Текст книги "Драгоценные дары"

Глава 6

К тому времени, как Вероника проснулась на следующий день, Николай уже уехал. Увидев себя в зеркало, она застонала: ее колени напоминали гамбургеры, на ногах обнаружились и другие синяки и ссадины. Ладони еще ныли, от выпитого вчера шампанского болела голова.

– Ты чучело, – сказала она своему отражению и решила принять ванну, чтобы смягчить боль от ссадин и расслабиться. Одевшись, она почувствовала себя лучше и улыбнулась, вспомнив о чудесном вечере на террасе президентского люкса. Николай оказался необыкновенным человеком, и она задумалась о том, позвонит ли он ей. Нет, вряд ли, а было бы неплохо познакомить его с дочерьми, если он и вправду приедет на юг Франции. Девочки изумятся, узнав, что Вероника подружилась с ним, – впрочем, она и сама удивилась. С такими людьми, как он, она обычно не сталкивалась в своей тихой и небогатой событиями жизни. На первый взгляд казалось, что между ними нет ничего общего, но он знал жизнь, с ним интересно было поговорить. Каждый свой день он старался прожить как можно полнее и посоветовал ей следовать его примеру. В итоге все свелось к легкому флирту, но Петрович, безусловно, был чрезвычайно интересным и привлекательным мужчиной. Правда, Вероника не могла представить себе роман с ним, слишком уж они разные, вдобавок, если вспомнить о его репутации, она слишком стара для него. Но иметь такие знакомства неплохо, и Вероника надеялась, что Петрович когда-нибудь позвонит ей.

Отель она покидала в приподнятом настроении. Портье взял для нее напрокат машину, и она отправилась в Венецию. Можно было добраться туда и самолетом, но она предпочитала автомобиль и по дороге любовалась пейзажами Тосканы. Выехав почти в полдень, она прибыла в Венецию к концу дня. Поездка прошла легко, Вероника выбирала в основном главные трассы, объехав стороной Флоренцию и Болонью. Катер из отеля «Чиприани», где она забронировала номер, ждал ее возле автостоянки, на которой она оставила машину. На катере она добралась до отеля и сразу поднялась в свой номер с видом на лагуну. Стоял прекрасный теплый вечер, и Вероника, распаковав вещи, на одном из катеров отеля отправилась прогуляться на площадь Святого Марка. Ей не терпелось вновь увидеть Венецию: прошло много лет с тех пор, как она бывала здесь.

Город оказался еще прекраснее, чем ей запомнилось, – с огромным собором, Дворцом дожей, уличными кафе, где ели и пили вино многочисленные посетители. Обилие туристов не раздражало Веронику. В городе она чувствовала себя легко и свободно, бродила по улицам часа два, покупала на уличных лотках джелато – вкусное итальянское мороженое, смотрела, как включают подсветку собора, как гондолы с пассажирами скользят под Мостом Вздохов. Венеция казалась ей самым романтичным городом мира. Все здесь напоминало Веронике о медовом месяце с Полом, но она старалась не думать об этом. Как сказал Николай накануне вечером, прошлое ушло, значит, пора смотреть в будущее и радоваться настоящему. Совет пришелся кстати. Возвращаясь на катере в отель, она ощущала приятную усталость. Катер пересекал лагуну, огни Венеции оставались позади.

В своем номере Вероника вышла на узкий балкон и вспомнила изумительную панораму Рима, которую видела накануне вечером. Она задумалась о Николае, об ужине с ним, о трагедии, которой удалось чудом избежать, и вскоре отправилась спать. Перед сном она получила от него сообщение и улыбнулась: он выражал надежду, что ей уже лучше и что вчерашние излишества никак не отразились на ее состоянии. Вероника ответила сразу же – еще раз поблагодарила за ужин, заверила, что у нее все хорошо, что она радуется поездке в Венецию и надеется снова увидеться с ним.

