Текст книги "Антикиллер-6. Справедливость точно не отмеришь"

Данил Аркадьевич Корецкий,
Справедливость точно не отмеришь

© Корецкий Д.А.

© ООО «Издательство АСТ», 2016

Глава 1
Похлебка из отходов жизни

Жизнь – это котел, в котором кипит варево, желанное для одних, противное для других и несъедобное для третьих. Впрочем, для некоторых готовят в отдельной кастрюле.

(Умозаключение автора)

Рядовое происшествие

История совершенно обычная, рядовая. На «Золотой Миле» подобные вещи творятся сплошь и рядом. И если бы не глупая случайность, никто, кроме Цыги и Ахмета, о ней не узнал, да и они сами забыли бы спустя недельку-другую.

Но случилось то, что случилось.

Девчонке было лет восемнадцать-двадцать, родом откуда-то из Степнянска. Детдомовская. Приехала в Тиходонск с компанией таких же оторв, как сама – в медучилище поступать. Кто-то поступил, кто-то нет. Ей повезло. Жила в общаге, даже первый курс худо-бедно закончила. Потом познакомилась с парнем-наркотом. Села на героин. Отоваривались у Цыги-старшего, поскольку Цыга открывает «кредиты» и рожа у него вполне благообразная. Когда долг перевалил за двадцать тыр[1]1
  Тыр – тысяч рублей (сленг).


[Закрыть], парень куда-то исчез, телефон его перестал отвечать. А девчонке было предложено отработать. Как Цыга делает: не орет, не пугает, говорит спокойно – в доме, мол, приберись, во дворе подметись, ничего особенного. Часть долга, говорит, тебе за это прощу, и можешь топать домой. А там коттедж трехэтажный, и пристройка, и двор десять соток. Весь день в мыле, и все равно не успеть. И ручки-ножки уже дрожат, организм требует вливания. Цыга все понимает: он и в дозе не откажет, и даже в баньке позволит помыться, да еще спинку потрет, и в пристройку переночевать пустит. А если кто из цыгиных друзей, знакомых или случайных гостей захочет – может пользовать ее по женской линии, как пожелает, а оплату опять же, хозяину… Она и не против: «винт»[2]2
  «Винт» – сленговое название наркотика.


[Закрыть] возбуждает, да и человеческое общение как-никак… Вот только это ей в зачет не идет: завтра опять придется отрабатывать. Уже с учетом новой дозы. А завтра повторится то же самое. И послезавтра. А потом из пристройки придется перебраться в сарай – «летний домик», так называет его Цыга. «Воздух свежий, приятный, много здоровья будешь иметь!»… Уговоры, обещания – все пустое. Даже в баньку с ней не пойдет, пусть не просит, уже товарный вид потеряла. Цыге-старшему она уже не интересна. Ему интересны деньги, прибыль. Работа. Да и остальные мужчины на нее уже не смотрят – подурнела девчонка, опустилась, перешла в другую категорию, для утех негожую…

Так она перекантовалась у Цыги четыре месяца. Вместо шампуня – хозяйственное мыло. Объедки. Одежда пачкается, рвется от работы. А доза бывает не всегда – «ленишься часто, нехорошо!» – говорит Цыга. Пыталась убежать. Избили. Что-то сломали – погорячились. И однажды утром нашли ее в летнем домике мертвой. То ли от побоев, то ли от абстинухи окочурилась – неизвестно. Что ж, бывает и такое… Никто не удивился.

Здесь алгоритм простой, все наработано. Водитель Ахмет ночью вывозит труп за город, в лесопитомник, он знает хорошие места, и там закапывает, присыпав хлоркой, чтобы животные не раскопали – собаки там бродячие, а то и дикие кабаны…

В этот раз он был слегка «датый», но все равно поехал. Цыга не любит, когда в доме трупы. Когда поворачивал на Восточный объезд, не рассчитал скорость – машина вылетела в кювет и перевернулась. Ахмет кое-как выбрался из салона, успел набрать Цыгу:

– Я на объезде в аварию попал…

И вырубился. А когда пришел в себя, вокруг уже суетились гайцы.

– Пил?

– Чуть-чуть совсэм…

– А девушка твоя?

Он сперва не сообразил. Потом увидел – крышка багажника отлетела, девчонка лежит на обочине.

