Текст книги "Луч света в темной коммуналке"

Глава 6

До приезда полиции Диме удалось пообщаться лишь с двумя людьми. Одной из них была Алла, но она оказалась самым худшим свидетелем, какого только можно было себе представить. Вместо внятных показаний она издавала лишь непонятные стоны, охи и жалобные всхлипы.

– Да, я ее ненавидела! Да, хотела бы ее убить! Но я не убивала! Как вы все не понимаете, у меня бы рука не поднялась. Живой же человек, хоть и гадина! Мужика у меня увела! Скотиняка! Так бы и убила, да воспитание не позволило!

А про своего любовника Алла говорить и вовсе не захотела. И очень жаль, потому что Диме страх как хотелось узнать побольше про эту личность. Очень уж манипуляции Суслика с этими его веерами заинтересовали Диму. Он надеялся извлечь из Аллы хотя бы крупицу информации об этом человеке. Но Алла, невзирая на растрепанные нервы, про любовника молчала насмерть.

Зато ее подруга Аня – та самая, в синем платье, а теперь в обычных джинсиках и белой майке с красными сердечками, охотно удовлетворила любопытство Димы.

– Зовут его Максим. Макс Суслик. Нет, это не прозвище у него такое, это его фамилия. Во всяком случае, так он сказал Алле. А познакомилась с ним Алка случайно. Повезло ей в тот раз просто феноменально. В кафе сидела, последние рублики за свой латте отдала и кручинилась, что не может к нему хотя бы круассанчик себе позволить. Всю зарплату профукала на всякую ерунду, на мели оказалась. И тут Суслик к ней за столик и подсел. Других мест в зале не было, вот так и познакомились. У Аллы глаз наметан, она сразу раскусила, что дядечка при бабле. А таких она любит, хотя, если честно, то к мужикам Алла равнодушна. У нее только из-за бабок глаз гореть начинает. Поэтому если мужик при бабле, то будь он хоть трижды уродом, Алла с ним станет кувыркаться. И наоборот, каким бы красавчиком ни был парень, если карман у него пуст, то Алла в его сторону даже не посмотрит.

– А Суслик этот чем занимается?

– Алла мне этого не говорила. Сдается мне, что она и сама этого толком не знает. Но деньги у него есть, и денег у него много.

– А семья у него тоже благополучная?

– Мать и дядя. Мать при смерти. Лежит в какой-то дорогущей клинике, названия не знаю, где находится, тоже не в курсе, зато знаю, что каждый день ее пребывания там стоит кучу бабла. Но Суслик на мать ничего не жалеет. Он ее боготворит.

– А живет этот Суслик где?

Тут подруга, которая велела называть себя не Аней, а Аннет, смогла развернуться в полный размах. Алле много раз довелось побывать в гостях у Суслика, так что ее подруга предложила Диме подробный фотоотчет об интерьерах его дома. Что и говорить, интерьеры были впечатляющими. Скинутые Аллой фотографии себя то на мягких кожаных диванах, то в бассейне, то на фоне антикварной мебели Диму заставили уважительно цокнуть языком.

– Просто дворец, а не дом, – подольстился он к девушке.

– Это и есть дворец. До революции там как раз и жила семья Суслика. Они то ли из графьев, то ли из князей. В общем, что-то очень крутое.

Только вот милая Аннет запамятовала, что в семнадцатом году все эти графья и князья вынуждены были с огромной поспешностью уносить из страны ноги. И уносили в том случае, если им везло. Некоторым не везло, они оставались тут и преждевременно заканчивали свои дни где-нибудь в укромном застенке с большевистской пулей в затылке. Но и тем, кто уехал из страны, удалось сохранить разве что крупицы своего былого состояния. Октябрьской революции, совершившей переворот в стране, предшествовала Первая мировая война, когда на волне ура-патриотизма почти все счета в банках Европы гражданами царской России были закрыты, а недвижимость в той же Европе продана. И в итоге у них оставались лишь ценные бумаги, выпущенные домом Романовых и их правительством, а они после революции стоили меньше, чем ничего. И очень многие известные фамилии были вынуждены в эмиграции вести очень скромное существование, страшно далекое от былой жизни.

Впрочем, с той страшной поры минуло больше ста лет. Возможно, что за эти годы графы Суслики сумели выгодно распорядиться имеющейся у них ценностью – знатностью древнего рода: сыновья удачно женились, а дочери вышли замуж, и материальное благополучие постепенно вернулось в их семью. Вот только насчет знатности рода… Что-то не доводилось Диме прежде слышать про князей Сусликов.

