого киллера говорили? – первым делом поинтересовался Вася. Охранники были ему симпатичны, он не хотел, чтобы энтузиазм сделал обоих посмешищем.

– Нет, вам – первому.

– Ну и что он из себя представляет?

– Парень, молодой, в черных штанах, в черном свитере.

– Лицо тоже было?

– Лицо такое… черноватое…

– Рост?

– Ну… малый рост…

Тут в трубке произошла дискуссия. Леша с Сашей выясняли, метр семьдесят – это для мужчины много или мало. Пришли к выводу, что в парне было примерно метр семьдесят пять. Телосложение? Ничего особенного.

– Это все не приметы, – хмуро сказал Вася. – Что он, этот киллер, делал?

Оказалось – черноватый юноша сперва прогуливался вокруг «Бастиона», и не просто так, а сверяясь с бумажкой, даже с целым блокнотом, который держал в руке. И более того – делал в блокноте пометки! Ребята видели его в окошко и сразу заподозрили неладное.

Потом он вошел вовнутрь.

– Вы что, не спросили, кого ему нужно? – удивился Вася.

– Спросили!

– И к кому же он шел?

– Я не помню! – наконец-то сказал за себя в единственном числе то ли Саша, то ли Леша. – Он точно называл какую-то фамилию! И я его пропустил!

– Вы разве не звоните наверх, когда приходят незнакомые посетители?

– Звоним. Но он сказал, что его ждут, что ему время назначено…

– Ясно… – естественно, ничего Васе не было ясно. – Ну, впустили. Как выходил, видели?

– Нет! Он еще там!

– Так, может, у него там, наверху, действительно деловая встреча?

– Нет у него никакой встречи!

В «Бастионе» было более сорока сотрудников. И всех Ротман собрал в своем кабинете, как делал это раз в месяц, чтобы оптом поздравить юбиляров и вручить им от фирмы маленькие подарки. После чего распивалось шампанское. Для таких случаев кабинет запирался изнутри, потому что посторонние на семейном торжестве были ни к чему, и даже секретарша Асенька покидала боевой пост. То есть, посетитель должен был сидеть в приемной и ждать. Причем ждать недолго. Мероприятие длилось не более получаса. И о нем обычно знали заранее.

Если бы кто-то назначил постороннему встречу, так не в это время, или же предупредил бы – мол, если меня нет, подожди малехо, я поблизости!

Незнакомец в черном прибыл на второй этаж, когда двери кабинета уже закрылись. И пропал. Его уже полчаса как нет. Саша лично поднимался наверх и прошел по пустым кабинетам – нет! Словно сквозь землю провалился!

– Значит, черноватый, говорите?…

– Да, такой, такой… вроде наших системщиков…

Крупные и спортивные охранники смотрели на щуплых компьютерных мальчиков с некоторым недоумением. Они понимали, что тут на первом месте интеллект, но не верили, что можно жить интеллектом единым.

– Никакой это не киллер! – решил наконец Вася. – Наверно, какой-нибудь очумелый компьютерщик. С нечленораздельной речью. Вот и все. Прекращайте панику. Тревога отменяется.

– Киллер, – вдруг уверенно сказал то ли Леша, то ли Саша. – Я по глазам вижу.

– У него были глаза киллера? – уточнил Вася.

– Да. У него были глаза киллера.

Поскольку фантазии охраннику не полагается, ему не за это деньги платят, оставалось предположить, что оба парня честно спятили. Или же – интуиция. У простых душ она иногда прорезается.

– Вот это уже серьезнее, – сказал Вася. – Он все еще там? Мне как раз в ваши края нужно. Я через четверть часа загляну и разберусь.

Оставив дежурному инструкцию примерно такого содержание – будет звонить один тип по делу «Бастиона», так ты долго его не слушай, а запиши главное, – Вася поспешил к ребятам.

«Бастион» занимал второй и третий этажи старого пятиэтажного здания. Вход туда был отдельный, охрана сидела внизу. Но, чем черт не шутит, вдруг имелась какая-то никому, кроме киллеров, неведомая дыра? Через нее проник Башарин. Через нее мог уйти черноватый незнакомец – хотя, какого лешего он в таком случае заявился через официальный вход?

