Текст книги "Бывшие. Боль и любовь"

Глава 2

– Прекратите! – щёки вспыхивают как факелы, я вырываюсь и отскакиваю от негодяя как можно дальше. – Да что вы себе позволяете?!

А он, оказывается, тот ещё мерзавец!

Засунул мою руку себе в штаны, заставив схватиться за твёрдый, выпуклый бугор.

Вяземский немного приподнимает голову и теперь совершенно бессовестно лапает меня раздевающим взглядом. С видом, будто ему можно всё.

– Вижу, вам уже лучше! – язвлю я, чувствуя прилив раздражения.

Моя ладонь пульсирует, на ней до сих пор ощущается его твёрдость, а от стыда хочется немедленно убежать.

– Виноват, – дерзость в поведении зашкаливает, – сон приснился один… Знаешь какой?

Он со мной на ты.

Это переходит все границы.

– Мне нужно работать, – отворачиваюсь, нервно поправляя на себе халат. – Вы очнулись, это хорошо. Как себя чувствуете?

Я нервно продолжаю дёргать края халата, будто он внезапно стал мне мал. Преследуют ощущения будто я вообще оказалась перед ним голой.

– Эротический, – нагло заявляет, – с тобой в главной роли.

– Так, ну всё! Пойду доложу Павлу Степановичу.

И я пулей выскакиваю в коридор, умирая от жара и стыда. Мчусь не в ординаторскую, а в уборную и умываю лицо холодной водой.

Сюрприз, так сюрприз.

Пациент оказался высокомерным, озабоченным нахалом, думающим, будто он король мира.

Вот это я попала! Неужели он теперь будет постоянно руки распускать?

А эти глаза?

Я впервые увидела его глаза…

В них можно утонуть. Какие пронзительные, хитрые, бездонные. Глубокого, обсидианового цвета. Мне они напомнили глаза ядовитой кобры.

– Варя! – в дверях уборной появляется Оксана. – Ты нормальна, да? Ты почему пациента бросила и бестактно свалила? Он же только после операции очнулся!

– Я… Только на минутку, в уборную. И к Сте…

– Не ври! Тебя уже пятнадцать минут нет на месте, привет от Степановича!

Как пятнадцать минут?

Удивлению нет предела. Слишком глубоко в мыслях погрязла, думая о нём.

– Ты еще здесь? – рявкает старшая медсестра.

– Я как раз поговорить хотела насчёт Вяземского…

– Павел Степанович пять минут назад ушел на операцию, будет часов через шесть.

Ого!

Ладно, напишу ему объяснительную.

– А ты немедленно возвращайся к своим обязанностям или получишь штраф.

Вот стерва.

Огибаю её, сжав кулаки, молча иду в сторону вип зоны.

К нему в палату, как на каторгу…

Только успеваю дверь открыть, в нос бьёт отвратительный запах курева. Блин! Здесь жутко воняет и надымленно, что происходит, пожар?!

Лечу к окну, настежь распахивая, потом к кровати с пациентом, и у меня шок. Всё даже хуже, чем я могла себе представить.

Широко раскинув ноги, левую руку положив под голову, Вяземский беззаботно почивает на кровати, затягиваясь сигаретой.

– Вы с ума сошли?! Курите в палате! Вас только перевели из реанимации, как не стыдно?!

Быстро выхватываю у ненормального бычок, смываю в унитаз в смежной с палатой ванной комнате.

Если старшая узнает, виновата конечно же буду я. За такое и посадить могут, как за угрозу возникновения пожара.

– Курить вредно! – полыхаю от злости, дыша как во время быстрого бега. – Всего пятнадцать минут в отделении, а уже столько от вас проблем!

* * *

Ну правда, что за детский сад? Зрелый мужчина, а ведёт себя как тринадцатилетний школьник, у которого начался период полового созревания.

– У меня ломка, сколько я без сигарет? Четыре дня?

Он невыносим.

– Ничего, потерпите.

Мужчина дёргается, пытаясь встать, у меня чуть сердце не останавливается. Благо, срабатывает рефлекс.

– Куда?! Ну-ка лежать! Постельный режим, вставать нельзя!

Со всей настойчивостью давлю на массивные плечи, пытаясь уложить пациента на место, а как будто пру против бульдозера.

От Вяземского пышет жаром и настоящим мужчиной. Этот человек однозначно хорошо сложен, ловок, хитёр, обладает физической силой.