– Адрес у этого дома-дворца есть?

Адрес имелся, но Аннет его не знала. Или делала вид, что не знает.

– Где-то на Фонтанке. Или на Мойке. Или это канал Грибоедова. Не знаю, из окон вода видна. Может, это Нева?

Вообще девушка говорила очень много, но все как-то расплывчато. Единственное, она описала внешность Суслика. Сорок – сорок пять лет, круглое пузико, тонкие ноги, смешной нос. И Дима понял, что подхвативший веер Аллы мужчина и есть Суслик. Но ни конкретно адреса Суслика, ни его места работы, ни даже его отчества или года рождения Аннет не знала. Зато она могла сказать, что Суслик помешан на двух вещах. Первая – это его коллекция старинных вееров. И вторая – это его мамочка. Что делать с этой информацией, Дима решительно не представлял. К тому же приехала полиция, и Диму с головой накрыла запоздалая волна благоразумия.

Сейчас начнут задавать вопросы, потребуются паспортные данные, сразу выяснится, что Димы в списке приглашенных не имеется, а значит, он проник нелегально и с неизвестной целью. И очень может быть, что целью как раз и было убийство Люсеньки. Да, надо было бежать. И о чем он только думал!

Но дело было уже сделано. Деваться было некуда. Полиция плотно взяла в кольцо всех присутствующих в усадьбе. И пришлось Диме давать показания вместе с остальными. Единственное, что Дима сделал, назвал фальшивые паспортные данные и чужое имя. Это должно было затруднить его поиски. Хотя если захотят, то в наше время найти человека проблем не составит. Но Дима все же надеялся, что особенно его искать не станут. В конце концов, он на Люсеньку не нападал. Один ни на минуту не оставался. На его счастье, полицейские уже составили картину происшествия. И задержание Аллы для них стало закономерным решением. Полицейские были очень довольны тем, как легко и быстро сумели раскрыть это дело.

Когда девушку у всех на глазах уводили в наручниках, Дима услышал, как один из официантов сказал другому:

– Зря девку мучают. Может, она и не нападала.

– А ты почем знаешь?

– Видел я, как другая баба с этой шпагой шла. И двигалась она как раз в тот шатер, где потом эту королевишну со шпагой под ребрами и нашли. Случайность? Я так не думаю.

Диму этот разговор, понятное дело, заинтересовал до крайности. Он тут же придвинулся поближе и, пользуясь тем, что собеседники были увлечены друг другом и своим разговором и по сторонам не смотрели, без зазрения совести продолжил подслушивать их разговор.

Ребята были молодые, даже моложе самого Димы. Оба высокие, симпатичные, впрочем, других на этом празднике жизни и не наблюдалось. Если среди гостей еще была пара-тройка отнюдь не красавцев, самым несимпатичным из которых был Суслик, то среди обслуги таких не было вовсе. Один парень был темноглазым с гладко зачесанными назад каштановыми волосами. И на его лице читалось выражение какой-то легкой брезгливости, словно все вокруг не годились ему и в подметки по части ума и сообразительности.

Второй был попроще, но именно он сейчас возмущался поведением приятеля:

– Что же ты следователю об этом не сказал, когда он спрашивал, не видел ли кто чего-нибудь подозрительное?

– А мне оно надо? Что бы мне полиция за это дала? Благодарность выписала? Тьфу! Не нужна мне их благодарность!

– Погоди, выходит, что ты саму преступницу сегодня видел?

– Преступница она или нет, я не знаю. Но баба была. И шпага при ней тоже была.

– Может, другая шпага-то?

– Ты много шпаг у нас на празднике у гостей видел?

– Одну всего.

– То-то и оно, что шпага одна была у этого долговязого, у которого ее потом свистнули.

– Я к тому говорю, что у хозяина дома коллекция старинного холодного оружия имеется. Так здешняя прислуга промежду себя поговаривала. Может, та баба шпагу из коллекции хозяина несла. Не ту, что Дон Кихоту дали, а другую.

– Ты меня не путай. Шпага была. Баба к шатру топала. А потом бац! Шпага в нашей королевишне. Такие вот дела. Скажешь, что не при делах баба? А я тебе скажу, что очень даже при делах может быть.

