Текст книги "Камин для Снегурочки"

– Ей плохо.

– И что?

– Как это? – растерялась я. – Ну… пусть отдохнет.

– В могиле выспится, у нас еще два концерта сегодня.

Свин свирепо гаркнул:

– Глашка, вылазь!

Я быстро побежала в глубь автобуса и увидела певицу, ничком лежащую на вытертом диванчике.

– Не могу, – простонала она, – тошнит. У меня началась аллергия.

– Живо на площадку, – поднял кулак Свин.

Я бросилась на него:

– Ой, не бей.

– Съемка стоит, отойди.

– Не могу, – стонала Глафира, – все, ухожу, сыта по горло, бросаю сцену.

– Сначала отработай! – взревел Семен, пытаясь оторвать меня от себя.

– Нет.

– Ну ща заработаешь на орехи…

– Свин, – заорала я, – там же только надо лицом в снег упасть?!

– Ну? – он слегка сбавил тон.

– Давай я за нее прыгну.

– Ты?

– Да.

Секунду Свин надувал губы, потом буркнул:

– Переодевайся, живо, – и вышел на улицу.

ГЛАВА 9

Если вы думаете, что Глафира сказала мне спасибо, то жестоко ошибаетесь. Когда я, почесываясь и кашляя, влезла в машину, певица ехидно осведомилась:

– Ну как? Понравилось быть звездой?

– Не слишком, – честно ответила я.

– И почему?

– Все тело горит, «снег» такой ядовитый!

– Ты еще в декабре в речке со счастливым выражением на морде не плавала, – хохотнул Свин.

Глафира отвернулась к окну.

– А что, – веселился продюсер, – давай, Танька, из тебя звезду сделаем.

– Спасибо, не надо, – поспешила отказаться я.

– Не хочет, – заржал Свин, – другие, между прочим, на все ради такого предложения готовы.

– Только не я.

– Заткнитесь, – сквозь зубы прошипела хозяйка.

– Сама замолчи!

– Дурак!

– Кретинка!

– Сволочь!

– Мерзавка!

– Скот!

– Дебилка!

Я вжала голову в плечи.

– Да ты дрянь! – завопил Свин.

Всю дорогу до очередного клуба они матерились и поливали друг друга грязью, используя такие «выражансы», что я чуть не умерла со стыда.

Концерт прошел как всегда. Отпев свое, Глафира влетела в гримерку и рявкнула:

– Где мой суп?

Я поспешила подать ей термос.

– Вот!

Хозяйка хлебнула из горлышка и взвизгнула.

– Это что?

– Ну как? Щавелевый…

В ту же секунду содержимое термоса выплеснулось на меня. Слава богу, суп оказался не огненно-горячим, а просто теплым. Певичка затопала ногами и завизжала на такой высокой ноте, что у меня мигом закружилась голова:

– Гадость, дрянь, бульон из половой тряпки!

Я выскочила в коридор, добежала до окна и в растерянности остановилась. Господи, что мне теперь делать? Совершенно не помню, кем я была в прошлой жизни, но в этой мне очень не нравится, особенно когда в лицо выплескивают суп. Уйти прочь? Куда? Без денег, документов, биографии, работы… Нет, надо взять себя в руки, умыться, отчистить одежду и вернуться к Глафире. У меня нет альтернативы. Потом, я сама виновата, не умею вкусно готовить, хотя, конечно, поведение хозяйки отвратительно, но оно имеет под собой основания…

Вдруг к горлу подкатил огромный горький комок, и я, не в силах справиться с собой, разрыдалась.

– Что случилось, дорогуша, – произнес тихий, вкрадчивый, голос, – повернитесь, душенька, кто вас обидел?

Я машинально повиновалась и увидела стройного мужчину не самого юного возраста, одетого в ярко-красный костюм. Короткие белокурые, скорей всего, крашеные волосы были при помощи геля зафиксированы в причудливую прическу, в ушах сверкали бриллиантовые серьги.

– Кто вас обидел? – повторил он.

В ту же секунду я поняла, кто стоит передо мной. Леонид Борисеев, одна из самых эпатажных эстрадных звезд, певец, танцор, человек, который, абсолютно не стесняясь, говорит о своей нетрадиционной сексуальной ориентации. Лично мне глубоко все равно, чем занимаются двое взрослых людей в тиши спальни, но Борисеев не тот человек, перед которым стоит раскрывать душу, он просто надо мной посмеется. И потом, мы находимся на разных ступенях социальной лестницы, я в самом низу, Леонид наверху, очень ему надо выслушивать сопливые рассказы чужой домработницы.