Его личный запах вызывает трепет и волнение. Он пахнет дорогим парфюмом: смесью мускатного ореха, ванили, янтаря.

В сочетании с запахом табака это выглядит смело и дерзко. Он – человек, который не знает границ. Наглость и уверенность – девиз по жизни.

– Ну пожалуйста, лягте, – беспомощно продолжаю давить на твёрдые плечи вниз. – Меня из-за вас накажут.

В какой-то момент кажется, будто я побеждаю и становится вдруг слишком легко. Он плавно отклоняется назад, опускаясь на подушку, я почти испускаю облегчённый вдох, но…

Его пальцы, жёсткие и горячие, цепкой хваткой смыкаются чуть выше сгиба моего локтя.

– Уффф, какая же ты… Горячая… Горячая медсестричка… Рехнуться, ты меня заводишь!

Рывок. Он опрокидывает меня сверху на себя и железно фиксирует, пригвождая телом к телу.

– Ненормальный, не в себе… – голос от ужаса теряю, заикаюсь.

У него рана серьёзная, а ему плевать.

Моё лицо сейчас так катастрофически близко находится к его лицу.

Кончик носа касается его щеки, судорожное дыхание обжигает его губы. Между нами словно проходит мощный раскат электрического импульса. Все системы организма терпят сбой.

– Что за цирк тут устроили, немедленно прекратите…

Мой голос стал тише, в нём прибавилось дрожи. Нахал начал меня трогать везде. Поглаживать и ощупывать. Задирать халат. Самое страшное, я никак не могла на это повлиять. Он намертво меня обездвижил и бесцеремонно распускал руки.

Вяземский будто исследовал моё тело, знакомился с ним. Так нежно… Водил ладонями по плечам и рукам, заскользил вверх, к шее. Тёплая ладонь накрыла сзади мой затылок, сжав с будоражащей властностью.

– Я прошу вас, уберите руки… Это больница, не публичный дом… – бормотала что-то, не в силах сконцентрироваться на смысле сказанных слов.

Я смотрела на губы Вяземского, и не могла от них оторваться. Будто зависла. Сломалась. Испортилась. Мои мысли были где-то там, далеко-далеко, но точно не в нашей вселенной.

Он поймал прядь моих волос, пропустив через пальцы, поднёс к лицу, жадно понюхал.

– Чистый экстаз…

Где-то в нижней части живота остро кольнуло и сладко затрепетало. Мои бёдра приподнялись. Что-то выросло между нашими телами, то, что теперь мешало нам лежать, упираясь твёрдым концом в мой живот.

– Тебя зовут Варя?

Поднёс указательный палец к моим губам.

Я застыла. Замерла, как перед падением в бездну…

Илья Вяземский прикоснулся подушечкой пальца к моим губам, порочно очертил их контур, продолжая смотреть на меня с властью и манерой собственника.

– Кто вам сказал?

Я не могла резко соскочить с него, я боялась сделать неловкое движение и задеть рану. Есть большой риск, что откроется кровотечение.

Он просто дурак… Дурень, который отходит от наркоза и на фоне этого немного сошёл с ума, накинувшись на меня как зверь.

– Не знаю кто. Я просто знаю, ты Варя. Вот и всё.

Коснулся пальцами щеки, погладив.

Я почти заплакала от того, как мне вдруг стало приятно. Он гладил меня слишком нежно…

Меня давно никто так сладко не ласкал. Тётя меня не любила, племянники обзывали и били, я росла без любви и ласки с тринадцати лет и не смогла научиться открываться людям.

А он…

Он как глоток чего-то безумного и изумительного.

Он – мой сладкий сон.

Который может стать обманчивым кошмаром и погубить…

Чуть прищурился, всматриваясь глубинно, прошептал:

– Ты мне снилась! Я видел тебя во сне, девочка, ты спасла мне жизнь.

– Ясно, это вы видели в бреду. У вас был геморрагический шок и большая кровопотеря.

– Ты сидела сверху на мне, стонала и ритмично двигалась…

– Ох нет! – лицо вспыхнуло краской. – Это же был непрямой массаж сердца!

– Я помню твои золотистые волосы и ясные глаза. Ты понимаешь, что ты мне в душу запала? Ты теперь мой ангел, спасший мне жизнь…

Тёмная вязь на дне глаз озаряется бриллиантовой вспышкой. На упругих мужских губах появляется ухмылка.