На следующее утро она проснулась рано, позавтракала на балконе у себя в номере и снова отправилась на площадь Святого Марка, намереваясь сегодня углубиться в лабиринт улиц. От площади разбегалось множество извилистых улочек и переулков, и всякий раз, когда Вероника уже думала, что безнадежно заплутала, она снова выходила к знакомым местам. Улицы, казалось, делали поворот и возвращались к своему началу, постоянно пересекаясь, но мало-помалу Вероника научилась ориентироваться в городе. Она заходила в живописные церквушки, восхищалась искусной резьбой и великолепными фресками, повсюду замечая что-то новое. Искусство приковывало внимание, будоражило уже тем, что окружало ее со всех сторон. Прогулка продолжалась несколько часов, наконец Вероника присела на скамейку в маленьком сквере и огляделась. Она понятия не имела, где очутилась, но это не имело значения: она знала, что все равно найдет дорогу обратно к площади Святого Марка и что в Венеции прекрасен каждый уголок.

Через несколько минут какой-то мужчина подошел и сел на ту же скамью. Почему-то он показался Веронике смутно знакомым, на плече у него висел фотоаппарат. Где-то Вероника уже видела этого человека, но не могла припомнить, где именно. Она заметила, как он взглянул на нее и поморщился при виде разбитых коленей под подолом короткого розового платья. Колени Вероники выглядели гораздо лучше, чем накануне, уже почти не ныли и даже не вынуждали ее идти медленно. И хотя их вид по-прежнему был плачевным, ссадины уже заживали. Но в целом казалось, будто Веронику протащили за лошадью на коленях. Незнакомец снова с сожалением поморщился, увидев ссадины на ее ладонях.

– Наверное, больно было падать, – сочувственно произнес он с заметным британским акцентом. Он знал, что она говорит по-английски, так как заметил лежащий рядом с ней на скамье путеводитель: Вероника пыталась определить по карте, где находится, но не смогла. Она улыбнулась незнакомцу. У него было молодое лицо, волосы оттенка соли с перцем и серьезные темно-карие глаза.

– Я свела близкое знакомство с одним автомобилем в Риме, – весело объяснила она. – На самом деле не так все плохо, как кажется.

Но он, похоже, не поверил. К тому времени синяки на ногах Вероники стали темно-лиловыми. Она явно пострадала, но не подавала виду. Слишком уж занимало ее все вокруг, чтобы помнить о синяках и ссадинах.

– По крайней мере, здесь вы под машину не попадете, – усмехнулся он и упомянул церковь, которую только что осмотрел и счел достойным зрелищем. Вероника поблагодарила его и взялась за путеводитель, чтобы найти описание этой церкви. Через несколько минут незнакомец ушел. Веронику не покидало ощущение, что где-то уже видела его, но она приписала эти мысли игре воображения и постаралась забыть о них. Она решила вернуться обратно, к церкви, которую посоветовал незнакомец, потом передумала, побоявшись заблудиться, но тут вдруг нашла ее на карте. Церковь находилась на расстоянии нескольких переулков от нее, добраться туда было довольно трудно. Все-таки решив идти прежней дорогой, Вероника вскоре вышла на площадь Святого Марка. Утренняя прогулка прошла успешно, она повидала много удивительного, осмотрела церкви и часовни времен Ренессанса, типичные для Венеции. Вновь оказавшись на площади, она зашла в кафе, села за столик, заказала кофе с джелато, вынула из сумки блокнот и занялась набросками. После вчерашнего дня в Риме и увиденных сегодня великих произведений искусства она изголодалась по рисованию, и теперь набрасывала лица посетителей кафе, в своем увлечении позабыв обо всем на свете. Изредка она отпивала кофе, съедала ложку мороженого и снова погружалась в работу, и не поднимала головы, пока не закончила маленький набросок фигуры женщины, сидящей через несколько столиков от нее. Кладя блокнот на стол, она огляделась и заметила все того же мужчину с фотоаппаратом: он сидел через два столика от нее, улыбнулся, когда она его заметила, и вопросительно приподнял бровь.

– Вы следите за мной? – спросил он, и Вероника рассмеялась, качая головой. Уже во второй раз за этот день их пути пересеклись – впрочем, Венеция крошечный город, и все дороги здесь ведут к площади Святого Марка.

