Текст книги "Ностальгия по крови"

27 декабря

– Кнопочка, вы не перестаете меня удивлять. Уж не хотите ли вы открыть хостел для всех женщин Боттануко? – Безана покачал головой и развернулся.

– Я просто поставила себя на ее место. Лично я умерла бы от страха, оставшись здесь. Мне хватило той ночи в мотеле, – отозвалась Илария.

– Если хотите научиться нашему ремеслу, то надо уметь держать дистанцию. Что вы будете делать, если вас пошлют считать трупы после катастрофы на воде у Лампедузы? [41]41
  Речь идет о катастрофе, произошедшей 3 октября 2013 года. Тогда судно с сотнями беженцев из африканских стран перевернулось и затонуло у небольшого итальянского острова Лампедузы.


[Закрыть] Предложите свой диван всем спасенным?

Иларии не хотелось выслушивать нотации, и поэтому она сменила тему:

– Мы должны еще найти ту травницу.

– Верно, – заметил Безана.

В городке была всего одна зеленая аптека, поэтому долго искать не пришлось. Они вошли как обыкновенные покупатели. Илария принялась нюхать мыло, а Безана внимательно разглядывал огромные свечи в форме ангелов. Хозяйке аптеки, ярко накрашенной и сильно надушенной, было на вид лет сорок. Извиваясь всем телом, она передвигалась на высоченных каблуках, которые не вязались со снегом и льдом за окном. Но она, похоже, вовсе не страдала от холода в хлопчатых легинсах.

– У нас есть прекрасное предложение к Новому году, – сказала хозяйка. – Если вы покупаете три флакона пены для ванны, в подарок получаете свечу и позолоченную веточку омелы.

Женщина силилась улыбнуться, но даже под слоем грима по ее лицу было видно, как тяжело она переживает смерть кузины.

– Мы журналисты, – представился Безана.

Она вытаращила глаза и спрятала руки под мышки, чтобы не было видно, как они дрожат.

– Вы кузина Антонеллы Равазио?

– Кто вам сказал? – приняла она оборонительную позу.

– Мы знали об этом, – спокойно ответил Безана, поставив в шкаф автомобильный ароматизатор, который собирался купить.

– Я не хочу давать интервью, – заявила женщина.

– Мы просто хотим задать пару вопросов для статьи. Ваше имя там фигурировать не будет, мы гарантируем, – успокоил ее Безана.

Женщина не могла решить, верить ему или нет, и просто молча на него смотрела.

– Нам сказали, что Антонелла собиралась разводиться. Вы не знаете почему?

– При чем тут ее муж? Пьетро, конечно, козел, но не серийный убийца, – агрессивно ответила хозяйка. Она не понимала, к чему ведут журналисты.

– Это понятно, но… – начал Безана, но его неожиданно перебила Илария:

– Нам бы хотелось больше узнать о жертве, чтобы восстановить справедливость.

Пьятти специально ввернула слово справедливость, чтобы разбудить совесть хозяйки. Чутье подсказало ей, что женщина, стоящая напротив, очень одинока, рассержена на весь мужской род, а главное – мучается желанием рассказать кому-нибудь, как страдала Антонелла.

И не ошиблась, потому что травница вдруг глубоко вздохнула и на секунду прикрыла почти черные от толстого слоя теней веки.

– Ее убили, как скотину какую-нибудь, – выдохнула женщина и сжала губы, чтобы не расплакаться. – Она мало прожила на этом свете и счастья так и не узнала. Сначала, когда мне позвонили и сказали, что Антонелла пропала, я решила, что это самоубийство.

– Муж довел? – спросила Илария.

– Да, он доводил ее. Он упорно все отрицал, но она прекрасно все понимала.

– У него была другая?

– Антонелла как-то вечером даже звонила ей, но потом махнула на все рукой. Может, стыдилась.

– Они были знакомы?

– Заочно. Их дети ходили в одну школу.

Казалось, женщина уже пожалела о том, что наговорила лишнего, и принялась затравленно оглядываться, словно ища повода выставить журналистов за дверь. Но Илария огорошила ее, задав беспощадно прямой вопрос:

– Как по-вашему, что имела в виду Антонелла, когда говорила о муже, что он привык «врать ради работы»?

Травница опустилась на стул, и невозможно было понять: она обессилена, поражена или безутешна. Кто знает… Потом, помолчав секунду, она медленно подняла голову.

