Текст книги "Три грани мизерикорда"

Глава 3. …и другие официальные лица

– Я был не один. Нас было трое – я, Тульский и Токарев.

Народное творчество по мотивам криминальных историй, ХХ век

Хлопот оказалось неожиданно много. И то сказать: когда «Бистяра» впервые стартовал с Заката после приключений на Волге – и веселухи особой не ожидалось, и Агата ещё роль бортврача на себя не примеряла. Теперь же… о, теперь у нее в дополнение к деньгам имелись время и знания. Хорошее сочетание. Именно то, что требуется. Правда, времени было не так, чтобы очень много. День, в пределе – два. Но чего только не добьешься, обладая связями, безукоризненной деловой репутацией, четким представлением о том, что тебе нужно, и практически неограниченным кредитом!

Так что Агата развернулась на полную катушку. Саквояж корректировок не требовал: даже Виталий Погосян только уважительно покачал головой, когда бывшая студентка подсунула ему список содержимого на предмет критики и доброго совета. Но вот медблок…

Да, «Саркофаг» и медкапсулу заменили ещё на Земле. В «Саркофаге» покинула борт «Бистяры» Юлия Рокотова, в медкапсуле – Алекс фон Строффе. В принципе, вынырнувшего из прошлого пилота можно было извлечь и на подлете к Земле, но оба присутствующих на борту медика – Отто Лемке и Агата Ставрина – решили не рисковать. Недавняя гибернация… отстрел спасательной капсулы в предельно аварийном режиме… приключения хороши на страницах романа, а в жизни хорошо бы обойтись без них.

Так что новёхонькое оборудование с нулевой выработкой ресурса доставили на борт ещё в Свободном. Генерал Горин расстарался, за что ему большое человеческое спасибо. Кстати, присланные взамен модели были существенно круче тех, которые Агата нагло экспроприировала на Волге. В этом плане имперский стиль ей определённо нравился.

Но капсулы – капсулами, а в специализированных каталогах имелась куча всякого и разного, что она хотела иметь на борту корабля, за здоровье экипажа которого отвечала. Хотела – и могла себе позволить, дай бог здоровья Платине с его неистощимой энергией и желанием извлечь из любого рейса наибольшую прибыль.

Хотя дело тут было не только в энергии пилота. Агата прекрасно отдавала себе отчет в том, что друг и компаньон стремится переплюнуть её в деловых вопросах. Сама же и постаралась. Черт его знает, как дело повернётся. Не век же Кондовому за ее юбку держаться, жена – когда она у него будет – не поймёт. Хотя покамест с женой выходил полный облом.

Сам пилот никаких действий в данном направлении не предпринимал. А остальные… кто только ни пытался склеить из них с Платиной пару! Матушка его пыталась, Глафира Ставрина (и куда делись её рассуждения о том, что в жизнь приёмыша вмешиваться не будет!) пыталась, Марфа тоже… и чего это людям неймётся? Брат ей Варфоломей, брат, что непонятно?!

Ладно, всё это лирика. Ну, что тут у нас? М-да, похоже, Платина за год ни разу в медблок не заглядывал. С одной стороны, хорошо, раз не заглядывал – значит, и надобности не было. С другой же… Так, это заменить, это убрать вообще… как я только с таким набором летала? И даже полагала, что всё в порядке… Ларка, я тебе сейчас сброшу список, оплата с моего счёта, давай в темпе! Какой ещё вальс?! Чечётка, дорогая, исключительно чечётка, не позже чем завтра мне нужен полный комплект. Хорошо, хорошо, десять процентов за срочность – твои. Вперед и с песнями, жду!

День да ночь – сутки прочь, а потом… понеслась душа в рай! Коробки и пакеты, ящики и баллоны… так, угу, принято, принято… а это что такое? Лариса Дмитриевна, я сейчас буду ругаться. Непечатно. Пункт 6-1-9. Я что заказала? А твои орлы что привезли?! Уж сделай милость, разберись. Ну да, идиоты. Но это ТВОИ идиоты, я-то тут при чем? Ларчик, у меня мало времени, вылет завтра!

Варфоломеево: «Агата, принимай гостей!» прозвучало как нельзя кстати. Точнее, прозвучало бы. Потому что рядом с Платиной широко улыбался Алекс фон Строффе.

