Текст книги "Бриллиант мутной воды"

Глава 5

Тем, кто еще не знает, сообщу, что Николетта – моя матушка. Вы легко подсчитаете, сколько лет маме, если узнаете, что ее единственный сын не так давно справил сорокалетие. Но, столкнувшись с моей маменькой в гостиной, никогда не дадите ей более пятидесяти, это при ярком, дневном свете, а в лучах электроламп Николетта кажется моей ровесницей, иногда выглядит даже моложе. К слову сказать, она прилагает массу усилий, чтобы не потерять форму. Редко кто из женщин, имея взрослое чадо, сохранил талию в шестьдесят сантиметров. Николетта никогда не ест мучного, сладкого, жареного… Салат, крекеры, белое отварное куриное мясо, овощи, кроме авокадо, фрукты, исключая виноград и бананы, – вот ее меню, практически неизменное на протяжении многих лет. Расслабиться Николетта не позволяет себе никогда, справедливо считая, что стоит лишь один раз отпустить вожжи, и повозка стремительно покатится с горы.

Когда в шестьдесят лет ей стало понятно, что диеты недостаточно и бедра стремительно начинают терять былую стройность, матушка мигом записалась на массаж. Теперь три раза в неделю к ней приходит улыбчивый массажист Игорь Федорович. Результат налицо, вернее, совсем на другом месте. Противные жировые отложения исчезли, и Николетта спокойно продолжает носить брюки-стрейч. О круговых подтяжках лица, шеи и бюста я вам здесь рассказывать не стану. В конце концов, каждый человек имеет право на маленькие тайны.

Но это были не единственные операции в ее жизни. Два года тому назад Николетта обнаружила, что плохо различает предметы. Врачи велели ей носить очки. Маменька пришла в ужас, в ее системе координат очки – это признак дряхлости. Решительным шагом она отправилась в центр к Федорову и без долгих раздумий легла на операцию. Ради внешности Николетта готова на все!

Ровно в девять вечера я позвонил в дверь родительской квартиры. Мне открыла Таисия, домработница Николетты.

– Ох, Ваняша, – запричитала она, беря у меня пакет с подарком, – ну балуешь просто! Зачем тратился!

– Носи на здоровье, – улыбнулся я, – там теплый халат.

– Ой, ой, ой, – покачала головой Тася, вытаскивая подарок, – какая красотища, прямо мерить страшно, пусть пока повисит.

– Свадьбы подождет, – хмыкнул я.

– Скажешь тоже, – всплеснула руками Тася, – я уже старая, шестьдесят пять стукнуло, какие женихи!

– Смотри, чтобы тебя не услышала Николетта, – ухмыльнулся я и снял пальто, вновь вызвав шквал восторгов.

– Ваня, какой ты красивый вырос, высокий, плечики широкие, прямо принц, тебе жениться самая пора!

Я обнял горничную. Тася когда-то была моей няней, и иногда в ней оживают воспоминания о крохотном Ваняше, которого она сажала на горшок и водила гулять.

– Не беспокойся, найдется супруга.

– Да уж давно бы надо под венец, – зудела Тася, – холостяк – пустоцвет, ни деток, ни радости.

Я молча причесывался у зеркала. Ну, с последним заявлением можно поспорить. Основная масса моих приятелей женаты и имеют наследников подросткового возраста. Честно говоря, глядя на их семейную жизнь, я тихо радуюсь, что избежал ярма. Впрочем, я имею подругу, к которой питаю самые добрые чувства. Мне кажется, что Люси отвечает мне взаимностью, но к официальному оформлению наших отношений мы пока совсем не готовы.

– Отстань от него, – велела Николетта, влетая в прихожую. Я оглядел матушку и совершенно искренне сказал:

– Ты ослепительна!

Николетта подскочила к огромному, от потолка до пола, зеркалу, встала к нему боком и недовольно процедила:

– А мне кажется, что разжирела, как корова!

– Да что вы такое говорите, – всплеснула руками Тася, – талию двумя пальцами обхватить можно! Ни у кого из ваших подруг такой нет!

– Ты полагаешь? – протянула маменька.