– А что за баба?

– Так я тебе и сказал! Хочешь вместо меня ее подоить?

– Да ты что это такое задумал? – еще сильней поразился приятель. – Шантажировать ее станешь?

– Какой шантаж? Просто небольшое вспомоществование. Взаимовыгодный бартер. Я молчу о том, что я видел, а она дает мне… Ну, скажем, тысяч сто. Не много будет?

– Смотря за что. Если за то, чтобы тебе потом всю жизнь покрывать убийцу и жить с этим, то маловато.

– Ты прав. Попрошу у нее пол-ляма или сразу лям. Посмотрю, как будет реагировать. Если согласится, то потом еще попрошу.

– Дурной! Если эта баба решилась девчонку продырявить, она и тебя проткнет.

– Это мы еще посмотрим, кто кого проткнет. В общем, жди меня завтра с новыми колесами. Куплю тачилу, о которой всегда мечтал. Мне для полного счастья как раз миллиончика и не хватало. Кое-что у меня уже подкоплено, добавлю к ее миллиону… Слушай, а может, ничего и не добавлять? Пусть она мне машину подарит за мое молчание. Да, так я и сделаю!

И очень довольный тем, как он все придумал, официант провел рукой по волосам, словно проверяя, не растрепались ли они от разговора. Дима обратил внимание, что пальцы у официанта длинные и тонкие, такими пальцами впору на рояле играть или игральные карты тасовать, а не подносы таскать. И кроме того, на среднем пальце правой руки у парня было кольцо. С такого расстояния Дима не смог его рассмотреть хорошенько, но форма его заинтересовала.

– Славка, не дело ты задумал, – тревожился между тем приятель. – Что же это получается? Ты убийцу покроешь, а невиновную посадят?

– Если невиновна, разберутся и отпустят.

– Ты будто бы с другой планеты свалился. Станут полицейские себе ноги топтать и другого подозреваемого искать, если у них уже есть один. Обвинят Аллу, тем более что все другие свидетели против нее говорят.

– Если все говорят, значит, правда.

– Славка, ты должен в полицию пойти. Сдай ту бабу со шпагой!

– Да не могу я!

– Почему?

– Не поверят мне.

– А что же это за фифа такая, что тебе на ее счет не поверят? Уж не хозяйка же, в самом-то деле?

Но Слава не захотел продолжать эту тему.

– Отстань, – буркнул он и ушел.

В другое время Дима с удовольствием бы остался, проследил бы за этим Славой, выяснил, кого именно из дам он видел сегодня ночью со шпагой в руке. И, глядишь, выяснил бы у этой женщины, с какой целью она проткнула бедную Люсеньку. Но сейчас Диме было не до этого. Время поджимало. Нужно было удирать.

Единственное, что он сумел сделать, это подойти к приятелю Славы и, притворившись озабоченным гостем, сказать ему:

– Мне Слава сказал, что ты нашел мой бумажник. Возвращай.

Как и следовало ожидать, официант неприятно удивился такой новости.

– Какой еще бумажник? Ничего я не находил.

– Слава мне сказал, бумажник у тебя.

– Ничего я не знаю. Если Слава сказал, то со Славой и разбирайся.

И официант попытался удрать. Но Дима цепко схватил его за воротник.

– А ну стой! Если не хочешь огласки, возвращай хотя бы документы и банковские карты.

– Нету у меня твоего бумажника, – отбивался перепуганный парень. – Не находил я ничего. Не знаю, что там Славка вам наплел. Может, это он сам чего находил, а я нет.

– Ишь, какие ушлые друзья-товарищи! Один говорит, ты взял. Ты говоришь, он взял. Я сейчас к начальству вашему пойду.

И решив, что достаточно уже напугал парня, Дима сделал вид, что передумал:

– Или знаешь… Ты говоришь, что точно ничего не находил?

– Нет! Не находил! Славка все врет!

– Так давай мне его номер! Этого твоего дружка Славы! Вот ведь какой пройдоха! Бумажник мой себе прикарманил, а на тебя кивает. Сам с этим Славой поговорю! Что он там крутит, напраслину на других наговаривает.

– Пожалуйста. Дам я его номер. Это никакая не тайна.

