Текст книги "Новое утро жизни"

Она подошла к зеркалу. Да, она ожидала увидеть любой ужас на лице, не это. Зная Фискала можно было предположить любой подвох с маской. Но это… Серебристо -белая маска была почти открытой, но её дополняла прекраснейшая вуаль, которая необыкновенно хорошо гармонировала и с лицом, и платьем, и причёской девушки, правда делала её похожей на невесту. Что и говорить, у молодого волшебника изысканный, утончённый вкус.

Глава 10.

Я согласен отдать Вам руку и сердце…

Больше в тот вечер Милидия не танцевала, зато Фискал приглашал девушек, одну за другой, что, разумеется, злило всех, кроме самих барышень. Но всё равно это ночь запомнилась ей надолго, за те минуты одного вальса можно было претерпеть многое. Как это ни странно, но теперь Фискал каждый вечер честно появлялся в доме Артура, и с его приходом всё становилось живо и весело. Его язвительный, насмешливый язык с большим искусством выражал игривые, причудливые мысли буйного, свободолюбивого ума. Бесспорно, с ним было приятно общаться, к тому же он столько всего знал…

И вот, в один из таких вечеров, юноша сидел в по-хозяйски непринуждённой позе и забавлялся тем, что рассматривал вышивку на гардинах и слушал, как « Милидия и Юнона поочерёдно пытаются расстроить фортепьяно, соревнуясь, кто из них первая своими нежными пальчиками испортит чудный инструмент».

В комнату вошёл Артур, и внимание Юноны тут же переключилось на него, девушка засуетилась возле мужа тёплым домашним котёнком.

Милидия тоже тихо заговорила с Фискалом:

– Мне так понравились ноты, что Вы принесли, я обязательно их выучу.

– Тебе, Вам, правда нравится – он осёкся – но исполнили Вы их прескверно. – Тут произошло то, что не ожидал, пожалуй, никто из находившихся в комнате. Юноша заговорил громко, пылко и то с раздражением, злостью, то с нежностью – И вообще, сударыня, Вы, на мой взгляд, несколько ограничены в своём понимании жизни, едва ли к чему-то приспособлены, слабы, как котёнок, красавицей Вас так же не назовёшь – Все были, по меньшей мере, ошарашены этим заявлением. Артур хотел было заставить замолчать волшебника, но Милидия будто сказала взглядом: « Пусть продолжает.» – Характер у Вас тоже не ангельский, Вы свободолюбивы, строптивы, капризны, избалованы, непомерно горды, излишне серьёзны. К тому же абсолютно не обладаете чувством юмора. Но в Вас зашевелилось что-то необычное, Вы тайна, которая не доступна даже мне. И принимая во внимание, что в придачу ко всем своим недостаткам производите впечатление порядочной девушки, я согласен отдать Вам руку и сердце.

Милидия внимательно слушавшая всё это странное объяснение в любви с достоинством ответила:

– Мне жаль, но я не люблю Вас, простите и прощайте.

И ушла гордо задрав свой аристократичный нос.

Глава 11.

Мантилья из сумрачных кружев.

– Что ты натворил – прошипела Юнона, пулей вылетев из комнаты.

Артур даже не находил нужным что-либо говорить, он подошёл к юноше и отвесил ему пощёчину. К лицу Фискала прихлынула кровь. Прошло ещё несколько мгновение, и гробовую тишину голос Риверса:

– Идиот, ты же можешь потерять её навсегда…

Навсегда? Навсегда?!

***

Милидия графиня де*Шеврез поднялась к себе в комнату. Нет, хватит с неё всего этого, ей уже не нужно не волшебства, ни волшебников, она сможет быть если не счастливой, то хотя бы полезной людям. А разве, это и не есть счастье, спрашивал рассудок, но сердце видимо считало иначе, глупое, наивное сердце, из-за него теперь в глазах стояли слёзы.

«Но полно, сейчас сюда придёт Юнона, она не должна плакать при ней, соберись и вытерпи, я объясню ей, что не хочу изводить бедного влюблённого юношу, и попрощаюсь с ней, непринуждённо, может и с грустью, но такой, которую можно обосновать расставание с друзьями. Надо быть твёрдой, успокоить Юнону и чисто светло проститься с ней».

