Текст книги "Смятение"

Она слышала, как Дуг шел вниз по лестнице, потом гулко хлопнула входная дверь. Выглянув в окно, Глэдис увидела красные огни его машины, в последний раз мелькнувшие в конце улицы. Глэдис несколько раз моргнула и поняла, что плачет. Крупные слезы катились по щекам, повисали на подбородке и слегка пощипывали кожу, и Глэдис смахнула их рукой. Отойдя от окна, она подобрала с пола журнал и тяжело опустилась в кресло. Машинально перелистывая страницы, она снова убедилась в том, что великолепно справилась с заданием. Пожалуй, это была одна из лучших ее работ.

Материал был очень жестким. И, переворачивая страницу за страницей и вглядываясь в измученные лица, Глэдис думала только о том, что сумела сделать этот репортаж так, как надо. Эти дети спасены, а может быть, не только эти.

Всю ночь она ворочалась с боку на бок, думая о Дугласе. Он даже не позвонил ей и не сообщил, в каком отеле остановился, и для Глэдис это было еще одним доказательством того, что разделявшая их стена стала еще выше и непреодолимее.

В три часа ночи Глэдис встала, чтобы попить воды. Взгляд ее упал на часы – в Венеции должно быть девять утра. Рука ее сама потянулась к телефону и, не отдавая себе отчета в том, зачем она это делает, Глэдис набрала номер Пола. К счастью, он сам взял трубку. Услышав его живой, бодрый баритон, Глэдис с облегчением вздохнула.

– Это ты, Пол?

– Да, конечно. – Он рассмеялся, но сразу же оборвал свой смех. – Как дела, Глэдис? Что-нибудь случилось? – спросил он с тревогой, сообразив, что в это время Глэдис должна спокойно спать рядом с мужем.

– Да нет, ничего особенного, – сказала Глэдис и заплакала. Она вовсе не хотела жаловаться ему на Дуга, но с кем же ей еще поговорить? Сейчас она как никогда нуждалась в надежном плече, к которому можно было бы припасть и выплакаться всласть. Даже Мэйбл вряд ли для этого годилась, к тому же в этот час она скорее всего спала. – Дуг нас бросил, – добавила она, подавив рыдание. – Теперь он будет жить в отеле…

– Что произошло?

– Опубликовали мой лондонский репортаж, – пояснила Глэдис. – Я думаю, это одна из лучших моих вещей, но… Дуг сказал, что это отвратительно. Он считает, что я извращенка и что это не репортаж, а порнография. И еще он разозлился из-за того, что я не сказала ему об этом задании. Я действительно не говорила ему, но… – Она вздохнула. – Если бы Дуг знал, он лег бы на пороге, но никуда бы меня не отпустил. И все-таки материал получился по-настоящему сенсационным, и это – самое главное!

– Я сейчас же сойду на берег и куплю журнал с твоим репортажем, – пообещал Пол. – Мне очень хочется его увидеть… – Он немного помолчал, потом спросил совсем другим голосом: – И что ты собираешься делать?

– Не знаю… – Глэдис беспомощно пожала плечами. – Наверное, ждать. Одному богу известно, что Дуг будет делать дальше. Я даже ничего не могу сказать детям – не хочется их расстраивать. Может быть, Дуг еще вернется… Ну а если нет, то они все равно узнают. – Глэдис снова начала плакать. – Ну почему, – всхлипывала она, – почему он так с нами поступил? И почему именно сейчас? Ведь до Рождества осталось всего десять дней. Дуг испортил детям весь праздник!

– Почему?! Да потому, что он обыкновенный сукин сын! – сказал Пол. – Он изводил и мучил тебя все эти пять месяцев, то есть с того самого дня, как мы с тобой познакомились. Я не знаю, как вы жили раньше, но готов побиться об заклад, что ваш брак продержался столько времени только потому, что ты постоянно шла на уступки. Судя по тому, что ты мне рассказывала, в последнее время он вел себя как обыкновенный кусок дерьма. Он шантажировал тебя твоими же собственными детьми, он обвинял тебя в эгоизме и бог знает в чем еще… А это его нелепое требование отказаться от нормальной, человеческой жизни, на которую у тебя есть все права, и посвятить всю себя «заботам о детях и муже»? Одного этого вполне достаточно, чтобы ты ушла от него сама. Жаль, что ты этого не сделала, Глэдис, быть может, это немного бы его отрезвило!..