– Вы кто? – не успокаивался Борисеев. – Бога ради, перестаньте плакать, я не могу слышать рыдания. В чем дело, в конце концов? Кошелек потеряли? Сколько там было? Я вам дам, не переживайте. Деньги – это всего лишь бумажки.

Я хотела сказать: «Спасибо, не надо», но внезапно забормотала совсем иное:

– Суп… Глафира… Свин… термос.

Борисеев вытащил огромный носовой платок, осторожно вытер мне щеки и тихо поинтересовался:

– Лапушка моя, что тебя принесло к Глафире?

Я пожала плечами:

– Так фишка легла.

– Хотела на сцену попасть? Не вышло, и теперь в тусовке крутишься?

– Упаси бог.

– Тогда зачем здесь толчешься? Имей в виду, за кулисами люди быстро ломаются, тут совсем иной ритм, чем в нормальной жизни. Согласен, кое-кто только делает вид, что поет или танцует, но дело не в них. Ты-то можешь найти другое место. Сколько тебе лет? По внешнему виду еще не вечер, вполне симпатичная и молодая. Кстати, один из моих приятелей ищет горничную, думаю, платить много он не сможет, но ты попадешь в приличное место. Хороший дом, еда, оклад, никакого интима и истерик. Он вообще не из наших, банковский работник.

Продолжая окутывать меня своим неповторимым бархатным голосом, Борисеев вытащил мобильник.

– Ну, говори, как тебя зовут, и дело сделано.

К горлу вновь подкатил комок. Как меня зовут?

– Спасибо, – пробормотала я, – вот уж не ожидала, что вы захотите мне помочь, но моя карма – служить Глафире, по крайней мере, пока.

Леонид спрятал телефон.

– Дело хозяйское, коли нравится умываться супом…

– Не нравится, но всего рассказать вам не могу.

– Леня! – закричали из какой-то комнаты. – Куда ты подевался?

– Кстати, о супчике, – усмехнулся Борисеев, – в следующий раз, когда станешь щавель варить, выжми в кастрюлю лимон и брось кусочек сливочного масла, получится вкуснятина, я всегда так делаю. И купи себе поваренную книгу, ясно?

– Спасибо, – почти успокоившись, ответила я.

Борисеев шагнул было в сторону, но потом опять повернулся ко мне:

– Это шоу-биз, детка. Знаешь, тут почти все, кто сейчас звездами считаются, из очка вылезли. Мало кому повезло прямо от мамы с папой на сцену попасть и в десятку влететь. Ногти ломали, зубы, прогибались, кланялись, на коленях стояли, но добились своего. Так вот, на этой дороге люди начинают делиться на две части. Одни всегда помнят, каково им пришлось, и уважают окружающих, у других капитально сносит крышу. Первых очень и очень мало, стану перечислять – десяток имен назову, не больше. Остальные – такие, как Глафира. И еще, чем меньше таланта, тем больше гонора, самодовольства и желания унизить нижестоящего человека. Хотя кто сказал, что ты ниже Глафиры? Жизнь длинная, попомни мои слова, Глафира еще придет к тебе кланяться и просить денег. А ты тогда, сделай одолжение, не выплескивай на нее суп. Если хочешь быть интеллигентным человеком, всегда вежливо разговаривай со своей домработницей. А вообще, ищи себе богатого мужа или начинай зарабатывать сама, потому что лучшая защита женщины – ее толстый бумажник.

Быстро повернувшись на каблуках, Леонид исчез. Я побежала в гримерку. «Это шоу-биз, детка!» В который раз я слышу эту фразу! Актер на сцене и в жизни – это два разных, подчас полярно разных, человека. Никогда бы не поверила, что Борисеев способен утешать поломойку! А он, оказывается, добрый, милый человек…

Увидав меня, Глафира заорала:

– Таняша!

Я вздрогнула: что опять?

– Милая, прости, прости, прости…

Я попятилась к двери, но хозяйка бросилась мне на шею.

– Ну извини, я устала, измучилась. Вот, возьми чистую одежду, суп был замечательный.

Я обняла Глафиру:

– Нет, я сама виновата! Гадкий вышел супешник.

– Великолепный!

– Несъедобный.

– Прости!

