Текст книги "Тринадцатый свиток. Том 1"

Я рассказал им, что видел неподалёку от замка одичавших коров и овец, и они очень обрадовались. На мой вопрос о городе крестьяне отвечали, что там дела совсем плохи. И многие из оставшихся в живых сошли с ума! «Немудрено», – подумал я, и, купив у них немного хлеба, отправился дальше.

Не успел я выйти из деревни, как обнаружил, что наступали сумерки, а идти ночью одному, рискуя наткнуться на разбойников, мне не хотелось. И я провёл ночь в заброшенном сарае на окраине деревни, в окружении уже знакомых мне черных пронырливых зверьков, для которых ночь была временем охоты. Крысы, осмелевшие из-за отсутствия людей, громко и противно пища, выясняли лидерство и, затеяв смертельную драку рядом со мной, свалились, сцепившись клубком прямо ко мне на грудь! Я подскочил от неожиданности и с омерзением отбросил их в угол, но они даже не остановились. Всю ночь я слушал их возню и писк и забылся сном только под утро, когда оставшийся в живых петух громкой песней встретил солнце.

Глава III

«Всё-таки человек странное существо», – подумал я, ощутив радость жизни при виде яркого солнца и услышав звонкие трели весенних пичуг. Только вчера я покинул замок, вокруг которого валялись обглоданные скелеты, и впереди меня ждал, может быть, опасный путь. Но моя душа устремилась вслед за первыми мотыльками, беспечно порхающими в поисках капельки нектара. В таком настроении я направился по тропинке, пролегающей среди высокой сухой травы, торчащей на зелёном бархатном травяном ковре. Ноги несли меня довольно скоро. Пейзаж был однообразный. Небольшие холмы, собирающиеся в гряду у самого горизонта, покрытые невысокими кустами с крепко переплетёнными между собой серыми колючими ветками. Изредка встречались огромные старые деревья.

Я вспомнил о Тевтонце. Надеялся, что он справится со всеми бытовыми трудностями. Нелегко привыкать к жизни инвалида. Но в конце концов он был воин и привык к трудностям. Говорить он не мог, и ещё не скоро я узнаю, кто он и откуда родом. Тевтонец был послушный пациент и любил жизнь. Может быть, именно поэтому он быстро шёл на поправку.

Мои мысли перескочили на Хозяина. Я представлял, как найду его друзей, отдам им письма, и моя миссия будет выполнена. И я вернусь назад, в замок, со спокойным сердцем. Потом мы с Тевтонцем уйдём оттуда и поселимся где-нибудь в хорошем, счастливом месте. Денег нам хватит надолго. Я буду заниматься своими манускриптами. А Тевтонец будет…честно говоря, не знаю, что он будет делать!

Я не мог представить его в роли плотника или кузнеца, или пекаря, или, например, трактирщика. Особенно с такой-то физиономией, после ожога, который навсегда оставит оскал на его лице. Да от такого трактирщика разбегутся все гости! Хотя посетители могут выглядеть не лучше, подумал я, вспомнив, как много людей с искалеченными телами и душами появилось в последнее время.

Иногда я жалел, что не умел обращаться с оружием, но жизнь сложилась таким образом, что мне помогал разум, а не сила, знания, а не мускулы, мой острый ум, а не острый меч. Много раз я говорил себе, что человечество развивается, и все когда-нибудь посмотрят новыми глазами на этот мир и увидят, что можно жить в покое и счастье, без войн и насилия, уважая и ценя каждое человеческое существо. Только надо дожить до того момента, когда человек разовьется настолько, что мысль и разум будут управлять его поведением. И Бог возрадуется на небесах.

Я не был атеистом, но я не верил в Бога, живущего в церкви. Долгое время мне удавалось скрывать свое отрицательное отношение к католической церкви. Неподходящее время показывать ересь. Я верил в Бога Творца – одухотворённого поэта, гениального музыканта, точнейшего математика. Если даже самая маленькая мошка подчиняется точным законам механики и математики, организуя свой полёт, знает, когда ей родиться и умирать, чем питаться и как родить такую же мошку, то что говорить о таком творении, как человек?

Церковь погрязла в противоречиях, рассуждая о Боге, сама, не исполняя того, к чему призывает.

А тем временем наживает богатства, захватывая землю, набирая грозную силу установителя и вершителя небесного закона. И если раньше Церковь только осуждала, если ты не живёшь по ее законам, то уже начала карать, забирая жизнь.