– Какой девушка? Не знаю, не помню!

– Колись, урюк, что с ней сделал?

– Ничего не делал, такой и был! Чэсный слово!

Вовремя подъехал капитан Теслюк – он крышует «Золотую Милю». Переговорил с «гайцами», с врачами «скорой», которая появилась почти одновременно с ним, сделал несколько звонков. Быстро и профессионально все утоптал, эта схема тоже отработана.

Ахмет сам по себе – фигура мелкая, конечно. Но за ним стоит Цыга, а за Цыгой стоит тиходонский криминал и половина всего наркотрафика в городе, там серьезные связи и огромные, огромные деньги. Благодаря Цыгиным деньгам немало тиходонских ментов знает, что такое Хургада и Анталия. Поэтому топить Цыгу никому не надо.

Из угрозыска соколом прилетел капитан Глушаков, «Глушак». Он тоже в «теме». И тоже профессионал, без пяти минут начальник городского угрозыска – как Лиса уберут – так сразу! К тому времени, когда на место прибыла дежурная по городу СОГ[3]3
  СОГ – следственно-оперативная группа.


[Закрыть], предварительная версия случившегося была готова. Девушку сбил на дороге неизвестный автомобиль, виновник скрылся. Ахмет появился здесь спустя какое-то время. При повороте на Северный объезд он заметил тело на краю проезжей части, хотел припарковать машину рядом, чтобы оказать помощь, но слишком резко вывернул руль и улетел в кювет. Девчонку он точно не сбивал, поскольку на машине отсутствуют характерные повреждения (бампер, капот, лобовое стекло). Где-то так…

Проблем не возникло. В протоколе осмотра было записано то, что устраивало всех. Ахмет за свой косяк поплатился тем, что на него гайцы составили протокол – за превышение скоростного режима и создание аварийной ситуации. Штраф пятьсот рублей.

Но когда рапорт лег на стол к действующему, вопреки сплетням и слухам, начальнику ОУР Кореневу, тому сразу что-то не понравилось.

– Подожди, Глушаков. А ты что, дежурил в эту ночь? Как ты там вообще оказался? – сдержанно спросил он у своего заместителя.

Считалось, что именно Глушаков с Гнединым раскрыли убийство Гусара и вывели розыск на банду Ящика, а значит, и медали, и звания, и повышения в должности они получили заслуженно. Во всяком случае, по документам выходило именно так. Правда, Гнедин действительно вывел розыскников на след Севера, а Глушаков им руководил, но след-то оказался ложным… Впрочем, об этом никто не вспоминал. Тем более, что покончил с бандой сам Лис, за что и получил Орден Мужества, так что обижаться ему было не на что. Впрочем, он никогда и не обижался, так как знал зэковскую поговорку: «Обиженных… под шконку загоняют»… Как и многие специфически осведомленные люди, он вообще не употреблял этого слова – говорил не «обиделся», а «огорчился».

Вот и сейчас он огорчился, увидев, что новоиспеченный заместитель вновь заварил дурно пахнущую кашу.

– Зачем ты туда полез?

– Да просто проезжал мимо, увидел патрульные машины на обочине, решил поинтересоваться…

– И что, интересно было?

– Ну, как, Филипп Михайлович… Рядовое ДТП, что там интересного?

Глушаков развел руками, пожал плечами: мол, мы всю жизнь в говне копаемся, а что там интересного? Просто наш долг такой!

– А по-моему, очень интересно, – сказал Лис. – Смотри: машина записана на Михаила Морозова, который в миру зовется Цыгой-старшим… За рулем его личный водитель Ахмет Гасанов, тоже фрукт известный… И почему-то именно ему попадается на дороге бесхозный труп. С этими…

Лис заглянул в рапорт.

– Сочетанными травмами различной степени тяжести. Ехал, ехал, никого не трогал, и вдруг – труп. Гасанов по доброте душевной даже помочь ему пытался, так сильно пытался, что в кювет улетел. Что за хрень собачья?

– Ну, почему хрень, Филипп Михайлович…

– Потому что хрень, Глушаков! Потому что все это – «Золотая Миля»! А тамошние барыги не находят случайно трупы – они их производят в промышленных количествах! Цыга, Ахмет, труп – это как водка, стакан и селедка, звенья одной цепи. Ты меня понял?