– Кока чистая лошадь! – воскликнула Тася.

– Фу, как грубо, – сморщилась маменька.

– Зато справедливо, – улыбнулся я, накидывая ей на плечи пахнущую дорогими духами норковую шубку. – Кока и впрямь смахивает на водовозную клячу. Ей худоба совершенно не к лицу.

Услыхав, как мы с Тасей критикуем ее заклятую подругу, матушка мигом пришла в чудесное расположение духа и улыбнулась домработнице.

– Ладно тебе, гуляй тут, пей шампанское, смотри телевизор. Мы вернемся около шести.

Я вздрогнул, услышав эту информацию. Честно говоря, я надеялся, что вечер в ресторане закончится не позже двух, все-таки основному составу компании давно перевалило за шестьдесят, и вот теперь выясняется, что Николетта собирается веселиться до тех пор, пока администрация не начнет выталкивать гостей за ворота.

В самом радостном настроении матушка вышла из подъезда, увидела мои «Жигули» и мигом забрюзжала:

– Господи, Ваня, ну когда ты наконец купишь приличный автомобиль?

– Какой ты имеешь в виду? – спокойно поинтересовался я, распахивая перед ней дверцу.

Николетта села на заднее сиденье, она никогда не устраивается спереди. Ведь всем известно, что возле шофера сидит не хозяйка, а непонятная личность, подобранная водителем на дороге в целях пополнения собственного кошелька. Владелица машины всегда находится сзади. Эту мысль внушила матушке другая ее обожаемая подружка – Лёка.

Расправив необъятную юбку, Николетта ответила:

– Какую, какую, понятия не имею! А на какой зять возит Коку?

– На «Мерседесе», – обреченно ответил я, великолепно зная, что сейчас последует.

– Вот видишь! – кинулась в бой маменька. – И нам надо такую купить!

Я молча завел мотор.

– Отчего мы стоим? – негодовала Николетта.

– «Жигули» должны прогреться, на улице сильный мороз.

– «Мерседес» едет сразу, – безапелляционно заявила маменька.

Я не стал с ней спорить, это бесполезно, Николетта перекричит любого, у меня нет никаких шансов победить.

– «Мерседес» не трясется, в нем не воняет бензином, и выглядит он шикарно, – гнула свою линию Николетта. – Отчего тебе не купить его?

– Дорого очень, – проронил я и тотчас сообразил, что привел неправильный аргумент.

– Дорого?! – взвизгнула Николетта. – Почему?

Как ответить на подобный вопрос?

– Потому что я столько не зарабатываю.

– А вот зять Коки может купить «Мерседес», – заявила Николетта.

Я попытался сосредоточиться на дороге, слава богу, она была почти пустынна. Основная масса москвичей сейчас толчется на кухнях, упоенно режет «Оливье». Конечно, зять Коки может позволить себе и не такие покупки. Кока долго выбирала муженька для своей апатичной дочурки и, надо сказать, преуспела. Жора – владелец сети автозаправочных станций и богат до неприличия. Правда, его нельзя назвать светским человеком, и к тому же он «лицо кавказской национальности», которое держит жену в состоянии постоянной беременности, но Кока теперь ездит на «Мерседесе» и имеет шубу-недельку. Знаете, что это такое? Представьте, что в вашем шкафу висит семь манто и вы меняете их, как трусики, каждый день. В понедельник надеваете каракулевое, во вторник – норку, в среду – бобра… Ну и так далее.

Я с моим секретарским окладом никогда не смогу достичь благополучия зятя Коки, но Николетта не задумывается, откуда берутся деньги на ее содержание.

Честно говоря, мой папенька избаловал жену до безобразия. Он был писатель, достаточно обеспеченный человек, много издававшийся в годы советской власти, а маменька всю жизнь отличалась вздорным характером и умением превратить тихий семейный вечер в жаркий скандал. Поэтому отец просто откупался от жены. Ему было проще дать ей денег на новую шубу или бриллиантовые серьги, чем выслушивать упреки. С тех пор у Николетты сложилась твердая уверенность: стоит только потребовать нечто, как оно само падает ей в руки. При этом учтите, что моя матушка – бывшая актриса, не реализовавшаяся до конца на сцене.