Официант страшно обрадовался, что ему не придется отвечать за какой-то чужой пропавший бумажник. Он охотно продиктовал Диме телефонный номер приятеля и еще дважды переспросил, чтобы удостовериться, что Дима все записал правильно. При номере имелась фотография самого Славы, на ней парень поправлял прическу на голове. Похоже, это была его излюбленная поза. И Дима вновь обратил внимание на приметное кольцо на пальце у парня. Поднеся изображение к глазам, он увидел, что это перстень в старинной оправе. Черный камень и несколько блестящих камешков на нем, выложенных в форме пятиконечной звезды.

– Какое странное украшение.

– Перстень-то? Славка говорит, что он очень древний. Старинной работы. Славка никогда с ним не расстается. Говорит, семейная реликвия. От отца ему досталась, а тому от деда, а деду от прадеда. Болтал, что перстень этот невозможно потерять. Что даже если его украсть, он все равно вернется к нему назад. Дескать, перстень обладает магической силой, всегда возвращается к своему законному владельцу. И всегда это происходит через смерть вора или того, кто по неосторожности присвоил себе чужой перстень. Врал, конечно.

– Конечно.

Что же, это было последнее, что Дима смог на сегодня предпринять. Надо было и ему сматывать удочки. Почти все гости разошлись. Полиция тоже заканчивала свою работу. Самое время было убираться из этого дома, покуда Димино инкогнито не разоблачили.

Уйти удалось без всяких проблем. Деморализованная случившимся охрана совсем потеряла бдительность. На выходе больше никого не проверяли и личности не сличали. Поэтому Дима спокойно покинул усадьбу господина Соколова и отправился к себе, спать.

Но пока ехал обратно в город, то понял: домой что-то не тянет. И спать не хотелось. Дима без толку колесил по городу, а сонное состояние все не приходило к нему. Бледная, истекающая кровью Люсенька стояла перед его глазами. Кто напал на девушку? Если это сделала не Алла, а какая-то другая женщина, то как знать, возможно, она снова повторит свою попытку? И во второй раз тетка уже наверняка добьет Люсеньку. А Диме этого очень бы не хотелось.

И помимо воли он мысленно уже принялся распутывать это дело. Распутывал, и сам же себя останавливал.

– Да что ты вообще затеял? – сам себя уговаривал он. – Тебя лично как эта история касается? Да никак! Люсенька еще туда-сюда, поскольку она могла вывести меня на владельца веера. Но его личность я и так выяснил. И теперь мне нужно не за убийцей Люсеньки гоняться, а господина Суслика проинспектировать, чего он от меня хочет. А откуда у него такой интерес к Люсеньке, чтобы давать ей веер из своей драгоценной коллекции, над которой он так трясется, это дело десятое. И меня совсем не касающееся.

Но все равно Дима чувствовал, что поступает не то чтобы совсем неправильно, но все-таки не совсем так, как следовало бы ему поступить в данном случае.

И он снова пытался себя убедить:

– Да что я могу? Даже если я и найду официанта, а через него выйду на настоящую преступницу, захочет ли она со мной разговаривать? Пошлет на три буквы, и все дела. И никто не докажет, что это она Люсеньку шпагой ткнула, если только сама Люсенька в себя не придет и не укажет на убийцу. Но тогда полицейские тем более без меня справятся!

Хотя как Люсенька сможет указать на напавшего на нее человека, если нападение произошло со спины? Шпага воткнулась Люсеньке в спину. А на затылке у человека, как известно, глаз нету.

– Ну не могу я кучу времени на слежку за этим официантом выбросить! – переживал Дима. – Неизвестно ведь, когда он эту бабу завтра шантажировать отправится. А вдруг только к вечеру? Что же мне, по его милости целый день терять?

А у Димы на день начинающийся была запланирована целая куча дел. Во-первых, он обещал теще Витька явиться к ней для охраны и ученичества. Это тоже нельзя было сбрасывать со счетов, поскольку поручение Диме дал Гаврилыч, и можно было не сомневаться, что Витек станет требовать от Гаврилыча результатов, а тот станет трясти их с Димы. Поэтому с тещей хотелось разобраться как можно скорее. А во‐вторых, Дима планировал наведаться к этому Суслику, вынюхать, что это за персонаж и можно ли ждать от него серьезной подставы.

