Текст книги "Призмы Шанбаала"

Глава 3
Центр Сострадания

В Пределе все приглушенное, пастельных тонов, и даже черный здесь недостаточно черный. Все нежное, мягкое, свет рассеянный, и совсем не видно солнца из-за туч. Зато магии столько, что начинают потрескивать кончики волос. В Пределе много офисных зданий, и я не уверена, что когда-то появятся жилые. Пока меня вели из здания тюрьмы, где в ожидании суда я проторчала почти две недели, – ну, как проторчала, я пролежала их на кровати, и мой максимум движений был добраться до туалета, или сесть, чтобы съесть еду, – я меланхолично посматривала по сторонам, вполуха слушая Саррах. И крылья, и светящиеся глаза, и манера говорить мягко, с усилием проталкивая слова через зубы – все в ней сигнализировало о том, что она чистокровная светлая дэва. Даже красная помада. В Полярисе такая на пике моды – я в сети читала. Ярко-алая, и губы от нее выглядят окровавленными.

Весь Предел в какой-то легкой дымке, совсем как в моем любимом сериале. Последний из созданных миров являлся мне ровесником, центр деловой активности, целый мир для работы. Но что я не видела в сериалах – так это как тут много существ. Больше, чем людей в большинстве городов Первого мира. Светлые и темные всех рас собирались в группы, расходились, спешили куда-то. Мимо меня пробежала девушка-нефилимка, выше меня на несколько сантиметров, помахала рукой парню с неестественно-яркими синими глазами, и поцеловала его в щеку. Я обернулась через плечо, зацепилась взглядом за цвет его глаз и покачала головой. Суккуб, надо же. Мимо проходили зверолюды, у фонтана перед зданием Суда ожесточенно о чем-то спорили двое падших.

Перед зданием Суда Саррах остановилась, сделала шаг вперед, вставая напротив меня.

– И чтобы не произошло, не выходи из себя, – она положила руку мне на плечо. – Я знаю, что дети нефилимов такие же нервные, как и их предки, но постарайся держать себя в руках.

– У меня второй родитель дэв, – я посмотрела на ее руку. – Справлюсь.

Я не чувствовала себя собой. Словно это другая девочка посмотрела поверх плеча Саррах на семь колон в виде девушек, поддерживающих козырек над ступенями, ведущими в здание Суда. Я равнодушным взглядом скользила по этим девицам, попутно вспоминая, что на фотках в соцсетях они выглядели более… внушительными. Копии знаменитого творения Шанбаала, Семь Смертных Грехов, прекрасные статуи, повторяющие в деталях фигуры семи темных дэв, что он когда-то победил и подчинил себе. Где настоящие Семеро, не знал никто, но зато мы могли любоваться их скульптурами.

Под крышей суда из стороны в сторону носились огоньки. Мне, выросшей в Первом мире, они всегда казались похожими на светлячков. Я протянула руку, подчиняясь странному желанию прикоснуться, покатать огонек между пальцев, и поймала один, но тут же моя рука разжалась, кожу обожгло, и я выпустила его наружу.

– А они мне нравятся, – хмыкнула я, глядя на быстро заживающие пальцы.

– Говорят, огоньки появляются там, где нужна помощь, – Саррах обернулась через плечо. – Не дрефь.

На знакомое словечко Первого мира я среагировала резким поворотом, и практически полной потерей равновесия. Проходящий мимо нефилим подхватил меня за пояс, ставя на ноги.

– Аккуратней, – сказал он, недовольно хмурясь. – Ты что, второй день как крылья отрастила?

– Вторую неделю, – я выпрямилась, снимая его руки с пояса. – Спасибо за помощь.

Он закатил глаза. Я хотела открыть рот и выпустить меткую стрелу ехидного комментария к ситуации, но Саррах взяла меня за плечо и осторожно потянула вперед. Напоследок я обернулась на юношу еще раз, в поисках татуировки Хранителей на шее, но ничего не увидела.

– Почему тут столько военных? – спросила я у Саррах, входя в зал и следуя за ней к столу.

