Текст книги "Скажи нам правду"

Глава шестая

На третьей неделе визитов во «Второй шанс» я больше не мог уклоняться от разговоров о своих проблемах с травкой.

Настало время заняться этим всерьез.

Когда подошла очередь Бри, она закрыла лицо руками и начала плакать, слегка вздрагивая. Никто ничего не сказал; мы просто сидели, давая ей возможность прочувствовать свою печаль. Дафна гладила ее по спине. Обычно, когда люди передо мной плакали, мне было крайне некомфортно или, как говорила Натали, «некофорно»: я испытывал неловкость за человека, который плачет, и хотел что-то сделать, чтобы он перестал, избавив нас обоих от переживаний. Сперва я и здесь чувствовал себя довольно «некофорно», но постепенно смог Бри просто посочувствовать.

Следующей была Дафна.

– Обычно я покупаю все, что мне нужно, в «Ральфс» или «Вальярта», а если меня кто-нибудь подвозит или я могу взять машину, мы едем в «Костко». Но тут у нас кончились пакеты с застежкой, а мне каждый день надо делать по четыре обеда, не считая собственного, и я пошла в маленькую бакалею по соседству. В этом магазине обычно нет ничего нужного, парень, который там сидит, грубиян, и я не хожу к нему из принципа, но был вечер, время готовить обеды к завтрашнему дню, поэтому пришлось идти туда, а у него оказался только один дурацкий бренд, где в коробке восемнадцать пакетов, которых едва хватит на день. И коробка стоит четыре девяносто девять. То есть каждый пакет — двадцать восемь центов. У меня были деньги, чтобы купить весь его запас дрянных пакетов. Но я подумала: проще положить коробку в сумку и уйти. Это казалось правильным. Не говорить с этим козлом, владельцем магазина. Ничего у него не покупать. Но… я этого не сделала. Купила две коробки. Их хватило на три дня.

Эверетт нарушил воцарившуюся тишину:

– Великолепно.

– Великолепно? – Кристофер посмотрел на Эверетта. – Великолепно? Серьезно?

– Ты хочешь что-то сказать, Кристофер?

– Да. Она…

– Не говори «она». Смотри, пожалуйста, на Дафну и обращайся к ней напрямую.

Кристофер повернулся на стуле лицом к Дафне:

– Эта история. Ты в ней описываешь себя как герой. Будто это очень благородно – заплатить за пакеты по завышенной цене. Если ты не хотела за них платить, могла бы пойти в другой магазин. А может, у этого парня дома пятеро детей, которым тоже нужно обедать, и поэтому он слегка завышает цены на свои пакеты. Ты об этом думала?

Дафна пристально посмотрела на него.

Должно быть, я ошибся на их счет. Нельзя сказать, что я был специалистом в романтических отношениях, но точно знал: не стоит так разговаривать с девушкой, которая тебе нравится.

Дафна вытащила из кармана рубашки розовый блеск и намазала губы. Я подумал, как бы с этим блеском выглядела Пенни, потому что Дафне это потрясающе шло.

– По-моему, это хорошее замечание, Кристофер.

Или… может, они действительно нравились друг другу?

– Моя проблема – это моя проблема, и я не могу жить, думая о том, что делаю кому-то одолжение, платя за вещи. И хотя мне трудно представить, что такой парень может производить потомство, у него на самом деле могут быть дети, которым действительно надо готовить обеды. – Дафна завинтила крышечку блеска и облизала губы. – Забавно то, что большая часть вещей, которые я крала или хотела украсть, были бесполезны. Они не были мне нужны, я их даже не хотела. Однажды я украла маленькую фарфоровую лошадь. Зажигалку «Зиппо», хотя я не курю. В тот раз, когда меня арестовали, я украла шарф из универмага «Маки». Шерстяной шарф. В Южной Калифорнии. Мне не был нужен шерстяной шарф. – Дафна вздохнула. – Иногда я даже не знаю, что делаю.

