Текст книги "Тринадцатый свиток. Том 1"

Данимира То (Натт Харрис)
Тринадцатый свиток. Том 1

«Praeterita futūraque ex praesentibus colligere»

«Прошлое и будущее в настоящем».

Глава I

Ночи здесь – сущий ад!

Я не согласен с богословами, утверждающими, что в аду жарко. В аду холодно и наверняка полно крыс, как в зале, где стояло моё простое ложе. Недостроенная капелла была похожа на огромный ледник, и завывающий ветер гулял в ней, как хотел.

Уже десять лет я жил в «паучьей норе», так называлась часть капеллы, отделенная для будущего священника, который, похоже, никогда здесь не появится. У Хозяина, занятого крестовыми походами, не было времени привести всё в порядок…

Чьи-то любопытные усики пощекотали моё лицо, и я инстинктивно поднял руку, спугнув зверька. Маленькие лапки быстро пробежали по моему телу, и крыса, спрыгнув на пол, исчезла.

Эти наглые чёрные разбойники уже привыкли к тому, что я провожу здесь дни и ночи. Крысы уже не принимали меня всерьёз, а ночью чуть не лезли на голову. Я терпел, когда они воровали мою еду, грызли обувь. Но теперь объявил им войну не на жизнь, а на смерть, потому что они попытались попробовать на зуб самое святое – содержимое библиотеки!

Ну, ничего! Мышьяк, замешанный на свином жире, – это то, что надо, чтобы навсегда отбить у них аппетит!

Я спал плохо, болела спина от жёсткой лавки, стоящей поодаль холодной каменной стены. Сказывались долгие часы неподвижного сидения над записями и манускриптами.

В мои обязанности входило сохранение архивов Хозяина. Перевод взятых в качестве трофеев рукописей. Ведение бухгалтерии и переписка со всеми значимыми лицами в округе. Доверительные беседы с Хозяином, когда он был в духе, и выслушивание криков ярости и топанья ногами, когда нет – тоже были частью моих обязанностей. Признаюсь честно, доводилось получать и по уху могучей рукой.

Но уходить от него я не собирался, ведь я – архивариус, такая же крыса, как и шныряющие под ногами зверьки. Только в человеческом обличии. Это моя добровольная тюрьма, моя галера, к которой я сам себя приковал. Потому что я раб огромной библиотеки, где хранились свитки и манускрипты, содержащие драгоценные жемчужины философской мысли. Знания, поднимающие человеческий ум на божественную высоту. Гениально простые истины, спрятанные в сложных орнаментах текста.

Я восхищался и преклонялся перед авторами и, не в силах сам создать что-либо подобное, только грелся в лучах образов, ярких, как солнце.

Библиотека расположена в большой потайной комнате, сухой, тёмной и прохладной. Войти в неё можно через боковую стенку в камине, пользоваться которым было запрещено. И поскольку камин находился в «паучьей норе», мне приходилось мёрзнуть.

Обычно я работал за своим столом, возле маленького подслеповатого оконца, сам уже наполовину слепой от постоянной работы то при тусклом свете, то при ночном светильнике. Вы можете спросить, зачем я сижу в четырёх стенах, когда мог бы выйти на солнце и разбирать рукописи там? Я отвечу. Солнечный свет очень вреден для пергамента и записей! Он высушивает его, делает хрупким и осветляет священные значки букв.

Но чего только не найдёшь в свитках! Там содержатся тайные знания, карты захороненных сокровищ, рецепты бессмертия и алхимических превращений – вот почему обладание старинными рукописями может принести не только пользу, но и богатство! И хотя Хозяин говорит, что для него они «значат не больше, чем навоз от его жеребца», я знаю – он лукавит, потому что отлично осознаёт их ценность. Поэтому никому их не дарит и не продает, даже лучшим друзьям.