– По работе многие приезжают. Тут Тюрьма. Тут Фафнир, – она отодвинула стул и кивнула, предлагая мне присесть. – Проще иметь хорошую охрану, чем потом разбираться с последствиями.

– Это из-за хорошей охраны у вас Рахель сбежала? – мрачно спросила я, опуская взгляд и упираясь им в Саррах.

Белые светящиеся глаза еле заметно сузились, но продолжали сохранять доброе выражение. Медленно я опустилась на стул, расправляя крылья во все стороны. Я еще не владела ими мастерски, но хотя бы научилась держать равновесие и складывать-расправлять. Сложив крылья за спиной, я положила грудь на стол, и сложила руки, как школьница. Оставалось только ждать.

Красивая черноволосая темная дэва прошла мимо нас, покачивая бедрами. Острые каблуки впивались в мраморный пол, разрывая тишину. Я зависла, глядя на ее волосы, я в жизни ни у кого не видела таких шелковых волос, прямо как в рекламе. Идеально прямые, они укладывались в причудливое переплетение кос, формирующих пучок.

– Кто это? – негромко спросила я, наклоняясь к Саррах.

– Прокурор, – она недовольно поморщилась.

«Прокурор», – мысленно повторила я.

– Больше похожа на модель, – я заправила выбившуюся из косы прядь волос за ухо.

– Не обманывайся. Мельпомена красивая, но далеко не добрячка, – Саррах мягко сжала мое плечо. – Не волнуйся. Это даже не суд, так, некая дань бюрократии.

Я повела плечом, сбрасывая ее руку, и уставилась в стол. Перестук каблуков затих, а я слегка отключилась от реального мира, вполуха слушая то, что надо встать, потому что идет суд, и что можно садиться. Прокурор встала. Ее черные блестящие шелковые волосы блеснули, отражая приглушенный свет солнечных лучей, и она начала громким выразительным голосом пересказывать, как светлая сторона увидела препятствие, как меня зовут, и что ранее я судима не была. Я попробовала сосредоточиться, но быстро оставила эту затею.

– Согласно заключению леди Света, Матери Хранителей, Агарь, Полукровку Пандору переправить в Институт для прохождения магической подготовки, – начала говорить Прокурор.

– Надо же, – Судья легко улыбнулась. – Что скажет темная сторона?

– Лорд Тьмы, Капитан Темнокрылых, Белиал из рода Самаэля, считает, что Полукровку Пандору следует поместить в Центр Сострадания в Пределе, для оказания соответствующей психологической и адаптивной помощи, так как указывает на ее возможную прямую связь с Преступниками Пятимирья. Лорд Тьмы Белиал считает, что наблюдения за время, оставшееся до начала учебного года, будет достаточно для вынесения заключительного решения по этому делу. В случае, если связь с Преступниками Пятимирья, будет не доказана, лорд Тьмы, Белиал, предлагает включить Пандору в программу помощи пострадавшим от Восстания.

– Тоже верно, – Судья кивнула.

Я смотрела в стол, думая о том, все должно нести форму, регламент, порядок, и чем больше было таких правил, тем, казалось, лучше живет наш мир. Когда все знают правила и порядок, и когда следуют ему неукоснительно… только так, считал Престол и Совет, мы можем уживаться вместе со всем своим расовым разнообразием.

Тьма, Свет… кто-то однажды придумал, что мы должны иметь коротенький титул, чтобы сообщать о своей расе, а потом это же кто-то придумал добавлять звание. Титулы множились, до Восстания превратились в огромные нечитаемые конструкции, а потом пропали, сократившись до расы, возможно, одного особенного пояснения к тому, кто ты есть. В Загранье, где сохранилась монархия, в титул добавляют упоминание рода, причем любой супруг после свадьбы может перейти в род жены или мужа, или каждый может остаться при своем. Изгнание из рода тоже бывает. А мой папа и вовсе отрекся от своей семьи.

Я вспоминала папу и это было совсем не вовремя, потому что я должна была думать о себе.

– Сторона обвинения желает что-то добавить?

– Сторона обвинения хотела бы допросить подсудимую, но в установленном порядке, – Прокурор посмотрела Судье в глаза. – В ходе суда сторона обвинения встает на сторону темной стороны.