– Понял.

– А раз понял, то прокачивай это дело по новой. Труп на повторную экспертизу, отдельно выделить вопросы: есть ли следы приема наркотиков и соотносятся ли имеющиеся травмы с наездом транспортного средства. Трассолога и автоэксперта подключай, пусть восстановит, что там произошло с машиной Гасанова на дороге. И главное – личность погибшей. Кто, откуда, была ли в розыске. Может, родственники заявляли, а может, по какому-нибудь делу проходит. Перетряхните всех шлюх и девочек легкого поведения… Разошлите ориентировки по райотделам, по наркодиспансерам. Короче, действуй, Глушаков!

После разговора с Лисом капитан вернулся в свой кабинет, озадаченно хмуря брови. Тут же набрал какой-то номер на мобильном.

– Я по поводу того случая на Восточном объезде… Есть неприятные новости… Опять этот Лис все дело портит…

Лис

Машина стояла на обзорной площадке, с которой хорошо был виден вокзал, центр Тиходонска, с построенными в последнее время однотипными, как кости домино, многоэтажками; золотые купола центрального храма, стоящего с незапамятных времен посередине Старого базара, двойной торговый центр из голубого стекла, который назвали «Купеческим двором», с учетом исторического прошлого города… Справа шумел круто идущий вверх проспект, названный в честь всенародной стачки, состоявшейся в начале прошлого века: по нему с утра до позднего вечера шли потоки машин: в Западный микрорайон вечером и в город утром. Сейчас было утро, и поток в город был плотнее, чем обратный. С этого места город был виден, как на ладони, по вечерам здесь собирались машины с молодежью – то ли парни и девушки любовались огнями ночного Тиходонска, то ли пили шампанское, то ли занимались сексом на задних или передних сиденьях своих авто, а скорей всего, совмещали и то, и другое, и третье…

Но сейчас тут стояла машина покруче – белый «мерседес SL». Номер 001 и глухая, строго запрещенная тонировка свидетельствовали о том, что он принадлежит богатому и непростому человеку. Хотя понятие «непростой» претерпело в последнее время сильные изменения. Как, впрочем, и многие другие понятия.

Подъехавший Лис, как и все остальные его коллеги, сразу понял, чья это тачка. Дверцы были плотно закрыты, и трудно было представить, что тот (или те), кто находится внутри, рассматривают город, наслаждаются спиртным или любовью. Во-первых, время неподходящее, а во-вторых, все знали, что (точнее кто) находится в сверхкомфортабельном салоне и что он там делает. Интуиция или экстрасенсорика тут ни при чем: просто дворничиха, метущая площадку, вначале стучала в темное стекло, а потом приоткрыла дверцу, после чего сразу позвонила в полицию. Именно поэтому участники предстоящего осмотра места происшествия еще до его начала знали, что внутри один мужчина, причем не подающий признаков жизни. Интрига состояла только в одном: кто это – сам хозяин или кто-то другой – сын, друг, брат, которому он одолжил свой «мерс»?

Почти одновременно с Лисом сюда подъехала СОГ: следователь Баринов, криминалист, судмедэксперт и кинолог с собакой. Впрочем, входит ли кинолог в следственно-оперативную группу – большой вопрос: следственных действий он не производит, оперативной работы не ведет… Сам он считал, что, конечно, входит. И его Вулкан – крупный немецкий овчар, несомненно, тоже так думал. Во всяком случае, он без всяких команд обошел машину, обнюхивая колеса, потом выжидающе сел у пассажирской двери, давая понять, что ему надо понюхать там, внутри… В стороне стоял «УАЗ» районщиков, три востроглазых парня из Привокзального отдела опрашивали крупную женщину – судя по метле в руках, ту самую дворничиху, и, очевидно, случайных прохожих: чтобы пачка объяснений была потолще и подтверждала: они здесь не баклуши били, а усиленно работали по раскрытию.