– А ты красивая. Милая ты. Солнечная какая-то… Зацепила. Мёртво.

Сжимает волосы в кулак до сладкой боли у корней, сейчас он меня поцелует. Неужели правда поцелует?!

– Когда трогаю тебя… Охуенно мне становится… Тепло очень, вот здесь… Там, где дыра теперь… В сердце.

Его губы, упругие и бледно-алые, уверенно движутся к моим губам и почти с напором накрывают, как вдруг раздаётся мелодия звонка. Ситуацию спасает звонок, поступивший на телефон пациента, лежавший на прикроватной тумбочке.

Вяземский выругался и ослабив хватку, отвлекаясь. Слава богу!

Я быстро, но аккуратно с него слезла, немедленно заглянув под повязку.

Там всё было хорошо, к счастью. Краем уха случайно услышала голос из динамика, принадлежавший мужчине.

– Хорошо, что очнулся… Но ты должен отчитаться ему о делах. Прямо сейчас.

Вяземский заметил, что я застыла и грею уши. Его взгляд в миг изменился, наполнился холодом. Он глянул на меня уже совершенно иначе и грубо произнёс:

– Выйди.

Колкие мурашки пронеслись вдоль позвоночника, улавливая опасную энергетику. Я не стала испытывать судьбу, и, не сказав больше и слова, покинула палату.

Глава 3

Вошла в ординаторскую, навалилась спиной на дверь, глухо выдохнула. Голова покруживалась, коленки тряслись, пульс взлетал в небеса.

Я до сих пор чувствовала его требовательные руки по всему своему телу. Те места, к которым прикасались его сильные пальцы пекли, полыхали жаром, будто это были невидимые метки, клеймо собственности.

Он назвал меня ангелом…

И смотрел на меня так, будто я теперь его всё.

– Эй, что такое? Кто там дверь запер? – доносится позади голос Аньки.

Чувствую в толчок в спину – в дверь ломятся и стучат, а я опять летаю в облаках. Да что со мной такое… Ну же, Варя, соберись!

– Ань, прости, – впускаю коллегу, по совместительству подругу, в ординаторскую. – Я что-то неважно себя чувствую.

Аня заходит и таращится на меня с волнением.

– Да, что-то ты красная такая, неужели заболела? Температуришь?

Трогает лоб ладонью, охает и подальше от меня отскакивает, натягивая на нос маску.

– Вся горишь!

Меня никак не отпускает, штормит и пошатывает, после понимания, что Вяземский трогал мои губы и чуть не поцеловал, закинув на себя сверху прямо в больничной палате.

– Так, быстро домой дуй, бацилл нам тут твоих ещё не хватало.

– А как же смена?

– Я как раз на сегодня своё отработала, – тяжко вздыхает, – но так уж и быть, подменю, пригляжу за твоим Вяземским, пока ты не оклемаешься. А ты потом за меня отработаешь, как попрошу.

– Правда, Ань? Спасибо тебе большое, даже не знаю, как отблагодарить.

– Да всё ок. Лучшая благодарность – не зарази, – хихикает. – Я же в отпуск на следующей неделе, в Египет с друзьями собралась.

Везёт.

– А со Стрельниковым вопрос порешаем, ты ему объяснительную накатай, я от себя тоже на словах добавлю.

Не знаю, совпадение это или нет, почему Аня вдруг погеройствовать решила, заняв моё место?

Я видела, как она на Вяземского засматривалась и расспрашивала меня о нём постоянно.

«Как там вип клиент? Очнулся? Красивые у него глаза?».

Я тогда отмахивалась, не обращая внимания на её вопросики, была в запаре. Сейчас понимаю, скорей всего жаждет охмурить.

Может и к лучшему.

Илья – высокомерный, богатый, самодовольный тип, меняющий женщин как перчатки, совершенно не в моём вкусе.

Воспользуется, разобьёт сердце и бросит, убежав за следующей юбкой.

А я не такая, не принимаю отношения без обязательств. Я о любви мечтаю! О семье, верном, заботливом мужчине, о детках.

Мне напряжённей вдвойне от мыслей, что меня могут только ради секса использовать, становится, потому что я… ещё девственница.

Пусть забирает, может он от меня отстанет, переключившись на другую мишень, и перестанет лапшу на уши вешать о каком-то там ангеле, солнечной девочке, как ему охуенно от меня.

Сказки для наивных дурочек!

