Текст книги "Йога Таун"

Старый папа-медведь.

Почему, черт побери, я не могла доверять ему?

* * *

Фронт посыпался и с другой стороны. Там, где я всегда чувствовала себя уверенной. Работа – люди впервые стали отказываться.

«Ничего личного, Люси».

«Мне просто нужно посмотреть, подумать».

«Тебе хорошо бы отдохнуть».

Они чувствовали мою слабость; ничто не распространяется так быстро, как слух, что преподаватель выгорел. Как раз в той сфере, где все вращается вокруг ментального здоровья. Йога давно превратилась в спорт высоких достижений. И если ученики меняли преподавателя, они редко возвращались. Я оказалась перед лицом потери своего главного богатства – доверия учеников. Тут я действительно испугалась. Что не смогу зарабатывать на жизнь.

Чужой стоял за спиной и молчал.

А потом однажды вечером в студию ворвался Лоу.

Промокший, как бродячий пес, и бледный, словно всю ночь прокутил. Он смущенно провел рукой по длинным седым волосам и сказал:

– Она пропала.

Глава 9

Застрекотал дверной звонок. Я поднялась с коврика, включила свет и поприветствовала последних верных поклонников, участников занятий в 18 часов. Намасте, намасте, да, у меня все хорошо, просто прекрасно. Пока они переодевались, я позвонила Лоу.

– Люси. – Он говорил хрипло, будто только что проснулся. – Ты как?

– Лоу. Мы летим в Индию.

– Нет.

– Почему?

– Может, она не хочет, чтобы ее нашли.

– Может. Но я хочу с ней поговорить.

– О чем?

Если бы я знала. Но я понимала, что здесь мне не будет покоя. Коринна поступила правильно: если уж скрываешься, то будь последовательной. Не останавливайся на полпути. Если правда то, что сказал Лоу, и Коринна оставила в Индии часть себя, то она отправилась туда, чтобы снова обрести ее. И я не могла отделаться от чувства, что мне не хватает как раз этой части, чтобы все, что рухнуло, снова наладилось.

– Иногда нужно оставить прошлое в покое, – сказал Лоу.

– Если ты не полетишь, я полечу одна.

* * *

Аэропорт Берлин-Тегель, 17 марта 2019 года. Место 33В. Я действительно села в этот самолет. До Дели. Взревели турбины, меня вдавило в сиденье. Я была уже не здесь и не там.

Коробки я перевезла в магазинчик Лоу, а ключ от студии бросила в почтовый ящик. Этим утром ученики обнаружили запертую дверь. Когда Рики позвонила, я не ответила.

* * *

За спиной, двумя рядами дальше, сидел Лоу. Он добыл последний билет, когда понял, что я не отступлюсь. Он такого не ожидал. И я, честно говоря, тоже. Аднану я только сегодня утром отправила сообщение.

Я в Индии. Скоро вернусь. Не жди меня. Поцелуй за меня детей. Люблю, Люси.

Я не хотела исчезнуть бесследно. Бесследно, как Коринна. Но все равно струсила. Аднан примчался в аэропорт, чтобы удержать меня. Его растерянность разрывала мне сердце. Хорошо, что дети при этом не присутствовали, я не смогла бы их бросить. Но на самом деле я их бросила. Моя вина не уменьшилась от того, что я не видела их разочарованные глаза. Лоу торжественно пообещал Аднану, что присмотрит за мной. Словно мне это нужно. Я опасалась, что скорее мне придется присматривать за Лоу. Он совсем растерялся. Встал прежде, чем погасла надпись «Пристегните ремни», и стал уговаривать мою соседку поменяться с ним местами. Ее место возле прохода на его место в середине ряда.

– Простите, – сказала я. Мне было неловко.

Она отказалась, и Лоу рассказывал ей о Коринне, пока ей не надоело и она не встала. Бортпроводник уговаривал Лоу вернуться на свое место, но тот втиснулся рядом со мной. Теперь я еще и о нем должна беспокоиться. Но я была рада, что он все же поехал, пусть и против желания. Потому что между мной и Коринной лежало не только расстояние в четыре тысячи миль, но и дистанция в пятьдесят с лишним лет, которую я должна была преодолеть, чтобы найти ее. И единственное, что могло сократить эту дистанцию, была история Лоу. Мне стало ясно, что кое-что я не понимаю. Потому что они не хотели мне рассказывать или потому что я не хотела знать, чтобы сохранить наш идеальный мир.