– А по-моему, это вы за мной следите, – шутливо упрекнула она, и он заверил, что и не думал за ней следить. Столик между ними освободился, и он, не спрашивая, пересел поближе к ней и с восхищением уставился на ее рисунок.

– Вы прекрасно рисуете, – похвалил он, но Вероника смутилась и убрала блокнот. Она не любила показывать свои рисунки и всегда стеснялась того, что умеет рисовать. В последнее время даже наброски ей случалось делать редко. Но сегодня утром ее посетило вдохновение, в Италии ей снова захотелось рисовать.

– Так объясните мне, – непринужденно попросил седой мужчина с темно-карими глазами, – зачем вы ходите за мной по всей Венеции? Вы из ЦРУ или КГБ?

Он притворялся серьезным, но его глаза проказливо поблескивали. В его словах чувствовался неявный сарказм, Вероника рассмеялась, услышав, как он их произнес. Ведь все люди в этом городе бывают на одних и тех же улицах, поэтому неудивительно, что они то и дело сталкиваются друг с другом. Внешность незнакомца была чуть более примечательной, чем у других туристов, которых Вероника повидала сегодня, пока бродила по городу, вот она и запомнила его.

– А во Дворце дожей вы уже были? – с интересом спросил он.

– Да, сегодня утром – захватывающее зрелище. Пыталась попасть и в собор, но очередь тянулась бесконечно, – обычно Вероника избегала разговоров с незнакомыми людьми, но незнакомец держался так открыто и просто, а разговор складывался так легко, что она была не прочь поболтать с соседом по столику в кафе.

– Я открою вам секрет, как попасть в собор, – незнакомец заговорщицки понизил голос. – Если вы скажете охране, что идете к мессе, вас сразу пропустят. Мне сказал об этом один друг, и этот способ действует. Я как раз сегодня проверил.

– Правда? – Вероника удивленно приподняла брови и с благодарностью приняла совет. Ей совсем не хотелось часами стоять в очереди на жаре.

– Правда. Попробуйте, – он вгляделся в ее глаза.

– Обязательно, спасибо, – Веронике снова показалось, что она где-то видела его – еще раньше, до того, как он подсел к ней на скамейку сегодня утром. Ощущение дежавю накатило на нее, она перевела взгляд на его фотоаппарат, и вдруг вспомнила: этого же человека она видела у фонтана Треви в Риме, когда собиралась загадать три желания. Она заметила, что он наблюдает за ней, держа в руках фотоаппарат, а потом незнакомец исчез, и она забыла о нем.

– Я видела вас в Риме два дня назад, – задумчиво произнесла она. – Наверное, вы собирались сфотографировать меня, когда я бросала монетки в фонтан.

Он кивнул: он узнал ее раньше, чем она его. При первой встрече его поразила красота Вероники и необычный оттенок ее глаз – нечто среднее между лавандовым и синим.

– Потом я видел вас еще раз, – и его лицо стало виноватым, он указал на ее колени. – К сожалению, вот эти ссадины у вас по моей вине.

Она покачала головой.

– Нет, меня чуть не сбила машина… – возразила она, вдруг вспомнила неведомую силу, которая оттащила ее от «Феррари», и осеклась, не понимая, что он имеет в виду.

– Боюсь, я немного перестарался. Я думал, вы погибнете, – он заглянул ей в глаза.

– Так это вы оттолкнули меня? – Вероника изумилась, а он смущенно кивнул. – Я почувствовала, что кто-то толкнул меня, но ничего не успела увидеть, – она благодарно улыбнулась.

– Нет, это был всего лишь я. Вы, похоже, не могли пошевелиться. Наверное, слишком перепугались.

Ей не хотелось признаваться, что она понятия не имеет, почему вдруг приросла к месту, глядя, как машина Николая мчится прямо на нее.

– Вы оказались легче и отлетели дальше, чем я думал. Я толкнул вас слишком сильно, – виновато продолжал он. – И чуть не сгорел от стыда, увидев ваши колени сегодня утром.

