Текст книги "Орел и Ворон. Смута"

Глава 4

 
Предаемся вину и танцам,
Убиваем, сжигаем мосты.
Но что ты скажешь посланцу,
Находясь у последней черты?
 

– Дорогой, просыпайся.

Нос приятно защекотал аромат туберозы. Улыбаясь, я открыл глаза.

Черные как смоль кудри, небрежно спадающие на плечи, глаза цвета липового меда, чуть пухлые губы. Эта девушка – настоящее воплощение мечты…

– Ты так всю жизнь проспишь!

Пальчики возлюбленной скользнули по шрамам на моих руках, щекоча кожу и заставляя сердце чаще биться. Пару мгновений я стоически терпел эти сладкие пытки, после чего ринулся в истинно кавалерийскую атаку, накрыв женские губы поцелуем.

– Не просплю! Ты не дашь…

Спустя некоторое время, наконец-то вырвавшись из моих объятий, красотка с мраморной кожей подарила мне ехидную и одновременно с тем чарующую улыбку:

– Себастьян, в следующий раз я буду будить тебя на безопасном расстоянии!

– Не думаю, что у тебя это получится.

Я попытался вновь привлечь девушку к себе, но дочь ганноверского торговца, Виктория Айхен, гибко изогнулась, избегая моей руки, и тут же подразнила высунутым языком, с победной миной на лице!

Ну-ну…

Комната, в которой я проснулся, также очаровательна, как и сама наследница торгового дома. Светлые стены, большие окна и огромная кровать с мягкой периной. Благодать!

Благодать, увы, не моего дома… Видимо, эта мысль отразилась у меня на лице в тот момент, когда я встал с постели и принялся энергично собираться.

– Опять уедешь? – Девушка огорченно надула губы.

– Да. Через два дня сбор. Не волнуйся, это не война, меня пригласили телохранителем в Англию. Даже коня оставлю у тебя – конечно, если ты не против.

– Не против, но зачем тебе туда?

– Я не принадлежу себе. Служба.

Ответил я с легким вздохом человека, все еще не нашедшего собственный угол…

– Ты наемник, фон Ронин! Ты больше нас всех принадлежишь себе!

– И кто тогда будет привозить тебе душистую воду из Граса?

– Спасибо, конечно, но я вполне обойдусь без французских подарков, если буду видеть тебя чаще. Так зачем ты туда едешь?

– Охранять одного из лордов. Совсем недавно некий мистер Фокс чуть не устроил большой взрыв в их парламенте. Не знаю как, но ему сумели помешать… Что взять с католических фанатиков?

Я действительно не знаю всех подробностей и думаю, что мой наниматель знает не больше моего. Доподлинно известно лишь то, что Гай Фокс хотел взорвать Якова вместе с лордами – прямо во время заседания парламента! Думал, это может что-то изменить… Рисковый малый.

Рисковый и глупый.

– Вот местные сеньоры и забеспокоились о своей безопасности. Работа плевая. Привезу тебе еще что-нибудь интересное, и отпразднуем это. Да?

– Звучит заманчиво… Но не лучше ли тебе просто остаться?

– Увы, я уже заключил контракт и взял задаток.

– Но ты можешь все бросить!

– Хорошо, – я глубоко вздохнул, – но на что мы будем жить?

– Моему отцу нужен торговый партнер. А ты хоть и невесть какой, но дворянин, Себастьян! Отец в ноги тебе упадет, если ты предложишь ему брак с его непутевой дочерью! Да тебе даже работать не придется.

После короткой паузы Виктория продолжила:

– С другой стороны, твой отец ведь тоже вел торговые дела, для тебя все это не ново! С твоим умом ты очень быстро во всем разберешься.

Тут она вновь обезоруживающе улыбнулась – ничего не скажешь, звучит все и выглядит крайне соблазнительно!

Причем во всех смыслах…

– Ты уже все продумала? – Я схватил девушку за ногу, потянув ее к себе.

– Конечно! Хоть кто-то из нас ведь должен же задумываться о будущем!

Я мягко улыбнулся в ответ, привлекая возлюбленную к себе, как та вдруг резко резанула ладонью по воздуху:

– А потом я его мечом! Он даже вскрикнуть не успел!

Голос Виктории разительно изменился и огрубел, и, к моему вящему ужасу, этот огрубевший голос я узнал… Сердце забилось часто-часто, я протянул к девушке руку, пытаясь обнять, прижать к себе!

Но прекрасный сон уже окончательно померк, забрав с собой и красавицу из Ганновера…

– Вот это схватка, Тапани! А не то, что ты рассказываешь!

