Текст книги "До конца времен"

– Ладно, – проговорила она задумчиво, – может быть, ты и прав, но… Давай лучше постараемся жить подольше, чтобы нам не пришлось искать друг друга неизвестно когда, неизвестно где… В конце концов, в следующий раз я могу тебя и не узнать, – поддразнила его Дженни. – С моей точки зрения, «сейчас» всегда лучше, чем «потом».

– Я тоже так считаю, – спокойно ответил Билл, когда они вышли со старого кладбища и он аккуратно прикрыл за собой проржавевшие ворота. В Новой Англии[15]15
  Новая Англия – исторически сложившийся в начале XVII в. регион в северо-восточной части США. Включает штаты Вермонт, Коннектикут, Массачусетс, Мэн, Нью-Гемпшир и Род-Айленд.


[Закрыть] было много таких погостов, живописных и печальных, полных старых могил и трагических историй. – Ты меня просто не совсем поняла. Я имел в виду, что, если уж нам суждено быть вместе, это не на время – не на те несколько десятков лет, что мы живем на земле. Это навсегда, понимаешь?

– Кажется, понимаю, – серьезно ответила Дженни. Ей очень хотелось, чтобы сказанное им было правдой, но она все еще сомневалась. Билл, напротив, был совершенно уверен в своих словах, и его уверенность помимо ее воли передавалась ей.

– Я вовсе не думаю, что это не так, – добавила Дженни. – Просто я очень благодарна судьбе за то, что мы вместе сейчас, – подчеркнула она последнее слово. – Ведь если подумать, это очень, очень много. Куда больше, чем мы заслуживаем.

Ей действительно хватало того, что у нее было, и она не стремилась к чему-то еще. Прожить жизнь с Биллом, всегда быть с ним рядом и никогда не расставаться – вот и все, чего она хотела. А теперь, когда у них будет ребенок, ее жизнь и вовсе стала полнее, чем когда-либо.

На шоссе Билл и Дженни остановили такси и отправились в ближайший поселок, чтобы перекусить. Разговаривали они мало – после того, что сказал ей Билл, Дженни была задумчива и молчалива. Она не знала, прав он или нет, но, по крайней мере, поразмыслить над его теорией стоило.

– Однажды я рассказал о своих взглядах моему брату, – с улыбкой сказал Билл, когда они уже сидели за столом. – Он решил, что я сошел с ума. Впрочем, мои родные и без того считают, что я спятил. Они хотели бы видеть меня совершенно другим, но я, наверное, никогда не соответствовал стандартам, которые люди, подобные моим родственникам, предъявляют к окружающим. Неудивительно, что они так разочарованы.

Билл говорил правду. Из всех близких ему людей только Дженни принимала его таким, каким он был на самом деле, не пытаясь переделывать или перевоспитывать в соответствии со своими представлениями о том, каким должен быть идеальный муж и респектабельный член общества. Именно поэтому он был так счастлив с нею. Дженни и ребенок, который у них родится, – это была его новая семья, и ничего больше Билл не желал.

И точно так же считала Дженни. Именно о таком муже, как Билл, она всегда мечтала. Он никогда ее не подводил, и она знала – Билл не предаст ее, что бы ни случилось. Особенно ей нравилось, когда он говорил, что будет любить ее до конца времен. Кому-то эти слова могли бы показаться просто красивой фразой, но сама Дженни так не думала. А как можно желать или требовать большего, если кто-то действительно будет любить тебя вечно?

На следующий день после прогулки на яхте Билл и Дженни взяли со стоянки свою машину и отправились в обратный путь. Время у них еще оставалось, поэтому они ехали самой длинной дорогой через – Мэн и Вермонт – и даже побывали в Нью-Гемпшире в гостях у старого приятеля Билла, товарища по колледжу. Узнав о том, что Билл теперь священник, его однокашник пришел в восторг и сказал, что обращение к вере – это, наверное, единственный правильный шаг, который только может совершить человек в нынешнем безумном, разваливающемся мире. Сам приятель Билла был глубоко верующим человеком, к тому же он жил вместе со своей женой и тремя детьми, и они все прекрасно провели время вместе.