Они сидели в ресторане, и Агата никак не могла придумать, под каким бы предлогом сбежать. Чёрт бы побрал Платину с его: «Давай сюда свой список, я сам разберусь, а ты ступай, поужинай. Вот Алекс тебе компанию составит!» Составил, а как же. За тем и пришёл. Щиты, все щиты, какие можно и нельзя, только бы отгородиться от волн восхищения, исходящих от собеседника. Причем восхищение весьма, надо сказать, приземлённого свойства. Он что же, не знает? Лемке ему не сказал? Или сказал, но ему всё равно? Или сказал, и именно поэтому?..

Щиты, щиты, щиты! Она не хочет, не хочет знать правду, Господи, пожалуйста, ещё чуть-чуть, ну неужели же она не заслужила хоть самой малости… Какое чуть-чуть, девочка, опомнись, ты что, забыла? Забыла, кто ты – и кто он? Надо ему объяснить, надо быть честной…

– Вы меня совсем не слушаете, Агата?

– Простите, Алекс, я немного задумалась. Вы о чём-то спросили?

– Ну вот! – фон Строффе с шутливой укоризной развел руками. – Агата, я понимаю, что у вас перед предстоящим вылетом много хлопот, но надо же и отдыхать!

– Вы правы, Алекс, вы совершенно правы… так о чем вы спрашивали?

– Я спрашивал, как вы познакомились с майором Десницей?

Агата рассмеялась, изо всех сил стараясь, чтобы смех прозвучал естественно.

– Это длинная история, Алекс. Длинная и не слишком занимательная. И вообще, почему мы говорим только обо мне? А как же вы? Давайте поговорим о вас!

Фон Строффе нахмурился. Это выглядело бы довольно забавно, если бы не серьёзный, пристальный взгляд исподлобья.

– Знаете, Агата, я, конечно, отстал от жизни на добрых двести лет, но… вы не хотите разговаривать со мной? Согласились поужинать из вежливости? Я вам неприятен?

Агата Ставрина куда-то делась, как и Агата-Собеседница, и девушка вдруг с ужасом почувствовала, что напротив Алекса фон Строффе сидит сейчас Даша Филатова. И лет Даше Филатовой уж никак не больше пятнадцати. Благословение? Или проклятие?

– Вы? Вы неприятны мне?! Алекс, вы просто не понимаете!

– Верно, – кинул пилот, – я не понимаю. Так объясните мне. Пожалуйста.

Агата набрала полную грудь воздуха и внезапно успокоилась. Паника исчезла, уступив место решимости. Нечего пробовать воду пальцем, надо нырять. И она нырнула.

– Алекс, вам, быть может, известно, что девочки-подростки частенько влюбляются в совершенно недостижимых для них мужчин? В певцов, актеров, известных спортсменов, звезд разнообразных шоу… Объект влюбленности зачастую зависит от окружения. Так вот, в приюте, где я выросла, все поголовно девчонки традиционно были влюблены в некоего Алекса фон Строффе.

– Что?! – опешивший Алекс подался вперед. – Вы… вы шутите?

– Даже и не думала, – грустно усмехнулась Агата. – Вы были для нас символом чего-то, что нам не полагалось просто по статусу. Мужчина, назвавший именем своей любимой звезду… и вот теперь я сижу за одним столом с этим мужчиной. Сижу, не имея на это никакого права.

Девушка мысленно ахнула, проклиная свой длинный язык, но было уже поздно. Уж с чем, с чем, а с реакцией у пилота Поискового флота проблем не было.

– Не имея права? Вам нужно право сидеть со мной за одним столом? С какой стати?!

Он не знает, подумала Агата, разглядывая замысловатую вышивку на скатерти. Действительно не знает. Да уж… ты, кажется, хотела быть честной? Будь.

– «Добрый дом» был небольшим приютом. Как, впрочем, и остальные – на Волге все детские приюты находятся… то есть находились в частных руках. И тринадцать лет назад пятеро девчонок вышли из него в большой мир. Они не строили иллюзий – или им так казалось, – но были твердо намерены переиграть Судьбу. На её же поле, да. Конечно, контракт обязывал их компенсировать стоимость содержания в приюте, но контракты для того и существуют, чтобы выполнять их требования, не так ли?