В какой-то степени Дима даже успокоился, потому что убедился, что его таинственный лысый и бородатый «дедушка» в этой истории не замешан. А «дедушка», несмотря на преподносимые им подарки, сильно пугал Диму. Так и не сумев прийти к определенному мнению, Дима стал настраиваться на рабочую волну. Но перед тем, как отправиться к теще Витька с визитом, Дима еще раз позвонил своим родителям. И напрасно позвонил, лишь нарвался на очередной выговор.

– То ты неделями не звонишь, то трезвонишь ни свет ни заря. Чего тебе надо спозаранку? Не припомню, чтобы ты раньше любил рано вставать. Или ты спать еще даже и не ложился?

Дима сдуру ляпнул, что сегодня ночью еще не спал, и это вызвало новый виток родительского возмущения. Отец сказал, что в его годы сам он спал прекрасно, а в семь утра уже стоял у станка. Мама сказала, что в семь утра она ехала в институт. Бабушка сказала, что у них в деревне в семь утра вставали лишь законченные лодыри и бездельники, а все нормальные люди вставали в пять, а то и в четыре утра, чтобы успеть до наступления полуденного зноя переделать как можно больше дел.

Вопрос Димы, не приезжал ли к ним в гости кто из родных, вызвал целый шквал эмоций.

– Хорошо же ты интересуешься делами своих родных! – пробурчал отец. – Даже не знаешь, кто и где находится. Ни с кем связи не держишь, ни с кем не общаешься. А между прочим, дядя Петя в прошлом месяце помер. Скоро сорок дней будет, мы с бабушкой поедем по этому случаю к ним в Нижний Новгород. Хочешь с нами?

Сплю и вижу!

– Посмотрим, – уклончиво ответил Дима, чтобы не обижать отца.

А для убедительности еще и соврал:

– Так-то я хочу поехать. Как же, дядя Петя… Прекрасный был человек.

– Он вел сильно аморальный образ жизни. Нигде не работал. Любил выпить. Женат не был. Детей не имел. Вроде как ты сейчас. И еще он дважды сидел! Третий раз его просто не успели посадить, он раньше помер.

– Ну…

Дима даже не знал, что и сказать. Особенно обидным ему показалось сравнение отца с этим дядей Петей. Сам Дима в тюрьму не собирался.

– Помню, как дядя Петя в детстве катал меня на спине, – примирительно произнес он. – Несмотря на все его недостатки, о которых ты говоришь, веселый он был человек. Мы с ним играли в лошадку.

– Это был дядя Коля! – возмутился отец. – Вот он действительно прекрасный человек. И веселый. И дети его обожают. Их у него, к твоему сведению, трое. И от них уже семеро внуков. Но к счастью для нас всех, дядя Коля живехонек и здоровехонек. А дядю Петю ты, мне кажется, ни разу даже и не видел. А теперь уж и не увидишь.

– Тогда я, наверное, на сорок дней не поеду.

– И правильно, – неожиданно одобрил его решение отец. – Раньше ты его не видел, чего уж теперь начинать.

Разговор показался Диме каким-то непонятным. Он смутно чувствовал, что родители им недовольны. Им не нравился тот образ жизни, который выбрал для себя Дима. И не случайно они пугали его судьбой неведомого дяди Пети, который и жил один, и умер один.

И Дима решил уточнить:

– А отчего он умер?

– С подельниками чего-то не поделили.

– Деньги, наверное, зажилил, – подала голос бабушка. – Хоть про мертвых плохо и не говорят, только Петя всегда с гнильцой малость был. Помню, испечет мать наша в деревне пирогов с малиной или с черникой, Петька первым прибежит, все серединки съест, а нам одни корки оставит. Все о своей персоне пекся. Как бы пожирней да повкусней кусок себе в брюхо затолкать. За это его и зарезали.

– Так его убили?

– О чем я тебе и толкую. Будешь такую жизнь вести… Ох, не приведи господи!

И бабушка ушла на кухню, сокрушаться о неустроенной судьбе внука.

Дима же спросил у отца:

– А дядя Петя – он нашей бабушке кто?

– Брат он ее родной.

– Трое их было! – снова подала голос бабушка. – Петя, Коля и еще Дима был. Тебя в его честь и назвали. Я его почти и не помню. Дима самый старший из нас четверых был, разница между ним и нами погодками почти двадцать лет была. И потому сразу после окончания школы его на фронт забрали. Где-то под Выборгом на линиях финского генерала Маннергейма голову Димочка наш и сложил.

