Текст книги "Отдаленные последствия. Иракская сага"

Необъяснимым образом оказался поврежден электронный блок стабилизации поля сектора «3–4», который находится в техническом отсеке. Сразу после аварии один из сотрудников обратил внимание, что в центральной консоли блока зияет сквозная круглая дыра размером с футбольный мяч. Отсутствующий фрагмент со всей начинкой найти не удалось.

И так далее и тому подобное…

Совещание у мсье Жераля продолжалось два часа. Были созданы две комиссии – одна для расследования причин аварии, вторая для устранения ее последствий. Совместными усилиями участники заседания составили текст заявления для прессы, где выражалось сожаление по поводу переноса официального пуска ускорителя, связанного с дополнительной – во избежание некоторых отдаленных последствий – отладкой оборудования.

Сразу после заседания мсье Жераль отправил секретаря в буфет, где тот пополнил запасы своего шефа, купив несколько коробок с монпасье и две плитки шоколада в придачу. О судьбе коробок, исчезнувших из ящика стола, мсье Жермаль никогда больше не задумывался, у него хватало других забот.

Так же, как Научный руководитель проекта, у которого тоже забот хватало и который в тот же вечер обзавелся новой записной книжкой.

Так же, как и одна молодая сотрудница сектора «3–4», у которой из гардероба исчезли начатый тюбик помады, неполный флакончик духов, пакетик с прокладками, запасные колготки и несколько мелких монет, оставленных на полочке. Возможно, она просто не заметила пропажи.

Тем более никто не заметил, как исчез тощий черный кот, неведомо как приблудившийся на сороковом уровне лаборатории. Его территория включала в себя просторный зал котельной и мусорный блок, где было сравнительно безлюдно и можно было поживиться мышами и остатками обедов…

А вот сотруднику охраны, у которого в тот день прямо из кобуры пропал табельный пистолет, пришлось гораздо хуже, чем остальным. Он понятия не имел, как это произошло, тем более что кобура была застегнута, и даже предохранительный клапан на ней оказался цел. Несмотря на это, его сразу отстранили от работы, приостановили действие лицензии, заставили писать уйму объяснительных, вдобавок было начато служебное расследование, которое обещало затянуться надолго.

Были и другие потери, которые вряд ли кому-то пришло бы в голову связывать с аварией в секторе «3–4» Большого адронного коллайдера. Мир слишком велик, он просто дьявольски огромен. Здесь каждую секунду что-то пропадает неизвестно куда и появляется неизвестно откуда – собственно, вся человеческая жизнь вполне исчерпывается этими двумя процессами. Но нет ни времени, ни хотя бы толики внимания, чтобы попытаться связать между собой все потери и приобретения, расплести спрятанные здесь логические цепочки, прочертить прямые и ясные линии, соединяющие между собой самые разные события, которые сложились бы в понятные всем нам слова.

Ирак. Засада

При всем огромном желании полковник Армии освобождения Ирака Амир Хашир не мог освободить Ирак. Не мог он и остановить продвижение на Фаллуджу батальонов морской пехоты США. Он даже не мог уничтожить хотя бы один взвод этих батальонов. Потому что, положа руку на сердце, вся его «армия» состояла из двадцати солдат разбитых вооруженных сил Хуссейна, шести дезертиров, трех беглецов из военной тюрьмы и пяти гражданских негодяев. И сам он никогда не был полковником – пехотный капитан, разжалованный накануне американского вторжения за воровство казенного имущества. Если бы не пришли американцы, он бы наверняка загремел под трибунал, и уж во всяком случае не смог бы нашить на мундир полковничьи погоны и возглавить армию под святым лозунгом борьбы с захватчиками. Но благодарности к амерам Хашир не испытывал, совсем напротив, хотел с ними воевать.

В его распоряжении было достаточное количество оружия и боеприпасов, которые полковник без особого труда сумел вывезти из оставшихся без охраны армейских складов. Но то были не ядерные и даже не химические склады, а его солдаты не были терминаторами. Поэтому планировать широкомасштабную борьбу с американцами не приходилось. Патрули, малые колонны, случайно отбившиеся от основных сил группы и заблудившиеся одиночки – вот все, на что мог рассчитывать Хашир. Да он и не собирался выигрывать эту войну.