В Нью-Йорк Билл и Дженни вернулись отдохнувшими и свежими, но полученного за время отпуска заряда бодрости хватило ненадолго. До начала осенней Недели моды оставался месяц, и для Дженни наступила самая горячая пора. Очень скоро она снова начала работать по восемнадцать часов в сутки, а о своем обещании быть осторожной и беречь себя вспоминала лишь изредка, когда поздним вечером едва доползала до постели. Клиенты, каждый из которых подготовил для показа новую коллекцию, буквально разрывали ее на части, к тому же сказывались неизбежный хаос и неразбериха. Менялись места проведения запланированных мероприятий, пропадали на почте заказанные образцы тканей, пошивочные портили раскроенный по дизайнерским лекалам дорогой материал, примерки срывались, манекенщицы болели, являлись на репетиции пьяными или опаздывали на самолеты, которые должны были доставить их в Нью-Йорк из других городов и стран, серийные образцы оказывались совершенно не похожи на замысел модельера… и все эти проблемы решала Дженни. Она прилагала героические усилия, чтобы угодить каждому из своих клиентов, которые с каждым днем становились истеричнее, и в большинстве случаев ей это удавалось, однако ей приходилось дорого за это платить. К тому моменту, когда началась Неделя моды с ее следующими один за другим показами, всеобщей нервотрепкой и пристальным вниманием прессы, Дженни, несмотря на беременность, потеряла семь фунтов и выглядела изможденной, как узница нацистского концлагеря. Она несколько раз обещала и себе, и Биллу, что, как только главное событие в мире моды будет позади, она сразу возьмет целую неделю отдыха и начнет хорошо питаться, но до этого было еще очень далеко. Пока же ей приходилось носиться по городу, чтобы успеть на все показы, переживать вместе с клиентами, успокаивать нервных манекенщиц и так далее и так далее. И конца этому не было видно.

Трое ее самых важных клиентов показывали свои коллекции в самом начале Недели моды. Двое из них произвели настоящий фурор и удостоились восторженных статей в прессе. Третий клиент, с которым Дженни работала впервые, в самую последнюю минуту внес в свои модели слишком много изменений, и газеты назвали его работу эклектичной, слабой и сырой, с чем Дженни была полностью согласна. Она с самого начала предвидела подобный исход, но ей так и не удалось уговорить клиента придерживаться первоначального замысла, который был достаточно целостным и отличался ярко выраженной приверженностью к южноазиатским мотивам.

Кроме мэтров, свои коллекции демонстрировали и молодые, одаренные модельеры. Не все они были ее клиентами, но их работы Дженни в основном нравились. Ее всегда привлекали творческий поиск, дерзость и новаторство молодых, однако работать она предпочитала с состоявшимися мастерами, соглашаясь на сотрудничество только с теми из новичков, кто мог позволить себе потратить значительные суммы, чтобы поскорее заявить о себе. Впрочем, как она знала из опыта, решающее значение все-таки имели не деньги, а талант: несколько молодых модельеров, в которых Дженни когда-то заприметила значительный потенциал, сумели пробиться на вершину с помощью одних лишь способностей и сейчас уже считались достаточно известными кутюрье. Вслед за ними в индустрию моды устремлялись другие, пока безвестные художники, последователи и подражатели, что порождало здоровую конкуренцию и способствовало не только быстрому прогрессу в отрасли, но и делало куда более разнообразной общую палитру, что Дженни тоже считала положительным фактором.

Все вместе, однако, означало, что и ей нельзя застаиваться – нужно успевать поворачиваться, чтобы не оказаться за бортом, и Дженни старалась изо всех сил. Поворачиваться приходилось и чисто физически: чтобы попасть на показы всех своих клиентов, Дженни летала по всему Нью-Йорку как метеор и совершенно загнала Азайю и Нельсона. Показ следовал за показом, времени катастрофически не хватало, но пока все шло без сучка, без задоринки, и даже Билл, который несмотря на занятость, сумел побывать почти на всех шоу, откровенно восхищался ее работой и организаторскими способностями. За пять лет брака с Дженни он научился разбираться в современной моде как настоящий профессионал, и поэтому его похвала была ей особенно приятна.