Вошла Юнона.

– Милая, пожалуйста, не переживай, – быстро, но нежно с явным участием заговорила она – Да, Фискал наговорил тебе глупостей, да у него скверный характер, но можно простить даже его недостатки, если любишь, можно простить всё, если очень любишь.

– Юнона, мне искрение жаль его, но я не люблю его. Право, думаю, в моём поведении не было ничего, что бы дало ему хоть малейший повод думать обратное. Но если, я и допустила, хоть малейшую ошибку, подавшую ему надежду, что же я сожалею об этом.

– Но мне показалось, да, наверное, показалось.

– Наверное, мне лучше уйти.

– Куда, зачем?

– Я не хочу причинять ему страдания – сухо, холодно проговорила девушка, – так будет лучше, лучше для всех – общие фразы – со мной всё будет хорошо.

– Но, как же так?

– Так должно было быть, не принимай это слишком близко сердцу – мягко, успокаивающе заговорила графиня – всё проходит и это пройдёт. Всё будет хорошо, правда, правда.

Юнона ушла в самом печальном чувстве. Она не смогла ни понять, ни предотвратить, ни остановить, не смогла ничего.

Милидия же, едва сдерживающая до этого чувства и эмоции, подошла к платяному шкафу, рывком выкинула оттуда все вещи, на щеколду закрыла дверь.

« Пора собираться, всё будет хорошо, ты откроешь свою школу и будешь счастливой среди детей, так надо» – из нот, которые она ещё держала в руках выпала подарочная карточка-портрет Фискала, с которой бессовестно-озорно смотрели васильковые, синеющие глаза, а до плеча вились золотистые волосы. Из груди её вырвался сдавленный не то крик, не то стон. Слёзы, градом хлынули из глаз. И от них и от тихих, сдержанных стонов она задыхалась. « Зачем я плачу пред тобой, эгоист, не люблю… Совсем не люблю….»

Она раньше никогда так не плакала, никогда. И это продолжалось довольно-таки долго. Но в одно мгновение девушка вскочила и подошла к зеркалу. « Опять зрачки болезненно зелёные, и лицо раскраснелось, ты будто ряженый в Сочельник. Тебе нельзя такой показываться, вдруг Юнона или Артур увидят, а если увидит…. Нет, не смей даже вспоминать его имя. Его никогда не было в твоей жизни, перестань думать о всяких глупостях, о всякой ерунде, займись делом и успокойся» Все ей вещи уместились в саквояж, корзинку, и аккуратную сумочку. Вот и всё… Теперь ей уже не следует ходить в красивых платьях, она ещё раз обернулась к зеркалу и её нежно-персиковое платье сменилось чёрным, даже кружева были тонкие, плотные, как тесьма и только по краям рукавов и закрытому воротничку. Да, чёрный ей никогда не нравился, не шёл, лицо не то бледнело, не то серело, волосы блекли, но теперь ей и хотелось быть страшненькой. Из зеркала на неё смотрела тень, приведение, призрак, да ещё и лицо заплаканно. Волосы она убрала в тугой пучок, не украсив его ни лентой, ни гребнем. И тут ей в голову пришла гениальная идея. Она закрепила в волосах плотную кружевную тёмную мантилью. Теперь никто не увидит её лица. Вот так вот.

***

Потерять? Потерять навсегда?! Навсегда! Артур говорит что-то ещё, но это не важно, пусть воспитывает, раз ему так нравится. Одно только слово «потерять» не выходило из сознания. Глупо, странно. Он впервые ощутил, что ничего не может с этим поделать, неужели это конец? Нет, не правильно, не естественно, с самого начала всё было так глупо. Да, он наговорил ей гадостей, Да, он виноват и это конец… Он потерял её невозвратно. И всё его скверный характер. За что, почему любить её… С её характером, с этим отказом… И этими глазами, томными, карими глазами чародейки, с них всё началось они во всём виноваты.

Из оцепенения его вывела Юнона своей трижды повторенной фразой:

– Милидия обещала спуститься в гостиную и попрощаться, Вы обязаны пред ней извиниться, если у Вас, конечно, хватит мужества.

– Я хочу поговорить с ней наедине.