Агата подняла глаза на собеседника. Алекс, весь внимание, спокойно смотрел на нее, ожидая продолжения.

– В общем, девчонки взялись за дело. Год спустя Елена Морозова покончила с собой, приняв терминальную дозу «Красного хрусталя». Ещё через пару лет Екатерина Соловьева попала под трактор, которым управлял пьяный фермер, чьих коров она доила. Мужика даже не судили – с чего бы вдруг? Кому интересна жалкая батрачка? Татьяна Ремизова попалась на магазинной краже, получила три года каторги, но не продержалась и одного. Сама она умерла или помогли… кто знает? Валерия Мелихова истекла кровью: неправильно подобрала препарат для прерывания беременности. Контракт, Алекс, запрещал рожать детей, штрафные санкции были предусмотрены такие, что о выплате положенного в какой-то осмысленный срок можно было забыть, а деньги на качественные контрацептивы или хорошего врача… откуда бы им взяться?

Алекс молчал. По выражению его лица Агате никак не удавалось определить, как он относится к услышанному, а сбрасывать щиты она не хотела. Не могла она их сбросить.

– Дарья Филатова… Даше повезло. Ее взяла под свое крылышко Мама Зоя. Ну как – взяла? Объяснила отельной горняшке, что либо она отправляется на всё ту же каторгу за то, чего не делала, либо поступает к Маме Зое в штат. Именно Мама Зоя назвала Дашу – Агатой. Не судите девочку слишком строго, Алекс, она была молода и очень боялась каторги…

Лежащие на столе руки фон Строффе медленно сжались в кулаки.

– Судить? Агата, вы давеча что-то говорили о правах… по-вашему, у меня есть право судить? Судить ВАС?!

Он всё ещё не понял. Ну что ж…

– Алекс, вы ведь взрослый человек! Я должна вам объяснять, представительницы КАКОЙ профессии называют своих работодательниц – своих хозяек! – «мамами»?! Десять лет, Алекс. Я проработала на Маму Зою десять лет. Шесть – чтобы выплатить контракт, четыре – чтобы заработать на учебу. Агата-Собеседница, так меня называли. Поправить настроение, вывести из депрессии, придать уверенности в себе… такая вот специализация. Старая сука берегла меня, под кого попало не подкладывала, сильные эмпатки на дороге не валяются и стоят ой как дорого, но сути дела это не меняет. Вы интересовались, как я познакомилась с командиром? Он снял меня в баре отеля в ночь налёта лестиан на Волгу. Расплатиться, правда, не успел… и трахнуть не успел тоже. Там такое началось, что я до сих пор в толк не возьму: как мы все живы-то остались?

Она помолчала и закончила с кривой усмешкой:

– Простите, мне следовало рассказать вам всё до того, как мы пришли сюда. Да что там, я должна была отказаться от вашего приглашения, а ещё лучше – сделать так, чтобы оно вовсе не прозвучало. Поверьте, вы даже не заметили бы ничего. И не стояли бы сейчас перед выбором: быть вежливым или быть честным. Но Даша… ей до смерти хотелось поужинать с мужчиной, гибель которого она так долго оплакивала. Давно. Очень давно. В прошлой жизни. Я не смогла ей отказать. Ещё раз простите. И прощайте.

Агата встала из-за стола и пошла к выходу из ресторана. Пошла, не оглядываясь, чтобы не видеть статуи, в которую превратился Алекс фон Строффе.

Надежда Кондовая отвернулась от плиты, на которой собиралось вскипеть, но всё никак не вскипало какао. Растворимые напитки – чушь и профанация, какао надо варить! Женщина вздохнула, поправила выбившуюся из прически то ли светлую, то ли седую прядь и в упор посмотрела на сына.

Варфоломей сгорбился у стола, вертя в пальцах ложечку. Вот ведь… весь из себя взрослый, самостоятельный, пилот, совладелец преуспевающего предприятия… а как припекло – к кому прибежал за полночь? Что ж, всё правильно, к кому и бежать…

– Это очень хорошо, Варфоломей.

