Текст книги "Горький мед"

На палубе закипела работа. Матросы бросились отдавать швартовы, где-то глубоко внизу ожил и мерно застучал двигатель, а на приборной доске вспыхнули зеленые и желтые огоньки. Пол сам встал к штурвалу, готовясь вести яхту в открытое море, однако каждое свое действие он сопровождал подробными объяснениями, и Сэм слушал его как завороженный.

Через несколько минут яхта стала медленно отходить от причала. Вскоре она развернулась носом на восток и, набирая ход, двинулась в открытое море. Минут через десять Пол выключил двигатель и, нажав рычаг опускания киля, внимательно посмотрел на Сэма.

– Готов? – спросил он.

– Готов, – серьезно ответил Сэм и облизнул пересохшие от волнения губы. Еще вчера Пол показал ему все кнопки управления, и теперь он никак не мог дождаться, когда же наконец можно будет идти под парусами.

И вот этот момент настал! Сэм нажал одну за другой три кнопки, и высоко над головой Глэдис, которая сидела в сторонке и наблюдала за ними обоими, стали разворачиваться и надуваться огромные паруса из серебристой металлизированной ткани. Первым наполнился ветром похожий на сверкающий рыбий пузырь кливер, за ним – стаксель и грот и наконец бизань. Все это заняло едва ли больше минуты, и не успела Глэдис удивиться, как палуба под ней упруго вздрогнула, и «Морская звезда», набирая скорость, рванулась вперед. Казалось, она не скользит по воде, а летит по воздуху. Глэдис машинально ухватилась за попавшую ей под руку леерную стойку.

Это было незабываемое впечатление. Ветер посвистывал в ушах, снасти негромко гудели, Сэм сиял, стоя на мостике рядом с Полом, а Глэдис любовалась ими обоими.

«Морская звезда» на всех парусах неслась к Нью-Сибери. Ветер был попутным, однако Пол и Сэм время от времени изменяли положение парусов, и Пол объяснял мальчугану, почему он это сделал и какой регулятор надо повернуть, чтобы добиться максимальной скорости. Он даже позволил Сэму немножко подержаться за штурвал, после чего передал управление капитану, а сам сошел вниз, к Глэдис. Сэм предпочел остаться на мостике.

– Ты его испортишь, – со смехом сказала Глэдис, когда Пол сел в кресло напротив нее. – После «Морской звезды» любая яхта будет казаться ему просто дырявой калошей. Впрочем, я его понимаю. Прогулка просто волшебная!

Говоря это, Глэдис нисколько не кривила душой. Она и в самом деле была довольна не меньше Сэма.

– Я рад, – ответил Пол и кивнул с довольным видом. – Мне тоже очень нравится моя яхта. На ее борту я провел лучшие часы моей жизни.

– Думаю, что не только ты один, но и все, кто когда-либо поднимался на борт, – заметила Глэдис. – Твои друзья вчера рассказывали мне о твоих путешествиях.

Пол лукаво посмотрел на нее.

– Почему-то мне кажется, что мои друзья говорили не столько обо мне или о яхте, сколько рассказывали анекдоты о Селине. Она действительно грозится прыгнуть за борт каждый раз, когда яхта начинает двигаться. Что ж, не все ведь рождаются моряками.

– У нее что, морская болезнь? – спросила Глэдис и тут же прикусила язык. – Прости, я не хотела!..

Пол покачал головой.

– Насколько я знаю – нет. На моей памяти Селину замутило лишь однажды, да и то не на «Морской звезде», а на прогулочном катере, когда мы попали в серьезную болтанку в Мексиканском заливе. Просто она почему-то терпеть не может парусники. И вообще все, что плавает.

– Но ты их так любишь! – воскликнула Глэдис. – Разве это не... мешает вашим отношениям?

– Мешает. Из-за моего пристрастия к парусному спорту мы проводим вместе меньше времени, чем могли бы. Селина способна в одну минуту изобрести тысячу и одну причину, чтобы не подниматься на борт, и я нисколько ее не виню – по большей части она действительно очень занята, а добраться из Нью-Йорка в Лос-Анджелес, конечно, проще самолетом, чем через Панамский канал. Впрочем, иногда эти ее срочные встречи со сценаристами, продюсерами и издателями – это просто предлог. Сначала я пытался уговаривать ее, но теперь предоставляю ей поступать так, как она захочет. И иногда Селине удается преодолеть свое отвращение и провести со мной день или два на яхте, но только пока она стоит на якоре.