Артур бросил ему такой взгляд, который явно значил: « Следовало бы Вам говорить с ней наедине ранее» – но сдержался от подобного комментария.

Юный волшебник ушёл.

– Как она, – тихо спросил он, так, чтобы Фискал не слышал.

– Я ничего не понимаю, мне казалось, Милидия влюблена, но когда я пришла к ней она была спокойна и сама утешала меня, а потом, когда я уже вышла я, будто слышала её крик или стон, потянула ручку двери, та была заперта.

***

– Вы в чёрном? – на лестнице стоял тот, кого Милидии хотелось бы видеть меньше всего.

– Да, в чёрном – голос не предал – но какое Вам до этого дело?

– Вы как вдова в трауре, черный не идёт Вам, я хотел извиниться перед Вами, но не скажу ни слова, пока на Вас эта мантилья из сумрачных кружев.

– Если Вам нечего сказать мне, я спешу, прощайте.

– Так ты не откроешь лица?

– Нет.

–Почему?

– Вы всегда делали что хотели, так почему же не допускаете, что такое право может быть закреплено и за другими?

– Вот значит как?!

–Да, так…

Милидия спешила уйти, и поравнялась с ним на лестнице. Фискал, не упуская мгновения, дернул мантилью, и та сорвалась, а тугой пучок предательски рассыпался по плечам тёмными волнами. Её лицо забледнело в тусклом свете, оно ещё хранило следы слёз. Она подняла томные ресницы, скрывающие её глаза полные обиды. От слез, они приобрели болезненный зеленоватый оттенок.

– Ты плакала?

– Нет.

– У тебя глаза, как персидская больная бирюза?

–Зачем Вы стянули с меня в мантилью?

Он схватил её за плечи.

– Перестань, слышишь, перестань притворяться, тебе не идёт. Да, я наговорил тебе глупостей, да такой у меня скверный характер. Но ты не можешь так уйти. Пойми, я тебя люблю, а ты любишь меня, признайся, любишь…

Девушка уже не стеснялась слёз, она только шептала.

– Как же стыдно, стыдно, глупо, по-книжному глупо, стыдно, стыдно, стыдно…

– Разве любить стыдно? Ты не можешь признаться, ну, хорошо, я тебе помогу, просто скажи, я тебя люблю, Фискал.

– Нет, нет, как же стыдно…

– Ваша память настолько коротка, что вмешает только слова: нет, как же, и стыдно? Но я упрямый, облегчим задачу, просто скажи, я тебя люблю.

– Нет, я тебя не люблю, слышишь, не люблю…

– Почти, почти… только убери частицу не пред люблю, давай вместе, я тебя люблю.

– Я тебя люблю – чуть шевеля губами, прошептала девушка.

– Громче, сударыня, громче.

– Я тебя люблю, как же стыдно – она потупила глаза.

– Видишь, как просто – волшебник отпустил её – как хорошо. Теперь ты никуда не уйдёшь, зачем тебе уходить, когда здесь есть кто-то, кому ты нужна.

– А что же дальше?

– Тебе только осталось назвать число и в тот же день мы обвенчаемся.

– Пусть это будет первое марта, первый день весны – она унеслась вдаль и была должно быть не здесь, а в той весне – Весной всё обновляется.

– Так нескоро, почти через два месяца?!

– Нескоро? – эхом отозвалась Милидия – разве это нескоро, но ты же знаешь, я свободолюбива, и с этим ничего не поделаешь, наверное, во мне есть много от птицы. Позволь мне простится с детством, ты сам называл меня маленькой, так дай же мне допеть мои девичьи песни. Я прилечу к тебе, я вернусь, я буду твоей.

– Навсегда?

– Навсегда…

Он хотел её поцеловать, но Милидия отпрянула и сбежала вниз по лестнице:

– Потом, – в её голосе просквозила мольба – не надо, сейчас нельзя!!!

– Ты сведёшь меня с ума, может тебя до свадьбы даже видеть нельзя?

– Если я не захочу – нельзя!

– Ещё одно подобное слово и я на руках немедленно несу тебя к алтарю.

– А я убегу, и ты меня не найдёшь никогда…

– Я не найду?! Учти, строптивое создание, я тебя из-под земли достану.

– Только больше не говори со мной, как со своей невестой.