Когда Павел Подушкин, мой отец, скончался, на сберкнижке осталось двести пятьдесят тысяч рублей. Тому, кто забыл, какие цены были при большевиках, напомню, что самая дорогая в коммунистические времена машина «Волга» стоила десять тысяч, поэтому в материальном плане для Николетты ничего не изменилось, и она со спокойной душой созывала гостей и устраивала файф-о-клоки и журфиксы[2]2
  Файф-о-клоки и журфиксы – чаепитие и день приема. (Искаженный англ. и фр.) (Прим. автора.)


[Закрыть].

Я же после окончания Литературного института мирно писал первую книгу стихов и работал в журнале редактором. Не случись перестройки, перестрелки и стремительного обнищания страны, мы бы с Николеттой прожили вполне хорошо. Скорей всего, я бы вступил в Союз писателей по отделению поэтов, а матушка продолжала бы по-прежнему блистать в свете. Но вы сами знаете, что произошло с нами после 1992 года.

Сбережения отца сгорели на костре экономических реформ, мы превратились в нищих. Я, честно говоря, растерялся. А вот Николетта совершенно не пала духом. Ей и в голову не пришло, что можно продать бриллианты или съехать в меньшую по площади квартиру. Нет, маменька продолжала закатывать вечеринки и приказывала Тасе покупать на рынке в декабре оранжерейный виноград. Честно говоря, я удивлялся, откуда у нее деньги. А потом решил, что Николетта просто тратит некий валютный запас, существование которого было от меня ранее скрыто.

Но вскоре ситуация прояснилась самым неприятным образом. Мне позвонил мужчина и, назвавшись банкиром, без всяких обиняков заявил:

– Когда собираетесь отдавать долг?

– Какой? – безмерно удивился я. – Разве я брал у вас деньги?

– Приезжайте в офис, – велел парень.

В полном недоумении я явился по указанному адресу и уставился на кучу бумажек, подписанных Николеттой.

– Ваша мать сказала, что вы расплатитесь, – буркнул барыга.

Я онемел. Сумма казалась фантастической. Выпросив у ростовщика неделю отсрочки, я рванул к Николетте и потребовал ответа.

Маменька спокойно отставила в сторону баночку с неприлично дорогим кремом для лица и заявила:

– Да, я брала в долг. А что делать? На сберкнижке пусто.

Проглотив фразу: «Следует жить по средствам», я ошарашенно спросил:

– Ну и где взять эту жуткую сумму?

Николетта повернулась к зеркалу и, похлопывая по щекам подушечками пальцев, невозмутимо сказала:

– А мне какое дело, где ты достанешь деньги!

Я растерялся окончательно.

– Но ведь их тратила ты!

– Между прочим, – «объяснила» маменька, – я делала тебе подарки. Кстати, мужчина не должен впутывать даму в финансовые расчеты. Я трачу – ты зарабатываешь, нормальная позиция.

Не буду вам рассказывать, как выкрутился из сложной ситуации, но до сих пор львиная доля денег, которые платит мне Элеонора, уходит на капризы Николетты. Так что «Мерседес» мне не купить никогда, если только решусь ограбить банк, что, учитывая мой характер, совершенно невозможно.

Наш столик в ресторане «Желтая мельница» был расположен у самого подиума, на котором выступали артисты. Компания разодетых мужчин и женщин поглощала напитки. Я понюхал содержимое своего бокала. Ярко-красный цвет жидкости смущал, пришлось подозвать официанта и спросить:

– Что это?

– Наш подарок клиентам, – ответил халдей, – коктейль «Огни Москвы»!

– Из чего он сделан?

– Шампанское, водка, клюквенный сироп, – услужливо перечислил ингредиенты парень.

Я с тревогой посмотрел на Николетту, прихлебывавшую жидкость ядовитого цвета. Шампанское с водкой! Во времена моей молодости такая гремучая смесь называлась «Северное сияние» и валила с ног здоровенных мужиков.

Я осторожно тронул маменьку за локоть:

– Не пей.

– Почему? – удивилась та. – Очень вкусно.