Со всех сторон появились руки. Мы связываем твои слова с истиной внутри нас.

– Так… почему? – спросил я. Дафна посмотрела на меня. – Почему ты это делаешь. Это ведь важно, да? Ответ на вопрос «почему?».

– Потому что меня достало постоянно горбатиться, когда другим людям все преподносят на блюдечке. Я не говорю, что заслуживаю больше остальных, но я умная, понимаешь? Я действительно кое-что знаю, кое-что умею. И при этом не могу получить то, что хочу… или делать то, что хочу, и… – Девушка вздохнула. – Забудь. Представляю, как это звучит.

– Звучит сложно, – сказал я.

Дафна улыбнулась:

– Да. Это сложно.

– Итак, Ривер. – Эверетт повернулся ко мне. – А как прошла твоя неделя? Что ты делаешь, чтобы не употреблять марихуану? Какие моменты были для тебя самыми сложными? Чего тебе не хватает без наркотика, да и не хватает ли чего-нибудь вообще? В чем заключается твое «почему?»?

Эверетт, очевидно, предлагал мне вступить в игру. Большинство ребят в группе не были ораторами, иногда говорили очень мало, и я знал, что от меня не ждут длинных речей, однако я должен был что-то сказать о борьбе со своей зависимостью.

Я подумал о тех двух случаях, когда курил травку. Первый был на вечеринке. Пенни тогда уехала из города, и я не хотел никуда идти, поскольку без Пенни вечеринки были скучными – в наши забавы входил поиск уединенного места и избавление ее от того количества одежды, какое она позволяла мне снять, – но все же я пошел. Мы только перешли в одиннадцатый класс, а вечеринку устраивал парень, чей отец был продюсером известных фильмов.

Я был с Мэгги, Люком и Уиллом. Мы болтали у бассейна, а потом к нам подошли другие люди и раскурили косячок. Они пустили его по кругу, и я взял тоже.

Мне не казалось, что я делаю что-то особенное. Я не думал: «Впервые в жизни я собираюсь использовать запрещенные наркотики». Я просто затянулся, закашлялся и передал его Мэгги, а когда косячок, сделав полный круг, вернулся ко мне, затянулся снова.

Мир не стал психоделичным, я не видел его, будто через широкоугольный объектив. Я просто чуть больше смеялся, поскольку все мне казалось немножко более смешным. В какой-то момент я посмотрел на Мэгги, Люка и Уилла и подумал: «Я люблю этих ребят. Как я счастлив, что это мои друзья. Они привносят радость в мою жизнь. Они поддерживают меня и в трудную минуту всегда рядом». Конечно, вслух я этого не сказал, потому что кто же такое говорит вслух?

Во второй раз все прошло не так радужно.

Мы были на пляже. Пенни опять куда-то уехала. Когда я рассказал, что курил на вечеринке марихуану, она это не одобрила. Пенни была строгих правил, и я говорю это не только потому, что у нас никогда не было секса, просто она была осторожной. Она очень взвешенно принимала решения – мне не нравилось думать об этом в контексте того, что она меня бросила, – и ненавидела ситуации, которые не могла контролировать.

Эрика, сестра Люка, приехала из колледжа на зимние каникулы с большой заначкой, которую Люк быстро стянул вместе с бумагой для самокруток. Никто из нас не знал, как скрутить косяк, к тому же дул сильный ветер, так что сцена была довольно комичной, но мы справились. Пляж был пуст, мы забрались на спасательную вышку и сели, свесив ноги и передавая друг другу самокрутку. Кажется, я тогда подумал, что если выкурю больше, то буду больше смеяться и, возможно, испытаю еще один прилив любви и благодарности.

Как бы не так!