Я всегда знала, что похотливые козлы умеют говорить красиво.

Очередной Донжуан коронованный, прожигатель жизни, надменный миллиардер. Решил скрасить время в больнице, развлечься с медсестричкой. Тьфу!

Как раз то, что мне сейчас нужно, просто взять и уйти. Последняя неделя сильно меня измотала, да ещё и такой проблемный пациент достался.

– Давай, увидимся, ну я пошла. А ты – марш домой, пить чай с лимоном и отлёживаться.

Поправив большую грудь в вырезе халата, накрасив у зеркала губы красной помадой, Аня удалилась, а я взяла на столе листок и села писать объяснительную начальству.

– Прошу вас дать мне отгул на несколько дней по состоянию здоровья…

Да к чёрту…

Дописав, беру ещё один лист и пишу другой текст. Только это уже не объяснительная, а отказ от пациента.

Я придумала, как решить проблему и освободить себя от стресса. Если Аньке нахал так нравится, пусть забирает и будет счастлива.

Покидаю клинику с некой лёгкостью на душе.

Выхожу на улицу. Иду по территории к выходу, но внезапно чувствую на затылке тяжёлый, прожигающий взгляд.

Не хочу оборачиваться. Мне кажется, если я это сделаю, увижу Вяземского, стоящего в окне, а я этого не вынесу!

Если увижу его, вставшего с кровати, меня точно хватит инфаркт.

Не понимаю, как можно так наплевательски относиться к своему здоровью?

Если себя не уважаешь, то хотя бы тех людей уважай, которые тебя из того света вытащили.

Дома я кайфую, на полную жизнью наслаждаюсь! По дороге домой зашла в кондитерскую, купила любимых эклеров. Приняла пенную ванну, укутавшись в тёплый махровый халат, наяриваю с ароматным чаем шоколадные эклеры и смотрю по телевизор сериал.

Вот это жизнь…

Вот именно этого мне не хватало.

Когда был нормальный выходной в последний раз – не знаю.

И прямо в кресле глубокой ночью засыпаю, предварительно выключив будильник на пять утра…

Но утром меня будет дурацки телефонный звонок.

Подскочив, вижу номер главврача. Этот звонок обламывает мне всё счастье. Приходится ответить, иначе нельзя.

– Варя, я порвал твоё заявление!

Ни здрасте, ни как себя чувствуешь, сразу хамить.

Это первое, что орёт в трубку начальник.

– Что?!

– Ты немедленно выходишь на работу и возвращаешься в палату к Вяземскому! Он вчера чуть пол больницы не разнёс… Люто требовал тебя!

Ноги подкашиваются. Наваливаюсь на стену и соскальзываю по ней вниз, оседая на пол.

– Согласна? Если нет – к чертям уволю. Вот только хорошенько подумай прежде, чем уйти, гордо распушив хвост. Я тебе перед уходом такие характеристики накатаю, что тебя даже санитаркой сортиры драить не возьмут.

– Павел Степанович…

Рука сжимает телефон очень сильно, в глазах чувствуется подступающее напряжение.

– Ну и что ты за специалист такой, раз клиент после наркоза пошумел и ты всё – сразу в кусты. Настоящий профессионал найдет выход из любой ситуации, Иванова. Чем сложней задача, тем она интересней. Будучи ещё аспирантом, я всегда брался за те задачи, что были посложней для максимально раскрытия навыков. Только такая методика сделала из меня того, кем я являюсь сейчас. Это мой тебе совет, как моей ученице. Пришла работать? Так работай! А не строй из себя нюню! Или ты слабачка?! Так и будешь по жизни никем, если каждой мелочи будешь бояться. У тебя двадцать минут, чтобы добраться до клиники!

Я прокручивала в голове разговор с начальником и с поникшим видом брела по тротуару, приближаясь к воротам клиники.

Слёзы скапливались на ресницах, обида и горечь душили. Я понимала, он отчасти прав, я, в первую очередь, медицинский работник, на мне большой груз ответственности и нет месту слабости.

– Я в тебя поверил, Иванова, талант разглядел, а ты – меня позоришь! Ты – будущее клиники, не смей меня подводить!

Я должна быть готова справиться с любой проблемой, иначе так ничего в жизни не добьюсь, стану никем. Кому-то всё равно придётся взять заботу о Вяземском, не выбрасывать же его на улицу?