Хозяин соседних земель, человек с огромным перебитым носом (прозванный Носатым), подражая моему Хозяину, тоже стал собирать свитки. Это превратилось у него в настоящую манию, он скупал свитки и манускрипты всюду, где только мог найти. Благо, крестоносцы, вёзшие их с собой в числе прочих трофеев, отдавали редкие рукописи за сущие гроши, не представляя себе их действительной ценности. Библиотека Хозяина была предметом чёрной зависти и соперничества Носатого. Сосед всё время уговаривал его продать свитки, но тот в ответ только отшучивался, говоря, что…собирается научиться варить золото из кухонных отходов, а тут никак без свитков не обойтись!

Благодаря одному пергаменту мы узнали о водопроводе и провели его в купальню Хозяина. Слуги освободились от обязанности таскать воду по крутым, неудобным ступеням замка. А я избавился от радости слушать проклятия и грохот падающих с лестницы тел.

В отличие от всех остальных людей, Хозяин любит купаться. Этому он научился в походе за Гроб Господень. И я было тоже, начитавшись в рукописях Ибн Сины о пользе чистоты священного сосуда (тела), начал было мыться, да заболел. С тех пор никак не решусь вымыться опять.

Что я еще могу сказать о себе? У меня очень плохое зрение. Я вижу предметы, только непосредственно находящиеся перед носом, а дальше всё размыто и нечетко, как будто кто-то украл все контуры. Здоровье у меня тоже слабое, да оно мне и ни к чему. Я не воин. Я даже слышать не могу о битвах. Хозяин, вооруженный до зубов, устрашает меня своим видом. По-моему, железо, которым обвешивают себя военные, все эти стрелы, копья и мечи, настоящая насмешка над Богом. Если бы Он захотел видеть людей такими, то дал бы каждому крепкие рога, острые когти или ядовитые зубы!

Я – человек разума. «Единственное, что стоит в этом мире внимания, – это высокая мысль. Она должна рождаться в тишине, чтобы можно было её обдумать. Но война так и лезет изо всех щелей, и будь я хоть сто раз мирным человеком, всё равно не вырваться из этого проклятого времени, в котором меня угораздило появиться на свет!» – так размышлял я, ворочаясь и пытаясь заснуть.

Забывшись под утро сном, похожим на порванный в клочья манускрипт, я и не заметил, как в крепости произошли перемены. Едва открыв глаза, я попал в атмосферу непонятной суеты. Отовсюду доносились возбуждённые голоса. В мою комнату забегали и выбегали люди, не обращая на меня никакого внимания. Они выглядывали в узкие прорези окон, советовались.

Появились несколько лучников. Один из них, закинув за спину лук, полез на леса, окружающие недостроенную капеллу. Устроившись на хорах возле высокого стрельчатого окна, натянув и отпустив несколько раз тетиву, он устремил взор вдаль, потом, покачав головой, слез и ушёл с остальными.

Не зная, куда себя девать, я вышел, ожидая, что двое стоящих на карауле солдафонов, как обычно, повернут ко мне заросшие физиономии и будут отпускать плоские шутки по поводу моего ночного горшка, содержимое которого я выплескиваю каждое утро в бойницу, прямо в ров с водой.

А эти болваны гадят, где придётся, буквально у себя под носом, и даже не морщатся от убийственного запаха. Грязные животные! Стражи чувствуют моё презрение и платят той же монетой. Моё бледное лицо с темными кругами под глазами, рано облысевшая голова и слабые руки – предмет их неиссякаемых насмешек.

Но сейчас они даже не повернули ко мне головы, уставившись в левую арку, где стоял Хозяин, окруженный десятком воинов. В его голосе слышались тревожные нотки. Напряжение повисло в воздухе. И я понял, что произошло то, чего я боялся больше всего.

К стенам крепости подошло вражеское войско.

На поле перед замком появились разведчики, чтобы проверить, насколько внимателен дозор, и их осыпали градом стрел. Двое остались лежать не земле, остальные скрылись в ближайшем перелеске.

Вообще-то, в замке все были готовы к тому, что скоро это произойдёт. Пару дней назад Хозяин приказал мне собрать все документы на титул и владение землями, записи о его предках, важные письма к союзникам и друзьям. Всё это, вместе с тремя сотнями золотых монет, я должен был сложить в небольшой сундук.