* * *

Было время, когда истории помогали навести в мире порядок. В детстве мне на ночь всегда читал Лоу, а не Коринна. Та считала сказки мещанством. А Лоу нравилось додумывать что-то от себя. Сказки братьев Гримм я узнала сначала в версии Лоу, а только потом в оригинале. Белоснежка и семь гномов превращались в кантри-бэнд, Золушку звали Cinderella[35]35
  Американская хард-рок-группа.


[Закрыть], а на ее балу танцевали персонажи из песен Дилана: «Наполеон в лохмотьях», «Дипломат, который носил на плече сиамскую кошку» и «Коринна, Коринна», которая после полуночи со звонарем из Нотр-Дама подметала «Улицу Опустошения». Позднее, научившись читать, я была страшно разочарована. Не Лоу, а скучными братьями Гримм. С тех пор я знала, что ко всем рассказам папы нужно относиться осторожно или, во всяком случае, с юмором.

* * *

Потом Коринне захотелось свободы. Мне было лет тринадцать. Достаточно взрослая, чтобы все понимать, но слишком юная, чтобы осознать. Они стояли в гостиной у стереосистемы и как раз делили пластинки, когда я вошла. Коринна сказала мне что-то вроде: «Я переезжаю, но буду жить недалеко, ты в любое время можешь прийти ко мне». Лишь увидев белое как мел лицо Лоу, я поняла, что случилось что-то плохое.

– Почему? – спросил он ее почти с мольбой.

– Сам знаешь, – ответила Коринна.

– Мы можем все обсудить.

– Мы двое – да. Но мы не одни. Рядом всегда есть третий.

Я испугалась, решив, будто я виновата, что они не могут поговорить друг с другом.

– Нет, ты ни при чем, – сказал Лоу и ласково погладил меня по голове. Мне было неприятно. Возникло чувство, что я не имею права здесь находиться.

– А кто? – спросила я, и Лоу посмотрел на Коринну тем странным взглядом, который всегда появлялся у него, когда они хотели поговорить о взрослых вещах. Коринна в ответ на этот взгляд промолчала, как молчала только тогда, когда он так смотрел. В остальных случаях она не лезла за словом в карман. Но в этот раз от меня было не отделаться.

– Кто третий? – спросила я, будучи достаточно взрослой, чтобы понимать: иногда бывает больше двух человек.

– Никто, – ответила Коринна и сообщила Лоу, что он может оставить себе «Битлз», если отдаст ей «Дорз». Не дожидаясь ответа, она сняла пластинки с полки и положила в открытую сумку, стоявшую рядом на греческом ковре. Я до сих пор помню лицо Джима Моррисона на обложке, ангельское и угрюмое, словно он бесстыдно пялился на меня.

* * *

Вечером, когда мы с Лоу остались одни, он разрешил мне смотреть телевизор сколько захочу. Но мне совсем не хотелось. Я хотела знать, кем был этот «никто». А Лоу, который наводил порядок в коллекции пластинок, не проронил больше ни слова. Затем он, словно желая отвлечь меня, сказал, что пора спать и что он почитает мне. Но я не хотела слушать истории.

Потом, лежа в своей комнате, я слышала сквозь прикрытую дверь, как он наигрывал на гитаре песню, которую Коринна забрала с собой.

 
This is the end, beautiful friend
This is the end, my only friend
The end of our elaborate plans
The end of everything that stands[36]36
  Это конец, мой прекрасный друг,
  Это конец, мой единственный друг,
  Это конец всех наших планов,
  Это конец всего, что есть. (англ).
  Джим Моррисон, The End.


[Закрыть].
 

Мне представилось, что он не один в комнате. Что с ним «никто», его beautiful friend.

И захотелось, чтобы у меня тоже был кто-то подобный.

* * *

Самолет накренился. В иллюминаторе был виден унылый городской пейзаж.