Мир будто сместился, как фильм, в котором звук не совпадает с изображением и время перестало иметь значение. Помню, я смотрел на часы и думал: «Сколько времени прошло, сколько времени прошло?» Только, судя по всему, я произносил это вслух, снова и снова, пока Мэгги не плеснула мне в лицо холодной водой, что только ухудшило ситуацию, поскольку я начал думать: «Зачем она вылила на меня воду? Мы же друзья».

Я не рассказывал об этом Пенни и с тех пор больше не курил.

– Мне не нравилось, что она со мной делала, – услышал я свои слова.

– М-м-м… – Эверетт закрыл глаза и кивнул.

– И… и… такое впечатление, что я действовал как бы вне самого себя, не совпадая с окружающим миром. Поэтому я сказал себе «стоп».

– И все? – спросил Кристофер. – Ты просто бросил? Никаких проблем?

– О, проблема была.

Зависимые не сдаются без борьбы. Если бы они могли, то не были бы зависимыми. Об этом я знал благодаря школьным собраниям «Скажи наркотикам „нет“». Поэтому я представил себе такую сильную зависимость, с которой не в силах был совладать.

Я представил Пенни.

– Я не смог остановиться, – продолжил я. – Это стало самым важным в моей жизни. То, о чем я думал, просыпаясь утром. То, о чем я думал весь день. Когда я смогу покурить? Моя жизнь стала вертеться вокруг одного: когда я снова испытаю кайф? Я перестал общаться с друзьями. А потом… меня бросила девушка.

Я перевел дух. Лгать было легко, а вот сказать правду – меня бросила девушка — оказалось трудно.

– За все нужно платить, верно? – Мейсон смотрел на меня, и весь его вид говорил не о том, что «я связываю твои слова с истиной внутри себя», а о том, что «я могу навесить тебе люлей, даже не вспотев».

– Честно говоря, без нее… я чувствую себя потерянным, – вздохнул я. – И не знаю, как выкинуть ее из головы.

– Тебе так это нравится? Без девушки в голове? – Мейсон согнулся пополам от смеха, хлопая себя по плечу, поскольку рядом не было никого, кому он мог бы дать «пять».

– Мейсон, – сказал Эверетт.

– Что? – Мейсон не перестал смеяться.

– По-моему, ты не слушаешь. Или не принимаешь Ривера всерьез.

– О, я слушаю. Я очень внимательно слушаю. Но принимать Ривера всерьез довольно сложно. Вы только посмотрите на него.

Разумеется, все так и сделали. Мое лицо покрылось скандинавским румянцем.

Эверетт внимательно взглянул на меня:

– Он борется, Мейсон. Как и ты. Как и все мы.

– Значит, – Дафна поймала мой взгляд, – травка просто заполняла пустоту, которая окружала тебя. Это твое «почему?». Ты сделал ее всем, и тебе уже не надо было обращать внимание на то, чего тебе не хватало.

– Может быть.

Почему я сделал Пенни своим «всем»? Чего мне не хватало? У меня был высокий шанс поступить в хороший колледж. Была семья, которая меня любила. Друзья, которые мирились со мной, даже когда я надолго пропадал. Да, меня бросил отец, но я пытался не слишком на этом зацикливаться. Я – симпатичный белый парень из Вестсайда в Лос-Анджелесе. Можно сказать, мне повезло.

– Или, – сказал я, – дело совсем не в этом. Возможно, я просто слабак.

– Извини, я вел себя как придурок, – сказал Мейсон, когда мы вышли на улицу. – Иногда со мной такое бывает, даже не знаю почему. Как будто во мне две личности. Хороший Мейсон и плохой Мейсон. Никогда не знаю, кто у руля… – Он протянул руку: – Принимаешь извинения?

– Конечно.

– И мне жаль, что твоя девушка разбила тебе сердце.

– Да, – вставила Дафна. – Это больно.

– Приятель, – улыбнулся Кристофер, – радуйся свободе. Девчонки – сплошные неприятности.

