Текст книги "Новак Джокович. Жизнь и карьера великого чемпиона"

2. Дияна и Срджан

Новак Джокович родился 22 мая 1987 года в Белграде. Он первый ребенок Дияны и Срджана Джокович. Его отцу Срджану на момент рождения сына было 26 лет, его жена на три года моложе. Молодая пара пыталась наладить свое существование в переживающей кризис Югославии. В Белграде у Джоковичей был свой ресторан. Уроженец Косова Срджан не чувствовал себя комфортно в городе-миллионнике, он тосковал по своей малой родине. Но в разваливающейся Югославии он видел шанс для своей семьи только в Белграде. Дияна же была родом из Белграда. Она выросла в семье с патриархальными устоями, которые продолжил ее супруг Срджан.

Существуют противоречивые данные о спортивных достижениях Дияны и Срджана Джокович. В некоторых статьях на родине теннисиста утверждается, что Срджан был выдающимся лыжником и участвовал в нескольких гонках, в других он упоминается как бывший футболист ФК «Трепка», клуба из Косова, расположенного недалеко от Митровицы. Однако имя Срджана Джоковича не фигурирует ни в каких статистических данных. Ни в лыжном спорте, ни в футболе. Есть подозрение, что Джокович-старший преувеличил свои спортивные достижения в свете последующих невероятных успехов своего сына. Однако доподлинно известно, что он работал инструктором по катанию на лыжах в Копаонике.

Мама Дияна была когда-то волейболисткой и отличной гимнасткой. Новак Джокович считает, что от нее он унаследовал уникальную ловкость и гибкость: «Я чемпион благодаря своей матери, а не благодаря отцу». Однако ни Дияна, ни Срджян не имеют никакого отношения к теннису.

22 мая 1987 года «белый спорт» еще ничего не значил в доме Джоковичей. Маленькая семья в то время жила в многоквартирном доме в центре Белграда. В зимние месяцы глава семьи Срджан давал уроки катания на лыжах в Копаонике. По югославским меркам это было место для богатых. Там можно было встретить лишь представителей высших партийных кадров или граждан с большими связями наверху. Срджан и его брат Горан делали ставку на эту клиентуру, когда в 1999 году открывали пиццерию в Копаонике и назвали ее «Ред Булл». Одноименный австрийский производитель напитков не подал в суд на братьев Джокович за нарушение прав на товарный знак только потому, что компания, основанная всего за два года до этого, больше всего была занята привлечением новых клиентов в Западной Европе.

Окрестности Копаоника по сей день занимают особое место в сердце Новака Джоковича: «Честно говоря, я думаю, что душа Сербии в подобных деревнях на юге. Белград – это современный мегаполис, который дает вам очень многое. Но настоящая Сербия – это Юг. Я каждый раз восхищаюсь видом с гор Копаоника».

Можно подумать, что это место на границе с Косовом было для семьи Джоковича приятным переключением от панельных зданий Белграда. Но то, что могло показаться на первый взгляд отдыхом для души, было прежде всего тяжелой работой. Шесть дней в неделю. Без перерыва. Угадывать желания гостей. Оставаться вежливыми, дружелюбными. Удел владельца ресторана. А рядом с родителями, которые постоянно напряженно работали, находился маленький Новак.

Зимой семья находилась в постоянных переездах между горами и столицей, и совсем нечасто они оставались втроем. В августе 1991 года на свет появился брат Новака Марко. В июле 1995 года – Джордже, третий сын. Но отношение к трем сыновьям было не совсем одинаковое. По крайней мере, после первого урока тенниса у Елены Генчич Новак начал играть особую роль в семье.