В течение трёх лет мне пришлось жить в монастыре, исполняя роль послушника, учась каллиграфии и переписывая манускрипты в скриптории. Уже тогда я видел, как жестоко были наказываемы ослушавшиеся, и библейские слова «Возлюби ближнего своего…», исполнялись так, что даже у святых Апостолов волосы бы встали дыбом. И это в самом лоне церкви. Церковная жестокость набирает обороты. Но с этим ничего не поделать. Любой процесс на земле стремится к апогею. В эти процессы вовлечено множество людей, которые в силах улучшить или ухудшить ситуацию. К сожалению, разум у человечества еще не сформирован, чтобы увидеть эти закономерности.

Мудрецы, открывающие миру красоту и высоту настоящих Божественных законов! Как могут они изменить этот погрязший в древнем страхе, как вол в болоте, мир?

Так, в размышлениях, я шагал достаточно долго и проголодался. Приметив пару больших деревьев в стороне от тропинки, я решил там перекусить и отдохнуть. Путь туда преграждали кустарники с торчащими во все стороны шипами. Но иногда я бываю очень упорным в достижении каких-то целей, и, изрядно ободрав плечи, я всё-таки выбрался на небольшую лужайку перед деревьями. И, конечно же, всего в нескольких шагах дальше, увидел свободный проход до тропинки, с которой я свернул!

Привалившись спиной к корявому стволу, я с удовольствием съел лепёшку и запил водой. Потом стал клевать носом. Вспомнив, что не выспался из-за крыс, я решил немного подремать, прежде чем отправиться в путь. Будучи человеком осторожным, я нашёл отличное местечко в десятке шагов за кустами. Убедившись, что с поляны меня никто не увидит, я заснул на молодой траве, как младенец.

Глава IV

Проснулся я от храпа. Храп был мощный, оглушительный, но не мой. Подскочив на месте, я стал озираться, не понимая спросонья, где нахожусь. Наконец я обнаружил источник звука, который исходил от огромной фигуры, лежащей в том месте, где я недавно обедал. Мужчина спал, свободно раскинувшись под деревом. Его конь, размером под стать хозяину, стреноженный, пасся тут же. Я похвалил себя за предусмотрительность. В наше время людей надо опасаться больше, чем диких зверей. Некоторое время я сидел, раздумывая, что делать. Мне надо было идти дальше, иначе я рисковал остаться на ночь где-нибудь среди чистого поля. Оставаться же здесь и ждать, когда неизвестный проснётся, мне не хотелось.

Только я собрался идти, как вдруг услышал, как по тропинке приближается несколько людей. Первым моим движением было бежать от этого места подальше. Я почти не сомневался, что они придут именно на эту полянку. И что сюда всех так и тянет!

То, что я услышал, заставило меня насторожиться. Это было разухабистое хриплое пение пошлых куплетов, а затем громовой хохот в несколько здоровых глоток. Поющие не боялись быть обнаруженными и вели себя как хозяева этих мест. Стало ясно – это идут люди из шайки. Они были еще достаточно далеко, и я мог бы уйти, но остановился в неуверенности, смогу ли я бесшумно пробраться сквозь кустарник. А тут еще этот мужлан храпит и перекрывает мне дорогу к выходу!

Я вновь уселся, решив, что меня могут и не заметить. Лучше переждать здесь. Голоса становились громче. Неужели мужик так и не проснётся, пока они не зайдут на поляну? Храп прекратился. Человек перевернулся на другой бок и, казалось, продолжал спать. Конь поднял голову и фыркнул.

На поляну забежал человек небольшого роста с длинным, как у крысы, носом. Шныряя глазками и пригнувшись, он обежал её кругом и, не останавливаясь, выбежал на тропинку и скрылся. Через минуту на поляну ввалились семеро мужчин разного вида и роста и остановились напротив дерева, где был путник. Тот уже сидел, с сонным видом протирая глаза. Тощий разбойник, одетый в неожиданно дорогую, вышитую на груди шелковую рубашку с большим жабо, из-под которой торчали простецкие шоссы[3]3
  Шоссы (франц. chosses) – длинные, плотно облегающие ноги разъемные штаны-чулки, используемые в XI–XV веках.


[Закрыть] грязно-белого цвета, видимо, был у них за главного.