– Что «хорошо»?! Видела бы ты, как она рыдала, еле успокоил! Сроду такого не было, она на моей памяти только раз всплакнула – когда старого рекна хоронили. И то, по-моему, больше за компанию с Ардо…

– Хорошо, что Агата ещё может плакать. Я, признаться, боялась, что нет, слишком привыкла она носить всё в себе и быть сильной. Слёзы не признак слабости, но так считают далеко не все… и очень часто тому, кто не скрывает слёз, приходится выдерживать больший прессинг, чем тем, кто скрывает. А твою названую сестру прессовали по полной все кому не лень. И хорошо, кстати, что она, совершенно не умея строить отношения с мужчиной, всё сделала правильно. Инстинктивно, должно быть. Будь она моей дочерью, я бы гордилась.

Платине хотелось вскочить и заорать. Очень хотелось. Невыносимо. Вместо этого он положил ложку на стол, подчеркнуто медленно поднялся на ноги и снял с плиты кастрюльку. Налил себе какао, снова уселся и только потом заговорил, изо всех сил стараясь не подпустить в голос яду.

– Ты меня извини, мам. Я, конечно, понимаю, что у женщин есть женская логика, а у мужчин и вовсе никакой… только где ж ты в действиях Агаты «правильность» разглядела? Сама ведь повторяешь частенько: мужу-псу не выкладывай правду всю.

Надежда вздохнула, подошла к сыну и ласково взъерошила волосы на затылке. В неё пошел парень, от отца разве что нос, а так – копия, не открестишься. Ещё бы рассуждать умел, но в одном двух не бывает, увы.

– Видишь ли… Если Агата небезразлична Алексу фон Строффе, а он небезразличен ей, пусть даже просто как человек – ну не верю я в детскую романтику! – необходимо играть в открытую. Её биография всплыла бы рано или поздно, и хорошо, что он услышал правду от неё самой. Потому что правда бывает очень разной, в зависимости от того, кто, когда и при каких обстоятельствах её излагает. Между прочим, ты не задумывался, за каким чертом Агате понадобилось шунтирование? Почему бы ей просто не учиться, как все? А я тебе скажу. Она боится. Боится, что если не вывернется наизнанку, если не будет самой лучшей, успешной, незаменимой, самой-самой – причём быстро, – то не сможет быть достаточно полезной, в частности, вам с майором. И вы её бросите.

– Что-о?!!

– Что слышал. Не знаю, правда, отдаёт ли она себе отчёт в этом страхе. И есть ещё один страх. Страх, что, узнав правду о прошлом Агаты, люди отвернутся от неё. Здесь, на Закате, где во главу угла ставится способность выживать, она не могла проверить свои предположения. Жива? Умница. Как ухитрилась? Без разницы. Всё равно молодчина. Но Закат – это далеко не весь мир. И сегодня она посмотрела в лицо своему страху, рассказав этому молодому человеку, каким образом выжила. Как он, к слову сказать, отреагировал?

– Агата говорит – окаменел, – проворчал Варфоломей.

– Ну, это естественно. А потом?

– Потом она ушла.

– А вот это – зря. Ну да ладно. Что-то мне подсказывает, что, когда господин фон Строффе переварит информацию, эффект будет совсем не тот, какого ожидает Агата. Хотя… знаешь, я могу предполагать, чего она ожидает от этого парня, но даже близко не подберусь к тому, чего она ожидает от себя. Она и сама-то ещё к этому не подобралась, по-моему.

– Ты идиот, братан. Спорить будешь?

В голове Алекса фон Строффе было пусто и гулко. Очень хотелось пить. А вот вести серьёзные разговоры не хотелось совершенно. И встал он напрасно, не стоило этого делать. Вот только лежать, уставившись в потолок, тоже уже никаких сил не было.

– Эээ… глубокая мысль. И чем вызвана, хотелось бы узнать… до того, как выдвигать контраргументы, – попробовал Алекс смягчить ситуацию. Ведь далеко не каждый день человек, с которым столько всего пройдено, вламывается к тебе в каюту со столь безапелляционным заявлением.