– А когда ей это не удается? Что ты чувствуешь тогда? – Это был, пожалуй, чересчур личный вопрос, но Глэдис чувствовала себя настолько свободно, что ей уже начинало казаться, будто она знает Пола не один десяток лет. Кроме того, сейчас ее очень интересовало, как другим людям удается сохранить свои чувства в браке. Быть может, убеждала себя Глэдис, она узнáет что-нибудь, что будет полезно ей самой.

– Иногда меня это беспокоит, – признался Пол и кивнул подошедшей официантке, которая принесла на подносе два бокала «Кровавой Мэри». – Без Селины мне бывает не по себе, я чувствую себя одиноко, но я уже привык к этому. Не стоит заставлять кого-то делать то, чего он делать не хочет. А если ты все-таки решаешься, то впоследствии приходится дорого за это платить. Иногда слишком дорого. Я убедился в этом, когда был женат первый раз. Только потом я понял, что делал все не так, и тогда я поклялся себе, что если женюсь снова, то не повторю прежних ошибок. И, кажется, мне это удалось. Жизнь с Селиной отличается от моего первого брака как небо и земля. – Он усмехнулся. – Правда, я долго выбирал. Мне хотелось быть уверенным, что я принимаю правильное решение.

– Ну и как, ты не ошибся? – Глэдис задала вопрос предельно мягким тоном, чтобы Пол не подумал, будто она вторгается в его частную жизнь.

– Думаю, что нет. Мы с Селиной очень разные люди. Мы не всегда хотим от жизни одного и того же, однако вместе нам очень хорошо. Я уважаю Селину, и мне кажется, что это взаимно. Успех, которого она добилась, ее сила, упорство и способность работать приводят меня просто в восхищение. Селина – человек редкого мужества, но иногда это сводит меня с ума. – Тут он грустно улыбнулся.

– Извини, что накинулась на тебя с расспросами, – сказала Глэдис. – Просто в последнее время я очень часто задаю себе... похожие вопросы, но не всегда нахожу на них ответы. Раньше мне все было ясно, но теперь... Очевидно, я с самого начала в чем-то ошиблась.

Пол внимательно посмотрел на нее.

– Ты говоришь странные вещи, – сказал он осторожно. Глэдис вздохнула. Ей неожиданно захотелось выговориться. Казалось, что здесь, в открытом океане, на яхте, идущей под всеми парусами, они могут сказать друг другу все, что угодно.

– Говоря словами героев фантастических боевиков, которые когда-то так любили мои дети, я потеряла всякую ориентацию во времени и в пространстве. Я не знаю, что я делаю, зачем и что ждет меня впереди. Последние четырнадцать лет моей жизни... они как будто рухнули в пропасть. Семнадцать лет я была замужем. Раньше мне казалось, что все отлично, что лучше просто не бывает, и вот... – Глэдис запнулась.

– Что – «вот»? – спросил Пол. Он от души сочувствовал Глэдис, хотел чем-то помочь, но не знал как. В ней было что-то такое, что заставляло Пола тянуться к ней всем сердцем. И это не измена Селине, это другое. Он и Глэдис могли быть друзьями, настоящими друзьями, способными говорить открыто о самом сокровенном.

– Четырнадцать лет назад я бросила свою карьеру фотожурналиста. До этого я два года работала в «Нью-Йорк таймс», а еще раньше – побывала в Азии, Африке и в Латинской Америке... Боже мой, Пол, я объездила весь мир. Мне очень нравилась моя жизнь и моя работа, но Дуглас сказал, что, если я не брошу свои сумасбродства, между нами все будет кончено. И я уступила. Дуг не хотел, чтобы я подвергала себя опасности, фотографируя в гетто, в трущобах и гоняясь за бандами хулиганов и налетчиков в надежде сделать удачный снимок. И он был прав. Я оставила фотографию и переехала вместе с ним в Коннектикут. За пять лет я родила Дугу четверых детей, и с тех пор они стали главным содержанием моей жизни. Памперсы, ночные кормления, детские болезни, школа, автопул и прочее... Интересного мало, не так ли?

– И ты... ненавидишь такую жизнь? – спросил Пол, хотя ему казалось, что ответ он знает заранее. Четырнадцать лет попали в мусорный контейнер вместе с использованными памперсами. И он не мог, просто не мог понять мужчину, который обрек Глэдис на подобное унылое существование.

