Текст книги "Вигнолийский замок"

Глава 3

Я научился делать птиц и насекомых, но крупные животные пока не получались. Вот уже месяц в свободное время я безуспешно бился над созданием небольшой собаки. У меня выходил лишь нежизнеспособный уродец, и дядюшка Вилли смеялся надо мной своим противным скрипучим смехом. Сегодня этот смех долго шелестел в ушах и стучал в мою голову.

Я вышел от весельчака Вилли, поднялся по узким серым ступеням, миновал вечно неподвижного дядюшкиного стражника и оказался во внутреннем дворе замка. Здесь кипела жизнь. Один из моих крестьян упустил живого гуся, которого тащил на кухню, и теперь пытался вместе с сыном поймать его. Смышленый мальчик лет семи старательно обходил большую клумбу, покрытую ростками цветов. Эта клумба занимала самое почетное, центральное, место во дворе замка и принадлежала моей ключнице Веронике. Костоправ Цимес о чем-то болтал с одним из солдат гарнизона. Цимес никогда не снимал кожаный фартук и был похож на кузнеца. Сам же кузнец почему-то ругал тощего подмастерье, грозно размахивая большими щипцами.

– Ты его хочешь убить этой штукой? – я остановился рядом с покрытым копотью плечом Мика.

– Доброго вечера, господин барон! – кузнец коротко поклонился. – Не собираюсь я его убивать, а просто хочу дать ему пинка под зад и отправить побираться к чертовой матери. Он не на что больше не способен! В горне почти погас огонь, в то время как этот стервец занимался черт знает чем!

Подмастерье смотрел в землю. На вид ему было лет четырнадцать. Из всей его неказистой щуплой внешности оттопыренные уши привлекали к себе наибольшее внимание.

– А что же он? Заснул? – спросил я. – Не выспался?

– Да куда там, дрых как сурок всю ночь, – горячо отверг мои предположения кузнец. – Я же помню ваш приказ о семичасовом сне для челяди. Он просто лентяй! Ему было лень поднять свой зад и проверить горн!

– Так ты лентяй? Это так? – я ожидал ответа, но подмастерье молчал. – Ну что ж, Мик, он исправится, полагаю. А если нет, то его ждет судьба Жульена из соседней деревни. Вряд ли он такое себе желает.

Подросток поднял голову и посмотрел на меня, не решаясь задать вопрос.

– Хочешь знать, что случилось с Жульеном? Так он тоже был ленивый, как ты. Его отовсюду выгоняли, и в конце концов он занялся разбоем с другими такими же. Повеселился месяц другой, пока кое-кто его не поймал и не повесил на большом дереве. Постой… а кто же его поймал-то? А, вспомнил. Я это был! – я хлопнул подмастерье по плечу. – Исправляйся давай! А ты, Мик, погоди, не выгоняй его. Кажется мне, он начнет стараться.

– Как угодно, господин барон. Я с ним уже измучился. В глазах кузнеца темнела безнадежность, а во взоре подмастерья, наоборот, сверкал страх.

Сбежавший гусь сумел закрепиться посередине клумбы, и никто: ни крестьянин, ни его сын не решались топтать цветы ключницы. Они бегали вокруг, размахивали руками и с опаской озирались на меня. Мне казалось удивительным: эти-то чего меня боятся? Я им, в отличие от соседей-баронов, ничего плохого не делал: не травил их посевы лошадьми, не жег дома, не похищал молодых девиц. Наоборот, я постарался донести до каждого свои требования и дал понять, что сверх того от них ничего не хочу.

– Арт! Арт! – раздался знакомый баритон.

Я обернулся и, конечно, увидел Никера, спешащего ко мне. Певец посеял где-то свою любимую шапку с пером, и теперь его длинная коричневая шевелюра трепалась на бегу, как камыши в бурю.

– Арт! Ну, все, теперь у нас настоящие проблемы! – Никер начал говорить, только когда приблизился, чтобы никто не слышал. – Похоже, война.

Я кивнул на большую полукруглую дверь, и мы направились в главный зал.

– Какая война? С кем? – звук моих шагов утопал в ковре, наброшенном на широкую лестницу.

– С нами! С кем же еще? Барон Праст. Он уже собирает рыцарей и ополчение!

Я не отвечал, пока не уселся в свое кресло, украшенное короной. Никер остановился рядом, у разложенной на столике карты.

– А чего это он? Пронюхал что-то о наших планах?

