Текст книги "Под прикрытием"

Таким образом, все четыре дня Маршалл оставался в Кемп-Дэвиде, причем служебные обязанности не помешали ему почувствовать себя участником настоящего семейного праздника. Он не просто стоял, как робот, у дверей загородной резиденции президента: Маршалл то выходил на лужайку с Бредом, чтобы попинать мяч, то болтал с Амелией, и Филипп с Мелиссой это заметили. Оба совершенно независимо друг от друга поблагодарили его за внимание, которое он проявил к детям, хотя и порекомендовали не позволять им садиться себе на шею. Бред уже понимает, что к чему, сказала Мелисса, но Амелия способна заболтать кого угодно. Маршалл же не имел ничего против, поэтому продолжал играть с детьми и щенком лабрадора, которого им подарил кто-то из родных. За много лет это был самый счастливый День благодарения, который он встретил почти как полагается. Обязанности телохранителя, каковые он продолжал выполнять, даже когда вместе с Амелией любовался зелеными вершинами лесистых гор Катоктин, окружавших резиденцию, нисколько его не обременяли, к тому же коллеги, с которыми он нес праздничное дежурство, оказались на редкость приятными людьми. Вместе они образовали сплоченную, дружную команду, способную справиться с любыми трудностями, и Маршалл в очередной раз подумал, что его новая работа не так уж плоха, как он думал вначале.

Коллеги тоже были о нем довольно высокого мнения, поэтому, когда Билл Картер поинтересовался у руководства Секретной службы, как идут дела у его протеже, ему ответили, что Маршалл не только прекрасно справляется со своими обязанностями и ладит с коллегами, но и привлек внимание охраняемых лиц – они несколько раз просили прислать на то или иное мероприятие именно его. Чаще всего, однако, Маршалл работал по праздникам и в выходные – он очень хорошо общался с детьми, да и дети его полюбили.

– Даже не знаю, отдавать ли нам его обратно, – сказал Биллу куратор Маршалла в Секретной службе. – Уж очень он нам подходит. Впрочем, не исключено, что он и сам не захочет возвращаться к вам на полевую работу.

– На это можете не рассчитывать! – рассмеялся Билл. Он хорошо изучил Маршалла и знал, насколько это маловероятно. – Работа под прикрытием у него в крови. Тем не менее я очень рад, что у него все нормально. После того как нам пришлось его в срочном порядке выдергивать, ему было довольно трудно адаптироваться к нашей действительности. Я за него всерьез беспокоился – с учетом тех случаев, когда парни, которых мы посылаем работать, оказываются неспособны справиться с переменами. Самые лучшие врастают в чужую почву, пуская корни, и поэтому пересаживать их обратно нужно осторожно и не торопясь… а у нас не всегда есть для этого время. – Говоря это, Билл снова чувствовал себя виноватым. Еще совсем недавно он боялся, что и Маршалл останется таким – с наполовину умершей душой, но, похоже, рядом с семьей президента и в особенности – рядом с детьми он понемногу отогрелся и пришел в себя. Теперь он возвращался к жизни, и это было отрадно. Билл, во всяком случае, испытал значительное облегчение, когда услышал, что дела у его подопечного идут отлично и что он справляется с новой для себя работой. Последнему, впрочем, удивляться не стоило: Маршалл был до крайности ответственным и наделенным множеством способностей человеком, которому было по плечу справиться практически с любой работой.

На Рождество Маршалл снова вызвался работать – вызвался и попал вместе с семьей президента в Аспен[2]2
  Аспен – город в центральной части Колорадо, расположенный на высоте около 2400 м, у западных склонов гор Савач. Модный курорт, центр горнолыжного спорта.