– Чем вызвана? – Ричард Райт прошел внутрь, дошагал до стола и оперся на него той частью тела, которая уже не спина, но ещё не ноги. – Да как минимум тем, что я имею неудовольствие опять наблюдать твою рожу в состоянии немаленькой задумчивости. И дело вовсе даже не в похмелье. Или не только в нём. Давай-ка начистоту – лирика по голове проехала?

– В каком смысле? – на всякий случай пилот решил «включить дурака», по крайней мере, до тех пор, пока не выяснит, что именно не нравится другу.

– Да в прямом, – Райт достал из кармана пачку сигарет, закурил, выпустив клуб дыма в потолок. – Ты вчера с докторшей пообщался, да? И именно после этого явился на борт с литровой бутылкой вискаря, уже ополовиненной. Стало быть, она тебя отшила. А учитывая, какой ты у нас милашка и обаяшка, то тебя не просто отшили. Тебе сообщили, что ты прелесть, но ничего не получится. Я прав?

– Нет! – выпалил фон Строффе и тут же пожалел об этом. Собственный вопль ввинтился в мозг раскалённым сверлом. – Ни хрена ты не прав, и с чего ты вообще это взял?

– Бутылка – вон стоит, – обстоятельно начал Райт. – И раз в ней не хватает чуть больше половины, значит, эту половину ты выпил снаружи. Внутри ты пить в одиночку не стал бы, а пока шёл до борта, под шаг, мог выхлестать только в путь. Между прочим, я тебе даже могу сказать, откуда ты шёл – поскольку скорость твоего пития мне ещё с Патруля известна. И вряд ли что-то изменилось за последние двести с небольшим лет.

Навигатор невесело хохотнул и продолжил:

– А поскольку надраться ты мог исключительно по причине неудавшейся лирики, а интересовался крайнее время только докторшей Агатой, то всё с тобой ясно.

– Дик, а тебе не кажется, что ты суешь нос в мою жизнь? В мою личную жизнь, которая тебя никак не касается! И не имеешь на это никакого права, черт побери!

– Да ну? – в голосе Райта отчётливо доминировали нотки издевки. – Не касается? В прошлый раз твоя личная жизнь, которая «никого не касается», нас на двести лет в ловушку загнала! Не знаю, как у тебя, а у меня до сих пор каждый позвонок и все ребра болят от такого «никого не касается!».

– А вот это, мистер Райт, с вашей стороны подлость! – голос пилота звенел, как струна. Намёк на попытку срубить кучу призовых, дабы быть достойным такой чудесной невесты, как мисс Валлис, что и привело к двухвековому пребыванию в заморозке, никакого удовольствия Алексу не доставил. – Будьте любезны немедленно извиниться, в противном случае разговор закончен.

– А пошел бы ты, мистер фон Строффе… в холодный душ. Остынешь – так, глядишь, с тобой разговаривать можно будет. А то влюбленному мудаку что-либо втолковывать – абсолютно бесполезное занятие, – парировал навигатор.

– Что-о?! – взревел фон Строффе и рванулся в сторону собеседника. Зря, кстати, рванулся, потому что, несмотря на хорошую подготовку, ничего ему в рукопашной против Райта не светило. Ни двести лет назад, ни сейчас. Что и подтвердилось в следующее мгновение – пока Алекс набирал скорость, Дик просто сместился чуть левее линии атаки и встретил друга качественным крюком под дых.

Результат был закономерен. Пилот оказался на полу, задыхающийся, но уже не такой взбешенный. А навигатор опять занял прежнюю позицию и продолжил говорить как ни в чем не бывало.

– Так вот, братан, ты идиот. С чего я, собственно, и начал. Ты ещё не перерос миропонимание типа «я полетаю, а она подождёт»? Так, к слову, докторша ведь тоже член экипажа. Другого корабля, что характерно. И что должно было произойти в том случае, если бы ты всё же получил взаимность своих претензий? Очередная романтическая история? Нам не нужен ещё один медик. Второй пилот на «Твари» тоже не нужен, там и одного-то много. Или ты бы списался с корабля на грунт? Не списался бы, и мы оба это прекрасно знаем. Ты только что прожил год на грунте. Тебе, если я ничего не путаю, не понравилось. И нет никаких оснований предполагать, что хоть что-то изменилось. А ей что следовало бы сделать? Ждать тебя? Где, зачем и, самое главное, с какой стати?