– Антонелла имела в виду, что Пьетро практиковал как врач, не имея медицинского диплома. Это ведь преступление, верно?

– Это незаконная медицинская деятельность и мошенничество в отношении медицинской компании, – спокойно отчеканил Безана.

– Господи, я знала. Знала, что он не должен практиковать. Антонелла совсем потеряла голову и угрожала ему. Если ты бросишь меня ради этой… я все расскажу. А ведь я говорила ей, что так не годится!

Не выдержав, женщина горько расплакалась.

– Вы должны все рассказать заместителю прокурора, – сказал Безана. – Это очень важно, синьора.

27 декабря

Как только они вышли из магазина, Безана позвонил начальнику отдела, чтобы сообщить все новости и ввести его в курс дела.

– Ты что, шутишь? Что значит: статья Милези? Он утром даже задницы не поднял, чтобы сюда приехать! Да что он об этом знает?

Безана был взбешен. Он кричал, пинал ногами колеса автомобиля, а дистанционным ключом от машины щелкнул так, словно это был детонатор бомбы.

– Засранец, – рычал он. – Ну и уйду на пенсию, даже с радостью уйду!

Илария смотрела на него с тревогой.

– Они что, не дают нам написать статью?

– Этого только не хватало! Они дают нам каких-то жалких четыре тысячи знаков, а этот говнюк получает две страницы в разворот.

– Кто ему так покровительствует?

– Ну, начнем с того, что он – любовник вице-директрисы. Это все знают. И ему определенно кто-то покровительствует. Но мне на это наплевать. Я пока что тут работаю, так что планирую заняться статьей всерьез. – Безана хлопнул рукой по рулю, словно дал кому-то оплеуху. – Впрочем, нет, у меня есть другая идея. Впервые за тридцать пять лет работы в редакции я не буду серьезен. Эти гребаные четыре тысячи знаков напишете вы, Пьятти. А я ограничусь тем, что поставлю свою подпись после вашей.

– Это называется эксплуатацией, – заметила Илария.

– Это называется пошли – они – все – в–жопу! – рявкнул он, поворачивая ключ в замке зажигания.

Пока Безана спокойно потягивал «Шприц», Илария писала статью. Примерно через час она протянула ему планшет. Он прочел вступление и сразу раскричался:

– Да вы с ума сошли! Вы не имели права писать, что Вимеркати значится в списке подозреваемых. Мы говорим только о списке подследственных, о котором знают все. Пункт 21, предварительные сведения, они служат для ведения закрытого следствия. Если узнают, что мы разговаривали с полицией, Джорджо будет по уши в дерьме. Разглашение служебной тайны – преступление, Пьятти. Мы станем обвиняемыми, а расследование окажется под угрозой, потому что Вимеркати тут же начнет искать себе адвоката. Он будет иметь на это право, когда получит уведомление о занесении в списки подозреваемых. Разница в том, информирован подследственный или нет. Что за каша у вас в голове, Пьятти?

– Извините, я не знала, – подавленно произнесла Илария.

– Невозможно быть криминальным журналистом и не знать таких вещей. Перепишите все и, пожалуйста, оставьте в покое Вимеркати.

Илария оперлась локтями на стол и подперла щеки кулаками.

– Я не могу говорить о Вимеркати, не могу написать о том, что нам рассказала кузина Антонеллы Равазио, но тогда как мне, черт возьми, заполнить пространство на четыре тысячи знаков?

– Вы правы, – согласился Безана, вставая из-за стола. – Надо что-то придумать. К примеру, мы можем взять интервью у мужа жертвы. Когда его возьмут под следствие, нам это будет очень кстати.

– Думаете, Пьетро Форести захочет с нами говорить?

– Захочет. И будет изображать скорбящего вдовца. Его жену убил свирепый серийный убийца? Такие, как он, только и ждут, как бы дать интервью. И все они убеждены, что хорошо сыграют свою роль.

Илария быстро положила планшет в рюкзак, застегнула пуховик и побежала следом за Безаной. Она была рада оставить писанину в стороне.

– Вы не думаете, что настоящий серийный убийца занервничает после такого вторжения? Ведь Форести, в сущности, отобрал у него сцену.

– Да, вы правы. Знаете, я тоже об этом подумал. Наверное, он придет в бешенство, совсем как я после вторжения Милези, – спокойно ответил Безана, направляясь к парковке.