– Это правда, что один американец стоит триста тысяч долларов? – спросил Бахри по прозвищу Куцый.

– Кто тебе сказал это?

– Да все говорят. Муса, Фарид, все парни.

– Тогда ты – миллионер, Куцый. Ты их завалил уже штук десять.

Куцый погружается в раздумья…

Они сидят в засаде у дороги на Эр-Рутбу, ожидая сигнала с первой «лежки», расположенной за полмили к югу. На «лежке» всего два человека, остальных Хашир собрал здесь – дело будет серьезное, нужен боевой кулак. Информатор – староста из Эль-Куфи, вполне надежен и не должен врать: от основных сил американцев отделился взвод, усиленный танком, он сопровождает каких-то экспертов из ООН. Танк – это, конечно, плохо, но международные спецы стоят риска!

– У моей сестры был жених, – Куцый ударяется в воспоминания. – Хороший парень, веселый… Помер в Назирии, ступни ему оторвало. Так он работал когда-то на одного человека, который тайно провозил шимпанзу в Саудовскую Аравию.

– Кого перевозил? – спрашивает Хашир.

– Шимпанзу, обезьяну такую, знаешь. Очень умная обезьяна.

– Правильно называется – шимпанзе.

– Ну да. За одну такую саудовцы давали по сто тысяч долларов. Очень выгодно. Только будет плохо, если попадешься. Двадцать лет тюрьмы…

Куцый носит синие тренировочные брюки, которые нашел в вещевом мешке одного американского сержанта. Сержанту они все равно уже не были нужны: Бахри срезал ему полголовы из «калашникова». Никто из отряда Хашира не носит форменную одежду, в условиях партизанской войны это совсем не нужно и даже вредно. Сам Хашир, правда, ходит в десантном комбинезоне, но он командир, ему можно.

– Про обезьян не знаю, может, и правда, – говорит он. – Среди саудовцев есть очень богатые люди, а у богатых людей бывают странные причуды. Но вот американцы могут стоить и дороже…

Хашир смотрит на Куцего из-под сросшихся бровей, и не понять: шутит он или говорит серьезно.

– И если у нас все получится, будем богатыми людьми, как нефтяные короли. Ну а не получится – двадцатью годами не отделаемся. Убьют нас. Так что выбирай, Бахри, что тебе больше по нраву: быть королем или быть мертвецом…

– Конечно, королем, – быстро определяется Куцый.

– Тогда смотри в оба и не болтай всякую ерунду, – говорит ему Хашир прежним тоном.

Куцый все понял и заткнулся. Через минуту с «лежки» пришел сигнал: идут. Шесть единиц: один танк, два бэтээра, грузовик, топливозаправщик и штабная машина. Старый Карим не наврал.

Полковник Хашир глянул на часы – два ровно – и коротко кивнул головой: охота началась. В ответ дружно лязгнули затворы автоматов. Больше никаких разговоров, каждый хорошо знал свое место и свое дело.

Хашир смотрел вдоль дороги на восток, где из низины вот-вот должны были вынырнуть лупатые морды американских автомобилей. Полковник был невысок, крепок и довольно молод, что подчеркивал его щегольской комбинезон песочного цвета, надетый на голое тело. Он держал руку на плече Сирхана, который должен был привести в действие оба фугаса, блокирующие конвой – передний и задний. Рука лежала камнем, спокойная, давящая, и, хотя полковник Хашир был таким же человеком, как все в его бригаде, от руки исходил не жар, а могильный холод – так, по крайней мере, казалось подрывнику в этот момент.

Сирхан был натянут, как струна: управлять шестью зарядами очень нелегко. Между двумя блокирующими зарядами заложены еще четыре, и каждый должен сработать с максимальной эффективностью. Нажал кнопку радиовзрывателя на секунду раньше или на две позже – и мина ценой в триста долларов взорвется без пользы… Значит, Хашир вычтет их из твоего жалованья. Это в лучшем случае… А может, вообще пристрелит.