После того, как она отработала с ним несколько подач и маленький мальчик потрясающе выполнил все инструкции, взволнованная тренер захотела немедленно поговорить с его родителями. Она потребовала, чтобы Новак отвел ее к ним. Путь совсем не дальний. «Ред Булл» находился прямо напротив теннисного корта. «У вас золотой мальчик», – знаменитый тренер не скупилась на похвалу. Срджан и Дияна Джокович до этого момента мало что знали о мире тенниса, о мире, часть которого располагалась по другую сторону дороги. Теннис? Им приходилось управлять рестораном, много и упорно работать. Они ничего не слышали о ранних спортивных достижениях Моники Селеш, игрока мирового класса, которую тренировала Генчич. Генчич в эйфории выпалила: «Я едва ли когда-либо видела больший талант, чем у вашего сына. Я обещаю вам: когда ему исполнится семнадцать, он войдет в пятерку лучших теннисистов мира». Срджан и Дияна Джокович потеряли дар речи.

Новак, который до этого момента оставался за спиной своей матери, после такой похвалы вышел вперед и подошел к Генчич. Его родители были настроены скептически. Когда Генчич ушла, они не знали, что и подумать об этой женщине. Они собрали информацию о ней. Все, причастные к миру спорта, кого они ни спросили в Копаонике, были в восторге от тренера по теннису. Срджан и Дияна Джокович начали доверять словам двукратной чемпионки Югославии по теннису. Новаку разрешили тренироваться с ней. Бесплатно. Генчич отказалась от денежного вознаграждения за работу с исключительным талантом. Она понимала, что и без оплаты ее труда на семью Джоковича ляжет значительное финансовое бремя.

Одежда, мячи, ракетки – все это семья могла себе позволить с трудом. Не говоря уже о расходах на поездки на предстоящие молодежные турниры. Уже тогда Срджан начал понимать, что он может позволить себе такие финансовые затраты только ради одного из своих трех сыновей. Спустя годы в одном из своих немногих интервью сербской телепрограмме «Спортивный клуб» Дияна рассказала, как тяжело переживали возраставший успех старшего сына два младших брата. Так, после крупных побед она постоянно приглашала Марко и Джордже присоединиться к Новаку на фотографии победителя. «Нет, это не наш кубок. Не мы его выиграли», – отвечали младшие сыновья. Такая сосредоточенность на карьере Новака была и остается больным местом семьи, она угрожала семейному спокойствию как тогда, так и сейчас; в чем ни один Джокович публично не признавался. Спортивный успех может временно замаскировать любые трещины. А гораздо менее впечатляющие результаты Марко и Джордже говорят сами за себя. В начале 1990-х годов было трудно предположить будущий масштаб проблемы. Талант Новака только набирал обороты.

3. Непобедимый дуэт с гор

Елена Генчич не теряла времени зря. В первом же разговоре с Срджаном и Дияной Джокович ей удалось добиться, чтобы этот «золотой мальчик» отныне принадлежал ей. Она разработала подробную программу тренировок. Не только на несколько недель в лагере в Копаонике, но и на ближайшие пять лет. Она поговорила с учителями, клубными тренерами и находилась в постоянном контакте с родителями Новака. Каждый раз она подчеркивала уникальность мальчика. В скором времени стало ясно, что одна из самых больших проблем на пути к вершине спорта – это обязательное школьное образование. Новак посещал школу в Белграде. Генчич же из-за растущего спроса открывала все больше теннисных лагерей в Копаонике. Сначала семья пыталась найти для Новака школу в горах. Но в непосредственной близости школ не было. Новак продолжил посещать свою белградскую школу, в то время как родители проводили большую часть года в своем ресторане «Ред Булл» и в бутике – втором бизнесе, который они открыли на курорте. В то время как родители Новака зарабатывали деньги на теннисную карьеру сына, мальчик жил с дедушкой Владо, отцом Срджана Джоковича. Владо Джокович совсем не был похож на своего сурового и неприступного сына Срджана, те, кто знал его лично, называли его чутким и открытым. Он жил в панельном доме примерно в семи километрах к югу от центра Белграда, в районе Баньица.