– Ты меня извини.

– Я тебя люблю!

– Я тебя тоже!!!

Из глаз Глафиры брызнули слезы, и из моих одновременно тоже. Через секунду мы зарыдали, сжимая друг друга в объятиях. У хозяйки началась истерика, я, кое-как справившись с собой, напоила певицу водой. Но Глаша не успокаивалась. Она плакала в машине и не пришла в себя дома.

В конце концов Свин, который, застав нас в момент обоюдных рыданий, отчего-то не стал материться и драться, принес нам по чашечке приторно сладкого чая и с несвойственной ему заботливостью произнес:

– Вот что, истерички мои, глотайте и ложитесь.

Я залпом осушила чашку, почувствовала разливающееся тепло и моментально заснула прямо в гостиной, сидя в кресле.

Проснулась я от немилосердной боли в спине и сначала не поняла, где нахожусь. Потом вспомнила все: скандал, бурное примирение, истерику Глафиры, чаепитие в гостиной. Нужно встать, умыться, раздеться и лечь в кровать. Спать в кресле оказалось страшно неудобно, у меня свело поясницу.

Кое-как я поднялась, дошла до двери, потянула за ручку и в приоткрывшуюся щель услышала быстрый шепот:

– Эй, осторожней, не разбудите, а то завоет, – говорил незнакомый мне человек.

– Там снотворного килограмм, – очень тихо ответил Свин.

Удивившись, я осторожно прильнула к щелке и увидела Митю, шофера, который нес Глафиру, ноги певицы, обутые в лаковые сапожки, безвольно болтались, руки свесились. Рядом шел Свин. Парочка исчезла на лестничной клетке. Не успела я оценить происходящее, как продюсер вернулся, ведя за руку… Глафиру. Певица поправила темные волосы.

– Все усекла, лапа? – спросил Свин.

– Ага.

– Помнишь, как действовать?

– Да.

– Тогда вперед и с песней, – велел Семен.

Глаша скрылась в конце коридора, Свин вышел на лестницу, щелкнул замок. Я подождала пару минут, потом пошла к себе. Что у нас происходит? Сначала хозяйку, крепко спящую, выносят из квартиры, а через секунду она возвращается, бодрая и бойкая. Но обдумать случившееся не получилось, сон свалил меня с ног.

– Танька, Танька, ну где же ты? – долетело до меня сквозь дрему.

Я села, схватила халат и понеслась в спальню к Глафире.

– Ванну и кофе, – принялась командовать хозяйка.

Я дернула в разные стороны шторы. Яркий свет залил комнату.

– Закрой, – заорала Глафира и мигом натянула одеяло на лицо, – глаза болят! Дай тапки.

Я быстренько поставила у кровати пантофли. Глаша встала, я слегка удивилась, певица вроде была вчера выше ростом, хотя она постоянно на каблуках.

– Кофе вари, – велела Глаша и, занавесив мордочку волосами, ушла.

Голос ее сегодня звучал так же хрипло, как и вчера, но это была другая хрипотца, иной тональности. Подумав так, я удивилась: откуда мне известно про такую вещь, как тональность? И отчего у Глаши изменился тембр голоса?

К столу хозяйка вышла с наложенной на лицо штукатуркой, села спиной к окну и гаркнула:

– Чего уставилась? Где мой кофе?

Я стала наливать чашку. Надо же, как может измениться женщина при помощи самых простых средств! Возьмите тональный крем потемнее, нарисуйте широкие брови, вставьте в глаза цветные линзы цвета жженого кофе, сделайте татуаж губ, наложите румянец, придайте волосам колер горького шоколада и – пожалуйста! Вместо бело-розовой блондинки, похожей на куклу Барби, имеем смуглую цыганку. Но неужели, изменившись до неузнаваемости, можно привлечь к себе внимание публики?

День закрутился колесом. Прибыл Свин, потом какой-то парень, назвавшийся композитором. Затем еще двое юношей. Из кабинета полетели звуки рояля, раздался хороший, сильный голос. Через секунду я сообразила, что слышу меццо-сопрано, и поразилась до крайности. Глафира-то, оказывается, может петь. Почему же вчера во время записи клипа, пока не пустили фонограмму, она мяукала, словно новорожденный котенок?

– Мы уходим, – заглянул в кухню Свин, – вернемся ночью.

– А я?

– Ты свободна до семи, на, держи.

В моих руках оказалось сто рублей.