Кроме того, Вася просто хотел успокоить ошалевших ребят.

Они встретили его, как оголодавшие полярники – вертолет с продовольствием.

– Ну, кто меня проводит? – спросил Вася, надеясь, что прозвучат имена и он наконец поймет, кто тут Сашка, а кто – Лешка.

– Я провожу, – сказал тот, что малость покрупнее и в плечах потяжелее. – Значит, так. Поднимаемся на второй этаж. Там сразу с лестницы – вход в приемную, а от приемной – два коридора. Может, я еще раз пройду по кабинетам, а вы посмотрите?

– Можно, – согласился Вася. Пожалуй, стоило убедиться, что странный гость с глазами киллера не сидит в углу, спрятавшись за монитором, и не гоняется с бластером за неземными бандитами.

На втором этаже в коридорах и кабинетах гостя не было, и на третьем – равным образом. Не постеснялись и в дамский туалет заглянуть – пусто!

– Ну вот! – с торжеством подытожил то ли Сашка, то ли Лешка. – А больше ему быть негде! Спрятался!

– Или проскочил, – поубавил ему энтузиазма Вася. – Не нравится мне это. Давай-ка зайдем к Ротману. Может же такое быть, что он у Ротмана в кабинете?

– Аська сказала – после шампанского никого к шефу не впускала.

– Она и в тот раз клялась, что никого не впускала.

Разумеется, девушка не пожелала их пускать просто так. Она позвонила Ротману, некоторое время слушала гудки в трубке – и вдруг уставилась на Васю с тревогой и надеждой.

– Он же не выходил! – воскликнула Асенька. – Честное слово, не выходил! И у него там никого нет!

– Он там! – заорал Леша-Саша и бросился к двери, Вася – за ним. Дверь оказалась заперта изнутри, а делали ее на совесть – бревном не вышибешь.

– Вот ты, голубчик, и попался! – Васю охватил азарт. – Никуда ты теперь отсюда не денешься! Куда выходят окна кабинета? На улицу? Во двор?

– На улицу! – проникнувшись азартом, завопила хрупкая Асенька.

И на этот вопль из кабинетов стали высовываться головы.

– Беги вниз, блокируй вход! Я сейчас вызову оперативников, и тогда посмотрим!…

Вася много бы чего накомандовал в пылу сражения с киллером, но дверь вдруг неслышно распахнулась.

И поздно было хвататься за кобуру – тот, кто странным образом просочился и в «Бастион», и в кабинет, стоял на пороге, имея в опущенной руке поблескивающий ствол.

Он был именно таков, как описали Сашка и Лешка: среднего роста, в черном тонком свитерке, заправленном в мешковатые штаны, с узким лицом, похожий на подростка, которому еще только предстоит нажить крепкие плечи, мощные руки и прочие мужские достоинства. Хотя меньше двадцати Вася бы ему не дал. И еще – был он задумчив. Раскручивал в голове какую-то важную мысль, как будто не видя и не слыша всего переполоха.

Непостижимым образом он своим молчанием всех окаменеть заставил.

Оцепенение длилось секунды три-четыре. А потом странный парень поднял голову, обвел взглядом обалдевшую толпу, выделил среди всех Васю, явно им заинтересовался и посмотрел в глаза.

Сперва это был просто внимательный взгляд – мол, кто ты и зачем стоишь у меня на дороге? А потом зрачки сделались неуловимы. Тонкая иголка уперлась Васе чуть повыше переносицы. Вместо глаз он видел только сведенные черные брови и морщинку между ними. Захотелось отступить назад – километра на два по меньшей мере.

– Ладно, – негромко сказал парень. – Живи уж. Не ты мне нужен.

Помолчал и добавил:

– Только инкуба не трогай. Он – мой.

После чего прошел мимо Васи, как мимо придорожного столба, и, чуть отстранив рукой Сашку-Лешку, скрылся на лестничной клетке. То, что он держал в руке, только показалось Васе стволом – это был блестящий металлический прут, изогнутый под прямым углом, и та его часть, что торчала из кулака, достигала сантиметров, наверно, тридцати.