– Ты… ты считаешь? – робко спросила Глэдис.

Пол был в такой ярости, что она даже слегка растерялась.

– Да, я так считаю, – отрезал Пол. – Хотя… хотя на самом деле он не пара тебе! Ты замечательная мать, и я уверен, что ты была этому самодовольному эгоисту примерной женой. А он… Он тебя просто недостоин!

Его голос грохотал в трубке, словно горный обвал, и Глэдис в испуге поежилась, хотя гневные тирады Пола имели к ней косвенное отношение.

– Да-да, Глэдис, недостоин! – повторил Пол. – Признаться откровенно, я устал слушать рассказы о том, как Дуг с тобой обращается! У него нет никакого права третировать тебя! То, что Дуглас ушел, – это, наверное, единственный его нормальный поступок. Быть может, со временем ты тоже это поймешь!

Но Глэдис пока не могла рассуждать так же реалистично и здраво, как он. Поступок Дуга поверг ее в шок. Его лицо, когда он в бешенстве выбежал из спальни, все еще стояло у нее перед глазами.

– Выслушай меня внимательно, – продолжал тем временем Пол. – С тобой все будет в порядке, можешь не беспокоиться. Дуглас ушел, но у тебя остались твоя работа и дети. Дугласу придется поддерживать их, так что нуждаться ты не будешь. Тебе должны заплатить за твои репортажи. Это довольно значительная сумма, к тому же я уверен, что это не последняя твоя работа. Все обойдется, Глэдис. У тебя есть дети, а у них – ты…

Все правильно. Но на протяжении почти двух десятков лет она была накрепко связана с Дугом буквально во всех отношениях. Теперь, когда он ушел, Глэдис чувствовала себя так, словно она лишилась руки или ноги. Нет, пережить разрыв будет не так просто, сколько бы она ни натерпелась.

Глэдис была напугана, растеряна и не знала, что делать, но голос Пола уже начал оказывать на нее свое благотворное воздействие, а еще не остывший гнев помогал ей яснее видеть перспективу. И перспектива эта вовсе не была безрадостной и мрачной.

На мгновение Глэдис даже задумалась – вдруг Пол захочет приехать, чтобы быть с ней? Но эта мысль только сверкнула в ее мозгу, как метеор, и сразу же пропала. Глэдис считала, что не желает этого. Во время частых телефонных разговоров они говорили буквально обо всем, кроме будущего. Оба не решались сделать первый шаг.

– Ты знаешь, где сейчас Дуг? – спросил Пол после того, как Глэдис, выплакавшись, задышала ровнее.

– Понятия не имею. Он мне даже не позвонил.

– Позвонит, – уверил ее Пол. – Обязательно позвонит. Кстати, ты не хочешь связаться со своим адвокатом?

– Нет. Пока нет… – В глубине души Глэдис все еще верила, что Дуг одумается и вернется и они сумеют как-нибудь сохранить семью или хотя бы ее видимость.

– Понимаю, – сказал Пол мягко. – Вот что, Глэдис, тебе нужно поспать. Как говорится, утро вечера мудренее.

– У нас уже почти утро, – сказала Глэдис, поглядев за окно.

На будильнике было около четырех, но зимнее небо, затянутое снеговыми облаками, казалось совершенно черным.

– Постарайся все-таки уснуть – ты сразу почувствуешь себя лучше. А когда ты встанешь, я тебе позвоню.

– Спасибо, Пол, – от души сказала Глэдис и почувствовала, что глаза ее снова наполнились слезами. Все-таки уход Дуга сильно на нее подействовал.

– Ничего, все будет в порядке, – ответил Пол.

Несмотря ни на что, он был уверен, что Глэдис прекрасно со всем справится. Он верил в нее даже больше, чем в себя.

Положив трубку, Глэдис еще долго лежала без сна, думая о Поле, о Дуге и обо всем, что случилось с ней в последнее время. И единственный неутешительный вывод, который она сделала, состоял в том, что отныне она будет совершенно одна.