Дом Форести осаждали журналисты, и он принимал всех. Пришлось встать в очередь. Безана встретил коллегу из Рима, они обменялись приветствиями, и Безана спросил:

– Ну, как он?

– Плакал на камеру и очень комично обратился к убийце, – усмехнулся коллега. – Для нас он просто подарок. Ты же понимаешь, это вечерний выпуск для домохозяек: такие вещи действуют безотказно.

Безана быстро взглянул на Пьятти.

– Ну, что я говорил?

– О чем еще мы можем написать?

– Мы поступим по-свински, – ответил Безана. – Никто даже не догадывается, что мы сейчас обнаружили. Пока все убеждены, что Антонелла – третья жертва психопата, никому и в голову не приходит напасть на мужа.

– Значит, мы должны на него напасть?

– Давайте без множественного числа, Пьятти. Я бы предпочел сам взять у него интервью. А вы достанете планшет и запишете наш разговор.

– Да, так будет лучше, согласна. Я вообще не способна ни на кого нападать.

– Научитесь, – ответил Безана.

Пока они дожидались своей очереди, Илария присела на низкий каменный забор, разделяющий участки домов. Вокруг было полно народу, но она никогда еще не чувствовала себя такой одинокой. Ее отец тоже когда-то раздавал интервью направо и налево. И перед их домом точно так же толпился народ. Она растерянно огляделась вокруг. Сейчас Илария пытается почувствовать себя журналистом, но у нее получается только вспомнить, как она сама когда-то стала жертвой журналистов. Господи, как все запутано… Она больше не понимала, какова ее роль в жизни и почему эти роли так быстро сменяют друг друга.

Ей вдруг в голову пришел один случай, о котором она благоразумно позабыла двадцать лет назад. Отец тогда попросил ее высунуться из окна и кричать: «Уходите прочь! Уходите прочь!» Она так и сделала, и все принялись ее снимать. Когда отец включил телевизор, по всем каналам транслировали только эту сцену: девочка высунулась в окно и кричит: «Уходите прочь!» Илария видела себя на экране и гордилась, но при этом молча страдала. Ей не нравились забранные в хвост волосы (с распущенными она смотрелась бы лучше), старая застиранная футболка (надо было надеть ту, с блестками) и собственный голос, звучавший очень уж пискляво (он что, и в самом деле был такой визгливый?). Потом, на суде, она вдруг поняла, что своим криком защищала убийцу, и ей ничего не оставалось, кроме как стереть это воспоминание.

Илария снова огляделась. Она усмехнулась про себя, как пьяная, и подумала: «Ну, ублюдок, сейчас я тебя уничтожу».

27 декабря

Наконец настала их очередь. Безана и Пьятти вошли в очередной небольшой дом, похожий на все остальные в округе. Интерьер, как зеркало, отражал провинциальную Италию: буфет, якобы антикварные стулья, кровати с латунными шишечками, барочные диваны горчичного цвета с сияющими красными полосками. Кухня отделана в деревенском стиле: на столе клеенка, на стенах либо поддельный Ван Гог, либо виды сельских тратторий. И фотографии, для пущей важности вставленные в тяжелые серебряные рамки. Множество свадебных фото, календарей, подушек и даже кружек с детскими лицами. Абажур и лампы из керамики или матового стекла с воланами и складками, похожие на короткие юбочки.

Форести оказался человеком лет сорока с правильным и незначительным лицом, похожим на фоторобот скверного качества. Как только Безана и Пьятти упомянули статью в газете, он сделался приторно почтительным. Форести сразу усадил их на горчичного цвета диван, но немного огорчился, что они пришли без фотографа.

– Где ваши дети? – спросил Безана.

– У тещи. Знаете, мы хотим их уберечь от всего этого…

– Я вас понимаю, – посочувствовал Безана, уже разогревшийся на стандартных вопросах.

Он не перебивал Форести и дал мужчине поведать об исчезновении жены, о волнении и о шоке, который тот пережил, когда обнаружили труп, и ужасе на процедуре опознания тела.

– Я хочу только одного: чтобы этот подонок сказал мне, почему он убил именно мою жену, почему это случилось с нами, – заключил Форести, вытирая глаза пальцами.

Не платком, а именно пальцами. Пальцы причиняют гораздо больше боли.

– Вы абсолютно правы. Мотив. Всегда надо искать мотив, – бесстрастно ответил Безана.

Форести перестал плакать и даже немного выпрямился.