– Это не слишком хорошая штука.

– Господи, вечно ты всем недоволен, – процедила Николетта, поставила на скатерть пустой бокал и схватила мой, полный до краев. – Хоть в Новый год не занудничай. Не нравится – не пей, а мне по вкусу.

Я положил себе на тарелку салат и взял приборы. Ладно, посмотрим, что она запоет утром.

Праздник катился своим чередом. Сначала три девушки, что называется «унисекс», исполнили нечто вроде канкана. Затем они же вышли в кокошниках, потом в перьях и, наконец, в расшитых шароварах. Девицы старались изо всех сил. Мне стало их жаль. Судьба обошлась с ними жестоко. Народ бодро празднует Новый год, а они задирают вверх тощие ножки, старательно изображая веселье.

Затем настал кульминационный момент, одна из танцорок расстегнула бюстгальтер. Я вздохнул, вот уж, право, жалкое зрелище. Грудь у несчастной девочки просто отсутствовала, к тому же ей явно холодно, кожа покрылась пупырышками. Не знаю, как остальных мужчин, но меня это зрелище не возбуждало. Голая девица не вызывала никакого желания положить ее к себе в койку. Хотелось подать ей пальто и по-отечески предложить: «Прикройся, милая, так и воспаление легких схватить можно».

Правда, другая танцорка выглядела аппетитно, этакий розовый молочный поросенок, слишком тучный для плясок на сцене.

Я отвернулся и занялся жюльеном. Празднество катилось к финалу. Появилась престарелая эстрадная дива в парике, с накладными ресницами и слишком торчащим бюстом. Я украдкой глянул на часы: ровно четыре. Может, намекнуть Николетте на то, что пора домой? Но раскрасневшаяся маменька весело хохотала и ковыряла вилкой жареную картошку. Очевидно, Николетта решила сегодня забыть все запреты, потому что вкусные и питательные клубни она не ест очень давно, даже в отварном виде.

Я промаялся еще с полчаса и пересел на небольшой диванчик, стоящий у стены. В конце концов, попробую подремать, что, учитывая громкую музыку, весьма проблематично. Все же мои глаза закрылись, усталость взяла верх над грохотом. Я совсем было отбыл в царство Морфея, но тут раздался восторженный вопль:

– Вау!!!

Кое-как разлепив веки, я глянул на сцену и вскочил на ноги.

В ослепительно белом свете прожектора танцевал молодой парень. Из одежды на мальчишке были только кожаные трусики, вернее, фиговый листочек, держащийся на тоненьких ремешках. Справедливости ради следует признать, что выглядел паренек, словно молодой греческий бог, наверное, большую часть своей юной жизни он провел в тренажерном зале и солярии. Накачанная фигура дергалась в разные стороны, нагибаясь к лежащей на полу партнерше. Я в полном негодовании дошел до подиума.

Только не подумайте, что я ханжа и вознегодовал при виде мужского стриптиза. Вовсе нет, меня совершенно не смутил голый мальчишка, просто не понравилось, что его партнершей была Николетта.

Маменька лежала на спине, безостановочно смеясь. Стриптизер изображал эфиопскую страсть, зал выл. Я в недоумении наблюдал за действом. Как поступить? Утащить Николетту со сцены? Это глупо. Но смотреть на «спектакль» было невыносимо. Представляю, что завтра станет рассказывать всем Кока.

Проснувшись этак часов в шесть вечера, она схватится за трубку и начнет всем названивать: «Ах, ах, только представь себе картину! Николетта Адилье лежит на полу, а над ней скачет стриптизер!»

Но, переведя взгляд на Коку, я увидел, что светская дама, законодательница моды, женщина безупречного поведения, в полном восторге бьет в ладоши. А когда она, засунув в ярко накрашенный рот два пальца, унизанные бриллиантовыми кольцами, издала свист, которому позавидовал бы и Соловей-разбойник, до меня внезапно дошло: Кока пьяна. Впрочем, Николетта и другие дамы тоже. Фирменный коктейль свалил с ног всех.

Наконец музыка стихла. Николетта села и, продолжая хохотать, принялась засовывать пареньку в трусики зеленые бумажки. Я только дивился, глядя на представление. Откуда маменька знает, как расплачиваются со стриптизером?