– Ну, это как обычно, – Судья повернулась к нам. – Сторона защиты желает что-то сказать?

– Сторона защиты согласна с решением Лорда Белиала, – сказала Саррах, вставая. – В ходе заседания сторона защиты планирует поддержать сторону обвинения.

– Девочки, может тогда тянуть не будем? – Судья поочередно посмотрела сперва на Саррах, потом на Прокурора. – Мельпомена, Саррах?

Адвокат и Прокурор переглянулись. Несколько секунд дуэль на глазах продолжалась, а потом они кивнули. Агарь за моей спиной шумно втянула воздух через зубы. Злится? Интересно, что ей так не нравится?

– В таком случае, Суд выносит решение на месте, – Судья взяла за молоток. – Полукровка Пандора отправляется в Центр Сострадания, а потом в Академию, где проходит магическую подготовку в установленном порядке.

Она стукнула молотком, и я вздрогнула. Вот меня и осудили. Ни вопросов об отце, ни о матери, ни о нашем прошлом, ни о будущем, вообще ни о чем. Меньше десяти минут, и моя жизнь на ближайшие два года определена.

Во всем теле на миг стало очень легко, и ощутив эту легкость, я поднялась на ноги вместе со всеми, чтобы проводить Судью, улыбнулась и запрокинула голову наверх, глядя в стеклянный потолок. Солнце на миг блеснуло между облаками своим лучом прямо мне в глаза, и я тут же отвела взгляд.

Саррах повела меня по коридорам, выводя из зала. Остановившись на крыльце, она побарабанила пальцами по ключицам.

– Я же сказала, что все хорошо закончится, – сказала Саррах, глядя куда-то мне за спину.

– Почему Прокурор-то была за меня? – спросила я.

– Она не на твоей стороне. Она на стороне Белиала. У женатых часто решения совпадают, если брак удачный, а это, поверь мне, очень удачный брак. Хотя кто бы мог подумать в свое время, что Бел женится на аристократке.

Я слегка приподняла брови, но ничего говорить не стала. Я скрестила руки на груди, складывая крылья на манер плаща.

– Мне можно будет забрать кое-какие вещи из дома? – спросила я.

– Я не знаю, но скорее всего да, – Саррах кивнула. – Как только в них закончат копаться.

– Как будто бы мое бельишко может помочь найти папу, – фыркнула я.

– Пандора.

Глаза Саррах стали очень серьезными, даже излучаемый ими свет притих. У нее на левой щеке играл солнечный зайчик, проскочивший между рукой и плечом статуи одной из Грехов, но он пропал, словно сам мир решил подчеркнуть серьезность момента.

– Лучше спрячь эту любовь, полукровка. Зови его Люцианом, в идеале – не зови никак. Чем сильней ты его любишь, тем больше ты вредишь себе. Тем больше все уверяются в том, что ты его верный последователь. И тем больше за этим будут следить. Не зови себя дочерью Люциана Неверящего, лучше говори, что ты безродная.

Я помолчала немного, соглашаясь с ней этим молчанием, аккуратно перенесла вес с одной ноги на другую, а потом не выдержала и все-таки спросила:

– Так теперь всю мою жизнь будет?

– Обстоятельства иногда изменяются, – Саррах пожала плечами. – Твою сумку тебе вернут в тюрьме. О, а вот и Гектор. Он тебя проводит.

Нефилим, который за последние две недели стал моим постоянным спутником, подошел к нам. На щеках у него застыл румянец, и почему-то это сделало его более нездоровым, уставшим на вид. Я приветствовала его, аккуратно подняв руку.

– Саррах! – треск каблуков раздолбал звуковое пространство в клочья, я даже поморщилась от громогласного цоканья.

Адвокат повернулась лицом к Прокурору.

– Это скорее исключение, – сказала Прокурор, останавливаясь на почтительном расстоянии метра в полтора. – Что мы совпали.

– Я понимаю. Но мне решение Белиала пришлось по душе больше, – светлая кивнула в мою сторону. – Она хорошая девочка. Посмотри, совсем не похожа на Циана.