А Пол на мостике своей яхты молча смотрел на неподвижную воду Венецианского залива и думал о Глэдис. Поведение Дуга возмущало его до глубины души. Он жалел только об одном, что не может высказать этого ему в лицо. «Уходи и не смей больше никогда приближаться к ней!» – вот что хотелось ему сказать Дугласу, но вряд ли у него есть на это право.

Примерно через полчаса он приказал спустить на воду моторку и отправился на берег. Пол разыскал в киоске сразу несколько журналов, которые опубликовали репортаж Глэдис. Он купил их все и, остановившись, стал рассматривать снимки. Они были потрясающие по своему воздействию. При одном взгляде на них в душе поднималась волна гнева. И разумеется, никакой порнографии. Этот Дуг – просто идиот. Ему следовало гордиться женой, и если он не понимает, значит, он еще глупее, чем казалось Полу.

Именно с этого Пол и начал свой следующий разговор с Глэдис.

– Отличная работа, Глэдис! – сказал он. – Не видеть этого может только полный кретин. Честное слово, я горжусь тем, что знаком с тобой.

– Тебе правда понравилось? – Глэдис не очень ему поверила, но похвала Пола была ей приятна.

– «Понравилось» не то слово – слишком уж у твоего репортажа тяжелая тема. Но действует он как надо, и снимки отличные. У тебя действительно талант, Глэдис. Возможно, что теперь, когда у тебя у самой есть дети, твой взгляд на мир и на его проблемы стал более глубоким и искренним.

– Спасибо… – Глэдис неуверенно рассмеялась. Она стояла в кухне в одной ночной рубашке и, прижимая плечом трубку, варила кофе. Дуг так и не позвонил, и она терялась в догадках, где он остановился. К счастью, была суббота, и дети еще спали. – Скажи честно, тебе и правда понравилось?

– Я еще никогда не видел ничего столь… обжигающе сильного. Твой репортаж должен действовать как пощечина. Эти детские лица… Я сам едва не заплакал, пока смотрел.

– Я тоже, – призналась Глэдис.

Она всегда старалась оценивать свои работы по возможности объективно. Ошибки признавала, но и ложной скромности не поддавалась. Как профессионал, она видела, что снимки практически безупречны. Тема репортажа отражена в них сильно и выразительно. Правда, Дуг не увидел ничего, кроме голых девочек-подростков. Но в конце концов, Дуг – это не весь мир.

– Удалось поспать? – заботливо поинтересовался Пол.

– Немного, – ответила она. – Заснула около семи, а в восемь уже проснулась.

На этом разговор окончился. Глэдис налила себе кофе и даже положила сахар, но выпить не успела. Телефон снова зазвонил, и, сняв трубку, Глэдис услышала голос Рауля.

– Если за эти фото ты не получишь «Пулитцера», – с ходу заявил он, – мне придется учредить для тебя собственную премию. Это не репортаж, а динамит! Молодчина, Глэдис! Мастерская работа.

– Спасибо, Рауль.

– А что сказал твой муж? – продолжал агент. – Понял он наконец, с кем имеет дело? Он уже сказал тебе, что берет все свои слова назад?

– Дуг ушел от меня.

Последовала долгая пауза, потом Рауль осторожно спросил:

– Ты ведь шутишь, правда?

– Увы, нет. Он ушел от меня после того, как увидел журнал с моим репортажем. Кажется, я тебе уже говорила, что Дуг слов на ветер не бросает. Так вот, вчера вечером он привел свою угрозу в исполнение.

– Вот сукин сын! – воскликнул Рауль. – Он должен тебя на руках носить, а не…

– Очевидно, он считает по-другому.

– Ну, прости, Глэд, я не знал, что так будет. – Рауль никогда не мог понять, почему Дуг столь враждебно относится к работе Глэдис. – Мне действительно очень жаль…

– Как ни странно, мне тоже, – печально ответила Глэдис.

– Может, он еще вернется… Немного остынет и вернется.

– Надеюсь, что так, – сказала Глэдис, хотя на самом деле она уже не знала, хочется ли ей этого.