Около шести утра полупьяные кавалеры подхватили совершенно раскисших дам. Я довез Николетту до дому и сдал на руки Тасе.

– У нее завтра будет болеть голова, – предупредил я домработницу.

– Да уж ясное дело, – ответила та, укрывая хозяйку одеялом, – похмелье скрутит. Зачем она столько выпила?

Я спустился к машине. Николетту сгубил коктейль. Зачем она столько выпила? Затем, что никогда никого не слушается и всегда поступает по-своему.

Глава 6

Около часа дня меня разбудила Элеонора. Просто вкатилась в мою спальню, отдернула занавески и заявила:

– Хватит дрыхнуть.

Я сел и спросил:

– Почему?

– Вставай, – велела хозяйка, выезжая в коридор, – брейся и иди в гостиную.

Через полчаса, отхлебнув кофе, я услышал:

– Сейчас поедешь к Беате, найдешь там этих свидетелей, ну Катю Мамонтову, ребенка которой толкнула Соня, потом бабку Евдокию Петровну…

– Зачем?

– Побеседуешь, потолкуешь…

– Но…

– Иван Павлович, – сурово заявила Нора, – ты мой секретарь и обязан подчиняться.

– Но я никак в толк не возьму…

– Соня не убивала Беату!

Я чуть не пролил отвратительно сваренный кофе.

– А улики?

– Бред, я хочу доказать, что они сфабрикованы.

– Но…

– Собирайся. И помни, я – Ниро Вульф, ты – Арчи.

Чувствуя, что голову сжимает железным обручем, я безнадежно кивнул. Понятно, Норе опять приспичило поиграть в детектива.

Моя хозяйка страстная любительница детективных романов. Все шкафы в ее спальне забиты соответствующей литературой. На полках стоят тома Дика Фрэнсиса, Нейо Марш, Чейза, Макбейна, Картера Брауна, Агаты Кристи. Естественно, представлены тут и отечественные писатели: Леонов, Адамов, братья Вайнеры, вся Маринина, Дашкова, Полякова… Но самым любимым автором хозяйки является Рекс Стаут, придумавший толстяка Ниро Вульфа и его помощника Арчи Гудвина.

Ниро никогда не выходит из дома, он расследует преступления, сидя в кресле. Сведения для него добывает Арчи, без устали носящийся по городу. Когда у нас случилась пренеприятная история, связанная с внучкой Элеоноры Ритой[3]3
  См.: Дарья Донцова. «Букет прекрасных дам». М.: Эксмо.


[Закрыть], хозяйке пришла в голову «замечательная» идея. Она сама найдет преступника, станет как Ниро Вульф. Неблагодарная роль мальчика на побегушках отводилась мне.

Я был не большой охотник до криминальных историй. Мой литературный вкус развивал отец, поэтому на тумбочке у кровати я всегда держал книги кого-нибудь из поэтов Серебряного века и качественную фантастику. Но Нора, чтобы поставить «чистый эксперимент», заставила меня прочитать более чем тридцатитомное собрание Рекса Стаута. Сначала я с огромным трудом «жевал» страницы, старательно преодолевая отвращение. За спиной у меня пять лет обучения в Литературном институте, а педагоги этого вуза более чем пренебрежительно отзываются об авторах криминальных историй. Но примерно на четвертой книге я поймал себя на том, что с нетерпением жду развязки событий. Конечно, среди детективов много низкопробных поделок, но есть классика жанра и писатели, создающие великолепные вещи, написанные сочным языком, с лихо закрученными сюжетами. С тех пор я начал почитывать томики из библиотеки Элеоноры, и она об этом знает, но никогда не ехидничает.

К слову сказать, в истории с Ритой «Ниро Вульф» и «Арчи» достойно выдержали испытания, мы нашли того, кто задумал дьявольскую историю. Другое дело, что это оказался совсем не тот человек, которого хотелось бы видеть на месте убийцы, и мы с Норой испытали настоящий шок, поняв, каких огромных и мрачных псов случайно разбудили своими действиями. Но это другая сторона вопроса.

