Текст книги "Опер по прозвищу Старик (сборник)"

Среди ожидавших у Крылова было много знакомых, большинство отворачивались или делали вид, что не узнают инспектора, который вряд ли вызывал у них положительные ассоциации, наоборот – напоминал о старых грехах, забытых обещаниях, невыполненных обязательствах, так и оставшейся неизмененной жизни и других неприятных вещах.

Три симпатичные, без чувства меры использующие косметику девицы все же поздоровались, с явным интересом разглядывая Риту.

– Это и есть твоя работа? – с сарказмом спросила она.

– Именно.

– Молодые, красивые…

– С расстояния не меньше трех метров.

– …одеты, как кинозвезды.

– И что интересно, стоимость наряда на каждой превышает сумму годового заработка. А две вообще не работают последнее время.

– Как же это им удается?

– По-разному. Клянчат у родителей – это называется «доить стариков», спекулируют, не брезгуют и приемами древнейшей профессии…

– Такая же плесень, как твоя тетя Маша. Только вид фирменный.

– И резоны у них свои имеются: дескать, умеют жить красиво, не в пример сереньким мышкам, вкалывающим за зарплату и попадающим в ресторан два раза в год. У них каждый день праздник, такси, бары, шампанское, коньяки. Они выходят «на охоту», чтобы самим выбирать себе партнера, как это делают мужчины. И тешатся мыслью, что это им удается.

– А на самом деле разве нет?

– Обойти особенности пола нельзя, и срабатывают извечные законы природы: выбирают все-таки их, хотя они и получают некоторую возможность корректировать этот выбор, возможность, ограниченную степенью спроса на предлагаемый товар. А выглядит такая, с позволения сказать, «охота» гораздо постыднее, чем соответствующее занятие мужчин, и обозначается словом, не допускающим двояких толкований. Они знают это и пытаются изобразить себя этакими свободными женщинами, стоящими выше предрассудков…

Крылов внезапно замолчал и усмехнулся:

– Я разговорился, как на лекции.

– Мне было интересно. Ты, оказывается, еще и философ да вдобавок знаток женских душ… Бедный Сашка…

– Опять «бедный»! Почему же?

– Нельзя быть знатоком женских душ. Иначе неизбежно станешь циником или несчастным разочаровавшимся человеком, а то и подлецом. Да-да, не перебивай меня, я знаю, что говорю. Так что ты не заглядывай, пожалуйста, мне в душу, ладно? И вообще никому, если не по службе. Пока бродишь там, в нехороших темных переулках – дело одно, а вышел – все!

– Ты меня пугаешь? У тебя в душе есть что-то такое, что не хочется показывать?

Крылов хотел сказать это весело, но шутливый тон не получился. Он привык находить ясность во всем и не терпел недомолвок, умалчиваний, туманных намеков. С Ритой достигнуть полной ясности не удавалось. Иногда у нее резко менялось настроение, и он не мог понять, почему. Как-то раз она неделю избегала его, потом все пошло, как прежде, объяснить, что произошло, она отказалась. Она вообще не любила рассказывать о своей прошлой жизни, Крылов так и не узнал, кто был холеный, в летах мужчина, поздоровавшийся как-то с Ритой на улице, почему она не ответила и у нее на весь вечер испортилось настроение. И что она имела в виду сейчас?

– Просто предостерегаю тебя. Это еще хуже, чем идеализировать нас: когда стремишься к идеалу, всегда разочаровываешься. Вот я и предупреждаю: не надо заглядывать внутрь, копаться в чувствах, мыслях, поступках, не надо…

Неясности, связанные с Ритой, задевали Крылова за живое, вызывали беспокойство, он понимал, что ревнует, а поскольку считал ревность свойством слабых натур, злился на себя и отчасти на Риту. Сейчас он тоже ощутил раздражение и не посчитал нужным, а может, просто не сумел скрыть.

– Я не патологоанатом, чтобы «заглядывать внутрь» и в чем-то там «копаться»! Но анализировать чувства близкого человека, стремиться узнать его духовный мир, радости, сомнения, переживания – естественная потребность каждого. Исключая, конечно, дураков. И если тебе это неприятно, если есть что скрывать, то, может, имеет смысл подыскать мне замену?