В тот день Хозяин, пристально глядя на меня, сказал:

«Я знаю, что ты не воин. Но доверить эту миссию я могу только тебе. Скоро крепость подвергнется нападению. Боюсь, что оно будет успешным для врага, потому что недруги объединились, чтобы захватить мои земли. К тому же мы с тобой знаем все слабые места в крепости, которую я не успел укрепить, как задумывал. Ты знаешь, что я отдал мой меч Франции, и мои принципы не позволяют идти на переговоры с этим отродьем демоницы[1]1
  Отродьем демоницы называли королевскую династию Плантагенетов, так как они сами утверждали, дабы показать свою исключительность, что среди предков их рода был демон женского пола.


[Закрыть], а уж тем более служить ему! Это место стратегически важно. В случае победы они имеют большие шансы оторвать у короля кусок страны. Но взять так просто крепость им не удастся! Это собственность моих предков, моя земля, и я никогда не покрою свое имя позором!

Поэтому, когда меня убьют и враги займут крепость – ты поднимешься на секретную башню. Пересидишь, пока они успокоятся, и покинешь замок через подземный ход. Первым делом отвези письма моим друзьям в город. Письмо моей жене напишешь сам. Ей же передашь бумаги из сундука и сообщишь место, где я спрятал золото и драгоценности для моей семьи. Мои дети должны воспользоваться тем, за что я пролил столько крови. Деньги в сундуке – тебе на дело. Выживи и исполни всё, что я сказал».

Немного помолчав, он добавил:

«А в награду за твои труды я разрешаю тебе взять из библиотеки двенадцать свитков. Двенадцать свитков, как Апостолов. Выбери, какие хочешь, а остальные оставь в потайной комнате. Это принадлежит моим детям».

Эта новость совсем не обрадовала меня, но я надеялся, что угроза несущественна, и мою интересную жизнь ничто не потревожит. Я даже не думал о деньгах, хотя три сотни золотых монет делали меня очень богатым человеком.

На всякий случай, я пошёл осмотреть башню. Она была выполнена очень хитро. Со стороны востока, когда спускаешься от перелеска, можно было увидеть три башни, но вход был доступен только в две. Система запутанных переходов была такова, что ты попадал только в одну из двух башен. А третья имела отдельный ход. Пройти по узкой, резко заворачивающей лестнице мог только один человек. Это делало невозможным использование оружия. В башню вёл люк, который закрывался с крыши, выбить или сорвать его было никому не под силу. Из внутреннего двора башня была не видна, как будто её и не было вовсе, поэтому у тупых солдат если и возникали вопросы на эту тему, то ответы товарищей были покрыты мистическим ореолом. С восточной стороны ров был особенно глубокий, так что место было действительно секретное. Ключи были у хозяина и у меня. Больше о входе в башню никто из живущих в замке не знал.

Теряя остатки надежды, что всё ещё обойдётся, я остановился на пороге. Хозяин раздал короткие распоряжения, и все разбежались, затем он взглянул на меня. Его чёрные брови сошлись на переносице. Он был бесстрашный воин и не боялся смерти. В отличие от меня. Несмотря на множество прочитанных мной философских трактатов, в которых говорилось о том, что смерти нет, я её ужасно боялся, как и темноты.

Хозяин жестом подозвал меня к себе.

Поджилки мои затряслись, колени ослабли, и я спросил хриплым шепотом:

– Уже пора?

– Ну-ну, дружище, не стоит торопить события! Они только на подходе. Штурм начнут, я думаю, через час-полтора, так что у тебя есть время все проверить еще раз, не забыл ли чего?

– Сейчас пойду… – я взглянул на Хозяина. Он выглядел спокойно, как будто собирался не на смертельную битву, а на прогулку.

– Ну, если не увидимся уже на этом свете, сделай, как я тебе велел…и береги себя, потому что все будущее моей семьи, и не только, в твоих руках. А я потом тебя проверю, с того света проверю!!! – он улыбнулся и заговорщицки подмигнул мне.

Наверно, я выглядел жалко, поэтому Хозяин шагнул ко мне и дружески хлопнул меня по плечу, да так, что я присел почти до пола, потом повернулся и вышел. Я слышал, как он закричал кому-то в коридоре: «Эй, сюда, живо!» – и его быстро удаляющиеся шаги.

