Текст книги "Под прикрытием"

Вертолет приземлился точно в назначенное время. Кортеж машин, который должен был доставить президента в медцентр, стоял на взлетной полосе, и Маршалл вышел первым, оценивая обстановку. Все было в порядке, и телохранители стали пересаживать президента с семьей в бронированный лимузин. Мелисса двигалась медленно, с трудом, придерживая руками живот, и Маршалл подал ей руку, чтобы помочь устроиться на заднем сиденье. Сейчас первая леди сильнее, чем когда-либо, напоминала ему Палому, которая точно так же неуклюже переваливалась на ходу, и он почувствовал прилив нежности.

На площади перед новеньким зданием медцентра собралась толпа людей, которые пришли посмотреть на президента. Члены попечительского совета и представители местной администрации, составившие комитет по организации торжественной встречи, ждали на лестнице перед дверьми, поперек которых была натянута широкая красная лента. Филипп Армстронг в окружении телохранителей медленно двигался сквозь толпу, пожимая тянущиеся к нему со всех сторон руки, но его охраняли двое старших телохранителей. Маршалл, согласно предварительной договоренности, держался рядом с Мелиссой и детьми, которых кроме него охраняли еще трое.

Представители администрации провели их по коридорам здания медцентра, показали светлые палаты и просторные операционные, после чего все вернулись на крыльцо. Президент произнес небольшую речь, потом стали выступать местные чиновники и врачи из руководства медцентра. Все это время Амелия нетерпеливо подпрыгивала на месте – ей не терпелось поскорее перерезать красную ленточку, и она то и дело косилась на стоящий рядом с микрофонами столик, где на красном бархате лежали большие сверкающие ножницы. Маршалл стоял сзади и чуть сбоку, внимательно оглядывая толпу поверх плеча Мелиссы – больше по привычке, чем действительно ожидая неприятностей. Открытие нового медицинского центра было, по большому счету, предприятием не слишком значительным, и все же он не считал возможным расслабляться. В какой-то момент его взгляд, скользнувший по передним рядам зрителей, зацепился за какое-то странное движение. Всмотревшись, Маршалл увидел мужчину с бледным вытянутым лицом, который сделал шаг вперед – и вдруг вскинул к плечу мощную винтовку.

Дальнейшее Маршалл воспринимал как в замедленной съемке. Он видел, как мужчина прицелился в президента, потом ствол винтовки плавно повернулся в направлении Мелиссы.

Едва успев выкрикнуть предупреждение, Маршалл прыгнул. Краем глаза он успел заметить, как двое охранников сбили президента с ног и накрыли своими телами. В следующее мгновение он с силой врезался в Мелиссу и тоже повалил на землю. Пронзительно закричала Амелия.

И тут начался хаос. Звучали отрывистые команды, завывали полицейские сирены, зрители разбегались с воплями. Телохранители продолжали закрывать президента, еще трое схватили стрелка. Мелисса, которую Маршалл прижимал к ступенькам, негромко стонала. При падении она несильно ударилась головой, но он этого не знал и испугался, что мог повредить ребенку. Амелию Маршалл тоже каким-то образом сбил с ног, и теперь прикрывал плечом, а Бреда подхватил на руки один из телохранителей.

Потом он опустил взгляд и увидел кровь. Это его удивило; ему показалось – он слышал, как пуля просвистела над самой его головой, но, быть может, преступник успел выстрелить дважды? Кровь была и на ступеньках, и у него на руках, и на лице Амелии. Куда попала пуля, Маршалл не видел, но попытался подхватить девочку на руки, чтобы отступить с ней в вестибюль медцентра, где сейчас было самое безопасное место. Он наклонился над Амелией, но почему-то не смог поднять ее. Левая рука совершенно не слушалась, но Маршалл все пытался подсунуть ее под шею девочки, которая смотрела на него расширившимися от ужаса глазами.