– Ну и как с Вами говорить, крошка Мили?

– Как с другом, не иначе, и не обращайтесь ко мне как к ребёнку.

– Слишком много условий.

– Что поделаешь меня надо либо принять такой, либо отпустить.

– В таком случае, сударыня я тоже имею к Вам некоторые требования, поэтому, почему бы нам с Вами не заключить предбрачный контракт?

– Спустимся в гостиную и обсудим всё!

– И не забудьте про чашечку кофе.

– Со сливками?

– Что Вы, – Фискал брезгливо поморщился – разумеется, только горький, и советую запомнить, через два месяца готовить мне кофе будет вашей прямой обязанностью.

Волшебник бросил злобный взгляд на мантилью из сумрачных кружев и та исчезла.

– Вот так вот, и ни какого чёрного!

– Я всё поняла, ждите меня в гостиной.

– Я очень рад.

Глава 12.

Предбрачный контракт.

Когда графиня де*Шеврез появилась в гостиной в платье цвета кофе с молоком, покрытом тонкими изысканными коричневыми кружевами, она внимательно изучила все лица, смотрящих на неё. И нашла их такими: искренне радостное у Юноны, удовлетворённое, однако готовое к возможно возобновлённой войне остроумия у Артура и, конечно же, наиграно-серьёзное у Фискала.

– Милидия, Вы помирились? И теперь у Вас всё будет хорошо, правда, я так рада…

– Я тоже на это надеюсь…

– Господа, овации и поздравления позже – не без иронии, как и всегда, заметил Фискал – для начала следует уладить некоторые формальности, во-первых кофе, Милидия.

На столе появились четыре чашки.

– Читай, – волшебник подал девушке несколько листов бумаги, беря при этом свою чашку.

Юная де*Шеврез взялась за бумаги, представим читателю их краткое содержание:

« Предбрачный контракт господина Фискала Фейрфак и графини Милидии де*Шеврез.

Этим договор закреплено, что господин Ф. Фейрфак, находясь при подписании в здравом уме и твёрдой памяти, обязуется:

1.      Не обращаться к М. де*Шеврез, как к ребёнку.

2.      Не разговаривать с М. де*Шеврез, как со своей невестой.

В свою очередь, графиня Милидия де* Шеврез, находясь при подписании в здравом уме и твёрдой памяти, обязуется:

1.      Не носить одежды чёрного цвета.

2.      Ни при каких обстоятельствах не принимать необдуманных и безрассудных решение».

Внизу стояли строки для подписей:

– Прекрасный способ мести, – не выдержав с улыбкой, заметила Милидия.

– Всё что Вы хотели, моя прелестная госпожа.

– И Вы считаете, что я подпишу всю эту исповедь сумасшедшего?

– Я в этом уверен, ведь Вы первая наметили границы, пойми ты, дурочка, любовь не терпит условий, иначе она превращается в подобный комичный водевиль, или ещё во что-то глупее. Будь умнее и выше этого. Ты создана летать высоко.

– Почему Вы так решили?

– Потому что люблю тебя…

Глава 13.

Прощай, любить не обязуйся.

Эти три спокойных и просто счастливых дни, были от этого прекрасны. На себе Милидия то и дело ловила пытливые, но аккуратные и искренне радостные взгляды Юноны, а иногда и Артура. Это льстило, и самой себе девушка готова была признаться, что это приятно. Но более всего, Фискал стал к ней неожиданно внимателен, настолько, что обращался с ней, как с фарфоровой вазой, которая легко может разбиться от дуновения ветра.

Однако вскоре девушка почувствовала, что её избранник что-то не хочет говорить ей, это было неприятно, от того, что вызывало между ними чувства недоверия. Но спросить его прямо, нет, на это она никогда не пойдёт! Но всё-таки это недоразумение разъяснилось.

– Милидия, – он был осторожен – ты, конечно, помнишь мою тётушку и кузину.

– Да, Вы представили меня им на балу, – то и дело они приходили на Вы, особенно, сейчас – И Иванджелина, прелестнейшая девушка, я бы хотела быть её другом.

– Милидия, я хотел пригласить Вас завтра к ним, ты теперь моя невеста, и я думаю, было бы нехорошо, если бы они узнали об этом в самый последний момент. Тётушка воспитала меня и сестру.