– Ух ты! – сказала Дафна. – И почему это у тебя нет девушки? Ты же мастер романтических комплиментов.

– Имеешь в виду, что хочешь быть моей подружкой?

– Нет уж, Кристофер, спасибо. У тебя слишком много проблем.

– Ха!

Дафна махнула рукой перед его лицом:

– И у меня нет на это времени.

– У тебя нет времени на парня? – спросил я.

Это казалось мне полной чепухой. Примерно как фразы «Проблема не в тебе, а во мне», «Думаю, нам лучше остаться друзьями» или «Ты ни о чем не думаешь».

– Слушай, я всю неделю забочусь о братьях и сестрах. Утром и вечером. А по субботам хожу сюда, потому что так надо. Когда мне найти время для отношений с каким-нибудь парнем?

Кристофер докурил сигарету и сунул руку в карман за ключами от автомобиля:

– Ладно, народ, все было классно, но мне пора.

Мейсон проверил свой телефон:

– О… вот блин.

– Что? – спросил Кристофер.

– Меня должен был забрать приятель, но обломал, – хмыкнул Мейсон. – Не подбросишь меня?

– Зависит от того, где ты живешь.

– Калвер-Сити.

Калвер-Сити был недалеко от моего дома. Я быстро взвесил минусы смущения от отказа и пятимильный поход в темноте и одиночестве.

– Я живу в Ранчо-Парк, – сказал я. – И тоже бы не отказался.

Кристофер всплеснул руками:

– Кто-нибудь еще? Видимо, я сегодня за такси. Дафна? Тебя подбросить?

– Нет. Я поеду на автобусе.

– На автобусе? – удивился я. – Никто в Лос-Анджелесе не ездит на автобусе.

– Белые не ездят, – усмехнулась Дафна. – А мексиканцы ездят.

Я почувствовал, как румянец снова заливает мои щеки. Почему я такой идиот?

– Я имел в виду… в смысле… что…

– Ты имел в виду, что ты и твои друзья не ездят на автобусе, потому что у вас есть автомобили.

– Нет, я…

– Ривер. Расслабься, ладно?

– Хорошо. – Кристофер подошел к Дафне. – Тебя я тоже подвезу.

– Ты хоть знаешь, где я живу?

– Нет.

– Бойл-Хайтс.

– Ладно.

– А ты знаешь, где это?

– Нет.

– К востоку от центра. То есть в направлении, противоположном тому, куда ты собираешься.

– И что? – Кристофер подбросил ключи и поймал их на лету. – Поэтому Господь изобрел скоростные шоссе.

Глава седьмая

Перед тем как оказаться на пересечении десятого и сто десятого шоссе, мы, четверо очень разных людей, поняли, что между нами есть что-то общее: все мы страшно проголодались.

Ребята могли что угодно говорить про закуски, которые я принес неделю назад, но все же у меня получилось лучше, чем у Бри. Льняные чипсы? Морские водоросли? Да ладно.

За всю свою жизнь я был в центре Лос-Анджелеса не более десятка раз, когда мама вытаскивала меня в театр на «Питера Пэна» или «Мэри Поппинс», на какой-нибудь грандиозный спектакль, который я не мог оценить в полной мере, а наша семья могла себе позволить. Из моей сестры мама готовила следующее поколение театралов, и Натали на эту роль подходила гораздо лучше меня.

Я совсем не знал, куда нам пойти, но остальные решили, что лучше всего отправиться в «Филиппе».

– Кто не любит французские дип-сэндвичи? – спросил Кристофер, пролетая на своей «ауди» по тихим центральным улицам.

Ресторан был битком набит. Старые. Молодые. Большие китайские семьи. Парни в комбинезонах с нашивками Управления по водным ресурсам и энергетике. Ковбойские шляпы и вязаные шапочки. Футболки и галстуки.