– Я умру? – спросила она хриплым шепотом, и он покачал головой. Мелисса рядом с ним поднялась на колени и потянулась к дочери, но Маршалл велел ей лечь: он не знал, миновала ли опасность, к тому же первая леди могла пострадать во время падения. Лицо у нее, во всяком случае, было чрезвычайно бледным, и Маршалл снова испугался за нее и за ребенка.

– Лежи спокойно и не двигайся, – велел он Амелии, убедившись, что по какой-то причине не может взять ее на руки. – Все будет хорошо. Мы же в медцентре, здесь полно врачей, они тебе помогут.

А к ним уже бежали полицейские, другие охранники и сам президент, которого на ходу прикрывали двое телохранителей. Откуда-то появились носилки, Амелию и Мелиссу уложили на них и быстро понесли в здание. Президент шел рядом с носилками жены, Бред бежал следом. Полиция оцепила центр, а внутри все внутренние проходы перекрыли сотрудники Секретной службы.

Кто-то из коллег помог Маршаллу подняться и увел в здание. В приемном покое врачи уже осматривали Амелию, но оказалось, что девочка почти не пострадала. Пуля лишь слегка царапнула ей висок. Рана была поверхностной, кровь почти перестала течь, но и неспециалисту было очевидно: если бы Маршалл не успел сбить ее с ног, пуля попала бы ей в голову под другим углом, и сейчас девочка была бы мертва.

Узнав, что ее дочь едва не погибла, Мелисса, которую врачи уже обследовали, потеряла сознание. Если не считать нескольких легких ушибов, других травм у нее не было, но врачи опасались, что пережитый стресс может спровоцировать преждевременные роды. Президент и Бред не получили ни царапины.

Тем временем двое медиков промыли и перебинтовали небольшую ссадину на голове Амелии и сделали ей два укола – противошоковый и противостолбнячный. Через пару минут все было закончено; Амелия, которая поначалу испугалась уколов, снова улыбнулась, и президент повернулся к Маршаллу, чтобы поблагодарить его.

– Вы спасли мою жену и дочь, – сказал Филипп Армстронг, и в его глазах заблестели слезы. – Вы даже не представляете, как я вам признателен!

– Ты меня спас, дядя Марш! – добавила Амелия. – Спасибо!

Мелиссу тем временем привели в чувство, но вставать не разрешили. Врачи опасались, что у нее может быть легкое сотрясение, плюс они хотели провести ультразвуковое исследование плода, чтобы убедиться, что с ним все в порядке. Впрочем, уже сейчас было ясно, что ребенок жив: он двигался, а один врач достал стетоскоп, приложил его к животу и сразу услышал стук маленького сердца.

Только после этого все вздохнули с облегчением. Трагедии не произошло, и все – благодаря внимательности и молниеносным рефлексам Маршалла. Он действительно спас жену и дочь президента, и Филипп Армстронг снова повернулся к нему, чтобы еще раз поблагодарить за отличную службу.

– Спасибо, мистер Эверетт, – сказал он, дружеским жестом опуская руку на плечо телохранителя, и вдруг с удивлением увидел, что его пальцы окрасились красным. Только сейчас все увидели, что рукав пиджака Маршалла пропитался кровью и крупные капли падают на пол, собираясь в маленькую лужицу.

– Вы ранены?! – воскликнул президент, но Маршалл лишь неопределенно качнул головой. Он ничего не чувствовал.

По знаку президента врачи бросились к нему, разрезали пиджак и рубашку. В плече зияла большая рана, и из нее продолжала вытекать кровь. Только сейчас он ощутил, что от слабости у него немного кружится голова, а перед глазами все плывет, но никакой боли Маршалл по-прежнему не испытывал. Единственное, о чем он мог думать, – это о том, что Амелия и Мелисса не пострадали.