В то время в этом районе проживал средний класс коммунистической Югославии, сегодня же Баньица является центром столичной жизни. Найти квартиру Владо Джоковича очень просто. На внешней стене дома, прямо под квартирой на первом этаже, есть граффити, которые нельзя пропустить: на них изображен Новак Джокович рядом с Еленой Генчич и его дедушкой Владо. Произведение искусства размером примерно три на десять метров. Генчич всегда говорила о дедушке Владо только самое лучшее: «Я знала, что Новак находится в надежных руках» – так ее чувства к белградскому опекуну ученика описаны в книге Криса Бауэрса. Благодаря своим хорошим связям в правительственных кругах Генчич добилась того, что Новаку разрешили тренироваться в бывшем армейском спортивном клубе «Партизан Белград». Он все время находился рядом с ней, кроме тех дней, когда ей приходилось устраивать теннисные сборы в других местах. Елене Генчич регулярно удавалось договариваться о том, чтобы ее образцовому ученику дали дополнительную неделю каникул в школе, чтобы Новак мог подольше тренироваться с ней в горах.

Для дедушки Владо важен был не только теннис. Между гигантскими панельными зданиями располагалось футбольное поле – тоже бетонное. На нем Новак проводил время со своими друзьями после школы. Там же была баскетбольная корзина, Новак попробовал и этот вид спорта. Для детей Баньицы это поле – спортивный оазис в городском мрачном мире, а Ноле – один из лучших в любом виде спорта. Тогда он также узнал, что в командных видах спорта важно держаться вместе. Друзья до сих пор рассказывают о его большой преданности команде. Плюсом большого количества бетона вокруг было то, что Новак мог, когда хотел, превратить практически любой уголок многоквартирного дома в теннисную стенку.

Однако большую часть времени он проводил на тренировках с Еленой Генчич. Она жила на окраине Баньицы и весь день стояла на развалинах партизанской территории, где располагался теннисный корт. Ей очень нравилось работать с Ноле. При этом Генчич учила своего подопечного не только правильному замаху и верному подбросу мяча. Она знала: если этот мальчик хочет попасть в профессиональный спорт, он должен научиться искусству побеждать и вне корта. Он должен владеть языками, чтобы его не называли ограниченной «балканской машиной». Сегодня Джокович свободно говорит на пяти языках: сербском, английском, итальянском, французском и немецком. Не все эти языки он выучил с Генчич. Но она сформировала у него в голове понимание того, что значит общаться на равных. А также как оказывать уважение собеседнику. Кстати, Джокович и сегодня радуется, если с ним кто-то хочет пообщаться по-немецки. Он хорошо владеет этим языком, так как долгое время тренировался в Мюнхене под руководством легендарного тренера Ники Пилича. И когда Борис Беккер позже стал его тренером, Джокович общался с уроженцем Лейменера на его родном языке. Однако благодаря своим талантам к языкам Новак обретает не только друзей. Поскольку он не общается на своем родном сербском языке за границей, некоторые из его соотечественников обвиняют его в отсутствии патриотизма, называют звезду тенниса заискивающим и безвольным. Родители Новака, несмотря на их многочисленные поездки по миру, плохо говорят по-английски. Это также одна из причин, по которой они – в первую очередь Срджан – редко дают интервью несербским СМИ.

Елена Генчич не ограничивала внеклассное образование Джоковича исключительно языками. Она очень хорошо разбиралась в этикете и передала эти знания своему ученику. Во время совместного приема пищи она объясняла Ноле, какая вилка предназначена для салата, а какая – для основного блюда. Она обучала его тому, что его постоянно пропадающие на работе родители не могли ему дать – и не только из-за нехватки времени. А Елена Генчич могла. Она часто слушала классическую музыку, чтобы расслабиться. И включала ее также Новаку. Поначалу мальчик неохотно слушал такую музыку, но со временем любительница классики заметила, как Новак все чаще задерживался у двери, когда она слушала свою музыку. Она рассказывала ему историю создания некоторых произведений, Ноле внимательно слушал, запоминал. Так происходило всегда, когда Генчич ему что-то рассказывала. Он с интересом впитывал все, что она ему говорила. Его умение слушать – это то качество, которое и по сей день ценят все, кто имеет с ним дело. От физиотерапевта до менеджера.