– Иногда, – честно ответила Глэдис. – Да и кто бы на моем месте не возненавидел? Можешь быть уверен, что не об этом я мечтала всю свою сознательную жизнь. Хотя я люблю моих детей, люблю общаться с ними, они выросли счастливыми – это тоже что-нибудь да значит.

– А ты? Ты сама? Прости за грубый вопрос, но что ты с этого имеешь?

– Моральное удовлетворение, – ответила она и улыбнулась. – Нет, я не шучу. Мне нравятся мои дети. Кажется, из них вырастут славные люди, и мне очень приятно быть с ними.

Пол прищурился, словно стараясь запомнить ее слова.

– И что ты собираешься делать дальше? – спросил он наконец. – Вернешься к своей карьере или будешь возить детей в школу до тех пор, пока тебя не лишат водительской лицензии по старости?

– В этом-то и проблема. Я только недавно об этом задумалась, но мой муж... Дуг решительно возражает против того, чтобы я снова вернулась в фотожурналистику. Из-за этого между нами возникла, гм-м... небольшая размолвка. Несколько недель назад у нас состоялся серьезный разговор, и Дуг напрямую высказал мне, чего он ждет от нашего брака.

– И чего же? – подбодрил Пол, заметив, что Глэдис опустила голову и замолчала.

– Увы, не многого. Как он сказал, ему нужен человек, которому он «мог бы доверить своих детей». И это все, Пол! Больше я ему ни для чего не нужна.

– На мой взгляд, звучит не очень романтично, – сухо заметил Пол, и Глэдис улыбнулась. Разговаривать с ним было легко и приятно. Пол понимал ее буквально с полуслова, и от одного этого ей становилось легче на душе. Должно быть, ей давно надо было выговориться.

– Зато теперь у меня не осталось никаких иллюзий, – заявила Глэдис. – Я словно бы прозрела и, оглядываясь назад, ясно вижу, что значу для него очень мало. И так было с самого начала... Ну, во всяком случае, довольно давно, – тут же поправилась она, хотя обоим было ясно, что это было сказано не от чистого сердца, а лишь в качестве фигуры вежливости, этакое «уважение к памяти покойного». – Иными словами, почти всю мою жизнь я была экономкой, няней, уборщицей, поварихой и черт знает чем еще! У меня не было времени заметить, во что я превратилась. Быть может, если бы у меня была возможность работать, я бы как-то смирилась. Но ведь Дуг фактически запретил мне даже думать о фотографии, – закончила Глэдис.

– Это очень глупо с его стороны, – заметил Пол. – Однажды я пытался играть в ту же игру и проиграл с треском. Я имею в виду свою первую жену. Когда мы познакомились, я еще учился в колледже, а она уже работала редактором крупного журнала. Такая работа требует много времени, и я, наверное, немного ревновал Мэри Энн к ее редакторскому месту. Когда я закончил колледж и получил перспективное место, Мэри Энн забеременела. Я настоял на том, что она должна оставить работу. В те времена многие мужчины поступали подобным образом, но Мэри... Мэри возненавидела меня за это и так никогда и не простила. Она обвиняла меня в том, что я погубил ее карьеру и обрек на никчемную, пустую жизнь. Впрочем, Мэри Энн никогда не смогла бы стать хорошей матерью просто по складу характера, но меня это, разумеется, не извиняет. Как бы там ни было, дети ей были не нужны, а потом и я тоже стал не нужен. Наш брак рассыпался, и Мэри Энн вернулась на работу. Сейчас она – старший редактор «Вог» и по-прежнему ненавидит меня... – Он перевел дух. – Вот откуда я знаю, как опасно пытаться подрезáть женщине крылья. Подобная хирургическая операция слишком часто приводит к трагическим последствиям. И именно поэтому я стараюсь не вмешиваться в то, чем занимается Селина. Я не стал настаивать, когда она сказала, что не хочет иметь детей. Теперь-то я понимаю, нам с Мэри Энн тоже не стоило заводить ребенка. Она быстро вернулась на работу, и с тех пор моего сына Шона воспитывали гувернантки. В десять лет он оказался в пансионе, а в тринадцать... В тринадцать мы с ним остались вдвоем. До сих пор Шон не очень близок со своей матерью, так что в этом отношении ты поступила правильно. По крайней мере твои дети не чувствуют себя сиротами при живой матери.