– Вы спасли мне жизнь, – потрясенно выговорила Вероника. – Почему же сразу ушли? Я огляделась, но никого не увидела, а потом еще долго сидела на бордюре и, кажется, у меня был шок.

– Я увидел, что водитель вышел из машины, чтобы помочь вам, и что вокруг собираются люди. Вот я и подумал, что буду среди них лишним. Я уже убедился, что с вами все в порядке, – негромко объяснил он. Вероника по-прежнему удивлялась тому, что, оказывается, ее спас этот человек, с которым они ухитрились встретиться вновь в Венеции.

– И часто вы это делаете? Спасаете людям жизнь, вытаскивая их буквально из-под колес? – Веронику взволновала встреча со спасителем и возможность поблагодарить его лично. Ему пришлось толкнуть ее так сильно, что она почти вылетела из-под колес, вот только приземлилась неудачно.

– Никогда. Я чудовище. Обычно я сталкиваю старушек с лестниц, – но в роли злодея он был менее убедителен, чем в роли спасителя. – И потом, вы стояли прямо передо мной, и я подумал: если он собьет вас, то наверняка и меня тоже. Так что поступок был исключительно эгоистичный, – он вновь усмехнулся, обнаруживая своеобразное чувство юмора.

– Я вам не верю, – заявила Вероника, и он рассмеялся.

– Так или иначе, этими распрекрасными коленями вы обязаны мне. И ладонями тоже. Прошу прощения за грубость.

– Они уже не болят. Гораздо хуже было бы попасть под машину, – мягко произнесла она.

– Да уж. И с виду неприятнее, – отозвался он как истинный британец.

– Я прямо взлетела в воздух! – продолжала Вероника. – Бедный водитель до смерти перепугался.

– Еще бы! Ехал слишком быстро, да еще чуть не сбил вас! – Ее спаситель разволновался. – В Риме все ездят как сумасшедшие.

Оба знали, что это правда, но собеседник Вероники считал, что во всем виноват только водитель «Феррари», а ей просто повезло.

– На самом деле виновата я одна. Я вовремя не перешла дорогу. Не знаю, почему, но я как будто приросла к месту, – призналась она.

– Потому я и толкнул вас так сильно. Но я не думал, что приземление будет настолько неудачным. Хорошо еще, что вы ничего себе не сломали, – его голос звучал с явным облегчением. Ему вспомнилось, как выглядела Вероника тем вечером. Случившееся произвело на него неизгладимое впечатление, он не на шутку боялся, что Вероника погибнет.

– Кстати, меня зовут Эйдан Смит, – он протянул руку, и они обменялись рукопожатием.

– Вероника Паркер, – вежливо произнесла она.

– Очень приятно, – кивнул он, вновь становясь насмешливым и серьезным одновременно. – А теперь перестаньте меня преследовать, Вероника Паркер, – он поднялся, заплатил за кофе и приготовился уходить. Вероника тоже встала.

– Постараюсь, – пообещала она. – Сейчас я все равно возвращаюсь к себе в отель, так что беспокоиться незачем, – со смехом добавила она, и он тоже рассмеялся.

– Где вы остановились?

– В «Чиприани».

Эйдан не удивился: «Чиприани» считался одним из лучших отелей Венеции, как раз таким, какой могла выбрать Вероника.

– Как изысканно! А я – в маленькой гостинице на улице Приули деи Каваллетти. Рангом она чуть повыше молодежного хостела, зато дешевая.

«Чиприани» явно не был дешевым.

– Вы фотограф? – спросила Вероника, когда они вышли на площадь вместе. Фотоаппарат Эйдана выглядел профессионально.

– Да, летописец бед и зла, какие только есть в этом мире, а их здесь немало, – иронично объяснил он.

– Тогда зачем вы собирались фотографировать меня у фонтана? Не припоминаю там ни бед, ни зла.