Голос Лермонта буквально гремит в вечерних сумерках, не оставляя шансов поспать окружающим. Раздраженный и даже немного обиженный на шотландца, я наконец-то открыл глаза и глубоко вздохнул.

Лучше бы это вечернее поле оказалось сном…

– Ну и здоров же ты спать, командир!

Громогласный горец хохотнул и подбросил сухих веток в костер.

– Как ваш офицер, Джок, на отдыхе я могу делать что хочу. Захочу – и просплю целый день!

Это, конечно, ложь – подчиненные без командира могут что-нибудь да учудить… Но раздражение на Лермонта никак не удается подавить.

– Не горячись, фон Ронин, – горец примирительно поднял руки, – это просто способ начать светскую беседу между двумя дворянами.

– Очень по-светски!

Я пусть и невесело, но все же улыбнулся. А вот мой заместитель неожиданно посерьезнел – так, будто все время до того ломал комедию.

– Да… Хотел добавить, что, пока ты спал, в лагере начали происходить вещи, о которых тебе стоит знать.

– Не томи, Лермонт!

Сонливость как рукой сняло.

– Ландскнехты бурлят, как котел с солдатской похлебкой. До открытого бунта дело пока не дошло, но голоса тех, кто требует выплат прямо сейчас, множатся, а некоторые и вовсе предлагают снять осаду и вернуться домой, забрав все, что нам причитается, с простых жителей Московии, раз нам не могут заплатить. И эти призывы никто не осуждает – наоборот, к ним внимательно прислушиваются… Впрочем, большинство все еще надеется на добычу в Твери, а некоторые и на обещанное русским царем золото.

Вслед за шотландцем слово незамедлительно взял финн.

– Увы, командир, бродит не только пехота… Мои соотечественники поддерживают германцев и шведов. В конце концов, мы люди Карла, но воюем на чужой земле. При этом Шуйский действительно не торопится выдавать жалованье… Наемники еще могут забыть о золотых, если идут с победами и рассчитывают на богатую добычу во взятых городах – так и было до последнего штурма… Но поражение и большие потери все изменили. А французские рейтары и вовсе были на грани бунта сразу после схватки с крылатыми гусарами!

После короткой паузы финн с тяжелым вздохом продолжил, посмотрев мне прямо в глаза:

– На меня можешь положиться, Себастьян, Тапани Йоло с тобой до конца. Но если в ближайшее время не придет жалованье и мы не возьмем Тверь, наемники взбунтуются.

Все замолчали, и молчание это показалось мне особенно продолжительным и тяжелым. Переваривая все услышанное, я невольно засмотрелся на искры, поднимающиеся от трескучего огня к небу, пронзая сгущающиеся сумерки…

– И наш эскадрон?

Я наконец-то набрался мужества задать самый острый вопрос.

Финн философски пожал плечами, одновременно с тем отпив из фляги, после чего ответил все же более оптимистично, чем я на то рассчитывал:

– Рейтары уважают тебя, командир. Они верят тебе и готовы идти за тобой, даже если сейчас нам никто не заплатит… Впрочем, я уверен, что ты выбьешь для нас каждый причитающийся нам золотой! А если надо, мы тебе поможем и словом и делом!

Тапани красноречиво взялся за рукоять рейтшверта, и Джок согласно закивал головой:

– На меня, Себастьян, ты можешь рассчитывать, даже если царь московитов больше не даст нам ни единого сольдо! Я свое возьму с тел убитых врагов! Что же касается эскадрона… Многие всадники понимают, что пусть честь наемника субстанция эфемерная, зато его репутация – это наше все! Это путь к новым заказам и новым мешкам с золотом! Кто наймет тех, кто бросает нанимателя и уходит?

Я благодарно улыбнулся действительно верным друзьям, после чего вновь уставился в костер, размышляя о насущных проблемах.

– Ты все равно не сможешь остановить бунтующую массу… И Делагарди тебе с этим не помочь.

Я только покачал головой:

– А кто сказал, что меня это вообще волнует?

– Да у тебя все на лице написано!

Соратники ответили в унисон, вновь заставив меня невольно улыбнуться.

Немного помолчав, я со вздохом откинулся на свой тюфяк:

– Спасибо, друзья, ваша преданность делает вам честь и радует мое сердце. Что же касается остального… Как там московиты говорят – будет день, будет и пища, верно?

Ну, молчание – это знак согласия… Но молчание неожиданно прервал Джок:

– Совсем забыл сказать: Христиер сцепился с Якобом!