– Почему вы так говорите? Разве этот псих не случайно выбрал себе жертву?

– Этого мы пока не знаем, – уклончиво ответил Безана.

«Он дал ему возможность выговориться, чтобы расшевелить», – подумала Илария, которая внимательно слушала разговор. И действительно, Форести начал проявлять признаки нетерпения.

– И для чего ему понадобилось убивать именно Антонеллу?

Безана поменялся с ним ролями и вынудил Форести задавать вопросы. Для того, кто приготовился отвечать на вопросы, в такой ситуации очень трудно не запутаться.

– Не знаю.

– Вы говорите, они были знакомы? – Форести начал постепенно терять контроль над сценарием.

– Возможно.

Илария увидела, как мужчина задумался. Безана вынудил его выйти за пределы канвы, которую тот сам себе наметил, и теперь Форести лихорадочно обдумывал новую стратегию, чтобы подчеркнуть свою невиновность. Когда люди с бедной фантазией пытаются что-то изобрести, особенно на скорую руку, они быстрее ошибаются. Поначалу все идеи кажутся хорошими, но на деле хорошими оказываются только взвешенные.

– Вы намекаете, что у моей жены был любовник?

Безана улыбнулся. Вот он и припер Форести к стенке. Стоило только подтолкнуть его к этой шаткой теории.

– Возможно, вы даже были с ним знакомы. Следователи тоже так думают. – Безана использует этот обман, чтобы еще больше запутать ситуацию.

– Теперь я многое понимаю, – протянул Форести, попав в ловушку.

– Антонелла, случайно, не заводила речь о разводе?

Илария как завороженная следила за «игрой в перевертыши», в которой Безане удалось довести собеседника до нужной кондиции.

– Представьте себе, нет. Как и в любых семьях, у нас были взлеты и падения. У нас трое детей, – ответил Форести, пытаясь выпутаться.

– А у нас есть сведения, что ваша жена подыскивала адвоката.

Форести, оказавшись в ловушке, задумался. Но реагировать надо было быстро, и он напрягся, поскольку на ум ничего не приходило.

– Антонелла жаловалась на мою работу, вот и все. Я врач, поэтому много времени провожу в больнице. Я часто оставлял ее одну, проблема была в этом.

– Врач? Но нам ничего не известно о вашем медицинском дипломе. Его у вас нет, мы проверили. – Безана, конечно, блефовал, но снова сделал правильный ход.

Форести резко вскочил и нервно провел рукой по волосам.

– Что вы такое несете?

Безана молча его разглядывал. Тем временем Форести пытался успокоиться, ему нельзя выходить из себя.

– Прошу прощения, я вынужден с вами проститься. Мне надо к детям. Вы понимаете, насколько я им нужен сейчас. Прошу прощения.

– Но вы не ответили на мой вопрос. У вас есть диплом врача или нет?

Форести побагровел, на висках проступили взбухшие вены.

– Да при чем тут это? Уходите, я сказал, хватит!

– Не хотите отвечать? Почему?

– Уходите! Убирайтесь вон!

– Это преступление, синьор Форести. Это незаконная медицинская практика и мошенничество с нанесением урона санитарной безопасности. Вы можете предъявить свой медицинский диплом?

– Убирайтесь! Я позвоню представителям власти! Я засужу вас за клевету!

Безана сделал Иларии знак, и оба быстро вышли на улицу. Пьятти все еще держала в руках планшет и от волнения размахивала им.

– Ух ты! Это было великолепно!

– Пьятти, вы все записали? Если вы выкинете очередную глупость, то клянусь, я сам вас придушу.

– Я сделала больше: я все засняла на видео, – ответила Илария, подмигнув.

Безана потрепал ее по щеке.

– Кнопочка, вы гений.

28 декабря

Безана обедал вместе с сыном. У них была традиция хотя бы раз в месяц ходить в ресторан. На Рождество они не виделись, потому что Якопо уезжал с матерью кататься на лыжах, поэтому они праздновали теперь. Марко подарил сыну стандартный подарок: конверт с деньгами. А сын ничего ему не подарил.

– Ну, как ты, что делаешь на Новый год?

– Пока не знаю. Что-нибудь придумаем с друзьями, – раздраженно ответил Якопо.

На нем было полно защитных средств, особенно от физического воздействия. На носу зеркальные солнечные очки, хотя на улице был туман, а в ухо вставлен наушник, почти как угроза, как бы говоря: мне ничего не стоит вставить второй.