– Снимки из вашего путешествия с собой? – спросила я Лоу.

– Нет.

– Ты же обещал взять их.

– Я везде искал… Не помню, где они.

– Ты же ничего не выбрасываешь!

– Может, их Коринна прихватила.

Или он их и не искал. Я вспомнила, что уже в юности видела эти снимки. А потом забыла, как многое, что кажется неважным, потому что важным становится другое. Я подумала о пустом месте на стене в доме Коринны. Она не спрятала воспоминания, как Лоу. Она дала им место. Я была уверена, что ту фотографию она взяла с собой. Вопрос в том, почему именно фотографию с Марией. Хотела отыскать ее? Если да, то почему именно ее, первую любовь Лоу?

– Та фотография с двумя девушками… кто тогда фотографировал?

– Какая фотография?

– Которая исчезла.

– А-а. Там все время кто-то что-то снимал. У меня был даже снимок с битлами, вот бы найти его…

– Ты был влюблен в Коринну?

– В нее все были влюблены.

Я почувствовала, что мне не пробиться. Нужно было искать другой путь. Я откинулась на спинку кресла и повернулась к нему:

– Ладно, Лоу. Расскажи про Марию.

Глава 10

Все, что ему было нужно, это руль под ладонью и дорога под четырьмя колесами.

Джек Керуак

Тропа хиппи, 1968 год

Для начала нужно сказать, что снимок Марии и Коринны был сделан вовсе не в Индии. Водопад, похожий на райский, они обнаружили на сельской дороге. В Каппадокии. А может, в Иране. Или в Афганистане. Пейзажи расплывались, бесконечные улицы, названия городов. Большой Арарат, куда пристал Ноев ковчег, цветущие сады Исфахана, разрушенные дворцы Персеполиса. Высокие облака, ленивые полуденные часы, вид сквозь ветровое стекло, словно заезженная экскурсия в синемаскопе, под рев мотора и проникновенный голос Марка. Его грива трепетала на встречном ветру, а он распевал «Солнечный свет твоей любви»[37]37
  Sunshine of Your Love (1967) – песня группы Cream с альбома Disraeli Gears.


[Закрыть], отбивая такт на руле. Дороги через богом забытые места, которые выглядели так, словно там никогда не ступала нога человека. Кусты, чертополох, шакалы. Жаркие дни и звонкие, холодные ночи. «Пенелопа» держалась стойко. Иногда Лоу высовывал голову в окно и смотрел, как «вращаются колеса»[38]38
  Намек на песню Джона Леннона «Наблюдая за колесами» (Watching the Wheels) с его последнего альбома Double Fantasy (1980).


[Закрыть]. Это зрелище завораживало. И когда ночью он закрывал глаза, колеса продолжали крутиться в голове. Тогда, чтобы наконец уснуть, он рассчитывал, сколько оборотов они сделают по пути в Индию, сотни тысяч, миллионы.

* * *

Коринна и Мария принадлежали к разным стихиям. Земля и огонь. Фотография, на которой они выглядели лучшими подругами, получилась случайно. Возможно, Марк как раз рассмешил их. Потом сунул Лоу в руки портативный фотоаппарат и прыгнул в воду. «Бомбочкой», совершенно голый. Он не стеснялся, в отличие от Лоу, который всегда был несколько скованным. Голым Марк выглядел еще красивее. Мускулистый, как греческий бог. И все же с Коринной ничего не получалось. Никто не делал первого шага. Возможно, существовал закон, согласно которому юный бог и юная богиня не могут быть вместе. Кто-то из них должен стать человеком, но ни он, ни она не хотели этого.

* * *

Когда Лоу наконец вошел в воду, ему тяжело было не сравнивать тела Марии и Коринны. У Марии грудь была женственнее, но Коринна излучала больше огня. Мария стояла под водопадом, прислушиваясь, тогда как Коринна радостно вскрикивала. Лоу показалось, что они находятся в разных водах.

* * *

После купания они насухо вытерли друг друга, затем парни отправились искать дрова для костра.

Марк толкнул Лоу в бок:

– Come on, ты ведь ее тоже хочешь!

– Бред.