Про этого героического брата бабушки Дима довольно часто слышал еще в детстве. И дядю Колю тоже помнил. А вот с дядей Петей даже знаком не был. И фотографии его не видел. Наверное, бабушка стеснялась такого непутевого своего брата. Но опять же, дядей-то он приходился отцу Димы. А самому Диме он приходился…

– Значит, дядя Петя на самом деле мой дедушка?

– Двоюродный твой дед.

– Так что же вы молчали!

– О чем?

– Я вчера вас спрашивал, нету ли у меня еще одного дедушки? Вы мне почему про этого дядю – деда Петю ничего не сказали?

– Так ты же вроде бы с длинной бородой и блестящей лысиной спрашивал. А у Пети бороды не было. И шевелюру он даже в старости отменную сохранил.

Будто бы трудно отрастить бороду и побрить череп! Диму даже досада на родственников взяла. Надо же быть такими недалекими!

– И потом ты про живого спрашивал, а Петя уже вроде как помер.

– Вроде как или точно помер?

– Ну, раз его похоронили, значит, помер. Или как?

– А кто его хоронил?

Этого отец не знал.

– Нам одна женщина позвонила, – принялся объяснять он. – Представилась Сильвой, сказала, что жила с Петром, но что его убили. Мы сначала подумали, что она хочет денег на похороны, но она, к удивлению, от материальной помощи отказалась. Сказала, что все уже оплачено. А вот если мы захотим приехать на сорок дней, то она приглашает нас к себе.

– А фотография этого дяди Пети у бабушки есть?

– Разве что детские. Потом-то брат по кривой дорожке пошел. Бабушка с ним рядом и стоять не хотела, не то чтобы фотографироваться.

– Значит, как он сейчас выглядит, вы не знаете?

– Видел я его на каком-то семейном сборище. Лет двадцать назад это было. Без бороды и с прической дядя Петя был.

Так то двадцать лет назад было. За двадцать лет и борода могла отрасти, и волосы выпасть. И Диме очень захотелось поподробнее узнать о последних днях жизни деда Пети. Раздобыть телефон Сильвы не составило труда. Бабушка, обрадованная тем, что у внука наконец-то проснулись родственные чувства, пусть и в отношении не самого благонадежного члена их семейства, тут же и без лишних проволочек продиктовала координаты Сильвы.

– Будешь звонить, скажи ей, что мы собираемся приехать.

– Конечно, – пообещал Дима. – Обязательно. А кто-нибудь из нашей родни был на похоронах дяди Пети?

Как он и думал, никто там не был. И единственные сведения о судьбе дяди Пети исходили от некоей Сильвы, с которой также никто из родственников не был знаком. То есть какая-то совершенно незнакомая женщина позвонила бабушке Димы, представилась сожительницей ее брата, сообщила о его смерти и пригласила на сороковины. И, собственно, это все.

– С таким же успехом эта Сильва могла быть кем угодно, а вовсе не подругой дяди Пети. А может, ее вовсе и не Сильва зовут.

И все же Дима позвонил Сильве. Та ответила. А поняв, кто звонит, очень обрадовалась, хотя и попеняла Диме на черствость и холодность в отношении деда Пети.

– Мне было так горько, когда на похоронах Пети была лишь я одна. Простите, но это просто некрасиво, что никто из вас даже в такой день не соизволил явиться.

– Да мы же не знали!

– Что? Никто?

– Никто.

– Ну, тогда простите уже вы меня, что не сообщила вам раньше. Но я нашла номер вашей бабушки лишь после того, как стала разбирать вещи Пети. Была уверена, что вы как-то держите с ним связь, через общих друзей, знакомых или соседей. У меня-то Петя жил всего лишь последние полгода, а до этого в его жизни было много других людей. Думала, кто-нибудь из них и сообщит вам о трагедии.

Дальше Сильва пустилась в рассказы о том, как они встретились и полюбили друг друга. Сказала, что под ее влиянием Петя окончательно завязал со своим прошлым.

– Вот только прошлое не желало завязывать с ним. Я сразу поняла, что приезд этого человека не к добру будет. Вроде бы при деньгах, а в глазах тоска, как у последнего бездомного пса. Выглядел потешно, борода как у гнома, лысина розовая, а меня в его присутствии начинал колотить холодный озноб. Сказал, что он старый друг Пети. Но я что-то не заметила, чтобы Петя ему обрадовался. Скорее уж наоборот.