Он сказал это очень уверенно, ибо ему достаточно было пообщаться с Сэмом, чтобы понять, какая Глэдис мать.

– Не стоит принуждать людей к тому, что не является для них естественным, – сказал он. – Хотя бы потому, что из этого все равно ничего не выйдет. Странно, что твой муж этого не понимает.

– Пока мои дети были маленькими, я даже получала удовольствие, ухаживая за ними, – задумчиво сказала Глэдис. – Мне нравится моя семья, и мне нравится быть матерью. И хотя дети уже совсем большие, мне не хотелось бы их бросать даже ради карьеры. Я не могу оставить их на попечении гувернанток, чтобы, как прежде, носиться по всему миру как угорелая. Но, мне кажется, никому не повредит, если раза два в год я буду уезжать на неделю или две. Я могла бы делать небольшие репортажи на местном материале. Это занимает еще меньше времени. Главное, что, работая хотя бы время от времени, я не чувствовала бы себя никем. – Она улыбнулась. – Нет, я, конечно, мать четверых детей. Просто никому нет дела до того, от чего я ради этого отказалась. В первую очередь – моему мужу. Он не хочет понимать, что за жертву я принесла. Для него мое увлечение фотожурналистикой – это даже меньше, чем хобби. Дуг считает, что до того, как мы поженились, я просто приятно проводила время, путешествуя по разным странам и щелкая камерой.

– Дик Паркер говорил, что за свои фотографии ты получила целую кучу престижных премий.

– Четыре или пять, – призналась Глэдис. – Но дело не в них. Просто внезапно я поняла, как много для меня значит фотография. А Дуг и слышать не хочет о моем возвращении в профессиональную фотожурналистику.

– И что ты собираешься делать дальше? Послушаешься мужа или устроишь скандал? – Селина, не колеблясь ни минуты, выбрала бы второе, но Глэдис была совсем другим человеком, и Пол ясно видел это.

– Не знаю. – Глэдис пожала плечами и бросила быстрый взгляд на Сэма. Он все еще стоял на мостике рядом с капитаном и глядел вдаль в настоящий морской бинокль. – Я еще не успела принять решение. Начались каникулы, и мне пришлось поехать с детьми сюда. Последнее, что сказал мне Дуг, это чтобы я позвонила моему агенту и отказалась от сотрудничества.

– Не делай этого, – решительно сказал Пол. Он знал Глэдис еще недостаточно хорошо, но отлично чувствовал: если она послушается мужа и уступит, какая-то часть ее личности будет потеряна навсегда. Он сразу понял, фотография была для Глэдис одной из форм самовыражения, языком, с помощью которого она общалась с миром и утверждала в нем свое «я». Отказаться от фотографии было бы для нее все равно что перестать дышать.

– Кстати, где сейчас твой муж? – неожиданно спросил Пол.

– Дома. В Уэстпорте.

– А он знает, как сильно тебя расстроили его слова?

– Вряд ли. Мне кажется, он не вполне отдает себе отчет в том, что происходит.

– Да-а... – протянул Пол. – Моя бывшая жена три года исподтишка вымещала на мне свою досаду, а я имел глупость этого не замечать. Однажды ей это надоело, и она в лицо высказала мне все, что думает. И опять я ошибся, думая, что это просто начало нового, не очень счастливого периода в нашей жизни. На самом деле это был конец – конец нашего брака и наших отношений. Я и опомниться не успел, как мне пришло уведомление от ее адвоката.

– Не думаю, чтобы я была способна на такое, – задумчиво сказала Глэдис, – но я действительно теперь на многое смотрю по-другому. Моя жизнь разваливается буквально у меня на глазах. Можно ли здесь что-то спасти? Нельзя? Я просто не знаю. Что мне говорить, что думать, во что верить? Я не знаю, кто мне Дуг... и кто я ему. Два месяца назад я была счастливой и всем довольной. А сегодня... сегодня я все чаще запираюсь в своей лаборатории и плачу. Кстати, – неожиданно спохватилась она, – я ведь кое-что принесла.

Конверт с фотографиями лежал на кресле рядом с ней, и она, мило краснея, протянула его Полу.

– Это вчерашние снимки. Кое-что вышло удачно.