Он заговорил первым:

– Ого! Посмотрите-ка, ребята, какой хороший конь нам достался! Конь нам всегда пригодится, потому как представляет большую ценность. Эй, Толстяк! – крикнул он тучному разбойнику, одетому в монашескую рясу. – Пойди, посмотри, нет ли чего интересного в этих сумках?

И он указал на пару дорожных сумок, лежавших неподалёку от сидящего под деревом человека. Толстяк направился к сумкам. Остальные насмешливо наблюдали за тем, как разворачиваются события. Они заранее знали исход и предвкушали хорошую забаву. Ещё бы, семеро на одного! Им сам чёрт был не брат! Толстяк был рядом с сумками и уже протянул к ним руку.

– А ты знаешь, что брать чужие вещи не хорошо? – густым басом вдруг спросил сидящий под деревом.

Из семи глоток разом раздался громкий хохот, а Толстяк даже пустил слезу от смеха и, продолжая трястись от хохота, схватил сумку. Мгновение, и путник уже был на ногах, держа в руках внушительного вида меч. Роста он был действительно огромного, и смех на полянке постепенно затих.

– Друг мой, – сказал Тощий, – я вижу, ты грозный воин, и поэтому предлагаю тебе добровольно отдать и коня, и сумки, чтобы не лишиться чего-то более ценного. Мы мирные и хорошие люди, и не любим причинять зло!

Тем временем, мирные и хорошие люди постепенно стали окружать Великана со всех сторон, и в их руках появились мечи и дубинки. Они действовали слаженно, посматривая друг на друга, и медленно приближались. Видимо, это был множество раз отработанный ими охотничий приём. Великан стоял без напряжения, слегка поигрывая своим мечом, который казался невесомым в его руке.

– Я вижу, что вы действительно милые люди, поэтому идите подобру-поздорову дальше, откуда пришли!

– Ну, хватит любезностей, пора отправить его на тот свет! – заорал Тощий, и разбойники с рёвом набросились на Великана. Он двигался очень легко и мастерством ведения битвы напомнил мне Хозяина.

Это был действительно опытный воин и почти сразу же убил одного разбойника и ранил двоих. Но враги превосходили численностью, и двое из оставшихся неплохо владели мечами. Кроме того, Толстяк, отбежав, довольно метко кидался в Великана здоровенными камнями.

Но вот ещё один разбойник упал, сражённый. Их осталось трое. Толстяк, Тощий и ещё один. Великан теснил их к колючему кустарнику. Чувствовалось, что еще немного, и они пустятся в бегство. Но тут, неожиданно, с дерева на Великана упала сеть, сразу сковавшая его движения. Я посмотрел на дерево и увидел там того, Крысообразного. В течение схватки он даже не показывался. И надо же, умудрился незаметно залезть на дерево, чтобы скинуть сеть! Вот тут Великану пришлось действительно плохо, пока он пытался выпутаться, его оглушили дубиной по голове, и он упал. Разъяренные неудачным нападением разбойники били его, чем попало и как попало, а когда наконец устали бить, он остался лежать недвижимо. Тощий хотел было ткнуть его мечом, но Крысообразный остановил его и бережно снял окровавленную сеть с убитого, осматривая её на свет, не порвалась ли?

В этот момент раздался топот копыт, и на полянку въехали несколько всадников. Следом появились несколько больших подвод, заполненных сидящими на них разбойниками. «Знакомые подводы», – подумал я, вспомнив разграбленный обоз.

Один из всадников закричал.

– Ну что тут у тебя, Тощий?!

Тот махнул рукой на лежащего Великана.

– Да вот, гад, сопротивлялся, двоих убил, двоих ранил!

– Ну я вижу, ты справился. Только некогда отдыхать. Кидай раненых на подводу и айда! Богатая добыча ожидает! Целый караван из Византии, и мы должны успеть, пока они до города не доехали!

Стонущие раненые в два счёта были уложены на подводу, и все тронулись в путь. Убитых бросили тут же. На полянке остался Тощий, распутывающий ноги коню. Едва почуяв свободу, громадный конь заржал, поднялся на дыбы и со всей силы так пнул копытом разбойника, что тот перелетел через всю поляну и упал в кусты. Любой другой на его месте тут же умер бы от такого удара, но только не Тощий. Согнувшись пополам, надрывно кашляя и потирая грудь, он выбрался из колючего кустарника. Вся его прекрасная шелковая рубашка была разорвана в клочья, а пышное жабо болталось отдельно. Он вытащил из-за пазухи плотный свёрток тонкого полотна, который и спас ему жизнь. Конь же ускакал в неведомые дали.