– Вы чего-то боитесь, вы думаете, она найдёт меня недостойной Вас?

– Нет, как ты могла думать об этом, хорошо, я буду говорить более прямо. По какому-то непонятному внушению, Милюзетта всегда хотела, что бы я женился на кузине.

– На Иванджилине?

– Да, но мы никогда не испытывали друг к другу никаких чувств, кроме, искренней любви брата и сестры. Именно из-за этого она и держит Иву подле себя.

– А Вас?

– Пыталась удержать, но разве со мной можно совладать?

– Конечно же…

Что же, к предстоящему вечеру Милидия решила подготовиться как можно более тщательно. Ей было важно растопить лёд. Ведь она входит в новую семью, и во имя её любви, для неё она обязана, не разрушить, а скрепить отношения в ней. Девушке хотелось, что бы в ней Милюзетта нашла кроткую и любящую племянницу, а Иванджелина добрую сестру.

Ожидания оправдались только наполовину, хотя впрочем, Ива привязалась к Милидии ещё за краткий срок их предыдущего знакомства, что характерно для молодых девушек. От приема оказанного Милюзеттой неприятный осадок холодной учтивости остался и у юного волшебника, и у его невесты.

Но всё-таки наступило следующее утро, за котором должен был следовать новый прекрасный день.

Стоило только Милидии приколоть перламутровый гребень в виде ракушки в свои волны каштановых волос и улыбнуться себе в зеркало, да, она зеркальная необыкновенно хороша, и, конечно же, отражение во много раз лучше оригинала, особенно в этом нежно розовом платье, но всё-таки…

– Здравствуй – На пороге её комнаты стояла Милюзетта собственной персоной.

– Доброе утро, очень рада Вас видеть, но, право, так неожиданно.

–Что же тут неожиданного? У меня есть важные дела, которые нам следует уладить.

– Я в вашем распоряжении.

– Значит, Фискал женится на Вас?

– Да.

– Бедная дитя, Вы не знаете всей правды, ведь мой племянник уже был помолвлен с Иванджелиной.

– Да, он говорил мне это, но они не испытывали друг к другу чувств, которые бы заставили их вступить в брак.

– Ошибаетесь, они всегда были привязаны друг к другу, и давно бы поженились, но Фискал ужасно ветреный и мимолётное увлечение, может быть сейчас он, и клянётся в любви, но быстро остывает, впрочем, как и всегда, не Вы первая…

Милидия молчала, Милюзетта, нашла, что поступает слишком грубо, чем может выдать себя, и поспешила исправить, не забывая лишний раз задеть гордость графини:

– Прошу извинить меня, может быть я была несколько резка, но искренна, а правду лучше говорить сразу, без лирических отступлений, не так ли?

– Должно быть…

– У меня были только благие намеренья, ведь позже было бы больнее.

– Да, больнее, благодарю Вас, едва ли мы ещё увидимся, поэтому прощайте. Мне нелегко, что-либо говорить, поэтому просто прощайте.

– Ну что, Вы ещё ребёнок, стоит ли принимать всё так близко к сердцу. Но сейчас Вы хотите остаться одни, такое бывает.

И она исчезла. А в живом уме девушки выстроился план дальнейших действий. Она подошла к своему бюро. Сколько чувств, но писать о них ему, нет. Чувства со словами редко разняться, но сейчас можно было наблюдать этот случай. Так надо, стоит ли об этом теперь жалеть. Ведь если она действительно любила, стоит думать о его счастье…

« Прощай, будь счастлив, – появилось на бумаге, на этом бы можно было и кончить. Но всё-таки Милидия была женщиной, а не бесчувственной деревяшкой. Врождённое чувство справедливость, понимание того что Фискал поступает бесчестно, хотя врождённая кротость и доброта пытались оправдать его, но он обманул не только графиню, но и другую девушку, всё это сливаясь вытекло в один единственный упрёк, хотя Милидия не любила ни жаловаться, не упрекать. – Любить не обязуйся» – Точка. Перо предательски скользнуло по бумаге и вывело ещё несколько точек, больше похожих на кляксы. Получилось многоточье.