Парень даже не пытался бежать – шаги по ступенькам были бесшумны. Он уходил спокойно, как человек, заявившийся по вполне приличному и невинному делу.

Первой опомнилась Асенька.

– Валерий Яковлевич! – вскрикнула она, через раскрытую дверь заглянув в кабинет. – Что с вами???

Ротман сидел за столом, глядя прямо перед собой. Он был жив, но жив как-то странно. Функционировал – дышал, обменные процессы в организме тоже, наверно, совершались, – однако не соображал.

Его хлопали по щекам, трясли, даже нашатырный спирт раздобыли, но зазвонил телефон – и Валерий Яковлевич, как ни в чем не бывало, схватил трубку.

– Да я это, я! – вполне бодро и безмятежно сказал он незримому собеседнику. – Как и договаривались восемнадцать и тридцать пять. Из расчета семь, семь и по двадцать сверху. Четыреста и потом еще триста пятьдесят. И за номером сорок семь-а. Минус эти проклятые восемнадцать! Что? Сорок!

И нажал на кнопку.

Вася подумал, что это смахивает на шпионский шифр. «Сорок» может означать «до выхода на связь». И тут же он одернул себя – ситуация хуже некуда, а он фантазирует вроде Игореши за бутылкой «Киндзмараули»!

– Это был гипноз! – услышал Вася даже не в самом ухе, а чуть ли не в собственном рту. Шепот Сашки или Лешки был таков, что обдавал жаром и пронизывал бедную голову насквозь.

– Точно, гипноз, – согласился Вася, стараясь как можно незаметнее исчезнуть из кабинета. Зачем стрелять в президента фирмы – это он, следователь, еще мог понять. А вот зачем гипнотизировать? Может быть, Ротман только что подписал какие-то суперважные документы?

– Кто его зам? – резко разворачиваясь, спросил Вася.

– А вот!

Замом оказалась женщина более чем средних лет.

– Следователь угрозыска Горчаков, – отрекомендовался Вася. – Погодите, не кричите, нужно срочно связаться с вашим банком и наложить вето на все операции!

А ведь она и впрямь собиралась закричать – в присутствии представителя угрозыска черт знает кто беспрепятственно колдует в кабинете самого Ротмана и преспокойно удаляется!

К счастью, женщина оказалась из того же теста, что и Ротман. Слово «банк» было для нее более свято, чем молитва. И она даже не задала ни одного вопроса – сама сообразила, для чего это вето.

Вот теперь можно было спокойно сматываться. Вася только набрал номер дежурного и узнал, что Синицин действительно звонил, более того – сперва поганец всеми силами исхитрялся, чтобы Вася не наносил визита в школу, теперь же – как раз наоборот, сам его туда гонит!

– Василий Федорович! – зашептал Сашка-Лешка. – Что это такое – инкуб?

– А черт его знает… – машинально отвечал Вася, и вдруг заткнулся. Точно – черт его знает! Поскольку инкуб – это что-то вроде злого духа. В какой-то книге попадался! Вроде бы сексуально ориентированный. Действительно – кроме черта знать его некому. Впрочем…

– Только инкуба не трогай, – сказал киллер, гипнотизер, или кем там он был. – Он – мой.

Очень любопытно, подумал Вася, как это работник угрозыска может трогать инкубов? Чем? Которым местом?

Какое отношение может инкуб иметь к Ротману?

И почему с этим странным сообщением адресовались именно к Василию Горчакову?

Было над чем Васе поломать голову, спеша к шестнадцатой школе.

Школа была современная, белобетонная, с площадкой перед входом, выложенной бетонными же плитами. И плиты уже порядком покрошились. На приличном отдалении торчал киоск, где школьники могли запастись интересными журналами, пивом и презервативами. Вася нарочно пошел через площадку так, чтобы заглянуть в витрины и оценить ассортимент. Точно – все три позиции имелись.

И еще четвертая…

Из-за киоска высунулась знакомая круглая физиономия.