Всё остальное прошло, как во сне. Спотыкаясь, я побежал в «паучью нору», открыл сундучок, стал пересчитывать деньги, пересматривать документы и перекладывать их с места на место. Всё падало из рук, я не мог сосредоточиться, и всё время прислушивался к нарастающему шуму за стенами крепости. Отдельно завернутые в холст лежали мои двенадцать свитков, которые я тщательно отобрал для себя в библиотеке. Я стал одеваться, потому что на башне не было укрытия, и неизвестно, сколько времени мне придётся там провести.

На улице был конец марта. И ночи были такими холодными, что вода, оставленная в чашке на столе, покрывалась тонким льдом. Схватив в охапку тёплый плащ, подбитый заячьими шкурками, – подарок Хозяина, я взял небольшой, но увесистый сундук и поспешил длинными коридорами в башню.

Наконец люк захлопнут и заперт на ключ. И тут меня пронзила мысль, что я не принес с собой ни еды, ни воды! Растяпа!!! Выглянув в прорезь в стене, я увидел внизу яростный бой.

Хозяин пытался остановить врагов на подступах к крепости, и ему это почти удалось, но внезапно из-за перелеска к противнику подошла подмога. И теперь вражеское войско значительно превосходило численностью гарнизон крепости. Хозяин с оставшимися в живых воинами вынужден был отступить. Едва за ними закрылись ворота, как враг был уже под самыми стенами. Мне показалось, что атакующих было неисчислимо много. Разглядеть толком я ничего не мог, но шум стоял ужасный. Шипение смолы, выливающейся на головы лезших по приставным лестницам врагов, сопровождаемое душераздирающими криками, звон мечей и кольчуг, вопли ярости, команды, проклятия, стоны заставляли меня трепетать и переворачивали душу.

Просвистевшая возле уха стрела заставила меня прижаться к полу. Еще две стрелы попали в меня, хорошо, что они были на излёте, иначе мне пришлось бы туго. Я лихорадочно раздумывал, бежать ли за едой, но вдруг ко мне вернулась крамольная мысль взять себе ещё один свиток из тайника в библиотеке. Эта идея осеняла меня и раньше, когда Хозяин только сказал мне, что я должен взять двенадцать свитков, по числу Апостолов. Тогда я еще подумал, что на Тайной Вечере было тринадцать человек. Так что и свитков должно быть тринадцать. Несколько ночей я провёл, крутясь, как волчок на своей лавке. Грех взять чужое одолевал, потом совесть брала верх, но в целом я был честный малый, и совесть пересилила.

Но вот теперь, за несколько минут до захвата крепости врагами, ситуация увиделась мне по-иному, и я решил во что бы то ни стало взять тринадцатый свиток.

О еде я снова позабыл. Эта безумная идея подталкивала меня в спину, заставляя кубарем скатиться по лестнице, набив кучу шишек и ободрав в падении ладони. Я бросился бежать по переходу недостроенного храма в «паучью нору». Подбегая к двери, я услышал страшный удар в ворота. Враги применили таран! Это придало мне нечеловеческую скорость, и я, нырнув в камин, надавил на камень, приводящий в движение дверь. Механизм работал верно, но медленно, и когда наконец дверь немного приоткрылась, я протиснулся внутрь и в полной темноте схватил с полки первую попавшуюся рукопись.

На обратном пути я остановился, вспомнив о еде. Две лепешки и кусочек сухого мяса – это были все мои припасы. По своей беспечности я откладывал сборы на последний момент. Больше ничего я взять не успел, потому что чудовищный звук повторился, и я услышал треск ворот. Враги ворвались внутрь. Я мчался что есть силы. Латники уже вбегали во двор с криками победы. Теперь сражение началось уже в самой крепости.

Страх дал мне крылья, и я бежал быстро, как мог. Защитников оставалось пересчитать по пальцам. Яростные звуки последнего боя говорили о том, что каждый из них дорого продал свою жизнь.