Райт глубоко затянулся, неспешно выпустил дым куда-то поверх головы фон Строффе и продолжил со всё той же, бесящей Алекса, обстоятельностью:

– Стало быть, в случае, если на твои притязания отвечают взаимностью – ты в заднице. Но, до кучи, это ещё не всё. Ты не задумывался, что она просто не для тебя? Когда ты решишь, что пришла пора осемейниться и списаться – найди себе ту, для которой ты будешь всем. То есть и мужчиной, и учителем, и смыслом. Не надо западать на женщин, для которых ты таковыми не являешься. Поскольку характер у тебя не тот, Алекс, совершенно не тот. Она, доктор Агата, в некоторых вопросах гораздо сильнее тебя, имел я возможность с ней пообщаться, пока со Статуса летели, а ты в отрубе валялся. И переварит тебя эта, не спорю, милая женщина, со всеми твоими костями, потрохами и душевными терзаниями, если это ей будет нужно, в любой момент. Парень, пойми, она мне нравится, и я благодарен ей за тушку твою непутёвую; я сейчас не против госпожи Ставриной, я – за тебя. Кто ты для неё? Легенда из прошлого? Парняга-симпатяга из дружественного экипажа? Не парь мозги, братан, ни себе, ни ей. Нет, не хочу и не пойду, я ещё не закончил, помолчи и послушай. Ты – это один расклад, докторша – совершенно другой. Она не способна смотреть на тебя, как на ВСЁ, понимаешь? По определению не способна. И никогда ВСЕМ ты для неё не будешь. Потому что ей не нужен мужик, который был бы для неё всем, просто не нужен. Эта дама самодостаточна, как петля Мёбиуса, – Ричард фыркнул, закурил ещё одну сигарету, стряхивая пепел на пол, и веско закончил:

– И будешь ты, мистер пилот, либо душу себе рвать на лоскутки-тряпочки в очередном рейсе (а это крайне плохо заканчивается), либо пить запоем. Что ничем не лучше. Поэтому, братан, ты – И-ДИ-ОТ! Понял теперь?

– Чо ты в политики не пошёл, Дик? – хмуро осведомился фон Строффе, поднимаясь на ноги и поправляя комбинезон. – Из тебя получился бы прекрасный оратор. Вещаешь, как с экрана. Зачем? Чего ты хочешь добиться?

– Да только того, чтоб у тебя не фестиваль «играй, гормон» в голове царил, а мысли. Логика. Сила того самого Алекса фон Строффе, за которым я в своё время и пошел. Понял?

– Нет, – всё так же хмуро отрезал пилот. – И вообще, Райт, иди отсюда. Мне подумать надо и выспаться. Или проспаться. В общем, потом договорим, при случае.

Ричард Райт тяжело вздохнул, покачал головой, открыл бутылку с виски, стоявшую на столе, бросил в нее свою недокуренную сигарету и вышел. Черт с ним, с Алексом, хочет маяться – пускай мается. Только лучше пускай мается на трезвую голову, романтик хренов.

И когда проспавшийся-таки Алекс фон Строффе вознамерился нанести ещё один визит дружественному экипажу, но обнаружил только пустой посадочный квадрат, Дик даже не подумал делать вид, что огорчился.

До орбиты Заката «Бистяра» добрался без приключений. Да, конечно, пока корабль поднимался, Варфоломею было не до разговоров: смена сезонов давала атмосферные эффекты настолько опасные, что отвлечься хотя бы на секунду означало в лучшем случае потерять скорость. В худшем же… а командир (охренеть!) собирался садиться сам! Он бы ещё взлететь сам попробовал – на своём птенчике! Конечно, у «птенчика» было теперь целых два «сердца», и оба – «Жар-Птицы», не что-нибудь. Но реакторы – реакторами, а курсовая устойчивость разговор отдельный. Да и пилот из командира… эх, не будем о грустном.

Надо, однако, отдать должное Семьям Вересовых и Лихаревых – яхточка получилась даже и по закатским меркам вполне приличная. Особенно ежели сроки учитывать. Впрочем, для того денежки и придуманы, чего уж там.