Прокурор окинула меня внимательным, цепким взглядом. Пальцы на черной папке сжались чуть крепче, белизна начала заползать на ее кожу, окрашивая костяшки. Я уставилась ей в глаза, в ее невероятно худое лицо с впалыми щеками, в ключицы, виднеющиеся в вырезе ее строгой рубашки.

– Как по мне, копия отца, – сказала Прокурор. – Внешне.

Я как можно небрежней пожала плечами, мол, происходящее меня мало волнует. Прокурор медленно просканировала взглядом меня еще раз, и потом перевела взгляд обратно на Саррах.

– Дети не ответчики, – сказала адвокат.

– Я знаю.

Последнюю фразу Прокурор произнесла тихо, но решительно, и в тоже время в ее голосе мне прочитался след давно забытой боли. Я посмотрела на ее напряженное, застывшее лицо и подумала, что она потеряла кого-то очень дорогого в прошедшей войне. Любимого, родственника, а может, всех сразу. Много существ погибло во время Восстания, а после погибло еще больше. И меня даже радовало то обстоятельство, что вешать на меня эти трупы Прокурор не собирается.

Гектор взял меня за плечи, аккуратно разворачивая. Я пошла за ним, но прислушивалась к постепенно затихающему разговору между Прокурором и Адвокатом.

– Как дочка, кстати? – голос Саррах долетал до меня еле слышным шепотом.

– Как всегда, – сказала Прокурор. – Не думаю, что ей будет лучше когда-нибудь.

– Жаль. Вы такая семья, и тут такое…

– Ничего страшного. Мы родим еще одного ребенка. Раз уж с этим не вышло.

Я вздрогнула, обернулась через плечо, чтобы убедиться в том, что спокойный ровный голос Прокурора мне не померещился.

– Мы не можем позволить себе ослабление позиций рода, – холодно сказала Прокурор.

Придерживая меня за затылок, Гектор усадил меня в машину на заднее сидение. Я посмотрела на свои руки, прикусывая губу.

В голову мне пришло, что новые законы очень даже хороши, потому что по законам довоенного времени, девочку, которую я даже не знала, и которая, кажется, страдала от какого-то заболевания, убили бы собственные родители.

Мне не должно было быть никакого дела до постороннего мне существа, но сердце в груди пропустило удар, и я решила, что сегодня я не очень сильная. Скорее ангелоподобное создание.

Но оскорблять себя в голове было совсем невесело, поэтому я закрыла глаза и попробовала поспать. И когда задремала, забылась.

В моей палате всегда было тихо. Меня поселили с еще одной девочкой-полукровкой, но она со мной не разговаривала. Она вообще ни с кем не разговаривала, забивалась в углы, и смотрела на всех волком. В первый день я пыталась поговорить с ней раз или два, но всё было тщетно. Первый день я так и не запомнила толком, потому что смогла дойти до кровати и нормального душа, да упасть. Накануне меня под строгим надзором привели в нашу съемную квартиру, и я побросала кое-какие вещи в сумку, взяв с собой только то, что принадлежало мне, но не отцу, пусть мой взгляд и задержался на миг на вещах, которые он не успел забрать с собой. Я хотела еще взять ноутбук, но он оказался изъят, и по секрету Гектор шепнул мне, что компьютер мне не вернут, потому что будут снова и снова искать, какие следы мы с отцом могли там оставить. И я махнула на него рукой. Мобилку отдали, и то хорошо. Я переживала, что мне не оставят шкатулку, но удивительным образом она ни у кого интереса не вызвала.

Проснувшись, я первым делом добралась до душа, оттерла тело и наконец-то помыла волосы шампунем, а не мылом. Перья я промокнула полотенцем, а потом взъерошила, пока они не стали почти сухими.

Я вышла в палату и посмотрела на полукровку на соседней койке.

– Привет, – я махнула рукой. – Я Пандора, а тебя как зовут?

Она ожгла меня недовольным раздраженным взглядом поверх книги, подняла томик повыше и закрыла им лицо. Я пожала плечами. Ну ладно, не хочет дружить, значит не надо. Сев на кровать, я повертела головой по сторонам. Стоило бы начать представляться так, как у них принято.