Пол достал фотографии из конверта и внимательно просмотрел их одну за одной. Некоторые из них, где был изображен он сам, ему польстили, фотографии Сэма заставили улыбнуться. Сразу было ясно, что Глэдис мастер своего дела. Она снимала с большого расстояния и практически без всякой подготовки, а вышло просто великолепно. За годы вынужденного бездействия она не погубила свой талант.

– Отличные фото, Глэдис, – сказал Пол, убирая снимки в конверт. Он хотел вернуть их, но Глэдис сказала, что он может оставить их себе. В конце концов у нее были пленки. – У тебя настоящий талант, – покачал головой Пол, вертя конверт в руках. – Таким талантом нельзя бросаться.

Глэдис неловко усмехнулась.

– Ты, наверное, думаешь, что я – сумасшедшая. После всей той чепухи, что я тебе наговорила...

– Это не чепуха, – перебил он. – Ты мне доверяешь – и правильно делаешь. Можешь не сомневаться – я никому не скажу о нашем разговоре.

– Я понимаю, и все равно... Все равно я чувствую себя немножечко глупо. Но ты прав – мне показалось, что с тобой можно говорить откровенно, и я... я хотела знать, что ты скажешь.

– Ну, полагаться на мое мнение не очень-то стоит – в свое время я наделал немало ошибок, – ответил он, но Глэдис знала, что это не совсем так. Быть может, когда-то Пол был другим, но его нынешний брак с Селиной представлялся ей достаточно прочным и, как ни странно, счастливым.

Пол как будто подслушал ее мысли.

– Сейчас я счастлив, – сказал он. – Селина – исключительная женщина. Она не любит пустой болтовни, и за это я ее уважаю. Быть может, и тебе следует поступить подобным образом. Прямо скажи мужу, чего ты хочешь. Ему будет полезно это послушать.

– Но я не уверена, что он вообще станет меня слушать. Я ведь уже пыталась, но он просто отмахнулся от меня. Дуг порой ведет себя так, словно семнадцать лет назад я нанялась к нему на работу. Но главная проблема даже не в этом... – добавила она, поднимая на него глаза, которые неожиданно наполнились слезами. – Главная проблема в том, что я не знаю, любит ли он меня.

– Я думаю, что да, просто он слишком глуп, чтобы понимать это. Но если он тебя не любит, ты должна знать это, как бы больно тебе ни было. В таких вещах просто нельзя обманывать себя. Ты еще молода и очень красива, чтобы жертвовать своей жизнью ради человека, который тебя не любит. Думаю, в глубине душе ты это понимаешь, и от этого тебе сейчас так тяжело.

Глэдис кивнула, а он взял ее за руку и долго удерживал ее пальцы в своих.

– Это слишком большая жертва, Глэдис, – повторил он негромко. – И я уверен, что ты не заслужила подобной участи.

– Но что же мне делать? Уйти от него? – спросила Глэдис. – И что? Мне придется работать с утра до вечера, и я все равно не смогу быть с детьми.

– Будем надеяться, что тебе придется работать, только когда ты сама этого захочешь, и выполнять только те задания, которые сама выберешь. Черт побери, он просто обязан помочь тебе после того, как ты почти пятнадцать лет ухаживала за его детьми и за ним самим! – воскликнул Пол, и Глэдис, поглядев на него, поняла, что он вне себя от возмущения.

– Так далеко я не заглядывала, – вздохнула она. – В идеале, конечно, все должно быть именно так, но в реальности... В реальности мне скорее всего снова придется подставить шею под тот же хомут.

– Но почему? – спросил Пол. Глэдис почувствовала, что внутри у нее все окаменело.

– Как же мне быть?

– Ты не сможешь делать то, что тебе нравится, значит, ты не сможешь быть цельным человеком. Отказаться от мечты – что может быть хуже? Без мечты, без упований, без надежды человек в конце концов засохнет, как бесплодная смоковница. Взгляни повнимательнее вокруг. Немало таких, кто разочаровался в жизни и теперь тихо доживает свой век. В них нет ничего, кроме горечи. Фактически они уже мертвы...

Глэдис с ужасом слушала его, гадая, уж не разглядел ли он в ней того, о чем говорил с таким жаром, но Пол увидел ее глаза и ободряюще улыбнулся.