«Он так быстро делал успехи», – вспоминала Генчич о первых годах совместной работы в Белграде и в Копаонике. В то время как финансовые проблемы семьи Джокович усугублялись, для тренера и ее воспитанника этот период был очень счастливым. Их жизнь была похожа на сцены из таких блокбастеров, как «Рокки» или «Каратэ-пацан», в которых звезды оттачивают свою технику до совершенства под пафосную музыку. В эти моменты Новак был похож на Рокки Бальбоа, который пробирается по сибирским снегам, сметая с дороги бревна. Или на Даниэля-сан из фильма «Тигр карате», который, следуя наставлениям своего учителя мистера Мияги, отрабатывает технику идеального боевого удара на автомойке. Ему также становятся подвластны моменты полной сосредоточенности. Все это было так же реально, как и боксерские поединки Рокки Бальбоа.

Тренировки Генчич и Джоковича похожи на эти кинематографические сцены. И даже если эти сцены проигрывались лишь в их воображении, они позже сыграли свою роль в успехе великого теннисиста. Генчич с самого начала применяла в работе с Джоковичем технику, которой сегодня пользуются почти все тренеры в процессе ментальной подготовки элитных спортсменов: визуализацию. «Представь, что у тебя в руках Кубок Уимблдона. Что ты видишь?» – спрашивала она его снова и снова. И ей было недостаточно простого ответа: «Я вижу кубок». Она просила его подробно описать трофей. Спрашивала его, какой образ возникает у него в голове. Что на нем в это момент надето? А что носит арбитр? Кто сидит в его секторе? Как пахнет трава? Каждый, даже самый незначительный нюанс мальчик должен был передать словами и прочувствовать всеми органами чувств.

В этот период были сделаны и первые публичные видео Новака Джоковича. На одном из них он изображен шестилетним ребенком на теннисном корте Копаоника. Маленький Ноле, одетый в яркие неоновые цвета, ростом лишь немного выше сетки. Он перебрасывается парой мячей с отцом Срджаном. Оба играют на одном уровне. Новак радуется каждому выигрышу, громко крича и поднимая в воздух сжатый кулак. А когда проигрывает по очкам, то падает на колени от разочарования.

Другой эпизод показывает его в матче с мальчиком, который как минимум на четыре-пять лет старше. Новак по-прежнему ростом чуть выше сетки, подача у него уже исключительно хорошая. Но ему нечего противопоставить стабильному приему подачи своего физически явно более сильного противника. После ошибки справа матч заканчивается. Новак проиграл. Следует обязательное рукопожатие у сетки, затем проигравший разражается слезами. Друзья утешают Новака. Уже тогда большие амбиции вступают в конфликт с большим талантом.

В третьем видео он сидит у сетки в какой-то телестудии, в бейсболке, повернутой козырьком назад, и с теннисной ракеткой в руке, и у него берет интервью другой ребенок.

«Что тебе больше всего нравится в теннисе?» – спрашивает интервьюер.

«Удар справа. Удар слева. И воллей. Потому что они помогают мне побеждать моих противников».

«Как часто ты играешь?»

«Всю ночь. Днем у меня занятия в школе. Затем у меня послеобеденная тренировка. И я продолжаю играть до поздней ночи».

«Какая у тебя в теннисе цель?» – задает вопрос мальчик, он чуть постарше Новака.

«Стать номером один во всем мире».