[Закрыть]. Там ему пришлось учить Бреда кататься на горных лыжах. Сам Маршалл в последний раз стоял на лыжах лет десять тому назад, но, как ни странно, упал он только три раза. Амелию Мелисса учила сама. В юности она была чемпионкой штата, и под ее руководством девочка очень быстро освоила азы скоростного спуска. И только президент почти не катался; бо́льшую часть времени он работал в домике, в котором они остановились. Именно Филипп Армстронг и попросил Маршалла покататься с сыном на лыжах: несмотря на свою застенчивость, Бред успел привязаться к телохранителю, к тому же из всей смены охранников Маршалл оказался самым молодым. Правда, разница между ними все же была большой – почти два десятилетия, однако это им нисколько не мешало. Оба прекрасно проводили время вдвоем, и вскоре Бред настолько освоился в обществе Маршалла, что даже пытался шутить. Особенно веселило мальчика, когда его учитель, забывшись, говорил ему что-то по-испански. Бред только-только начал учить этот язык в школе, и ему было приятно узнавать знакомые слова (примерно одно из десяти), хотя смысл сказанного от него ускользал.

Услышав, как Маршалл по-испански советует Бреду сильнее сгибать ноги во время спуска, Мелисса обратилась к нему с длинной испанской фразой. При этом она сделала только одну ошибку, не слишком грубую, что Маршалла удивило – он знал, что супруга президента учила испанский не слишком долго. Тем не менее он ответил ей по-испански, и некоторое время они болтали о погоде и о лыжных успехах Бреда и Амелии. Наконец Мелисса спросила, откуда он так хорошо знает язык, и Маршалл объяснил, что шесть лет прожил в Южной Америке. Только теперь Мелисса вспомнила, что́ говорил ей муж о новом охраннике, перешедшем в Секретную службу из УБН. Разумеется, ей было любопытно узнать хоть какие-то подробности о работе под прикрытием, но расспрашивать его она не решилась. Из всех окружавших Маршалла людей только Бред, узнавший о его героическом прошлом от других телохранителей, регулярно просил своего нового друга рассказать, как он сражался с преступниками и сколько кокаиновых королей он убил из своего не знающего промаха «кольта», но Маршалл только отшучивался. Бред несколько раз говорил, что, когда вырастет, непременно будет работать в ЦРУ, а Маршалл его поддразнивал, утверждая, что УБН круче. В целом за несколько дней рождественских каникул он основательно подружился с обоими детьми и проникся к их родителям еще большей симпатией. Ему было немного жаль уезжать из Аспена, где он так хорошо отдохнул душой, общаясь с детьми и Мелиссой. Меньше всего эти дни напоминали работу, но и гуляя с Бредом или Амелией вокруг домика, Маршалл ни на секунду не забывал, кто он такой и что здесь делает, и был готов при первых же признаках опасности сделать все, чтобы никто из охраняемых им лиц не пострадал.

После возвращения в Вашингтон Маршалл снова стал работать почти исключительно с президентом. Никакой личной жизни у него по-прежнему не было, да он и не особенно стремился обзаводиться близкими друзьями. Женщины, которых он встречал в Белом доме, его тоже не интересовали: после того как он лишился Паломы, Маршалл боялся любить кого-то из страха новой утраты. Нет, он был далек от того, чтобы раз и навсегда поставить на себе крест, просто на текущем жизненном этапе ему вполне хватало работы, и он решил этим удовлетвориться. Дальше будет видно, говорил он себе… и продолжал оставаться одиноким волком.

Зима и весна, заполненные торжественными обедами, официальными и неофициальными встречами и приемами, переговорами и визитами на высшем уровне, пролетели незаметно. Вместе с президентом Маршалл дважды летал в Европу и по разу – в Азию и Австралию. Несколько раз он ездил в Калифорнию, в Техас и другие штаты. Пожалуй, больше других ему запомнилась поездка в Оклахому – через этот штат только что пронеслось несколько могучих торнадо, и Филипп Армстронг наведался туда, чтобы оценить ущерб. В мае стало немного спокойнее – вот тогда Маршалл не без удивления вспомнил, что с момента его возвращения из Колумбии прошло пятнадцать месяцев, семь из которых он проработал в Секретной службе.