Пока мы стояли в очереди за заказом, Мейсон заметил мою тревогу относительно того, что человека, страдающего булимией, привели в ресторан, пропахший жареным мясом.

– Я могу съесть сэндвич, – сказал он медленно, будто английский был для меня не родным языком. – Один сэндвич, но не пять.

– Понятно.

Мы сделали заказ: четыре французских сэндвича, капустный салат, напитки – и уселись в кабинке за старым деревянным столом, на котором посетители вырезали свои инициалы, а какой-то идиот нарисовал черным маркером член с яйцами.

На миг у меня возникло странное ощущение: сидя в этой кабинке с Кристофером, Мейсоном и Дафной, я представил нас как перевернутую, иную версию моей другой жизни, в которой я мог сидеть в такой же кабинке с Уиллом, Люком и Мэгги. Думаю, Дафна в этой версии сошла бы за Мэгги, хотя они выглядели совершенно по-разному. Мэгги была высокой, худой, со светло-каштановыми волосами до плеч, которые обычно заправляла за уши, и в свои семнадцать она носила третьи за жизнь скобки, поскольку родилась с самыми кривыми в мире зубами.

Мне было трудно видеть Мэгги, поскольку мы дружили с двухлетнего возраста, но в Дафне все было для меня новым. В носу она носила кольцо, вокруг запястья была татуировка в виде роз на изогнутой ветви, глаза и курчавые волосы одинаково черные и блестящие. У нее было круглое лицо и кожа, казавшаяся мягкой. Она часто улыбалась, и когда это происходило, то выкладывалась без остатка.

Внимательно разглядывая Дафну и представляя ее как Мэгги, я перешел к сравнению с Пенни, поскольку к ней вели меня все пути.

У Пенни тоже были курчавые, но рыжеватые волосы. Бледная кожа, покрытая веснушками, которые обильно высыпали летом и исчезали зимой. Глаза были зелеными, губы тонкими, и она никогда не покрывала их блеском, как Дафна.

– Ты на что смотришь? – спросила Дафна.

– Ни на что! – сказал я.

– Да? Потому что такое впечатление, будто ты на меня пялишься.

– Нет, я…

– Ты даже не притронулся к сэндвичу.

Я посмотрел на поднос. Дафна была права.

Мейсон и Кристофер смотрели на меня так, словно я был полным недоумком без всякого шанса на успех. Я хотел объяснить, что Дафна меня не интересует, потому что я безнадежно влюблен в Пенни, и к тому же очевидно, что Дафна и Кристофер нравятся друг другу, но это бы сделало ситуацию еще более неловкой, поэтому я просто взял сэндвич и откусил от него. Он оказался очень вкусным.

Кристофер доел свой сэндвич и собрался выйти покурить. Мейсон предложил составить ему компанию.

– Чтобы не заказать чизкейк, – сказал он. – Целый чизкейк.

Мы с Дафной сидели лицом друг к другу, но теперь, когда меня застукали, я не смел поднять на нее глаза.

– Значит, ты на меня не пялился? – спросила девушка.

– Нет.

– Хм…

– Что?

– Обычно я вижу, когда парни смотрят на меня подобным образом. Я не хвастаюсь, но, сказать по правде, такое бывает часто.

Дафна наблюдала за тем, как я пытаюсь скрыть смущение, зарывшись лицом в сэндвич.

– И что это за имя – Ривер?

Я сделал большой глоток колы.

– Ты имеешь в виду, кто может назвать так своего ребенка? Ты ведь не спрашиваешь о стране моего происхождения?

– Верно. Как вышло, что у тебя такое глупое имя? Я об этом спрашиваю.

– Это все мой отец. Он хотел что-нибудь особенное. Незабываемое. Что довольно забавно, поскольку в конечном итоге он обо мне забыл.

– Он ушел?

– Ага.

– В смысле, вышел за пачкой сигарет и не вернулся?

– Вроде того.

– Ого.

– Да.