– Место происшествия находится на смотровой площадке улицы Обзорной, – начал говорить в цифровой диктофон Баринов, показывая понятым, какую именно площадку он имеет в виду. – На площадке стоит автомобиль «мерседес» белого цвета госномер «А 001 ТД», капотом на восток, в полутора метрах от памятника героям Стачки 1902 года…

Действительно, «мерс» почти упирался в огромную скульптуру, на которой один рабочий в комбинезоне размахивал над головой какой-то тряпкой, а второй, очевидно раненый, тяжело опирался на наковальню. Когда-то народная молва окрестила эту композицию памятником Фантомасам – мол, один останавливает машину, чтобы засунуть водителя в багажник и завладеть транспортом, а второй изготавливает оружие, которое, как известно, было у бандитов самодельным. Впрочем, за давностью лет это название уже забылось так же, как и сами «Фантомасы», которые были расстреляны по приговору суда, и оживить их память не могли ни книги, в которых живописались их преувеличенные подвиги, ни даже эпохальный многосерийный фильм, который и вовсе переврал всю их деятельность.

– При открывании водительской двери «мерседеса» обнаружено следующее, – Баринов дал знак и местный опер – молодой рыжий парень, которого Лис почти не знал, предусмотрительно обмотав руку платком, осторожно распахнул дверцу.

Все было так, как рассказала дворничиха: человек, сидящий на месте водителя, завалился вправо, и его голова лежала на пассажирском сиденье. По тонкой, дорогой, светло-синей ткани с искрой Лис понял, что это сам Тамаз: он любил блеснуть новой шмоткой и привозил костюмы из Эмиратов или Милана – в тиходонских бутиках таких не найдешь.

– Видимых повреждений на теле со стороны спины не обнаружено, – продолжал бубнеть Баринов. Лис подумал, что если Тамаз вдруг вынырнет из пьяного сна и пошлет всех по матушке, то будет очень смешно, да и проблем на сегодня и последующие дни поубавится. Но неподвижность тела и неестественность позы говорили о том, что Тамаз уже отматерился в этой жизни, отгулял, отскандалил и скоро о нем навсегда забудут, как некогда забыли куда более знаменитых «Фантомасов». А Тамаз не имел громкой славы. Он был из тех, кого сейчас стыдливо называют авторитетным бизнесменом. Когда-то у него была собственная бригада, оружие, он даже отбыл три года за вымогательство – по тем временам вроде как криминальный университет окончил и стал профессионалом.

Но в новые времена, когда сажать тех, кто имеет деньги, практически перестали, он быстренько «переобулся» и развернулся уже как честный бизнесмен. На сегодняшний день он имел своё производство облицовочной плитки, автосервис, парикмахерские, ресторан, несколько баз отдыха на левом берегу Дона и являлся одним из самых богатых людей города. Точнее, считался таковым до вчерашнего дня. И все остальное, что его касалось, все осталось во вчерашнем дне. Хотя все равно дело будет резонансным и неприятным.

Лис так же осторожно, как и молодой опер, платком открыл пассажирскую дверь, Вулкан отталкивая его, тут же сунул внутрь большую голову, поводил хищной мордой и через минуту уже тащил своего проводника вниз по дороге. Лис внимательно осмотрел салон, но, в отличие от пса, ничего такого, что привлекло бы его внимание, не увидел и не почувствовал. Открыл перчаточный ящик, именуемый в просторечии бардачком. Страховка на машину, какие-то бумаги и все. Между тем Тамаз любил оружие и никогда не ходил «пустым». У Лиса была информация, что он возит с собой недавно купленный восемнадцатизарядный «Глок». Лис заглянул под сиденья, пошарил в карманах на спинках кресел. Оружия не было.

Он отошёл к районщикам, переговорил с ними. Ребята и так понимали задачу: обойти окружающие дома частного сектора и опросить жителей: не видели ли они чего-нибудь вечером и ночью, а может, хотя бы слышали… Опытные опера знали, что вряд ли найдутся свидетели. Судя по всему, машина простояла тут всю ночь, а в этом районе люди рано ложатся спать и рано встают, чтобы отправляться на работу. Недаром звонок о подозрительно стоящей машине поступил в дежурную часть уже в восемь утра. Только молодой рыжий опер этого не знал, а потому рвался в бой и надеялся получить результат. И это было хорошо: именно таким падают в руки яблоки «случайных» раскрытий.

– Тебя как зовут? – поинтересовался Лис.

– Михайлов, Веня. Вениамин в смысле, – быстро поправился он. – А вы дело себе заберете, товарищ полковник?