К концу Недели моды Дженни была уже на третьем месяце беременности, но никто из коллег ни о чем не подозревал, а она не спешила объявить о своем положении. Даже Азайе Дженни ничего не сказала. Правда, и на беременную она походила мало – Дженни исхудала почти до прозрачности, кожа побледнела, щеки ввалились. Никаких неприятных симптомов, часто появляющихся в первые месяцы беременности, она тоже не испытывала, если не считать легких головокружений и упадка сил, вполне, впрочем, объяснимых тем, что в последние месяцы она работала особенно много и почти не отдыхала. Мать, с которой Дженни поделилась своей радостью, тоже уговаривала ее поберечь себя и не переутомляться, и она обещала – как только закончатся показы.

И Дженни намеревалась выполнить свое обещание, но не успела.

Вечером последнего дня – после официального завершения Недели моды – Дженни собиралась поехать прямо домой, но сначала ей все же пришлось побывать на двух вечеринках. Одна из них состоялась на Пятой авеню, в роскошной квартире знаменитого модельера; другая – в художественной мастерской на верхнем этаже дома в Ист-Виллидж, где работала молодая шведская дизайнерша, коллекция которой произвела настоящий фурор и удостоилась самых восторженных отзывов в профессиональной прессе. Своим успехом шведка была на две трети обязана Дженни, поэтому та просто не могла отказаться от приглашения. Когда же она попала наконец домой, то буквально вползла в прихожую. Билл уже спал – он не смог пойти с ней на вечеринки, хотя его и приглашали: теперь он каждый день служил в мужской тюрьме ранние обедни, которые начинались в шесть утра. Это было нелегко, и он совершенно вымотался, хотя и старался успеть повсюду. К сожалению, ему недоставало сил и энергии, в сравнении с Дженни; даже сейчас, во время беременности, она была куда работоспособнее своего мужа.

Немного отдышавшись, Дженни разделась и легла в постель рядом с Биллом, думая о новых успехах, которых ей удалось добиться. Завершившаяся Неделя моды снова подтвердила: Дженни Арден по-прежнему остается лучшим специалистом в своей области. И ей казалось, что для девчонки из нищей шахтерской семьи это неплохой результат. Но главным для нее были все же не известность и не деньги, которые клиенты платили за консультации. Главным для Дженни было то, что она занималась любимым делом, о котором мечтала с тех самых пор, когда впервые приехала с матерью в Филадельфию. Что касается успеха, то это был, так сказать, дополнительный приз, который она получила за свое упорство, трудолюбие и талант.

Засыпала Дженни с мыслями о двух своих показах, которые завершали Неделю моды и о которых должны были написать в прессе уже завтра. Она не сомневалась, что отзывы будут благоприятные, но ей хотелось убедиться в этом собственными глазами… Завтра… Это будет завтра, а сейчас – спать!..

Билл не слышал, как Дженни открывала дверь, он даже не пошевелился, когда она легла рядом и по обыкновению обняла его за плечи. Но когда около четырех утра Дженни вдруг громко застонала, он сразу проснулся и открыл глаза. Сначала Билл решил, что ей снится кошмар, и, ласково погладив ее по спине, собирался заснуть снова, но тут Дженни издала еще один громкий, мучительный стон. Это был протяжный, исполненный боли и страдания звук, в котором Билл с ужасом разобрал свое имя. Казалось, Дженни задыхается, и он легонько потряс ее за плечо, чтобы выяснить, в чем дело.

– Билл… Бо-ольно!.. Помоги! Я не могу пошевелиться!

Она снова застонала – протяжно, жутко, – и Билл мигом проснулся. Приподнявшись на локте, он включил свет. Дженни лежала, свернувшись калачиком, спиной к нему, и прижимала руки к животу. Казалось, все ее мышцы свело судорогой, и он постарался аккуратно развернуть ее лицом к себе, однако стоило ему дотронуться до нее, как Дженни громко закричала от боли:

– Билл! О, Билл!!

