Текст книги "Алмазы для Золушки"

– Как видишь, Абрафо, жизнь напоминает качели, – спокойно произнёс Бонгани, глядя на Траоле с гримасой легкого презрения.

– Я бы сказал, она похожа на игру в загадки, – Траоле старался, чтобы голос его звучал так же солидно, как голос Бонгани, но чувствовал, что у него это не получается. – Когда судьба задаёт тебе какую-нибудь загадку, ты вынужден давать тот ответ, который она от тебя ожидает. Иначе судьба засчитывает тебе проигрыш и…

Абиг Бонгани понял смысл замысловатой метафоры бывшего подчиненного и начальника. Когда-то они немало времени провели вместе и менялись должностями. Сейчас наступило время очередной рокировки.

– О, я совсем не злопамятный, – сказал Бонгани. – Я понимаю, в какую игру мы все здесь играем и каковы в ней ставки. И не смотри так жадно на спиртное, с утра приличные люди не пьют!

– Я тоже не пью, – сказал Траоле. Ему в голову уже ударила волна опьянения – но не алкоголем, а близостью вожделенной свободы. Просто так Директор БББ не приходит к заключенному.

– Понимаю, ты намекаешь, что тоже относишься к категории порядочных людей, – кивнул Бонгани. – Но это должно подразумеваться само собой…

Начальник тюрьмы усмехнулся, поняв издёвку. Заключенный просто не обратил на нее внимания – он думал совсем о другом. Разумеется, Бонгани пришёл, чтобы предложить какую-то сделку. Разумеется, Траоле заранее согласен. Что бы за это ни пришлось сделать. Кого-нибудь застрелить. Сдать всю цепочку причастных к распилу ооновских денег. Поделиться адресом тайника, в котором спрятан компромат на верхушку правительства. Даже опубликовать фотографии президента с итальянской любовницей. Но ритуал следовало исполнить от начала до конца – и поэтому Бонгани говорил, а Траоле слушал.

– Не знаю, что ты успел себе нафантазировать… Неплохо было бы подключиться к твоему мозгу и прочитать мысли, которые сейчас там крутятся. Но, к сожалению, таких технологий наши белые партнёры нам пока не поставили. Итак, – Бонгани чуть повысил голос, переходя к главной части разговора. – Я пришёл с тем же, с чем приходил сюда ты, Абрафо. Алмазы Архангелов. Они не найдены. Карта у нас, но в ней допущена какая-то ошибка. Возможно, намеренно. И с этим предстоит разобраться в полевых условиях. Попросту говоря, мы отправляем экспедицию, которая пройдёт по маршруту Архангелов и найдёт разгадку ребуса, который они сочинили. Или не они, а кто-то другой. Или сама судьба… Что скажешь, Абрафо?

Бонгани впервые с начала их встречи улыбнулся – почти как в те времена, когда они работали в паре.

– Похоже, это дело связывает нас неразрывными узами.

Не думая о том, как это выглядит, Траоле встал, налил себе коньяку и одним шумным глотком осушил бокал. Ему выпадал вполне приемлемый расклад. Экспедиция по джунглям – не самое страшное…

– Я готов.

– Разумеется, ты готов, – Бонгани вдруг рассмеялся. – Никаких сомнений на этот счёт у меня не было.

И в этот момент Траоле понял, что упускает важную деталь. Основа его новой жизни, а после тюрьмы жизнь всегда начинается с нуля – закладывается сейчас: с первых жестов, с первых сказанных в этом кабинете слов. Оттого, как он себя ведёт, будет зависеть отношение к нему Бонгани. Будет ли тот обращаться с ним как с равным или начнёт давить, как охранники на заключенного.

– Гарантии будут? – обронил он, меняя тон.

– Обсудим по дороге.

Похоже, Бонгани действительно торопился. Или не хотел вдаваться в детали при тюремщике.

– Я вижу, каша уже заварилась, – Траоле поднялся из-за стола. – По дороге, так по дороге. Но я прошу позволить мне по дороге еще зайти в мою камеру…

При этих словах начальник тюрьмы и полковник Бонгани удивлённо переглянулись.

– Там остался дорогой мне амулет. Это не займёт много времени.