Хотя далеко не всё и далеко не всегда решается деньгами. К примеру, задержка с постройкой нового «Ревеля» была обусловлена не столько ограниченностью Заславского в средствах, сколько политической обстановкой. Что средства? Весьма оправдавшие себя за пару сотен лет вложения Алекса фон Строффе и Ричарда Райта, которые те недрогнувшей рукой бросили в общий котел, финансовую проблему сводили к нулю. Но чтобы выполнить безапелляционные требования Аскерова по части оборудования, закатским верфям пришлось изрядно покрутиться.

Спускать лестианам захват нескольких планет Человечество совершенно не собиралось. А имперские двигательные установки считались лучшими не только с точки зрения Леона и обнаглевшего ИскИна. Так что получение новых движков в то время, когда всё, что не использовалось собственным флотом, уходило по договорам союзникам, было задачей нетривиальной.

Справиться – справились, конечно, но времени ушло куда больше, чем предполагалось изначально. Хотя в итоге получилась сущая конфетка. Чего стоило только оборудование невидимости, срисованное мастерами Заката с «Бистяры».

На яхте его, кстати, установить не удалось, пришлось выбирать между оружием и маскировкой. И выбор был сделан в пользу активной безопасности, пассивную же принесли в жертву. А что делать?

Броню менять полностью не стали – время поджимало. Но второй слой натянули, что в сочетании с дополнительными ребрами жесткости увеличило живучесть процентов на тридцать.

Орудийные системы подключили к реакторам и работать они должны – вернее, будут – как часы. Разумеется, задекларированы и «Плеть», и «Кулак», и «Гром» со «Слезами» были исключительно как противометеоритное оборудование – ну так на то и «Кокон».

Называли эту информационную подставу везде по-разному. Где-то попросту «дурилкой», где-то – высокопарно – «покрывалом», но суть была одна.

Уже давно определение характеристик корабля было исключительно аппаратным. На входе в обитаемую систему любой борт получал автоматический запрос систем слежения и автоматически же на него отвечал. Вот тут-то и наступал черед подключаемого по личной команде командира «кокона». И тупая автоматика – а где взять время на подготовку спецов-людей и средства на их содержание? – принимала и обрабатывала информацию о прибытии мирного гражданского судна. Снабженного пресловутыми «противометеоритными орудиями» в количестве, кратном, как правило, двум. Верхней и нижней полусферы.

Поделки большинства Вольных Миров могли обмануть разве что гражданские службы космопортов. Впрочем, в подавляющем большинстве ситуаций хватало и этого, потому что судебно-вменяемые владельцы кораблей с космопортами не воевали. Сработанные в Империи «дурилки» вводили в заблуждение уже станции системной защиты. Закатские «коконы» легко и непринужденно сбивали с толку даже имперские крейсера. Просто так. На всякий случай. Воевать с империей никто не собирался, но… но.

Паранойя изначально была и до сих пор оставалась не болезнью Заката, а общепринятым образом мыслей и действий, поэтому «коконы» штатно ставились на все корабли. Береженого и Бог бережет. Мало ли что?

А уж Дмитрию-то Деснице поставили наилучший вариант из всех возможных, такой же, какой имелся на «Sunset Beast». И денег запросили самую малость: себестоимость, не более. Кондрат Вересов на память покамест не жаловался, даже и не думая забывать, кто выдернул его с захваченной Волги.

В общем, с точки зрения состояния яхты, в данный момент надежно запертой в трюме, всё было путем. А вот что касается настроения командира…

– Отца убили, – глухо проговорил Десница, когда управляемый автопилотом «Бистяра» неторопливо и плавно набирал инерцию перед входом в гипертуннель. – Сомнений никаких. И предположений, кто конкретно подсунул ему «лекарство» – тоже. Но вот почему это было сделано, я себе плюс-минус представляю. А когда знаешь – «почему», уже несколько проще ответить на вопросы «где?» и, соответственно, «куда?».

– И куда же? – Платина предпочитал по большей части помалкивать, но сейчас ему нужно было считать курс.

– Триангл. Знаешь, где это? – командир по-прежнему глядел прямо перед собой.

– Найдём, делов-то. Агать, сваргань кофейку.