– Я тебя жду, жду, и от ожидания мозги мои, как весьма непривычные, плесенью покрываться стали… – взволнованно зашептал Игорь. Как всегда, в минуты тяжких испытаний его несло. – И если бы ожидание мое в камне воплотить, то Родену бы сие и не снилось, так что…

– Короче! – рявкнул Вася.

– Тебе все необходимое скажут в учительской, – перешел на человеческий язык Игорь. – Так ты потом пройди чуть дальше и заверни за угол! Там сразу же будет дверь, и на ней табличка – одиннадцатый «а». Ты туда загляни и попроси Маргариту Бояринову!

– Она что преподает?

– Она не преподает! Она… ну, учится…

– Ну и что мне сказать этой Маргарите Бояриновой?

– Что Игорь… ну, Игорь Петрович… но можно просто – Игорь, она поймет… в общем, я ее тут, за киоском, жду и очень беспокоюсь!

Вид у Игоря Петровича был, мягко говоря, безумный. И не только в смысле физиономии – на бывшем учителе имелись рубаха и штаны какого-то совершенно немужского цвета, лиловато-розового, только что не в цветочек. А когда он обеими руками вцепился в левый рукав Васиной форменной рубашки, то и вовсе сделался похож на беглеца из Бедлама.

– Ты спятил? – воскликнул Вася. – Пойди сам в этот одиннадцатый класс и говори там все, что хочешь!

Вовсе не желая назначать свидания для человека, по которому Бедлам плачет, он сделал изящный финт левой рукой, сбил дурацкий захват и поспешил прочь от киоска.

– Вася! Вась! – позвал, высунувшись, Игорь. – Ты просто скажи, что я ее жду!

И тут же спрятался.

Не задумываясь, для чего Игорю вся эта дурацкая конспирация, Вася и до дверей дошел, и в холле оказался, и к лестнице устремился, но был перехвачен женщиной, которую только патентованный кретин принял бы за что-то другое, кроме учительницы. Васе не доводилось мыться в женской бане, но, наверно, и там любая посетительница, увидев сквозь серый пар эту крепко сбитую, плотную, ровную, как ствол сосны, низкозадую фигуру, подсознательно сказала бы себе – осторожно, учительница…

– Вы к кому? – спросила эта женщина в темно-синем костюме, прямом и скучном, как асфальтированное шоссе. – Если вам нужен кто-то из педагогов – я вас провожу в учительскую.

– Мне нужна Ирина… Ирина… – тут Васю осенило. Он же напрочь забыл спросить у Игоря Иркину фамилию, не говоря уж об отчестве.

– Ирина, а дальше?

– Собственно, мне нужна не она лично, – тут Вася счел нужным достать и показать свой документ. – У нее в классе учится девочка, Настя Петрова. Мне нужно задать один вопрос этой Насте.

– Задать вопрос Насте вы сможете только в присутствии классного руководителя и родителей! – учительница настолько обрадовалась, что может перейти в нападение, что даже этой радости не скрывала.

– Вот и замечательно, – сказал несколько удивленный Вася. – Мне даже скорее нужны ее родители, чем она сама.

– Ее родители? – в голосе учительницы послышалось разочарование.

– Ну да. Может быть, вы мне дадите их домашний телефон? И скажете, как их обоих по имени-отчеству?

– А домашнего телефона я вам не дам!

– Почему? – поведение этой тетки казалось Васе все более странным, но он знал, что в чужой монастырь со своим уставом не лезут, и не хотел лишний раз пускать в ход авторитет своего ведомства.

– Потому что вы позовете не родителей. а саму Настю, – вполне убежденно заявила учительница.

– Ну и что же тут криминального?

Вася честно не понимал, какую амбразуру норовит закрыть своим телом эта злобная тетка, а сама она, видимо, была уверена, что загнала его в тупик и что его ответ – признак поражения, отступления и скорого бегства. Поэтому она выдержала паузу – с ее точки зрения, идеальную, а с Васиной – идиотскую.

– А что тут криминального – спросите у вашего друга!

– У которого? – Вася подумал, естественно, о сослуживцах.

– А у того, что за киоском прячется!

Мимо с гвалтом пронеслась толпа подростков, вся разом пропихнулась в двустворчатую дверь и унеслась по выщербленному бетону.