В день тридцатилетия Амелия подарила ему ею самой нарисованную открытку и небольшой кексик с воткнутой в него свечой, а Бред – подписанный самим Клинтом Демпси[3]3
  Демпси, Клинтон – игрок сборной США по европейскому футболу.


[Закрыть] футбольный мяч, которым он очень дорожил. Маршалл знал об этом и не хотел брать мяч, но Бред проявил настойчивость. В конце концов Маршалл все же принял подарок, пообещав, что будет хранить его на почетном месте в своей квартире. Пусть хотя бы мяч ее украсит, подумал он. Маршалл давно собирался обставить свое жилище как следует, но времени катастрофически не хватало (даже ночевать там ему доводилось нечасто), к тому же он по-прежнему не чувствовал себя в Джорджтауне дома. Как и пятнадцать месяцев назад, единственным домом для него оставалась построенная им из пальмовых стволов хижина в глубине колумбийских джунглей, где он был так счастлив.

Правда, в последнее время Маршалл стал вспоминать о Паломе не так нестерпимо-остро, как раньше, и все же его рана сильно болела. Он все так же ненавидел Рауля, все так же мечтал отыскать его и поквитаться с ним за смерть любимой женщины и ребенка. От знакомых из Управления Маршалл знал, что империя Волка прекратила существование, но сам барон недавно вернулся в Колумбию, чтобы начать все с начала. У него был новый лагерь – так же, как и прежний, спрятанный в глухих джунглях, но там уже работал новый внедренный агент. К сожалению, парень занимал одну из низовых позиций, поэтому информация, которую он передавал в центр, была не особенно значимой, а подняться на более высокий уровень ему скорее всего не светило. Урок пошел Раулю впрок: после того как его ближайший помощник оказался внедренным оперативником, он удвоил осторожность и теперь не доверял вообще никому. Да, Маршаллу удалось обмануть бдительность Волка, но тот все равно остался победителем: убив Палому, он нанес врагу удар в самое сердце.

В июле Маршаллу позвонил Билл Картер, которому не терпелось сообщить последние новости. Внедренный агент сумел передать координаты нового лагеря Рауля, и спецназ совершил на логово Волка налет. На этот раз американцы действовали аккуратнее: они использовали только своих людей, избегая любых контактов с местной полицией, поэтому рейд завершился полной победой. Лагерь был уничтожен, Рауль и двое его братьев – убиты. Об этом Билл и спешил сообщить коллеге – ему казалось, новость должна принести Маршаллу облегчение, но этого не случилось. Маршалл выслушал Билла довольно-таки равнодушно: гибель Рауля не могла ни заполнить пустоту у него внутри, ни вернуть Палому. Она умерла, и он никогда больше не увидит и не обнимет ни женщину, которую так любил, ни своего ребенка, который так и не появился на свет. То, что Рауль мертв, было лишь справедливо, но ничего не меняло. Не могло изменить.

Весь следующий день Маршалл провел как в тумане: он вспоминал Палому, Рауля и свою жизнь в джунглях, которая когда-то была для них общей. Он вспоминал, как бережно обнимал любимую, как прижимал ладони к ее огромному животу, как наслаждался бренди и сигарой в обществе Волка. Несмотря ни на что, эти воспоминания были ему дороги как о дружбе как таковой, но сейчас Маршалл чувствовал, как они уходят, отдаляются, тают в омуте прошедших дней, и от этого боль потери становилась острее. Умом он понимал, что жалеть о прошлом глупо, но его израненная душа все еще тщилась вернуть то, что вернуть было нельзя.

Кто-то осторожно потянул его за рукав, и Маршалл, понуро стоявший на посту у дверей лонг-айлендского особняка, который президент снял для себя и своей семьи примерно на месяц, поднял голову. Амелия, одетая в желтый купальничек и легкие босоножки, стояла рядом, подняв к нему личико. Волосы у нее были мокрыми – она обожала купаться и сидела в бассейне часами, но сейчас мордашка у нее была встревоженная.

– Что-нибудь случилось? – спросил Маршалл, усилием воли возвращаясь к действительности.