– Давай иначе, – сказала я. – Полукровка Пандора, безродная. А тебя как зовут?

Девочка промолчала, повыше подняла книгу. Я вздохнула. Зашла медсестра, – судя по халату в крупных ярких цветах, – вкатывая тележку с двумя подносами. Бросив на них взгляд, я тихо хмыкнула. Рацион тут больничный, но пойдет. Я забрала свой поднос у нее из рук, ставя на тумбочку.

– Доброе утро, девочки, – сказала она, выпрямляясь. – Врач сейчас подойдет.

Пожав плечами, я принялась за еду, жадно поглощая принесенное. Диетическое или нет, это было определенно вкусней того, чем то, чем меня пичкали в тюрьме. Доев порцию, я посмотрела на вошедшего врача. Осмотр был простым и кратким. Я смотрела, как он разводит и сводит мои крылья вместе, просит встать или подпрыгнуть.

– У тебя сильные мышцы, так что тебе повезло, – сказал доктор, глядя на максимально вытянутое крыло. – Адаптируешься быстро, а когда получше обучишься магии, летать научишься раньше остальных.

– Летать? – я посмотрела на него, оглянувшись через плечо. – На вот этих штуках?

– Все крылатые создания могут летать. Но без равномерного развития магического потока это невозможно. У тебя нет типичных аномалий для полукровок, выросших в Первом мире.

– А что будет, если они появятся?

– Тогда можно будет ампутировать крылья, – он пожал плечами. – Такое тоже бывает, и ничего страшного в этом нет. Качество жизни слабо изменяется, – он заглянул в карту. – Расы родителей?

– Отец темный дэв, мать – чистокровный нефилим, – ответила я.

– Чистокровный темный?

– Нет. Дед был полукровкой, – тихо добавила я, и почему-то почувствовала, что к щекам приливает кровь.

– Я знаю, кто твой дедушка, – хмыкнул доктор. – Потрать свое бессмертие не хуже, чем он.

Никто не мог стать моим дедом, и сделать то, что сделал он, но я промолчала, не начиная этот разговор.

– После завтрака физиотерапия, потом до обеда свободное время. Я бы отправил тебя на электростимуляцию, но у тебя хорошие мышцы, так что думаю, не надо тебя залечивать. Если почувствуешь, что нужна дополнительная помощь, скажешь. Перед обедом еще терапия, потом обед, потом небольшие магические консультации. Ты хорошо осведомлена о магическом мире?

– Неплохо, – я небрежно пожала плечами.

– Все равно походишь. Считай, бесплатные курсы перед Академией. И психотерапия.

– Психотерапевт мне не нужен, – я поморщилась. – С головой у меня всё в порядке.

Папа бы со мной поспорил, но он сказал мне никогда никому не верить. Никакая терапия невозможна без доверия. Я уже доверилась Агарь и Белиалу, и ничего хорошего из этого не вышло.

– Не обсуждается. До вечернего осмотра.

Я проводила его взглядом, завернулась в крылья и вернулась обратно на кровать, чтобы перебрать вещи, которые у меня были. С собой я брала исключительно то, у чего был приличный вырез на спине, или что имело застежку сзади. Папе эти кофты никогда не нравились.

Я вспомнила его и нахмурилась, наклоняя голову и занавешиваясь волосами. У папы крыльев не было, но его друзья прятали их с помощью силы, и тогда на спине появлялись две татуировки. Помнится, в детстве я думала, что у всех, у кого на спине тату в виде крыльев, обязательно крылатые. Пока не узнала, что люди наносят такие рисунки ради собственного развлечения. Да и некоторые существа тоже.

Девочка закрыла книгу, поднялась на ноги и вышла. Я показала ей вслед язык, возвращаясь к разбору вещей.

Разложив вещи, я уселась на кровати со шкатулкой в руках. Моя жизнь изменилась, но она оставалась последней связью с папой. Вздохнув, я покрутила ее из стороны в сторону, вновь начиная передвигать деревянные плашки, пытаясь составить узор.