Лоу поднял с земли сук. Над скалистым пейзажем веял теплый ветер.

Марк рассмеялся.

– Не ври хотя бы сам себе.

– Она, конечно, жгучая штучка. Но можно держать себя в руках, правда? Если не хочешь обидеть любимого человека. Этим люди отличаются от животных. А почему, собственно, у тебя с ней ничего нет?

Марк ухмыльнулся:

– Лоу такой Лоу. Сама преданность, готов на жертвы. Всегда высокоморальный. А на самом деле ты такой же эгоист, как и все. Просто не хочешь признаваться. А отличие от животных одно: в человеке больше свинства. Ни одно животное не воюет с себе подобными.

Лоу рассердился, но не желал спорить.

– Трахни ее, если тебе хочется.

– Может быть, – ответил Марк.

Он поднял сук. Потом еще один. Постучал ими друг о друга, рассмотрел, отбросил один.

Лоу не понимал его. Куда бы они ни приехали, все парни были без ума от Коринны. Они или клеились к ней, или слишком стеснялись, чтобы клеиться.

– Марк, она на тебя запала.

– Думаешь?

Лоу удивился, что Марк сомневается. Марк, избегая его взгляда, двинулся дальше, они дошли до корявого дерева, стоявшего у края дороги. Все ветви были увешаны трепещущими на ветру лентами. Одни уже выцвели и порвались, другие оставались свежими. Лоу мог лишь предположить, что это дерево желаний.

– Что ты загадаешь? – спросил Марк.

Лоу задумался.

– Ну же, брат! Загадывай желание!

Лоу снял шарф, чтобы привязать его к дереву.

– А ты? – спросил он, чтобы отвлечь внимание от себя.

– А мне ничего не надо, – ответил Марк.

Лоу не поверил ему. Он искал свободное место на дереве.

– Так не получится, – сказал Марк, забрал у него шарф и полез на дерево. Ветки гнулись под его весом. С ловкостью обезьяны он добрался до верхушки.

– Осторожно! – крикнул Лоу.

Марк привязал шарф к ветке на самой макушке.

– Вот. Надеюсь, желание было стоящее, – крикнул он.

Затем раскинул руки и, балансируя как канатоходец, расхохотался.

– Слезай! – крикнул Лоу.

Марк издал радостный вопль, разнесшийся по всей степи. Он живет в ином мире, подумал Лоу, куда простым смертным вход заказан. Живет жадно, ничего не боится. Он бы сунул голову в пасть тигра ради новых ощущений.

* * *

Женщины были нужны Марку только при пересечении границы. В их лифчиках он прятал гашиш. Обычно они вообще не носили лифчиков, надевали только у границы, где обыскивались автобусы хиппи. В Афганистане гашиш был не запрещен, но и не разрешен. В этой серой зоне таможенники могли изрядно потрепать нервы. Они вынимали сиденья, выбрасывали коврики, а если что-то находили, то конфисковывали паспорта и даже машины. Тогда можно было откупиться. Только к женщинам таможенники не цеплялись. Марк однажды даже продал наркотики полицейским. И сделал на этом неплохие деньги. Счастливчик. Гашиш был повсюду, отличного качества и баснословно дешево. За сорок марок можно было получить килограмм «черного афганца», который был гораздо лучше, чем то, чем торговали в Гамбурге. Черный и тягучий, как резина. Марк утверждал, что с ним не обкуриваешься, а ловишь кайф.

* * *

Коринна все время гадала по «Книге перемен». Чтобы определить, где лучше пересекать границу, можно ли доверять этим незнакомцам… или не пора ли сменить попутчиков. Лоу завороженно смотрел, как она рисует на бумаге шесть линий, прямых и прерывистых, а если бумаги не оказывалось, она рисовала на руке. Кожа Коринны вся была изрисована знаками, понятными только ей, – карта принятых решений. Она любила принимать решения. Для Лоу, который бесконечно взвешивал за и против, это было дико, но в то же время притягивало; она повсюду видела знаки – в форме облаков, в мертвых животных на обочине или песнях по радио. Для нее все становилось пророчеством.

– Считай про себя, пока я не скажу «стоп», а потом назови число!