– Зачем оно мне? – буркнул Лис. – В отдел возьмем. Убийства – наша компетенция…

– А если это не убийство?

Опытные сотоварищи снисходительно засмеялись.

– Нет, правда, – настаивал Михайлов. – А вдруг это передоз? Или инфаркт?

– А ведь верно! – Лис быстро направился к «мерседесу». Смешки за его спиной стихли, а Михайлов побежал следом.

– Ну, что здесь, Роман Ефимович? – спросил Лис у судмедэксперта – полного мужчины с глубоко посаженными рачьими глазами, повидавшими много такого, что сведет обычного человека с ума.

– Две колотых раны, – ответил тот. – Нанесены под углом – снизу вверх, похоже, заточкой или стилетом. Линейные размеры небольшие: восемь на два миллиметра. Длину определю при вскрытии. Да, лезвия не заточены. Их вообще нет: края орудия тупые.

– Если стилет, то он вообще круглый может быть, – вмешался Михайлов. Лис глянул на него с интересом: сейчас молодежь Уголовный кодекс не читает, не то что справочник «Холодное оружие»…

– Может четырех– или шестигранный, там тоже края не острые…

Роман Ефимович вздохнул.

– В клинках я особо не разбираюсь. Одно скажу: похоже, тот, кто это сделал, знает, как надо убивать!

– Пальцы есть?

– Десятки, если не сотни, – ответил криминалист. – Как будто он весь город возил, таксистом подрабатывал. Надо загонять машину к нам, с ней будет много работы…

– А взяли что? – спросил Лис.

– Бумажник, документы… Короче, что было, то и взяли.

Вернулся запыхавшийся кинолог.

– Хороший след, но на проспекте оборвался, – доложил он.

Вулкан уже не рвал поводок, а обнюхивал пассажирскую дверь и повизгивал, будто жалуясь: «Дескать, правильно все унюхал, сделал, что мог, а оно вон как получилось!»

– Или его машина ждала, или попутную взял, – продолжил кинолог, хотя все и так было ясно.

– Запусти пса в машину, пусть оружие поищет, – приказал Лис.

Проводник дал Вулкану понюхать свой «ПМ», открыл все дверцы. Ищейка обнюхала задние сиденья, коврики, заглянула в багажник, но никакого интереса не проявила: оружия в машине не было, а запах смазки если и был, то успел выветриться.

Говорят, что самое быстрое в мире – дурные вести. Лис много раз убеждался в справедливости этой пословицы. И сейчас убедился тоже: к концу осмотра на смотровой площадке, на проспекте Стачки и на прилегающей улице скопилось с полсотни «люксовых» автомобилей: это родственники и друзья Тамаза съехались отдать ему последние почести. Они сигналили, требовали у полицейских немедленно назвать имя преступника и клялись отомстить убийце. А Лис и другие люди, которым предстояло раскрыть преступление, стали разъезжаться по рабочим местам.

Результаты вскрытия Лис получил на следующий день. Собственно, ничего нового по сравнению с тем, что удалось определить на месте происшествия, он не узнал. Действительно, два проникающих ранения грудной клетки, нанесённые сужающимся к концу орудием, длиной одиннадцать сантиметров. Оба ранения пришлись в сердце. Это подтверждало вывод эксперта – не каждый способен так ударить.

Кроме отпечатков хозяина, в машине было много других папиллярных узоров. Кому они принадлежали, судить было сложно. Их «пробивали» по картотеке, но, очевидно, те, что катались в этой машине, не попадались в поле зрения полиции, и их пальцы в криминалистических учетах отсутствовали.

Миледи Из дневника

«Сплошные ужасы.

«Ужос-ужос-ужос», как говорит Кошка.