Задумавшись, я передвигала планки уже на ощупь, пока не услышала щелчок. Вначале мне показалось, что это очередная игра моего разума. Я опустила взгляд, покрутила шкатулку из стороны в сторону и медленно толкнула ногтями больших пальцев крышку вверх. Она открылась. Ни скрипа, ни шороха, просто сдвинулась на хорошо смазанных петлях. В воздухе запахло свежим кедром, голова закружилась, на миг я словно потеряла способность здраво мыслить.

Внутри лежал конверт. В мыслях быстро забегали предположения, что там может быть: старая валюта, чье-то любовное письмо, чье-то военное письмо… или какая-нибудь загадка. Конверт был новый, запечатанным серебристым воском. Печать я не узнала. Я знала, что на печатях писем из Загранья стоит профиль Миледи, а у Предела – пять переплетенных роз, как символ единого Пятимирья, Полярис рисует пятиконечную звезду. Но оттиск на воске скорее был похож на витиеватую букву, чем на чей-то знак. Личная печать? Что-то из других времен? Ответа я пока не нашла. Я достала конверт из шкатулки, погладила пальцами, ощущая шероховатость бумаги. С отца сталось бы одной загадкой спрятать другую. Одной рукой я сломала печать посередине, воск испачкал руку, оставляя на коже блестки. Обтерев ладонь о покрывало, я достала наружу всего один лист, заполненный резким угловатым подчерком. Некоторые линии букв были словно два раза обведены, и это напомнило мне классический стиль Загранья довоенной эпохи. Тогда вроде всех так писать учили: папа писал так же, ровными аккуратными буквами, даже не думая о том, что лишние линии прибавляют красоты, но не читабельности. Может это послание от папы? Он сунул мне в руки шкатулку, когда запирал меня в шкаф.

Я уставилась в листок, и медленно пробежалась глазами по строчкам, вникая в прочитанное.

«Обстоятельства иногда изменяются. Не все обещания могут быть исполнены.

Кровью окрашены воды царства подводных гномов, и они играют на инструментах, подобных арфам. Скорбная песнь звучит с уст погибшей богини.

Сквозь решетки на окнах смола стекает на кожу союзницы. Она идет за ключами, указания получены.

Воспоминания сумасшедшей нарисованы на стенах солнечным светом. По ветру бьется пурпурная лента над курганом разящей без промаха.

Семь колон, удерживающих крышу Суда, украдены узурпаторшей. Зелень проросла в глубине сердца спесивой красавицы, влюбленной в героя.

Наше наследство источила морская вода. Мы завещали его не тебе, а общему делу.

Домашний очаг погас навеки, и некому больше его разжигать. Исполин проиграла, хоть щит сверкал васильками, и ярко горела броня.

Ты больше не в безопасности. Черная кровь сбережет не хуже, чем траурный шар.

Помни меня.

И истреби последнего врага – того, что живет в тебе».

Прочитав до конца, а потом перечитав, я осознала, что не понимаю ничего. Я положила письмо на кровать, достала телефон и сфотографировала. Сказалась многолетняя привычка фиксировать все неразгаданные загадки. Повертев его после в руках, я вложила листок обратно в конверт, а конверт – обратно в шкатулку.

Если это и было послание от папы, увы, мои умственные способности он переоценил. Я ничего из него не поняла.

Кабинет физиотерапии встретил меня незнакомыми тренажерами, огромным количеством крылатых существ, и слепым чувством восторга. Спорт я всегда любила, папа поощрял мое увлечение. Он говорил, что всем стоит уметь драться и быть сильным. Когда я только начала разминку, сразу подумала, что это будет моя любимая часть лечения. Инструктор-зверолюд объяснил мне, как использовать странную конструкцию тренажера для крыльев, и я быстро включилась в процесс. Он попытался дать мне еще пару или тройку советов, но то ли ему не нравилось возиться с полукровками, то ли я всему училась слишком быстро, но он оставил меня в покое, занявшись теми, кому явно было сложней, чем мне.

Я вертела головой по сторонам, ища того, с кем можно будет перекинуться парой-тройкой слов, но никого, вызывающего интерес или доверие, не находила. Зевнув, я перешла на беговую дорожку, и продолжила дальше тренировки уже в обычном режиме, и после, приняв душ, выскочила в раздевалку разгоряченная и довольная собой.