И вот теперь Норе хочется повторить опыт. Очевидно, ей не хватает адреналина. Конечно, она сейчас абсолютно уверена, что Соня безвинно страдает на нарах. Моя хозяйка слегка идеализирует своих подруг. Но, с другой стороны, ей страстно хочется вновь попробовать себя на ниве детективных расследований. Она выстояла в дефолт и преодолела финансовые неурядицы, ее бизнес катится по хорошо накатанной колее, да еще Нора обладает замечательным умением создать отлично работающую команду. Так что на данном этапе она может месяцами не появляться в офисе, дело великолепно крутится без хозяйки, что, безусловно, свидетельствует о великолепных организаторских способностях Элеоноры. Но ей, очевидно, стало скучно, Нора не привыкла, как моя маменька, порхать с вечеринки на вечеринку, она терпеть не может тусовочный образ жизни и свободное время любит проводить у камина с детективом в руках.

Только вот беда! Свободного времени стало чересчур много.

– Ладно, Ваня, – сбавила тон Нора, – отправляйся. Если удачно справимся с ситуацией, выдам тебе премию. Насколько помню, зарплата Арчи сильно зависела от того, каким делом занят Ниро. Так что и тебя поджидает конвертик.

Я хмыкнул. Ниро Вульф зарабатывал себе на жизнь частными расследованиями, да, он платил деньги Арчи, своему секретарю. Получал от клиентов гонорар и вручал часть его Гудвину. Но у нас-то другая ситуация! Нора собирается тратить собственные средства. Просто смешно! Хотя она очень богата, а обеспеченные люди могут себе позволить дорогие игрушки и бессмысленные развлечения.

– Что ухмыляешься? – обозлилась хозяйка.

Я, естественно, не стал излагать ей мысли, которые только что крутились в голове, а сказал совсем иное:

– Ну, для полноты сходства нашего дуэта с Ниро и Арчи не хватает многих деталей.

Нора, направившаяся к двери, притормозила и обернулась.

– Каких, например?

– Начнем с того, что у толстяка имелся великолепный повар Фриц, готовивший умопомрачительные деликатесы, а я сегодня сам варил кофе на кухне и, честно говоря, приготовил отвратительную бурду.

– Твоя правда, – пробормотала Нора, – надо срочно искать кухарку, мне тоже поперек горла встала стряпня Ленки. Квартиру она убирает хорошо, но готовит мерзко, теперь мне стало ясно, отчего ее бросил муж.

Вдохновленный успехом, я продолжил:

– А еще Ниро разводил орхидеи, а у нас даже кактусов нет.

– На кухне стоит алоэ, – напомнила Нора.

Я отмахнулся:

– Столетник давно умер, и горшок отнесли на помойку. Среди нас не нашлось цветоводов, даже неприхотливое алоэ не выжило в спартанских условиях, по-моему, его года три никто ни разу не поливал.

– Вот что, – обозлилась хозяйка, – немедленно поезжай куда велено, остальные проблемы я решу без тебя.

Я взял ключи и спустился к машине. В конце концов, я наемный служащий и обязан подчиниться тому, кто выдает зарплату.

Катю Мамонтову удалось отыскать легко. Когда я запарковал «Жигули» во дворе, возле подъезда Беаты прохаживалась девушка, одетая в цигейковую шубу и валенки. Чуть поодаль от нее, почти у самой двери, ведущей в подъезд, копошилось крохотное существо в комбинезоне.

– С Новым годом, – улыбнулся я, подходя к молодой матери. – Уже выспались после праздника?

Девушка весьма дружелюбно ответила:

– Да я его и не встречала, легла спать сразу после полуночи.

– Чего так?

– Ребенок в шесть утра будит, ему все равно, что Новый год, что Пасха, маленький очень.

Я хотел спросить, не знает ли она, где живет Катя Мамонтова, но тут железная дверь подъезда стала медленно приоткрываться. Сообразив, что тяжелая створка сейчас ударит малыша, я подхватил его, переставил в безопасное место и спросил:

– Что же вы дочку тут оставили? Ведь ушибут девочку.