– Это зачем? – насторожилась я.

– На мороженое, – хмыкнул Свин, – выходной у тебя, до девятнадцати, усекла?

– Танька, – заорала Глафира, – где моя кофточка с блестками?

Я побежала в гардеробную.

– Ты о чем? Извини, тут столько вещей.

– Ладно, надену эту, – заявила хозяйка и мигом натянула на себя сиренево-розово-фиолетовую блузку.

Потом она принялась изгибаться у зеркала.

– Ну как?

Я посмотрела на тонкую талию, высокую грудь и обнаженные руки с гладкой нежной кожей.

– Изумительно! Тебе идут вещи с открытыми плечами.

Когда хозяйка с гостями ушли, я вытащила визитку и набрала номер.

– Да, – ответил недовольный голос.

– Ирина?

– Ну!

– Это Таня.

– Кто?

– Домработница Глафиры, вы дали мне свой номер.

– А, хорошо, что позвонила, – вмиг стала любезной журналистка, – давай встретимся поскорей, сегодня можешь?

– Могу прямо сейчас.

– Давай записывай адрес, – велела Ира.

Я порылась в гардеробной, выудила голубые джинсы, белую футболку, схватила сумочку и побежала к метро.

Ирина жила в небольшой двухкомнатной квартирке довольно далеко от центра.

– Узнаешь? – спросила она меня.

– Что? – не поняла я.

Журналистка махнула рукой.

– Ладно, пошли покалякаем.

Мы двинулись в комнату, служившую гостиной. У стола сидел довольно полный мужчина с бородой.

– День добрый, – весьма приветливо сказал он.

– Здравствуйте, – осторожно ответила я.

– Это Константин Львович, – весело сообщила Ирина, – он врач, очень хороший, профессор, ему с тобой поговорить надо.

– Зачем? – испугалась я.

– Так и собираешься жить не помнящей родства? – фыркнула Ирина. – Сделай одолжение, побеседуй с доктором.

– Я нестрашный, – загудел Константин Львович, – ни ножика, ни шприца – ничего с собой нет, просто посудачим о том о сем.

Следующие два часа мы мирно разговаривали о всякой всячине, Ирина все это время сидела в другой комнате. Наконец Константин Львович встал.

– Рад был познакомиться.

Я кивнула:

– Взаимно.

Доктор прошел к хозяйке, там он провел еще полчаса, затем Ира проводила профессора, вернулась и с порога заявила:

– Извини, но то, что собираюсь рассказать тебе, может произвести очень сильное впечатление, поэтому я и решила подстраховаться. Констинтин – замечательный психиатр, доктор наук сразу по двум специальностям. Он сказал, что тебя можно ввести в курс дела.

– Какого?

– Ты моя сестра.

Я попятилась:

– Кто?

Ира села за стол.

– Ладно, слушай. Тебя зовут Татьяна Кротова.

– Кротова? – ошарашенно повторила я.

– Именно так, – вздохнула Ирина, – давай по порядку.

– Хорошо, – кивнула я, – начинай.

Жили-были в далеком городке Краснолеске две сестры – Ирочка и Танечка. Первая была активная, пробивная, энергичная, мечтавшая о больших деньгах и славе. Вторая – мямля, тихая, незаметная, больше всего на свете любившая читать книги и грезившая о прекрасном принце. Но какие королевичи в глухом Краснолеске? Все мужчины тут были наперечет; интеллигентных среди них было всего трое, и те давно женаты, а на остальных Танечка даже смотреть не хотела. Ну о чем можно разговаривать с мужиком, который считает, что Лев Толстой написал балет «Лебединое озеро»? Никаких перспектив ни у Иры, ни у Тани на родине не было. Можно, конечно, выйти замуж, нарожать детей, считать всю жизнь копейки, насобирать на крохотную дачку и, сидя потом на веранде и наблюдая за резвящимися внуками, думать, что жизнь удалась. Может, кому-то подобное существование и покажется счастьем, но для сестер Кротовых оно было неприемлемым. Ира очень хотела прославиться любой ценой, а Таня ждала великой любви. Ни старшая, ни младшая сестра не могли осуществить свои желания в Краснолеске. Впрочем, тысячи и тысячи женщин по всей необъятной России, кусая ночью подушку, безнадежно думают о том, что жизнь течет совсем не так, как хочется, быт связал их по рукам и ногам, дети, муж, хозяйство, постылая работа… Все могло сложиться иначе, лучше, красивее, интереснее. Тысячи плачут, но кое-кто начинает действовать и, сцепив зубы, переламывает хребет судьбе. Танечка была из первых ноющих, неспособных на решительные шаги, Ирина же имела железный характер, и она принялась за дело. Сначала продала квартиру в Краснолеске, а потом, схватив в охапку слабо сопротивляющуюся Танюшу, рванула в Москву, город, который предоставляет всем ретивым огромные возможности.