– Почему ты грустный? – без церемоний спросила девочка, и Маршалл невольно задумался снова. Не мог же он объяснить шестилетней крошке, что грустит о своей беременной жене, которую хладнокровно расстрелял собственный брат, и что теперь этого брата настигло возмездие. Но отвечать что-то было надо – Амелия наверняка заметила его отсутствующий взгляд, когда он мысленно вернулся в колумбийские джунгли, где не было никакого Маршалла, а был Пабло Эчеверрия, который теперь тоже был мертв, как и все остальные.

– Я не грустный, я просто задумался, – с улыбкой ответил Маршалл.

– Задумался? А о чем? – требовательно поинтересовалась девочка.

– О том, что хватит тебе плескаться в бассейне. Пора поплавать в настоящем океане, раз вы все равно сюда приехали. – Маршалл давно обещал Амелии сводить ее на побережье, и сегодня как раз был подходящий день. Бред с отцом уплыли ловить рыбу на яхте близкого знакомого Армстронгов, а Маршалл еще с несколькими телохранителями остался с Мелиссой и девочкой.

– И все-таки ты был грустный, – не сдавалась Амелия, пристально вглядываясь в его лицо, но Маршалл успел полностью овладеть собой.

– Тебе показалось, – улыбнулся он. – Ну что, идем на пляж?

– Идем, конечно!.. – обрадовалась Амелия. – Подожди здесь, я только спрошу разрешения у мамы – и пойдем. Я хочу найти на берегу много-много красивых ракушек и построить из песка огромный замок. Ты мне поможешь?

– Разумеется, – кивнул Маршалл, и Амелия умчалась, но очень быстро вернулась, сжимая в руке купальную шапочку. Следом за ней чинно вышагивала няня Марта, нагруженная полотенцами, подстилками, кремами от загара, лопаточками, ведерками и формочками, чтобы делать из песка куличики.

– Мама разрешила! Она и сама пойдет, только позже! – крикнула еще издали Амелия, и Маршалл кивнул.

– Тогда идем… – Пока девочки не было, он успел связаться с коллегами и доложить об изменившейся ситуации. Территория особняка была закрыта для посторонних и неплохо охранялась снаружи, но даже на частном пляже детей президента сопровождали не меньше трех телохранителей, к тому же кто-то должен был заменить Маршалла на посту у дверей.

К тому моменту, когда на пляже появилась первая леди, Маршалл с Амелией успели построить довольно внушительных размеров за́мок, набрали целое ведерко ракушек и пару раз окунулись в теплую воду Атлантического океана. Увидев сияющую мордашку дочери, Мелисса одобрительно улыбнулась. В последнее время ей, похоже, немного нездоровилось: Маршалл заметил, что она стала больше отдыхать и сократила утренние занятия в тренажерном зале. В Белом доме многие были озабочены состоянием здоровья жены президента, но никаких официальных заявлений по этому поводу пресс-служба пока не делала.

Сегодня Мелисса была в раздельном купальнике, поверх которого она набросила легкое белое покрывало. Покрывало было полупрозрачным, и Маршалл с изумлением заметил, как знакомо округлился животик первой леди. Точно такой же – только намного больше – был когда-то у Паломы. Теперь ему стало ясно, и почему Мелисса так быстро утомлялась, и почему предпочитала больше отдыхать. Первая леди ждала третьего ребенка. Официально об этом, разумеется, никто не объявлял, но Маршалл привык доверять своим глазам. На его взгляд, Мелисса была на четвертом или даже на пятом месяце, и он удивился, что ей так долго удавалось скрывать свое состояние.

Маршалл, разумеется, ничего не сказал, но Мелисса сразу поняла, что он обо всем догадался, и улыбнулась:

– Мы решили молчать об этом как можно дольше, чтобы информация не просочилась в прессу. Журналисты раздуют сенсацию, а нам бы этого не хотелось. Даже дети еще ничего не знают, но мы обязательно скажем им в ближайшее время. – И она взглянула на Амелию, которая под присмотром Марты бродила вдоль линии прибоя с ведерком в руках.