– Что ж, – Бонгани пожал плечами. – Я не возражаю.

Кермес нажал на кнопку, встроенную в стол, через секунду в бесшумно отворившихся дверях появился помощник.

– Пусть господина Траоле сопроводят в камеру, а затем обратно в мой кабинет, – распорядился Кермес.

Через несколько минут Траоле снова шёл по направлению к режимному блоку. И хотя внешне в нем ничего не изменилось и тюремная роба с номером «24» осталась той же, он чувствовал себя совсем другим человеком. Охранники не знали, как себя с ним вести: уверенная походка, выпрямленная спина и поднятый подбородок, а главное – исходящие от него флюиды давали знать, что недавний заключенный вернулся в статус высокопоставленных господ начальников. Как бы подсказывая охранникам правильную линию поведения, Траоле не держал руки за спиной, а скрестил их на груди. Когда-то он любил эту позу, подсмотренную на картинах, изображавших французского императора в треугольной шляпе. И конвоиры не осмелились вернуть его к установленному порядку движения.

В блоке для пожизненно заключённых его возвращение встретили приглушённым гулом голосов, который, усиливаясь, разбегался по коридору, как шум начинающегося шторма. Траоле вразвалочку шёл вдоль решеток, самой походкой демонстрируя, что он не ровня здешним обитателям: он здесь гость и заглянул ненадолго. Возбужденные выкрики заключенных звучали для него, как салют на церемонии чествования:

– Везунчик проклятый, оторвись там на воле за всех!

– Вспомни, как я выручал тебя пойлом и сигаретами! Вытащи меня отсюда! Буду служить тебе, как пёс!

– Хоть передачку передай, нормальную жратву…

Траоле остановился перед камерой Гвембеша. Охранники растерянно встали поодаль. Заключённым не разрешалось останавливаться в коридоре без команды. Но номер «24», похоже, уже не заключённый…

– Эй, Гвембеш! Иди, попрощаемся! Тебе нужна передача?

Прихрамывая, к решётке настороженно приблизился Гвембеш.

– Мне?! – он явно не знал – верить ли такому неожиданному и великодушному предложению. Хотя на радостях и вчерашний враг может сделать красивый жест… Он взялся двумя руками за решетку, прижался лбом к холодному железу.

– Конечно, нужна… Я ведь из одной деревни с Президентом и скоро выйду… Тогда и я тебя не забуду…

– Ну, давай поцелуемся! – Траоле просунул руки сквозь решетку, сцепил их на затылке заключенного и с силой рванул на себя. Раздался крик ужаса и боли. Голова Гвембеша с трудом проскочила между прутьями, уши или то, что от них осталось, залились кровью.

Умелые руки разжалованного полковника БББ перехватили глупую и жадную голову Гвембеша сверху и снизу, за подбородок. Мощный крутящий рывок, хруст позвонков – и крик оборвался. Охранники шарахнулись в сторону от противоестественного зрелища: Гвембеш, чуть согнувшись, выглядывал в коридор, но голова на перекрученной шее смотрела не в пол, а в потолок! Он медленно сползал вниз и, наконец, опустился на колени, отчего его поза не стала естественнее – скорее наоборот…

Теперь Траоле почувствовал себя свободным и властным, способным распоряжаться чужими жизнями. Как, собственно, было всегда до того, как он попал на Ферму. Можно было отправляться на поиски алмазных копей Архангелов, которые – что и говорить, к его великой удаче, – не были обнаружены в джунглях Борсханы.

– На свободу надо выходить с хорошим настроением, олухи! – громко сказал Траоле. И повернулся к охранникам:

– Что застыли? Шевелитесь! Меня ждут два полковника и масса важных людей на воле!