Издалека раздался свист, разбойники звали отставшего товарища. Подойдя ещё раз к распростёртому телу Великана и злобно пнув его, Тощий, так же согнувшись и захлёбываясь кашлем, мелкой рысцой бросился догонять подводы.

Сидя в кустах и наблюдая за происходящими событиями, я ни разу так и не шелохнулся. И теперь почувствовал, как затекло всё моё тело. Я с трудом поднялся, потирая ноги, в которые, казалось, вонзились сотни мелких иголок, и тут в обрамлении кустов, на полянке, тихо появилась фигура. Крысообразный! Я застыл. Так же, как и в первый раз, он обежал её вокруг, низко пригнувшись, и, казалось, вынюхивая что-то на земле. Подбежал к поверженному человеку, наклонился, прислушался. Потом, неожиданно легко подхватив забытые разбойниками седельные сумки Великана, так же тихо скрылся.

Уф-ф! Я облегченно вздохнул. Этот человек внушал мне больший ужас, чем все дикие звери леса. Не хотел бы я когда-нибудь ещё встретить его. Слава Богу, что он меня не видел!

Выждав время и убедившись, что никто больше на полянку не вернется, я выбрался из своего убежища и вышел на то место, где несколько часов назад сидел, с таким удовольствием закусывая хлебом и запивая водой. Я решил осмотреть Великана, может быть, с ним были какие-то бумаги, проливающие свет на то, кем он был и куда направлялся.

Наклонившись над лежащим, я поднял его рубаху. Под ней, по обыкновению должен быть пояс, на котором носились кошельки, ключи и всё, что не должно быть замечено кем-то другим. Там действительно висел кожаный кошель, где было несколько золотых и серебряных монет и куча медяков. Но никаких бумаг на нём я не нашёл. Под его рубашкой я обнаружил медальон замысловатой формы, с изображением Святой Девы. Пока я его разглядывал, мне вдруг почудилось, что Великан вздохнул. Приникнув к его груди, я услышал редкие удары. Он был жив! Я достал из своей сумки баклажку с водой и влил немного воды в его губы. Вода застыла на запекшихся губах и потекла по его короткой каштановой бороде. Наконец его губы дрогнули, и влага просочилась внутрь.

Омыв его лицо, я услышал тяжёлый вздох. Великан приоткрыл глаза, и сконцентрировал взгляд на моём лице. Не знаю, что он подумал при виде меня, но он сказал:

– Ну что ты медлишь? Открывай!

Я ответил:

– Хорошо, сейчас открою.

И задумался. Что за планида такая у меня встречать всяких калечных и раненых?! Возиться с ними, терять своё время, которого у меня не так уж много. Приближался вечер, идти дальше не было смысла, да теперь я и не смог бы бросить его. «Всё-таки моё мягкосердечие однажды сыграет со мной злую шутку!» – решил я и стал раздевать Великана, чтобы осмотреть повреждения. Надо было успеть, пока уходящее солнце не скрылось за холмами.

Осмотрев мощный торс с буграми мышц, я не заметил каких-либо значительных повреждений. Было штук двадцать ссадин, пять из них глубокие, но не смертельные. Все кости и рёбра были целы. Пришлось добыть из своей котомки чудодейственный бальзам, который я взял с собой на всякий случай. И вот случай не замедлил себя ждать. Обработав раны, я с трудом смог натянуть его одежду обратно. Великан со стоном и кряхтением сел. Его покачивало из стороны в сторону. Похоже, всё дело было в голове, ему здорово досталось дубинкой. Тело же защитила броня мышц.

Великан воззрился на меня, потом попробовал тряхнуть головой и, схватившись за виски, застонал. Долгие минуты он сидел и молчал, я молчал также. Солнце практически зашло, и сумерки сразу сделали всё вокруг таинственным. Разлился сладкий аромат цветущих кустарников, и стали вдруг слышны птичьи голоса. Оказалось, что всё вокруг полно жизни, какой-то другой, нормальной. Наверно такой, какой задумал её Создатель. В кустах зашуршали кролики. В потеплевшем воздухе летали какие-то предвечерние мошки. А мы молчали. Я пытался вглядеться в его лицо, но он, похоже, уснул. Наконец, я достал из сумки хлеб и кусочек сухого мяса и, тщательно разжевывая, запивал водой. Этот процесс настраивал меня на размышления. Ладно, эту ночь я пересижу, а утром будет видно. Я развернул свой плащ и укрылся им.