Врачи уложили его на носилки и стали осматривать. Выяснилось, что пуля – должно быть, та самая, что расцарапала кожу на виске Амелии – застряла у него глубоко в плече. Ему сделали укол, голова закружилась сильнее. Над ним склонялись врачи и товарищи из Секретной службы, но он видел перед собой только искаженное ненавистью и злым торжеством лицо Рауля.

– Срочно на стол!.. – скомандовал кто-то, и носилки покатили в операционную, а Маршалл что-то бессвязно выкрикивал по-испански и звал Палому.

Тем временем президента с семьей вывели через черный ход, чтобы как можно скорее отправить в Вашингтон, где их должны были еще раз осмотреть врачи. Вокруг медицинского центра снова собралась толпа, люди хотели знать, не ранен ли президент или кто-нибудь из членов его семьи. Здесь же стояли фургоны телевизионщиков, но близко к медцентру полиция никого не подпускала. Старшему охраннику пришлось выйти к репортерам и сообщить, что президент не пострадал и что покушавшегося на него преступника задержали и отвезли в полицейское управление, где им будут заниматься следователи ФБР.

– Маршалл не умрет, папочка? – спросила Амелия, когда Армстронги уже погрузились в вертолет. По ее щекам текли слезы, губы дрожали. – Он меня спас. Если бы не он, этот плохой дядя мог бы попасть в меня!

Президент покачал головой.

– Нет, детка, Маршалл не умрет, – ответил он. Сам он думал о том же самом – о том, что, если бы Маршалл не успел среагировать, выпущенная преступником пуля могла попасть в Амелию, в Бреда, в Мелиссу. Своим стремительным броском он спас их всех, но пострадал сам.

– Нет, он не умрет, – повторил Филипп. – Но он поступил очень храбро. Маршалл – настоящий герой. Только благодаря ему сегодня никто не погиб.

Вскоре они были в Вашингтоне – в Белом доме, где всех четверых снова осмотрели врачи. Президент и Бред были в полном порядке, Мелисса отделалась шишкой на голове, но ребенок нисколько не пострадал, а царапина на виске Амелии начала подсыхать. Серьезнее всех был ранен Маршалл, и президент несколько раз осведомлялся у сотрудников Секретной службы, как его дела. В течение почти шести часов подряд ему отвечали, что состояние стабильное, но Маршалл по-прежнему в операционной, и президент беспокоился все сильнее. В конце концов он не выдержал и позвонил одному из врачей сам, но новости оказались неутешительными. Главный хирург, которому телефон принесли прямо в операционную, объяснил, что винтовочная пуля, острый конец которой был крестообразно надпилен, чтобы производить сколь возможно бо́льшие разрушения, задела нерв, и бригада специалистов делает все, чтобы Маршалл мог пользоваться левой рукой.

В медцентре с Маршаллом поначалу оставались двое сотрудников, потом подъехали еще четверо. Старший группы позвонил своему начальнику в Секретной службе, а тот сообщил о происшествии Биллу Картеру, который сразу же выехал в Виргинию. Путь был неблизкий, но, когда он прибыл на место, Маршалла все еще оперировали. Никто из сотрудников не сомневался, что их товарищ совершил настоящий подвиг – спас Амелию и Мелиссу Армстронг, поэтому все они за него переживали. Увы, новости были не самыми радостными. Пуля изрядно разворотила Маршаллу плечо. В медцентр пришлось вызвать бригаду микрохирургов из больницы штата, чтобы те попытались соединить разорванные нервы. В довершение всего Маршалл потерял много крови и едва не скончался на операционном столе, поскольку в новом медцентре пока не было своих запасов плазмы, а везти ее из городского банка крови было слишком долго. К счастью, у двоих сотрудников была та же, что и у него, группа, поэтому каждый с готовностью сдал по нескольку унций, когда Маршаллу потребовалось переливание.

Был уже вечер, когда операция закончилась и хирурги сообщили Биллу и остальным, что Маршалл выживет, но рукой пользоваться не сможет. Плечевой нерв оказался слишком серьезно поврежден, и врачи оказались бессильны.