Джокович говорит это с непринужденной самоуверенностью, которая делает его, семилетнего мальчика, вдруг несимпатичным. Он напоминает выскочку-подростка, который первым, ни с кем не считаясь, вызывается петь на музыкальном вечере. Не каждый станет певцом мирового масштаба, и не каждый достигнет цели стать номером один во всем мире. Но вот Новак Джокович – да. Потому что он не ограничивается мечтами. Потому что он наполняет свою мечту жизнью. И прикладывает для этого совершенно невероятные усилия. И ему очень везет: вокруг него всегда были люди, которые направляли неуемные амбиции этого ребенка в нужное русло. В первую очередь Елена Генчич.

Но эта идиллия для Генчич и Ноле продлилась недолго. Вскоре в повседневную жизнь сербов вторглись бомбы. Не стали исключением судьбы Елены Генчич и Новака Джоковича. И ничто уже не было прежним. Никогда.

4. Бомбежки – ночи, полные страха

В начале завыли сирены. Затем послышалось гудение самолетов. Внезапно посреди ночи в небе вспыхнул свет. В квартире Владо Джоковича закачались люстры. Джоковичи в ужасе вскочили с дивана. Семья приехала в Белград, как они всегда делали между зимним и летним сезонами. Потому что это была редкая возможность побыть друг с другом вместе несколько недель. Но на этот раз все иначе, чем обычно. Белград становится укрытием.

В воздухе чувствовалась нарастающая эскалация войны. И в эпицентре конфликта, в приграничном регионе между Сербией и Косовом, Срджан и Дияна Джокович больше не хотели находиться. Тем более со своими тремя маленькими сыновьями. Лучше было переждать у дедушки Владо в двухкомнатной квартире. Их даже не пугала угроза попадания бомб, потому что вокруг квартала расположены военные базы, возглавлявшие список объектов, попадающих под ракетные удары сил НАТО. Но у квартиры деда было одно существенное преимущество: в панельном доме имелось бомбоубежище.

Когда 24 марта 1999 года бомбардировщики НАТО совершили свои первые налеты на Белград, многие местные жители укрылись в подвале. Со своими одеялами и запасами воды Срджан, Дияна, Новак, Марко, Джордже также получили свободный уголок. Сначала напрягала тревожная тишина. Затем вдалеке слышался глухой удар сербской противовоздушной обороны. Бомбы взрывались так близко к ним? Вроде пронесло. В течение двух недель у семьи Джокович был один ритуал: каждую ночь спускаться в подвал. Когда первая волна паники отступила, в убежище слышались даже шутки. «Поначалу настроение было очень подавленным. Но по мере того, как проходили ночи, смех был слышен все чаще и чаще. Кто-то даже играл в настольные игры», – вспоминает Новак Джокович.

Такой же опыт пережила и другая молодая теннисистка. Ана Иванович также была напугана ночными сиренами и вместе с родителями и братом пряталась в подвале, чтобы укрыться от бомб. Иванович также очень хорошо помнит первую ночь бомбежек: «24 марта мы праздновали день рождения моей двоюродной сестры. Тогда мы еще были маленькими и не понимали всей серьезности ситуации, нам лишь было жаль, что вечеринку по случаю дня рождения пришлось отменить». Иванович, ныне известная как жена бывшего профессионального футболиста Бастиана Швайнштайгера, выросла совершенно в других условиях, нежели Новак Джокович: в частном трехэтажном доме с собственным подвалом, который в это смутное время стал убежищем для семьи. Бабушки и дедушки, а также некоторые друзья и соседи семьи Иванович также укрылись в их подвале. Однако, когда в одну из ночей стало известно, что отделение почты, расположенное напротив их дома, в ближайшие часы будет атаковано НАТО, семья Иванович сломя голову бросилась к родственникам, жившим примерно в десяти минутах езды от них. По пути автомобиль несколько раз сотрясался от взрывов. «Для меня это был самый опасный момент за всю войну», – рассказывает Ана Иванович. «Когда мы вернулись на следующее утро, мы увидели, что дома, мимо которых мы проезжали накануне вечером, были полностью разрушены. К счастью, наш дом остался цел».