Ночью мне снились разбойники, которые гнались за мной, а я не мог убежать, потому что вокруг было болото и я провалился по пояс. Потом в мой сон вошла худая красивая женщина. Она протянула мне руку, которую я схватил, и вытащила меня из болота. Я чувствовал, что её кисть была странно сухой и гладкой. Посмотрев на её руку, я увидел, что держусь не за её кисть, а за свиток, который она держала с другой стороны. Развернув свиток, я увидел там странные рисунки, какие-то спирали, круги, линии. Там было что-то ещё написано. Я прочёл этот текст и озарился какой-то гениальной догадкой. Всё как будто стало на свои места. Я сказал себе: «Ах, вот оно что!». Женщина исчезла. Счастливый открывшейся мне истиной, я решил, что непременно буду помнить об этом всегда. И удерживал это знание в себе до самого момента пробуждения.

Сон прошёл, я открыл глаза и закричал от неожиданности. Прямо надо мной нависла морда мохнатого чудовища с огромными зубами. Воспоминания о сне мгновенно улетучились. Я подпрыгнул, как ужаленный. Это был конь Великана, обнюхивающий моё лицо.

Светало…

Я посмотрел на Великана. Он сидел в той же позе, что и вчера, и продолжал спать. Дыхание его было ровным. Солнце вставало во всём своем великолепии. Утренний туман стелился так низко над землёй, что, поднявшись, я оказался стоящим в нём по грудь, как в озере. Верхушки кустов и холмы озолотились первыми лучами. Туман медленно таял, и свет постепенно наполнил полянку. Засверкали капли росы, как алмазы на траве. И я подумал – вот настоящие драгоценности, которыми каждый может любоваться, но никто не может их себе присвоить…

Моё лирическое настроение было испорчено видом убитых разбойников. Грубая правда жизни вернула меня на грешную землю. Глядя на них, мне стало горько за весь человеческий род. Даже если не думать о греховности их жизни, непонятно, как можно бросить убитых, с которыми ты вместе пел песни, пил вино, спал под одним плащом или воевал? Но, как только замаячила добыча, человеческие отношения были отброшены за ненадобностью. Хотя, собаке – собачья смерть!

Великан пошевелился, потянулся со стоном, встал. Его конь был тут же. Я подошёл поближе.

– Кто ты и что случилось? – голос Великана звучал глухо.

Я отвечал ему, что я друг, и рассказал о том, что видел вчера, здесь на полянке. Сам он помнил об этом смутно. Я спросил, как его имя и куда он направлялся. Он так и не смог вспомнить. «Плохи дела», – подумал я. Такие случаи были мне знакомы, причём никогда не знаешь, в какой момент такой человек вспомнит своё прошлое, и вспомнит ли вообще.

– Я даже не помню, как зовут моего коня! – огорчённо сказал Великан.

– Главное, что он тебя помнит! Твои сумки были украдены, бумаг при тебе никаких не было. Разве что медальон. Ты помнишь, как его открывать?

Его красивые большие руки нащупали на груди медальон, и, видимо автоматически, палец нажал на какой-то завиток в его обрамлении. Тот раскрылся. Великан пытался рассмотреть, что же там внутри, но никак не мог сконцентрировать взгляд. На лбу его выступила испарина.

– Я не могу…сам посмотри… – попросил меня он.

– Тут внутри гравировка на латыни – «Прошлое и будущее в настоящем». Что это значит?

На секунду в его глазах мелькнул какой-то огонёк и потух.

– Не помню, но думаю – это что-то важное, иначе, я не стал бы носить это на шее. Я куда-то ехал, зачем-то. Не помню, зачем. – Он схватился руками за голову. – Никогда я не чувствовал себя таким бессильным!

– Я думаю, что находясь здесь, ты ничего не вспомнишь. Тебе надо продолжить путь туда, куда ты ехал. Или, наоборот, вернуться туда, откуда ты приехал.

– Я думаю, что приехал оттуда, – он указал в направлении города.

Мы ещё немного поговорили, я рассказал ему, что происходит там, куда он направлялся. Посоветовал держаться подальше от разбойников и, может быть, несколько дней отсидеться в какой-нибудь деревне, поправить здоровье. Деньги у него были. Я дал ему лечебной мази. Помог взобраться на коня. И смотрел вслед, пока всадник на огромном коне не скрылся вдали.