Так, подумал Вася, за нами следили. Но знать, что я заявлюсь в гости, эта мымра не могла. И вообще она меня впервые видит. Значит, она в окно высмотрела Игорешку. Но, поскольку она – дама занятая, часами сидеть на подоконнике не станет, то вывод один – Игорешка тут околачивается уже довольно давно, это – раз, и околачивается не впервые, это – два…

Что натворил этот безумец?

– Вы имеете в виду Игоря Синицына? – профессионально бесцветным голосом осведомился Вася.

– Да, я имею в виду Игоря Синицына.

– Который полтора года проработал в этой школе?

– Вот именно – полтора года. Теперь вы понимаете, почему я не могу допустить, чтобы он узнавал телефоны наших учениц?

– Нет, не понимаю, – жестяным голосом отрубил Вася. Тетка стала его раздражать. – Я был бы вам признателен, если бы вы объяснили, в чем дело.

– А ведь это я могла бы потребовать у вас объяснений, – тетка, похоже, совершенно забыла, что имеет дело с представителем угрозыска. – Приходите, ничего не объясняете, требуете сведения об ученице, требуете ее телефон! Я вот сейчас пойду позвоню вашему начальству и узнаю, действительно ли вас сюда посылали!

– Хорошо, – сказал на это Вася. – Звоните. Но если через двадцать четыре часа вам придется искать себе другую работу, и не в системе образования, – не жалуйтесь.

– Что?!.

– То, что слышали. Умышленно создавать препятствия для следствия, скрывать важного свидетели, угрожать представителю органов власти – этого всего, по-вашему, больше нет в уголовном кодексе? – не получив на свой риторический вопрос никакого ответа, Вася перешел в атаку. – Я не хочу тратить время на глупые препирательства. Через полтора часа я буду здесь с представителями РОНО и специалистом по психологии подростков, в чьем присутствии будет произведен допрос. Кроме того, будет интересно узнать, кто и сколько получил от хозяев газетного киоска за то, чтобы не вмешиваться в торговлю порнографией, спиртными напитками и наркотиками в десяти метрах от школы! Газеты будут просто счастливы опубликовать такой материал. Всего доброго!

Вася развернулся и зашагал к дверям.

Он знал эту гнусную породу склочниц, отточивших языки на беззащитной публике и теряющих всякое соображение, если повезет напороться на строгое сопротивление.

– Постойте, постойте! – завопила учительница. – Какой киоск? Я впервые слышу про киоск!

– Тот самый, возле которого вы заметили меня с Игорем Синицыным, – напомнил Вася, остановившись, но повернув только голову и всем видом показывая – ухожу, ухожу, и через полтора часа ждите меня с наручниками.

– Да постойте же! – учительница забежала вперед. – Это все – одно недоразумение! Сейчас я вам все объясню.

– Порнографию я видел своими глазами. Пока я не привезу верхушку РОНО и прессу, Игорь присмотрит, чтобы никто из вас не предупредил киоскершу.

– Хорошо, пусть пресса приежает! У меня тоже найдется, что ей рассказать!

– Что вы имеете в виду?

– То, почему ваш друг Синицын вылетел из нашей школы!

Тут Вася очень кстати вспомнил одну испанскую пословицу из арсенала Игоря. Весьма нелепо, имея стеклянную крышу, гласила пословица, кидать булыжниками в соседей.

– Я полагаю, это несоизмеримо с наркотиками в газетном киоске, – возразил он, не желая показывать, что крыша-то и у него – стеклянная.

Учительница задумалась.

Очевидно, она была все же лучше, чем показалась с первого взгляда. Возможно, в своей студенческой молодости она даже играла в карты. И сейчас дело явно дошло до размена козырей.

– Я думаю, лучше нам обо всем этом побеседовать не тут, а в учительской. Меня зовут Марья Геннадьевна.

– Там полно народу, – как можно более брюзгливо ей возразил Вася. – Меня – Василий Федорович. Нам будут мешать.

– Урок уже начался.

И она действительно привела следователя в учительскую, где, кроме необъятного круглого, еще сталинских времен, стола имелся еще уголок отдыха, недорогой, правда, но расположенный искусно – чтобы действительно те, что исхитрятся туда пролезть между шкафами, оказались отрезаны от внешнего мира.