Только люди, прибывшие из провинции, могут понять, что испытали Ира и Танюша, оказавшись в огромном мегаполисе, где у них не было никого: ни друзей, ни родственников, ни могущественных покровителей.

Девушки сняли комнату в коммуналке. Ирина, твердо знающая, на каком поприще способна добиться успеха, стала обивать пороги редакций, пытаясь напечатать статейку. Танюша сидела дома. Ей даже не хотелось высовываться наружу, шумная Москва пугала ее, вызывала депрессию: толпы бегущих людей сносили с ног, метро отвратительно шумело. Оказавшись на столичной магистрали, Танечка терялась и тут же хотела спрятаться, поэтому и предпочитала носа из квартиры не высовывать.

Ира приходила домой за полночь и рушилась в кровать. Репортера ноги кормят – эту истину девушка усвоила сразу. Хочешь продвинуться – не отказывайся ни от каких заданий. Это был второй полученный ею урок. Конечно, Ирину раздражала вечно ноющая сестра, апатично сидевшая сутками у телевизора. Иногда у работающей без отдыха Иры появлялись нехорошие мысли. Может, следовало уехать покорять столицу одной? Ну с какой стати ей думать о том, как прокормить и одеть Таню? Сестре небось и в Краснолеске было бы хорошо, нет разницы, где грезить о счастье.

Один раз Ира, вернувшись домой, обнаружила, что у единственных сапог лопнула подметка. Обувь следовало выбросить, она не подлежала ремонту. Начинающая журналистка внезапно заплакала – это было совершенно несвойственное ей поведение. Таня вышла в прихожую и испуганно спросила:

– Что случилось? Тебя уволили?

Сестра молча показала сапоги.

– Фи, – с явным облегчением воскликнула Танюша, – я даже перепугалась! Думала, тебя вытурили, как тогда жить станем. Ерунда, купи себе новые. Мне, кстати, тоже полусапожки нужны.

У Иры мигом высохли слезы.

– Ах ерунда! – чуть ли не с кулаками налетела она на сестру. – Лентяйка, дармоедка! А деньги где? Ступай работать!

– Кто меня возьмет? – заныла Таня.

– Иди уборщицей на вокзал.

– Ладно, – залепетала Танюша, – хорошо, конечно, я все понимаю! Завтра же устроюсь, в конце концов, надо же научиться не бояться улиц, смешно, право, я чувствую себя здесь беспомощным младенцем.

Ирине стало жаль мямлю, и она бросилась утешать сестру:

– Извини, просто я очень устала.

Таня обняла Иру.

– Все будет хорошо, ты станешь знаменитой, а я удачно выйду замуж за москвича с квартирой.

– Сидя дома, в четырех стенах, жениха не найдешь, – не упустила случая ущипнуть сестру Ирина.

– Судьба и за печкой найдет, – серьезно ответила Танюша.

ГЛАВА 10

Самое интересное, что Таня оказалась права. Долгожданный суженый просто постучал сам в дверь, только был он не принцем на белом коне, не королем в мантии, не капитаном шхуны с алыми парусами, а самым обычным мужиком, соседом Игорем. Парень пошел выносить помойное ведро, захлопнул дверь, сообразил, что забыл дома ключи, и позвонил Кротовым.

– Можно мне от вас маме звякнуть? – попросил Игорь, когда Танюша распахнула дверь. – Хочу к ней за вторым комплектом ключей поехать, да вдруг матушка куда ушла.

Вот так и состоялось роковое знакомство. Роман разгорелся стремительно, Новый год встречали вместе.

– Пусть он принесет всем нам счастье! – провозгласила тост Ира.