Все выслушали новость в мрачном молчании – каждый понимал, что́ означает подобный диагноз. С одной рукой он не мог бы работать ни охранником Секретной службы, ни оперативником УБН. Для Маршалла это была катастрофа: стрелявший в президента преступник поставил на его карьере жирный крест. Правда, врачи обещали, что со временем функции пострадавшей руки могут частично восстановиться, однако этого едва ли было достаточно для нормальной жизни, не говоря уж о службе в силовых ведомствах.

Маршалл стал инвалидом.

Правда, сегодня он спас три жизни – Амелии, Мелиссы и ее ребенка, но заплатил за них дорогую цену. Все семеро телохранителей знали, что, будь у Маршалла возможность выбирать, он бы поступил так же, и все равно случившееся казалось им чудовищно несправедливым. Все они знали, кем был Маршалл Эверетт раньше, знали, для чего он жил и к чему стремился, но теперь он потерял все. Прожить свою жизнь так, как он мечтал, Маршалл уже не сможет.

Никогда.

Для него это был тяжелый, почти смертельный удар, и Билл Картер невольно задумался, сумеет ли его друг справиться с обрушившимся на него новым несчастьем.

Глава 5

По личной просьбе президента Маршалла перевезли на вертолете в Вашингтон, в Центральный армейский госпиталь имени Уолтера Рида. Там его еще раз обследовали самые квалифицированные нейрохирурги, но приговор был тот же: левую руку он фактически потерял. Быть может, добавляли врачи, когда-нибудь он и сможет ею пользоваться, но очень ограниченно. А может быть, и вообще никогда не сможет.

В госпитале Маршаллу предстояло провести несколько недель – врачи собирались не только наблюдать за тем, как заживает рана, но и хотели как можно скорее начать курс реабилитационных и физиотерапевтических процедур, которые могли бы остановить или хотя бы замедлить неизбежную атрофию мышц пострадавшей руки. Иными словами, Маршаллу предстояло немало потрудиться, чтобы добиться хотя бы частичного выздоровления. Неподвижная рука, висевшая теперь плетью, могла повлиять и на его чувство равновесия, и на координацию движений, но медики все еще надеялись, что со временем ее функции частично восстановятся. Но для того чтобы это произошло, нужно было долго и упорно трудиться, выполняя самые разные, подчас – довольно сложные упражнения.

Главной проблемой была, однако, не бездействующая рука, а овладевшее Маршаллом чувство отчаяния. Когда ему сказали, что рукой он пользоваться вряд ли сможет, Маршалл сразу понял, что́ это может означать. Принять это было гораздо труднее. На протяжении шести лет полевой работы он каждый день рисковал жизнью, но не получил ни царапинки. Надо же было случиться, что его везение закончилось в последний день службы в президентской охране! Нет, он нисколько не жалел о своем поступке, хотя, бросившись под пули, чтобы спасти маленькую девочку и беременную женщину, Маршалл действовал скорее инстинктивно, чем обдуманно. И все же ему казалось ужасно несправедливым, что шесть лет охоты на самых опасных колумбийских наркобаронов ничем ему не повредили, а какая-то паршивая церемония открытия самого обыкновенного медцентра поставила крест на всех его планах и мечтах. В одно мгновение его жизнь изменилась, изменилась решительно и навсегда. Теперь он не только не сможет работать внедренным агентом, выслеживая наркобаронов и срывая их хитрые, продуманные планы. Даже в охрану президента, служба в которой до сих пор выглядела для него безобидно-необременительной, его больше не возьмут. Отныне его удел – скучная бумажная работа, однако возвращаться в Пентагон или в любое другое подобное место Маршалл не хотел до зубовного скрежета. Пожалуй, даже в УБН, где его все еще могли использовать на аналитической работе, он бы теперь не пошел. Каково-то ему будет сидеть да читать отчеты, присланные агентами под прикрытием – парнями, которые делали настоящую работу, тогда как сам он… Что и говорить, ситуация была тяжелая, и никакого выхода из нее Маршалл не видел.