Допустим, Дуг вернется. Быть может, он даже попросит у нее прощения, но потом все начнется сначала. Кроме того, как же тогда Пол? Он не был ее любовником, но Дуг вряд ли способен был в это поверить. А отказываться от дружбы с Полом ради сомнительного удовольствия жить с мужем под одной крышей Глэдис не собиралась. Но сумеют ли они с Полом справиться со своими личными горестями, чтобы обрести друг друга? Право же, это похоже на пустые мечты. Он, во всяком случае, даже ни разу не намекнул, что допускает нечто подобное, хотя бы и в очень отдаленной перспективе. Изредка Глэдис позволяла себе пофантазировать на эту тему. Но она слишком реалистично смотрела на вещи, чтобы с легкостью обменять свой семнадцатилетний брак на мечту о мужчине, который, кажется, до конца жизни собирался прятаться от мира на своей дурацкой яхте. Глэдис очень дорожила разговорами с Полом, но это не мешало ей ясно понимать: подобные отношения можно назвать настоящей, полноценной дружбой лишь с очень большой натяжкой. О том, что Пол, возможно, увлечется ею, Глэдис даже не задумывалась. Она никогда не верила даже в секс по телефону; любовь же по телефону казалась ей верхом абсурда.

Разговор с Раулем чуть было снова не выбил Глэдис из колеи. Когда она вешала трубку, на ресницах ее дрожали слезы, но тут проснулись дети и, сбежав вниз, потребовали завтрак. Привычные заботы отвлекли Глэдис. Она без запинки солгала, что Дуг поехал в Нью-Йорк на срочную встречу с клиентами, и дети – в особенности Джессика – сделали вид, что поверили ей.

Выходные они кое-как прожили, хотя с каждым часом Глэдис все больше и больше волновалась. Дуг так и не позвонил, и в понедельник утром она не выдержала и сама набрала его рабочий номер.

– Как дела, Дуг? – спросила она, услышав в трубке его голос.

Ну что ж, по крайней мере, он был жив и здоров и вышел на работу, как обычно.

– Если ты хочешь узнать, не передумал ли я, то – нет, – ответил Дуг.

Глэдис вздохнула.

– И как нам теперь быть?

– А я почем знаю? – без тени сочувствия отозвался он.

– Тебе не кажется, что ты поступил непорядочно по отношению к детям? Непорядочно и жестоко. Они так ждали этого Рождества… Может, мы все-таки могли бы на время забыть о нашем… о наших разногласиях и встретить праздники вместе? Наши дела – это наши дела, но дети не должны страдать.

– Хорошо, я подумаю, – проворчал Дуг. – А теперь извини – у меня дела.

Впрочем, перед тем как повесить трубку, Дуг сообщил Глэдис название гостиницы, в которой остановился. Гостиница была не из лучших – Дуг вполне мог позволить себе что-нибудь посолиднее, и Глэдис стало ясно, что он пытается заставить ее почувствовать себя виноватой. Это еще больше разозлило ее, и она не вспоминала о Дуге до среды, когда он позвонил и сказал, что на праздники вернется домой.

«Только на Рождество и только ради детей», – заявил Дуг, и Глэдис поняла, что возвращение блудного отца вряд ли будет мирным.

В последние оставшиеся до Рождества дни она разговаривала с Полом каждый день.

Чаще он звонил ей, но несколько раз, когда ей особенно нужна была моральная поддержка, Глэдис звонила ему сама. Но в пятницу вечером, ровно через неделю после своего ухода, вернулся «из командировки» Дуг, и это все усложнило. Пол больше не мог звонить Глэдис, и ей приходилось под разными предлогами выходить из дома и разыскивать платный таксофон, чтобы поговорить с ним хотя бы несколько минут.

В понедельник был канун Рождества, и Глэдис позвонила Полу из будки возле бакалейной лавки, куда она в срочном порядке отправилась за изюмом и кардамоном.

– Нам обоим нелегко, не так ли? – грустно сказал Пол, услышав в трубке ее голос. В последние дни на душе у него было невыносимо тяжело. Даже Венеция с ее каналами перестала его радовать. Целыми днями Пол сидел на палубе и перебирал в памяти дорогие его сердцу дни и часы, которые он провел с Селиной. – Я все никак не могу поверить, что ее нет, – добавил Пол. – Странно, правда?