Несколько вражеских воинов уже бежали по галерее мне навстречу, и расстояние между нами быстро сокращалось. Они почти отрезали мне путь к заветной двери, ведущей в башню. Но я знал замок как свои пять пальцев, поэтому нырнул в нишу справа и, резко повернув назад, побежал по кривому каменному коридору. Шаги преследователей затихли вдали. Крики и звон мечей возвестили о том, что они наткнулись на защитников крепости.

Кровь бухала в моих ушах, как кузнечный молот, и, тяжело дыша, я побрёл по коридору к заветной двери. Поднявшись на башню, я закрыл засовы на замок и бросился на пол, пытаясь отдышаться.

Я слышал возню в крепости, крики внутри и снаружи, стоны раненых. Потом на поле появился специальный отряд победителей, подбирающих оставшихся в живых и добивающих побеждённых, раненых защитников крепости. Милосердие не значилось в списках их добродетелей, расправа была хладнокровной и жестокой. Быстро спустились сумерки, и поиски были приостановлены, так как хлынул сильный дождь.

Тут я познал всю прелесть жизни бездомных псов, сидя под открытым небом, под водопадом, обрушивающим на мою голову потоки ледяной воды. Спрятаться было абсолютно негде. На башне даже не удосужились построить подобие крыши. Хотя она была предназначена для лучников, а не для архивариусов, прячущихся здесь от врагов. Завернувшись плотнее в промокший плащ, я забылся тяжёлым сном.

Утром меня разбудило мощное карканье, в небе было черно от воронья. Дождь кончился, и весёлое солнце беспечно взирало на грешную землю. Я выглянул между зубцами стены. На большой поляне лежали тела убитых, и воронье уже справляло поминки, облепив их черной шевелящейся массой. Вдали бродили боевые кони без хозяев. Странно, что никто не идёт собирать и закапывать убитых. Во дворе раздавались неясные звуки. Прозвучал рог, потом зачадил большой костёр, потом ещё один. Дым повалил во все стороны, добрался до меня и защипал глаза, навернув слёзы.

Ещё несколько раз я слышал крики во дворе, ругань, странные стуки, смех, перекатывание брёвен, звон железа, но никакой ясной картины в голове не складывалось, а увидеть я отсюда толком ничего не мог. Так прошёл день и другой. Я жевал лепёшки и сухое мясо, перебирая в голове темы, достойные работы внимательного ума. Но философствовать получалось с трудом.

Страшно хотелось пить. Воду принести на башню я, конечно, позабыл.

После долгих мучений, найдя маленькую лужицу, оставшуюся после дождя, я выпил её до дна. И следующие два дня опять провёл без воды. В воздухе удушливым облаком стоял жуткий смрад от разлагающихся трупов.

На пятые сутки Бог сжалился надо мной и снова послал дождь.

После дождя запах поутих, и я обратил внимание на постоянные воющие звуки, доносящиеся из-за крепостной стены. Сначала я думал, что это какое-то животное, потом решил, что это ветер попадает в какой-то горшок (тут я усмехнулся – из-за отсутствия моего горшка, я вынужден был справлять нужду тут же, на этой маленькой площадке.) Я не рисковал сбрасывать всё это добро вниз, боясь привлечь внимание дозорных экскрементами, падающими с небес.

В конце концов я, измученный неизвестностью, решил тихо отпереть люк и спуститься ночью без сундука, чтобы проверить обстановку.

Сначала меня бросало в дрожь от мысли, что кто-нибудь наткнётся на неприметную дверь, ведущую на башню, и захочет узнать, что же там? Я боялся, что звук открываемого люка привлечет чьё-то внимание.

Так я запугивал сам себя, пока моё терпение не кончилось, и, пересилив страх, я решил спускаться. Жажда и голод доконали меня, ведь по моим подсчётам я сидел тут около семи дней. Я рассчитывал, что страсти после захвата улеглись, и бдительность дозорных ослабла, к тому же все внимание их будет направлено вовне, а не внутрь замка.

Поэтому, глубокой ночью я осторожно стал открывать люк. Он взвизгнул, и я облился холодным потом. Долго прислушивался, не переполошились ли враги? Но всё было тихо, и я на цыпочках пошёл вниз, готовый каждую секунду ринуться назад, к спасительному люку. Достигнув двери, я напряженно прислушался. Не идёт ли дозорный? Потом открыл дверь.