Теперь она совершит последние в своей жизни волшебство, больше, как бы трудно ей не пришлось она, не прибегнет к этому никогда. Где бы ей сейчас оказаться, всё равно пусть будет первое, что придёт на ум, девушка сосредоточилась…

Глава14.

Ночь в лесу.

По улице моей который год

звучат шаги – мои друзья уходят.

Друзей моих медлительный уход

той темноте за окнами угоден.

Запущены моих друзей дела,

нет в их домах ни музыки, ни пенья,

и лишь, как прежде, девочки Дега

голубенькие оправляют перья.

Ну что ж, ну что ж, да не разбудит страх

вас, беззащитных, среди этой ночи.

К предательству таинственная страсть,

друзья мои, туманит ваши очи.

О одиночество, как твой характер крут!

Посверкивая циркулем железным,

как холодно ты замыкаешь круг,

не внемля увереньям бесполезным.

Так призови меня и награди!

Твой баловень, обласканный тобою,

утешусь, прислонясь к твоей груди,

умоюсь твоей стужей голубою.

Дай стать на цыпочки в твоем лесу,

на том конце замедленного жеста

найти листву, и поднести к лицу,

и ощутить сиротство, как блаженство.

Даруй мне тишь твоих библиотек,

твоих концертов строгие мотивы,

и – мудрая – я позабуду тех,

кто умерли или доселе живы.

И я познаю мудрость и печаль,

свой тайный смысл доверят мне предметы.

Природа, прислонясь к моим плечам,

объявит свои детские секреты.

И вот тогда – из слез, из темноты,

из бедного невежества былого

друзей моих прекрасные черты

появятся и растворятся снова.

Белла Ахмадулина

Никогда потом Милидия не могла вспомнить всех подробностей этой ночи, так же, как и не могла забыть её полностью. Всё вырисовывалось какой-то размытой полубредовой, полусумасшедшей картинкой, в которой яркими были только отдельные островки-фрагменты.

Она не знала, почем очутилась в осеннем на две трети облетевшем лесу. Наверное, потому что и две третьи листвы её души облетело, и частички её были затоптаны в грязь. Но нет, она сохранит всё то, что ей осталось, будет счастлива вопреки всем и всему. Она осмеяна любовью, её первые чувства разбились о преграды. Но разве потеряла она любовь ко всему живому? Разве кто-то посмеет запретить ей любить эти деревья и цветы, этих птиц и животных, разве кто-то посмеет запретить ей принять в сердце всех людей, как своих родных? Пусть она дурна собой, глупа, у неё скверный характер, но разве она не должна отдать всё то немногое хорошие, что имеет живому?

Так думала она, когда стояла, прижавшись щекой к коре какого-то дерева, а слёзы сами собой текли из глаз, текли по лицу, исчезая на шеи под белым воротничком. Но надо было идти, и она пошла. Каблуки на туфлях скоро сбились, но это было теперь совсем неважно, никому не нужно. Ноги утопали в ковре изо мха, увядшей травы и выцветшей листвы. Потом Милидия, кажется, забрела на болото, где и вовсе лишилась обуви, чуть не увязла, и в довершение всех бед промокла до нитки. Дрожа всем телом, она ещё долго шла по лесу, надеясь выйти из него, до наступления темноты. Потом, когда стемнело совсем, она оступилась о какую-то корягу, упала на землю, вывихнув при этом ногу. Дальше идти было невозможно, значит, девушка оставалась одна в лесу. Ночью будет ещё холоднее, а платье на ней совсем мокрое, усталость брала своё, и на болоте она будто бы простудилась. Неужели это конец…

Она стала смотреть в небо. В эту ночь на небе даже совсем не было звёзд, жалко… Чего, не понятно. Что же, значит надо вспомнить, вспомнить всё…