…Хоть колонна небольшая, грохоту от нее много. Рычание двигателей, черные выхлопы, вонь отработанной горючки, даже земля дрожит… Припудренный пылью бэтээр прет первым, прет нахально, похозяйски, за ним огромный джип, потом грузовик с солдатней, еще один бэтээр, похожий на огромного жука заправщик, танк замыкает колонну, рвет гусеницами святую землю Ирака…

Хашир вырос в этих местах, он доподлинно знает, что до прихода амеров здесь никто не поднимал такого наглого шума, не кромсал землю, которая веками лежала в тихом, неспешном раздумье, не отравлял кристально чистый воздух… И ярость ударила в голову, как заряд направленного действия: что же, будет вам, будет и грохот, и дым, и смерч огненный, и трупная вонь будет – получите под завязку все, что заслужили!

Так и вышло. Он сжал плечо Сирхана, тот нажал кнопку, и первый взрыв расколол землю, будто великан вонзил в нее огромный кетмень. Бэтээр отбросило назад, одновременно в хвосте колонны сработал заряд: фонтан огня и вздыбленной земли приподнял и развернул громаду танка. Сирхан, как опытный дирижер, в третий раз нажал кнопку, и опять удачно: оранжевая бритва рассекла «Хаммер» и опрокинула на бок.

– Огонь! – рявкнул Хашир.

С двух сторон ударили гранатометы и пулеметы. Взорвался и загорелся высоченным дымным факелом топливовоз. Вспыхнул и запылал второй бронетранспортер, в нем стал рваться боекомплект. Подбитый танк чадил, распространяя смрадный запах паленого мяса. Пулеметные очереди обрушились на грузовик, из кузова посыпались солдаты, часть бросилась к обочине, но наткнулась на плотный встречный огонь, другие просто метались по дороге, не зная, куда им деваться. Поврежденный взрывом первый бэтээр стал пятиться назад, но дорогу перегородил куцый перевернутый «Хаммер». В нем оставался кто-то живой: обгоревшая рука высовывалась из разбитого окна, пытаясь открыть дверцу снаружи.

– Бахри! К джипу, быстро! – Хашир ударил его в плечо, подгоняя.

Подбежал к гранатометчику, наводившему свою трубу на грузовик, в кузове которого уже никто не шевелился. Хашир молча показал в сторону ожившего бронетранспортера. Высунувшийся из люка солдат возился с пулеметом. Гранатометчик все понял, развернул ствол. Граната ударила в башню, проломив борт, взрывная волна и осколки, как ножницами, срезали часть головы пулеметчика и вдребезги раскурочили пулемет.

И тут сработал четвертый заряд, разворотил переднюю часть бэтээра, вздыбил и швырнул его о землю так, что из открытого башенного люка вылетели какие-то полужидкие ошметки. С этого момента американскую колонну можно было считать уничтоженной…

На дороге оставались только убитые и раненые. Бахри как истукан застыл над двумя телами в штатском, которые только что извлек из «Хаммера». Непонятно было, живы они или нет, ну да сейчас не до них, позже разберемся. Дважды рвануло – это Муса и Фарид закинули по осколочной гранате в люк танка и кузов грузовика. Остатки колонны дымили так, что, наверное, даже с их поганых космических спутников видно. Что ж, пусть любуются. Жаль только, запах горелого мяса до космоса не поднимается…

Ирак. Усиленный взвод в переделке

Вдруг заглох двигатель, просто умер безо всякой причины. Бронетранспортер резко остановился, присев на передние колеса. Рядовой Смит уставился на приборную панель, вспыхнувшую тревожными красными огоньками: масло, генератор, тормозная… Откуда-то сверху капала кровь. Смит дотронулся до лба – да, он здорово расшибся, и волосы тоже все в крови. Но, хоть убей, он не помнил, когда это произошло. «Лейви» дернулся еще раз, словно в агонии. Смит в панике ударил раскрытой ладонью по включателю зажигания – ноль реакции!