Крылов остановился, Рита, по инерции сделав несколько шагов, обернулась, они напряженно смотрели друг на друга. Рита не терпела резкого тона, при каждом удобном случае любила подчеркнуть свою независимость, и Крылов был почти уверен, что сейчас она вздернет подбородок и медленно, почти по слогам скажет: «Может, и имеет».

И все закончится, он повернется и уйдет, забудет адрес и телефон, а она, конечно, тоже не придет и не позвонит. Но получилось по-другому.

Рита подошла вплотную, взяла его под руку, коснулась губами щеки.

– Ладно, извини, не будем… Это я так.

И без всякого перехода спросила:

– Ты расследуешь дело Нежинской?

Крылов даже растерялся от неожиданности. Он никогда не говорил с Ритой о «живых» делах, тех, что находятся в производстве, еще не прошли через суд и не сданы в архив, и сейчас молниеносно прокрутил в голове, где и как он мог проговориться. Нет, ничего.

– Откуда ты знаешь?

– Встретила институтских подружек, они и рассказали, что в Марию кто-то стрелял через окно. Высоко, седьмой этаж, а ты рассказывал, что на кран лазил. Здорово? Кажется, это называется дедукцией?

Рита говорила весело, оживленно, как будто между ними не было никакой размолвки. Да и Крылов, ошеломленный услышанным, мгновенно забыл происшедший только что инцидент.

– Ты училась с Нежинской?

– На одном курсе. Только группы разные.

– Вот так совпадение! И что за человек?

Рита засмеялась:

– Теперь я представляю, как ты допрашиваешь!

У Крылова нетерпеливо дернулся уголок рта.

– Тихая, ничем не выделялась, училась средне, старалась быть «как все». Но себе на уме: скрытная, девчонки любят посплетничать – она слушала, но о себе никогда не рассказывала.

– Часто ее видишь?

– После института встречались случайно раза три в городе. «Как живешь, кого видишь?» – поболтали и разбежались. Мария за последние годы изменилась: знаешь, есть женщины, которые в тридцать гораздо привлекательнее, чем в шестнадцать. Расцвела, одета шикарно, броская, красивая и фигура по нынешней моде пришлась: высокая, худая, как мальчишка, – французский тип. Через дорогу идет: машины притормаживают, сигналят – приглашают покататься. Она освоилась с новой ролью, держится, будто так и должно быть.

– Может, ты говоришь про однофамилицу? Я видел ее фотографию – ничего похожего…

– А ты посмотри в натуре. И обрати внимание на одежду. Импорт, фирма, высший разряд!

– На какие шиши?

– Вот этого не знаю. С мужем разошлась, живет одна… Я тебе только одно скажу: одета она явно не по средствам. Слишком дорого для порядочной женщины… Да ладно, что мы все черт-те о чем! Хватит. Уже пришли.

Обойдя припаркованный вплотную к подъезду массивный черный «ЗИМ», они поднялись на второй этаж.

– Хотя бы сказала, к кому и по какому поводу.

Крылов оглядел обитую обожженными досками дверь, бронзовую табличку с витиеватой надписью: «Р. Рогальский».

– Галка – школьная подруга, сто лет не виделись, а на днях встретились случайно в магазине… – Рита не закончила фразу.

– Наконец-то!

На пороге стояла миниатюрная симпатичная брюнетка в рискованно декольтированном платье, подвижная, быстрая – этакий живчик с голой спиной.

– Думала, уже не придете!

В одно мгновение она расцеловала Риту в щеки, царственно подала Крылову расслабленную кисть и, явно удивившись, что он ограничился рукопожатием, увлекла в комнату.

Во главе богатого стола сухопарый, с лошадиным лицом человек в сером отлично пошитом костюме стоя произносил тост. Прервавшись на полуслове, он недовольно повернул к вошедшим строгое лицо с бородавкой на правой щеке. Эту бородавку Крылов уже видел, но когда и где – не помнил, очевидно, в одну из необязательных мимолетных встреч, которыми изобиловала его служба.

– Подруга немного задержалась, – извиняющимся тоном сказала Галина и, указывая пальцем, спешно представила десяток напряженно застывших с рюмками гостей.