Первые её воспоминания сливались с двумя людьми, русоволосой красавицей с голубыми глазами, и мужчиной с длинными пышными офицерскими усами. Это были её родители… Нет, не могла она забыть ни света тех единственных глаз, ни того, как прятала свой носик-кнопку в эти усы. Уединённый дом на холме..! Потом на ум стали приходить нелепые, но милые и дорогие сердцу мелочи, ми в этом нет ничего удивительного, ведь жизнь то строится из них. То вспоминались прованские кружева, запах левкоя, фортепиано из орехового дерева в гостиной её матери. На этом фортепиано графиня учила дочь первым самым простым и незамысловатым песенкам. Милидия тогда полюбила музыку, и что бы ни делала всегда – что-то напевала, за это дома её прозвали Мелодией, что было созвучно с имени девочки. Вспоминались и длинные прогулки с родителями, во время которых были заданы самые наивные детские вопросы. Позже к шести годам она превратилась в настающего мальчишку, конечно находясь под влиянием отца. В это сложно поверить, но эта скромница в ту пору командовала всеми детьми, кого смогла отыскать в окрестностях, даже мальчишками, несмотря на то, что почти все были старше её. Прекрасная наездница, она умела скакать не только в мужском седле, но и вовсе без седла, и, говоря по правде, она нередко уводила лошадей без спроса, однако толи она успевала вернуть их до того как их хватится, толи граф сделал на этот счёт отдельные распоряжения, ей как правило сходили с рук её авантюры. В фехтовании шестилетняя Милидия дала бы фору и иному молодому человеку. В их саду не было ни одного дерева яблони, груши или вишни, которое бы девочка в конце лета не обобрала бы до нитки, она залезала даже на самые высокие и недосягаемые ветки. А её проделка с воздушным змеем, когда она хотела улететь на нём в далёкую страну Мандигорию, которую, разумеется, по всем правилам детской фантазии выдумала сама. Её пытались одевать, как маленькую принцессу. Но, право, ни одно платье не жили дольше дня. Многочисленные кружева и банты вечно были в грязи и пыли, а найти целую ленту для волос было просто невозможно. «Милидия, пора повзрослеть, ведь ты станешь настоящей юной леди» – ласково улыбаясь, говорила ей мать. Вот уж вздор, она никогда не станет леди, нет, нет, как же жаль, что она не родилась мужчиной…

А потом…, нет, не надо думать о том, что было потом, зачем воспоминать это сейчас, раз в сердце едва установился покой, зачем тревожить его теперь, в, быть может, последние часы… Её лихорадка усиливалась. Звёзды на небе так и не появились… А ведь она любила смотреть на звёзды, особенно на падающие. Вот бы когда-нибудь увидеть звездопад днём! Всё бы загадывали свои самые добрые и светлые желания, этим пришельцам других миров. И всё что бы загадали сбылось… Обязательно сбылось… Только теперь, она едва ли увидит это…

Хотелось думать о чём-то светлом и чистом, и уже в полузабытьи представляла девушка себе счастливые лица детей. Она стоит под деревом в своём саду окружённая девочками и мальчиками, нет, она никогда не будет сердиться на них. Она разрешит им обрывать яблоки и груши со своих деревьев. Милидия будет выращивать для детей цветы, и мастерить игрушки, будет учить их мыслить, любить, быть милосердными, придумает им светлые и добрые сказки. Девушка сделает всё для их счастья, ведь дети – цветы жизни, а она станет для них своеобразным чудесным садовником и воспитает из них настоящих людей.

Глава 15.

В поисках Милидии.

Сегодня, обыкновенно светлая и солнечная гостиная, как и её хозяйка, омрачилась. Может комната имела свойство менять настроение, соответствую госпоже Риверс. Юнона нервно перебирала платок в руках, бросая печальные взгляды, то на мужа, ходившего взад вперёд, то на Фискала, не отводящего взгляда от записки, которую уже, наверное, прочитал несколько сотен раз.

– Может, ты чем-то обидел её? – Артур с беспокойством посмотрел в васильково-синие глаза друга.

– Нет.

– Она девушка впечатлительная – заметила Юнона – И твой насмешливый язык, может, какое-то неосторожное слово, небрежно брошенное.

– Простите, господа, что вмешиваюсь, – взгляды обратились к неожиданно появившейся девушке, это была Иванджелина – Вы правы, девушка она действительно, впечатлительная, но вся неосторожность Фискала состояла только в том, что он показал Милидию тётушке.

Лица у всех выражавшие до этого простую обеспокоенность сменились, осознанием приближавшиеся бури.

– И чем же кроткая и добрая девушка так не угодила Милюзетте? – спросила Юнона ещё не верившая в страшную разгадку.