– Странно, – эхом отозвалась Глэдис.

Она никак не могла взять в толк, почему люди так часто поступают наперекор здравому смыслу, своими руками превращая собственную жизнь в кошмар. К Полу это не относилось – он был нисколько не виноват в том, что Селина погибла, но вот все ли она сама сделала, чтобы спасти семью?

– Какие у тебя планы на… выходные? – спросила она. Назвать предстоящую рождественскую неделю праздниками у нее просто не повернулся язык. Ей ужасно хотелось сделать что-нибудь для Пола. Накануне вечером Глэдис написала Полу небольшое веселое стихотворение. Утром она отправила его по факсу, и Пол сказал, что оно ему очень понравилось, но Глэдис понимала, что никакие стихи здесь не помогут. – Ты не хочешь сходить в церковь?

Венеция была для этого самым подходящим местом. Величавое убранство и тишина итальянских соборов должны были хоть немного успокоить его взвинченные нервы. Впрочем, Глэдис приходилось слышать и такое мнение, будто католические соборы подавляют человека, заставляя его чувствовать себя ничтожнейшей из земных тварей.

– Я бы сходил, но есть одна проблема… – невесело ответил Пол. – Я не верю в бога, а бог не верит в меня, так что обращаться к нему, наверное, нет никакого смысла.

– Я же не предлагаю тебе молиться, – возразила Глэдис. – Считай это… экскурсией, которая тебя развлечет.

– Скорее разозлит, – упорствовал Пол. Он явно считал, что, если бы бог существовал, он бы ни за что не допустил гибели Селины. Поняв это, Глэдис надолго замолчала. Она не знала, что еще сказать, а спорить с ним о религии ей не хотелось. К счастью, Пол первым нарушил молчание: – А ты сама собираешься в церковь?

– Вообще-то да, – призналась Глэдис. – Мы давно обещали детям сводить их на вечернее богослужение, но Сэм был слишком мал.

Она надеялась, что упоминание о Сэме заставит Пола подумать о другом, но он, похоже, даже не услышал ее.

– Знаешь, – сказал Пол неожиданно, – мне ее очень не хватает. И я просто не в силах это выносить. Иногда мне хочется закричать. Или вырвать себе сердце, чтобы оно не болело так сильно.

– Если ты не можешь не вспоминать Селину, – сказала Глэдис, пуская в ход самое действенное свое оружие, – то подумай о том, что бы она сказала, если бы видела тебя сейчас! «Возьми себя в руки, Пол! Нельзя горевать вечно!» – вот что она сказала бы.

Селина так любила жизнь! И ты должен жить, Пол, жить ради ее памяти!

Рано или поздно Пол придет в себя – все-таки он был сильным человеком, – но сейчас ему было очень плохо, а она чувствовала себя совершенно беспомощной. Если бы он был рядом, она могла бы просто подойти к нему, положить руку на плечо или погладить по волосам, но Пол был в Венеции. С тем же успехом он мог находиться и на обратной стороне Луны.

– У Селины всегда было гораздо больше мужества, чем у меня, – сказал Пол.

– Ничего подобного, – с горячностью перебила Глэдис. – У тебя тоже достаточно мужества и стойкости. И я не сомневаюсь, что ты сумеешь выдержать все это. Надо только почаще напоминать себе, что все когда-нибудь кончается и в конце тоннеля непременно будет свет!

– А ты? Какой свет ждет тебя в конце твоего тоннеля? – глухо спросил Пол, и Глэдис почувствовала, как по телу пробежала дрожь, хотя в бакалейном магазинчике, откуда она звонила, было довольно тепло.

– Пока не знаю, – честно призналась Глэдис. – Ведь я еще только в самом начале пути. Но я верю, путь этот мой, иначе не стоило все это затевать.

– Да, – произнес Пол печально. – Ты начала раньше и движешься быстрее, чем я. Впрочем, у нас с тобой несколько разные ситуации…

И снова он погрузился в мысли о Селине, не сказав тех слов, которых Глэдис от него ждала. Он не попросил ее быть с ним, не предложил приехать, чтобы поддержать ее… Пол не мог думать ни о ком другом, кроме своей погибшей жены, но Глэдис от этого было не легче.