Плохих пациентов не бывает, бывает лишь ленивый, безамбициозный работник. При желании добиться можно всего! Главное, найти правильный подход.

Пока шла, думала, что же это будет за подход к Вяземскому?

Спать я с ним не собираюсь, потакать всем его некультурным выходкам тем более! Пока что идея одна – игнорировать.

Хотя, может мне повезёт и его поведение действительно выровняется, а всему виной побочки после наркоза.

Ну что ж, Иванова Варя…

Чем задача сложней, тем интересней.

Только с этим бодрящим девизом я нашла в себе мужество не слиться в начале пути, а действовать немедленно и воспитать в себе стержень.

Открываю дверь, и… будто столбом в пол врастаю.

В палате царит полумрак: свет выключен, шторы задёрнуты, здесь господствует атмосфера интима. Не успеваю толком осмотреться, до меня доносятся похлопывающие звуки и хриплые, мужские стоны.

– Варя… Варя… Варечка…

Вяземский тихо произносит моё имя и, лёжа на кровати, энергично дёргает рукой, приспустив чёрные трусы-боксеры.

Боже, а я подглядываю… Будто парализованная приклеилась к косяку двери и вижу, как он… Он мастурбирует.

Сжимает большой и толстый ствол пальцами, с агрессией, двигает по нему рукой, набирая скорость.

Я не знаю, как на это реагировать и что вообще делать. Такое неприемлемо, но я не могу отвести глаз от зрелища.

Это так дерзко, грязно, сексуально.

Ком в горле образуется, ладошки потеют, соски под хлопковой тканью лифчика напрягаются, становясь тверже камня.

Вяземский рычит как зверь и подмахивает бёдрами, жёстко врезаясь стояком в собственную ладонь.

Затем звучит хриплый стон… Я вижу, как его огромное тело, состоящее из титановых мышц, хорошо проработанных и прокачанных, обмякает на кровати.

Он с облегчением, глухо выдыхает, а его орган постепенно расслабляется вместе со своим хозяином….

Красная до кончиков ушей, я заставляю себя немедленно отлипнуть от двери и дать деру.

Он мастурбировал и шептал моё имя. С пристрастием, с одержимостью какой-то. Как не человек, а животное дикое. Дикарь из джунглей!

Я тоже хороша!

Мой пульс зашкаливает, между ног сладко вибрирует, трусики пропитались тёплой влагой.

Мне нужно срочно отвлечься, выпить кофе.

Лучше бы с коньяком…

* * *

Так, ладно. Ну было и было, что тут такого? Что естественно, то небезобразно. Лучше пусть со своей рукой забавляется, чем со мной. В конце концов, он взрослый мужчина в полном расцвете сил, сексуальная разрядка ему необходима по природе.

В следующий раз лучше постучать. Однозначно! Вот только я, впопыхах, об этом забываю.

Сижу в ординаторской, хлещу уже вторую кружку кофе и не могу избавиться от дурацкого жара, будто сжигающего изнутри всё моё тело.

Вяземский дрочил на моих глазах…

Клянусь, он делал это своей рукой и исподлобья, нагло смотрел на меня.

Как я теперь к нему вернусь? Как ни в чём не бывало?

Заходит санитарка.

– Варюшка, а ты чего тут сидишь? Тебя там пациент обыскался уже, спрашивает.

– Боже мой… – за голову хватаюсь, опять краснея. – Ладно, иду. Не знаешь, он там уже закончил?

– Ась?

Тётя Маша надраивает полы в ординаторской, она немного глуховата, приходится быть попугаем.

– Ну это… Закончил…

– Чего закончил-то? – отрывается от швабры и смотрит с непониманием.

Блин, неважно.

– Ничего. Хорошо, иду.

Значит закончил, раз она так о нём спокойно говорит. Хоть бы трусы надел.

Надо, не надо, а мне приходится вернуться к Илье Сергеевичу и войти в палату с умным лицом, сделав вид, будто абсолютно ничего здесь такого неприличного не было пятнадцать минут назад.

Всё бы ничего, я уже даже почти остыла и начала забывать бесстыжую порнохабщину, пока я, пройдя вперёд, не увидела свой потерянный бейдж с фотографией, лежавший на тумбочке, а на нём…

Ну он мерзавец, кретин, извращуга!!!

На нём застывшие капельки белой жидкости.

Я. Его. Ненавижу.