– Примите мои искренние поздравления, миссис Армстронг, – негромко отозвался Маршалл, восхищаясь ее смелостью. Мелиссе было сорок два, она была супругой главы государства и жила весьма напряженной жизнью. В таких условиях было нелегко вы́носить и родить здорового ребенка, но она все-таки решилась, и Маршалл был очень рад и за нее, и за президента. Он, правда, не знал, как отнесутся к новостям Бред и Амелия. По складу характера Бред был довольно спокойным и покладистым, но его сестра при всех своих положительных качествах слишком долго оставалась в семье младшим ребенком со всеми вытекающими отсюда привилегиями, и могла воспринять новорожденного брата или сестру в штыки.

Спустя два или три дня Амелия сообщила Маршаллу новости.

– А у нас скоро будет еще один ребеночек, – сказала она, когда они с Маршаллом строили на берегу очередную песчаную цитадель с контрфорсами и зубцами – точь-в-точь такую, какая была нарисована в книжке про драконов и принцесс, которую девочка захватила с собой в качестве образца. – Только я хочу, чтобы это обязательно была девочка. Если будет мальчик, придется попросить, чтобы его отправили обратно в магазин. Мама сказала, что я смогу помогать ей заботиться о сестренке.

Она была даже рада малышу, и Маршалл подумал, что Армстронги сумели сообщить детям о грядущем прибавлении именно так, как нужно. Амелии недавно исполнилось семь, и она считала себя совсем взрослой, а статус старшей сестры еще больше укрепил ее в этом убеждении.

Маршалл тоже ждал рождения ребенка Мелиссы с нетерпением, хотя эти мысли и имели для него привкус горечи. Каждый раз, когда он думал об этом еще не родившемся младенце, он вспоминал Палому и своего ребенка, который так и не увидел свет. Почему так, спрашивал он себя. Что неправильно в мире, если в нем умирают еще не рожденные дети?

Однако Маршалл старался держать все эти невеселые размышления при себе, понимая, что они никого более не касаются. И все же, когда в разговоре с ним Амелия начинала перебирать различные имена, прикидывая, какое из них лучше подойдет ее младшей сестре, Маршалл невольно спрашивал себя, как бы он назвал свою дочь? А сына?.. А вдруг будет мальчик, шутливо поддразнивал он Амелию, но сердце его щемило почти так же сильно, как в тот день, когда он узнал о смерти Паломы.

Еще через неделю пресс-служба Белого дома официально объявила, что Мелисса Армстронг ждет ребенка. По расчетам врачей, младенец должен был появиться на свет в середине ноября, и первая леди приняла решение ограничить на оставшееся время свое участие в разного рода мероприятиях. Узнав об этом, Маршалл подумал, что Мелисса поступила совершенно правильно – никакая благотворительность не стоила того, чтобы подвергать жизнь ребенка опасности. Армстронги вообще оказались на редкость благоразумными родителями, и он искренне радовался за обоих.

Когда в конце августа президент с семьей вернулся в Вашингтон, Мелисса была на шестом месяце, и ее состояние уже нельзя было скрыть никакими ухищрениями. Благодаря этому президентская семья стала выглядеть в глазах общественности еще человечнее, еще ближе к простым американцам, и популярность Филиппа Армстронга, и без того достаточно высокая, взлетела до небес. Теперь мало кто сомневался, что на выборах в будущем году он снова одержит победу и останется в Белом доме на второй срок. И это было вполне справедливо. Решения, которые он принял за прошедшие три года своего президентства, были продуманными и выверенными; страна процветала, а Филипп Армстронг виделся большинству избирателей гарантом дальнейшего роста общественного благосостояния.