Переключился на запасной генератор, опять ударил. Ничего. Все это время со лба и носа капала кровь, а снаружи шел низкий мощный гул, от которого пятитонная машина дрожала и звенела, как рождественская елочка. Он попробовал откинуть водительский люк, но обнаружил, что его намертво заклинило и даже вдавило внутрь, словно кусок растаявшего шоколада. Он на корточках перебрался во второй отсек, где в нос ему шибанул дикий запах скотобойни. Верхний люк был откинут, из него свешивалась вниз какая-то тряпка, по которой медленно сбегала густая черная жидкость. Вверху виднелось неестественного фиолетового оттенка небо. И где-то гудело и гудело. Смит осторожно приблизился к люку, уже зная, что это никакая не тряпка, и что там, снаружи, ему предстоит узнать и увидеть еще очень много ужасного – если он, конечно, наберется духу. Обогнув лужу на полу, он на четвереньках добрался до второго люка, откинул его и осторожно высунулся наружу.

Опрокинутый «Хаммер» лежал поперек дороги, правая часть салона вмята внутрь, зад вместе с колесами будто срезаны ножом. Грузовик уткнулся в обочину, матерчатый верх изрешечен в лохмотья, из кузова наполовину вывалилось чье-то тело, словно несчастный в последнюю минуту своей жизни пытался выполнить заднее сальто. Второй БТР представлял собой обгоревший железный остов на голых ободьях. Заправщик пылал своими двумя цистернами, как погребальный костер: бензин давал гудящее, рвущееся в небо пламя, а солярка – густую жирную копоть. Чуть дальше стоял танк с перебитой гусеницей, даже не стоял, а каким-то непонятным образом полулежал, похожий на мертвую толстую женщину, у которой съехали чулки. Смит вылез из бронетранспортера, приблизился на несколько шагов и увидел воронку прямо под разорванными траками. Перекошенную башню украшало большое звездообразное пятно сажи. А на дороге лежали тела в морпеховском камуфляже «дезерт», лежали на удивление упорядоченно, будто их выстроили в цепь и срезали длинной пулеметной очередью. Смит боялся подойти ближе, боялся узнать в ком-то из них бесстрашного капитана Маккойна или Прикквистера… Или кого-то еще.

И здесь тоже гудело. От гула собиралось в тревожные складки фиолетовое небо, и бежала мелкая рябь по ярко-желтому, будто нарисованному песку, и финиковая роща вдалеке бесновалась, тряся пыльно-зелеными шапками, хотя ветра не было и в помине, и белый минарет многозначительным перстом указывал в низкое небо…

У Смита задергалась нижняя челюсть. Саддамовцы, подумал он. Боевики. Укрылись на обочине, рванули противотанковую, расстреляли взвод… И он почему-то единственный остался жив.

Но когда они успели?

Почему он ничего не слышал?

И куда они подевались в таком случае?

И… Что вообще здесь происходит?

Смит дотронулся рукой до танковой брони. Холодная. Жирная сажа осталась на пальцах.

Он ничего не понимал.

А вдруг они вернутся?

Он повернулся кругом, на негнущихся ватных ногах поковылял обратно к своему «Лейви». И здесь увидел вторую воронку от взрыва. Рядом с «Хаммером». Именно этот взрыв срезал его заднюю часть и сплющил салон, словно удар огромного молота. Смит вспомнил о камне, на который он наехал перед тем, как…

До него дошло. Это был не камень.

Не камень, черт его дери! И он сам на него наехал, спецом…

Смит заорал благим матом, хотя не услышал собственного крика. Он обхватил руками голову, вцепился в волосы… Волос не было. Головы не было. Вернее, что-то осталось, но темя и затылок оказались снесены начисто, а внутри бултыхалось уже остывшее месиво.

Рядовой первого класса Шон Смит-младший, прирожденный водила, парень на все руки из штата Кентукки, покачнулся, лицо его исказил ужас не грозящей, а уже наступившей смерти, и бездыханное тело тяжело рухнуло на дорогу.

Сквозь изрешеченный пулями и взрывами пейзаж Ирака души морских пехотинцев тяжелыми каплями просачивались в мертвые воды Стикса, и душа Шона Смита булькнула последней.