Он занимался рукоблудием в больнице, да ещё и использовал для этого гадкого дела мою фотографию!

Вяземский совсем охренел!

Глава 4

– Здравствуй, Варя, – ухмыляется с сытым, величественным видом.

Наглые глаза горят, наглые, пухлые губы изогнуты в кривой ухмылке, наглая поза всем своим видом показывает максимум снисхождения.

И он как всегда без майки, с голым торсом. Спасибо хоть в трусах. Таки надел.

– Прикройтесь, – отворачиваюсь.

Дурацкий жар опять ползёт по лицу – мне это уже всё надоело. Надоело так реагировать на него. Он же мерзавец!

– Почему? Не нравлюсь.

– Нра… То есть, это вас не касается! – хмыкаю, вздёрнув подбородок.

– У тебя красивая коса. Ты сегодня волосы в косу собрала? Мне нравится. Мечтаю наматывать её на кулак, и…

– Вы отвратительно себя ведёте. И, если не прикроетесь, я откажусь вас лечить и уволюсь.

– Тогда я умру и это будет на твоей совести.

Голос насытился льдом и сталью. Опасной.

Повернулась, двинулась к кровати. Вяземский соизволил набросить на бёдра одеяло.

– Лежите спокойно, мне нужно осмотреть вашу рану.

Присаживаюсь на край кровати, подготавливая всё необходимое, он, как всегда, мешает.

– Тут простынка запачкалась, нужно поменять, – криво лыбится, указывая на белёсые пятна на одеяле.

– Это просто отвратительно! Тут не публичный дом, а учреждение, где спасают людей. Хоть бы каплю уважения проявили! – взрываюсь я.

– Я проявил. Не одну каплю, а даже несколько.

– Мне не о чем с вами разговаривать. Это бесполезно, – цыкаю.

– Жаль, что ты такая холодная колючка. Но очень скоро я тебя отогрею…

Всю энергию направляю в работу.

Я должна, должна, должна.

Думать о словах Стрельникова, за них цепляться.

Стрельников ещё одну важную вещь добавил – он дал мне добро быть не только медсестрой, но и почувствовать себя в роли врача. Поэтому наградил дополнительными заданиями.

Конечно, на утреннем или вечернем обходе он был главным, а я лишь вела контроль в остальное время и обо всём ему докладывала. Павел Степанович почти всегда на операциях, ему нужен человек на подхвате. Но почему именно я? Неужели правда разглядел во мне талант?

– Тут болит? – нажимаю на грудь.

Молчит.

– А тут?

Тишина.

Я выдыхаю. Прощупываю область груди, чтобы убедиться в отсутствии рубцов и подкожных гематом. Вроде хорошо заживает, но на всякий случай следует перестраховаться.

– Сделаем УЗИ через несколько дней, надо ещё сдать анализы.

– Для тебя всё, что захочешь.

– А сейчас я вас послушаю…

Снимаю с шеи стетоскоп прикладываю к области сердца, сосредотачиваюсь.

Он хищно, очень внимательно за мной наблюдает. За каждым моим действием. Будто мечтает сожрать, в самом деле.

– Как себя в целом чувствуете?

– Как огурчик. Хоть в космос.

– Радует ваш оптимизм.

– А меня ты радуешь.

– Со мной на вы, пожалуйста. Варвара Дмитриевна! – колко рублю. Сама задыхаюсь. Эмоции уже на разрыв.

– Оу… Варвара. Дмитриевна, – смачно перекатил на языке моё имя, как сладкую конфету. – Зачётно. Но молодая ты слишком для Варвары. Мне нравится Варя. Нежно, с теплотой. Сколько тебе лет?

– У врача нет возраста, только его опыт.

– Острячка! И гордая. Мне нравится. Как же я от тебя кайфую, малышка! От каждой секунды взгляда на тебя, твоего голоса, образа… Глаз красивых, как небо…

Я стараюсь, я правда стараюсь быть стойкой, непробиваемой как сталь для его банальной лести, но он меня пробивает. Наповал сражает. Едва держусь. А в душе уже всё кипит, как лава.

– Жалобы есть?

– Курить хочу…

Глаза закатываю.

– И трахаться.

– До свидания! – дёргаюсь, уже собираясь встать и навсегда покинуть клинику, Вяземский притормаживает.