– Что с тобой, Дженни, дорогая? Скажи хоть что-нибудь! Что у тебя болит?!

Ему наконец удалось перевернуть Дженни на спину, и он увидел, что ее лицо сделалось белее наволочки, а губы казались серыми, как зола. Машинально он откинул одеяло и отшатнулся. Вся простыня была залита кровью. Дженни, продолжавшая прижимать живот руками, тоже была в крови и выглядела как жертва безумного убийцы с топором. На мгновение Биллу показалось, что она умирает, уже умерла, но он справился с подкатившей к горлу паникой и, как мог, взял себя в руки.

– Не бойся, милая, все будет в порядке. Я позабочусь о тебе, – пробормотал он, стараясь ее подбодрить, хотя сам еще не понимал, что именно с ней происходит. Дженни было так больно, что она едва могла говорить внятно, а когда Билл инстинктивно прижал ее к себе, то почувствовал, как все ее тело сотрясают короткие, частые судороги. Это было так непонятно и страшно, что Билл, оставив Дженни в кровати, бросился к телефону. Набрав 911, он вызвал «Скорую». Уверенный голос оператора помог ему немного прийти в себя, и он сказал, что его жена на третьем месяце беременности и что у нее – сильное кровотечение. Бросив короткий взгляд в сторону кровати и увидев кровавые пятна не только на простыне, но и на полу, Билл понял, что ребенка уже не спасти. Речь теперь шла о жизни Дженни. «Ради бога, скорее, иначе она умрет!» – хотелось крикнуть ему в трубку, но он побоялся напугать Дженни еще больше. Впрочем, сейчас она вряд ли его слышала. Ее взгляд на глазах тускнел, веки опускались, как у смертельно уставшего человека, и Билл принялся трясти ее, умоляя не спать, умоляя поговорить с ним, пока они будут ждать «Скорую».

И Дженни услышала его. Она боролась изо всех сил, но вскоре уже не могла держать глаза открытыми. Ее голос превратился в чуть слышный шепот, лицо побледнело еще больше. Кровотечение не останавливалось; теперь и Билл сам был весь в крови, как мясник. Торопливо бросившись в ванную, он схватил несколько полотенец и, наскоро вытерев ими руки и ноги, оделся и вернулся к кровати, чтобы не дать Дженни соскользнуть в опасное забытье. «Скорая помощь» приехала через восемь минут, и санитары сразу приступили к делу. Они поместили Дженни в специальный пневматический костюм-кокон, чтобы остановить или ослабить кровотечение, потом переложили ее на носилки, установили капельницы и вынесли за дверь. Билл бежал следом и запрыгнул в «Скорую» прежде, чем санитары успели ему помешать. Дженни была без сознания, и водитель, трогаясь с места, включил сирену. Сверкая проблесковыми огнями и опасно кренясь на поворотах, «Скорая» неслась сквозь ночной город к больнице «Леннокс-хилл». Там Дженни сразу отвезли в предоперационную и после проверки на перекрестную совместимость сделали переливание крови. Потом ее отправили в операционную, а Билл остался в приемном покое. Какой-то врач сунул ему под нос планшетку с бланком согласия на оперативное вмешательство, которое он машинально подписал.

– С ней все будет в порядке? – запинаясь, пробормотал Билл, возвращая врачу документы, но тот только покачал головой.

Он так долго не отвечал, что у Билла похолодело груди.

– Она ведь не умрет, нет? – со страхом спросил он.

– Положение очень серьезное, – честно сказал врач. – Ваша жена потеряла много крови. Еще пять минут, и было бы поздно. Мы сделаем все, что в наших силах, но… – Он поднял голову и серьезно посмотрел на Билла. – Но ребенка она потеряла, – добавил врач, и Билл кивнул. Это он уже понял, но решил, что оплакивать своего нерожденного сына или дочь он будет позже. Сейчас главным было спасти Дженни.