Бозонель. Жилой городок научного центра

Плюи вернулся домой около полуночи. Детей у него не было, как, впрочем, и жены. Не раздеваясь, Плюи прошел в гостиную, открыл бар, налил себе половину стакана джина, разбавил тоником, насыпал лед. Со стаканом в руке он опустился в кресло, отхлебнул и надолго задумался. Очень надолго. Со стороны можно было подумать, что он впал в ступор или спит с открытыми глазами. Но это было не так. Спустя какое-то время Плюи пошевелился и пробормотал:

– Вниз. Вся энергия уходила вниз… Будто ее излучало кольцо Ускорителя… И получилась «окружность исчезновения»? И все, что в нее попало, бесследно исчезло? А еще локальные пропажи… «Брызги исчезновения»? В самом деле, бред какой-то!

Он рассеянно глянул на стакан, словно забыл, откуда он здесь взялся, поставил его на крышку бара и встал. Затем подошел к телефону, набрал номер. К трубке долго не подходили – видно, Главный конструктор уже спал. Наконец раздался хриплый голос:

– Слушаю.

– Это Плюи, – отрывисто произнес ученый. – Извините за поздний звонок. У меня есть вопрос. На какое значение отклоняется центр той вашей окружности от проецируемой оси Ускорителя?

Мсье Жераль удивленно подышал в трубку, собираясь с мыслями.

– Шестнадцать и восемь десятых градуса. Можно считать – семнадцать. У вас появилась какаято версия?

– Возможно, – сказал Плюи. – Вы не знаете, какая точка находится в проекции Ускорителя на противоположной стороне земного шара?

– Что?! – потрясенно спросил Жераль.

– Извините, это я сам себе! – быстро поправился Плюи. – Доброй ночи.

Он положил трубку. Наполовину осушил стакан с джином. Достал из кармана новую записную книжку и ручку, что-то подсчитал. Потом принялся ходить по дому, открывать дверцы шкафов, выгребать из стеллажей книги и бумаги. Он что-то искал. Потратив на бесплодные поиски полчаса, он, в конце концов, спустился в подвал, где среди старой мебели и прочего хлама обнаружил то, что ему было нужно. Старый школьный глобус.

Плюи вернулся с ним в гостиную, прихватив по дороге из кабинета циркуль, линейку и старинный, еще прадедушкин стилет – с витой костяной рукоятью, витым набалдашником, витым перекрестьем и потемневшим от времени трехгранным клинком… Уселся в кресло. Поставил рядом недопитый джин. Пристроив глобус у себя на коленях, он отмерял какие-то расстояния циркулем на линейке, а затем прикладывал его к маленькой модели земного шара.

– Семнадцать градусов, десять или тридцать – принципиальной разницы нет, – бормотал он себе под нос. – От этого зависит только площадь измененной зоны… Главное – подтвердить сам факт! Вот здесь наш излучатель…

Он отметил карандашом на глобусе черную точку, потом обвел еще раз, и еще – так что получилось жирное пятно.

– Вот отсюда пошел сноп энергии…

Плюи встал, кряхтя, положил глобус на пол, приставил к пятну острие стилета и, навалившись, проткнул толстый картон.

– И где же мы, в конце концов, оказались?

Он перевернул глобус. Трехгранное острие вытарчивало из западной части Ирака, недалеко от Сирийской пустыни.

– Хорошо, что там безлюдная местность, – сказал Плюи и стал потягивать оставшийся джин, рассматривая торчащий из глобуса кусочек острой стали.

Ирак. Расстрелянная колонна

Уцелевшие амеры повели себя по-разному: кто-то попытался убежать в степь – тех перестреляли, как зайцев; кто-то поднял руки и сдался. Времени возиться не было, «вертушки» могли подоспеть. Поставили америкосов в шеренгу на колени, шлемы скинули, вколотили две очереди в бритые затылки. Даже раздевать не стали.

Ну а потом случилось это.

Хашир нутром почуял неладное. Он побежал… нет, все-таки пошел, бежать уже не было смысла, – к разбитому «Хаммеру» с дымящим капотом. Он еще не видел подробностей, но по застывшей фигуре Бахри, напоминающей повешенного на невидимой веревке, понимал – что-то случилось.

Гражданские исчезли! Их не было! Только что лежали два тела, недвижные и, казалось, бездыханные. А теперь исчезли без следа. За кого теперь брать выкуп?!