У моего начались «критические дни». Ха-ха-ха. И чего-то неймется ему, как оборотню в полнолуние? Подозрительный такой стал. Придирается. Бесится. Чего бесится, непонятно. Может, узнал, что я с его бывшим компаньоном трахнулась, с Максимом. Теперь они разругались и врагами стали. Но мне-то что? Я ни с кем не ссорюсь…

Но предъяву он мне конкретную не выкатил, ходил по комнате зверем, молчал. О, вчера обратила внимание: у него походка волка! На полуцыпочках, пальцы поджаты, и весь такой напряженный. Только когтями по полу не стучит. Ну, чисто оборотень. Животное. И будто вынюхивает что-то все время. После ужина искал бумагу какую-то, плевую какую-то бумаженцию с телефонами или еще с чем-то. Всю квартиру перевернул! Стол, тумбочку выпотрошил. Потом за мой трельяж взялся, стал орать, что у меня всюду бардак, вещи валяются где попало и все такое. Мой нетбук на пол смахнул, скотина. Сказал, что случайно. Фиг там случайно. ДОСТАЛ!!!! Я тоже поорала, поорала, тоже что-то разбила, а потом обнаружила, что уже лежу на диване, а он мне куни делает, типа вину заглаживает. И поняла: все бесполезно. БЕСПОЛЕЗНА-А-А! Ну, блин, думаю, ладно, ладно. Я тебя пока потерплю, подою еще, а потом ты у меня за все поплатишься, – за нетбук мой, за нервы и за все остальное. Картина ясная, хватит, надо переходить к Абрикосу – он интеллигентный, обходительный, слова всякие мудреные знает, рисовал меня сколько раз… Одно непонятно с Абрикосом: то ли вымя у него тугое, то ли пустое – доится с трудом… Но если тугое – ничего, разработаем!

А этот утром сегодня ушел. Сразу позвонила Кошке. Договорились встретиться в «Антарктиде». У нее тоже непруха – Балон месяц не просыхает. Она ночью проснулась, видит – бродит по квартире с пистолетом, глаза закатил, одни белки сверкают. Она чуть не уписалась со страху, села на кровати, дышать боится. А Балон походил-походил и сел рядом. Она ему: «В чем дело?». А он: «Ящерицы бегают, ловлю. Желтые ящерицы, видишь?». И голос глухой, будто спит. Наверное, он и вправду спал.

Ужос-ужос.

Заказали по «Манхэттену». Сидим за столиком, снимаем стресс, мужиков обсуждаем. Коша говорит: Балон по два часа сидит в туалете, хоть сдохни. Кино смотрит на компьютере. Курит там, выпивает, у него там полочка специальная под водку-закуску. Иногда прямо там и засыпает. А еще по телефону со своими дружками-уё… трещит, строит их, командует. И все это сидя голой жопой на унитазе. А ей самой ни душ принять, ни подмыться, ничего. «Подождешь, не лопнешь!» – орет.

Я ей тогда рассказала про Босого прикол, как он свой коричневый болт на сервировочной тележке от самой ванной до дивана вез – чтобы не упал, значит. Да еще присыпал сверху петрушкой и повторял: «Все, что могу… Все, что могу…»

Кошка ржала-ржала, чуть под стол не свалилась. А потом удивленно так говорит, как будто только дошло: «Слушай, а как ты с ним трахаешься?! Ему же лет сто, наверное! И туберкулез у него… И бабы его не интересуют…» Ну, говорю, бабы бабам рознь. А платит хорошо, и в авторитете – везде его с почтением принимают. Так что, не завидуй!

С Босым в последнее время и в самом деле что-то происходит. Раньше он и дышал-то через раз, а сейчас расправился, глаза блестят, болт шевелится. Деньгами стал швыряться и вообще – силу лекарств почувствовал, жить хочет… Залезет, дергается, хрипит, но не слезает… Или наоборот – конец почувствовал, вот и отрывается напоследок…

Коша смотрит на меня так серьезно, спрашивает, сколько мне Босой заплатил. Я ей и рассказала, что мы в «кошелек» играли, ну это все знают: он скатывает купюры шариком и засовывает прямо туда: сколько поместится – все мое. Двенадцать стоевриков поместилось, в такие моменты я всегда жалею, что у меня киска маленькая.