С учительницей, стоило ей сесть в кресло, сделалось что-то странное. Вася бы даже назвал это перевоплощением. Видимо, она связывала низкие кресла и журнальный столик с образом дамы, принимающей в салоне высокопоставленных гостей. В холле школы можно собачиться и грубить. В салоне, пусть даже выгороженном обшарпанными шкафами, – томно язвить и выделываться под графиню.

– Значит, вы не знаете, почему ваш друг вынужден был покинуть школу?

Артисткой, выдающейся артисткой была Марья Геннадьевна! И Вася слишком поздно понял это. О-о, как она выговорила слово «друг», у нее даже шею перекорежило, физиономию наискосок развернуло и рот набок поехал! А как торжественно прозвучало «вынужден был»! А сколько шипу подпустила она в эту невинную фразу! Ровно столько, сколько нужно, чтобы прозвучало зловеще, но ни в коем случае не навело на мысль о гадюшнике.

– Очевидно, он не ужился с творческим женским коллективом, – предположил Вася. Его интонации ему самому были противны, но ничего не поделаешь, салон есть салон.

– С коллективом он как раз неплохо ужился, – неторопливо кивая, сообщила Марья Геннадьевна. – Он ведь вежливый! И стульчик пододвинет, и пальто подаст!

В последние слова она влила все презрение, на какое только должна быть способна простая, но глубоко порядочная женщина.

– Вообще-то я сам женщинам пальто подаю, – Вася был невозмутим, как деревянная вешалка для этих самых благопристойных и неприметных учительских пальто, которую он приметил у дверей. – Криминала пока не вижу.

– Вот и мы не видели! – судя по голосу, близилось торжество справедливости. – А он – вы не поверите, но он!…

Главное – вовремя сделать паузу, подумал Вася, вот она замолчала – и я должен подумать, что Игорешка по меньшей мере спер у всех этих теток норковые манто! Прямо отсюда. Ну, она эту паузу затеяла – она ее пусть и тянет.

– Вы не поверите!… – актерским чутьем угадывая, что молчание не должно быть слишком долгим, воскликнула Марья Геннадьевна.

Вася молчал.

– Конечно же, вы такого от своего друга не ожидаете. И тем не менее…

Вася не хотел вопросами облегчать Марье Геннадьевне тяжкий труд провозглашения истины. Кто кашу заварил – тот ее пусть и расхлебывает.

– Конечно, вы мне уже заранее не верите! – решительно заявила учительница. Вася оценил ловкость хода. Теперь его молчание уже попахивало бы потомственным кретинизмом.

– Да вы хоть намекните, в чем дело, – спокойно попросил он.

– Да чего уж тут намекать. Этот ваш друг, Игорь Петрович, попытался изнасиловать школьницу.

Тут Вася даже рот приоткрыл.

Он допускал, что у тихих и безобидных людей кипят в душе и ниже пояса бурные и темные страсти. Но… изнасилование?… Ничего себе стеклянная крыша!

И ничего себе кроткий безумец Синицын!

Причем Марья Геннадьевна не врала, он видел это явственно.

– Откуда это стало известно? – строго спросил Вася.

– Он давно уже за ней увивался. Это все заметили.

– Как увивался?

Вася действительно не мог себе вообразить процесс ухаживания учителя за ученицей.

– Ну… Просил после урока задержаться. Когда она отвечала – он с ней по двадцать минут общался. Весь класс на головах ходит, а он с ней воркует!

Вася вздохнул – вот это действительно было похоже на Игоря… Марья Геннадьевна привела-таки настоящее доказательство.

– А что за девочка-то?

– Хорошая девочка, из приличной семьи, Маргаритой зовут. Очень милая девочка. Такая чистая, знаете, совершенно несовременная! Трогательная. Стихи прямо замечательно читает!

– И сколько же хорошей девочке лет?

– Шестнадцать! – с вызовом на смертный бой, как латную рукавицу, швырнула Васе в лицо эту цифру Марья Геннадьевна.