– Пожалуйста, помогите ей! – крикнул он, когда врач уже шел к дверям операционной, где его ждали коллеги. Потом дежурная сиделка отвела Билла в комнату ожидания, и он опустился на диван, молясь, чтобы Бог сохранил Дженни жизнь.

Он просидел в одиночестве почти три часа. Потом в комнату вошел молодой мужчина, жена которого рожала в отделении больницы. Роды были трудные, и он жаловался, что ему не разрешают находиться с ней в палате. Мужчина явно пытался вызвать Билла на разговор, но ему было не до болтовни. К счастью, минут через десять появилась сиделка, которая отвела Билла в отдельную комнату, где он мог без помех дождаться известий о Дженни, и предложила ему кофе или чай, но он отказался, и она ушла. Билл снова остался один – сидя в кресле, он горячо молился Богу, потом встал на колени.

– Только бы она осталась жива! – шептал Билл. – Господи, сделай так, чтобы она жила, и я больше никогда ничего у Тебя не попрошу!

Прошло еще полчаса, и в комнату, где оставался Билл, вошли двое врачей в хирургических костюмах и шапочках. Их лица, наполовину скрытые хирургическими масками, были сосредоточенными и мрачными, и Билл в страхе поднялся им навстречу.

– Она… Что с ней? – проговорил он срывающимся голосом.

– Ваша жена жива, – ответил один из врачей. – У нее был редкий случай внематочной беременности. Эмбрион развивался не в матке, а в одной из фаллопиевых труб, что всегда представляет опасность для жизни матери и приводит к выкидышу. По-видимому, в вашем случае рост плода происходил достаточно медленно, в противном случае миссис Суит ощущала бы приступы боли и колики, которые послужили бы сигналом о том, что беременность протекает неблагополучно. Сейчас ваша жена в сознании; мы спросили, замечала ли она что-то подобное, но она ответила – нет.

В таких случаях, – добавил врач, – фаллопиева труба рано или поздно рвется под давлением растущего плода, что сопровождается массивным кровотечением. Это и произошло с вашей женой. Плод в таких случаях изначально бывает нежизнеспособен, поэтому, если внематочная беременность диагностирована достаточно рано, его все равно приходится удалять. Подобные вещи встречаются не так уж редко – это обычная аномалия развития, и, если ваша жена вела активный образ жизни или много работала, она могла не обратить внимания на тревожные симптомы. К сожалению, когда происходит разрыв фаллопия, многие женщины умирают от потери крови. Вашей жене повезло, что вы оказались рядом и своевременно вызвали «Скорую помощь». Поврежденную трубу и яичник с правой стороны нам пришлось удалить, но это не должно сказаться на репродуктивной способности миссис Суит: после того как она оправится, она сможет снова забеременеть и родить нормального ребенка. Правда, в случае наступления повторной беременности я рекомендую постоянное наблюдение у гинеколога, чтобы нынешняя ситуация не повторилась, но мне кажется, что это маловероятно. В конце концов, молния не бьет дважды в одно и то же дерево, так что впредь можете не волноваться. Миссис Суит просто не повезло, что она потеряла своего первого ребенка. Примите мои соболезнования.

Билл слушал и только тупо кивал. Главное, Дженни жива! Ситуация, в которой она оказалась, была достаточно опасной, но она выжила, к тому же врачам удалось сохранить ее репродуктивные органы, так что Дженни не осталась бесплодной. И слава богу!

– Как она? – проговорил Билл. Это был единственный вопрос, который пришел ему на ум. Сейчас он мог думать только о том, что Дженни едва не умерла из-за того, что ее долгожданная беременность оказалась неправильной, патологической.