Резко сев, я удивленно присвистнул:

– Ничего себе…

Впрочем, если подумать, ничего удивительного в конфликте командиров нет. Правая рука Делагарди изначально предлагал генералу отправиться с Шуйским, не задерживаясь под стенами Твери…

– Продолжай!

Лермонт развел руками:

– А подробностей нет. Часовые судачили, что Христиер больше часа бранился в шатре с генералом. Наверняка вновь убеждал отправиться на соединение с Скопиным-Шуйским.

– Но как уже было сказано, командир у нас один. И Зомме отступил, – добавил финн. – Так что второму штурму наверняка быть! Интересно только, в каком качестве будем действовать мы? Надеюсь, что большинству рейтаров все же не придется лазать по лестницам…

Сумерки окончательно уступили ночной тьме. И искры, поднимаясь вверх, на мгновение превращаются в звезды, чтобы мгновение спустя окончательно потухнуть…

Неожиданно для всех ночь пронзил сигнал офицерского сбора.

Якоб вновь собирает командиров в свой шатер. Не иначе вновь будем обсуждать теперь уже второй штурм…

У шатра толпится народ, отовсюду слышатся недовольные голоса. Увязавшийся за мной Джок успел рассказать, что германцев сильно потрепали во время штурма. И «сильно» – это мягко сказано. Из двух эскадронов моих соотечественников теперь можно смело составить один… В плен мятежники не взяли ни одного наемника.

Мне дружелюбно кивнул английский капитан, а спустя пару секунд я увидел рыжего здоровяка-доппельзольднера с замотанной головой. Тот также поприветствовал меня, хотя взгляд мечника остался при этом каким-то равнодушным.

Надо же! Выжил… А ведь его люди первыми шли на стены. Везуч!

Вскоре поредевших числом офицеров пригласили в генеральский шатер. Встречающий нас Делагарди показался мне осунувшимся, под глазами его залегли черные тени. Но начал он довольно бодро и резко, отметая любые домыслы о том, что командира сломал неудачный штурм.

– Господа!!!

Всякие разговоры вполголоса мгновенно стихли.

– Неудача прошедшего дня ничего не значит. Завтра мы продолжим штурм!

В ответ на слова шведа по шатру разнесся недовольный гул. Вперед выдвинулся командир германских рейтаров.

– Генерал, – он обвел собравшихся офицеров взглядом, – мы понесли большие потери! Моим рейтарам не заплатили! А вы собираетесь отправить нас на второй штурм?

Якоб недобро сверкнул глазами.

– Именно так, господа. Вы все заключали соглашение!

Офицер мечников – если память мне не изменяет, в прошлый раз он представился мне Рамоном – вышел вперед вслед за рейтаром:

– Соглашение предполагает, что нам платят реальным золотом или серебром, а не пустыми обещаниями.

Пехотинцы за спиной доппельзольднера одобрительно зашумели, а глаза генерала потемнели от гнева.

– Вы все забыли, как кричали, требуя штурма, стоя на этом же самом месте?! Вы забыли, что ВАША добыча все еще в руках поляков и прочих мятежников?! Или хотите получать плату, не сражаясь с врагом?!

Ответом генералу стало мрачное молчание, и тогда, чуть успокоившись, он коротко закончил:

– Деньги в пути.

Германский рейтар демонстративно сложил руки на груди.

– При всем уважении, командир, но будут деньги – будет и штурм.

Эти слова офицеры встретили явно одобрительным гулом, но на этот раз Делагарди даже в лице не изменился и ответил совершенно спокойно:

– Завтра к вечеру деньги будут, господа. Но те, кто желает получить плату, сейчас же отправятся к своим людям. Подъем перед рассветом, строимся с первыми лучами солнца. Оружие должно быть почищено, запас пороха и пуль обновлен. Рейтары, – тут Якоб все же нахмурился, смотря прямо в глаза германца, – пойдут на стены в числе первых! Все, а не только добровольцы!!! Ваши шлемы и кирасы отлично защитят от стрел и вражеских клинков, а пистоли заметно эффективнее проявят себя в ближнем бою, чем когда вы пытаетесь попасть из-под стены в узкие бойницы… Кто же откажется от штурма, тот, по моему разумению, отказывается и от соглашения. Следовательно, его долю выплат получат соратники, участвующие в бою.

Гробовое молчание вновь было ответом генералу, но в этот раз никто не посмел перечить Делагарди. Даже германец смущенно отступил к остальным офицерам.