Я недолюбливал Праста. Мерзкий тип, скупердяй и задира, он почему-то считал себя выше меня и при случае всегда хвастался, что может стереть с лица земли мой замок. Вроде как шутил, но адекватный человек на эту тему шутить не станет. Я хотел при случае укоротить ему язык, но, принимая во внимание буксующий ход наших военных приготовлений, этот случай представился бы примерно через полгода, не раньше.

– Нет, Арт. Вчера Антуан убил его брата. Я только сейчас узнал.

Мои руки снова легли на карту и принялись двигаться, будто измеряя расстояние от нашего замка до замка Праста. Антуан – наш десятник, многообещающий и честолюбивый молодой повеса. Я при первой же встрече сказал ему, что он далеко пойдет, если научится справляться со своим гневом.

– Где он?

– Праст? – Никер выдернул другое кресло из-под стола и тяжело плюхнулся на сиденье.

– Антуан.

– У Праста. Его схватили. Наш человек только сейчас передал весточку.

Когда я приобрел замок Лиго и прилегающие земли, то первым делом позаботился о том, чтобы заиметь союзников в стане соседей и самого графа. Это обошлось в круглую сумму, но дело того стоило.

– Антуан жив?

– Был жив с утра. А как сейчас – неизвестно.

Никер не знал всех подробностей стычки. Вроде бы она произошла в фоссанском трактире. Антуан взял выходной и гулял с приятелем и девицами, а брат Праста напивался с веселой компанией. Что-то они не поделили, в результате – три трупа, включая друга Антуана. Праст сразу же заявил, что дело было подстроено, и что я специально послал своего убийцу за головой его брата. Это выглядело скверно. Другие бароны ко мне относились не очень и вполне могли встать на сторону Праста.

– Задействуй всех, узнай, что произошло, что там с Антуаном и как готовится барон.

– И Розу?

– Да. Если она захочет денег – дай, но возьми расписку.

Розалинда – дальняя родственница жены Праста и заодно его бывшая любовница. Я специально просил Никера применить к ней свое обаяние, и поэт преуспел.

– Арт, может, нам все-таки сдать назад? Не закладывать такие крутые виражи? Этот Праст – лишь начало. Если отобьемся, то за ним будут другие. Получится, как с храмовниками, – Никер беспокойно заглянул мне в глаза.

– Ты что-то предлагаешь? – Мне сейчас не хотелось спорить, я обдумывал сложившуюся ситуацию и взвешивал военную мощь обеих сторон.

– Арт, – Никер воодушевился моим вопросом, – но почему бы нам не стать как все? Мы же выделяемся среди всех соседей, как одинокое дерево в кустарнике. Вот зачем ты переманиваешь крестьян? Ты обещаешь им лучшую долю, защиту, они идут к нам, а соседи скрипят зубами. А что ты сделал с мастеровыми? Половина из них или уже живет в замке, или собирается сюда переехать. А жрецы? Ты бы хоть не насмехался над ними. Ладно над теми, кто берет наши деньги, еще можно, но над другими зачем? Мы испытываем терпение этих людей, к тому же ты не ходишь в храм. А твои договора? К чему заключать договора со всеми подряд? Ты ведь знаешь, что написано в Тойрре? Что Сатана любит договора! Тебя из-за всего этого подозревают. Даже открыто говорят, что вот у нас завелся прислужник Сатаны, а может быть, и сам Искуситель, собственной персоной.

– Не могу, – сказал я.

– Что не можешь? – Никер удивленно таращил свои голубые глаза.

– Не могу последовать этим советам и залечь на дно. Я понимаю, что ты прав, твои доводы разумны… Но у нас в руках такой шанс, что им нужно воспользоваться как можно скорее. Может, я всегда о нем мечтал. Мы уже несколько раз говорили об этом. Мне не нравилось то, что меня окружает, и хотелось все переделать, встряхнуть хотя бы. Что я мог раньше? Только ждать удачу. И вот она пришла. Что же я буду затягивать наше дело? Хотя есть и другие причины, о которых я пока не могу рассказать.

Никер нахмурился, но едва заметно кивнул.

– А жрецы-то тут при чем, Арт? Зачем ты над ними издеваешься? Вот честно скажи.

Я вздохнул.

– Я не издеваюсь, а изо всех сил сдерживаюсь. Когда вижу их рожи и ту серьезность, с которой они впаривают всякую ахинею… Надо бы с этим полностью смириться, конечно, но пока не могу. Вот просто не могу и все. У всех свои недостатки.

Никер ссутулился.