* * *

Антуан Вильре знал слово «дежавю», которое сейчас переживал: когда-то, целую вечность тому назад, он вот так же стоял в этом переулке у восточного склона Монмартра, ощупывая рукоятку ножа в кармане и настороженно прислушиваясь к раскатистым ночным звукам. С тех пор сменились вывески, в переулке появился умный фонарь, включающийся от датчика движения, в стене справа заложили нижний ряд окон. Но точно так же в просвете между крышами висела луна, точно так же он испытывал ощущение холодной собранности и готовности напасть на жертву и пойти до конца, если придётся. Предчувствие пролитой крови – чужой или своей – всегда действовало на Антуана бодряще, даже еще до вступления в Легион. Впрочем, он не считал себя кровожадным и никогда не пускал в ход оружие без крайней необходимости. Хотя, если припомнить все случаи, когда он это делал, то надо было признать, что либо он считал себя лучше, чем был на самом деле, либо крайняя необходимость встречалась на его пути гораздо чаще, чем у обычных людей.

Впрочем, последние три налета обошлись без крайностей: жертвы не строили из себя героев, не лезли на рожон и остались в целости и сохранности, не потеряв ни капли крови, разве что намочили штаны, но кровь здесь была ни при чём…

Он никогда не вернулся бы к забавам молодости, если бы не проклятый Бальтазар. Из-за каких-то четырех сотен он развернул на него охоту, подобную корсиканской вендетте, которая практически всегда заканчивается смертью кровника.

Рафаил чувствовал себя затравленным волком. О ночлеге у Милены пришлось забыть. На следующее же утро после побега от преследователей через «Сову» к ней нагрянули громилы Бальтазара. Повезло – на лестнице, когда они поднимались, незваных гостей облаяла болонка старухи с нижнего этажа. Это разбудило чутко спавшего Рафаила. Вслед за лаем собаки раздалась отборная ругань, которую прервал чей-то приглушённый окрик – и Рафаила как пружиной подкинуло с кровати. Он словно увидел воочию, как чужаки поднимаются по лестнице – один, напуганный собакой, разражается бранью, другой его одёргивает: «Тише, олух!»

В мгновение ока напялив одежду, – навыки Легиона намертво впечатаны в подкорку, не пропьёшь, – Рафаил метнулся на балкон и соскользнул вниз по водосточной трубе. Милене наверняка повезло меньше – нагрянувшие к ней парни не отличались хорошими манерами и сдержанностью. Но она сама виновата: могла бы и догадаться, что пускать в свой дом мужика с такой биографией, как у Рафаила – серьёзный риск.

С тех пор он ночевал в дешёвых мотелях на окраинах Парижа, обедал в забегаловках за пять евро или покупал в лотках багет с сыром, колбасой и листьями салата, чтобы съесть прямо на улице, как начинающий клошар. Ещё никогда самый страшный кошмар его жизни – судьба грязного бездомного – не подкрадывался так близко. Впрочем, временами он начинал думать, что опуститься на дно – лучший вариант, чтобы скрыться от погони. Денег на то, чтобы уехать в глубинку, у него не было. Ресурсов, чтобы организовать и провернуть налёт с большой добычей – тоже. Об алмазах, спрятанных в борсханских джунглях, он уже и не мечтал. А бандиты Бальтазара дышали в спину, и его поимка была лишь вопросом времени, это Рафаил понимал слишком хорошо.

Вчера он сделал пробную вылазку в четвертый округ – поближе к центру. Заявился в бистро «Мадам Кураж» – одно из тех, где раньше можно было отсидеться за несколько евро – и вдруг физически ощутил запах опасности. На входе он столкнулся со знакомым таксистом. Вместо того чтобы поздороваться лёгким кивком, таксист непроизвольно отшатнулся и, внезапно передумав, в бистро заходить не стал. Усевшись спиной к барной стойке, Рафаил вынул смартфон, включил фронтальную камеру и принялся незаметно наблюдать за барменом. То, что он увидел, подтвердило его опасения: бармен, рано облысевший молодой коротышка, уже кому-то звонил. Пришлось уходить. Он снова бежал, заметая следы и задыхаясь в волнах смешанных эмоций – страха и гнева. Только доскональное знание Парижа выручало его до сих пор.

Мысль о том, где раздобыть денег, чтобы удрать из столицы и отсидеться в безопасности, сверлила его мозг круглосуточно. Остатки денег закончились, а новых поступлений нет и не предвидится. Наркосбытчики, вышибалы долгов и прочие недавние работодатели Рафаила перестали иметь с ним дело. «Туристический налог», как это называлось в его кругах, стал его единственным источником пополнений бюджета.