– Как я уже говорил, ваша жена в сознании, приходит в себя после наркоза. Кроме того, она ослабла после сильной кровопотери. В ходе операции мы сделали два переливания, но, полагаю, миссис Суит еще долго будет страдать быстрой утомляемостью, головокружениями и дрожью в конечностях. Ей потребуется, я думаю, несколько месяцев, чтобы преодолеть последствия операции, после чего вы снова можете попробовать завести ребенка. Повторюсь: я не вижу никаких препятствий к тому, чтобы миссис Суит снова забеременела и выносила нормального ребенка, хотя у нее остается только один яичник. Как показывает практика, при удалении одного из парных органов оставшийся начинает функционировать гораздо эффективнее… То, что случилось с вашей женой, я считаю просто несчастным случаем, капризом природы. Предусмотреть или как-то диагностировать подобную патологию довольно трудно, особенно если пациент не жалуется на боли в области живота. Но даже если бы врач своевременно обнаружил несвоеместную беременность, ему оставалось бы только удалить плод, чтобы предотвратить разрыв фаллопия, – повторил врач специально для Билла. – Постарайтесь объяснить это вашей жене – насколько я понял, она очень огорчена потерей ребенка. Скажите ей, что в следующий раз все будет хорошо, нужно только немножечко поберечься.

Действительно, Дженни даже заплакала, когда узнала, что именно с ней произошло. Она очень хотела видеть Билла, однако в послеоперационную палату, где Дженни находилась под наблюдением врачей, ему входить было нельзя. Хирурги все еще боялись повторного кровотечения, которого она наверняка не перенесла бы, поэтому предпочитали не спешить с переводом Дженни в обычную палату. Так врачи и объяснили Биллу, и он только кивнул. Известие о том, что в будущем Дженни сможет иметь ребенка, лишь слегка его ободрило. Сейчас он слишком волновался за ее жизнь, чтобы заглядывать так далеко вперед. Впрочем, по своему нерожденному сыну (один из врачей сказал ему, что это был мальчик) Билл горевал глубоко и искренне. Для него это был не зародыш, не плод, а реальный человек, которого они с Дженни будут еще долго оплакивать.

Дожидаясь, пока Дженни переведут в общую палату, Билл совершенно извел сестер и сиделок вопросами о ее самочувствии. Время от времени он принимался упрашивать то одну, то другую пропустить его к ней, а когда те отказывались, ссылаясь на больничные правила, предъявлял свое удостоверение больничного капеллана. Это, однако, ему ничем не помогло, и не потому, что Билл был капелланом в другой больнице. Одна пожилая сиделка так и сказала, что инфекция, мол, не разбирает, кто капеллан, а кто водопроводчик, и что в послеоперационную он сможет попасть только в одном случае: когда его позовут прочесть отходные молитвы над умирающим, чего, к счастью, от него пока не требуется.

Только после полудня Дженни наконец перевезли в отдельную палату в родильном отделении, занимавшем целый этаж, а Биллу позволили увидеться с ней. К этому времени он успел позвонить в Филадельфию и рассказать Элен, что случилось. Связался Билл и с Азайей, которую нужно было предупредить, что в ближайшие дни Дженни не сможет приходить в офис. Кроме того, он известил капелланскую службу о том, что его жена попала в больницу и на протяжении некоторого времени он не сможет посещать своих прихожан в больницах и тюрьмах.

Узнав о произошедшем с дочерью несчастье, Элен очень испугалась. Когда она была моложе, две ее подруги умерли от сильного кровотечения, вызванного именно внематочной беременностью. Правда, это было еще в Питстоуне, где медицинское обслуживание оставляло желать лучшего: несчастные женщины истекли кровью еще до того, как врачи сумели добраться до поселка и понять, в чем дело. Вот почему Элен была крайне признательна зятю за то, что он оказался рядом и сумел вовремя вызвать «Скорую». Да и сам Билл тоже вздрагивал при мысли о том, чем все могло закончиться, если бы он не услышал стоны жены и не проснулся. Будь его сон хоть чуточку крепче – и Дженни могла бы умереть буквально рядом с ним, а этого Билл никогда бы себе не простил.

Едва увидев жену на больничной койке, Билл сразу бросился к ней, чтобы поцеловать, и Дженни разрыдалась от облегчения и пережитого страха. Она хорошо понимала, что побывала на краю могилы, к тому же ей было жаль погибшего ребенка, которого ей не удалось ни обнять, ни даже увидеть.