Так Коринна решала, сворачивать налево или направо, делать остановку или ехать дальше. Она никогда не объясняла своих ритуалов и не жалела о сделанном выборе.

И все время выпадало так, что она оставалась на борту.

Это сказывалось на настроении. Правда, Коринна любила спать в палатке, но поскольку с Марком у них ничего не складывалось, Марк чаще ночевал в автобусе. Так что Лоу лежал между Марком и Марией, словно начинка сэндвича, и у них с Марией тоже не складывалось. И кроме того, все приходилось делить – воду, полотенца, одеяла. За это время они научились узнавать друг друга по запаху пота. Марк утверждал, что отличит вегетарианца от мясоеда с закрытыми глазами. Коринна уже тогда была вегетарианкой, единственной из них, и Марк считал, что она пахнет очень невинно, что для Коринны не являлось комплиментом. Еду они готовили на керосинке, для Коринны не было ничего специального, просто макароны без тушенки, хлеб без колбасы, картошка без бифштекса. И не было такого, чтобы за едой она сидела в стороне, а они трое группкой. Нет, Лоу и Марк сидели по обе стороны от Коринны, а Мария тихо пристраивалась с краю. А когда Мария шла мыть посуду, Лоу играл на гитаре Коринны. Чаще «Роллинг Стоунз», которых обожала Коринна, и реже любимых Марией бардов – Джоан Баэз, Кэта Стивенса, Саймона и Гарфанкеля. Марк предпочитал психоделию и прогрессив-рок: «Прокол Харум», «Дорз», «Джими Хендрикс Экспиренс» или же новичков «Пинк Флойд». А Лоу сохранял преданность «Битлз» и Дилану – мейнстрим, но тогда как раз мейнстрим и был революционным.

* * *

Первое несчастье произошло на шоссе на подъезде к Кабулу. Никто не был виноват. Просто они оказались не в то время и не в том месте. За рулем сидел Лоу, когда их обогнал «фольксваген-жук» с афганскими номерами. На бешеной скорости он пронесся по плохой дороге, виляя туда-сюда, и скрылся. Через несколько минут они увидели впереди облако пыли. Лоу затормозил и, когда пыль улеглась, увидел в дорожной яме искореженный «фольксваген». Он лежал на крыше, колеса еще вращались. Все четверо выскочили из автобуса и помчались к месту аварии. Рядом с разбитой машиной лежал афганец в сером костюме. Его лицо заливала кровь. Ноги дергались будто сами собой. Лоу наклонился над ним и пролепетал по-английски что-то вроде: «Я могу помочь. Я будущий врач».

Мужчина показал на автомобиль, Лоу увидел женскую руку, торчащую из разбитого бокового окна. Вдвоем с Марком они сорвали погнувшуюся дверь. Женщина пыталась что-то сказать, но никто ничего не понимал. Она была на позднем сроке беременности. Все было залито кровью. Мария первой поняла, что кровь течет не из раны. Схватки давно начались. Лоу помчался обратно в автобус за аптечкой. Марк и Мария попытались вытащить женщину из-под обломков. Ее муж поднялся и, пошатываясь, побрел к автомобилю, показывая в сторону города:

– Doctor! Hospital!

– Поздно, – ответила Мария по-английски.

Мужчина заорал, чтобы они не трогали его жену. Марку кое-как удалось оттащить его от Марии. В яростной потасовке она единственная сохранила присутствие духа. Она знала, что нужно делать, и женщина поняла это. Она закричала на мужа, который наконец отпустил Марка, осознав, что Мария может помочь. Вместе они вытащили пострадавшую из машины. Она сохраняла удивительное самообладание, хотя раны были тяжелые. Она сознавала, что речь идет о жизни и смерти. Мария позвала Коринну и велела мужчинам уйти. Марк побежал к автобусу за полотенцами. Лоу слышал стоны роженицы, лежавшей между Марией и Коринной. Он торопливо перебинтовал голову мужчины, который воздевал руки к небу и громко молился. Потом мужчина, в залитой кровью рубашке, как помешанный метался из стороны в сторону, в отчаянии обвиняя себя. Лоу хотел помочь Марии, но внезапно у него потемнело в глазах. Колени подогнулись, и он рухнул на землю. Дальнейшее он воспринимал будто издалека и приглушенно, словно находился за занавесом. Крики женщины. Молитва мужчины. Потом тишина, жуткая тишина. И наконец, тихое хныканье.