Спустя какое-то время бомбардировки стали привычным делом. Многие сербы смирились со своим бессилием и начали частично возвращаться к повседневной жизни. После первых недель бомбардировок молодые талантливые теннисисты Новак Джокович и Ана Иванович вернулись на корт. Начали снова проводить молодежные турниры. Но как только раздавались сирены, матчи немедленно прерывали. В этот период Джокович и Иванович стали близкими друзьями. Они уже были знакомы раньше, потому что, когда Ане было четыре года, она бывала в ресторане Джоковичей со своими родителями во времена теннисного лагеря в Копаонике. Кроме того, отец Аны и дядя Новака, Горан, были одноклассниками. И еще кое-что объединяет эти два теннисных таланта: они одного года рождения. Они соревновались в одной возрастной группе, проходили вместе различные дополнительные курсы, выезжали на сборы и участвовали в одних турнирах. Игра в теннис в военное время сплотила их.

По сей день Джокович и Иванович очень хорошо ладят. Однако о любовной связи, о которой постоянно мечтали сербские газеты, и речи не было. Когда Джокович говорит о победительнице Открытого чемпионата Франции 2008 года, он всегда называет ее своей «сестрой», с которой его навсегда связывают воспоминания о ночи бомбежек 1999 года. Правда, они никогда не сидели в одном подвале. Но ощущали одно и то же чувство страха.

В 2011 году Новак Джокович снова вернулся в «свой» подвал с американским каналом CBS в рамках программы «60 минут». Смотря телевизионные кадры, невольно начинаешь сомневаться в том, могло ли это место выдержать настоящую бомбежку. Бомбоубежище больше похоже на чулан с чуть более толстой дверью. Около 20 семей проводили здесь ночь за ночью в течение трех месяцев, тряслись от страха, надеясь на лучшее. Для Джоковича это место также ассоциируется с окончанием его детства. Ему было одиннадцать лет, когда война перевернула жизнь семьи с ног на голову. Его брату Марко было восемь лет, Джордже – четыре. Новак внезапно начал чувствовать ответственность за жизни двух своих младших братьев. Поскольку атаки НАТО на Белград все учащались, сербская противовоздушная оборона больше не могла своевременно предупреждать граждан об атаках. Взрыв – сирена – бегство. По такой схеме проходили ночи. Семья все чаще оставалась на ночь в квартире дедушки Владо, так быстрее было добраться до убежища. А если Джоковичи и ночевали в собственной квартире, расположенной в нескольких сотнях метров, то они при первых звуках сирены мчались в дом дедушки, чтобы быстрее укрыться в его подвале.

«Внезапно вся комната затряслась», – вспоминает Новак об одной из тех ночей. Они спали все вместе в гостиной их маленькой квартирки. Нужно было торопиться. «Ноле, присмотри за своими братьями!» – крикнул его отец. Его мать слишком быстро встала и, поскользнувшись, ударилась головой о край стола, на мгновение потеряв сознание. Ей понадобилось время, чтобы прийти в себя. Срджан Джокович поддерживал свою жену, когда она спускалась по лестнице на улицу. Ноле следил за своими братьями. Неожиданно он споткнулся и упал на холодную землю темную ночью. Членов его семьи не видно. «Мама! Папа!» – отчаянно кричал Новак. «Мама! Папа!» Внезапно над ним появился огромный бомбардировщик F-117. Джокович увидел, как самолет сбросил две бомбы над его жилым кварталом, рядом с его домом. В ту ночь пострадала больница. Небо озарялось огненно-красным светом. Удары бомб гулко отдавались в ушах мальчика. Словно окаменев, он наблюдал за атакой. «Идем же, Ноле», – звал его отец. Сквозь огненно-красный свет Новак разглядел силуэты своих родителей. Они виднелись в конце улицы. Одиннадцатилетний мальчик вскочил и со всех ног бросился к своей семье. В нос ему ударил запах дыма, металла и песка. В ушах раздавался звон от разрывов бомб. Громкие звуки до сих пор пугают Новака Джоковича.