– Не плачь, дорогая, я все понимаю… – уговаривал Билл, сидя на стульчике рядом с койкой и сжимая ее руку в своей. – Все будет хорошо, ты поправишься, и у нас будут другие дети… Главное, ты жива. Я очень боюсь тебя потерять, понимаешь? Поправляйся скорее, милая, и мы снова будем вместе. Вот увидишь, как мы тогда заживем: ты, я и наши будущие дети!

– Но мне нужен этот ребенок! Почему, почему мы не смогли его сберечь? Это я виновата, – всхлипнула Дженни. – Мне сказали, что это был мальчик.

– Я знаю и обещаю… нет, я клянусь тебе, что у нас будут еще дети: братья и сестры этого мальчика, и он будет смотреть на нас с небес и радоваться. Ну, ты мне веришь?

Дженни кивнула и сильнее сжала его пальцы, а Билл обнял ее за плечи и погладил по волосам. Она все еще плакала, но совсем тихо; крупные слезы текли по ее лицу, и Билл тоже заплакал. Сегодня он лишился сына и едва не потерял жену, и ему было очень тяжело на душе, хотя он и старался не поддаваться отчаянию.

– Знаешь, – проговорила наконец Дженни, – я все вспоминаю то кладбище в Мэне, где мы с тобой были, вспоминаю ту несчастную семью… Я не хочу, чтобы мы умирали… Разве Бог не может сделать так, чтобы мы жили вечно? Или, по крайней мере, чтобы мы умерли в один день, потому что я тоже очень не хочу с тобой расставаться. Никогда!

Билл невольно улыбнулся ее горячим словам.

– Нет, миссис Суит, от меня вам так просто не избавиться, – сказал он. – Потому что у меня насчет вас самые серьезные планы. Я намерен прожить с вами до глубокой старости и завести целую кучу детей, а потом и внуков. Обещаю вам, что не передумаю, а значит, вам придется терпеть меня еще довольно долгое время.

Дженни нашла в себе силы улыбнуться шутке, но ее глаза почти сразу стали закрываться. Она все еще была очень слаба после обильной кровопотери и операции. Наркоз, который ей дали, давно перестал действовать, и она почувствовала острую боль в правом боку, где находились удаленные органы. Обезболивающие таблетки, которые принесла ей сиделка, действовали не слишком эффективно и только навевали сон. Пульс у Дженни по-прежнему был слишком слабым, давление – низким, и врач предупредил, что вечером ей сделают еще одно переливание крови. После него она сразу заснула и проснулась только утром, и Билл, который всю ночь просидел на стуле рядом с ее кроватью, тут же заметил, что Дженни чувствует себя лучше. Ее кожа стала не такой бледной, щеки немного порозовели, и только печаль в глазах никуда не исчезла. Сразу после утреннего осмотра Дженни сказала Биллу, что не испытывала ни болей, ни колик, которые могли бы указывать на развитие ребенка не внутри матки, а в фаллопиевой трубе. Ни она сама, ни ее лечащий врач не замечали никаких тревожных признаков и считали, что все идет нормально. Как раз на днях, вспомнила Дженни, она должна была пойти к нему на плановый осмотр, но теперь, конечно, в этом не было никакого смысла.

Немного погодя в больницу приехал и сам лечащий врач Дженни. Он был очень огорчен тем, что случилось с его пациенткой, и постарался заверить обоих, что – как и обещали больничные хирурги – Дженни вполне сможет зачать и нормально выносить следующего ребенка, даже имея один яичник. Билл, однако, был настроен менее оптимистично. Чтобы забеременеть в первый раз, Дженни понадобилось больше двух лет, и он боялся, что теперь на это потребуется еще больше времени – особенно если учесть поистине сумасшедший рабочий ритм, в котором она жила практически постоянно. Да, заметил врач, если миссис Суит хочет в ближайшее время иметь здоровых детей, ей необходимо снизить рабочие нагрузки.

Дженни слушала их разговор молча и только изредка кивала. Она была слишком слаба, чтобы спорить, да и Билл тоже понимал, что сейчас не самое подходящее время, чтобы обсуждать подобные вещи. Все это можно сделать потом, когда Дженни полностью поправится.