– Это мальчик, впрочем, спасибо. Ему уже один раз досталось. Вылетела ненормальная да как толкнет! Вон, видите на лбу и щеках ссадины? До сих пор не сошли.

– Так вы Катя Мамонтова?

– Мы знакомы? – изумилась девушка.

Я поколебался секунду и бодро соврал:

– Разрешите представиться, Иван, брат Беаты Быстровой. Вы ее знали?

– Господи, – воскликнула Катя, – ужас-то какой! Прямо кошмар! Меня свекровь тоже терпеть не может, все зудит, придирается: рубашки не погладила, котлеты не приготовила! Между прочим, у меня ребенок! А помощи ни от кого нет! Муж целыми днями на работе, явится и на диван перед теликом плюхается. Сказала тут ему: «Сходил бы в супермаркет, принес бы овощи». Такой хай поднял: «Я тружусь как каторжный, хочу вечером отдохнуть. А ты весь день дома!» Видали таких, а? Я за двенадцать часов ни разу не присяду, кручусь по хозяйству. Маменька его только ноет: «Ах, давление, ой, радикулит, ай, сердце». Упадет на диван и указания раздает: Катя туда, Катя сюда…

– Вы женщину, которая вашего мальчика толкнула, хорошо разглядели? – прервал я поток жалоб.

– А то! Конечно. Вот уж стервятина, ребенка с ног свалила.

Я хотел для порядка возразить, что не следует сыну разрешать играть прямо у входа, изнутри-то не видно, что творится на улице, но проглотил замечание. Катя же тем временем продолжала злиться:

– Ну уронила ребенка, так подними, отряхни, извинись. Нет, унеслась, словно ей хвост подожгли, бегом к метро кинулась, еще и Ленку снесла.

– Кого?

– У нас тут за углом лоток стоит с газетами. Эта ненормальная выбежала из двора, подошла к продавщице и говорит: «Дайте „Семь дней“». Ленка ей журнальчик протянула, а эта идиотка на столик оперлась, и все в снег опрокинула. Ну не дура ли?

Действительно, странно. Соня, убив Беату, выскочила в невменяемом состоянии из квартиры несостоявшейся невестки, пролетела мимо упавшего ребенка… Я хорошо знаю госпожу Чуеву, это интеллигентная, хорошо воспитанная женщина. Если бы она случайно толкнула крохотного мальчика, то мигом бы бросилась поднимать его с извинениями.

Но Соня пролетела, чуть не затоптав ребенка. Впрочем, зная, что она только что пережила, я не удивляюсь. Странно другое. Отбежав пару метров в сторону, Соня притормозила у газетного ларька и преспокойно решила купить программу телевидения. Я покачал головой:

– Так вы ее запомнили? Можете описать?

Катя не удивилась просьбе.

– Шуба коричневая каракулевая, с воротником из норки, шапка в тон…

– А лицо?

Девушка засмеялась.

– Ну очки такие, старомодные, коричневые, квадратные, у моей бабушки похожие, родинка на щеке, вот тут, возле носа.

– Спасибо, – сказал я.

Старомодные очки и родинка – это точно Соня. Не понимаю, на что надеется Элеонора. У Кати отличная память, она мигом узнает госпожу Чуеву.

– Знаете, кто это был? – немедленно спросила девушка.

– Нет, – на всякий случай ответил я и вздрогнул.

Как все автомобилисты, я не ношу теплое пальто, и мороз пробрался сквозь демисезонную куртку.

– Убийца! – сообщила Катя.

– Да ну? – подскочил я.

– Вы не в курсе?

– Нет.

– А еще брат!

– Извините, я только приехал из-за границы.

– Тогда понятно, – затарахтела Катя. – Слушайте, я все-все знаю, главный свидетель! Сестра ваша замуж собиралась, а будущая свекровь ее ненавидела!

– Кто это вам сказал? – поинтересовался я, лязгая зубами.

Честно говоря, ботинки у меня тоже не предназначены для длительных прогулок, замшевые, на тонкой подошве…

– Да сама Беата!

– Вы дружили?

Замотанная в толстую шубейку и обутая в теплые валенки, Катя совершенно не испытывала холода, поэтому принялась весьма словоохотливо прояснять ситуацию.