Вскоре после того как его перевели из хирургического в реабилитационное отделение, Маршалла навестил Филипп Армстронг. Президент хотел еще раз поблагодарить его за все, что́ он сделал, но Маршалл был еще слишком слаб и из визита почти ничего не запомнил. Но когда он пришел в себя настолько, что мог принимать посетителей, к нему сразу же приехали первая леди и Амелия. Маршалл был очень рад их видеть и невольно прослезился, когда Мелисса сказала, что они собираются дать девочке, которая у нее родится, второе имя в его честь. Разумеется, это не могло служить Маршаллу полноценной компенсацией за убитого Раулем ребенка Паломы, но он все равно был очень тронут. Что ж, подумалось ему, быть может, он все же сумел хотя бы частично искупить свою вину, когда спас еще не родившуюся дочь Мелиссы.

Амелия явилась в госпиталь в маскарадном костюме для Хэллоуина. Не забыла она и выкрасить лицо зеленой краской, чтобы Маршалл мог в полной мере оценить ее наряд (как сказала Мелисса, в госпиталь девочку пропустили в таком виде только потому, что она была дочерью президента страны). Когда Амелия поцеловала лежащего на койке Маршалла, часть краски перекочевала с ее щек на его лицо, но он не возражал. Более того, чтобы девочка не слишком расстраивалась, Маршалл соврал, что почти не переживает из-за руки.

– А ты… ты правда на меня не сердишься? – тихо спросила Амелия, внимательно глядя ему в лицо. – Ведь твоя рука… это из-за меня!

Маршалл бросил быстрый взгляд на Мелиссу, которая рассеянно поглаживала ладонями свой огромный живот и мечтательно улыбалась, и покачал головой.

– Ничего подобного. Напротив, я бы рассердился, если бы ты погибла, – сказал он мягко. – Я… я просто не мог допустить, чтобы это случилось с тобой!

Маршалл действительно готов был отдать жизнь и за Амелию, и за остальных членов президентской семьи. И то, что, выполняя свой долг, он лишился не жизни, а всего лишь руки, могло считаться большим везением. Мысль эта внезапно показалась Маршаллу настолько удивительной, что он невольно задумался. В самом деле, на что он жалуется? Он жив, да и врачи сказали, что он может вести совершенно нормальную жизнь и заниматься всем, для чего хватит и одной руки. Правда, последнее обстоятельство существенно сужало возможное поле деятельности, но Маршалл решил, что как только он выйдет из госпиталя, то сразу попробует разобраться, что по плечу «однорукому бандиту», а что – нет. Да, он больше не сможет работать в поле, не сможет охранять президента, а также играть на скрипке или на фортепьяно (он, собственно, и не собирался), ну так что с того? Наверное, в мире найдется еще много интересных занятий помимо чтения бумажек в латиноамериканском секторе Пентагона или любого другого министерства. На протяжении многих лет он считал, что его предназначение в жизни – скитаться по дальним уголкам джунглей и, рискуя собой, пытаться перехитрить подозрительных и хитрых наркобаронов вроде Рауля. Ни о чем другом он никогда не задумывался и теперь никак не мог решить, что же ему теперь делать. Ничего конкретного ему на ум не приходило – Маршалл был уверен лишь в том, что это будет нечто такое, чем он никогда прежде не занимался и заниматься не собирался. Одно это способно было вогнать его в тоску, но Мелисса и Амелия снова и снова напоминали ему, что он остался в живых, а значит, для него еще не все потеряно. Почему его не убила шальная пуля, Маршалл сказать не мог. Наверное, это все-таки было везение, чудо, а раз так, то почему бы другому чуду не помочь ему отыскать в жизни место, которое придется ему по душе?