Глава II

В галерее никого не было. В коридорах тоже. Не было слышно ни голосов, ни звуков. Впрочем, это же ночь. Но хотя бы дозорных должны были поставить! Каждую секунду я ожидал увидеть отблески от факелов идущей охраны. Притаившись, ждал, напряжённо вслушиваясь в тишину, но никто не появлялся. Всё это было очень странно. Свернув налево, я тихо приблизился к месту, где обычно стоит дозор. И снова никого! Я пошёл смелее и чуть не упал, споткнувшись о чьи-то ноги, торчащие из прохода. Отскочив, я увидел лежащего навзничь человека. Яркий свет луны падал из узкой бойницы на его лицо. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять – его сразила чума!

Мне хорошо был знаком вид людей, умерших от «Чёрной смерти». В молодости мне удалось выжить, переболев ею. Перед глазами возникли видения из прошлого, которые я поспешил отогнать. Если я считаю правильно, то в крепости за неделю едва ли кто-нибудь остался в живых. Наверное, армия прошла через зараженный город, а может, крысы поработали в обозе. Беглый осмотр крепости подтвердил мои догадки. Я был единственный живой человек среди смердящих трупов недавних победителей. Так вот почему они не убирали своих людей с поля. Не до того им было!

Я наведался в «паучью нору». Она представляла собой печальное зрелище. Всё было перевёрнуто, а в камине кто-то пытался разжечь огонь. Я пролез к потайной комнате. Слава Богу, библиотека цела! На рабочем столе, за которым я провёл долгие годы, всё было разбросано, ящики выдвинуты, и склянки с присыпками и мазями, сделанными по рецептам Ибн Сины, были открыты и перевёрнуты. На моей лавке лежало чье-то чёрное, как уголь, окоченевшее тело. Картина была зловещая. Философская мысль о бренности всего сущего посетила меня. Ещё несколько дней назад это был сильный человек, воин, победитель, а теперь лежал безвестный и безмолвный труп.

Поспешив прочь, я решил отыскать еду и стал планомерно осматривать зал за залом, не пропустив даже крохотной каморки. И везде я видел следы «Божьей кары». Не буду описывать леденящие душу подробности, моё сердце и разум будто закрылись, чтобы не воспринимать реальную картину.

В конце концов, я нашёл черствые лепёшки и накинулся на них, запивая простой водой.

Теперь мне надо было подумать о своём будущем и о просьбе Хозяина. Я предполагал отправиться днём в сторону города, отдать письма его друзьям. А его жене отправлю письмо позже.

После того, что я пережил, нервы были напряжены до предела. А ужасные картины, освещаемые мертвенным светом луны, буквально добили меня. Я валился с ног. У меня ещё хватило сил дотащиться до своей башни и даже запереть за собой люк. Мне казалось, так будет спокойнее. Хотя, разве что только привидения могли посетить меня. Но я в привидения не верил (а какой человек науки верит в них?).

Намного страшнее любого привидения была бы встреча с живым человеком. Я заснул мгновенно, как только завернулся в плащ.

Мартовское утро выдалось пасмурным, но тёплым. Вороны были уже здесь, как будто прилетели на подёнщину. Позавтракав остатками лепёшки, я пошёл осматривать замок при свете дня.

Картина была безотрадная, и я вернулся на башню, чтобы собрать вещи для моего путешествия в город. Взяв друзьям письма Хозяина, спрятанные в кожаный футляр, и забрав мой плащ, я собрался покинуть гостеприимное место, спасшее меня от смерти, как вдруг снова услышал этот странный звук из-под стены. Перегнувшись, я пытался рассмотреть что-либо внизу, но плохое зрение не позволило мне это сделать, и я отправился вниз.