– Вы были такой красивой, – воодушевленно объяснил он, и его лицо смягчилось. – Мне хотелось запечатлеть вас такой навсегда. Солнечный свет подчеркнул оттенок ваших глаз, и в выражении вашего лица, когда вы думали о своих желаниях, было что-то пронзительное – отчасти надежда и отчасти грусть. Надеюсь, они сбудутся.

Он улыбнулся, и его лицо снова смягчилось. Вероника заметила, что обычно на нем сохраняется внимательное и серьезное выражение, и задумалась, насколько многогранный человек ее новый знакомый.

– Смотрите не попадите под гондолу, – напутствовал он Веронику, провожая ее к причалу, где останавливался речной трамвай, следующий до «Чиприани».

– Не попаду. Спасибо, что спасли меня в Риме, – с искренней благодарностью произнесла Вероника. В сущности, он спас ее от самой себя – в ту самую долю секунды, когда она, ошеломленная, бросила себя на произвол судьбы, а он своевременно вмешался.

– Не за что. Рад был помочь. Извините, что так вышло с ладонями и коленями. Если что, в следующий раз обещаю быть осторожнее.

– Надеюсь, следующего раза не понадобится, – с жаром воскликнула Вероника, отчетливо вспомнив, как «Феррари» Николая мчался прямо на нее, пока Эйдан не совершил супергеройский рывок.

– Я тоже на это надеюсь. До встречи где-нибудь в городе завтра, – словно невзначай, произнес он.

– Обещаю, я не стану вас преследовать, – улыбнулась Вероника.

– А вам и незачем. Я весь день встречал одних и тех же людей вновь и вновь. Потому и потерял большую часть дня, – признался он, они рассмеялись и Вероника направилась по трапу речного трамвая.

Она помахала Эйдану, пока трамвай отчаливал, и он помахал в ответ, глядя ей вслед и гадая, увидятся ли они еще когда-нибудь. Судьба уже трижды свела их: у фонтана Треви, потом – когда он оттолкнул ее с пути «Феррари», и вот теперь – в Венеции, даже два раза. Просить у судьбы четвертой встречи было бы слишком, на такую милость он даже не рассчитывал. Таких везучих людей попросту не бывает, твердил он себе, шагая прочь и думая об оттенке глаз Вероники. Она оказалась еще красивее, чем запомнилась ему при первой встрече у фонтана в Риме. Эйдану она представлялась ангелом в ореоле волос цвета воронова крыла. Странно, что судьба и случай упорно ставили ее на его пути. Теперь Эйдан знал, где она остановилась, но не хотел показаться навязчивым. Они чужие друг другу, и все, на что он мог надеяться – что где-нибудь на улочках Венеции повстречает ее снова.

Глава 7

Назавтра рано утром Вероника попала в собор Святого Марка, прибегнув к хитрости, которой научил ее Эйдан. Услышав, что она идет к мессе, охранник поднял канат и впустил ее. И Вероника в самом деле осталась на церковную службу. Месса была простой и прекрасной, а собор – восхитительным. Вероника не могла отвести глаз от убранства стен и потолка. Перед тем как покинуть собор, она поставила свечи за Пола и дочерей. И вдруг поняла, что, в сущности, оказалась в Венеции благодаря Полу – чтобы установить подлинность Беллини, в которой они сомневались почти тридцать лет.

Вероника снова начала обходить одну за другой бесчисленные маленькие церкви, заглянула и в собор Санта-Мария-делла-Салюте, одну из главных достопримечательностей города, и в соседний монастырь Сан-Грегорио, и в церковь Санта-Мария деи Мираколи, где когда-то побывала вместе с Полом. К обеденному времени она успела слегка устать от церквей, съела кусок пиццы в траттории и двинулась в обратный путь по извилистым узким улочкам, поглядывая на витрины магазинов. На мосту Риальто она зашла в несколько ювелирных лавок, потом остановилась посмотреть, как под мостом скользят гондолы.