Как-то раз, примерно месяц тому назад, мать мужа довела девушку до слез, и она гуляла во дворе с сыном в отвратительном настроении. Неожиданно из подъезда вышла Беата и улыбнулась.

– Здравствуйте, какой сегодня день замечательный, солнечный.

– Ничего хорошего, – буркнула Катя.

Она немного удивилась. Беата появилась в их доме не так давно и держалась со всеми вежливо, но отчужденно.

– Вы расстроены? – спросила соседка.

– Свекровь доконала, – пожаловалась Катя, – прямо запилила до смерти, все ей не хорошо.

– Вот и у меня такая же будет, – вздохнула Беата, – еще в загс заявление не отнесли, а уже терпеть меня не может.

Около получаса девушки простояли возле подъезда, обсуждая милых родственниц, и расстались весьма довольные друг другом. Катя и думать забыла об этом разговоре, но пару дней назад ее вызвали повесткой в милицию, провели в комнату, где стояло пятеро женщин в каракулевых шубах, и попросили:

– Посмотрите внимательно, никого из присутствующих ранее не встречали?

Девушка прищурилась и воскликнула:

– Вот эта из нашего подъезда вылетела! Я ее сразу узнала, по родинке на щеке.

Потом молодой милиционер, провожавший Катю на выход, разболтал, что эта тетка убила накануне свадьбы невесту своего сына.

– Вот оно как, – причитала Катя, – теперь они нас уже ножами резать начали. Я прям боюсь в ванну пойти, моя запросто утопить может.

– Почему вы сказали, что Беата недавно появилась в доме? – удивился я.

– Так Евгения Львовна умерла, – невпопад ответила Катя.

– Кто? – совсем растерялся я.

– В ее квартире раньше баба Женя проживала, а примерно год назад ее похоронили. Ну затем Беата въехала, вроде ей по наследству площадь отошла.

– Где же она раньше жила?

– Понятия не имею.

Я лязгнул зубами и осведомился:

– Не знаете, случайно, Лена эта, что газетами торгует, где обитает?

– А здесь, – пояснила Катя, – в нашем подъезде, на пятом этаже, ее квартира самая последняя.

– И Евдокия Петровна тут?

– Эта старая жаба? Точно.

Я поблагодарил Катю и на негнущихся, словно поленья, ногах двинулся в подъезд.

Внутри обшарпанного помещения невыносимо воняло кошачьей мочой, но мне было все равно. Сняв перчатки, я взялся за батарею и почувствовал, как тепло проникает сквозь ладони. Внезапно на лестнице показалась старуха и заругалась:

– Ишь, устроился, ступай отсюдова во двор ссать. Нечего из подъезда сортир делать!

– Я греюсь.

– Брехун, – выплюнула милая старушка, – навонял тут.

Ее толстое, помятое лицо излучало гнев, маленькие глазки злобно поблескивали из-под набрякших век. Я оторвался от батареи и пошел вверх. Сначала заглянул к Лене, которая первого января в такой мороз явно сидит дома.

Дверь без всяких вопросов распахнула девочка лет двенадцати. Лениво двигая челюстями, она, обдав меня запахом мятной жвачки, поинтересовалась:

– Что надо?

– Можете позвать Лену?

– Маманька на работе.

– Ужасно, – совершенно искренно возмутился я, – в такой жуткий холод торгует на улице.

– Жрать-то завсегда охота, – философски пояснила девчонка, – мамашке семьдесят рублей в день дают, не выйдет на точку – ни фига не получит! Да вы, дяденька, ступайте за угол, она там кукует.

– До которого часа?

– В восемь свернется.

Я вздрогнул. Стоять на пронизывающем ветру десять часов, не имея возможности нормально поесть и согреться, получая за каторжный труд семьдесят рублей? Ей-богу, мне здорово повезло в жизни.

– Не подскажете, Евдокия Петровна в какой квартире живет?

– Жаба? Прямо под нашей, – ответила отроковица и с треском захлопнула дверь.

Я пошел по ступенькам к той, кого Катя и дочь Лены называли жабой.