Безана старался не говорить о каникулах, не имея ни малейшего желания знать, как выглядит дом нынешнего парня Марины. Они ждали первое блюдо, а сын открывал рот, только когда его спрашивали.

– Ты на лыжах-то покатался?

– Мало, все время была плохая погода. Там мало деревьев возле лыжни, и в снегопад ничего не видно.

– Ты там скучал?

Безана так надеялся, что сын ответит «да», но Якопо только тряхнул головой.

– Мамин парень помешан на спа, а там, в Швейцарии, их целая куча. Не так уж и плохо, в некоторых саунах надо ходить без купальника, так что я насмотрелся на сумасшедших теток, которые расхаживали голышом, как будто в мире нет ничего более естественного.

Безана нервно сглотнул.

– И мама тоже ходила голая? Перед всеми?

Якопо наконец-то рассмеялся.

– Представь себе, нет. Я ходил туда с Армандо, а уж он, я тебе гарантирую, та еще свинья.

Безана был совершенно не рад узнать, что его бывшая жена собирается замуж за «ту еще свинью». Кроме того, он опасался, что она будет сравнивать их. Но Якопо, по счастью, сменил тему разговора.

– А ты что делал?

– Я работал, – ответил Безана.

– Да ладно! Даже в Рождество?

– Было важное дело.

Безане хотелось поважничать. Обычно он все преуменьшал, пуская в ход самоиронию, однако перед сыном-подростком, с которым вообще нелегко разговаривать, по-другому не получалось. Вдобавок ко всему Безане не понравилось, что этот Армандо таскал его сына по спа-салонам смотреть на голых женщин. Он бы сам предпочел этим заняться.

– Да, я видел по телику. Вампир! Вот это история! Совсем как в «Сумерках».

Безана силился сохранить самообладание. Значит, сын даже не читал его статьи. Он что, смотрит программы с Милези?

– История немного сложнее, – заметил Безана. – Этот тип не просто вампир, скорее каннибал.

– Каннибал? Отпад! Как Ганнибал?

Безана стиснул тонкие губы и поднял брови.

– Ну, можно и так сказать.

– Значит, ты провел Рождество один, в компании с каннибалом?

– Я был не один. С коллегой.

– Хорошенькая? Ты с ней встречаешься?

– Нет, она для меня слишком молода. Чтобы ты не понял меня превратно, я заставляю ее говорить мне «вы», хотя у нас в редакции все друг с другом на «ты».

Якопо, казалось, гораздо больше заинтересовала история с Пьятти, чем с вампиром или каннибалом.

– Почему? Она задается?

Сын никогда не задавал столько вопросов, вот черт!

– Нет, ни капельки. Просто это такая форма вежливости, и я ее придерживаюсь.

– Она такая страшненькая, папа?

Безана немного помолчал и улыбнулся. Не столько сыну, сколько себе самому.

– Нет, Илария вовсе не страшненькая. У нее красивое лицо, она прекрасно сложена. Но она делает все, чтобы казаться уродиной, не знаю почему, – произнес Безана и удивился своему ответу, по сути очень искреннему.

Сын сосредоточенно обгрызал кусочки кожи вокруг ногтей, как вдруг сказал:

– Знаешь, а мама недовольна. Они с Армандо часто ссорятся.

Безана удивился такому признанию и хотел уже выдать: «Твоя мама вечно всем недовольна», но не смог. Как раз в этот момент завибрировал телефон. Это был Джорджо, и Безане пришлось ответить. Он извинился перед Якопо и отошел на минутку.

– Прости, что потревожил, ты, наверное, за столом. Но судебный медик нашел кое-что интересное на теле Антонеллы Равазио. Может, твоя коллега была права.

– То есть?

– У нее на голове есть рана, совместимая с падением с лестницы. Сейчас криминалисты находятся в доме Форести, они нашли следы крови, посветив люминолом. Как раз у подножия лестницы. Версия такая: ее сначала столкнули с лестницы, а потом задушили, инсценировав то, что мы знали. И еще: у него действительно нет диплома врача, вы и здесь оказались правы. Незаконная медицинская практика, это точно.

– Его арестовали?

– Да, но судья еще не утвердил ордер.

– Вот это новость! Спасибо.