Веронике хотелось прокатиться в гондоле, но подходящего случая пока не представилось: все время, проведенное в Венеции, она была поглощена осмотром церквей и удивительных росписей в них. Выходя из очередной часовни, она снова столкнулась с Эйданом: тот доедал шоколадное джелато, которое струйкой стекало с его подбородка, и улыбнулся, увидев Веронику. Он так и думал, что увидит ее вновь, но решил оставить это на усмотрение судьбы. Вероника держалась с ним вежливо и дружески, но он не мог не заметить, насколько далеки друг от друга привычные им миры. Он остановился в одной из самых дешевых гостиниц Венеции и был вполне доволен ею, а она – в самом элегантном отеле на Лидо, и в этом для нее не было ничего из ряда вон выходящего. По мнению Эйдана, их миры никак не сочетались между собой, но он был рад случайной встрече.

– Сегодня утром я побывала в соборе Святого Марка благодаря вам, – Вероника радостно улыбнулась, увидев его. Эйдан стер мороженое с подбородка и запихнул в рот остатки вафельного рожка. Потеряв на ближайшую минуту способность говорить, он молча уставился в глаза новой знакомой: их насыщенный фиалковый оттенок гипнотизировал его.

– Но потом я решила поступить честно, – призналась она, – и осталась на мессу. Собор невероятно красив. А чем вы занимались сегодня?

Они общались, как давние друзья. К тому времени Эйдан наконец дожевал рожок и смог ответить:

– Снимал фрески и людей на улицах. Здесь отличные лица, почти такие же колоритные, как здешнее искусство, – как всегда, фотоаппарат был при нем.

– А что потом? Вы продаете свои снимки в журналы и газеты? – Веронике было любопытно узнать, как живет этот человек, производящий впечатление профессионального фотографа.

– Нет, я не из тех фотографов, – он улыбнулся, и они зашагали бок о бок. – Я устраиваю выставки своих работ и надеюсь, что когда-нибудь они будут храниться в музеях. Меня завораживает все необычное и нестандартное, таинственное и мрачное. Скоро у меня выставка в Берлине. У меня отличный агент, благодаря ему я участвую в примечательных выставках.

Вероника знала, что культурная жизнь Берлина чрезвычайно богата событиями и что многие американские художники выставляют там свои работы, но сама там никогда не бывала.

– А в прошлом году у меня была выставка в Лондоне. Получила неплохие отзывы – если это хоть что-нибудь значит, но на самом деле, разумеется, не значит ничего. Рецензенты могут оказаться завистливыми, бездарными и ограниченными людишками, – и он с раздраженной гримасой словно отмахнулся от всех рецензентов сразу. – А вы когда-нибудь выставляли свои работы? – с любопытством спросил он. Вчера в кафе он сразу заметил, как талантливы ее наброски. Оба они вели хронику людских судеб, которые так завораживали его.

– Только в юности, и то это была не настоящая выставка – мой отец организовал ее для своих друзей. В то время я еще училась в Академии художеств. Было ужасно неловко, мне достались какие-то комиссионные. Вообще-то я уже давно не рисовала, – объяснила она, как всегда, стремясь умалить свои способности и заслуги.

– Почему? – с оттенком упрека спросил Эйдан.

Сам он не расставался с фотоаппаратом с подростковых лет и всегда говорил, что это его глаза, без которых он не видит. Он предположил, что то же самое справедливо для живописи Вероники. Эйдан был воинствующим сторонником мнения, что человек должен пользоваться способностями, которые ему достались, а не зарывать их в землю. Он изо всех сил старался следовать этому принципу и требовал от окружающих того же.

– Не хватало времени, – ответила Вероника, пока они брели по улицам, и попыталась объяснить, почему много лет не рисовала: – Вышла замуж, растила детей, а теперь вот обленилась.

Она с легкостью ушла от прямого ответа, не подозревая, что Эйдан никогда не довольствуется отговорками. Он стремился дойти до сути любого вопроса, о чем свидетельствовали и его фотографии. Даже простой честности всегда было недостаточно для него – он требовал большего.

– Все перечисленное – недостаточно веские причины для того, чтобы губить в себе талант, – укоризненно заявил он. – Может, вы не обленились, а просто испугались.