– Я думаю, есть два типа мужчин. – Дафна пристально посмотрела на меня. – Те, кто остается, и те, кто уходит. Мой отец? Он остался. Мне повезло. Пятеро детей, две работы; он работает по шестьдесят часов в неделю, в основном в ночные смены, но все равно приходит домой по утрам. А твой отец… ушел. Но это он. Не ты.

Я слышал все существующие версии того, что причина ухода моего отца – не я, от мамы, Леонарда, моих друзей и терапевта, к которой меня недолго водили в детстве; стекла ее очков вечно были грязными, а в кабинете пахло пачулями. Дафна не сказала ничего нового.

– Денег он тоже не шлет? – спросила она.

– Вообще-то шлет. Чеки от него приходят вовремя. Он всегда давал больше, чем ему пришлось бы платить по любому суду. Он думает, чистую совесть можно купить.

Иногда мне казалось, что лучше бы отец действительно ушел за пачкой сигарет и не вернулся. Тогда бы я придумал свою историю о том, что с ним произошло: его похитили; он был тайным правительственным агентом, и его вызвали на спецзадание; у него развилась амнезия, и теперь он живет новой жизнью с новой семьей, но время от времени ему снится маленький светловолосый мальчик с печальными голубыми глазами, и, когда он просыпается, его не оставляет чувство, что этот мальчик действительно существует.

Но благодаря современным технологиям, Тадеус Дин не представлял для меня никакой тайны. Я мог его погуглить. Мог найти его фотографии. Мог посмотреть видео, где он читает лекцию с маленьким микрофоном, прицепленным к наушникам, как у капитана «Тысячелетнего сокола»[4]4
  «Тысячелетний сокол» – космический корабль из «Звездных войн».


[Закрыть].

Большая часть моего сэндвича так и осталась нетронутой: мне больше не хотелось есть.

– Он хотя бы деньги шлет, – сказала Дафна. – Я знаю кучу людей, которым отцы ничего не присылают.

Я кивнул.

Я всегда старался помнить о том, что дела могли быть гораздо хуже. Мы имели возможность оставаться в доме, и маме не надо было увольняться с любимой работы, чтобы найти зарплату побольше. А потом она встретила Леонарда, они поженились, родилась Натали – лучшее, что случилось в моей жизни, – и ничего бы этого не было, если бы Тадеус Дин не решил, что, как ведущий специалист по человеческим взаимоотношениям в цифровую эпоху, он достоин иной жизни с более молодой и бездетной женщиной, которую встретил – я не шучу – в Интернете.

Неожиданно я осознал, что выкладываю все это Дафне, хотя уже давно перестал рассказывать историю о своем отце.

Пусть лучше люди считают, что мой биологический отец – Леонард, хотя никто, увидев нас вместе, так бы не подумал. Настолько подробно о своем отце я не рассказывал даже Пенни, хотя однажды мы нашли в Интернете его фотографию: он отрастил бороду и начал носить очки в проволочной оправе.

– А он довольно симпатичный, – сказала Пенни.

– Думаю, да.

– Как и ты. Но ты куда привлекательней.

– Когда ты видел его в последний раз? – спросила Дафна.

– Когда мне было пять лет. Сначала он приезжал раз в месяц. Потом дважды в год. Потом…

– А далеко он живет?

– Нет.

Несколько лет назад отец переехал в Сан-Франциско, где управлял каким-то технологическим научно-исследовательским центром. Прежде он жил в Лондоне и Сиднее. Я это знал, потому что время от времени следил за ним через Интернет. С мамой мы никогда о нем не говорили.

– Значит, он изучает то, как Интернет связывает людей?

– Да.

– И при этом… никогда не пишет тебе писем?

– Ни разу.

– Значит, это он твое «почему?».

– Я так не думаю.

– А я думаю.