Горькие раздумья Рафаила оборвал холодный голубоватый свет, внезапно хлынувший сверху, – сменив положение затекших ног, он пошевелился слишком сильно, заставив среагировать инфракрасный датчик. Минута неподвижности – и фонарь отключился, снаружи стало так же темно, как в мыслях Рафаила.

Компания, прошедшая мимо, оказалась слишком большой: пятеро подвыпивших поляков – это чересчур даже для бывшего легионера! После этого довольно долго в переулке никто не появлялся – докатывались лишь шаги и голоса с параллельной оживлённой и широкой улицы: если жертва поднимет тревогу и поблизости окажется мотопатруль, шансов уйти слишком мало… У него уже как-то был такой случай.

Наконец Рафаил услышал приближающиеся голоса – женский и мужской. Говорили по-английски. Обычная болтовня подвыпивших молодых людей, флиртующих по дороге в гостиничный номер. Парочка – идеальный вариант. Стоит прижать женщину, и мужчина тут же становится шёлковым. Хотя всякое бывает…

Шаги приблизились. Теперь Рафаил из своего тёмного угла мог видеть мужчину и женщину, шествующих в обнимку. Рафаил автоматически оценил мужчину: высокий, жилистый, у таких худоба часто бывает обманчивой – бывает, упрутся намертво – тогда только резать. Вид у него такой, будто обнимал не меньше, чем королеву красоты. Девчонка и вправду смазливая. Под футболкой красивые сиськи. Нужно сразу подобраться к ней поближе.

Рафаил шагнул навстречу, и за его спиной загорелся свет. Был в этом некий театральный эффект, и Рафаил криво улыбнулся: так в спектакле появляется на сцене отпетый злодей. Эффект сработал – парочку испугал внезапно вспыхнувший свет и человек, материализовавшийся из темноты.

– Не будет огонька? – спросил Рафаил по-французски, дублируя слова жестами.

– Oh my goodness! – женщина показала, как он их напугал.

Мужчина тем временем покачал головой.

– Don’t smoke.

– Нет? Не курите? – Рафаил изобразил простофилю, не понимающего с первого раза.

– No, sir.

Рафаил уже подошёл к ним на расстояние пары шагов. Он качнулся, сделав вид, что споткнулся о выбоину в мостовой, и сблизился почти вплотную. Шаг – и он за спиной у женщины, прижимает лезвие ножа к её щеке. Другой рукой Рафаил обхватил её поперёк талии и оттащил от спутника.

– Только пикните, – сказал он по-английски. – Порежу и уйду.

Сквозь тонкую ткань футболки он чувствовал, как колотилось её сердце. Женщина сделала шумный вдох: на какое-то время забыла, как дышать – но крика не поднимала.

– Мне нужны деньги, всего лишь деньги, – сказал Рафаил таким тоном, будто просил отдать пустую бутылку, вместо того чтобы её выбрасывать. – Ну что, договоримся?

Мужчина еле заметно кивнул.

Прошло гладко, по лучшему из возможных сценариев. Через пару секунд на мостовой уже лежали купюры, выуженные из карманов незадачливого туриста. Рафаил заметил сотенную, три десятки – невелик улов, но хотя бы не впустую.

– Теперь ты, милочка, – попросил он женщину. – Только без глупостей.

Она покачала головой.

– Что? Бунт? Но мы же договорились!

Быстрым нервным движением женщина вывернула себе под ноги содержимое сумочки. По брусчатке застучали пластиковые коробочки. Оттащив её на шаг в сторону, Рафаил увидел россыпь обычных женских штучек: пудреница, помада, тени, салфетки. Денег у неё, похоже, не было.

– Идите, – приказал он и осторожно ослабил хватку, позволяя женщине высвободиться.

Она сделала шаг-другой и на ватных подгибающихся ногах побежала прочь. Мужчине ничего не оставалось, как кинуться следом.

– Ann! Wait!

– Хорошего вечера! – крикнул им вслед Рафаил, вновь перейдя на французский.

Собрав с мостовой банкноты, он сунул их в карман и пошёл, еле слышно насвистывая песенку лионских моряков. Но даже эта бравада бывалого грабителя больше не грела ему сердце.