Я походила туда-сюда по коридорам, поприставала к медсестрам, разузнавая, что тут есть, а чего нет. Все пути к развлечениям вели к двум местам. Первое – к гостиной с телевизором и, как мне пообещали, бильярдом. Второе – в прогулочную зону, где по словам очень скучающей суккубки, меня ждали деревья, скамейки и возможность посмотреть на жителей других корпусов.

Я выбрала гостиную, и войдя внутрь, не пожалела. Телевизор был отменный, вместо сидений на полу были раскиданы мягкие пуфики и подушки, бильярд. Темноволосая девушка склонилась над столом, примериваясь кием к шару.

Я подтащила пуфик так, чтобы сидеть неподалеку от остальных, но в тени. Я приглядывалась пока к остальным, пытаясь понять, с кем можно поговорить, а от кого стоит ждать только проблем. Пара существ обернулись на меня, но, в общем и целом, все проигнорировали. Я спокойно перевела взгляд на экран, где диктор рассказывала последние новости, и глазами зацепилась за бегущую строку.

Сердце бешено заколотилось в груди, а потом легкость поселилась во всем теле, и мне стало неимоверно хорошо. Перед глазами запрыгали цветные точки. Я вцепилась ногтями себе в лодыжку, с помощью физической боли избегая обморока.

– …но Предатель Пятимирья ускользнул из лап правопорядка. Полукровка Пандора, дочь Предателя, согласилась свидетельствовать против него и птицы Рах. Сейчас девушка находится на лечении в Центре Сострадания.

«Пап, я в телеке», – подумала я, закрывая низ лица руками.

Девушка, игравшая в бильярд, выпрямилась, разворачиваясь и смотря на меня. В глазах у нее застыло легкое раздражение. Она сердито нахмурилась, фыркнула и снова склонилась над столом. Я попыталась успокоить сердцебиение. Фотографии они не показали, только имя назвали, а мало ли Пандор среди жителей Пятимирья? Это не самое распространенное имя, но входит в двадцатку. И полукровок среди них тоже немало.

Я не должна впадать в ужас только потому, что меня упомянули в новостях. Скоро все забудут. Я не главное действующее лицо Восстание, и его битв. Вот если бы папу поймали… Но что подумает папа, когда услышит, что я предала его? Поверит ли, что я ничего им не рассказывала? Да и увидимся ли мы когда-нибудь? И что значит его чертово послание?

Я поднялась на ноги, заставляя себя идти медленно, покинула гостиную, выбегая на улицу и прячась в деревьях аллеи. Меня все еще заносило на поворотах, но две недели жизни с крыльями спустя ходила я намного лучше. Дойдя до скамейки, я тяжело опустилась на нее, раскладывая крылья на спинке, закрыла глаза и подышала, потом открыла глаза и огляделась по сторонам. Наверху между деревьев летали огоньки, а деревья были незнакомой породы. На них не было ни плодов, ни цветов. Достав из кармана телефон, я зашла в справочник Пятимирья и начала сравнивать то, что видела на картинке, и то, что видела перед собой.

Когда биение сердца слегка успокоилось, я поднялась на ноги, пошевелила рукой, разыскивая вай-фай, а обнаружив его, облегченно вздохнула. Я зашла в сеть, пролистала страницы Хатхор и Амрэя, и волна спокойствия и счастья накрыла меня с головой, когда я увидела, что в сети они оба были совсем недавно. Я отправила каждому по сообщению – не несущему особо смысла, но достаточному, чтобы начать разговор, убрала телефон в карман и неторопливо пошла по аллеям.

Однако гулять по прямой быстро стало скучно, и огибая клумбы и совершенно бесстыжим образом приминая газон, я свернула в сторону между деревьев. Парк начинал казаться бесконечным, но я догадывалась, что это обманчивое впечатление. Заметив рябь между стволов, я сощурилась, приглядываясь, присела и подобрала наугад несколько камушков гравия с ближайшей клумбы, прицелилась и кинула камень в сторону мерцания. Тот отскочил, на миг полыхнув ярко-белым. Ясно, барьер. Огоньки вылетели из ближайшего куста, шумно жужжа, и закружились над местом, куда упал камушек, затем подняли его и вернули обратно на клумбу. Я засмеялась, прикрывая рот рукой, чуть повернула голову в сторону и краем глаза заметила, что за мной хвостик.