Спустя какое-то время семья добралась до квартиры дедушки Владо. В ту ночь закончилось детство Новака Джоковича. В подвале не было места веселью. От шуток не осталось и следа. Здесь каждый испытал на себе жестокость войны.

В Сербии (и не только там) какое-то время велись ожесточенные споры о справедливости или легитимности вторжения НАТО. Многие обвиняют западных политиков в стигматизации. Маленький одиннадцатилетний мальчик не мыслил такими категориями. Для него было ясно только одно: эти люди хотели у него что-то отнять. Что-то, что для него священно. Его семью и дом.

Когда Джокович публично говорит о политических причинах, связанных с войной на его родине на рубеже тысячелетий, он всегда продумывает свои слова. Прежде чем ответить, он обычно делает паузу. Делает глубокий вдох. Он знает, что каждое его слово может сыграть свою роль. С одной стороны, он хочет разоблачить несправедливость сербского режима и не может отрицать военные преступления, совершенные сербскими военными. Но, с другой стороны, он также хочет подчеркнуть жестокость НАТО по отношению к сербскому населению. Поведение Джоковича говорит о том, что он был бы не прочь жестко осудить НАТО и принятые в то время решения. Но он знает, что такая позиция не принесет ему признания за пределами Сербии и сделает его еще более непопулярным в кругах теннисных фанатов.

Хотелось бы, чтобы Джокович смог забыть о зверствах сербской армии, особенно тех, за которые был ответственен тогдашний глава государства Слободан Милошевич. Милошевич, еще находясь на посту, был обвинен в геноциде Трибуналом Организации Объединенных Наций по военным преступлениям. Чуть позже ему пришлось предстать перед Международным уголовным судом в Гааге по обвинению в «преступлениях против человечности». Обвинение состояло из 66 пунктов, включая сотни тысяч случаев геноцида, интернирования, депортации, массовых убийств. Но Милошевич умер до вынесения приговора.

Новак Джокович отказывается давать оценку политическим вопросам, вместо этого он фокусируется на своей роли профессионального теннисиста и отдает предпочтение игре, в которой политика и спорт не имеют ничего общего. И тем не менее это не останавливает его перед тем, чтобы назвать спорт жертвой тех ужасных исторических событий. По его словам, спорт пострадал прежде всего потому, что политика Милошевича разрушила спортивную инфраструктуру на его родине. А война, говорит Джокович, – это всегда ужас для тех семей, которые теряют имущество и близких. Такое вот абстрактное заявление, которое полностью игнорирует то, от кого исходила агрессия и кто пожертвовал десятками тысяч жизней ради личной власти.

В то же время Джокович начинает более ясно изъясняться, когда речь заходит о Косове, откуда родом большая часть его семьи. «Косово – это Сербия», – гласит его кредо. Когда в 2008 году Косово провозгласило свою независимость, а сербские националисты вышли на улицы в Белграде, народный герой поддержал демонстрантов на своей родине следующим видеообращением: «Мы готовы защищать то, что по праву принадлежит нам. Косово – это Сербия». Позже он подкрепил это заявление в немецком новостном журнале Der Spiegel. Его отец, по словам Джоковича, родился в Косове, так же как и его дядя и тетя. «Это колыбель моей семьи и сербской культуры в целом. Я не жалею о том, что сделал. Мы хотим справедливости, но мы ее не получаем». Именно такие заявления делают его героем сербских националистов. В этом вопросе теннисист отклоняется от своего обычного курса. Он рискует занять недвусмысленную политическую позицию, возможно, отчасти потому, что государственная независимость Косова – это тема, которая касается истории его семьи.