– Бахри! В чем дело?

Бахри стоял, нелепо задрав голову вверх, по выгнутой шее бегает кадык.

Вверху, над дорогой, бесшумно парило что-то. Огромный, взглядом не охватить, правильный овал. Словно капля повисла над дорогой – в ней, как в сферическом зеркале, полковник увидел свое перевернутое отображение с поднятой головой и рядом Бахри с выпученными в ужасе глазами, шевелящимся ртом. С первого взгляда казалось, оно зависло высоко, метрах в пятнадцати—двадцати над дорогой, но Хашир видел себя так, будто совершал утреннее омовение перед зеркалом в ванной: видел осевшие на щеках частицы копоти, шевелящиеся от дыхания волоски в ноздрях, видел разбитую дорогу под своими ногами и каждый камешек на ней, видел, как дорога загибалась и утоньшалась к краям зеркала, уходя в лиловое, будто нарисованное небо…

Полковник потерял дар речи и застыл. Бахри и другие бойцы тоже превратились в соляные столпы. Издалека, словно из другого мира, доносились звуки выстрелов: Муса и Фарид обходили поле боя и добивали раненых амеров. Любимое занятие увлекло их настолько, что они не обращали внимания на страшное видение.

И тут по гладкой, выгнутой поверхности, пробежала едва заметная рябь.

Хашир сглотнул, не в силах оторвать взгляд от зеркала. Там все осталось как прежде: небо, дорога. Только ни его, ни Бахри больше не было. Там стоял целехонький «Хаммер», рядом с ним топтались два типа в гражданском – один толстый, бородатый, с сигарой во рту, второй невысокий, похожий на мальчишку-подростка. И грузовик стоял на обочине, целый и невредимый, рядом прохаживались американские солдаты, и на самом изгибе, с краю – вытянутый искривлением зеркала танк, который вот-вот свалится на голову!

– Бежим! – истошно заорал Хашир и, что было сил, помчался в степь. Его бойцы бросились следом, как стая волков, спугнутая медведем.

– Ложись! – заорал Хашир, когда они отбежали на сотню метров. Армия освобождения Ирака залегла, взоры солдат устремились назад. Они с удивлением увидели, как из разбитого бэтээра вылез окровавленный амер и, покачиваясь, подошел к танку, зачем-то потрогал броню и двинулся назад. Самое удивительное и противоестественное состояло в том, что у него был срезан затылок! Через несколько шагов он упал, Муса, радостно скалясь, бросился к очередной жертве. За ним, меняя магазин, побежал Фарид.

– Полковник! – хрипло позвали сзади.

Хашир встряхнул головой, будто муху отогнал.

Дорога была пуста. Его люди, до предела задрав головы, смотрели в небо – растерянно и даже испуганно, как только что смотрел сам Хашир. Но, кроме легких перистых облаков, там ничего не было. И на дороге ничего не было. Амеры исчезли, испарились вместе со своей техникой. Ни танка, ни бэтээров, ни заправщика, ни грузовиков, ни трупов.

– Что это было, полковник?! – Глаза Бахри округлились от ужаса.

Хашир вздохнул. Командир должен знать больше, чем его подчиненные, иначе это не командир.

– Амеровский дирижабль, оклеенный зеркальной пленкой, для невидимости. Хорошо, что они нас не разбомбили!

– А куда делись эти… Ну, которых мы убили? Куда делся танк, грузовик? – не успокаивался Куцый.

– Ясно куда! – невозмутимо отвечал командир. – Амеры их забрали.

– А зачем они забрали Муссу и Фарида? – спросил Большой Али.

Действительно, двух бойцов нигде видно не было.

– В плен взяли! – рявкнул Хашир. – Потому что они не послушались меня и не выполнили приказ!

Больше вопросов никто задавать не рискнул.

Ирак. Усиленный взвод на марше

Его быстро привели в чувство, плеснув в лицо холодного бурбону. Смит оскалился, заскрипел зубами и открыл безумные глаза.

– Спецом! – хрипло выкрикнул он и дернулся.

– Тихо, – сказал капитан Маккойн и воткнул ему между зубов горлышко фляги. – Пей.