Лоу поднялся и побрел к разбитой машине. Марк стоял рядом с женщиной на коленях и беспомощно смотрел в землю. Он поддерживал ее голову руками, а Мария приложила ребенка к груди матери. Ребенок еле слышно попискивал, женщина не шевелилась.

– Ya Allah! – кричал мужчина. – Ya Allah!

* * *

Они отвезли всех троих в больницу Кабула. Женщине сразу сделали операцию. Они ждали. Молча сидели на ступеньках у входа и курили, пальцы у всех подрагивали. Стемнело, они все ждали. Вышел врач и сообщил, что ребенок выжил, а мать умерла. Марк застонал и закрыл лицо руками. В небе поблескивали холодные звезды. Лоу захотелось домой. Он обнял Марка, прижал к себе. Одновременно он глядел на Коринну, сидевшую немного в стороне и растерянно смотревшую на братьев. В отличие от нее, он понимал, почему Марк так потрясен. И что брата он любит больше всех на свете. Даже больше, чем Марию. Никакая любовь к женщине не могла сравниться с судьбой, которую они делили с Марком с самого его рождения. Врач поблагодарил их за помощь и предложил переночевать у него. Мария была не против, но Марк отказался. А Лоу в тот день понял, что никогда не станет врачом. Потому что не годится для этой работы.

* * *

В гостинице, где останавливались хиппи, они сняли убогий четырехместный номер, приняли душ и легли спать голодными. Лоу закрыл воспаленные глаза, лежал и слушал возню тараканов на обоях и музыку из близлежащего кафе. Когда он проснулся ночью, Марка не было. Лоу выглянул в окно и увидел брата, одиноко стоявшего на улице. Словно он упал с неба и не понимает, что здесь делает. Марк вдруг поднял голову и посмотрел вверх. Лоу помахал ему. Марк беспомощно взмахнул рукой в ответ. Самый одинокий человек на земле.

* * *

На следующее утро их разыскал афганский врач и попросил их приехать. Отец новорожденного хотел поблагодарить за помощь. Отказаться было бы невежливо. Мария и Коринна отправились в больницу. Лоу придумал отговорку. Около полудня Мария и Коринна вернулись. Мария положила на столик в кафе цепочку с кулоном – золотой амулет с надписью на арабском. Он принадлежал умершей женщине.

– Ее муж настоял, чтобы мы его взяли. Он бы обиделся, если бы мы отказались.

– Кулон был на ней во время аварии? – спросил Лоу.

– Да.

– По-моему, это жутко.

– Он сказал, что амулет приносит счастье.

– Да уж, счастье, – с сарказмом повторил Лоу.

– Может, это он и спас ребенка, – предположила Мария.

Коринна не захотела брать амулет. Лоу тоже отказался. Марк взял цепочку и повесил Марии на шею:

– Ребенка спасла ты. Значит, амулет твой.

Лоу невольно вспомнил историю Джима Моррисона, который в тринадцать лет стал свидетелем аварии. На пустынной дороге в Нью-Мексико опрокинулся грузовик, перевозивший рабочих. Раненые и погибшие лежали на дороге в лужах крови. Они были смуглые и темноволосые, коренные американцы. Папа и дедушка Джима побежали на помощь. Маленький Джим остался с мамой в машине. Мама не хотела, чтобы он смотрел на этот ужас, но Джим не мог отвести взгляда. Он понял, что взрослые так же беззащитны, как и он. У него началась истерика. И в этот миг мальчику показалось, что духи или души выходят из мертвых тел и одна из этих душ вошла в его тело. Словно божественная искра, которая с тех пор горела в нем. Или проклятье, сжигавшее его изнутри.

– Не надо тебе это носить, – сказал Лоу Марии. Как если бы она нуждалась в его согласии.

Мария встала, посмотрела в зеркало и бережно сжала амулет в ладонях, будто желая скрыть его от посторонних глаз.