Девушка кивнула, выскользнула из рубки и вскоре вернулась с тремя стаканчиками. Всё было почти как при первом старте на Волге, разве что сестрёнка явно ещё не отошла после неудачного свидания. Ничего, срастётся. Перемелется – мука будет. А Алексу фон Строффе Платина ещё рёбра пересчитает при случае. Обязательно пересчитает. Чтобы не расстраивал.

Ладно, будет день – будет хлеб, а сейчас надо понять, как и куда прыгать. Чёрт, далековато. «Бистяра», конечно, лапочка, но одним прыжком всё-таки не вытянет. А вот двумя – с нашим вам удовольствием.

Тем временем командир продолжал:

– На Триангле будем искать концы, конкретно – выходы на некую корпорацию «Vitae Serve». Есть, знаете ли, такое богоугодное заведение – картель Бесара…

Слева от Варфоломея произошло некоторое шевеление: Агата явно услышала что-то весьма для себя интересное. Рассеянность уступила место напряженной сосредоточенности, и Десница тут же среагировал:

– Что?

Девушка сменила позу, проделала малопонятную манипуляцию с комбинезоном, отчего он мгновенно стал выглядеть втрое лучше, чем минуту назад, и слегка прищурилась.

– Дим, ты помнишь наш разговор на Оймяконе? О клинике на острове и ее бельмастом пациенте?

– Помню, – кивнул он. – А какая связь?

– Прямая. Этот самый пациент как-то раз, расслабившись и разговорившись, картель Бесара помянул незлым тихим словом, да так, что у меня и уши повяли.

Десница закинул руки за голову и на несколько секунд застыл неподвижно. Потом, видимо, мыслительный процесс потребовал более активных действий. А поскольку разгонялся Платина действительно без всякой спешки и гравикомпенсаторы работали в штатном режиме, то ничто не помешало майору подняться на ноги и сделать несколько кругов по рубке. Точнее, не кругов, а полукружий, за спинками второго ряда ложементов.

Придя к какому-то выводу, командир снова плюхнулся в свое кресло, но вместо того, чтобы пялиться в пространство, развернулся лицом к Агате.

– Почему-то я даже не сомневался, что деловые интересы твоего пациента и картеля не могли не пересечься.

Имени оба упорно не называли, но Платину это не смущало. Пациент так пациент.

– Интересы именно пересеклись, Дима. Пациенту весьма настойчиво предложили войти в состав картеля, но он отказался.

– Да что ты говоришь? – с весёлой злостью, весьма обрадовавшей Варфоломея, удивился Десница. – Отказался?! Интересно – как?! Знаешь, красавица, вообще-то картелю Бесара не отказывают.

– За что купила, – фыркнула в ответ Агата. – Пациент сказал, что он уже слишком большой мальчик, чтобы под чужим дядей ходить. И хотя отказ стоил ему немало крови, нервов и денег, в конце концов в картеле поняли, что дешевле не связываться.

– А вот в это, пожалуй, верю, – с непонятным Платине удовольствием кивнул командир. – Что ж… не то чтобы мне нравился старый мерзавец, но за такое, пожалуй, можно и уважать. Да, ну так вот…

Дмитрий помедлил, собираясь с мыслями.

– «Vitae Serve» – дочернее предприятие картеля. Чем только ни занимаются, в частности, таким, что волосы дыбом даже у меня, а уж я-то навидался. Короче, месяца три назад один занятный персонаж притаранил бате психоматрицы. Знаете, о чем речь?

Платина только пожал плечами, а вот Агате, по его наблюдениям, слово «психоматрицы» сказало если не всё, то очень многое.

– С Триангла притаранил?

– Напрямую от «Vitae Serve». Притаранил, а потом попробовал разобраться самостоятельно – чем-то они ему насолить успели, отец не говорил, а я не спрашивал – и пропал. Предположительно на Триангле. Поэтому, кстати, запомните имена: Игорь Соловьёв; Рикардо Альтез; Майкл Скол. Последним он вряд ли воспользуется, но чем чёрт не шутит. В общем, если в поле вашего зрения попадёт человек с таким именем или информация о нём, не хлопайте ушами. Он мне – нам – очень нужен. Ясно?