Не успев опомниться, Крылов оказался между круглолицей скованно чувствующей себя Надеждой и крепко пахнущей дорогими духами Викой, похожей на маленькую тропическую птичку с ярким оперением.

– …Но теперь, Ромик, работать тебе будет сложнее, – продолжил тостующий. – Больше ответственности, строже спрос. Из рядового труженика ты превратился в руководителя, в подчинении у тебя люди, на плечах – план. От души поздравляю, хочу пожелать успеха в новой должности и не сомневаюсь, что ты сумеешь преодолеть все трудности!

Растроганный хозяин протянул через стол мощную, длинную, как оглобля, руку, тонко запел хрусталь.

– Ты молодой, растущий, дай Бог, не последний раз пьем за твое повышение.

Очевидную снисходительность интонации Рогальский принимал как должное.

– Спасибо, Иван Варфоломеевич, большое спасибо…

Необычное отчество оказалось второй броской причиной, и Крылов вспомнил все вплоть до фамилии: семь лет назад у Кизирова обворовали дачу, и он почему-то старался преуменьшить размер ущерба, чем удивлял работающего по делу Волошина: странный потерпевший.

Судя по уверенным манерам, обкатанно-официальным оборотам речи и властному тону, он перерос должность прораба стройуправления. Вон как почтительно слушают его Рогальские, да и остальные, кроме, пожалуй, Семена Федотовича. Тот всем своим видом дает понять, что тоже важная шишка…

Крылов терпеть не мог незнакомых компаний, пришел сюда только из-за Риты, которую хозяйка посадила между собой и пегим – неудачно покрасился, что ли? – Толиком, и сейчас, подавляя нарастающее раздражение, пытался определить, что же за люди выпивают, закусывают, смеются и оживленно болтают вокруг него.

– Ах нет, Семен, я плохо переношу тропики, и потом змеи… Хочу в круиз по северным морям, – капризно говорила отстраненно-красивая Элизабет, отправляя в рот прозрачно-розовый ломтик семги.

– …выменял малый альбом Дали – ну и вещь, доложу я вам, – ум за разум заходит!..

– …достань, не пожалеешь: вся жизнь царского двора описана, министры, военные, и как его убили…

– …Алексей Андреевич специальный экстракт принес, финский. Капнешь на камни – пар мятой пахнет… Что-то последний раз его не было, видно, ревизия не окончилась…

– Тихо, товарищи! – внушительно сказал Семен Федотович, поднимаясь с рюмкой, и шум моментально стих. – Я предлагаю поднять бокалы за нашего друга Алексея Андреевича Бадаева. Многие из присутствующих его знают – это честный и порядочный человек, готовый прийти на помощь в трудную минуту. Сейчас у него неприятности по работе – козни недоброжелателей и завистников, но мы не дадим Алексея в обиду, каждый найдет веское слово, чтобы защитить его от кляузников и анонимщиков!

– За Алексея Андреевича!

С суровой сосредоточенностью все истово, будто оказывая помощь попавшему в беду товарищу, выпили до дна.

Крылов поставил на стол чуть пригубленную рюмку, поймал осуждающий взгляд Кизирова и принял его, увидел мелькнувшую искорку узнавания, которая тут же потухла: где уж там – мимолетная встреча в коридорах отдела, вот Волошина он бы узнал… И все же что-то удержало негласного тамаду от готового сорваться замечания, он отвернулся и принялся за бутерброд с икрой.

Строгость момента прошла, снова ели, добродушно улыбались, разговаривали.

– …с моего номера ничего не видно, тем более туман, ну, думаю, зря все, расслабился, а он как раз на меня и вышел…

Начинающий полнеть парень с развитыми надбровными дугами и носом бывшего боксера вскинул воображаемое ружье, и жест получился убедительнее, чем его недавние рассуждения о сюрреализме Сальвадора Дали.

– Ты, Орех, не первый раз засыпаешь, – хохотнул гориллообразный Рогальский и угодливо добавил: – Хорошо, что Иван Варфоломеевич не дремал, – ушел бы зверь!

– …Никогда не подумаешь, что из воска! В зале ужасов – мороз по коже, одна из нашей группы чуть в обморок не упала!