– Я не имею в виду тебя, но с тобой это тоже может случиться. И с тобой, и с каждым. Это чуть было не случилось со мной, когда мой первый брак доживал последние месяцы. Я чувствовал себя несчастным и бросался на всех как бешеный пес. В конце концов я возненавидел свою жену, но боялся сказать ей об этом или уйти. Жизнь моя была ужасна. Слава богу, Мэри хватило решимости положить конец этой жалкой пьесе, пока она не убила нас обоих. По счастью, я и Селина любим друг друга, и это помогает нам относиться друг к другу терпимо. Мне нравится то, чем она занимается, и я не требую, чтобы она бросила писать и сидела с детьми. И пусть Селина терпеть не может мои яхты, зато она любит меня. В этом разница...

– Я понимаю. – Глэдис слушала его и думала о том, что Пол не только умен и умеет тонко чувствовать, но и прекрасно разбирается в людях.

– А если понимаешь, ты должна, нет – просто обязана что-то сделать! Я прошу тебя... Ты должна знать, чего ты хочешь в жизни, и добиваться этого, добиваться решительно и без страха. В мире слишком много напуганных или слишком робких людей, но и те, и другие одинаково несчастны. Зачем увеличивать их число? Для этого ты слишком красива, слишком умна и талантлива. Нет, я просто не позволю тебе поступить с собой так!..

Интересно, как это он ей не позволит, подумала Глэдис. Что он может сделать? Впрочем, наверное, многое. К примеру, они познакомились только вчера, а она уже почувствовала к нему такое доверие, что рассказала историю всей своей жизни. Ничего более странного Глэдис никогда не совершала, но она не жалела о своей откровенности. Ему можно было доверять – Глэдис чувствовала это всем сердцем и всей душой.

Слушать его было очень приятно. Один его голос дарил ей ощущение невероятной свободы и раскрепощенности и, повинуясь внезапному импульсу, она наклонилась вперед и поцеловала его в щеку, как целуют брата или близкого друга.

– Спасибо, Пол. Наверное, сам господь послал мне тебя. Честно говоря, я ужасно растерялась и не знала, что делать, но тут появился ты и расставил все по своим местам. Ты меня просто спас! Я уже думала, что моя жизнь летит под откос и этого не остановить.

– Твоя жизнь только начинается, – возразил Пол. – Нужно только немного потерпеть и приложить кое-какие усилия. Возвращаться после такого перерыва даже к любимому делу непросто. Но тебе повезло – твои талант и мастерство при тебе.

И Пол выразительно похлопал рукой по конверту с фотографиями.

Глэдис машинально кивнула. Допустим, талант у нее есть, но есть ли у нее семья, муж? Внутри снова проснулись неуверенность и страх.

К счастью, именно в этот момент к ним подбежал Сэм, который отвлек ее от грустных размышлений. Яхта подходила к Нью-Сибери, и капитан прислал его узнать, будет ли «Морская звезда» заходить в яхт-клуб.

– Думаю, мы встанем на рейде и бросим якорь, а сами отправимся на берег на вспомогательном судне, – решил Пол.

– А можно будет после обеда вернуться на яхту и поплавать? – замирая от восторга, спросил Сэм.

– Конечно! Если хочешь, можно даже снова походить под парусом, – ответил Пол, и Сэм кивнул. Он изо всех сил старался казаться серьезным, но рот его сам собой разъезжался чуть не до ушей. Ему очень нравился его новый старший друг, и Глэдис, наблюдавшая за сыном, почувствовала новый прилив благодарности к Полу. Селине Смит очень повезло с мужем: Пол Уорд был удивительным человеком. Возможно, даже единственным в своем роде.

Моторный катер, который спустили для них матросы, доставил их на берег за считаные минуты. За ленчем они говорили в основном о парусах и яхтах, Пол рассказывал о своем последнем кругосветном плавании. Сэм слушал его, широко раскрыв глаза, и, казалось, вовсе перестал дышать. Даже Глэдис была поражена описанием циклона в Индийском океане. Тогда Пол спас двух матросов с погибшего каботажного судна.

После ленча они вернулись на яхту. Сначала Сэм вдоволь накупался, потом они с Полом снарядили швертбот и отправились в плавание. Глэдис тоже не скучала. Она снова фотографировала их с борта яхты и любовалась живописным побережьем.

Вскоре Пол и Сэм вернулись, и Глэдис подумала, что они исчерпали свою программу, но ошиблась. Пол достал доску для виндсерфинга и снова спустился на воду. Он явно хотел продемонстрировать ей и Сэму все свое искусство, и ему это удалось. Пол управлялся с подвижным парусом с таким мастерством, что Глэдис, знавшая, какой это тяжелый спорт, прониклась невольным восхищением.