Наступил сентябрь. Амелия и Бред пошли в школу, и Маршалл потратил один из своих редких выходных на то, чтобы встретиться с Биллом Картером и обсудить, как быть дальше. Через месяц заканчивался отпуск, который он получил в Управлении по борьбе с наркотиками, пора было что-то решать. За то время, что Маршалл охранял президента, он в значительной степени пришел в себя; он пребывал в отличной физической форме и не жаловался на здоровье, а заодно – набрался опыта и профессиональных знаний, которые позволили ему сделаться одним из самых ценных сотрудников Секретной службы. Вряд ли, подумал Билл, Маршалл захочет теперь возвращаться в Управление. По правде говоря, он был бы рад, если бы его друг решил продолжить службу в президентской охране. Для него это было бы лучше, чем возвращение к прежней работе, которая отняла у него столь многое.

– Ну и что ты собираешься делать? – без обиняков спросил Билл, когда они встретились. – Скажу сразу: если ты захочешь уйти от нас и работать в Секретной службе, никаких проблем не будет. Ты и так сделал для Управления очень много, и требовать от тебя большего никто не вправе. Ни один наш агент не сделал столько, сколько ты! – с нажимом повторил он, чтобы Маршалл не чувствовал себя виноватым, если ему хочется уйти из Управления и сделать карьеру в охране президента. Его успех в Секретной службе был столь впечатляющим, что можно было не сомневаться – он сумеет добиться куда большего, чем останется просто телохранителем. Да и бросать столь многообещающую работу – особенно теперь, когда Рауль погиб и мстить стало некому, – попросту неразумно и… расточительно. Так что Билл не сомневался, каким будет ответ. Вот почему слова Маршалла его обескуражили.

– Я хочу вернуться в Управление, – невозмутимо ответил тот. – Это та работа, к которой меня готовили. Нет, мне очень нравится охранять президента, – поспешил он оговориться, – к тому же небольшой перерыв был мне, похоже, нужнее, чем я сознавал это, но теперь со мной все в порядке. И как бы мне ни нравились Армстронги, я чувствую, что мое место не рядом с ними, а в УБН. С президентом и без меня ничего не случится – его охраняют отличные парни.

– Ты хочешь снова работать внедренным агентом? – уточнил Билл. Он не верил своим ушам, и Маршалл кивнул:

– Я уверен, что под прикрытием я сумею принести больше пользы. Мои навыки, мои знания, моя подготовка – все это с самого начала предназначалось для полевой работы. А Секретная служба… там я занимаю чужое место.

Билл сокрушенно покачал головой:

– Но… Президент и первая леди от тебя без ума. Да и твое начальство отзывается о тебе как об очень перспективном сотруднике. Через год состоятся выборы, и Армстронг наверняка победит… Ты мог бы проработать в охране еще лет пять и сделать блестящую карьеру.

– Я все понимаю, но… Откровенно говоря, эта работа не по мне – уж слишком спокойная, к тому же будет просто очень жаль, если весь опыт, который я накопил за шесть лет в Эквадоре и Колумбии, так и пропадет зря. Да, я знаю, Рауль мертв, но взамен его найдутся десятки таких, как он. Нам нужно работать с ними сейчас, пока они не вошли в силу, и это и есть та работа, выполняя которую я смогу принести наибольшую пользу. Вот потому я и хочу вернуться в Управление, и мне все равно, куда вы меня пошлете. Я отдаю себе отчет, что и в Колумбии, и в Эквадоре мне пока появляться не стоит – слишком многие меня там помнят, но в Мексике, при соответствующей легенде, я могу работать, не подвергая опасности ни себя, ни других полевых агентов. Да, по поручению Рауля я работал с мексиканцами, но всегда только через третьих лиц. Там меня никто не сможет узнать, а ведь именно в Мексике ситуация с наркотиками становится с каждым днем все напряженнее. Наркотики идут через мексиканскую границу свободным потоком, и никто пока не может сказать точно, кто основной поставщик, кто просто посредник, а кто – клиент. Я смогу. Я чувствую, что эта задача мне по плечу, и поэтому я хотел бы вернуться в Управление.