Безана вернулся за столик, но сына там не оказалось. Сначала он подумал, что Якопо вышел в туалет, но потом заметил, что рюкзака тоже нет. Отчаявшись, Безана позвонил сыну, однако тот не ответил. А потом пришло сообщение: «Я как раз сегодня хотел сказать тебе что-то очень важное».

28 декабря

Безана с мрачным видом вел машину по улицам острова Бергамаска [42]42
  Бергамский остров, или Изола Бергамаска, – территория недалеко от Бергамо, окруженная с двух сторон реками Адда и Брембо, а с третьей – склонами гор Монте-Канто.


[Закрыть]. Сидевшая рядом Илария пыталась обменяться с ним хоть парой слов, но он был недоступен.

– Следовательно, я оказалась права. Форести убил жену, а потом решил все свалить на серийного убийцу.

Она уже в сотый раз повторила это, словно заставляя себя поверить, что была молодцом. Но Безана не откликался, молча глядя на дорогу. Проехать остров от берега до берега большого труда не составляло. Здесь, в сорока километрах от Милана, оказываешься совсем в другом мире. Достаточно выехать из Серениссимы через пункт взимания платы за проезд в Каприате, проехать мимо мотеля «Гульель» и большого Grill Road House, выстроенного в американском провинциальном стиле, как сразу начинаешь чувствовать нехватку кислорода. Но это вовсе не американская провинция, это настоящий Ломбардский Дикий Запад. Достаточно взглянуть на указатели, написанные на диалекте: Cavriàt Sant Gervàs, Каприате-Сан-Джервазио [43]43
  На итальянском та же надпись будет выглядеть как «Capriate San Gervaso».


[Закрыть].

Там тебя ожидают бескрайние поля кукурузы и деревни, похожие как две капли воды. В деревнях есть только парикмахерские под называнием «Прически на любой манер», а в магазинах, где торгуют канцтоварами и игрушками, имеются дополнительные отделы с устаревшей бижутерией; дальше тянутся маленькие офисы банков, бары с игровыми автоматами, манекенами в витринах и искусственными цветами на барных стойках. И сплошные пиццерии, работающие навынос, буквально через каждые два метра. Никаких ресторанов с нормальными столиками и стульями, словно люди здесь не любят ужинать в компании, а предпочитают сразу идти домой с картонной коробкой под мышкой. Единственное место встречи – унылые рыночные площади и здания, приспособленные под спортивные залы. И больше ничего.

Естественно, что при таком запустении торговые центры становятся маяками и носят монументальные названия, например «Континент Мапелло». Здесь выставляются претенциозные миражи современности: огромные вывески «Трони» [44]44
  «Трони» – сеть магазинов электроники.


[Закрыть], рекламы спа-салонов и спортивных залов, а термин «аутлет» трактуется как всеобщее искушение.

Безана устал накручивать километры от одного двухквартирного дома до другого, где в садах стояли сплошные амфоры и терракотовые Венеры с нарушениями пропорций, от часовенок XIX века до частных статуэток Мадонн, поставленных поближе к дровяным печкам или к барбекю. Устал от витрин со свадебными сувенирами, рамками со стразами и с перламутровыми чашками. Кругом стояла такая тишина, что было слышно, как разговаривают люди в домах, а вопль индейки звучал, словно зловещий крик, почти как мольба о помощи. А стоило только чуть изменить курс или остановиться, чтобы свериться с навигатором, как сразу же все высовывались из окон и пристально тебя разглядывали: «Что тебе от нас надо, чужак?» Они моментально вычисляют, что ты не из их сообщества.

Культ подозрительности выражен в невероятном обилии камер слежения. И невольно возникает вопрос: как они здесь ухитряются убивать друг друга так часто? Достаточно одной незнакомой машины, и в окнах появляется куча свидетелей. Причем свидетелей нахальных, которые не боятся выйти на балкон или высунуться из окна и молча разглядывать тебя, скрестив руки на груди, так что ты чувствуешь себя в западне. Но здесь кроется большое противоречие.

Почему они оказываются бесполезными в случае убийства? Осторожная сдержанность северян, в сущности, эквивалентна круговой поруке южан. Только называется по-другому.

Безана остановился на стоянке, почти въехав в кювет, и вдруг произнес:

– Он явно отсюда.

Илария склонила голову и потерла пальцами виски.

– Мы очень устали. И очень нервничаем, – ответила она.

– Он явно отсюда, – повторил Безана, словно не услышав ее. – Когда он проходит мимо, люди не выглядывают в окна.