Под стенами, обагренными кровью и залитыми смолой, во рву, плавало множество раздутых тел. Чуть дальше, на берегу рва, я обнаружил кучу наполовину обглоданных трупов, придавленных сверху длинной лестницей. Распугав наглое вороньё, которое, злобно каркая, неохотно уступило мне место, я стал внимательно осматриваться. Здесь было особенно много мертвецов, которые лежали вповалку друг на друге. Я уже собрался уносить ноги из этого кошмарного места, как вдруг услышал тот самый звук буквально под ногами! Присев на корточки, я увидел торчащую из-под завала тел руку, пальцы которой шевелились. Это потрясло меня. Кто-то оставался жив под грудой трупов даже через неделю! Дыша сквозь натянутую на лицо одежду, я стал стаскивать убитых в сторону.

Работа была не из приятных, и мне с трудом удавалось сдерживать свой организм, который взбунтовался от отвратительного запаха разлагающейся плоти. Наконец я откопал счастливчика. Хотя счастливчиком его назвать было трудно. Его правая нога была сломана, и уже началась гангрена. Голова была облита смолой. Шлем защитил голову, но жидкая смола, попав на правую половину его лица, застыла черной коркой. Я мог бы бросить его здесь. Это был враг. Но врождённое человеколюбие и удивление тем, что он остался жив, заставило тащить его на себе в крепость.

Там, в кухне, я ампутировал ему ногу. Слава Богу, некоторые из моих снадобий остались целы, и я использовал их. Воин был в беспамятстве. И даже не вздрогнул, когда я прижёг его культю факелом. Одно мгновение я даже усомнился, жив ли он. Перевязав культю, я ещё раз осмотрел его тело. Небольшого роста, жилистый, и, по-видимому, очень гибкий. Лет около тридцати. Короткая русая бородка. Правая сторона лица закрыта запёкшейся коркой смолы. Я попробовал снять шлем, но он был буквально приварен к голове, так что мне пришлось использовать нож. Лицо его являло собой ужасную картину. На правом глазу выгорели веки. Шрам на лице, если он выживет, обещал быть чудовищным.

Но я не оставил его, хотя меня ждали срочные дела.

Теперь у меня появилось много незапланированной работы. Пришлось собирать трупы и вытаскивать или сбрасывать за стену, чтобы живая природа смогла «позаботиться» о них. Единственного, кого я не нашёл, был труп Хозяина. Обглодали его труп лисы и волки, выклевали ли глаза вороны или он был сожжен на костре, не могу сказать. Таран, заботливо затащенный врагами внутрь крепости, стоял возле западной галереи. Голодные кони, привязанные к коновязям, жалобно ржали, и я их отпустил. Позже, я нашёл хороший запас еды, а также вино в кувшинах. Всё это находилось не в погребе донжона[2]2
  Донжон (франц. donjon) – главная башня феодального замка, четырехугольная или круглая в плане, поставленная в самом недоступном месте и служившая убежищем при нападении неприятеля.


[Закрыть], где всегда хранилась еда, а в большой, увешанной цепями комнате. Посередине стоял пыточный стол, заваленный едой. Почему там лежали эти припасы, я сказать не мог, наверное, снова что-то упустил.

Я очень не любил это место и обычно обходил его десятой дорогой. Но эта находка спасла жизнь мне и моему подопечному. А ещё я отыскал свой горшок. Похоже, никто не покусился на моё «богатство», и я перенёс его в кухню, где жил с «Тевтонцем». Так я назвал для себя незнакомца.

Он всё ещё находился между тем миром и этим. Вливать воду сквозь его сжатые зубы было настоящим мучением. Мне пришлось кормить его через нос, осторожно вдувая через трубку жидкую кашицу из воды, вина и хлеба. Несколько раз Тевтонец чуть не задохнулся, но потом вёл себя хорошо, как будто понимал, что надо делать. Жевать он не мог. Смола выжгла часть его щеки и обнажила зубы.

Я почти не спал две недели, стал как сомнамбула. Но упорно хотел вылечить Тевтонца хотя бы потому, что вложил столько сил в его спасение. К тому же наши Ангелы-Хранители явно договорились между собой, потому что в тот момент, когда я готов был умереть от усталости и сдаться, Тевтонец вдруг открыл глаза и впервые осмысленно посмотрел на меня. Он промычал что-то нечленораздельное, попытался открыть рот и застонал. А я буквально рухнул на лавку и заснул.