Озадаченная его словами Вероника некоторое время шла молча и обдумывала услышанное, потом перевела взгляд на спутника.

– А ведь вы, пожалуй, правы, – задумчиво произнесла Вероника. Она всегда была честна, особенно когда речь заходила о ней самой. – Я действительно долгое время боялась рисовать, особенно с тех пор, как мои дети выросли и я перестала винить себя за то, что не рисую их.

– Чего вы боялись? – Он копнул еще глубже, всегда стремясь получить искренние, а не самые простые и удобные ответы.

– Возможно, боялась, что у меня нет таланта и что я не художница, а обманщица. Написать портрет, который понравится людям, так легко! Достаточно только подправить явные изъяны и придать натуре сходство с идеалом. Но если писать правдиво, показывая, что у людей в душе, можно до смерти перепугать их, и такой портрет никто не купит. В работе я всегда была слишком добра, рисовала скорее идеал, нежели реальность. Но больше я так не хочу. И, в сущности, я всегда старалась этого избежать. Не хочу быть коммерчески востребованным художником, к чему вынуждают обстоятельства, вот и бросила живопись.

– В таком случае, рисуйте то, что видите и чувствуете на самом деле, – просто рассудил он.

Это решение казалось ему очевидным. В качестве объектов для своих снимков он выбирал преступников и заключенных, проституток и отщепенцев, наркоманов и просто прохожих. И не собирался угождать никому, кроме самого себя.

– И для кого же мне рисовать, Эйдан? – спросила Вероника, устремив на него проницательный взгляд своих фиалковых глаз. Ее взгляд был таким же пристальным, и это нравилось Эйдану.

– Рисуйте для себя, а не для кого-нибудь еще.

– С портретами такой номер не пройдет: никто не захочет позировать мне. Эти портреты только напугают людей.

– А разве нельзя сочетать и то и другое? Быть честным, быть реалистом и оставаться верным себе?

– Возможно. Об этом я никогда не задумывалась. Я бросила живопись, когда была еще совсем юной.

– Можно подумать, теперь вы состарились, – недовольно возразил он. – Ничего подобного!

– Я уже далеко не молода, – честно призналась она, догадываясь, что жизненного опыта у нее больше, чем у него. Несмотря на седину в темных волосах, Эйдан выглядел молодо. – Я старше вас, – с осторожной улыбкой добавила она.

Веронике казалось, что между ними возникают дружеские узы. Разговор принимал слишком серьезный оборот для двух людей, недавно познакомившихся на венецианской улице, а незадолго до этого – увидевших друг друга в первый раз. Но Эйдан был незаурядным человеком, он все воспринимал живо и всерьез.

– Мне сорок один, – объявил он, словно бросая ей вызов. Он нисколько не сомневался, что Вероника моложе его, хоть и не намного.

– А я на одиннадцать лет старше вас. Мне пятьдесят два.

Он ошеломленно молчал: ничего подобного он не ожидал.

– А я думал – тридцать пять, самое большее – под сорок…

В ее внешности и поведении было нечто неуловимое, что делало ее моложе. Определить, сколько ей лет, по тому, как она одевалась, было бы невозможно. Годы почти не оставили отпечатка на ее лице. – Невероятно!

– Спасибо, – она улыбнулась широко и радостно.

– По-моему, возраст ничего не значит. Все дело в том, как вы действуете и мыслите, насколько вы бодры духом, а не в цифрах у вас в паспорте. Я знаком с людьми, которые вдвое моложе меня, но в них нет ни капли жизни. А в прошлом году я фотографировал столетнего старика, и он был молод духом, моложе меня.

– Увы, я не вижу свой дух, когда смотрюсь в зеркало, – рассмеялась Вероника. – Я вижу только свое лицо. А оно порой меня пугает.

– С виду вы совсем девчонка, – оценил он. – Сколько у вас детей?

Что-то в ней неудержимо притягивало его – и физически, и не только, и ему хотелось узнать о ее жизни как можно больше. Точно так же Вероника была заинтригована этим человеком. В нем чувствовалась какая-то загадка, иногда мрачная, а когда он улыбался или проявлял сочувствие, казалось, солнечный свет прорывается сквозь тучи.