По его прикидкам ночные экспроприации принесли ему около трёхсот евро. Раньше за две ночи он срубил бы куда больший куш. Как ни крути, появление банковских карточек убило прибыльность ночного промысла. Что делать с этими тремя сотнями? На то, чтобы слинять из Парижа, этого не хватит. Не хватит даже на то, чтобы купить приличный ствол. Да и опасно сейчас соваться к торговцам оружием: они все связаны с Бальтазаром…

Громким свистом он подозвал такси, поджидавшее ночных гуляк у какой-то гостиницы.

– Бульвар Капуцинов, – он знал там хороший ресторанчик, работавший до последнего клиента.

– Ночной тариф, – предупредил таксист, когда Рафаил уселся на заднем сиденье.

Тот поморщился и махнул рукой – езжай! Приятно чувствовать себя состоятельным человеком…

В ресторане, на веранде, чревоугодию предавалось человек десять – разношёрстная публика со следами затянувшегося загула на лицах и девушками не самого высокого пошиба. Точнее, совсем невысокого.

Он заказал блюдо мидий, филе лосося в сливочном соусе, бутылку «Совиньон Блан» и с жадностью набросился на еду. Когда-то в молодости, до поступления в Легион, он отмечал здесь несколько удачных дел в компании верных дружков. Но где те дружки? Где те времена? Рафаил вновь погрузился в горестные раздумья. Даже нежнейшие мидии, – видимо, успели подвезти ранний улов, – не сумели улучшить ему настроение.

Небо над Парижем начало светлеть, когда, не допив вино, Рафаил решил, что пора уходить. Не стоило дразнить судьбу: среди ночной публики вполне могут оказаться и соглядатаи Бальтазара. Он расплатился за ужин, оставил десятку на чай и вышел.

На улице клошар в куртке с капюшоном перебирал что-то в замызганном пластиковом мешке. Рафаил передёрнул плечами и отвернулся: судьба снова подсовывала картинку его недалекого будущего.

Он двинулся вдоль проспекта, выискивая взглядом такси. Переспит в дешевой гостинице на окраине, а утром будет думать, что делать дальше. Должен же быть выход! Тем более когда далеко в Африке его ждут спрятанные в тайнике алмазы, – некстати вспомнил Рафаил и вздохнул.

По проспекту навстречу ехал тёмно-синий минивен. «Тревога!» – взвизгнула запоздавшая интуиция. Отреагировать Рафаил не успел. Минивен юркнул к тротуару, дверь распахнулась – и он почувствовал, как резкий толчок вгоняет его внутрь. Он упал вперёд, в проём двери. Крепкие руки справа и слева подхватили обмякшее тело и втащили в салон. Краем глаза он заметил клошара – того самого, что сидел у выхода из ресторана. Клошар захлопнул дверь, минивен поехал дальше. Запястья Рафаила больно стянула монтажная лента, его опрокинули на пол вниз лицом. Он почувствовал, как из кармана вытаскивают нож.

Захват был проведён безукоризненно, с грустью признал Рафаил. Научились всё-таки, гады.

В спину уткнулось что-то твёрдое – судя по всему, ствол. Он попытался оглядеться – и получил ощутимый удар в затылок.

– Не ёрзай! Урою!

Люди Бальтазара были настроены недружелюбно. Видимо, успели отрастить на него зуб, пока выискивали по всему Парижу.

– Видишь сзади? – послышался грубый голос.

– Вижу, – донеслось со стороны водителя. – Какой-то черномазый за рулём, похож на обкуренного.

Через некоторое время тот же грубый голос приказал:

– Сверни и остановись!

Минивен резко вильнул вправо и затормозил.

Рафаил услышал, как мимо проехала машина. Похитители озабоченно переговаривались.

– Думаешь, слежка?

– В какой-то момент показалось.

– Да кому он нужен, кроме нас и преисподней?

– Осторожность лишней не бывает.

– Вроде оторвались.

– Сдавай-ка задом, – приказал старший.

Автомобиль вырулил обратно на проспект, с которого только что свернул, и покатился, набирая скорость.