В больнице Дженни оставалась пять дней. Ее кровяное давление выросло почти до нормального, но врачи все еще опасались повторного кровотечения, поэтому при выписке настоятельно рекомендовали ей в ближайшие две недели беречь себя – не поднимать тяжести, не утомляться, соблюдать режим дня. Впрочем, Дженни и не чувствовала себя настолько здоровой, чтобы сразу вернуться к прежнему ритму жизни с постоянными поездками с места на место, нервотрепками и суетой. Тем не менее, как только Билл привез ее домой, она сразу позвонила Азайе и попросила привезти кое-какие рабочие материалы.

Когда помощница приехала, ее потрясло, какой слабой и больной выглядела Дженни. Она все еще была бледной и тонкой как тростинка. Казалось, любой сквозняк может свалить ее с ног. Азайя сразу спросила, что случилось, и Дженни пришлось открыть ей правду.

– О, Дженни, мне так жаль! – воскликнула Азайя и даже поднесла пальцы к губам. – Но ведь ты… Да я понятия не имела, что ты беременна! По тебе ровным счетом ничего не было заметно!

– Я не хотела никому говорить, – пояснила Дженни. – По крайней мере – вначале… Ты ведь знаешь наших клиентов, они такие мнительные. В общем, я сама виновата. Наверное, врачи были правы, мне следовало быть поосторожнее.

Она все еще была очень слаба и по-прежнему горевала о потерянном ребенке, однако это не помешало Дженни сразу включиться в работу. Она, правда, никуда не ездила, но подолгу просиживала над каталогами и фотографиями новых моделей, а с клиентами разговаривала по телефону. В глубине души она не раз благодарила Господа за то, что несчастье случилось с ней после Недели моды, а не накануне и не во время нее. Что бы она тогда делала? О своей болезни Дженни никому из клиентов не сообщила – сказала только, что по семейным обстоятельствам некоторое время будет работать на дому, а поскольку горячая пора была позади, это никого не удивило. Никто даже не заподозрил, что Дженни может быть серьезно больна.

Как-то утром Дженни разбирала свежую корреспонденцию. Азайя только что привезла ей очередную порцию рабочих материалов, новые каталоги и образцы ткани, которые Дженни хотела увидеть своими глазами, прежде чем рекомендовать клиентам. Многие модельеры уже начали работать над новыми коллекциями и все чаще обращались к ней за советом – в том числе и по почте, поэтому письма приходили Дженни не только в офис, но и на домашний адрес. И вот среди множества конвертов она вдруг наткнулась на письмо на имя Билла. Машинально Дженни бросила взгляд на обратный адрес: Вайоминг. Должно быть, ему снова писали из того прихода, где срочно требовался священник.

Чувствуя себя немного виноватой, она вскрыла конверт.

Билла снова просили, нет – умоляли занять должность приходского священника. Местной общине так и не удалось найти пастора, и староста надеялся, что Билл передумает и согласится перебраться в Вайоминг. Дженни прочла письмо от первой до последней строчки и почувствовала, как сердце у нее упало. Письмо производило очень приятное впечатление, условия, которые в нем предлагались, выглядели соблазнительно, но главное заключалось в том, что Билл никак не мог подыскать себе место ни в Нью-Йорке, ни в его окрестностях. С каждым днем он все очевиднее падал духом и даже пару раз заговаривал о возвращении в отцовскую фирму. Билл считал, что не может и не должен слишком долго сидеть без работы, а похоже было, что именно к этому идет дело. Ни в самом городе, ни в его ближних и дальних пригородах просто не было церквей, которые нуждались бы в молодом священнике. Постоянные вакансии были заполнены, и единственное, на что Билл мог рассчитывать, это на работу капеллана или заменяющего священника, который служит только во время болезни или отъезда штатных священнослужителей. Его это, разумеется, не устраивало или устраивало только как временная мера, однако никаких иных возможностей он не видел. Да, пока Билл продолжал свои поиски, Дженни могла спокойно работать и не задумываться о необходимости куда-то переезжать, но что будет, если он так ничего и не найдет?