– Это что, 1200 евро?! – она сразу в истерику. Говорит:

– Мне никогда таких башлей никто не отваливал! И в игры такие не предлагают, а у меня бы и две тысячи поместилось, и больше! Только Балон, скотина, сторублевки бы совал! Вот устроился на халяву: и то ему сделай, и это, а сам только по кабакам водит да вещи покупает, когда удается выпросить! И остальные больше ста баксов из кармана не достают…

Я ей: не бойся, жаба, я тебя к Босому подведу, денег у него немеряно, он ведь на общаке сидит. Изобрази ему пару оргазмов для виду, чтоб мужиком себя почувствовал, – озолотит. «А Балон если узнает?» – говорит она. А тебе что за дело? Пусть они между собой разбираются… И потом, Балон все равно с утра до утра лыка не вяжет. Вот пусть и дальше греет свой унитаз, жрет водку и кино смотрит. Правильно? Правильно. Да и убьют его скоро. В последнее время у них всё стрелки да перестрелки… Я уже и ездить с ними боюсь: если начнут из автомата палить, то разбираться не станут. Потому лучше на такси, или пусть машину присылают: в водилу никто стрелять не будет…

И тут я вижу: двое парней за соседним столиком на нас пялятся. Давно, наверное, пялятся. Незнакомые, не местного разлива. Я им улыбнулась, Кошку под столом ногой толкнула, она сразу все поняла, губы свои накачанные вытянула, вроде помаду освежает…

Поднялись, подходят. Началось: девушки, а как вас зовут, а почему такие грустные? Ну, и все такое. Мы с Кошкой вяло так отбрехиваемся, присматриваемся вполглаза. Один невысокий такой, ладный, светловолосый. Борисом назвался. Довольно ничего. Только уши у него некрасивые, как у хорька. Второй – Владик. Оба накачанные, холеные, наглые, уверенные в себе и при деньгах. Как раз в моем вкусе. Сорочки от Марчези, туфли тоже какие-то приличные, итальянские. Возможно, даже Гальяно. Не наши парни, не тиходонские. И духан от них хороший, дорогим парфюмом поливаются.

О, говорят, «Манхэттен» пьете. А «Секс на пляже» когда-нибудь пробовали? Кошка, дура, от смеха чуть под стол не упала. Пробовали, говорит, только песок в «пилотку» набивается! Учишь ее, учишь – все бесполезно! Надо же порядочную из себя строить, а не рассказывать сразу, куда тебе что набивается… Я всегда так и делаю.

– А что это еще за дрянь? – спрашиваю.

– А вы попробуйте, – говорят. – Вам понравится…

Заказали себе и нам, выпили. Я ничего не просекла, а Кошке и вправду понравилось. Или она просто окосела сразу. Говорю, вы что-то шибко во всяких коктелях разбираетесь. Наши пацаны, говорю, накатят белой холодной, им и хорошо, и больше ничего не надо. Они смеются: так мы ж не ваши пацаны, мы бизнесмены, из Москвы приехали, с важными людьми, они будут здесь свое дело открывать. А мы свое дело замутим…

– А что за дело? – опять влезла Кошка.

– Может, ресторан откроем, – говорит Борис. – А может, цех – водку разливать…

Переглянулись, усмехнулись. Ясно – бандюки заезжие. Бизнесмены – те точно знают, чего хотят. И понимают, что водку у нас есть кому разливать, залетные тут не нужны… Ну, мое дело маленькое: сижу, молчу.

Посидели, поболтали немного, стаканы быстро опустели. Коша сидит кривая, глаза как у течной кошки. Боря с Владиком заказали «Шампейн Тори», я о таком и не слышала даже. У бармена, конечно же, не оказалось клубничного ликера и какого-то, блин, японского «Мидори». И мы, конечно же, поехали к ним домой, к московским этим парням. Потому что у них все есть. Они снимают четырехкомнатную квартиру на Широком, там только что бассейна не хватает. На меня такая обстановка действует однозначно, особенно когда парни в «Гальяно», и сами точно знают, что хотят. Выпили этого «шампейна» для порядка, потом «дорожку» раскатали, потом потрахались – сначала один на один, потом поменялись, а потом все вместе.

Кровать в спальне – с футбольное поле, огромная. Никогда на такой не спала. Сидим мы там голые, расслабленные, музыка играет, «косяк» по кругу ходит. На потолке какие-то узоры сине-зеленые расплываются, словно волны, а иногда пульсировать начинают. Проектор какой-то, что ли, скрытый? И мозги плывут точно так же. Трава у них отменная, я скажу.

И чего вам в Москве не хватало, спрашиваю. Чего в нашу дыру поперлись-то? Смеются. Говорят: каждый х… дыру ищет, закон природы. А ты слышала, говорят, как при Советах ездили целину поднимать? Степь, палатки, романтика. Вот и мы так же, говорят. Здесь у вас целина, говорят, нива непаханая, офигенный простор для бизнеса. Я тоже смеюсь, им подыгрываю.