– Спасибо, что спас меня. И маму, и ребеночка… – снова сказала Амелия, и Маршалл увидел, что в ее глазах дрожат слезы. – Скажи, ты еще придешь нас навестить? Ты приходи – папа говорит, что теперь ты не поедешь в свою Южную Америку…

– Не поеду, – кивнул Маршалл. Он очень старался не показать, как он огорчен, но если Амелию еще можно было провести, то обмануть Мелиссу нечего было и думать. Она-то точно знала, что́ он пережил, какое крушение надежд. В тридцать лет остаться без руки – подобное было бы серьезным испытанием для любого человека, и в особенности – для того, кто предпочитал риск и опасности спокойной кабинетной работе. То, что Маршалл был теперь настоящим героем, сумевшим предотвратить страшную трагедию, мало что меняло, ведь его отважный поступок остался в прошлом, а в будущем… будущее представлялось туманным не только ему самому, но и Мелиссе.

– А я все равно рада, что ты туда не поедешь, – упрямо проговорила Амелия, и Маршалл понял, что недооценил ее сообразительность и ум. – Ты не поедешь в Южную Америку, и плохие дяди тебя не убьют. Папа сказал, что, когда ты был там в последний раз, тебе очень повезло, и если ты отправишься туда снова, все может закончиться гораздо хуже.

Услышав эти слова, Маршалл делано рассмеялся.

– Ну, раз так говорит сам президент, значит, так оно и есть, – сказал он, а сам подумал, что для него было бы, наверное, лучше умереть, чем вести жизнь инвалида, чьи возможности серьезно ограничены, причем именно в той области, которая интересовала его больше всего. Ему уже не раз сказали, что существует бесчисленное множество дел, которые он может научиться делать одной рукой. Водить машину, кататься на лыжах, играть в теннис, заниматься спортом, работать на компьютере – все это он мог освоить, и сравнительно быстро, поскольку был правшой, а бездействовала у него левая рука. И только для работы под прикрытием однорукий агент не годился, поскольку был слишком приметным. Кроме того, человек с одной действующей рукой не смог бы в критической ситуации быстро перезарядить пистолет или применить приемы рукопашного боя. Билл Картер успел сообщить Маршаллу, что из Управления по борьбе с наркотиками его уволят, правда – с почетом, как героя, пострадавшего при исполнении служебных обязанностей. Президент лично распорядился, чтобы ему назначили повышенную – с учетом его особых заслуг – пенсию, так что о финансовых вопросах Маршаллу тоже можно было не беспокоиться. С какой стороны ни посмотри, это было достойное завершение карьеры, но все же это было именно завершение – конец, за которым начинались неизвестность, одиночество, отчаяние. Теоретически ничто не мешало Маршаллу начать свой бизнес, купить дом или просто жить в свое удовольствие, нигде не работая: для этого вполне хватило бы пенсии и «боевых» – дополнительных выплат за риск, – которые он получал во время работы под прикрытием и которые так и не успел потратить, но к спокойной жизни хорошо обеспеченного пенсионера у него не лежала душа. Но и чем ему заняться, он не знал. Будущее лежало перед ним словно голая пустыня, в которой не было ни деревца, ни былинки. Маршалл никогда ничего не боялся, но это простирающееся впереди пустое пространство пугало его не на шутку, и лишь глядя на Амелию и Мелиссу, он испытывал радость от сознания того, что сумел сделать в жизни что-то по-настоящему хорошее. Что-то такое, что оправдывало его существование. Нет, он не взвешивал шансы, не пытался решить, стоит ли ему рисковать или нет – он подставил себя под пулю, повинуясь рефлексу, внезапному порыву, поднявшемуся откуда-то из глубины его существа. Поступить иначе Маршалл не мог, и сейчас ему казалось, что он сумел хотя бы отчасти вернуть долг, искупить свою вину перед вселенной за двух не совершивших никакого зла людей, которые погибли из-за него.