– Ладно, прости! Шутка. Ляпнул сдуру. Идиот. Бывает. Всё понял, с тобой иначе надо. Хрупкая ты, нежная, ранимая. Что ж, буду по-другому пытаться, если смогу. Я не романтик, Варвара, но любым способом хочу получить желаемое.

Так и думала. Не романтик, а просто наглая сволочь.

Продолжаю, по крайне мере пытаюсь игнорировать этого «романтика недоделанного», не предавая значение его словам.

– Так, сейчас девочек из лаборатории позову, пусть кровь возьмут.

Поднимаюсь с кровати, а он за руку хватает, крепко сжимая. Бесцеремонно, в упор рубит.

– Пошли на свидание.

– Отпустите меня, – попробую вырваться. Мертвая хватка. Адреналин начинает захлёстывать нещадно, словно на убой.

– Ответ: да, нет?

– Нет!

– Зря! – рыкает, откидывая мою руку грубо. Злится. – Чего ты хочешь? Сколько денег? Назови цену!

– Всего доброго, отдыхайте! А у меня ещё много дел.

– Твои дела – это, блять, я!

Я почти бегом из палаты лечу, а позади слышу глухой удар. Кажется, это была прикроватная тумбочка и она встретилась с мощным мужским кулаком. Надеюсь, осталась целой.

Маша говорила, что, когда я ушла на больничный на один день, уже один раз в палате Вяземского меняли мебель.

Пора начать пить анаприлин…

* * *

Ненавижу этот час!

Плююсь в уме, останавливаясь возле двери ненавистной палаты с золотой цифрой «1».

Ладно, Иванова, в конце концов это исчадье не вечно будет здесь лежать. При хорошем раскладе, Вяземского выпишут уже на следующей неделе, когда снимут швы.

Но как же медленно тянется время…

Мне кажется, я уже год с ним цацкаюсь.

И прямо сейчас настал очередной час адского визита.

Интересно, что самый несносный и проблемный пациент приготовил для меня сегодня?

Вхожу, делая вид, что всё моё внимание приковано к рабочему журналу, который от напряжения стискиваю в руках.

Глаза боюсь поднять до последнего, ожидая очередного прикола, как вдруг, неуклюже о что-то спотыкаюсь и чуть не падаю, ударяясь о бортик кровати.

Вместо этого лечу в объятия полуобнажённого, роскошного тела и мягко падаю ему на грудь.

– Не ушиблась, Варвара Дмитриевна?

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы опомниться, прийти в себя, и понять, что, собственно, случилось.

– Прилёт точно в яблочко, – прохладный смешок проходится по моим нервам импульсом. Как следует встряхивает. – Пташка удачно впорхнула в мои объятия!

– Всё в порядке, а вы – уберите руки.

Сама вдруг замечаю, что крепко обвила свои руки вокруг его шеи, тесно прижавшись к пышущему жаром торсу Вяземского.

– Ты сегодня злюка или пай девочка, Варя? Мне нравится и то, и другое, люблю разнообразие. И да, – выжидает паузу с насмешкой, – я тебя не держу, это ты сама в меня вцепилась.

Чёрт…

И правда!

Ну что со мной творится в последнее время?

Всё-таки отпихиваю сексуальную махину и почти даже не робею.

Я ведь касалась его… Всем телом почти прижималась и была обвита мощными формами рук, взята в плен кладезя мужской силы, величия и потрясающего запаха морской свежести. Значит, только недавно из душа вышел.

Вяземскому уже можно передвигаться по палате, принимать водные процедуры, избегая попадания воды на рану.

Отойдя на безопасное расстояние, рассматриваю его. В полный рост он кажется ещё мощней и горячей. Спасибо хоть в штанах сегодня. Но это не отменяет наличие крупного бугра между ног. Такой большой, будто спрятал там подзорную трубу.

Мне нужно оторваться от качка, сосредоточившись на обязанностях. Ни в коем случае меня не должна волновать его эрекция…

И я даже туда не смотрю!

Вот совсем. Ни капельку не пялюсь. Честно-честно.

Всё-таки, зачем ему такая мускулатура? Он же бизнесмен, а не Рембо.

И вообще, надо выяснить обо что я споткнулась.

Осматриваю комнату, замечая, что она преобразилась.

– У вас день рождения?

Комната обставлена букетами, какими-то коробками подарочными с бантами, а на кровати сидит огромный плюшевый медведь ростом с меня. И шарики кругом с надписями на английском: «Я тебя люблю».