– А ведь мы могли так хорошо устроиться, Арт… Девицы, развлечения, праздники до упаду…

– Лучше собери гарнизон. Назначь сбор через два часа. А я пока обговорю с дядюшкой Вилли насущные задачи по обороне замка. Нам нужна помощь, но такая, чтобы никто не узнал о существовании дядюшки… иначе нам действительно кранты.

Глава 4

Барон Праст не стал ждать милостей от фортуны, а просто послал людей жечь мои деревни. Как только мне сообщили о дыме, взметнувшемся над северными холмами, я сразу понял, что дело нечисто.

Мы выехали тремя отрядами. Первый вел я, второй – десятник Рупрехт, крепкий старикан, который несколько месяцев назад согласился работать на меня потому, что я помог вылечить его дочь, а третий отряд состоял из мага, двух солдат и толстого трехметрового гориллоподобного голема. Белобородый и представительный Туссеан делал вид, что управляет этим закованным в сталь чудовищем, но на самом деле до жути его боялся. Маг бы с удовольствием остался в замке, но положение обязывало: владыка голема должен быть при своем слуге. Если бы барон Праст знал, кто на самом деле управляет моими големами, то вряд ли бесстрашно полез на рожон.

Я придержал моих людей и позволил двум другим отрядам зайти с разных сторон. По задумке, мы должны были встретиться в деревне, но план скомкался. Поджигатели почуяли погоню, рванулись и… выбрали самый плохой путь, выйдя прямо на голема. Мне потом рассказали и про тела, падающие в пыль, и про пробитые доспехи, и даже про другого голема в виде медведя, который защищал неприятеля. Только наше создание оказалось мощнее. Оно чуть не загубило вторую часть моего плана – взятие пленных, чтобы обменять их на Антуана. Из пятерых поджигателей выжил лишь один, но зато какой!

Эта девица раньше всех поняла, куда дует ветер, и помчалась прочь, бросив спутников и даже свое медвежьеподобное творение. Но, увы, все дороги оказались перекрыты. Лихая магичка выкатилась прямо на мой отряд. Я когда увидел ее, одетую в стильную черную куртку, украшенную знаком магического ордена Искателей, и брюки для верховой езды, сразу же подумал, что с этой герлой у нас будут проблемы.

Магичка стушевалась, когда вырулила из-за кустов и оказалась перед нами. Она остановилась, попятила коня, но я погрозил ей пальцем и указал на арбалеты в руках моих спутников:

– Слезай, дорогуша. Ты приехала.

Она подумала пару секунд, поджала губы и подчинилась. Ее волосы были настолько черны, что казались блестящими, а карие глаза грозно сверкали. Она вся будто бы переливалась бликами, которые с жемчуга на куртке прыгали на волосы и глаза.

– Нам досталась настоящая красотка, – Никер в красотках разбирался и произнес эту фразу вполне буднично.

– Надо думать, что это ценный товар и обмен состоится, – я мысленно подсчитывал цену одежды и лошади нашей пленницы, чтобы понять, какой статус она занимает при дворе Праста. Выходило, что статус высок. – Сдавай хилу!

Мои последние слова обращались к девице, и та волей-неволей сняла маленький черный мешочек с груди и отдала мне его. Хила – основа этого мира, продукт пришельцев, позволяющий создавать живые и полуживые существа. Даже многие церковники включили хилу в свои священные тексты и признали богоугодным веществом. Получилось, что маги делятся на две категории: настоящие маги, умеющие обращаться с хилой, и все остальные, включая ведьм, подлежащих сожжению.

Из-за поворота выскочила еще одна лошадь, к шее которой прижимался Инкар, солдат моего гарнизона. Увидев меня, он выпрямился и доложил об уничтожении основного отряда поджигателей.

– А вы и есть знаменитый барон Арт? – магичка выслушала наш диалог с Инкаром и посмотрела на меня слегка прищуренными глазами, явно заигрывая со мной.

– Да, – отрезал я. – Оружие есть? Сдавай!

– Вас легко узнать, – девица протянула Никеру длинный кинжал с инкрустированной серебром рукоятью. – Вы пренебрегаете приличиями и никого не уважаете. Ходят слухи, что вы – правая рука Сатаны, но что-то я пока не вижу в вас ничего демонического.

– Если вы встретите Сатану, то вряд ли заметите в нем нечто демоническое, – хмыкнул Никер. – Скорее всего, он будет выглядеть как обычный человек. Как я, например. Или как Арт.