Элизабет повернулась к Рите, в мочке уха вспыхнула сине-зеленая искра, Крылов перехватил жадный взгляд Ореха.

– Вы были в Англии? А во Франции? Где же вы были? Ну что вы, обязательно поезжайте! Париж, Эйфелева башня – на фотографиях совсем не то…

– …Зауэр «три кольца» лучше, тут меня никто не переубедит…

Крылову казалось, что все разговоры нарочиты и призваны создать некий уровень, отвечающий представлению собравшихся об атмосфере светского общения.

Но все их старания изобразить если не интеллектуальную элиту, то по крайней мере достаточно близкий к ней круг были напрасны. Хотя Крылов мог поклясться, что сами они этого не понимают и любуются собой: умными, развитыми, осведомленными о вещах, недоступных всяким середнячкам. Но разве может напыжившаяся кошка выдать себя за тигра?

– Первый раз попала в избранное общество, все такие умные, культурные. – Приняв молчаливость Крылова за смущение, Надежда почувствовала в нем родственную душу, а выпитый коньяк способствовал доверительности и откровенности. – Мы люди простые – я в магазине, муж слесарем…

Она вдруг осеклась, будто сболтнула лишнее, даже испуг метнулся в глазах:

– В таких домах никогда не бывала, вот и сижу как дура… Когда кругом незнакомые и сказать нечего, каждый себя дураком почувствует, правда ведь?

– Как же оказались у незнакомых? – нехотя ответил не расположенный к беседе Крылов.

– Галину знаю, доставала ей кое-что: сапоги, пиджак кожаный…

– Наденька, милая, мне тоже сапоги позарез нужны! – перегнулась через Крылова, щекоча лицо густо надушенными волосами, Вика. – Зима на носу, а я разута, сделай, век не забуду! Что надо – с меня!

Надежда выпрямилась, ощутив привычную почву под ногами, – куда девалась сконфуженность!

– Приходи в универмаг, пятая секция, спросишь Толстошееву, – с достоинством ответствовала она. – Мы хоть и не начальники, но тоже кое-что можем!

– Поменяемся местами? – возбужденно попросила Вика, переставляя тарелки. – Хочу выпить с подругой. А пальто с ламой сейчас есть?

Крылов пересел, оказавшись рядом с Рогальским.

– Все кричат: «Ах, какой спектакль!», билетов не достать, по четвертаку продают, ну, купил – чепуха на постном масле…

– Ты не прав, Ромик, надо воспитывать вкус, чаще бывать в театрах, постепенно начнешь понимать… – втолковывал Семен Федотович.

Они продолжали пыжиться. Но запал скоро пройдет, иссякнет запас умных слов, а выпитое спиртное довершит дело, и вечеринка войдет в привычное русло, когда сразу станет видно, кто есть кто.

Так и получилось. Минут через сорок в комнате стало шумно, чинный строй застольных бесед разлетелся на рваные осколки, и содержание их стало более приземленным и практичным.

– …с лидазой очень тяжело, но для Бадаева я, конечно, постараюсь…

– …стекла на веранду и шифер. Иван Варфоломеевич все подписал, надо машину подогнать и вывезти…

– …пятнадцать метров сверх нормы – очень много, придется переписать акт обследования, я скажу кому следует…

– …если переведут на безалкогольные да еще пиво запретят – нам всем труба…

– …провели инвентаризацию – опять недостача двести рублей! Я говорю: Катька, раз вместе работаем, надо друг другу доверять. А ты что же делаешь?

«В чудную компанию мы попали», – Крылов снова ощутил волну раздражения, тем более что Толик с видом записного соблазнителя обхаживал Риту.

Какого черта вообще его сюда занесло? Впрочем… Обычно они проводили время вдвоем или в узком кругу с друзьями, подругами – устойчивые связи, привычные отношения, неожиданности исключены. Другое дело сейчас: незнакомое окружение, новые знакомства, обильная выпивка, соблазны – вон как сосед старается, тут возможны всякие зигзаги, этакий «люфт» поведения, когда человек раскрывается с неизвестной стороны… Значит, первый раз появилась возможность посмотреть, как Рита проявит себя в тех или иных ситуациях.