Вася вздохнул – на каком же свете живет это несчастное чудовище? Газет оно, что ли, не читает? Или опять – этюд по актерскому мастерству?

Итоги рейда, проведенного ровно неделю назад на проспекте Падших Бабцов… тьфу, Павших Бойцов… В общем, из семидесяти с небольшим повязанных девчонок явно несовершеннолетнего вида ровно тридцать девять были моложе шестнадцати. И даже две тринадцатилетние попались.

Проспект был одновременно и проблемой для милиции, и большим ее облегчением. Проблемой потому, что именно его выбрали для своих вечерне-ночных дел местные путаны и их покровители. Облегчением – все, включая милицию, знали, где эту публику искать.

А по данным городских гинекологов, шестнадцатилетняя девственница в школе стала таким же редким явлением, как фирма, выплачивающая все налоги.

Но спорить с педагогом Вася не стал.

– Шестнадцать… – задумчиво повторил он. – Ну, и что же произошло?

– У нас проводили новогоднюю ночную дискотеку для старшеклассников, – весьма неодобрительно сообщила Марья Геннадьевна. – Старый новый год отмечали, теперь это модно. Педагоги дежурили. Ну и вот…

– Прямо на дискотеке?

– Да нет же! У нас комната есть на третьем этаже, ну, не комната, а такой чулан, что ли, она всегда заперта… Даже не знаю, как вам объяснить…

– Да вы прямо говорите.

– Ну, в общем… там есть диван. И он ее туда увел. Как потом оказалось.

– Пока я не вижу состава преступления.

– Она с криком вырвалась оттуда и побежала вниз по лестнице! Если бы вы слышали, как она кричала! Ее остановили мальчики. Она была… она была… ну, у нее платье было на плече разорвано, вот так…

Марья Геннадьевна показала. Получалось, что девчонка неслась по лестнице, голая по пояс.

– Мальчики вбежали в комнату, а он – там! И ничего не может объяснить! На следующий день он подал заявление. После беседы с директором. У нас очень умная директор, она не захотела шума поднимать, – Марья Геннадьевна поджала губы и всей мимикой изобразила чувство собственного достоинства. – Но в школе ему больше не работать. Это од-но-знач-но! Больных на голову нам тут не надо.

– Ваша директор действительно умница, – согласился Вася. И понял, что попытки дойти до одиннадцатого «а» обречены на провал. Марья Геннадьевна, помня, что за киоском торчит насильник, проводит его дружка до трамвайной остановки и убедится, что так называемый следователь уехал.

– У нее тридцать пять лет непрерывного стажа, – с гордостью сообщила Марья Геннадьевна.

– В таком случае давайте договоримся. Вот мой рабочий телефон, – Вася достал самодельную визитку. – Я вас очень прошу организовать звонок от мамы Насти Петровой. Это действительно очень важно. Зачем нам впутывать РОНО? Я вам даже больше скажу – вы ведь за новостями следите? Знаете, что стреляли в президента фирмы «Бастион»?

Глаза Марьи Геннадьевны выразили живейший интерес. Естественно, подумал Вася, с этого и следовало начинать. Прекрасная и полная приключений жизнь пролетает мимо школы. Да если пронюхать или подсмотреть хоть что-то, о чем телевизор промолчал, – об этом же три дня можно толковать за сталинским столом! Ну, ладно, такого добра не жалко…

– Подозревается один человек, – тут Вася поднял палец, – и есть основания полагать, что именно его видели в обществе Насти Петровой и ее мамы… – тут он задумался, делая вид, будто припоминает, – двадцать шестого августа сего года.

– Двадцать шестого августа… – зачарованно повторила Марья Геннадьевна и поклялась, что сегодня же свяжется с Настиной мамой.

Как Вася и предполагал, его проводили до остановки. И он уехал, исполненный не просто злорадства, а подлинной злости на Игоря, который влип в самую идиотскую, какую только можно вообразить, историю, и отправил лучшего приятеля в змеиное логово совершенно безоружным.

Вот пусть теперь и торчит за киоском хоть до морковкина заговенья, подумал Вася, вот пусть и бежит за трамваем в своих дурацких розовых штанах! Думать тоже иногда не вредно…