Я огляделся. Ресторан почти опустел, а я и не заметил. Работники с кухни мыли пол, ставили стулья на столы, сливали остатки кетчупа из бутылок в одну. Настало время ехать домой.

– Интересно, что случилось с Мейсоном и Кристофером? – спросил я.

– Может, они пошли за сигаретами, – усмехнулась Дафна, – и никогда больше не вернутся.

Они сидели на капоте машины Кристофера; окна открыты, внутри играло радио. Был прекрасный вечер: ароматный воздух и лиловое небо.

Первой мы отвезли Дафну. Она жила в домике за невысоким забором из проволочной сетки. Крошечный палисадник был забит пластиковыми игрушками для малышей. Дафна отперла металлическую сетчатую калитку, потом – входную дверь. Мы подождали, пока она закроет ее за собой, и выехали обратно на десятое шоссе. Хотя казалось, что я живу на другом конце света, через двадцать минут я был дома.

Когда я приехал, мама стояла у двери.

– Кто это? – спросила она, глядя на задние фары «ауди» Кристофера, который заворачивал за угол.

– Друзья, – буркнул я.

– Я понимаю, что не враги. Какие друзья? Я не знаю этой машины.

– Просто знакомые ребята.

Я видел, что мама пытается завязать один из наших обычных вечерних разговоров. Рабочий день Леонарда начинался до восхода солнца, и он ложился рано, как и Натали. Мы с мамой были совами. Иногда мы сидели на кухне, разговаривая, далеко за полночь. И обычно съедали полноценный второй ужин.

– Омлет? – спросила она.

– Нет, я в постель.

Мама казалась разочарованной, но я устал и скучал по Пенни. Было всего десять сорок пять. Обычно наши субботние вечера длились до половины двенадцатого, когда Пенни пора было возвращаться домой.

Я лег на кровать прямо в одежде. Я не мог не думать о том, что этим вечером делала Пенни. И не мог не размышлять над тем, думала ли она обо мне. Может, она осталась дома и смотрела вместе с Беном фильм. Может, ее отец готовил на заднем дворе жареное мясо. Вечер был подходящий. Что бы Пенни ни представляла, думая обо мне – если вообще обо мне думала, – вряд ли это был пятимильный поход пешком на занятия в группе поддержки подростков «Второй шанс». Да. Это было абсурдно. Пенни считала, что я ни о чем не задумывался, никогда ни о чем не размышлял. И если сегодня она лежала на кровати, вспоминая обо мне, то вряд ли могла представить, что я провел вечер, рассказывая о своей борьбе с наркотиками группе незнакомых людей, а потом говорил об отце до самого закрытия ресторана.

Сегодня вечером я только и делал, что думал. Размышлял.

И сейчас, вспоминая последние часы, я сожалел, что так много говорил с Дафной. Я болтал только о себе и даже не спросил, чем занимается ее отец на двух своих работах. Не спросил о ее матери. О братьях и сестрах.

Я вытащил телефон. Мне хотелось написать Пенни, но я не стал. Во-первых, Мэгги удалила ее контакт, и хотя телефон Пенни я знал наизусть, Мэгги считала, что, если мне потребуется какое-то время, чтобы набрать номер, в этот момент я остановлюсь и одумаюсь.

Я написал Дафне. Высаживая ее у дома, мы все обменялись телефонами. Мы обсуждали возможность подвозить друг друга по очереди, хотя я так и не сказал, что у меня нет машины. Да и водительских прав.

Я. Что делает твой отец?

Она. Чего?

Я. Кем твой отец работает в ночную смену?

Она. Складской рабочий и пекарь.

Я. Мама?

Она. Нет, это Дафна.

Я. Да нет. Чем занимается твоя мать?

Она. Домработница.

Я. Как зовут твоих братьев и сестер?

Она. Мария, Мигель, Клаудия, Роберто.

Я. Спасибо. Спок. ночи, Дафна.

Она. Спок. ночи, парень с незабываемым именем.