Н-да, стоит признать, что Якобу удалось всех подловить…

Интересно только, как он будет выкручиваться, если деньги все же не придут?!

Впрочем, в случае успеха, занятые грабежом и красавицами-московитками наемники вряд ли вспомнят про плату…

Проснулся я задолго до рассвета, желая успеть приготовиться прежде, чем придется проверять подчиненных… Начал с проверки пистолей. После чистки замков и зарядки два из них спрятал в поясные чехлы, решив не рисковать отцовским: голенище сапога не самое надежное для него пристанище, может зацепиться за перекладины и выпасть еще на лестнице… Под левую руку вложил пистоль «для рукопашного боя» – его рукоять заканчивается тяжелым шарообразным навершием-яблоком, окованным железом. Собственно, с шаром на рукоятке его было удобнее выхватывать из седельной кобуры. Но в ближней схватке? за отсутствием иного оружия, по непокрытой шлемом голове этот шар прилетит не хуже дубины! Рейтшверт я тоже убрал, заменив кацбальгером. Короткий «кошкодер» в пешей схватке, да в узком пространстве, ограниченном шириной боевого яруса русской стены, подойдет куда лучше длинного рейтарского меча…

В голове некстати всплыли картины прошлого штурма, заставив сжать зубы от страха и злости. Как же не хочется лететь со стены вниз!

Уж лучше честная (и быстрая, когда не успеваешь даже ничего понять!) солдатская смерть от клинка или пули…

А стал бы торговцем – не пришлось бы идти ни на какие штурмы. И деньги бы были. Может быть, даже большие, чем здесь. Хотя почему «может»?!

Я невесело улыбнулся своим мыслям – чего теперь душу бередить?!

Как и приказал генерал, с первыми лучами солнца наемники построились перед крепостными стенами Твери – понятное дело, на почтительном расстоянии мушкетного выстрела!

Делагарди выехал вперед ровных шеренг пикинеров и мушкетеров и несколько картинно вскинул руку. В ответ забили барабаны, и практически сразу грохнули батареи, открыв огонь по боевому поясу русской крепости, круша бревна и перемалывая мятежников! Впрочем, если их командир не дурак, он дождется, когда мы пойдем на штурм, и только тогда отправит воинов на стену, а пока там находятся лишь редкие наблюдатели… Молчат и орудия врага. Вопрос только в том – их все вчера подавили? Или поумневшие поляки также убрали пушки до поры? А когда мы подойдем поближе, с выдвинутых вперед башен противник откроет вдоль стен губительный огонь картечи?!

Вопросы, одни вопросы…

Батареи оглушительно гремят десяток-другой минут, пока их окончательно не затянули облака густого, непроглядного порохового дыма. Так и угореть можно… Некоторые рейтары с надеждой поглядывают на ворота, но совершенно напрасно. Мятежники наверняка заложили их камнем и землей, а относительно слабые деревянные створки закрывают от ядр внушительной толщины бревна подъемного моста… Ну и, наконец, главное – даже если бы ворота удалось снести, то что помешало бы полякам подтянуть к ним своих стрелков и пару уцелевших орудий? Хватило бы и одного, плюнувшего картечь прямо в лица атакующих… Подобный прием наверняка бы остудил наступательный порыв наемников!

Так что лучше уж на стены…

Вновь загремели барабаны, и ко рву спешно побежали пикинеры с фашинами. Число проломов в боевом поясе тверской стены увеличилось, удвоилось и число штурмовых лестниц. На мой эскадрон выделили аж три штуки…

– Рейтары, напоминаю еще раз! Первый отряд ведем я и Джок Лермонт, мы сразу поднимаемся по лестницам! Остальные под началом Тапани Йоло прикрывают нас огнем пистолей – и вы уж постарайтесь не расходовать пули впустую!

Солдаты грянули сочным хохотом, снимая напряжение перед скорой битвой, а «Степан», встретившись со мной глазами, вновь благодарно кивнул. Финн считает, что я подарил ему лишний шанс выжить, – что же, так на самом деле и есть. Вот только на деле одному лишь Господу Богу известно, кому пережить этот бой, а кому нет…

Моя же задача – не гадать о будущем, а вести людей.

В третий раз ударили барабаны – сигнал для рейтаров, возглавляющих сегодня штурмовые колонны. Что же, зерно истины в этом решении действительно есть – раз уж Делагарди решил во что бы то ни стало взять Тверь, наши доспехи и пистоли дают нам огромное преимущество над прочими наемниками.

Но как же страшно…

– За мной, вперед!!!