Через неделю после того как Мелисса с дочерью побывали в госпитале, Амелия сама позвонила Маршаллу и сообщила, что ее мама родила девочку. Она появилась на свет немного раньше срока, но была здоровенькой и очень красивой: Амелия сказала, что уже побывала у мамы в больнице и что сестренка ей очень понравилась. Теперь ей хотелось, чтобы и Маршалл на нее взглянул, поэтому она снова пригласила его в гости, как только он выйдет из госпиталя.

После этого разговора Маршалл долго лежал на койке, думая об Армстронгах. У них было все, от чего он сам отказался уже давно, и отказался сознательно. Семья, жена, дети, собственный дом, привычный, устоявшийся уклад жизни – он не думал об этом даже когда был моложе, и только с появлением в его жизни Паломы взгляды Маршалла начали понемногу меняться. Сейчас он честно пытался что-то придумать, но каждый раз, когда он вспоминал, что теперь у него только одна рука, ему начинало казаться, что с ним покончено и что начать жизнь сначала он все равно не сможет. Умом он понимал, что жалеть себя – самое глупое и непродуктивное занятие на свете, но сердце не желало успокаиваться, и Маршалл, снова и снова возвращаясь в мыслях к своему последнему дню в Секретной службе, начинал жалеть, что не погиб. Тогда. По крайней мере все было бы намного проще!..

Программа реабилитации, которую он проходил в госпитале, включала помимо прочих мероприятий курс психотерапии и профессиональное консультирование, однако Маршалл отказался и от того, и от другого. В свое время он прошел довольно специфическую подготовку, которую невозможно было использовать в мирной жизни – разве только ему захотелось бы стать наемным убийцей на службе у мафии. Билл Картер, правда, регулярно напоминал ему, что его знания и опыт могли бы весьма пригодиться в аналитических подразделениях УБН, но бумажная работа Маршалла по-прежнему не привлекала. Нередко отставные агенты УБН, ЦРУ и ФБР уходили в охранный бизнес, но и это занятие казалось Маршаллу слишком простым и спокойным, к тому же ему было всего тридцать, а не пятьдесят. Ну почему, почему – пуля, вместо того чтобы покончить с ним, покончила с его карьерой?..

К Дню благодарения Маршалл выписался из госпиталя и, по настоянию Армстронгов, провел этот праздник с ними. Ему дали подержать маленькую Дафну Маршалл Армстронг – она была такой маленькой, что он справился с этим делом одной рукой. Крошечная девочка удивленно таращилась на него снизу вверх, и он сразу заметил, насколько она похожа на мать и сестру, которые тоже были блондинками и отличались изящным сложением. Глядя на нее, Маршалл не мог не думать о том, что именно так мог бы выглядеть и его собственный ребенок, поскольку Палома была такой же светловолосой и белокожей, как Мелисса. Увы, его любовь к Паломе осталась в прошлом… Вся его жизнь была теперь в прошлом; что же касалось будущего, то Маршалл не ждал от него ничего хорошего.

Рождество он встречал в одиночестве в своей квартире, попеременно глотая то чистый скотч, то красное вино и пытаясь решить, что ему делать с собственной жизнью. Стать алкоголиком – это тоже был вариант, причем, на его взгляд, ничем не хуже прочих. Почему бы нет, ведь тогда остаток дней пролетит незаметно и будет не слишком продолжительным. Эта идея засела у него в мозгу столь глубоко, что даже Билл Картер, пригласивший Маршалла поужинать вдвоем, заметил: его друг стал пить гораздо больше, чем раньше. Еще до того, как принесли главное блюдо, он опрокинул две «кровавые Мэри» с текилой, причем сделал это с жадностью, которая обстановкой нисколько не подразумевалась. Казалось, Маршалл спешит напиться, и Билл в общем-то его понимал. Многим сотрудникам УБН, Министерства юстиции, ЦРУ или ФБР, уволенным в отставку по инвалидности задолго до наступления пенсионного возраста, приходилось заново искать место в жизни. Некоторые действительно спивались, опускаясь на самое дно, но таких было меньшинство. Сам Билл ни в коем случае не считал, что жизнь Маршалла подошла к концу, поэтому он попытался подбодрить друга, убедить его не опускать руки.