Пол словно подслушал ее мысли.

– Знаешь, Глэдис, – внезапно заявил он, – я мог бы сказать, что хочу быть с тобой. Но… мне это просто не по силам. Я никогда не стану светом в конце твоего тоннеля. Я не верю даже в самого себя, где уж мне быть опорой и защитой для кого-то!..

«В особенности для женщины, которая на четырнадцать лет моложе и у которой еще многое впереди», – хотелось добавить ему, но он промолчал. Как бы сильно его ни влекло к ней и как бы сильно они ни нуждались друг в друге, Пол считал, что в итоге он ничего не сможет дать Глэдис. Он может только брать, а значит, их отношения, какую бы форму они ни приняли, изначально обречены.

Это пришло ему в голову только сегодня утром, когда, стоя на мостике «Морской звезды», он смотрел, как просыпается площадь перед собором Святого Марка.

– У меня ничего не осталось, Глэдис, – добавил Пол негромко. – Я все отдал Селине.

– Я понимаю, – сказала Глэдис. – Честное слово – понимаю, Пол. Не беспокойся – я ничего от тебя не требую и не жду. Мы можем, как прежде, оставаться добрыми друзьями и помогать друг другу в трудную минуту, пока… пока мы оба не придем в себя.

Ну что ж, Пол высказался вполне определенно. Для Глэдис это было жестоким и внезапным возвращением из мира грез и фантазий к реальности, однако боль, которую она при этом испытала, сразу отрезвила ее. Да, от Пола она таких слов не ожидала, но он, по крайней мере, поступил честно. И Глэдис была благодарна ему за это.

Потом она посмотрела на часы. Пора было возвращаться домой. Разговор у них получился в этот раз совсем не веселый. Сдерживая слезы, Глэдис торопливо попрощалась с Полом и пожелала ему счастливого Рождества.

– И тебе… того же, – печально ответил он. – Надеюсь, будущий год будет для нас более счастливым. Мне кажется, мы этого заслуживаем…

И тут – вопреки всему, что они оба только что друг другу пообещали, – Глэдис захотелось сказать Полу, что она любит его, любит давно, любит всем сердцем, но она сдержалась. С ее стороны это было бы безумием. Именно любви им обоим отчаянно недоставало, именно в любви они оба бесконечно нуждались, но принять этот дар они могли от кого угодно, только не друг от друга. Так сложились их отношения, и заветные слова, готовые сорваться с языка Глэдис, так и остались несказанными.

Домой Глэдис вернулась с тяжелым сердцем. Наконец-то она услышала ответ на вопрос, который задавала себе уже несколько месяцев, однако никакого облегчения она не испытывала. Правда, теперь Глэдис больше не обманывала себя, мечтая о том, что может случиться однажды, и не строила никаких иллюзий насчет того, что значат для Пола их отношения.

А они оказались именно тем, в чем все это время старательно убеждала себя Глэдис, – дружбой, и не более того. Он сам сказал ей об этом. Теперь Глэдис не могла даже надеяться, что Пол окажется той спасительной соломинкой, за которую она могла бы ухватиться после того, как корабль ее брака, не выдержав житейских бурь, дал течь и стремительно шел ко дну. И положа руку на сердце Глэдис не могла осуждать Пола за то, что он не захотел исполнять эту роль.

Вечером они с Дугом и детьми посетили вечернюю рождественскую службу. Домой вернулись далеко за полночь. Глэдис поскорее отправила детей спать, чтобы положить под елку подарки. Только Сэм, отчаянно зевая, заявил матери, что ему еще нужно приготовить печенье для Санта-Клауса и морковку для его северного оленя, но Глэдис пообещала, что сделает это сама. Успокоенный, Сэм отправился в свою комнату.

Наутро дети проснулись едва ли не раньше обычного и первыми спустились в гостиную, где стояла елка. Когда свертки с подарками были открыты, дом огласился криками восторга, которые доставили Глэдис огромное удовольствие. Она выбирала подарки очень тщательно и теперь была вознаграждена. Даже Дуг был доволен. Глэдис купила ему отличный кожаный кейс с позолоченными замками и новый блейзер. Дуг подарил ей тонкий золотой браслет с брелоком в виде полумесяца. Иными словами, со стороны все выглядело мирно и очень по-семейному, но Глэдис по-прежнему ощущала исходящую от Дуга холодную враждебность. Каждую минуту это могло вылиться в обидное замечание, в нотацию или новую ссору.