Смит глотнул, дернулся опять, в глазах появилась осмысленность. Он очень внимательно посмотрел на небо, перевел взгляд на склонившиеся над ним лица и мучительно вытянул губы – то ли просил еще пить, то ли хотел что-то сказать. Ему дали еще бурбону. Смит резко отвернулся, виски потекло ему за ворот. Он приподнялся на руках, сел. Осторожно потрогал голову, она была цела, только появилась здоровенная шишка на лбу. Обнаружил, что находится на обочине дороги, на заботливо расстеленном кем-то куске брезента. Вокруг – командир, Прикквистер, фельдшер Руни, еще чьи-то лица. Все выжидательно смотрели на него.

– Не помню, – сказал он еле слышно. – Ничего не помню… Что это было?

– Матрос Смит! – окликнул его капитан. – Вы в порядке?

– Да, сэр, – пробормотал в ответ Смит. – То есть… Так точно, сэр!

– Вы можете встать?

Он кивнул. Его подхватили под руки, помогли подняться. Смит встал и огляделся.

Танк, целый и невредимый, стоял у края дороги, сердито дымя выхлопами, на башне верхом сидел лейтенант Палман и широко зевал в раскаленное голубовато-молочное небо, обычное иракское небо. Буря развеялась, так и не начавшись. Рядом застыли бронетранспортеры и грузовик, целые и невредимые. Солдаты кучковались в тени машин небольшими группками, слышался смех, чей-то плеер наигрывал «Hero» Иглесиаса, тянуло табачным дымом; возле «Хаммера» возился коротышка Фил Шарки, отдирал с лобового стекла налипших насекомых и что-то бурчал под нос; за спиной у него стоял переводчик Ахмед и наблюдал, как Шарки орудует своей щеткой; размахивая зажатой в толстых пальцах сигарой, прохаживался профессор Макфлай, свободной рукой он сгреб в охапку маленького Гроха и что-то по обыкновению втолковывал ему. Кенгуру раскуривал свою трубку, а китаец, подогнув под себя ноги, сидел на куске брезента с закрытыми глазами – медитировал. Обычная картина – но было в ней нечто странное и нелогичное, и жуткое… а что именно, Смит никак не мог ухватить. Может, все дело в том брезенте на обочине, из-под которого торчат две пары ног в легкомысленных гражданских кедах?

– Я в порядке, сэр! – гаркнул он в лицо капитану Маккойну. – Просто… Мне показалось, что на нас напали саддамовцы… Наверно, я ударился головой. Этот проклятый камень…

– Все в порядке, – Маккойн ободряюще похлопал его по плечу. – Действительно, были два террориста с автоматами, наверное, смертники. Вон они лежат. Отдыхай. Через пятнадцать минут отправляемся.

Он окликнул Руни и направился вместе с ним к радистам. Кто-то похлопал Смита по плечу и сказал непонятно: «Ну, судьба твоя…» – а потом все разошлись. Один только Прикквистер остался рядом, щурился на Смита и загадочно молчал. Гудела голова, и на душе было тоскливо, вдобавок ко всему Смит не знал, что ему сейчас делать, куда девать руки-ноги и всего остального себя. Будто его подняли со страшного перепоя, а он толком и не помнит, что вытворял накануне пьяный.

– Ну, что уставился? – буркнул он.

– У тебя башка разбита, – сказал Прикквистер.

– Знаю, – огрызнулся Смит, с опаской потрогал затылок, зачем-то оглянулся. – А ты помнишь, как в нас стреляли, и все горело?

– Ты что, матрос? – Прикквистер покрутил пальцем у виска. – Неужели совсем с катушек съехал? Эти двое выскочили откуда-то, но их сразу срезали. Одного капитан, а второго – Санчес. Они даже ни разу выстрелить не успели! У тебя, наверное, в штанах горело…

– Да нет… Это я пошутил…

Шон Смит хотел было по привычке убраться в свой водительский отсек, сожрать в тишине и спокойствии пару-другую печенья, но тут только до него дошло, что ни водительского отсека, ни его бронетранспортера рядом нет. Как это так? Непорядок. Смит повертел головой и увидел свою машину почему-то в самом конце колонны. Он молча потопал туда. Прикквистер увязался за ним.