Он высказал свое желание предельно ясно, но Билл только головой качал, не зная, что́ сказать. А Маршалл тем временем продолжал:

– В охране президента мне осталось работать полтора месяца. Если нужно, я потерплю еще немного – скажем, до Нового года, но Секретная служба без меня обойдется, а УБН – нет. Если я вдруг уйду, Джек Вашингтон сумеет быстро подобрать мне замену – множество сотрудников в других подразделениях мечтают стать телохранителями первого лица. За свое место я не держусь; я хочу работать только внедренным агентом, пусть даже новое задание будет очень сложным и опасным. Трудности и опасности меня не пугают. Я боюсь другого – что, сидя на официальных приемах и званых обедах, я размякну, потеряю навыки и интуицию полевого агента, и тогда Управлению будет от меня мало толку. Мне всего тридцать, у меня нет ни семьи, ни родных, и я уверен, что смогу работать под прикрытием еще достаточно долго. Вы сами сказали, что за шесть лет я сделал больше, чем любой другой агент. Представьте, сколько я смогу сделать, если проработаю еще хотя бы столько же!..

И снова Билл покачал головой. Все, что говорил Маршалл, было правильно, и все же… У него в голове не укладывалось, как может человек рваться в такое пекло. Год назад желание Маршалла было понятно и объяснимо: его отозвали из страны в срочном порядке, по сути, насильно вывезли, скрутив по рукам и ногам, и ему, естественно, хотелось вернуться, чтобы довести работу до конца и отомстить тем, кто отнял у него самое дорогое, но сейчас?.. Биллу казалось, работа в Секретной службе пришлась Маршаллу по душе, но, услышав сейчас его ответ, он не нашел сразу, что возразить.

– Хорошо, – проговорил он медленно, выдержав паузу. – Дай нам время, чтобы подобрать для тебя подходящее место и проработать легенду. – Мысленно он перебирал те страны, где Маршалл мог бы пригодиться больше всего. В последнее время особенно оживился наркобизнес в Панаме, где уже появилось несколько организаций, каждая из которых могла бы сравниться по обороту наркотиков с картелем Рауля. Мексика, о которой упоминал Маршалл, тоже была весьма проблемной страной, к тому же наркотики оттуда ввозились почти исключительно в США, а у УБН пока не было достаточно прочных позиций в мексиканской наркомафии. В общем и целом работы для Маршалла было, что называется, непочатый край, поэтому вопрос заключался не в том, как его использовать, а где именно следует это сделать, чтобы не подвергать излишней опасности и в то же время – получить максимальную отдачу. Опасности, впрочем, Маршалл не боялся. Билл хорошо знал, что все агенты, работающие под прикрытием, получают особое удовольствие от ежедневного риска и трудностей, и все же, будь его воля, он не торопился бы отправлять Маршалла с новым заданием… Но это зависело не только от него – подобные решения принимала специальная коллегия, и Биллу оставалось только надеяться, что заседающие в ней люди не ухватятся за подвернувшийся им шанс использовать опытного агента на самом опасном участке.

Руководству Секретной службы, которому Билл сообщил о принятом Маршаллом решении, не хотелось расставаться со столь ценным сотрудником, но делать было нечего – в конце концов, он с самого начала был принят на временный контракт, который истекал через шесть недель. И сотрудник, место которого Маршалл занимал, готов был вновь выйти на работу, так как после нескольких сеансов химиотерапии у его жены наступило улучшение, да и президенту этот парень нравился ничуть не меньше новичка.

К началу октября почти все сотрудники Секретной службы знали, что Маршалл возвращается в УБН, чтобы снова работать «в поле». Где именно – он пока и сам не знал: Билл обещал сообщить ему подробности принятого руководящей коллегией решения через пару недель, а это значило, что в ноябре – декабре ему придется оставить Секретную службу, чтобы пройти переподготовку перед отправкой в одну их латиноамериканских стран.