– Привет, – сказала я, разворачиваясь к девушке.

– Ну привет, – она прикрыла черные глаза с фиолетовой радужкой от света редкого солнца, проникающего сквозь лучи деревьев. – Леди Тьмы, Персефона из рода Самаэля.

– Полукровка Пандора, безродная, – я улыбнулась. – Ты привыкла всем так официально представляться?

– Социальная норма, – она серьезно кивнула.

Легкое раздражение царило в ее глазах, но я все списала на солнце. Многие его не любят. Отец тоже вечно ворчал, что у него глаза болят от света, и, если мы были где-то на юге, всегда плотно занавешивал окна и не выбирался из дома до вечерних сумерек.

– Ты дочь Люциана Неверящего? – спросила она.

Я похолодела. Да что там я – мне показалось, что все вокруг похолодело, хотя ветра не было, и солнце за тучами не скрылось. Я медленно подняла руку, перебрасывая косу с плеча за спину, перенесла вес с одной ноги на другую, подыскивая самый правильный ответ, но не смогла понять, что должна сказать. Девушка сердито хмурилась.

– Да, – сказала я, не в силах больше выносить молчание.

После допросов в тюрьме тишина угнетала, и я думала, что начинаю бояться тишины в совершенно ином смысле, чем это обычно бывает. Я прислушалась к шелесту листвы, пытаясь убедить себя, что тишины нет, и мысленно пообещала себе на все прогулки впредь брать с собой наушники, лишь бы больше не слушать молчание. Снова я этого не вынесу.

– Понятно, – сказала она, опуская руку. – Я так и подумала.

– А что, по телеку показали? – я постаралась, чтобы вопрос прозвучал шуткой.

– Не-а. Но в сети полно фоток, – Персефона подошла к дереву, поймала одну из веток за листочек и оторвала его, разминая в пальцах.

– Послушай, – я тяжело вздохнула, готовясь лгать. – Я не мой отец. И взгляды на мир у меня не такие.

Она разжала пальцы. Листочек слетел с ее пальцев, приземляясь на газон. Она не отвечала, и я судорожно подыскивала аргументы. Мне нужно было однажды сплести эту ложь, чтобы потом пользоваться ею всю свою жизнь. Или до тех пор, пока я не встречусь с отцом, и всё не станет по-прежнему.

Только где-то глубоко внутри зрело убеждение, что «по-прежнему» уже никогда не будет.

– Жуткая у тебя прическа, – протянула она, оправляя собственные иссиня-черные пряди волос.

Что-то в ее лице казалось мне знакомым, но пока я соображала, до меня дошел смысл ее ехидного комментария.

– Нормальная у меня прическа, – я нахмурилась. – Это после тюрьмы такое с головой.

– Длинные волосы неудобные, – она оторвала следующий листочек дерева.

– А сама-то? – я указала рукой на девушку.

Волосы у нее были чудесные. Длинные, ниже талии, черные как смоль, и даже на свету отливали не коричневым, а металлическим серебром. Наверное, она пользовалась какой-то особенной краской для волос, или ей повезло выиграть в генетическую лотерею. Я сделала шаг назад, отступая в тень и оглядела ее с макушки до пяточек. Несмотря на неимоверную худобу, от которой меня передернуло, она была безумно красива. Ультимативная красота редко встречается даже в магической части Пятимирья, и даже у тех существ, что красивы вследствие хорошего заклинания, не носит такого сражающего характера.

– Мне родители не разрешают, – она заправила длинную прядь волос за ухо.

Я наклонила голову вбок, раздумывая над ее словами. Родители могут что-то не разрешать? Я попыталась вспомнить, запрещал ли мне папа хоть что-то в жизни, и начала перебирать все сомнительные вещи, в которые ввязывалась, и которыми внезапно загоралась и в детстве, и в подростковом возрасте, и запретов нелогичных, вроде «не крась волосы» или «не носи каблуки», не было.