– Ты что, в самом деле ничего не помнишь? – допытывался Прикквистер. – Вообще ничего?.. И как из машины тебя доставали?

Смит не ответил. Он мог бы ответить, конечно, но ему не хотелось. Он ничего не имел против Прика, оба они здесь новобранцы желтобрюхие, обоим им тяжелее, чем другим, но Прик при этом еще зануда. Ну или не зануда, а просто парень, который любит задавать слишком много вопросов. Как прирожденный водила и механик, привыкший иметь дело со всякими железками, Смит и людей часто представлял себе в виде набора деталей, где каждая железка имела свое место и назначение, каждая крутилась или качалась, как ей было предназначено, и даже злобный мудак Санчес в этой картине мира занимал свое место – скорее всего в каком-нибудь ударно-спусковом механизме. Ну а Прикквистер здесь был чем-то вроде стопорного винта: маленький и упертый. Как человек такого склада мог попасть в морскую пехоту, для Смита, как и для остальных, оставалось загадкой… Хотя, если разобраться, у Прика были и хорошие качества – например, он был умный, и всегда знал, чего он хочет, и вообще…

Но тут Смит подошел к своему «Лейви» и остановился как вкопанный.

Перед бронетранспортером, прямо поперек дороги, зияла широкая и глубокая трещина, скорее даже пропасть, в которую жидкими ручейками все еще продолжал осыпаться песок. Она начиналась у левой, западной обочины и, разрезав дорожное полотно под идеально прямым углом, уходила вдаль, выворотив с корнями несколько огромных финиковых пальм. «Лейви», верный железный коняка, застыл у самой пропасти, будто выполнял норматив на экстремальную точность.

Приоткрыв рот, Смит уставился в темный провал. Дна не было видно.

– Это что? – спросил он.

– Землетрясение, – спокойно пояснил Прикквистер. – Всего раз тряхнуло, шесть баллов как минимум. Ахмед говорит, здесь такое часто бывает, местные привыкли. А мы подумали – фугас на дороге…

– А как же я? – спросил Смит.

– Что ты? – не понял Прикквистер.

– Что! Что!.. Вот это все! – Смит пнул ногой песок и взмахнул руками, в самом деле не зная, как выразиться точнее.

– А-а… Ну, ты молодцом. Мордой в панель, отключился, ничего не помнишь. Хорошо, хоть двигатель заглушить успел… – Прикквистер подумал и добавил: – Хотя, скорее всего, он сам заглох. Все машины заглохли, когда тряхнуло.

Он выковырял носком ботинка камешек, столкнул его в пропасть и опять посмотрел на Смита:

– Кстати, у тебя никаких таких ощущений… необычных, скажем… в организме не возникло?

– Возникло… Еще как возникло! – рявкнул Смит. – Не дай бог еще раз такое привидится! Отвали от меня, Умник, а то врежу!

Прикквистер рассмеялся. Он всегда смеется, если ему пригрозить, такой уж человек.

– А вот Мако хочет на твою машину Хэкмана посадить, – сказал он. – Уж больно хорошо ты, по его мнению, головой приложился…

– Какой еще Хэкман? – Смит возмутился. – Какой Хэкман? Вон пусть на «Хаммер» его сажает, раз приспичило! Я в свою машину никого не пущу. Тоже мне, придумал!.. – Он еще раз окинул взглядом трещину и обочину, уже по-деловитому, спокойно. – Здесь спуск градусов сорок, надо объехать аккуратно. А Хэкман на нос машину поставит, гарантию даю.

Он решительно подошел к бронетранспортеру, откинул боковой люк и на мгновение застыл, словно озаренный каким-то воспоминанием или неожиданной идеей. Провел ладонью по броне, потыкал ее пальцем. Но потом махнул рукой и забрался внутрь.

Уборщик

Свист электромагнитов Большого Ускорителя в какой-то момент усилился, а потом над головой Клода разразился гром. Тысяча громов. С таким звуком могли рваться в клочья тяжелые бетонные перекрытия или раскалываться земля. Клод попытался разжать сведенные судорогой на руле руки и… Вместе с машиной провалился в воду!