Некоторые могут неодобрительно покачать головой, когда профессиональный теннисист настроен подобным образом по отношению к политическим правам у себя на родине. И все же большинству из нас, у кого нет опыта жизни в военное время, легко обвинять Джоковича. Чтобы понять, почему Новак Джокович высказывает сегодня такие спорные мысли, нужно вернуться к ночам бомбежек 1999 года. Когда маленький одиннадцатилетний Новак лежал на холодной земле темной ночью в жутком страхе и звал маму и папу.

Вернемся к лету 1999 года, когда мама, папа и дедушка Владо пытались дать детям что-то вроде кусочка нормального детства в условиях непосредственной угрозы. Насколько это было возможно в окружении бомб, обломков и постоянного страха за жизнь. Двенадцатый день рождения Новака Джоковича решили отмечать в теннисном клубе. Несмотря на постоянную опасность, молодежь уже несколько недель тренировалась в этом клубе. По соседству располагалась военная база, высокоприоритетная цель для бомбардировщиков НАТО. Теннисное сообщество одобрило два варианта тренировок. Первый: тренировки там, куда днем ранее были сброшены бомбы, потому что не бывало атак в одном и том же месте два дня подряд. Второй вариант: с 12 до 14 часов, так как в это время почти никогда не совершалось нападений. Соответственно, тренировки проходили в обеденные часы. И 22 мая тоже – в двенадцатый день рождения Новака. Уже прошло почти два месяца с тех пор, как в столице ввели чрезвычайное положение. Несмотря на это, Ноле хотел хорошо отметить праздник. В начале дня он потренировался с Еленой Генчич. После этого несколько родственников пришли в теннисный клуб на празднование. На столе стоял торт, кто-то начал петь «С днем рождения тебя…». Но песня неожиданно прервалась. «Внезапно завыли сирены, а чуть позже в небе загудели бомбардировщики. Они пролетали прямо над моей головой. Вдалеке то и дело гремели взрывы. Электричество отключилось. Я был напуган», – вспоминает Джокович в беседе с журналом Der Spiegel.

За этим последовали еще четыре недели бомбардировок. Машины, дома, станции метро превращались в груды мусора. Страна постепенно разрушалась. В конце июня 1999 года атаки наконец прекратились.

А что теперь? Возвращение к нормальной жизни? Нормальной жизни не было и до начала войны. Югославия была страной, находящейся в нестабильном положении. Прежде всего экономически. Теперь она была полностью разрушена. Как вообще в таком окружении могла дальше развиваться теннисная карьера двенадцатилетнего Джоковича? Этот возраст – решающий для дальнейшей карьеры. Именно в этом возрасте необходимо выстроить карьерный план. Наступает период полового созревания, тело меняется. Новую силу нужно подогнать под уже имеющуюся технику. Рост не должен мешать движению. Тренеры и воспитатели обязаны контролировать этот процесс. Многие амбициозные молодые люди терпят неудачу именно на этом этапе своей молодой спортивной карьеры. Увлекаются посторонними вещами: вечеринками, алкоголем, наркотиками, первым сексом. Однако это все соблазны, которых тренеру Новака Джоковича не стоило опасаться.

Глаза парня, которыми Елена Генчич была так восхищена со дня первой встречи в Копаонике, по-прежнему оставались сосредоточены на одной цели: стать профессиональным теннисистом. Но условия в Югославии изменились. Страна в значительной степени разрушена, лишена экономических перспектив и занята совсем другими проблемами, а совсем не продвижением своих теннисных талантов. Несмотря ни на что, семья Джоковича продолжала верить в мечту. Но откуда на это было взять деньги? Динар стоил еще меньше, чем до начала войны. И для обучения «золотого мальчика» Новака отцу Новака Срджану нужны были деньги. Срочно. Прямо сейчас.