Крылов отогнал возникшую мысль как недостойную, она просочилась из тех участков мозга, которые пропитаны сомнениями и недоверием, но все-таки что ей говорит этот хмырь?

Крылов напряг слух.

– Такой женщине обязательно надо иметь свободные деньги, чтобы не задумываться, сколько можно потратить…

– На тряпки? Я сама шью и прекрасно обхожусь.

– Не только. От красивой женщины должно хорошо пахнуть, значит, французские духи, мыло по два рубля…

– Не обязательно. Нужно мыться каждый день, и запах будет не хуже.

– Можно в этом убедиться? – В голосе Толика появились многозначительные интонации, и он потянулся носом к шее собеседницы.

– Конечно. – Рита с улыбкой качнула в пальцах вилку, и Толик едва успел отдернуть голову. – Попробуйте мыться каждый день.

Крылов рассмеялся.

– Выпьем за чистоплотных людей! Ваше здоровье, Толик!

Тот натянуто улыбнулся и поднял рюмку.

В компании возникло некоторое замешательство: никто не понял, чем вызван странный тост Крылова.

– И за хороший слух! – Низкий баритон Семена Федотовича прозвучал как разрешение, рюмки опрокинулись, хотя вряд ли сказанное Крыловым стало понятнее. А сам Крылов уяснил две вещи: во-первых, Семен Федотович здесь главный, во-вторых, он пристально наблюдает за ним весь вечер.

– Хватит пить! – весело закричала хозяйка. – Давайте танцевать. Ромик, сделай!

Хозяин подошел к сверкающей никелем стойке, вывел звук на полную мощность и приглушил свет в соседней комнате.

– Здесь у нас будет танцзал, прошу. Только хрусталь не бейте.

– Пляшем?

Сухой лапкой с хищными кроваво-красными коготками Вика вцепилась Крылову в локоть, подалась к нему, почти вплотную приблизив бледное лицо. По расширенным зрачкам и неконцентрируемому взгляду было видно, что она сильно пьяна.

– Следующий танец.

Крылов высвободил руку и, успев оттеснить быстро оправившегося от неудачи Толика, увлек Риту в розоватый сумрак, где, тесно прижавшись друг к другу и не слишком прислушиваясь к музыке, колыхались несколько пар.

– Зачем ты меня сюда привела? – отодвинув прядь волос и прикоснувшись губами к чуть оттопыренному ушку, спросил он. – Ты хоть знаешь, что это за публика?

Прикосновение и исходивший от Риты родной будоражащий аромат успокоили его, раздражение начало проходить.

– Не сердись, Сашок. – Рита провела ладонью по его шее. – Люди как люди. Лиза-Элизабет – заваптекой, Галка работает в посредбюро по квартирам, Романа только назначили заведующим в баре на Широкой. Остальные тоже приличные люди. Нам-то что до них?

«Действительно, чего я взвился? – подумал Крылов. – Ничего страшного не происходит: пришли в гости, посидели, потанцевали и разошлись. Водить дружбу с четой Рогальских или их приятелями никто меня не заставляет».

Но в глубине души он понимал, что, успокаивая себя подобным образом, сознательно закрывает глаза на важное обстоятельство: далеко не все равно, с кем садишься за один стол, неосмотрительность здесь оборачивается неразборчивостью, диктующей свои правила поведения, порождающей компромиссы с самим собой, настолько мелкие и незначительные, что никогда не поверишь, если не знаешь наверняка, что они способны до неузнаваемости перекроить человека и тот даже не поймет, что в длинной цепи уступок собственным слабостям, порокам или бесхарактерности решающую роль сыграла та, первая, самая маленькая и безобидная.

– И все-таки давай уйдем отсюда.

Рита замешкалась с ответом.

– Так сразу неудобно. Побудем еще немного для приличия. Хорошо?

Крылов нехотя кивнул.

– Вот и умница.

Рита поцеловала его в подбородок.

– Пойдем к остальным, а то мы остались в одиночестве.

Действительно, кроме них, в «танцзале» возилась на диване только одна пара. Гости сидели за столом и оживленно разговаривали, при их появлении наступила пауза.

«Похоже не на веселую вечеринку, а на деловую встречу», – отметил Крылов.