Примерно через полчаса движение замедлилось, автомобиль остановился. Рафаила грубо вытолкнули из салона, он с трудом удержался на ногах – со стянутыми за спиной запястьями сохранить равновесие было непросто. Разогнувшись, он увидел, что находится в просторном, на несколько машин, подземном гараже. Пятеро крепких ребят рассматривали его пустыми холодными взглядами.

«Отморозки, такие на все способны», – констатировал опытный Рафаил.

– Туда, – крепыш с мощной шеей указал на дверь в глубине гаража.

Соседняя комната оказалась просторной и богато обставленной. Большой бильярдный стол, домашний кинотеатр, кожаная мебель, камин, шкафы с антикварной посудой, бар, рыцарские доспехи по углам… Бальтазар сидел на диване и смотрел старый чёрно-белый фильм – какую-то голливудскую комедию. Тот же крепыш толкнул Рафаила в спину, заставляя выйти на середину комнаты, а сам стал сзади.

– Говорят, ты успел вкусно поужинать? – Бальтазар поднялся из кресла. – Свежие мидии, прекрасный лосось, замечательное вино… Молодец, побаловал себя напоследок. Как чувствовал…

Он встал, неспешно подошёл к пленнику, посмотрел ему в глаза. Это был бесчеловечный гипнотический взгляд голодного питона, с которым Рафаил однажды столкнулся в джунглях, можно сказать, «лицом к лицу»… Тогда он оцепенел, тело стало чужим, и на задворках сознания промелькнула старая байка о том, что загипнотизированный кролик, упираясь лапами и визжа от ужаса, сам ползет в открытую зубастую пасть… Или это вовсе не байка?! Хорошо, что у жреца племени буру за спиной всегда личная охрана – шестерка крепких туземцев с дубинами и топорами вмиг разделались со страшным пресмыкающимся, и вечером не питон довольно переваривал пищу, а все племя радостно насыщалось его плотным похожим на куриное мясом…

Но Бальтазар не был голоден, да и должник провинился не очень сильно: наказать за четыреста евро можно обычным избиением без увечий… Откуда тогда эта первобытная, животная ненависть в его взгляде?

– Ты не подумай, что я забыл про долг… Я пытался собрать деньги, – хрипло сказал Рафаил, и в голосе звучали искренние покаянные нотки. – Но эти проклятые кредитки… Туристы не носят крупную наличку, только мелочевку. Все из-за пластиковых карточек…

– Так вот, кто виноват, карточки? – ухмыльнулся Бальтазар. – А тебя, беднягу, совесть замучила? И ты, выходит, совсем ни при чём?

– Ну, не то чтобы совсем, – Рафаил пожал плечами. – Просто обстоятельства так сложились… Но я собирался…

– Это радует! – коротко размахнувшись, Бальтазар всадил в живот Рафаилу увесистый кулак. Тот успел сгруппироваться, напрячь пресс. Но удар его всё-таки согнул. Тяжело переводя дыхание, Рафаил продолжил попытки сгладить ситуацию:

– Я, конечно, затянул, понимаю. Трудные времена. Прости.

– Да ну, не преувеличивай! Разве это трудные времена?! То ли ещё будет!

Бальтазар обошел его вокруг.

– Знаешь, когда я сидел, в камерах у нас были Библии…

– Надо же. В Легионе тоже…

Сзади больно пихнули его кулаком в почку, Рафаил крякнул и умолк.

– Мне понравилось про Соломона, – продолжил Бальтазар. – Этот старый еврей умел принимать по-настоящему мудрые решения. В каждом случае – особенное, чтобы отражало суть дела.

Рафаил смекнул: начинающий главарь банды настроен покрасоваться перед своими подопечными, произнести витиеватый монолог в стилистике Крёстного отца. Однако ему явно недоставало умения говорить гладко и пространно, со скрытым подтекстом. Обойдя Рафаила ещё раз, Бальтазар остановился перед ним лицом к лицу.

– Я мог бы отправить тебя на корм рыбам, мог бы медленно разрезать на куски. Но я, мой совестливый и честный Антуан, я хочу нести в мир справедливость…

– Прям, как Иисус – не удержался Рафаил от ехидной реплики.