Так и произошло. Игорь женился на Тане. Парень работал художником, больших денег не получал, изредка продавал свои картины и жил на медные копейки. Бедный, даже нищий, но лучшей кандидатуры для Тани на роль супруга было не сыскать. Игорь тоже охотно сидел дома, любой выход из квартиры он воспринимал как стресс. Молодая семья куковала в четырех стенах, супруги читали книги, рассматривали альбомы и были счастливы. Мать Игоря умерла вскоре после свадьбы, отца он практически не помнил. Друзей у Игоря не имелось, и в Москве, своем родном городе, он был так же одинок, как приехавшие из Краснолеска провинциалки.

Ира стала жить вместе с молодыми. Вот уж у кого жизнь била ключом. За двенадцать последующих месяцев Ирочка сделала головокружительную карьеру. Из никому не известной начинающей журналистки она превратилась в акулу пера, постоянную участницу тусовок, свою в мире шоу-бизнеса. Иру боялись, она умела разнюхать чужие секреты и моментально опубликовать их в газете. Каждый материал, состряпанный Ириной, разрывался, как пакет с пропавшим кефиром, свалившийся из окна кухни на десятом этаже. Впрочем, содержимое статьи тоже можно было смело сравнивать с вонючей жидкостью.

Самое интересное состояло в том, что Ира всегда писала только правду, одну правду, и ничего, кроме правды. Предъявить ей судебный иск было невозможно. Ирина ничего не фантазировала, она просто добывала информацию. «Певец Лосенко, гей и борец за права лиц нетрадиционной сексуальной ориентации, имеет двух детей и жену», «Певица Зоя лишь кукла, за нее поет сестра Катя», «Продюсер Михеев заставляет подчиненных употреблять наркотики» – подобных сообщений много, ими кормится армия желтых изданий, но Ира умела найти эксклюзив. «У каждого человека имеется скелет в шкафу, нет личности без постыдных грешков», – говорила она.

Очень скоро Ирину начали бояться, заискивать перед ней и предлагать деньги за то, чтобы она не писала статью. К Кротовой пришло материальное благополучие и сомнительная слава скандальной журналистки, в присутствии которой следует быть осторожнее в высказываниях. Танюша в это время счастливо жила с Игорем. Правда, теперь Ирине приходилось кормить не один голодный рот, а два, но чего не сделаешь ради любимой сестры?

И тут, словно снег на голову, рухнуло несчастье. В тот день Ира, как всегда, сидела в своем кабинете и составляла план, на какое мероприятие отправиться вечером. Утренние часы Кротова проводила в редакции, разговаривала по телефону с людьми, дававшими ей информацию. Одним приходилось платить за услуги, другие действовали «бескорыстно», хотели сделать гадость бывшему хозяину или любовнику. Поэтому, когда телефон зазвонил в очередной раз, Ирина схватила трубку и промурлыкала:

– Вся внимание, говорите.

В ухо, словно железный кулак, ударил вопль:

– Помоги! Скорей!

Несколько мгновений понадобилось Ире, чтобы сообразить: это кричит всегда невозмутимая, ленивая Таня.

– Что случилось? – испугалась Кротова.

– Игорь… умер… умер… умер!

Ирина быстрее молнии помчалась домой. Ворвавшись в квартиру, она вызвала «Скорую» и попыталась выяснить у сестры подробности произошедшего. Прибывшие врачи лишь развели руками.

– Он уже коченеет, – сердито сказал один, – зачем машину гоняли? Не видите, он умер!

Таня вновь закатилась в истерике, а Ира растерянно забормотала:

– Но как же! Неужели ему нельзя помочь?

Врач вытащил из чемоданчика ампулу, быстро сделал Тане укол и сказал:

– Вы не поняли? Он уже все, отдал концы…

– Он же совсем молодой, – не успокаивалась Ира, – отчего умер так внезапно?

И тут появилась милиция, которую, как потом оказалось, вызвали сотрудники «Скорой».

Спустя несколько дней ситуация стала совсем плохой. Выяснилось, что Игорь отравился, может, сам случайно съел слишком много таблеток, а может, был убит.

Таню начали допрашивать, и она мигом стала основной подозреваемой. То, что молодая женщина рассказывала следователю, выглядело фантастически неправдоподобно.

– Я, – спокойно, словно под наркозом, объясняла Таня, – налила мужу суп, он попросил хлеба, мне пришлось идти на кухню. Там я взяла батон, доску, нож, решила отрезать ломоть и поранила палец. Потекла кровь, я сунула руку под холодную воду, а потом держала вату с йодом, пока кровь не свернулась. Вернулась в комнату и увидела, что Игорь лежит лицом на столе.