– У меня три дочери. Им еще нет тридцати, они много работают и постоянно заняты.

В отличие от нее, ведь она сейчас понятия не имела, чем себя занять, и пыталась придумать хоть какое-нибудь дело на будущее. С недавних пор все события указывали на то, что она снова начнет рисовать. Так посоветовал Пол в завещании. И вот теперь Эйдан, который едва успел с ней познакомиться, подталкивал ее в том же направлении.

– Кто они по профессии?

– Социальный работник, пекарь и актриса. – Веронике пришлось признать, что профессии ее дочерей, поставленные в один ряд, вызывают удивление.

– Любопытно. Вы, должно быть, предоставили им полную свободу быть собой.

– Нет, что вы! – Она рассмеялась. – Просто они ужасно своевольны и упрямы, поэтому поступают так, как считают нужным.

В ее словах прозвучало восхищение детьми, и Эйдан сразу уловил его.

– А вы? Тоже своевольны и упрямы? – спросил он, вглядываясь в ее глаза и пытаясь определить, что она за человек.

– Нет, – покачала она головой, – не настолько, как мои дочери. Это привилегия юности – ни принимать никаких обязательств и отвечать только за себя. А что вы скажете о самом себе?

– Я просто черт знает что, – гордо выпалил он, и она засмеялась, не зная, правда ли это, но готовая поверить, что с ним порой бывает трудно. Он имел свое мнение по любому поводу и не стеснялся высказывать его даже в разговоре с малознакомыми людьми.

– Я никогда не был женат, у меня нет детей и я никогда не хотел их, – продолжал Эйдан. – Думаю, отец из меня получился бы хуже некуда. Я слишком независим, чтобы подавать хороший пример ребенку, и, пожалуй, теперь уже чересчур эгоистичен. Я жил с двумя женщинами. Одна возненавидела меня за то, что за пять лет я так и не женился на ней. С другой мы расстались друзьями. Вместе мы прожили восемь лет. Эти отношения прекратил я, потому что они мне наскучили – вернее, наскучили нам обоим. Мы перестали расти и развиваться, и я расстался с этой женщиной, опасаясь, что вскоре мы возненавидим друг друга. Строить отношения нелегко, а мы были слишком разными людьми. Для нее, адвоката из состоятельной и аристократической семьи, я был слишком богемной натурой, или, по крайней мере, так считали ее родные. Она вышла замуж за члена палаты лордов, и вся ее семья пришла в восторг. А я стал для нее чем-то вроде отклонения от истинного маршрута, – в голосе Эйдана проскользнула горечь, и Вероника уловила ее.

– Вы не любите аристократов? – смело спросила она. Обычно она избегала таких вопросов, но в этом случае на нее подействовала откровенность собеседника.

– У меня на них аллергия, – с жаром ответил он, – особенно на богатых. Я вырос в страшной нищете и привык верить в честность широких масс. В детстве я всегда завидовал богачам. Думал, что они счастливее нас, а потом узнал, что они так же несчастны, только умеют говорить вежливо и складно.

Вероника рассмеялась его словам, продолжая идти вперед.

– Не все богачи настолько плохи, хотя встречаются и такие, – признала она, думая о том, как испортила Берти погоня за деньгами, алчность и зависть ко всем и каждому.

– Но и бедняки далеко не все ангелы, – добавил он. – Разве что они реже лицемерят. Если вы им неприятны, это видно сразу – вас просто посылают ко всем чертям. Не выношу притворство и лицемерие. Родные Арабеллы сводили меня с ума – от них невозможно было добиться честности ни в чем. Уж лучше пусть бедняк плюнет мне в лицо, чем богач пожмет мне руку! Родители моего отца работали на угольной шахте на севере страны, семья моей матери жила чуть получше. Эти семьи ненавидели друг друга и на протяжении всего брака мои родители были несчастны. Как говорится, небо и земля. Такие браки редко бывают удачными. Это все равно что поженить рыбу и птицу.