Я мог бы снискать себе славу великого лекаря. Лекарства, изготовленные мной по древним манускриптам, были поистине чудодейственными. Тевтонец ожил. Но меня ждали дела, и поэтому пришлось стать плотником, чтобы изготовить подобие костылей для моего подопечного.

За время, что я провел с Тевтонцем, никто не приближался к замку. Над стенами реял чёрный флаг, предупреждающий, что в крепости чума. Появлялись на горизонте какие-то люди, потом пропадали.

Теперь я мог выбраться в город, пока он оставался в замке, чтобы отдать письма Хозяина. Я собрал свою котомку, плащ, взял три золотых монеты и отправился в город. Выйдя за разбитые ворота, я отправился в сторону перелеска. По дороге мне предстояло пройти несколько деревень, пересечь огромную пустошь, покрытую спутанным кустарникам, и снова пройдя с десяток деревушек, войти в город.

Первый час моего путешествия ознаменовался находкой. Это были остатки разгромленного обоза с продовольствием. Разбойничьи шайки, рыскающие в округе, напали на обоз, отставший от армии. Вот почему я не нашёл запасов провизии в замке! Да и кому нужна была теперь провизия, если армия исчезла с лица земли…

Среди разбитых телег валялись трупы обозных возчиков и распорядителей, не сумевших оказать достойного сопротивления. В разбойниках обретались пришлые люди, увязавшиеся за рыцарями в Крестовый поход, были среди них мужики и воины, воры, изгнанные из обителей монахи, счастливцы, оставшиеся в живых после эпидемий, но потерявших свои семьи, были просто бандиты и убийцы. Их боялись все, особенно сейчас, когда кругом была неразбериха, и людская жизнь стоила меньше, чем ломаный грош. Мало кто мог выжить в одиночку, поэтому, подобно зверью, люди сбивались в стаи. И за право быть вожаком перерезали много глоток.

Оставив перелесок позади, я продолжил свой путь через черные поля, напрасно ждущие крестьян. Солнце поднимало от земли весенний дух. Земля мечтала зачать зерна будущего урожая. Несколько одичавших коров и пара лохматых овец жадно поедали молодую траву. Ни хозяев, ни пастуха видно не было.

Первая деревня встретила меня пустотой улочек, мелькнули несколько человеческих силуэтов, но никто не стал показываться на глаза. Пройдя деревню, я так и не нашёл ни одного человека, который мог бы рассказать о новостях, о ситуации в округе. Так же ничего не удалось мне узнать во второй и третьей деревне. Множество домов были пусты, чума прошлась со своей острой косой и здесь. Многолюдные раньше поселения как будто вымерли. Но, в конце концов, чума кончилась. Ушла под землю со своими почерневшими, как уголь, жертвами.

Несмотря на это, люди были напуганы, все прятались, даже любопытная детвора не появлялась на виду, хотя я видел детские глаза, блестящие сквозь щели в изгородях. Чего они боялись?

Ответ я получил в четвертом поселении. Добродушные люди из этой деревни раньше привозили в замок продукты на телегах, запряженных ухоженными палевыми быками. Я знал некоторых местных жителей в лицо.

Пройдя вдоль центральной улицы в сторону церкви, я увидел нескольких что-то обсуждавших мужчин. Едва завидев меня, они разом замолчали и настороженно посмотрели в мою сторону. К моему счастью, один из них вспомнил, что видел меня в замке, когда Хозяин оплачивал привезённую ими провизию, а я записывал расходы.

Я хотел узнать новости. И они рассказали, как после чумы, опустошившей всю округу, появилась другая напасть – пришлая шайка разбойников. Они забрали последнее, что ещё оставалось у людей, практически всё зерно, побили птицу, угнали коней. Сопротивляться им было бесполезно. Сейчас, силой местной коммуны, здесь собирали оставшихся в живых жителей соседних деревень, чтобы суметь защитить оставшиеся крохи. Потому что время посева было на исходе, и надо было срочно сеять зерно. Жизнь ждала возрождения, и люди не хотели, пережив чуму, погибнуть от голода.