Рождественское перемирие оказалось недолгим. Глэдис очень боялась, что теперь, когда Рождество было позади, Дуг снова захочет уехать в гостиницу. Когда она осторожно заговорила об этом, Дуг сказал, что до Нового года хотел бы пожить дома. На работе ему дали несколько отгулов, что вместе с официальными выходными составляло чуть больше недели. Глэдис решила, что за это время Дуг успеет оценить то, от чего он отказывался. Но на деле все оказалось по-другому. Они ссорились чуть ли не каждый день, и Глэдис уже начинала жалеть о том, что пригласила Дуга вернуться на праздники домой.

Кризис, которого ожидала Глэдис, разразился сразу после Нового года. Она как раз готовила обед, когда в кухню неожиданно вошел Дуг. Лицо его было бледно, глаза метали молнии, а в руке он держал какой-то белый конверт. Остановившись перед столом, на котором Глэдис складывала полотенца, Дуг помахал конвертом у нее перед носом.

– Что это такое? – с пафосом спросил он. – Может быть, ты мне объяснишь?

Он бросил конверт на стол, и Глэдис с опаской взяла его.

– Похоже на счет от телефонной компании, – сказала Глэдис осторожно. – А что?..

Внезапно она вспомнила. Пока Дуг жил в гостинице, она несколько раз звонила Полу из дома. Должно быть, наговорила на несколько сотен… Но самое главное – в счете был указан номер абонента… один и тот же номер, повторявшийся несколько раз.

– Ты совершенно права, Глэдис, – с убийственным сарказмом в голосе промолвил Дуг, расхаживая по кухне из стороны в сторону. – Это действительно счет. Но я спрашиваю тебя не об этом. Я спрашиваю, давно ли ты с ним спишь?

– Что-о? – У Глэдис вытянулось лицо.

Дуглас нетерпеливо повел плечами.

– Не притворяйся. Я давно подозревал, что все эти твои разговоры о карьере – просто маска. У тебя роман с этим Уордом, правда?

Стараясь выиграть время, Глэдис взяла в руки счет и стала его рассматривать.

– Я не сплю с ним, Дуглас, – сказала она наконец. – Мы просто друзья…

Глэдис старалась казаться спокойной, но сердце у нее билось часто-часто, как у пойманной птицы. Со стороны все выглядело именно так, как говорил Дуг. Сумеет ли она втолковать мужу правду? Их отношения с Полом были просто дружбой – не далее как вчера Пол сам подтвердил это еще раз. Так почему она должна отвечать за то, чего не совершала?

– Понимаешь, – продолжила она, тщательно подбирая слова, – я была очень… расстроена твоим уходом. Мне было грустно и одиноко. Я позвонила Полу. Поверь, мне больше не с кем было поговорить. Пол сам звонил мне один или два раза, он все время вспоминает свою жену. Ему очень трудно без нее, а он знал, что Селина мне нравилась… Между нами нет и не было ничего, о чем ты подумал…

Глэдис было очень стыдно. Получалось, будто она оправдывается. Но ведь она говорила одну только правду!

– Ты лжешь, – уверенно сказал Дуг. – Ты спишь с ним, наверное, с самого лета!

– Это не так, и ты это отлично знаешь! Если бы я спала с Полом… или с кем-нибудь другим, я бы не расстраивалась так сильно из-за того, что ты от меня ушел. Я бы не старалась достучаться до тебя, объяснить!..

– Чушь! Ты ничего мне не объясняла, ты просто требовала от меня «свободы», которая нужна была тебе для того, чтобы без помех трахаться со своим дружком-миллионером. Ты виделась с ним в Лондоне?

– Разумеется, нет, – с достоинством ответила Глэдис, стараясь казаться спокойной, хотя на душе у нее, что называется, кошки скребли. Она чувствовала себя виноватой. К тому же ей было очень горько от того, что последняя ниточка, которая еще соединяла ее с Дугом, оказалась тоньше паутины. Теперь она, без сомнения, лопнула. Их брака больше не существовало.