– Дело не в ней. Ты же знаешь, тётушка всегда мечтала поженить нас с Фискалом, а само существование Милидии уже спутывало все карты. Не знаю, чего такого ужасного Милюзетта наговорила ей, наверное, что-то порочащее Фискала. Но время не ждёт, как только я узнала это, я поспешила к Вам.

– Ты права – на лице Фискала заискрилась решимость – время не терпит.

– Что ты задумал – попытался охладить его Артур.

– Чего мне это не стоило, я разыщу её, да я прибегну к запретному чародейству, и если понадобится, я найду способ – он осёкся – вернуть её к жизни.

– Ужасно – прошептала Юнона – ты думаешь, она могла…

Иванджелине лучше всех удавалось сдерживать себя в руках, она твёрдо произнесла:

– Успокойтесь, нет, я думаю, она не смогла бы. Но прибегнуть к запретному чародейству действительно придётся, Вы же знаете, нельзя отслеживать путь пройденный человеком.

– Нельзя ли использовать разрешённые методы.

– Нет, Юнона – девушка не теряла выдержки – других способов нет, иначе мы потеряем её.

– Тише – Артур остановил девушек, взглядом указав им на Фискала.

Юноша был сосредоточен и от этого поднёс даже пальцы к вискам. Минута, две… Стена растворилась, а вместо неё появилась лесная поляна. Мгновение, волшебник опустил руки и поднял глаза. На траве, пожухшей, осенней лежала девушка, покрытая инеем, вся белая, волосы и ресницы её серебрилось. Это была Милидия. Через долю секунды полностью придя в себя, он подбежал к графине, взял в свои руки её хрупкую жизнь, вынес из этой осенней зимы, аккуратно уложил её на диван. На место леса вернулась стена.

Глава 16.

Неприятности начинаются.

– Фискал, Артур перенесите Милидию в её комнату, проследите, что бы камин там горел. Юнона, ты тоже помоги мне.

Иванжелина руководила своим спокойным и не дрогнувшим голосом. Сложно была поверить, что такая хрупкая на вид девушка владеет такой выдержкой и так сосредоточена. Она вымыла руки, строго попросила удалиться молодых людей и при помощи Юноны осмотрела Милидию. Затем задумалась только на какую-то минуту и как бы про себя произнесла. Что же медлить нельзя. Надо действовать. Отослав госпожу Риверс, она принялась за свою работу.

Половина третьего ночи. Однако никто не думал идти спать. Наконец Иванджелина спустилась в гостиную, девушка выглядела очень усталой. Фискал подал ей руку и усадил кузину в кресло.

– Юнона, можно чашечку крепкого кофе – тихо попросила Ива, и когда хозяйка подала ей чашку, гостья начала пить маленьким глотками.

Покончив с кофе, девушка твёрдо начала:

– У неё пневмония, да у неё воспаление лёгких – заметив, сколько неподдельного ужаса в васильково– синих глазах Фискала она продолжила – да её шансы выжить были примерно один к десяти, и то только при условии, если она сама захочет жить, иначе один к ста не больше. И это конечно если я ограничусь только разрешёнными методами, известными современной науке, меня это конечно не устроило, я решилась… Теперь жизни Милидии ничего не угрожает.

– Ты воспользовалась запретным чародейством? – спросил Артур.

– Да – тут она сменила тон и улыбнулась – Ну что, господин Фейрфак, я спасла Вашу невесту. Но, Вы, приуныли, кузен, или я разрушила Ваши представления о том, что только Вы можете менять правила игры.

– Я думаю, чем смогу отблагодарить Вас.

– Примите в свой дом бедную родственницу, и мы в расчёте.

– Так ты не вернёшься к Милюзетте – спросила Юнона.

– Нет. При ней, я говорю откровенно, я терплю не лучшее обращение, и то, что случилось сегодня.

– Я буду рад видеть тебя у себя в доме.

– Я должна вернуться к Милидии, к утру, я думаю, она придёт в себя…

– Ни с места, Иванджелина Орнадегольд.

У дверей гостиной стоял молодой человек смазливой наружности с прилизанными русыми волосами, и немного суженными глазами. Если бы здесь была юная графиня, она бы вспомнила, что видела его на балу в васильково синем камзоле. Это был Эмиль Сьюди.