Филипп Армстронг, разумеется, тоже знал, что Маршалл уходит. Он выразил ему свое сожаление по этому поводу, но добавил, что восхищается его мужеством и решимостью приносить пользу стране на одном из самых опасных участков. Бред пытался вызнать у Маршалла подробности нового назначения, но тот все равно не имел права ничего говорить, даже если бы что-то знал. Мелисса Армстронг взяла с него слово навестить их, когда появится на свет ребенок. Было известно, что это девочка, и Амелия была в восторге. Ее радость, однако, заметно померкла, когда она узнала, что Маршалл скоро не будет их охранять. Она заплакала и сказала ему, что с его стороны это глупо и гадко.

– Почему ты от нас уходишь? – требовательно спросила она.

– Я должен бороться с преступниками, чтобы ни тебе, ни твоему брату, ни твоей новой сестренке ничто не грозило, – взвешенно и как взрослой объяснил он. – Это моя работа.

– Но почему с ними не может бороться кто-нибудь другой? – возразила девочка.

– Потому что у меня это получается лучше, чем у других, – пошутил Маршалл, но Амелия восприняла его ответ вполне серьезно. Впрочем, его слова были не так уж далеки от истины.

– Ну, тогда ладно… – протянула она, все еще расстроенная, и Маршалл поспешил ее утешить.

– Я буду вас навещать, – пообещал он, хотя и знал, что в самое ближайшее время вряд ли сможет сдержать обещание. – Каждый раз, когда буду в Вашингтоне, – поправился Маршалл, не желая обманывать девочку. – Быть может, это случится не скоро, но я обязательно приеду… Кроме того, я думаю – когда у тебя родится сестренка, ты будешь очень занята и не будешь обо мне скучать.

Сам он старался не думать о том, как сильно будет ему не хватать Амелии и Бреда – да и их родителей тоже. За прошедший год Маршалл очень привязался к Армстронгам, которые в какой-то степени заменили ему семью. Расставаться с ними ему было жаль, но Маршалл знал, что иначе он поступить не может.

Приближался новый Хэллоуин, а вместе с ним приближались и последние дни его службы в президентской охране. На этот раз Амелия собиралась нарядиться злой волшебницей из книги про Страну Оз, и уже дважды – в порядке подготовки – раскрашивала лицо зеленой краской. Бред сказал, что будет астронавтом – у него был даже настоящий маленький скафандр, который изготовили и прислали ему инженеры из НАСА. Мальчик тоже не утерпел и показался в нем Маршаллу. Маршалл скафандр одобрил и пошутил, что астронавты нужны стране не меньше, чем сотрудники ЦРУ, хотя на душе у него скребли кошки: с Хэллоуином у него были связаны самые приятные воспоминания, ведь именно в этот день ровно год назад он впервые познакомился с детьми.

Мелисса Армстронг была на восьмом месяце. Ее так разнесло, что ей было трудно ходить, но она все же находила в себе силы шутить, что, мол, на этот Хэллоуин она может изображать Большую Тыкву без всякого костюма. До родов оставались считаные недели, а может быть, и дни, поэтому Маршалл очень удивился, когда узнал, что Мелисса и дети отправятся вместе с президентом в Виргинию, чтобы присутствовать на открытии нового медицинского центра для детей из семей с ограниченными доходами. Правда, поразмыслив, он понял, что иначе она поступить не могла: Мелисса всегда придавала большое значение благотворительности, а в медицинском центре должны были лечиться тяжело больные дети, чьим родным нечем было заплатить за сложную операцию. Она занималась этим проектом на протяжении двух лет, а президент поддерживал ее своим авторитетом, поэтому их присутствие на открытии выглядело и логичным, и оправданным.

Маршалл сам попросился сопровождать Армстронгов в этой поездке. Торжественная церемония была назначена на субботу, так что Амелии и Бреду не нужно было пропускать школу (Амелии к тому же поручили перере́зать красную ленточку). Оба с нетерпением ждали этого момента и были радостно возбуждены, но у Маршалла, когда он садился в президентский вертолет, в горле стоял ком. Он знал, что это его последний день и что ему больше не придется работать с президентом и его семьей, а еще он знал, что ему будет очень не хватать этих людей, к которым он успел привязаться.