Когда день начал клониться к вечеру, ветер неожиданно улегся и было решено возвращаться в Харвич на дизеле. Сэм был несколько разочарован этим обстоятельством, но Пол снова поставил его к штурвалу, и мальчуган легко утешился. Впрочем, он так устал за день, что минут через двадцать сам спустился с мостика и, устроившись в уголке мягкого дивана, сладко заснул.

Некоторое время Пол и Глэдис, улыбаясь, смотрели на него.

– Как я завидую, что у тебя такой сын, – первым нарушил молчание Пол. – Интересно было бы взглянуть на остальных.

– Думаю, рано или поздно ты обязательно их увидишь, – ответила Глэдис, потягивая белое вино. Пол только что пригласил ее поужинать на борту, и Глэдис согласилась.

– Как ты думаешь, удастся мне обратить их в свою веру и сделать из них настоящих моряков? – шутливо поинтересовался Пол.

– Не знаю. Пока они считают, что болтаться по всему поселку с друзьями гораздо интереснее. Особенно это касается девочек, но и Джейсон сейчас как раз в таком возрасте, что...

– Сколько ему сейчас? Двенадцать? Тринадцать? Знаешь, когда мой Шон был в таком возрасте, я буквально сходил от него с ума. Он...

Тут Сэм пошевелился, и Глэдис погладила его по голове. Глядя на нее, Пол улыбнулся. Ему нравилось смотреть на Глэдис и ее сына. Вчерашняя прогулка под парусами, сегодняшний поход на яхте – он хотел бы видеть здесь своего родного сына, но Шон никогда не разделял любви отца к морю.

– Вы проведете здесь все лето? – спросил Пол у Глэдис. Она кивнула.

– Да. Мы вернемся в Уэстпорт только в сентябре. В августе у Дуга будет отпуск, и он, наверное, проведет с нами недели три. Нам с ним нужно многое решить. Боюсь только, что нам обоим будет не до отдыха.

– Да-а... – Подумав о том, какие нелегкие дни предстоят Глэдис, Пол невольно вздрогнул. Впрочем, он надеялся, что Глэдис сумеет выбрать такой путь, который принесет ей максимум пользы и минимум горечи.

– А где будешь в это время ты? – поинтересовалась Глэдис.

– В Европе, вероятно, – рассеянно ответил Пол. – Август мы с Селиной обычно проводим на юге Франции. А в сентябре мне нужно будет ехать в Италию. Собираюсь поучаствовать в ежегодной парусной регате.

– И Селина поедет с тобой? – не без зависти спросила Глэдис. Такая жизнь была как раз по ней.

Пол улыбнулся.

– Поедет, если не сможет придумать никакой отговорки. Впрочем, обычно ей это неплохо удается.

Потом настало время ужина, и Глэдис не без сожаления разбудила Сэма. Специально для него корабельный кок приготовил чизбургер с французской картошкой. Сами они ели холодный суп «виши», спагетти по-милански и салат. На десерт подали персиковый шербет, который был так нежен, что буквально таял во рту.

После ужина капитан отвез их на моторке на берег. Глэдис, Сэм и Пол провели вместе почти тринадцать часов, но никому из них не верилось, что этот чудесный день подошел к концу.

– Не хочешь ли заглянуть к нам чего-нибудь выпить? – предложила Глэдис, когда они прощались на причале.

– Боюсь, у меня есть кое-какие дела, – покачал головой Пол. – Кроме того, я не хочу совсем уж похищать у детей их маму – ведь они не видели тебя целый день.

Глэдис бросила взгляд на часы, было почти девять.

– Сомневаюсь, чтобы они уже вернулись, – ответила она. – Впрочем, ты, наверное, прав.

Потом Пол пожал Сэму руку, поцеловал Глэдис в щеку и спрыгнул в катер, который сразу же отчалил от берега. Некоторое время они махали ему вслед, потом разыскали под навесом свои велосипеды и медленно поехали домой. Глэдис не знала, увидятся ли они еще или нет, но была уверена, что никогда не забудет Пола. Похоже, за несколько часов он сумел изменить всю ее жизнь. Пол вернул ей решимость добиваться своего, а для Глэдис это означало свободу.

Не больше, но и не меньше.