А Кошка на рожон лезет: это, говорит, смотря для какого бизнеса. Мороженое на палочке выпускать, что ли? Нет, говорят, не мороженое. Совсем, говорят, не мороженое. Ну, а в таком разе, Кошка говорит, если не мороженое, то зря приехали, потому как никакая тут вам не целина, в Тиходонске, блин, свои промеж собой никак разобраться не могут, что кому причитается и кто кому сколько должен… У нас все поделено. Джаванян сто лет водку разливал и был порядок. А потом тоже такие москвичи приехали, Джавана из автоматов раскрошили, да ребят заодно: Рыбу, Адидаса, Батона…

– А ты, я вижу, телка приблатненная! – сказал Боря, а сам смотрит так – цепко, внимательно… От такого взгляда до выстрела совсем немного, я как-то побывала в одной переделке…

– И ресторан твои москвичи открывали, – прет буром Кошка вместо того, чтобы заднюю включать. – Только потом и их всех завалили… И я тебе, кстати, не телка никакая: телки в поле пасутся…

– Ух ты ка-ка-я-я! – захохотал Боря. – Пойдем в ванную, там я тебя попасу немного да дождиком сбрызну, как в поле…

– Ты эти дождики для своих московских б… прибереги!

Владик лениво так во мне пальцем ковырялся, а тут перестал, будто удивляется – откуда взялась такая жаба?!

– Ты не выделывайся и меня слушайся! – Борис перестал веселиться. – Теперь мы тут будем верховодить!

Морда красная, глаза выкатились. Я, конечно, сижу, молчу. Не мое это дело. А Кошка опять свое: хрен вам! Это вам, говорит, не Тамбов и не Брянск, здесь народ горячий, здесь вашего московского юмора не поймут.

Они ржут, не могут.

– Очень поймут, – говорит Влад, – мы себя очень быстро поставим!

Но тут Борис, хоть и тоже пьяный был, глянул так на него, цыкнул: не тарахти, мол, лишнего. О чем-то таком Влад проговорился, наверное, но я так и не поняла. А Кошку все бычит.

– А вот фер вам! Босой только свистнет, вся наша кодла слетится, на лоскуты вас порвут.

Я молчу, блин. Молчу. Не нравятся мне эти разговоры, похвальба эта пьяная. Надо сваливать потихоньку. Или как-то свести все на мировую.

– Босой твой будет нам то же самое делать, что ты только что делала! Да и остальная кодла босой ходить начнет, если мы прикажем….

Но тут Кошка встает – цыцки вперед, из п… дым, патриотка вся такая: «да Балон то, да Балон сё, да он вам бошки поотрывает, не вставая со своего унитаза!» Ого, думаю: крыша поехала. Передоз. Она орет, москвичи гогочут, по щекам ее хлещут, типа играются, но вижу – злятся… Стала собирать манатки потихоньку. Знаю я эти игры. Оделась, вышла, перешла двор, села на скамеечке, чтобы видно было. Курю, жду. Через час появляется Кошка, идет – ноги враскорячку, пьяная в дым. Ну, чего, спрашиваю? Прирезать не прирезали, говорит, и то хорошо. Подробностей никаких, только сказала, что Влад этот ее головой об стену приложил, голова болит. Денег дали? Полезла в сумочку, достала смятые бумажки, пересчитала – полторы сотни американскими, в мелких купюрах. Жмоты.

А тут мой позвонил, орет: где шляешься? Я ему соврала что-то, сама уже не помню, но делать нечего, попрощалась с Кошкой, купила воды в киоске, рот помыла, чтобы не пахло, поехала домой.

А вечером звонит Балон. Пьяный в дупельман. Воет как волк. Я даже не сразу поняла, в чем дело, а это он, типа, плачет. Заперлась в ванной, включила воду, чтобы мой не слышал, кричу на него, чтобы говорил по-человечески, не выл. Оказалось, Кошку «скорая» из дома увезла, обморок у нее был или что-то в этом роде. А через час буквально Балону позвонили оттуда, из больницы, сказали – скончалась. Умерла, то есть, Кошка. Отек мозга. Или кровоизлияние, я так и не поняла.