– Говоришь, он звонил тебе?

– Да, звонил, – ответила она честно.

– Ну и о чем вы говорили? Раздевали друг друга по телефону? Знаешь, есть такая услуга для взрослых: можно набрать телефонный номер, и приятный женский голос расскажет тебе, как и в каком виде она тебя хочет… Этим вы занимались?

Услышав эти слова, Глэдис вздрогнула от негодования и ужаса.

– Как ты можешь, Дуг?! Пол говорил со мной о своей жене! Он очень тоскует по ней.

– Да вы оба просто извращенцы! – Дуг издевательски фыркнул. – Нет, я серьезно: из вас получилась бы просто идеальная пара! Впрочем, – тут же добавил он, – это уже не мои проблемы. Я сыт по горло, Глэдис! Ты мне больше не нужна, и ему ты тоже очень скоро надоешь, потому что ты – скверная жена и отвратительная, скучная любовница!

Услышав эти слова, Глэдис только удивленно приподняла брови. Она не понимала, зачем он это сказал – разве для того, чтобы уколоть ее побольнее. Но ее это уже не трогало: Дуг почти что перестал для нее существовать.

– Ты хотела свободы и независимости?! – выкрикнул Дуг. – Так вот: теперь ты их получишь! Можешь делать карьеру, можешь спать с кем хочешь – меня это не касается. Я ухожу!

«А как же дети?» – хотела спросить его Глэдис, но в этот момент неожиданно зазвонил телефон. Она взяла трубку, молясь, чтобы это не был Пол. Его звонок мог серьезно осложнить ситуацию, поэтому, когда в трубке раздался голос Рауля, Глэдис даже слегка растерялась.

– Я не могу сейчас говорить, – сказала она, но агент заявил, что у него срочный и важный разговор. И Глэдис сдалась. – Ну, выкладывай, в чем дело, только быстро, – вздохнула она, чувствуя на себе пристальный взгляд Дуга.

– У меня есть для тебя одно очень перспективное задание, – заторопился Рауль. – Как раз в твоем стиле, и не нужно никуда далеко ехать…

Задание действительно было как раз для нее. Речь шла о секте солнцепоклонников, засевших на ферме в Монтане и собиравшихся совершить коллективное самосожжение. Агенты ФБР окружили ферму и вели с фанатиками переговоры, надеясь спасти хотя бы женщин и детей. С каждым часом положение становилось все более угрожающим.

– Это будет потрясающий репортаж, Глэдис, – закончил Рауль. – Но выехать на место нужно как можно скорее – развязка может наступить в любой день, в любой час.

Глэдис вздохнула:

– Я не смогу, Рауль. Не сейчас.

– Ты должна, Глэд! – перебил ее агент. – Журналы требуют именно тебя. Поверь, я не стал бы тебя беспокоить по пустякам, но это действительно первосортный материал. И справиться с ним на должном уровне можешь только ты! Ну что, берешься или нет?

– Послушай, можно я тебе перезвоню? – взмолилась Глэдис. – Мне нужно поговорить с мужем.

– Вот черт! – выругался Рауль. – Так этот кретин вернулся? Ладно, перезвони мне через два часа – нужно дать ответ заказчику.

– Скажи, что мне очень жаль, но именно сейчас я не могу, – твердо сказала Глэдис.

Ей казалось неразумным подливать масла в огонь, в котором погибал их с Дугом брак.

– Перезвони мне через пару часов, – повторил Рауль и положил трубку.

– Кто это был? – подозрительно спросил Дуг.

– Рауль Лопес.

– Что ему нужно?

– Он предложил мне съездить в Монтану – там есть интересная работа. Но я отказалась – разве ты не слышал?

– Какое это имеет значение теперь? – Дуг пожал плечами. – Все кончено, Глэдис. Можешь ехать хоть в Антарктиду – я тебе слова не скажу. С меня хватит!

Он выпалил все это с такой злобой, что Глэдис поняла: на этот раз Дуг действительно не шутит. Что ж, если он разлюбил ее, она все равно не сумеет его удержать. Глэдис ничего ему не ответила, а Дуг, видя, что она молчит, распалялся все больше.