…До участка рва, закиданного фашинами, я добежал, словно в тумане. Наверное, именно потому, что бежал изо всех сил, помогая тащить лестницу и все время ожидая «своей» пули или стрелы. Уже замерев над самой кромкой рва, с опаской кинул взгляд на башни, прикрывающие участок атакованной нами стены с обеих сторон, но пока молчат.

Хоть бы пронесло…

– Вперед, вперед!!!

Первым бросаюсь к лестнице, увлекая рейтаров личным примером, заведенный страхом так, что за спиной словно выросли крылья! Дерево на едва обструганных перекладинах царапает ладони, но я не обращаю на это внимания, не отрывая взгляда от обломанных краев бреши…

Когда я миновал уже половину подъема, сверху показались мятежники – кто с мушкетом, кто с луком, а кто и с бревном, желая скинуть его на мою голову! Но тут же снизу грянул залп стрелков Тапани, и я продолжил стремительный подъем, проворно карабкаясь по лестнице, словно африканская обезьянка.

По крайней мере, мне так кажется…

…Мне осталось всего три перекладины, чтобы подтянуться к пролому, и я всего на мгновение замер, ощущая, как гулко и часто бьется сердце в груди! Как же жутко!!! Но, не позволяя страху сковать тело, я вырвал правой рукой первый из пистолетов и рывком подал тело вперед – будь что будет!

Спустя несколько ударов сердца я показался над краями бреши, и первым, что увидел, оказалась стремительно сверкнувшая сабля, устремившаяся к моей голове…

Удар!!!

Бургиньот оглушительно лязгнул сталью, но выдержал встречу с вражеским клином! Я спасся, вовремя вжав голову в плечи и инстинктивно подавшись вниз, тем самым подставив шлем под заточенную сталь… И тут же вскинул руку с пистолем и надавил на спуск, целя в живот чубатого казака, вновь замахнувшегося для удара! Грохнул выстрел, и практически сразу за ним последовал вскрик боли! Не мешкая ни секунды, я тут же нырнул в пороховое облако, буквально запрыгнув на стену…

И врезался плечом в грудь поляка, шагнувшего навстречу с также занесенной для рубящего удара саблей! Лях отпрянул, после чего вновь попытался вскинуть клинок – без замаха ни турецкие киличи, ни персидские шамширы не рубят! – но с удивлением замер, опустив глаза на кацбальгер, верхней третью вошедший в его живот…

Что же, оброненный при последнем рывке пистоль в обмен на жизнь? Отнюдь не худший расклад. Иначе я мог бы и не успеть так быстро выхватить «кошкодер» из ножен и ранить им противника…

Освободив короткий клинок из тела стремительно оседающего мятежника, я одновременно с тем выхватил второй пистоль. И немедленно выстрелил в спину врага, поднявшего камень над головой поднимающегося по соседней лестнице Лермонта! Несчастный с отчаянным криком полетел к земле, а горец вскочил на стену с обнаженным клейбэгом в руках!

На меня ринулся очередной противник, сжимающий в руках трофейный кацбальгер, но его резкий выпад я сумел отклонить в сторону, от души рубанув по короткому клинку собственным «кошкодером»! А следом в висок мятежника смачно впечаталось «яблоко», венчающее рукоять перехваченного за ствол пистолета… Шотландец также срубил преградившего ему путь ляха, ловко обезоружив его сильным ударом, пришедшимся на лезвие сабли у самой рукояти. И одновременно с тем от третьей лестницы донесся яростный боевой клич финских рейтаров:

– Хаккаа пяялля! Хаккаа пяялля! Хаккаа пяялля!

А вроде все не так и плохо идет?!

Да, я мог так думать, пока от обеих полуразрушенных башен, из бойниц, располагающихся над самой землей (в голове само собой всплыло название «подошвенный бой») не грянуло сразу два орудия.

Пока два заряда картечи не хлестнули по скопившимся у стен рейтарам…

Моим рейтарам.

– Себастьян, справа!!!

По ушам больно хлестнул отчаянный крик Лермонта, и я, оцепенело замерший при виде безжизненных тел десятков своих солдат, начал разворачиваться к новой опасности… Но недостаточно быстро.

Приклад мушкета, разряженного крепким поляком с рыжеватого цвета усами в кого-то из рейтаров, с чудовищной силой врезался в мой подбородок! В глазах все померкло…

Я лечу. Тело не касается земли. Но лечу как-то медленно. Вокруг кромешный мрак.

Значит, это конец.

Прости меня, Виктория.

Я готов к твоему суду, Господи!