– Сколько же времени вы отсутствовали в гостиной? – спросил милиционер.

– Ну, минут десять, – неуверенно ответила Таня.

– Почему вы решили отрезать хлеб в кухне? Нет бы взять батон и прийти к мужу сразу.

– Не знаю, так как-то получилось…

– Покажите палец!

– Э… э… он уже зажил!

– За пару дней? – уточнил следователь. – Такая рана, что кровь, льющуюся из нее, вы останавливали в течение десяти минут?

– Ну, – Таня стала путаться, – просто я чуть содрала кожу, совсем ерунда.

– Почему же тогда не возвращались так долго к мужу? – мгновенно последовал новый вопрос.

Таня опять завела рассказ про батон, нож и рану.

– Как же в еду мужа попала отрава? – протянул следователь. – Мы вот тут выяснили, что Игорь Петрович был человеком верующим, посещал церковь, самоубийство он, наверное, считал огромным грехом.

– Да, – подтвердила Таня, – это так. Игорь умер от сердечного приступа.

– Правильно, – кивнул следователь, – именно от сердечного приступа, только чем он был вызван? Передозировкой сильнодействующего средства, которое легко купить в любой аптеке.

– Игоря отравили! – воскликнула Таня.

– И кто же? – прищурился следователь.

– Ну… не знаю.

– Вы же были вдвоем в квартире?

– Да.

– А сестра?

– Ирина находилась на работе.

– Ясно, значит, никого, кроме Игоря и вас?

– Да.

– Интересно.

– Может, пока я на кухню ходила, кто-то влез в окно? – предположила Таня.

– На пятый этаж?

– Ну… нет, конечно.

Еще два часа подобного разговора, и Таню задержали. Ирина сделала все, чтобы вытащить сестру из беды. Ситуация усугублялась тем, что за месяц до смерти Игорь перевел на жену все свое имущество: квартиру и щитовой домик на шести сотках.

– Почему вдруг ваш муж решился на подобный поступок? – поинтересовался следователь.

– Он был болен, – пояснила Таня, – ему предстояла серьезная операция, ну он и захотел сделать меня владелицей собственности.

– Вскрытие показало, что ваш муж был совершенно здоровым человеком, – отрезал милиционер.

– Да? – растерялась Таня. – Но ему врач сообщил о серьезном заболевании.

– Каком?

– Ну… вроде опухоль на печени.

– Фамилия доктора?

– Не помню.

– Адрес больницы, где ваш муж проходил обследование?

– Не знаю.

И как бы вы отреагировали на месте следователя? Женщина из провинции, живущая в Москве на птичьих правах, в съемной квартире, без работы, образования, денег, выходит замуж за москвича, обладателя всего, чего ей не хватает. Через некоторое время после бракосочетания она получает права на его имущество, а потом вдруг супруг погибает при более чем странных обстоятельствах…

Ирина замолчала. Я уставилась на нее:

– И дальше что было?

Кротова тяжело вздохнула:

– Тебя признали душевнобольной и поместили в спецбольницу. Уж поверь, мне немало средств пришлось потратить, чтобы ты не оказалась на зоне, я набрала в долг у всех, теперь вот расплачиваюсь. Честно говоря, я мечтаю съехать с этой квартиры, но, увы, долги, а из-за тебя я лишилась всех накоплений.

– Мы жили тут? – поежилась я.

– Да, – кивнула Ира, – не узнаешь? Смотри внимательно.

Я осмотрела мебель, в голове возникли смутные воспоминания. Я уже видела эту стенку югославского производства: платяной шкаф, что-то вроде буфета…

– Кажется, там стояла коробка с нитками, – вырвалось у меня.

– Верно, – кивнула Ира, – я ее перенесла потом в маленькую комнату.

– А квитанции на оплату квартиры мы держали в первом ящике?

– Да.

– Я спала на раскладном диване…

– Точно!

– Кактусы! У нас на подоконнике жили кактусы!

– Они погибли после того, как тебя забрали, – мрачно кивнула Ирина, – я не умела с ними обращаться, стала поливать каждый день, вот и сгноила.

– Собака? Здесь обитала собака, а может, кошка!

– Совершенно верно, Жулька, – подтвердила Ирина, – болонка Игоря.

– Она всегда спала со мной!

– Видишь, – приободрилась Ирина, – ты уже припоминаешь кое-что.

– Мальчик, – вдруг вырвалось у меня, – кажется, тут жил какой-то ребенок.