– Неужели? – магичка заинтересованно изучала меня.

– Сколько вас было? Кто-нибудь сумел сбежать? – я принялся забрасывать ее вопросами.

– Ваш голем-переросток порвал моего мишку, – моя деловитость задела девицу, явно привыкшую к иному обращению. – И остальных тоже. Но мишку мне жалко. Я потратила на него уйму хилы и еще пыталась обучить кое-каким трюкам. Ваш маг, пожалуй, лучше всех, о ком я слышала…

Мне не хотелось уводить разговор в эту сторону, поэтому я устроит форменный допрос, не сходя с места. Магичка отвечала неохотно, иногда с сарказмом и желчью, но все равно многое удалось узнать. Она служила вовсе не Прасту, а пронырливому и беспринципному виконту Листу, претендующему на графский титул. Вчера эти два мерзавца заключили договор о дружбе против меня. Расклад оказался хуже, чем мне думалось сначала.

– Вот что, дорогуша, – я старался скрыть досаду, и, наверное, мой голос звучал отстраненно, – мы с тобой договоримся так. Ты посидишь у меня в замке, пока не организуется обмен на моего человека. Веди себя тихо и скромно, и все с тобой будет в порядке.

Магичка выглядела удивленной.

– Барон, вы тщательно расспрашивали о Прасте, но даже не узнали мое имя!

– Это пока неважно, – я развернул коня по направлению к дыму. – Твое имя мне нужно не сейчас, а к моменту торга с Прастом. Впрочем, сообщи его Никеру, пусть он будет в курсе.

Глаза магички расширились, а ноздри гневно раздулись. Но что там было с ней дальше, я уже не смотрел, а отправился изучать ущерб от поджогов. Вопреки плохим ожиданиям, он был не очень велик: погибло два крестьянина, сгорело пять домов, сдохло три лошади и шесть коров. Кроме того, бандиты уничтожили разметку для новой дороги с водостоками, которую я собирался проложить через всю свою территорию. Но разметка – ерунда, ее нетрудно восстановить.

Ко мне подошел староста деревни, лысеющий мужичок лет тридцати. В отличие от остальных крестьян, одетых в простые холщовые куртки, староста щеголял в настоящем зеленом кафтане. Такую одежду носили значительно южнее, и староста, видимо, выменял или купил кафтан у проезжего путника.

– Каждая семья погорельцев получит компенсацию, – я разговаривал с мужичком не слезая с лошади. – В дополнение я заплачу по три серебряных на переезд на семью. Женщины и дети отправляются в деревни к моему другу Карлу. Оставаться здесь нельзя. Когда будет можно, я пришлю гонца.

Староста простер ко мне мужицкие руки.

– Ваша милость! А поля как же? Нам надобна любая помощь!

Я слегка наклонился:

– Повторяю, женщины и дети уходят. Мужчины – как хотят. Если я завтра увижу тут хоть одного ребенка, пеняй на себя.

Староста замолк и отступил на шаг. Он явно не понимал сути приказа. Только половина крестьянских детей доживала до совершеннолетия. Староста привык к этим смертям и не считал их событиями, выходящими из ряда вон. С его точки зрения, обработка полей была более важным делом, чем предотвращение гипотетических убийств. Но я начхать хотел на то, что он там себе думает. Мне принадлежали четыре деревни, около двухсот дворов в общей сложности. Я собирался их всех эвакуировать к соседу, который всегда поддерживает вооруженный нейтралитет, словно Швейцария.

Я резко обернулся, услышав крик. По деревенской разбитой дороге бежала девчушка в сером платье с несоразмерно длинными рукавами.

– Там! – кричала она, показывая запутанными в рукавах руками куда-то назад. – Оно еще живое! Двигается!

– Что двигается? – недоуменно пробормотал Никер, который успел закончить разговор с магичкой и догнал меня.

Я медленно поехал вперед, а отряд двинулся за мной, будто гуси за вожаком. Девчушка поравнялась с нами и быстро спряталась за нашими спинами.

Вскоре я увидел развороченную деревенскую ограду, сучковатые палки которой топорщились под самыми неожиданными углами. Недалеко отсюда произошла быстротечная битва с участием нашего голема, который сейчас отдыхал, греясь на солнце в тылу моего отряда. За оградой виднелись изломанные и разорванные тела поджигателей, но не они привлекли мое внимание.