Бальтазар жестом остановил бойца, стоявшего за спиной пленника и собиравшегося наградить его очередным тычком.

– Могу с тобой согласиться. Именно поэтому я не буду тебя убивать, мой насмешник Антуан. Тебе всего лишь отрежут большие пальцы на руках, чтобы ты не мог больше держать стаканчик с костями. Да и с поеданием мидий будут некоторые проблемы… Но ничего, привыкнешь!

Бальтазар расплылся в косой уродливой ухмылке. Рафаила жестко подхватили под локти. На бильярдный стол легла клеёнка. Его уже потащили к столу, когда за дверью раздался выстрел. И еще один. И еще…

Рафаил слышал за свою жизнь много выстрелов. Но никогда раньше так им не радовался. Могучие парни, державшие его под локти, рефлекторно ослабили хватку. Дверь распахнулась, с силой ударившись в стену, в биллиардную влетели семеро чернокожих, вооружённых пистолетами и двумя маленькими автоматами.

– Это еще кто?! – взревел хозяин. – Вы знаете, кто я? Я – Бальтазар! Другие банды объезжают мой дом за квартал! Ко мне даже полиция так не врывается!

Но африканцам было плевать на авторитет Бальтазара, они, конечно, не знали его, скорей всего, и французский язык знали не все… У них были свои понятия и свои ценности, свои начальники, отдающие приказы, и свои задачи, которые следовало выполнять. Все остальное их не интересовало.

Бальтазар не успел закончить возмущенную фразу – бритый африканец прострочил его короткой очередью, остальные тоже открыли огонь. Рафаил вырвался из ослабевших захватов и упал на пол. Вовремя! Комната заполнилась грохотом, криками и пороховой гарью. Свистели пули, мягко шлепаясь в человеческие тела, разбивая хрустальные вазы и рикошетируя от стен.

Всё было кончено за несколько секунд. Двое африканцев прошлись по комнате, добивая раненых. Последним пристрелили Бальтазара, который, истекая кровью, успел доковылять до кожаного дивана. Там и нашла его пуля, выпущенная в затылок почти в упор.

– Виртуозно, господа, – прокомментировал Рафаил, поднимаясь на дрожащих ногах: до последнего он боялся, что попадет под раздачу и тоже получит пулю. – Не знаю, кто вы, но обещаю поставить за вас свечку святому… как его… Франциску.

К нему подошёл самый крупный из налетчиков, очевидно, главарь. Бегло осмотрев Рафаила и сверив его личность с фотографией, зажатой в руке, кивнул подчиненным. Пожалуй, и в его взгляде Рафаил не нашел ничего, позволявшего утвердиться в мысли о том, что опасность миновала. Не произнеся ни слова, главарь развернулся и пошёл к выходу монументальной походкой Отелло.

В рот Рафаилу вогнали кляп из упаковки медицинской ваты и, заломив руки за спину, выволокли обратно в гараж. Там лежали несколько трупов, на которые африканцы не обращали никакого внимания. Его снова запихнули в машину, на этот раз в легковой «мерседес». Отъехав от особняка, который Рафаил так и не успел разглядеть, машина вильнула несколько раз по пустым переулкам, промчалась по Рю Дю Солей и взяла курс на выезд из города.

С обеих сторон он был зажат африканцами. Осторожно оглядев их, Рафаил пришёл к выводу, что во Франции они недавно. Во всяком случае, ещё не встроились в шаблонный мир французских обывателей – такое сразу бросается в глаза. От них веяло чем-то нездешним. Всё в них было другое – одежда, манера держаться, выражение лиц, даже исходящая от разгоряченных тел агрессия произрастала не из рациональных зерен, а из какого-то иного, первобытного корня…

Невесёлые догадки овладели Рафаилом. Если это люди шамана Нгвамы, которому он как-то, по случаю, подретушировал «шведской розочкой» жирную физиономию, то приговор покойного Бальтазара очень скоро будет вспоминаться, как акт несостоявшегося милосердия. По спине пробежал холодок. Будто уловив запах овладевающего Рафаилом ужаса, его новые похитители перебросились несколькими злорадными репликами на языке самаки. Рафаил распознал слова «убить» и «смеяться».