Он говорил, а Маршалл делал вид, будто слушает, но ему было все равно. Билл советовал ему больше выходить, проводить время с людьми, но Маршаллу этот совет казался глупым. С кем он будет проводить время, если у него нет работы, а значит – нет ни коллег, ни друзей? Или, может быть, ему нужно начать знакомиться с людьми в барах?

Еще более сомнительным показался ему совет встречаться с женщинами. После того как погибла Палома – а это было почти два года назад, – он ни разу не взглянул ни на одну женщину и всерьез сомневался, что сможет когда-нибудь установить с кем-то близкие отношения. Маршалл просто не мог представить, что будет любить другую женщину так же сильно, как Палому. Да и имея в своем распоряжении только одну здоровую руку, Маршалл не чувствовал себя полноценным мужчиной, и романтические свидания были последним, о чем он думал. Уж лучше быть одному, решил про себя Маршалл и избегал не только женщин, но даже тех, с кем когда-то работал в Секретной службе. Каждый раз, когда он случайно сталкивался с кем-то из них, ему казалось, что они начинают его жалеть, а ему этого не хотелось.

В середине января Маршалл узнал, что за спасение президента его решено наградить специальной медалью «За храбрость» для сотрудников правоохранительных ведомств, которая примерно соответствовала Почетной медали конгресса – высшей военной награде страны. Церемония была запланирована на конец месяца, и на ней должны были присутствовать не только все его бывшие коллеги из Секретной службы и УБН, но и сам президент с семьей. После ужина с Биллом Картером Маршалл на протяжении всего месяца не встречался ни с кем из прежних знакомых, но не пойти на награждение он не мог – главным образом потому, что не хотел обидеть Армстронгов, которые были к нему так внимательны.

Церемония состоялась в Восточном зале Белого дома. Филипп Армстронг произнес трогательную речь, а затем вызвал на сцену Амелию, которая и приколола медаль к пиджаку Маршалла. Это было настолько неожиданно, что он даже прослезился, а все остальные громко захлопали в ладоши. Медаль была очень красивой: покрытая позолотой и эмалью пятиконечная звезда на красно-бело-голубой ленточке, и Маршалл неожиданно почувствовал, что гордится ею куда больше, чем он думал, и что сегодняшнее награждение станет одним из самых ярких моментов в его жизни. Медаль и ребенок, которого он спас и который теперь носил его имя – вот были его самые большие достижения. Подобным не каждый мог похвастаться, и все же никакая медаль не могла помочь Маршаллу решить, что делать дальше. Левое плечо все еще сильно болело, и ему приходилось постоянно выполнять упражнения для мышц парализованной руки. Кое-чего он уже добился – например теперь он мог на несколько дюймов приподнять левое предплечье, что облегчало выполнение нескольких простейших операций, но делать что-то пальцами он по-прежнему не мог. Левая рука, таким образом, оставалась практически бесполезной, и Маршалл понемногу учился выполнять большинство дел правой. Он уже мог вполне сносно водить автомобиль, а вот завязывать шнурки у него никак не получалось.

Но самым неприятным было то, что, не имея работы, Маршалл не представлял, на что потратить свободное время. Наибольшей проблемой были вечера, которые нужно было заполнить хоть чем-то, кроме телевизора, а чем – он не знал. Бывшие коллеги из УБН и Секретной службы не раз приглашали его на товарищеские ужины, но Маршалл знал, что на этих мальчишниках разговор будет вертеться в основном вокруг работы, а ему будет совершенно нечего сказать. В конце концов он уехал на несколько дней в Новую Англию – в Вермонт. Там он катался на лыжах, причем убедился, что получается у него довольно-таки неплохо, но стоило ему вернуться в опостылевший Джорджтаун, как все началось сначала.