– Не угадала. Это всё для тебя, – хвастливым, гордым тоном произносит он, задирая подбородок повыше. – Ну? Жду оваций и радости в мою честь. А ещё страстных поцелуев с языком…

Надо срочно поговорить со Стрельниковым насчёт наркоза. Мне кажется поставщики подсунули нашему учреждению дешёвую бодягу с побочными эффектами. Почти неделю не отпускает пациента!

– Илья Сергеевич, – с силой прижала к груди журнал, пытаясь не зарычать, в самом деле, – мы с вами взрослые люди, верно?

Но он будто меня не слушает, стоит на своём, пень упёртый. Подходит к стулу, на котором стоит розовая подарочная коробка, махом срывает с неё упаковку и извлекает оттуда сумочку. Симпатичную, компактную, женскую сумочку с каким-то известным логотипом на ней. Уже даже на расстоянии видно, вещь качественная, а значит, дорогая.

– Знаешь сколько она стоит? – мне с умным лицом протягивает.

– Мне неинтересно… Вы меня слушаете?

Беру вещицу из его рук лишь для того, чтобы в сторону отставить, поставив на столик.

– Двести штук.

– Бред какой-то.

– Разве не об этом девочки мечтают?

– Послушайте, у меня много работы, я вам, кажется, ясно дала понять, чтобы вы придерживались установленных мною границ. Я не завожу романы с коллегами или пациентами!

– Это легко можно исправить.

– Ложитесь на кровать, мне нужно осмотреть рану.

Собираюсь взять необходимые материалы, отвлекаясь, но внезапно Вяземский хватает меня за локоть, дёргая обратно к себе резко и с напором, яростно гаркает:

– Все эти подарки твои, слышишь?! Ты всё равно пойдёшь со мной на свидание! А если нет – я тебя понесу.

* * *

Понесёт? Как мешок что ли на плечо взвалит?

Он намного хуже, чем я его считала. Высокомерие из него так и прёт, а самомнение вообще вышло куда-то за грань космоса.

Сумочкой хотел меня купить! Только посмотрите на него?

Сейчас как возьму, как всандалю клизму пятилитровую! Посмотрим, как он у меня забегает, Дон Жуан недоделанный, свидания ему сию же секунду подавай!

– Немедленно отпустите мою руку, мне больно!

Он и правда сжал запястье слишком сильно, отчего кисть онемела. Только эти слова притормозили наглеца и он ослабил хватку, благодаря чему я получила долгожданную свободу.

Его глаза уже вовсю полыхали, губы обнажили хищный оскал, а мышцы всего тела увеличились, окаменели, превратились в гранит. Зрелище было и пугающим, и… впечатляющим.

Я увидела Вяземского в гневе. Ледяная дрожь хлынула по спине, заставляя шаг за шагом отступить на безопасное расстояние. Я будто стояла напротив дикого зверя, загнанная в ловушку, и обречённо понимала, что сейчас он меня разорвёт.

Прав был Стрельников, когда посылал мне мрачные предупреждения о нём, называя его имя с уважением и опаской. Но в глубине души я отчего-то точно знала, Илья меня не тронет…

Он разжал кулаки и размеренно выдохнул. Закрыл глаза. Когда открыл, спустя две секунды, вернулся в своё прежнее состояние. Дьявольский огонь на дне обсидиановой радужки потух.

Что это была за странная, пугающая вспышка?

– Я тут вспомнила, меня в ординаторскую срочно вызвали.

– Варь…

В области груди ёкнуло от того, с какой, теперь уже мягкостью, он назвал моё имя.

Какие странные перепады настроения. Мне показалось, или Вяземский – это будто две разные души в одном теле?

Свет и тьма…

– Мне нужна помощь.

– Какая? – недовольно.

– Помой мне голову. Самому неудобно, повязку могу намочить, – кашлянул он, покосившись на мои ножки, выглядывающие из-под белого халата, длиной чуть ниже колен, – нууу сама понимаешь.

Стискиваю правую руку в кулак. Вообще без тормозов! Да уж, «повезет его жене» терпеть все его выкрутасы, в особенности его сложный, нахальный характер.

А он вообще женат? Есть ли у него кто-нибудь?

Девушка? Любовница?

Кольца не видела, никто к нему с визитами не приходит, только эти типы мрачные, неразговорчивые в чёрных костюмах с лицами «андроидов».

Не тянет он на семьянина, скорее на блудливого мачо.