Перед глазами возникла сцена. Около стола сидит парнишка, перед ним книжка, тетрадка.

– Слышь, – говорит он, – ну прикол!

– Какой? – спрашиваю я.

– Да у Петьки его собака щенков родила.

– Что же тут смешного?

– Так его с ней гулять отправляли и велели следить, – засмеялся мальчик, – а Петька забыл про Джульку, вот она с кем-то из бродячих псов и сыграла свадьбу. Прикинь, что он сделал!

– Кто?

– Да Петька же! – веселился мальчик. – Испугался страшно, что мать с отцом его ругать станут, и решил им ничего не говорить.

– Вот уж глупость, – покачала я головой, – все равно же узнают.

– Точно, – хихикал ребенок, – когда Джульетта толстеть стала, Петька принялся ей шерсть на боках состригать!

– Зачем?

– Чтобы не было заметно, что сильно пухнет.

– И чем дело завершилось? – заинтересовалась я.

– Он ее наголо общипал, а мама все поняла, – сказал мальчик и начал медленно поворачивать ко мне лицо. До сих пор я видела только его затылок, но теперь показался край щеки… Сейчас я увижу личико целиком и, может, узнаю мальчика, вспомню…

Внезапно картина погасла.

– Мальчика звали Коля, – тихо сказала Ира, – это сын нашей соседки Вари, еще по коммуналке. Он потом под машину попал, а Варька уехала, не могла больше тут жить. Я бы тоже другую квартиру купила, но долги…

– Что же мне теперь делать, – чувствуя, как в висках начинает пульсировать боль, спросила я, – вернуться назад?

– Ни в коем случае! – воскликнула Ира.

– Но почему нам опять нельзя жить вместе?

– Ты забыла, что сбежала из психушки? Ко мне уже приходили из милиции, интересовались, не появлялась ли Татьяна дома.

– Ой!

– Вот-вот.

Я замолчала, головная боль становилась все сильней.

– Ладно, – Ирина шлепнула ладонью по столу, – поступим так. Ты пока работай у Глафиры.

– А вдруг меня узнают?

– Кто?

– Ну… знакомые.

– У тебя их в Москве нет, ты в основном сидела дома. Игорь мертв, его мать тоже, никаких подруг ты не завела, бояться нечего. Потом, ты сильно изменилась после смерти мужа, похудела килограммов на двадцать, постарела ужасно. Служи у Глафиры, если столкнемся за кулисами, а это обязательно произойдет, то будем делать вид, что незнакомы. Даже не заговаривай со мной!

– И мне всю жизнь маяться в горничных?

Ирина встала:

– Нет, конечно, нужно время, чтобы придумать, как тебя выручить.

– Может, вернуться в Краснолеск?

– Ага, прямо в лапы местной милиции.

– Убежать в другой город?

– Без паспорта?

– Свин обещал сделать мне документы.

– Вот и хорошо, – протянула Ира, – пусть сделает, а там поглядим. Пока существуй при Глафире, у Свина огромные связи.

– Зачем я ему нужна?

Ирина засмеялась:

– Глафира – припадочная идиотка, от нее все бегут, получат по морде пару раз и улепетывают. Да еще прислуге, как ты догадываешься, платить надо, а Глаша терпеть не может с деньгами расставаться, ты для них замечательный вариант, ясно? Абсолютно от нее зависящая тетка – за одни харчи и одежду работать будет.

Я кивнула:

– Да, все именно так.

– Значит, езжай назад и знай, я обязательно решу твою проблему, поняла?

– Ладно.

– Проводить тебя до метро? – предложила Ирина.

– Думаю, в этой ситуации нам лучше вместе тут не показываться…

– Верно, – кивнула Ирина.

Я вышла из квартиры и побрела к подземке, череп норовил разорваться от боли. Кто я – Таня Кротова или Настя Звягинцева? Наверное, Таня. Иначе с какой стати Ирина узнала меня? Настя Звягинцева убила любовника, Таня Кротова отравила мужа. Хрен редьки не слаще. Что мне делать? Похоже, я и впрямь жила в этой блочной пятиэтажке, в маленькой комнате, стенка, собака, ребенок… И все же что-то мешает мне до конца поверить Ирине. Но что? Она не поцеловала меня, не обняла, не прижала к себе. А ведь я ее сестра. Хотя это не аргумент… Нет, не аргумент…