Дима слушал очень внимательно. В описании старого друга своего деда Пети он узнавал того типуса, который всем представлялся его «дедушкой», раздобыл ключи от комнаты и в отсутствие Димы сумел проникнуть в гости к «внуку».

– Когда этот человек приехал, Петя стал сам не свой. Осунулся, потерял аппетит и даже сон. И все время твердил, что теперь ему капут. А потом украл те часы.

– Какие часы?

– Стянул часы в магазине. Да еще действовал так неловко, что попался. Продавщицы его сдали охране, охрана сдала полиции, а полиция, памятуя о его прежних геройствах, решила изолировать Петю от общества. И там в камере он и погиб.

– Но как это случилось?

– Никто не знает. Вроде бы Петю посадили в одиночку. Никого с ним не было. Но ночью его зарезали. В полиции меня уверяли, что это самоубийство, но я им не верю. Им удобно так думать, потому что тогда не нужно искать убийцу. А я уверена, Петю убил этот его «друг».

– Почему вы так думаете?

Сильва как-то смутилась, но потом все же сказала:

– Этот человек исчез сразу же после смерти Пети. И еще… Когда мне выдали тело Пети, на нем были многочисленные порезы, ссадины и ушибы. Меня пытались уверить, что Петя в таком состоянии уже попал к ним, но я-то помню, что из дома он уходил целым и невредимым. А вот в магазин он попал уже избитым. Разбил витрину, схватил из нее первые попавшиеся часы и бросился бежать. Продавщицы сказали, что у них было такое впечатление, что Петя нарочно затеял кражу, чтобы его схватили.

– Но зачем?

– Думал отсидеться в камере, наверное. Думал, что «друг» его там не достанет, но просчитался. Поэтому я не хотела бы вас пугать, но если этот человек появится у вас, будьте с ним предельно осторожны.

Дима невольно вздрогнул:

– А почему он должен у нас появиться?

Сильва замялась, но потом все же сказала:

– Дело в том, что перед тем, как все это случилось, этот «друг» приезжал к нам, и они долго о чем-то разговаривали с Петей. Я всего их разговора не слышала. Но когда этот человек ушел, Петя тоже куда-то ушел. В руках у него был пакет с какими-то плоскими коробками. Потом вернулся, пришел ко мне в комнату и сказал, что если с ним что-нибудь случится, чтобы внук его Дима спрятал посылочку подальше. Он про вас мне очень убедительно сказал.

– Про меня? Наверное, вы ошибаетесь. Я никогда не видел этого своего деда. Дело в том, что вся родня…

– Да, я знаю, – спокойно произнесла Сильва. – Петя мне говорил, что родственники отвернулись от него, когда он впервые попал за решетку. Но я своими ушами слышала, как Петя сказал: «Дима – мой внук. Сын моей сестры. Если меня арестуют, поезжай к нему. Забери посылку, которую я ему отправил». Получали вы посылку?

– Нет. Не было ничего.

– Тогда я не знаю, как и быть. Петю уже не спросишь. Если не получали, так и ладно.

– И это все?

– Все, что мне удалось узнать. Но только если у Пети нету других внуков по имени Дима, то этот тип может отправиться к вам.

– Зачем? И как он про меня узнал?

Сильва смутилась еще сильней.

– Может, он следил за Петей, когда тот ходил на почту. А для такого человека выяснить, куда и кому была отправлена посылка, тоже не проблема.

– Но что ему может быть от меня нужно?

– Думаю, что его интересует содержимое посылки, которую отправил Петя. Не знаю, с какой целью этот человек заявится к вам, но, если заявится, будьте осторожны. То, что случилось с Петей, должно послужить вам предостережением.

Дима и так чувствовал себя неважно, а уж после таких откровений Сильвы вообще захандрил. Он даже не стал заходить к себе домой, как-то не хотелось соваться туда, где его мог поджидать бородатый гном, по сути, спровадивший на тот свет деда Петю. Отправляться следом за дедом Дима пока что не хотел. Поэтому Дима, не заходя домой, сразу отправился к теще Витька.

Необходимый минимум, чтобы привести себя в образ отпетого уголовника, у него был с собой. А поношенное старье удалось раздобыть на ближайшей мусорке. Превозмогая брезгливость, Дима влез в чужие обноски. В душе он поклялся, что, если будет возможность, выставит бородатому гному счет за все эти перенесенные по его вине неудобства.