– Присаживайтесь, сейчас Ромик сделает всем коктейли, – с обворожительной улыбкой произнесла хозяйка, пристально рассматривая Крылова.

– Только не такие, как на работе, – ухмыльнулся Толик.

– Все равно они лучше твоих котлет, – парировал Роман. – По крайней мере от них никто не болел дизентерией.

– Не ругайтесь, мальчики, – вмешалась Галина. – Лучше пусть кто-нибудь расскажет интересное.

– А в мою знакомую через окно стрельнули! – сообщила раскрасневшаяся Надежда. И, оказавшись в центре внимания, бойко пояснила: – Я ей иногда кое-что доставала, а тут договорились – не пришла. Оказывается, какие-то бандиты убить хотели, хорошо, промахнулись, ранили только, сейчас в больнице. И никого не поймали…

Напрягшийся было Крылов расслабился. Такими сведениями располагает полквартала.

– И не поймают! – Дряблые щеки Толика, обвисая, делали его похожим на бульдога. – Даже этих, которые банк ограбили, найти не могут!

– Не банк, сберкассу, – поправил Орех. – Троих охранников перебили, у них обрез из пулемета. Забрали двести тысяч и визитную карточку оставили – череп с костями и подпись: «Призраки».

– Вранье, – авторитетно перебил Кизиров. – Не двести тысяч, а восемьдесят. Никаких пулеметов, никаких карточек. И застрелили не трех, а одного.

– Я слышала, они письмо в милицию прислали: если будете нас искать, убьем сто человек.

– Какой ужас! – Вика схватила Рогальского за руку. – Неужели и правда убьют?

– И про письмо вранье! Весь город кишит самыми нелепыми слухами, меньше верьте сплетням!

– Иван Варфоломеевич, конечно, более информирован, но люди зря говорить не будут, – не сдавалась Рогальская.

– Вот сволочи, работать не хотят, грабят, людей убивают! – Роман сжал огромные кулаки. – Надо будет ружье зарядить!

– Такие жулики серьги вместе с ушами вырвут! – поежилась Элизабет. – Хоть бы их поскорее посадили!

– Ты бы выдала их, если б знала? – Вика налила очередную рюмку.

– Вот еще! Чтоб дружки отомстили?

– Поймать их не так-то просто, – сказал Орех, плотоядно щурясь на Элизабет. – Все учтено, все продумано, видать, умные люди. К тому же за свою жизнь борются да за деньги большие. А милиционеры за зарплату работают да за медальку… У кого интерес больше?

Элизабет поощряюще улыбнулась, Семен Федотович нахмурился.

– Неверно говоришь, голубок. Найдут, из-под земли достанут! Государственных денег да крови им не простят!

– Государственных денег и без крови не прощают, – бросил реплику Кизиров. – Девяносто три прим, в особо крупных – и к стенке.

– Интересно, где они сейчас, в эту минуту? – спросил, обращаясь ко всем, бывший боксер. – И что делают?

– Сидят в каком-нибудь подвале, деньги пересчитывают, пьют…

– Да они, видать, совсем не из нашего города: свои-то разве пойдут на такое? – с житейской мудростью рассудила Толстошеева. Она снова утратила бойкость и держалась скованно и напряженно, как в начале вечера. – Небось уехали давно за тысячу верст, схоронились где-то на Севере…

– Может, даже в этом доме сидят в подвале, на чердаке или в квартире за стеной. – Орех постучал по ковру.

– Не нужны мне такие соседи! А ружье заряжу медвежьими пулями…

– Пошел бы охотиться на них?

– Нет уж, лучше на кабанов, у тех пулеметов нет!

– Я бы тоже не хотел этих ребят ловить – терять ведь им нечего.

Крылов почувствовал гордый взгляд Риты.

– Однако здесь не много смелых мужчин!

– Сколько же? – поинтересовался Кизиров. – И что считать смелостью?

– То, что противоположно трусости! Давайте выпьем за Сашу…

Крылов досадливо поморщился, протестующе поднял руку, но она не остановилась.

– Он совсем недавно награжден орденом…

– За трудовую доблесть? Передовик? Пятилетку в четыре года?