Вблизи дороги в грязной канаве, заполненной мутной жижей, копошилось какое-то существо. Сперва мне показалось, что это какой-то пьянчуга в грязной коричневой шубе, но, присмотревшись, я понял, что передо мной медведь. Точнее, даже не медведь, а окровавленная часть медведеобразного нечто с одной передней лапой, с одной задней лапой и без головы. Движения существа поражали плавностью и даже какой-то осмысленностью и совсем не были похожи на предсмертные конвульсии.

Я обернулся и поискал глазами магичку. Она смиренно сидела на лошади под присмотром двух солдат.

– Это твое? – я показал рукой на канаву.

Магичка подъехала поближе, стараясь не смотреть туда.

– Да. Это то, что осталось от моего мишки.

– А куда ты спрятала энцеф? В живот, что ли?

– В грудь, господин барон. Поближе к сердцу, – девица слегка улыбнулась. Ее зубы сверкнули белизной.

Любой голем состоит из двух отдельно изготавливаемых частей: энцефа, который можно назвать мозгом, и всего остального. Обычно считается, что самая трудная задача для мага – создание качественного энцефа, способного управлять телом и правильно реагировать на изменение обстановки. Маги стремятся предохранить энцеф от повреждений и для этого прибегают к различным методам, в том числе прячут его в глубине тела голема.

– Уничтожить, – я повернулся к Рупрехту и кивнул на канаву.

Десятник слез с лошади, вытащил меч из ножен и несколько раз воткнул его в грудь поверженного голема. Когда Рупрехт замахивался, седеющая борода выглядывала из-под шлема. После пятого-шестого удара голем затих.

– Зачем же? – в голосе магички мелькнула злость. – Я могла бы достать энцеф. Он бы еще пригодился.

Я не стал отвечать, а развернул лошадь по направлению к замку. Вероятно, это доконало девицу.

– Барон! – завопила она мне в спину. – Вы самый грубый и невоспитанный невежда из всех, кого я знаю! Пусть я у вас в плену, но как вы смеете так обращаться со мной?! Я – младший магистр гильдии Искателей! В моих жилах течет кровь графов! Я не знаю, кто вы и откуда, о вас ходят разные слухи, но я требую соответствующего обращения, приличествующего моему статусу!

Я изумленно обернулся. Прежде бледные щеки магички раскраснелись, глаза метали молнии. Положительно, гнев пошел на пользу ее красоте.

– Дорогуша, – я начал вполне примирительно, – не нужно волноваться. Что случилось? Разве с тобой плохо обращаются? Тебя кто-нибудь обидел? Я гарантирую, что если ты будешь вести себя, как подобает пленнице, то с твоей головы не упадет даже волос. Ты под моей опекой до самого обмена.

– Я не дорогуша, – алые губы изогнулись, издав что-то вроде шипения. – Я – Виолетта из рода Иштеров. И я привыкла к тому, что мужчины оказывают мне любезности. Интересуются моим именем, не грубят и не поворачиваются спиной, когда я с ними говорю!

Дамские истерики мне были совсем уж ни к чему, и я пожал плечами:

– Хорошо, пусть будет Виолетта. Только успокойся. Никер, займись, пожалуйста, дамочкой. Она расстроена.

– Дамочкой?! – взревела девица.

– Я – Никер из рода Кустерпсов. Третий сын виконта. Миледи, заверяю вас, вы в надежных руках, в полной безопасности…

Голос поэта звучал успокаивающе, и я поехал к замку, стараясь не прислушиваться к крикам за моей спиной. Это была еще одна странность местного общества, которая не укладывалась у меня в голове. Если человека не убили, а взяли в плен, то он, с моей точки зрения, должен вести себя тихо, спокойно ждать обмен или выкуп и радоваться тому, что выжил. Зачем скандалить и качать какие-то права, которых, кстати сказать, у пленного вовсе нет? Я ведь могу сделать с пленником все, что угодно, даже казнить, и никто мне ни слова не скажет. Однако, исходя из моего предыдущего опыта и рассказов Никера, родовитый пленник будет непременно скандалить, если что не так. Например, если он приговорен к казни, то станет требовать, чтобы его казнили непременно через отрубание головы и никак иначе. Причем в момент казни к нему надо обращаться строго по титулу. Я так и вижу эту картину: вот стоит человек перед лицом палача, готовится проститься с жизнью, а сам бдительно следит за тем, как к нему обращаются, вместо того чтобы напоследок подумать о чем-то значительном, подытожить как-то свой путь. Мне трудно привыкнуть к формальностям, которые я считаю неважными и нелепыми. Да и привыкать к ним не особенно хочется.