«Так ли уж ужасна судьба клошара?», – печально подумал Рафаил и закрыл глаза: похоже всё, что оставалось, – постараться достойно плыть по воле волн, а там видно будет… Может, ветер подует в другую сторону, может, течение изменится, может, их остановит полиция и удастся как-нибудь выкрутиться… Хотя в полиции у него нет друзей, наоборот – они сами ищут его за уличные налеты, а может, и за что-то еще…

Полиция их не остановила, маршрут не изменился, и примерно через час «мерседес» подъехал к заброшенному промышленному зданию где-то на северо-западной окраине. Выбитые окна. Сохранившиеся стёкла непрозрачны от грязи и копоти. Провалы дверных проёмов, давно лишившихся дверей. Перед одним из входов стоял потрёпанный неприметный грузовичок.

Туда и поволокли Рафаила. В неожиданном приступе раздражения тот вдруг упёрся и замычал. Отпихнув плечом одного из похитителей, дал понять: сам пойду, своими ногами. Ему позволили. Перестали заламывать локти, пригибать к земле. Рафаил шёл к темнеющему провалу в стене, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота.

«Держись, Ловкий Антуан, – приказал он себе. – И не из таких переделок выпутывался!»

Войдя в здание, он ощутил густой горький запах расплавленного гудрона. Гулявший по бетонному зданию сквозняк относил запах прочь от входа, но внутри гудроном, казалось, пропитались даже стены.

Один из конвоиров пошутил в том смысле, что их уже заждались. Ему ответили идиомой на самаки, дословно переводившейся как «любую курицу ждёт свой нож».

Нож у него отобрали еще бандиты Бальтазара. Вот если бы верный «Корсиканец» был при себе, то имея свободные руки, он мог начать собственную игру… Тем более что вели его только двое… Но какой смысл думать о несбыточных вещах!

По полуразвалившейся лестнице они спустились в подвал, залитый зыбким светом костра. Под двухсотлитровой цистерной со срезанной верхней половиной, из-за чего она напоминала ванну, пылали дрова вперемешку с каменным углем. Дым уходил сквозь пролом в потолке.

Черный человек в традиционной набедренной повязке племени юка-юка и с многослойным ожерельем из зубов диких животных на шее, умело управлялся с огнём, бормоча себе под нос короткие ритмичные фразы. Красно-белый раскрас на его лице, памятный Рафаилу со времен жизни в племени буру, не оставлял никаких сомнений: это был Брат Огня – распорядитель на церемонии жертвоприношения во имя Великого Юки, во время которого воины заживо варят врага в смоле деревьев венге. Экзотическую смолу изобретательные дети джунглей заменили на промышленный гудрон. Запах его стал невыносимым.

Рафаил почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота. Его согнуло пополам, конвоир слева одним рывком выхватил у него изо рта кляп. Рафаила стошнило на бетонный пол.

Брат Огня брезгливо заворчал. Но еще хорошо, что обошлось так: Юка не принял бы жертву, захлебнувшуюся в рвотных массах!

К цистерне, между тем, придвинули сколоченные из досок козлы – чтобы удобней забросить жертву в «ванну» из гудрона. Воины Юки, – человек десять, в одних набедренных повязках, выстроились полукругом. Головных уборов, обязательных для подобных церемоний, на них не было. Не было и соответствующей раскраски на телах. Эти ребята плохо знали свое дело! Страх вдруг отхлынул, он ощутил внезапную собранность. Как будто старый друг рядовой Дюфур прополз в смыкающееся кольцо врага и принес ленты к замолчавшему пулемету. Бывший друг Дюфур…

Под звуки булькающего гудрона Брат Огня затянул тоскливый ритуальный речитатив, остальные ответили припевом – угрожающим, мрачным. И снова ошибка за ошибкой! Песнь жертвоприношения начинает и поет жрец, а не его помощники! Вдобавок они путали слова и строфы!

Рафаил спокойно шагнул вперёд и повернулся лицом к шеренге. Пение не прерывалось. На него смотрели внимательно, но равнодушно. Жертва могла осложнить исполнение ритуала, но не могла ему помешать. В крайнем случае заупрямившемуся врагу Юки перережут сухожилия.