Толик оживился, и даже в глазах невозмутимого Семена Федотовича мелькнула тень интереса.

– Саша получил боевой орден Красного Знамени!

В голосе Риты отчетливо читалось удовлетворение собственницы. Что с ней происходит, черт побери?

– Вы военный?

Это спросил сам Семен Федотович.

– Летчик! – со смехом сказала Рита, давая возможность Крылову молчанием подыграть ей и скрыть профессию, которая, судя по всему, не должна была вызвать у собравшихся теплых чувств.

Но зачем вообще она это затеяла?

– Вы правда летчик? – поинтересовалась хозяйка.

– Я работник уголовного розыска, – отчетливо выговорил Крылов, и в голосе его прозвучало больше вызова, чем ему бы хотелось.

– Какой ужас! – ахнула Вика. – Теперь нас всех посадят!

Роман резко ткнул ее локтем в бок, водка выплеснулась на платье.

В компании наступило замешательство.

– Ну и ничего, – сглаживая неловкость, бодро проговорила хозяйка. – В милиции тоже есть хорошие люди. Вот один раз, когда у меня украли сумку…

– Конечно, ничего, – тоном, которым тактичные люди разговаривают с тяжелобольными, поощрил Крылова Семен Федотович и отпихнул возбужденно шепчущего ему на ухо Толика. – У нас любой труд почетен… Тем более угрозыск… Это ОБХСС придирается, а угрозыск ловит бандитов, жуликов.

– Ничего себе… – хихикнула Вика и выпила. – А ты можешь этому бульдогу руку сломать?

– Убери ее, Рома, – обиделся Толик. – Каждый раз одно и то же.

– Пусть умоется! – распорядился Семен Федотович, и Роман утащил упирающуюся Вику в ванную.

– Вам тоже нехорошо? – наклонился Кизиров к Надежде Толстошеевой, которая побелела, словно перед обмороком.

Та беззвучно шевельнула губами.

– Перебрали девчата! – деланно весело сказала Галина, выводя Надежду в другую комнату. – Ничего, оклемаются!

– Да, пить – здоровью вредить! – скорбно кивнул Кизиров. И без всякого перехода продолжил: – Так что там с этими бандитами? Сведения есть разные, а как на самом деле?

Крылов пожал плечами:

– Я занимаюсь другой работой.

Кизиров переглянулся с Семеном Федотовичем.

– Понимаю, понимаю… Служебная тайна, бдительность – все правильно…

Он сделал паузу.

– Но объясните мне как специалист дело Волопасского… Мы все его знали, человек порядочный, не бандит, как же он мог задушить эту девку? Да еще из-за денег? Ерунда какая-то! Все равно что представить, будто Семен Федотович убьет Элизабет, чтобы забрать серьги!

Крылов снова пожал плечами.

– Вина Волопасского доказана, приговор вступил в законную силу. О чем тут говорить?

– Не приставай к человеку, Иван, – прогудел Семен Федотович. – У него работа болтовни не любит, понимать надо! Давайте лучше выпьем за человечность…

К столу вернулась Галина Рогальская, поискала глазами по сторонам, рассеянно сообщила:

– Полегчало Надьке. Воды попила, на воздухе постояла – и очухалась. Я ее в такси посадила.

– Работать можно везде, – продолжил Семен Федотович, – главное, надо оставаться человеком.

– Что вы имеете в виду? – Крылов уже понял, как закончится этот вечер.

– Вот вы пили за чистоплотных людей. И я о том же. Неважно, какая у тебя профессия, важно быть порядочным, принципиальным. Если там вор, бандит, убийца – никакой пощады, крути его в бараний рог! А если хороший человек, по работе неприятности, попался, семья, дети, – надо ему помочь. Ведь правильно? У него ни ножа, ни пистолета, он никому не опасен, зачем же его за решетку сажать, вместе с преступниками? Люди должны помогать друг другу! Ты его поддержал в трудную минуту, он тебя – всем хорошо, все довольны. По-моему, так и надо. Правда?

Слова Семена Федотовича проще всего было расценить как призыв к индивидуализации ответственности, гуманности закона, глубокому и всестороннему выяснению всех обстоятельств дела – основным принципам советского судопроизводства, с которыми солидарен любой юрист.

Проще всего было неопределенно кивнуть головой, промычать что-то вроде согласия, как принято среди воспитанных интеллигентных людей, чтобы не вступать в ненужный спор и не портить настроения себе и другим. Ведь ничего не стоило сделать вид, что не понимаешь, какой смысл прячет сосед по дружескому застолью за хорошими и правильными словами о порядочности, принципиальности, человечности.

Но сам-то Семен Федотович знает, что ты прекрасно понял подтекст, да и остальные – Толик, Галина, Элизабет – все они ждут твоего кивка, потому что это и будет тот самый, первый маленький безобидный компромисс…

– Правильно я говорю? – Семену Федотовичу не терпелось получить подтверждение своей правоты.

– Не понял. Вы хотите сказать, что грабителя и хулигана надо сажать в тюрьму, а расхитителя и взяточника отпускать, рассчитывая на его ответную благодарность?

Называть вещи своими именами не принято по правилам игры, и Семен Федотович оторопело замолк. Наступила короткая пауза. Вдруг Галина, которая уже несколько минут напряженно прислушивалась к чему-то, вскочила и бросилась в коридор. Распахнулась дверь ванной, раздался хлесткий шлепок.

– Идиотка, глаза!

В комнату вбежал Роман с расцарапанным лицом, одна щека сохранила отпечаток ладони супруги.

– Вот дура! Я же ничего не делал!

Из ванной донеслись еще несколько шлепков, Элизабет поспешила туда.

– Хорошо сидим! Еще по одной? Ваш тост, Семен Федотович! – откровенно издевался Крылов.

– За чувство долга! – Семена Федотовича было трудно выбить из колеи даже таким убийственным юмором. – А вам что же, действительно никогда не предлагали?

Крылов вспомнил тамбур ночного скорого, замызганный железный пол, по которому катались они с Глушаковым, тусклый свет слабой лампочки где-то далеко вверху, противную мысль о возможной смерти и о том, что проводник плохо подметает: в углу у распахнутой в грохочущую темноту двери валялись окурки. Как он все-таки заломал противника и отобрал у него пистолет, но поверил в победу и ощутил радость от выполненного задания только тогда, когда бандит срывающимся от боли голосом выдавил: «В купе чемодан, там сорок тысяч. Бери себе, и разошлись, я здесь прыгну…»

– Отчего же! – весело сказал он. – Было дело!

– Раз рассказываешь, значит, не взял. Почему? Побоялся?

Семену Федотовичу действительно было интересно.

– Побоялся, – кивнул Крылов. – Что он может в один прекрасный день прийти не к тебе, а к какому-нибудь приличному человеку.

Он посмотрел на Риту.

– Не знаю, как вы, мадам, а я ухожу. У хозяев и без нас много дел.

Из «танцзала» доносились крики Галины и успокаивающее бормотание Романа. В коридоре Крылов столкнулся с Элизабет, которая выводила из ванной закутанную в халат и, казалось, совсем протрезвевшую Вику.

– Вы уже уходите? – как ни в чем не бывало спросила она.

– Да, все было очень мило, как в лучших домах. Передайте привет хозяевам. До свидания.

На углу Крылов остановился и взглянул на часы, твердо решив не ждать больше пяти минут. Рита выбежала через три.

– Зачем ты это затеяла?

Она почувствовала, что скрывается за ровным тоном, но виду не подала.

– А что такого? Разве я сказала неправду?

Но, встретив яростный взгляд Крылова, осеклась и продолжила, как бы извиняясь:

– Все бабы хвастались – одна бриллиантами, другая – заграницей, третья – платьем, четвертая – мужем. Ну и я похвасталась тобой. Или нельзя?

– А зачем тебе вообще мериться с ними? И выставлять мой орден против чьих-то побрякушек? Считаешь, что сопоставимые вещи?

– В том-то и дело, что нет! Орденов ни у кого нет…

Они долго препирались под яркой ртутной лампой, вокруг которой кружилась в таком бессмысленном, как их перебранка, хороводе всякая ночная мошкара, наконец поссорились окончательно. На такси Крылов отвез Риту домой, не выходя из машины, сухо попрощался, усталый, злой и раздраженный поехал к себе.